Кто из нас услышал шепот шин по дороге первым? Как будто все трое разом.
Карсиры-патрульные со стороны Садовой зоны. Искали нас? Было непохоже.
— Дорога открыта? — спросил у Наты, та прошерстила последние новости. По всему выходило, что так.
Бойцы-предатели не спешили, сбавили скорость. Смотрел за ними с пригорка. Бронемобиль выкатился на обочину, прежде чем остановиться.
Вышедший водитель осмотрелся по сторонам, словно кого-то искал. Привалился спиной к борту, повелительно сложил руки на груди. Будто все прячущиеся в лесу диверсанты сами должны выползти пред его светлым ликом.
Ириска вздрогнула, что от укола, пришедший сигнал был неожиданностью. Незнакомец.
— Видите машину, сержант Потапов?
— Вы кто?
— Друг. Позвольте все объяснения потом. Но, дабы растопить лед недоверия — Влада. Это имя говорит вам о чем-то? Если да, если помните, какое выдали ей задание сегодняшним утром, прошу к автомобилю. И не убивайте водителя. Это наш человек.
Переглянулись с Натой. В глазах инфо-феи вопрос — доверяю?
Нет, но это не повод отказываться от возможности захватить автомобиль.
Словно в доказательство добрых намерений, карсир, даже не видя нас, поднял руки. Безоружен, пустая кобура, пустые ножны. Блестел на солнце полированный карсирский символ.
Пошел вперед сам, Нату с девочкой оставил за спиной. Велел ждать моего сигнала.
— Вы один? — карсир часто захлопал глазами. — Ожидал, что будет больше…
Правильно ожидал. Засады не случилось. Фамильная реликвия родилась из маны, ткнулась в стриженый висок солдата — тот мигом взмок.
— В этом нет нужды, — залепетал высохшими губами. В воздухе запахло страхом.
— А вот это решим без тебя, — отдал Нате приказ идти к машине. Ириска отчаянно и зло сканировала окружение — ни одного вражеского бойца. — Кто послал? Тот, кто выходил на связь, твой босс?
— Д-да. Это князь Кшиштоф…
Еще монетка в копилку ничего не говорящих мне имен. Карсир быстро понял, в чем дело.
— Он говорил, что надо вас забрать. Что вы не будете сопротивляться. Сказал провести в город.
— А кто будет с нами, он тебе не нашептал?
Девочка с инфо-феей заняли задние пассажирские места, захлопнули за собой двери.
Карсир готов был лопнуть от волнения.
— Прошу, не стреляйте.
Он зажмурился. Сукин сын! Передал кому-то сообщение по нейрочипу. Курок дрогнул, оттягиваемый спусковым крюком…
— Вам в самом деле не стоит. Я же просил не убивать водителя.
— Еще не значит, что тут же заслужили доверие.
— Влада говорила, вы будете сговорчивей, — в голосе князя послышались нотки разочарования. Старик выдохнул.
— Если так, почему сама не выйдет на связь?
— Часть дороги и территорию леса окружили глушащим полем. Посланный ей сигнал будет попросту рассеян до того, как вы его получите.
— Ты со мной не голубиной почтой общаешься.
Князь задумался над аргументом.
— Справедливо. И все же позвольте оставить долгие объяснения на потом. Воспользуйтесь моим гостеприимством. Если нет… буду разочарован. На помощь в дальнейшем можете не рассчитывать.
Я бросил взгляд на Нату, она подтвердила:
— Похоже, не врет. Микроботы в самом деле создают глушащее поле. Мы можем общаться внутри него, но вот дотянуться до нас за пределами пузыря никто не в состоянии.
— А он?
— Может находиться в пределах этого пузыря.
— Что думаешь о Владе?
Инфо-фея пожала плечами, ответила не сразу.
— Ей же не обязательно быть рядом с ним. Кем бы он ни был.
Резонно.
Водитель сидел ни жив ни мертв. Мертвенная бледность лица, застывший взгляд — страх творил с ним жуткое.
Я рассеял ствол, успокоенно выдохнул. Спросил:
— Вести сможешь? Кати к его гостеприимству, посмотрим, чем богаты нынче князья…
Не богаты.
Заброшенный особняк сильно походил на имение Ульяновых. Странно, что в нем кто-то жил.
Высокий, вытянутый, похожий на эльфа вампир. Ириска сходу распознала в нем носферату.
Улыбнулся, пряча клыки.
— Добро пожаловать, товарищ сержант. Желаете чаю?
— Желаю перейти сразу к делу, — не видел смысла тянуть кота за хвост. — Где Влада?
Он развел руками.
— Очевидно, моей племянницы здесь нет.
— Племянницы?
— Вас это удивляет? Не родная. Дальняя, по бабкиной линии. Может быть, вы не в курсе, но у носферату…
Вдаваться в подробности генеалогического древа вампира не было времени. Остановил недвусмысленным жестом. Князь кивнул.
Глянул в окно. Карсир на улице караулил машину, утирал пот.
— Вы говорили, что поможете выбраться.
— Да. После случившегося…
— После случившегося хотел бы знать, как вы узнали об этом?
Он прошелся вдоль стола, ни на миг не опуская высоко задранного носа.
— Людская торопливость, — упрекнул. Словно Влада, видел во мне лишь мальчишку. — Извольте. Как можете наблюдать, у меня есть как источники, так и люди в стане противника. Влада сказала, вы ищете Сопротивление. Можете лицезреть в моем лице.
— В одиночку против целой империи? — ухмыльнулся. А у парня, сколько бы ему ни было, завышенное самомнение. Вампир смутился.
— Извините, что навел вас на неправильные ассоциации. Конечно, не в одиночку и даже не принимаю участия в диверсионных действиях. Отнюдь.
— Успешно сопротивляетесь с дивана? Впрочем, шутки в сторону. Скажите честно, вам нужна девочка?
— Честно говоря, еще час назад я даже не знал, что юная госпожа в опасности, не говоря уже о том, чтобы подозревать что она в ваших руках.
Выдохнул, набрался терпения.
— А то, что рядом с этой заварушкой окажусь я, вам тоже сказала Влада?
Князь кивнул, чем уже заслужил пулю в лоб. Врать нехорошо. Он вздернул палец в надежде остановить от необдуманных действий.
— Ваша союзница, что была вместе с вами, послужила источником информации. Не знаю ее имени, но она указала место. Я сопоставил факты и…
Звучало логично, хоть и неубедительно. Погодим пулю в лоб.
— Вы справедливо заметили: сопротивляюсь, не вставая с дивана. Так получилось, что Царенат очень осторожен. Влада говорила, что они делают с вампирами?
— Не будем вдаваться в подробности.
— И то верно. Скажу лишь, что на мои средства осуществляются провокационные действия, диверсии, акты устрашения.
— Убиваете людей? — прищурился, глядя на него.
— Случается. Стараемся обходиться без жертв среди гражданских. Имя полковника Ерохина вам говорит о чем-нибудь? Он успел рассказать мне о вас, правда, сгинул при попытке рейда на торговый комплекс «Богатырь».
Вспомнил старика, кивнул. И тут же прищурился.
— Это был не рейд…
— Именно он. Вы правда думаете, что он решил рисковать своими людьми в желании помочь вам и спасти попавшую в плен девочку из вашей группы?
Кшиштоф повернулся спиной, глядя в окно. Отсюда был чудесный вид: природа красила в свое мрамор изваяний, бурьяном оплетала калитки, лавочки и ворота угодья.
— Он велел передать мне Берсеркину некие цифры.
— Знаю, — вампир кивнул, — но даже если вы скажете их мне, ничего не пойму.
— Если вы спонсируете Сопротивление, неужели не можете найти способ связи хотя бы с приграничными зонами России?
— Вы ведь уже пытались уговорить связную. Не отнекивайтесь, это очевидно и логично. И получили отказ. Царенат строго следит, чтобы ни одно сообщение не вышло отсюда, не говоря уже о том, чтобы вошло. Сложно, дорого, почти невероятно.
Мне вспомнилось обратное: разговор с Бейкой, когда нас подхватила Фел.
— Если способ прорвать эту блокаду и есть, мне о нем неизвестно. А полковник Ерохин во многом походил на вас: недоверчив, угрюм. Человек дела.
— Вы поручили ему рейд на «Богатыря»?
— Господь упаси. Ерохин — офицер и мог признать лишь власть старшего по званию. Я же выскочка-аристократ. Однако… если вам так будет угодно, мне известно, что он собирался провернуть. Спасение рядовой, что хотели использовать в качестве гладиатора на арене — ширма, отвод глаз. Приятный бонус, если бы план удался. Он просил достать ему усилители сигнала. Бои на арене не только происходят вживую. Их оцифровывают, снимают, показывают по телевидению. Не на весь Царенат, но ретранслятор мощный. Думаю, он хотел прорваться сквозь купол глушащих устройств. Полагаю, затея стоила ему жизни.
На миг задумался. А ведь в самом деле, старик рвался в рубку управления. Выбери я пойти с ним, может, у него бы получилось?
— Я просто хочу вам показать, что со мной можно вести дело.
— Что мешает вам быть двойным агентом?
Он неподдельно возмутился.
— Вы оскорбляете мою гордость, сержант Потапов.
— Вполне возможно. Но вы сами сказали: Царенат не любит вампиров. Но вот вы здесь, передо мной. И якобы обладаете несметными богатствами для содержания. Не сходится.
Носферату принял мои доводы, ему было чем ответить.
— Понимаю. Однако мне легче прятаться, чем зверолюдям. Главное, не попадаться на глаза, стараться не покидать убежищ. Сопротивление дает мне возможность спасения. В свою очередь, мне удается достать то, что им требуется. Царенат ловок в порабощении других, но вы наверняка слышали, что вампирам для этого не требуется ни ритуалов, ни заигрываний с темной магией.
Что-то такое слышал еще там, в прошлом мире. Здесь байки оборачивались правдой.
— Я удовлетворил ваше любопытство? Влада… сумела отыскать меня. Не сразу распознал в ней свою, хотел бежать. Но у вампиров есть… особенности. Мы быстро сошлись. Я распознал ее запах: к сожалению, она недавно пробовала кровь. После на связь вышла ваша спутница. Сопоставив одно с другим, решил, что это вы. После доложили о том, что среди нападавших оказался ружемант. Сами понимаете, все сходилось.
Сходилось у него — сойдется и у других. Виту Скарлуччи достаточно будет услышать о последнем.
— Вы говорили, что сможете вывести в город. В курсе, что территория окружена сигнализирующими микроботами?
— Да. Но только для незарегистрированного транспорта. Машина моего человека зарегистрирована. Но, прежде чем вы уйдете, позвольте спросить. Ваша задача неординарна. Вероятно, вам понадобятся… необычные инструменты. Будем держать связь через Владу. Не рассчитывайте на многое, несмотря на сказанное, я не волшебник.
Он вздохнул, покачал головой. Сунул руку в карман.
— Наверное, это должно принадлежать вам?
На бледной ладони лежала грязная, некогда белая пластмассовая собачка-брелок на оборванной цепи.
Князь тотчас же ответил на мой вопросительный взгляд.
— Говорят, эта вещь излучает руж-волны. Я проверял, однако не заметил. Но вы ружемант, вдруг оно вам что-то да скажет?
Осторожно принял подарок, вгляделся. Почуял легкую пульсацию, будто нечто заложенное внутри просилось наружу.
— Откуда это у вас?
— Долгая история. Боюсь, мы исчерпали наше время на сомнения. Идите, водителю в скором времени следует прибыть на контрольный пункт. Он отвезет вас, дальше справитесь сами.
Я благодарно кивнул в ответ…
Ей хотелось конфет.
Тех самых, из детства, которые приносил волк.
Ночами она делилась со мной своими воспоминаниями. Шептала сквозь сон, а я будто видел наяву.
Ноябрьский, холодный вечер, снег за окном, тьма давно съела свет солнца, оставив лишь краткие перемигивания светофоров. Бабушка, копошась, неспешно выходила на балкон. Серое пальто, карминово-красный шарф, шапка-берет. И возвращалась — говоря, что волчок забегал, принес гостинец.
Пышка поглядывала на лес, кусая губы. Хотела, чтобы волчок явился, забрал как можно скорее домой.
Обещала себе быть смелой, но не могла.
Молчу, не утешаю, не вмешиваюсь — из нас скверный дуэт. Стоит мне вставить свое слово, как она, насупившись, обижается.
Словно я виноват в том, что она никогда не сдавала нормативы и тайком прятала конфеты под подушку. Другие лишь делали вид, что не замечают фантиков у ее кровати, а может просто им было нечего ей сказать.
Теперь держит меня, вцепилась до побелевших пальцев. Маленькое сердце девчонки чует: враг близко, враг идет, враг неотвратимо шагает по ее душу.
Трупы тех, кто пытался ее взять лежали у позиции. Словно ополоумевшая, она смотрела на ребристую рацию. В каждом шорохе извне ей слышались голоса девчат. Страшная, жуткая мысль не умещалась в неповоротливом, могучем теле девчонки: она последняя.
Я знал, она знала, и самое жуткое, знали они.
Словно крысы, озверевшие и злые готовились к очередному штурму. Трижды в ее укрытие влетали гранаты, трижды я сбивал с нее спесь отрешенности, заставлял действовать. Неповоротливая и неловкая, она на редкость успешно откидывала гранаты обратно.
В четвертый раз не повезло: рифленый конус закрутился под ногами. шипя и обещая впиться сотней тысяч осколков в девичью плоть.
Пышка нырнула к матрасу — раньше он казался ей спасительным убежищем. Вот и сейчас, невесть откуда взявшийся, старый и полосатый, он спрятал ее за собой.
Боль пришла не сразу, как только унялся оглушающий писк в ушах. Оценил ее повреждения раньше, чем она сама. Плечи, лодыжка, руки и спина: осколки не пощадили, впились под лопатку.
Ждал, что она заплачет, сегодня Пышка оказалась крепче обычного.
Лежать было некогда. Скинув матрас, она надавила спусковой крюк, и я заговорил на языке огня и боли. Еще три трупа в копилку сегодняшних жертв — смерть смачно пирует.
Пышка пытается встать, не смотрит на убитых: мертвецы пугают ее точно так же, как и в детстве.
В голове лишь строгий голос старшины: встать, сменить позицию, проверить боезапас, перезарядить.
Выполняет все с завидной точностью, кроме последнего. Шарит по карманам и улыбается: сегодня останусь без угощения.
Смотрит на мертвеца. Кричу на нее, чтобы перестала быть тряпкой. Вклиниваюсь ей в сознание, в пинки выгоняю досужий, липкий страх. Едва завидев меня, тот отступает, уходит прочь, и девчонка обшаривает подсумок трясущимися руками.
Магазин. Чистенький, свежий, едва ли не вчера сошедший с конвейера. Чую дух ружейного масла, хочу как можно скорее заполучить в свое нутро.
— Они ведь не придут, — не вопрос, утверждение. Оглядываюсь, хочу понять, с кем говорить. Не сразу догадался, что со мной.
Кашляю, еще никогда прежде люди не отвечали нам и не слышали. Не думал, что девчонка станет исключением.
— Придут, — вру, проглотив горечь обиды. Знаю, что некому приходить. Слышал прощальный крик винтовки Остроглазой. Отчаянной и злой тирадой строчил пулемет Молчуньи. Взрыв час назад унес с собой Верную. Остальных не слышал, но чуял.
Привык себе доверять.
Она тоже.
— Ты прости, что я тебя ругала, — осторожно привалилась спиной к стене, тяжко задышала. Утро принесло с собой зябкий сквозняк, тот сковал пухленькие, привыкшие к варежкам ладошки. — Там, на марше. Ты тяжелым казался. Прости.
Отвечаю, что ничего страшного. Пускай не слышит, но мне противно молчать, ей больше не с кем говорить.
Смерть явилась за ней вот уже как полчаса назад. Нетерпеливо смотрит на часы.
Пышка шмыгнула носом, утирая горькие слезы: жалость к себе рвалась с девичьим воем. Не хочет умирать. Как же, черт побери, я ее понимал…
— Ты хороший. Знаешь, когда была маленькой, мне мама говорила, что красивая. Папа звал умной. Друзья улыбчивой. Будто перестань я такой быть, сразу стану им противна. Меня только здесь научили, как правильно. Любят не за то, что красивый, умный, добрый.
Молча ждал, словно в лихорадке, ожидая конца тирады.
— А за то, что просто хороший. Ты хороший, понимаешь? Хороший. Лучший. Прости…
Ей не везло с парнями. Пугаясь телосложения и невысокого роста они бежали прочь, не желая заводить с ней отношения. Предпочитали подруг.
Нерастраченная нежность вдруг вылилась на меня потоком, словно патока и не знал, что же с ней делать…
Потянул за струнки ее души, натянул тревогу: заметил сквозь пластику прицела копошащиеся вдалеке кусты. Твердил себе, ей, всему миру: мы выживем! Мы сможем! Мы победим!
Смерть, несмотря на спешку, прыснула в кулак.
Пышка нырнула к окну, уловила движение у водосточной трубы, тремя очередями скосила крадущегося гранатометчика. Его собрат по несчастью выпрямился, пытаясь спасти свою жизнь. Это он напрасно. Свинец пуль вспорол бронежилет, словно консерву.
Девчонка умница, девчонка хороша — гордился бы старшина, улыбаясь в длинные усы. Скользнула прочь, бегом сквозь половину здания, дыхание вырывалось из нее рваными клочками пара.
Боль, вдруг вспыхнувшая в пояснице скосила ее, словно травинку. Споткнулась, протащилась по грязному полу, захрипела: кровь попала в рот. Перед глазами застыл алый туман. Смерть подняла бровь, остановилась на полушаге.
Не выдержал, закричал.
— Чего же ждешь? Иди! Забери ее! — она молчит, ничего не отвечает. Как будто когда-то было иначе. Другие говорили, что иногда она бросала им пару слов, но предпочитала игнорировать. — Ей больно, слышишь? Какая разница, когда она умрет? Минутой позже? Ты же видишь!
— Ты только что обещал ей обратное. Теперь просишь меня?
Мне сразу же стало стыдно. Пышка агонизирующе дрожала, подстреливший ее снайпер знал куда и как бить.
— Облегчи ей страдания. Прошу.
Смерть обреченно выдохнула, словно утратила вкус к работе и взмахнула косой. Обнял девчонку кожаным, тертым плечами ремнем. Услышал, как мягко и едва слышно она спрашивает: — Я хорошая?
Ты хорошая, малыш.
Спи. Я отведу тебя туда, где волки приносят конфеты…
Ната пихала в плечо. Наваждение испарилось злым мороком. Нет полноватых, мягких рук Пышки, нет улыбок, нет надежды даже на пороге смерти.
Только машина, неприятные, перекошенные лица. Взмокший водитель. По одному его виду было ясно: прорвались чудом.
Принцесса, будто поддавшись моей безмятежности, спала, привалившись к моему плечу.
Хотелось погладить малышку по волосам, заверить ребенка, что все будет хорошо.
Просыпались заложенные мужские инстинкты. Никогда не любил детей, знаю ее меньше дня, а уже готов заслонить собой в момент опасности.
— Здесь, — проговорил водила.
День клонился к закату, незаметно проскочив. Усталость шумела в голове, звала отложить все дела на потом. Ответственность была против. На правах здравого смысла потрясала перед носом здоровенным, наполовину выполненным списком. Тот как будто стал длинней.
Я набрался смелости, хмыкнул и спросил: а можно сразу выполнить тот пункт, что с эвакуацией? Как же мне все осточертело…
Ответственность напомнила, что на завтра, раньше некуда, намечена встреча с Фел, если я все еще ей верю. Захотелось заплакать от обиды.
— Серж? Ты говорил, что маленькие девочки не твой профиль. — Сейрас хлопала глазами, будто надеясь, что прячущаяся за моей спиной Кьяра исчезнет. — Это кто?
— Позвольте представить. Принцесса Царената. Последняя из рода Цаесар. Пустите нас на порог?
Эльфийка препятствовать не стала…