Руна

Глава 26 Криминальные личности

“Дейли телеграф”, 25 апреля, суббота

ЧИСЛО САМОУБИЙСТВ В СТОЛИЦЕ ПОБИВАЕТ ВСЕ ПРЕЖНИЕ РЕКОРДЫ

По данным последнего отчета экспертов-психологов Центрального лондонского бюро по анализу медицинской информации, количество совершаемых в последнее время в столице самоубийств продолжает увеличиваться, причем отмечается явная тенденция к его дальнейшее росту.

“Рост количества самоубийств обычно приходится на период с января по март, — заявил доктор Марван аль-Хафаджи. — В холодное и темное время года люди больше подвержены депрессии, тогда как по мере приближения весны статистика постепенно улучшается. В этом году зафиксирован тревожный рост случаев со смертельным исходом, и в первую очередь среди профессиональных бизнесменов”. Подобная ситуация представляется тем более странной на фоне весьма позитивных экономических факторов, а именно упрочения курса фунта стерлингов и увеличения сумм экспортных операций.

“Белые воротнички” традиционно оказываются в большей степени подвержены стрессу, нежели лица, занимающиеся физическим трудом.

КАК ЗАЯВИЛ ЧЛЕН ПАРЛАМЕНТА, ГАМБУРГЕРЫ МОГУТ ЛИШИТЬ ВАС ВОЛИ К ЖИЗНИ

В то время как врачи не могут дать убедительного объяснения возросшему количеству самоубийств, член парламента от Ричмонда (консервативная партия) мистер Майкл Макфи утверждает, что во всем виновата скудная пища. Неполноценный дневной рацион представителей рабочего класса пагубным образом отражается на содержании сахара в крови. По его мнению, закусочные и иные аналогичные торговые точки могут существенно помочь преодолению депрессии, если на упаковках с гамбургерами будут помещаться надписи с пожеланиями хорошего настроения.

Продолжение стр. 17.

Брайан Лэк попросту игнорировал все предложения Гарри о встрече.

В своем очередном послании, которое Гарри оставил на лобовом стекле машины Лэка, он предлагал встретиться еще до похорон Иден. При этом Гарри машинально отметил про себя, что это будут уже вторые похороны за последний месяц, а впереди еще предстоящая кремация Бет.

Принимая во внимание весьма странные обстоятельства смерти секретарши, а также традиционную алчность публики к подобным происшествиям, несколько представителей прессы смешались с толпой зевак у церкви в надежде подхватить какую-нибудь неосторожную фразу, оброненную одним из скорбящих. Взглянув на небо, Гарри увидел черные клубящиеся облака, готовые пролиться на землю потоками дождя, которого так недоставало на похоронах его отца.

Стоя у края могилы, Гарри без труда догадался, кто родители Иден. Маленькие и смуглые, судя по всему — итальянцы, причем лицо матери почти целиком скрывал необъятных размеров белый носовой платок. Чуть поодаль от них стоял тот самый молодой человек, с которым встречалась Иден, — в данный момент он с нарочитым безразличием сносил их косые взгляды. Облаченный в черную кожаную куртку и черные же джинсы, парень, похоже, решил даже по столь скорбному случаю лишь на самую малость отойти от привычной моды, что тоже задевало родительские чувства. Страдание, запечатлевшееся на лице отца покойной, как бы свидетельствовало еще и о том, что уже сам факт знакомства его дочери с этим молодым человеком делал его повинным в ее смерти. Гарри отвернулся, раздосадованный тем, что погребальная церемония совершается в атмосфере столь явной раздраженности и даже желчности.

В своей краткой, составленной из самых общих фраз надгробной проповеди викарий обошел молчанием портняжный талант Иден, из чего следовало, что он так и не ознакомился с биографией покойной. В крайнем раздражении Гарри покинул траурную церемонию, пройдя мимо скромно стоявшего в сторонке Джона Мэя, исправно отметившего в своем блокноте факт его раннего ухода.

Агентство все же соблаговолило выделить ему новую машину. Судя по ее внешнему виду — а это оказался блекло-серый “форд-гранада” со слегка покоробленной дверцей, — не составляло труда догадаться, что автомобиль был избран как своеобразное наказание за его частые отлучки с работы. Отчаянно пытаясь помешать плохо отрегулированному двигателю заглохнуть посередине оживленной улицы, Гарри решил направиться в Вест-Энд и проехать мимо офиса “Мгновенного образа” в расчете на то, что ему удастся застать там Брайана Лэка.

Уордор-стрит была затянута пеленой мелкой измороси и забита транспортом. В вестибюле видеофирмы горел свет, а поэтому Гарри решил припарковаться на единственно свободном месте. Однако при этом поцарапал бок своей машины о бетонированный мусорный бак. Отчаянно чертыхаясь по поводу этого досадного факта, он все же старался придумать более или менее убедительный предлог для своего визита.

Приемная компании была пуста, и он собирался уже начать поиски справочника внутренней телефонной связи, когда неожиданно увидел Брайана Лэка, спускавшегося по лестнице, а затем торопливо зашагавшего в противоположную сторону. Гарри перехватил его в тот самый момент, когда он уже открывал ведущие на улицу стеклянные двери — Брайан резко обернулся и с виновато-опасливым видом посмотрел на источник своих неприятностей.

Внешне он сильно изменился, черты лица утратили былую остроту, став какими-то обмякшими, ввалившимися. Ко всему прочему, Брайан перестал утруждать себя укладкой затейливого волосяного узора, который обычно маскировал внушительных размеров лысину. Под мышкой он держал портфель, из которого торчали края небрежно сваленных в него бумаг.

— А, Брайан! Именно вы-то мне и нужны, — начал Гарри, беря его за руку и изображая, как он полагал, совершенно обезоруживающую улыбку. — Ну, есть какие-нибудь новости относительно планируемого слияния компаний?

Брайан отнял руку, явно намереваясь продолжить путь.

— Что вы подразумеваете под новостями? Он пошел по тротуару, однако Гарри снова схватил его за рукав и затолкал в темный тамбур перед входом в какой-то магазин.

— Ну, может, возникли какие-то осложнения? — спросил он, придавая своему голосу оттенок небрежной угрозы. — Как продвигается сделка?

— Без вас она и в самом деле заметно продвинулась вперед. А чего вы ожидали?

Он попытался было высвободить рукав, однако Гарри лишь усилил хватку.

— Но как же им удалось этого добиться? Ведь доля моего отца...

— Доля вашего отца значила не более, чем доля Бет Кливленд.

— Что вы хотите этим сказать?

— Согласно положениям договора, слияние может быть осуществлено по решению большинства директоров.

— То есть вас и Бет. Но она же сказала вам, что изменила свое решение на этот счет. Она пошла против вас и ваших приятелей из “ОДЕЛ”, а сейчас ее и вовсе нет в живых. Вы понимаете, как это может прозвучать? — Гарри схватил Брайана за лацканы пиджака и прижал спиной к стене магазина. — Ни о каком слиянии вообще не шло и речи, вас просто перекупили, бросив солидный кусок отступного, правильно? Причем условия сделки оказались намного более коварными, чем это мог кто-либо предположить.

— Называйте это как вам нравится, — проговорил Брайан, и в самом деле не на шутку испугавшись, — но “ОДЕЛ” протолкнула сделку за сумму, составляющую менее четверти первоначального предложения.

— Значит, протолкнула, говорите? Да ведь им и оставалось-то уломать одного вас, а вы спали и видели, когда же это наконец случится.

— Все было совсем не так. Вы просто ничего не понимаете. А сейчас, Бакингем, мне надо идти. Вас все это больше уже не касается.

Сейчас Гарри был похож на попавшее в западню животное, из каждой поры которого наружу струился невидимый страх.

— Мне надо знать, почему вы позволили им добиться своего. Все дело упиралось исключительно в деньги, да? Или они оказали на вас какое-то давление? А ведь существуют законы, защищающие от шантажа.

— Да вы же совершенно ничего не понимаете, — со слезами в голосе проговорил Брайан и в отчаянии закинул голову, устремив взгляд на небо. От волосяной нашлепки отделилась прядь, упавшая на один глаз. — Если они увидят нас вместе, то мне конец.

— Они уже убили Уилли и Бет! — прямо ему в лицо закричал Гарри. — И вообще каждый, кто встает у них на пути, рано или поздно умирает. И вы тоже знали об этом, правильно?

— Нет, это невозможно. Полиция сообщила, что Бет просто бродила по путям...

— Забудьте о том, что сообщила полиция. Их убил кто-то из “ОДЕЛ”, и если у этих людей снова возникнут какие-то осложнения, то вину за это они возложат именно на вас.

— Мне надо идти, — взмолился Брайан, пытаясь высвободиться из рук Гарри, но тот держал его крепко.

— Хорошо, встретимся позже в каком-нибудь другом месте. Помогите мне, и я постараюсь найти способ помочь вам.

Казалось, Брайан на мгновение задумался над сделанным ему предложением, однако затем снова отчаянно замотал головой:

— Они все равно об этом узнают.

— Брайан, мой отец мертв.

— Вы думаете, что я об этом забыл? — с неожиданной яростью бросил Брайан. — Я был его другом и, возможно, намного более близким человеком, чем вы. Вы были его сыном, но почти не встречались с родным отцом! Я все о вас знаю.

— Ну так расскажите же мне все, что вы знаете, — чуть ли не взмолился Гарри. — Давайте пойдем туда, куда вы скажете. Никто даже не будет знать о нашей встрече.

— Мне надо подумать.

— Что ж, подумайте, но учтите: если завтра до этого же времени вы не свяжетесь со мной, я займусь этим делом сам.

Он наконец ослабил хватку, и Брайан как бы отшатнулся в сторону.

— Я сделаю все, что в моих силах, однако вы должны иметь в виду, что обстоятельства существенно изменились, — проговорил Брайан, поправляя упавшую прядь волос. — Речь идет о большом бизнесе, настолько большом, что вы даже представить себе не можете. Я могу судить обо всем изнутри и уже имел случай убедиться, на что они способны.

Гарри смотрел вслед Брайану, когда тот выбежал на улицу и поспешно зашагал по тротуару. Ему было интересно посмотреть, насколько верность памяти покойного друга окажется сильнее его лояльности новым владельцам “Мгновенного образа”. Возвращаясь к машине, он попытался было восстановить последовательный ход недавних событий. У него не было ни малейшего представления о том, почему “ОДЕЛ” так жаждала прибирать к рукам все новые компании, однако было очевидно: эти люди готовы на все ради достижения поставленной цели. Посредством взятки они склонили на свою сторону Брайана Лэка и при его же содействии предложили остальным директорам целое состояние в качестве отступного. Уилли и Бет, в принципе, согласились с их предложением, адвокаты составили соответствующий договор. Все шло как по маслу, пока...

Пока что? Что заставило их изменить свое решение, тем более что тем самым они подвергали себя смертельной опасности? Гарри понимал, что если он не получит немедленно ответ на этот вопрос, то в самом ближайшем будущем может вообще не остаться ни одной живой души, способной прояснить данную проблему.

Джону Мэю было достаточно одного взгляда на строгое, бледное лицо медсестры, чтобы понять, что эта женщина не станет даже слушать его обычную полицейскую белиберду. Упрямо стиснутые челюсти со всей очевидностью свидетельствовали о том, что она не позволит ему пробыть у больного ни минутой больше того, на что согласилась бы, если бы речь шла о любом другом переступившем порог ее отделения посетителе. Медперсонал был заранее оповещен о визите Мэя, однако эта женщина категорически отказалась отвечать на какие-либо вопросы.

— Речь идет не только о физическом состоянии Марка, — сказала сестра. — Ожоги оказывают на человека сильное травмирующее воздействие, способное самым пагубным образом отразиться на его психике. В настоящий момент состояние больного может быть признано относительно удовлетворительным, и я не хочу, чтобы какие бы то ни было привходящие факторы нарушили этот хрупкий баланс. А кроме того, в настоящий момент он по-прежнему лишен возможности говорить. Проникшие в органы дыхания едкие пары вызвали отек слизистой оболочки респираторного тракта, в результате чего из них все еще выделяется гной.

— В каком состоянии у него кожа? — Мэй знал, что если у парня ожоги третьей степени, то значительная потеря крови неизбежно обернется смертельным шоком.

— Мы удалили наиболее опасные волдыри, чтобы затем пересадить кожу с других участков тела, и в итоге свели к минимуму риск внесения инфекции. Без соответствующей анестезии он испытывал бы сильнейшую боль.

— Но я могу хотя бы взглянуть на него? — Мэй указал на папку с бумагами, которую держал в руках. — Его показания крайне важны для хода следствия.

— Увы, об этом не может быть и речи. В настоящий момент Марк проходит сеанс наружной терапии. Мы используем неоспорин. Это лекарство позволяет пораженным ожогами местам затянуться коркой, которая затем отпадает, но вместе с тем и создает риск занесения бактериальной инфекции.

Таким образом, Мэй был начисто лишен возможности переговорить с больным до тех пор, пока не исчезнет опасность вторичной инфекции.

— Разумеется, сестра, мне никак не хотелось бы подвергать риску жизнь вашего пациента, — проговорил Мэй, извлекая из кармана свою визитную карточку. — Прошу вас, свяжитесь со мной, как только он, по вашему мнению, будет готов к краткой беседе.

Подобно пичуге, охраняющей свое гнездо, сестра заметно смягчилась, как только поняла, что ей удалось должным образом защитить своего пациента. Провожая Мэя по коридору, она заверила его, что позвонит сразу же, как только состояние паренька улучшится. Толкнув створку ведущей к выходу двери, Мэй резко остановился и в очередной раз посмотрел на сестру.

— Мне хотелось бы сказать вам одну вещь, — проговорил он. — Вполне возможно, что Марк узнал своего врага. Его нашли в подвале магазина, где, собственно, и начался пожар, а потому он наверняка явился непосредственным очевидцем происходивших там событий. Одного лишь его слова будет достаточно для того, чтобы засадить этого преступника за решетку. — Мэй сделал небольшую паузу, давая тем самым сестре возможность осознать смысл сказанного. — Кроме того, я по опыту знаю, что боль от восстановления в памяти трагического события подчас заглушается чувством удовлетворения от осознания того, что преступник все же понес заслуженную кару. На такой риск, как мне представляется, вполне можно пойти. Так что еще раз прошу вас обязательно связаться со мной.

В приемной ожогового отделения он подошел к сержанту Лонгбрайт, которая как раз снимала показания с одного из врачей. В руке она держала сверток, который Мэй оставил ей перед тем, как отправился в отделение.

— Ничего не вышло... Так что со свидетелем пока придется повременить. Спасибо за сохранность, — поблагодарил он и забрал у нее коробку в яркой оберточной бумаге.

Когда они вышли из больницы, дождь припустил с новой силой. Объездной путь на Хэммерсмит неожиданно оказался забит транспортом.

— Ну вы только полюбуйтесь на эту погоду, — жалобным тоном сказал Мэй. — Все равно что жить под водой. Глобальное потепление климата. И это, признаюсь, меня сильно удручает. Ну, а вам-то удалось что-нибудь узнать об изготовителях футляра для видеокассеты?

— Мы уже получили ответы на большинство запросов, — ответила Лонгбрайт. — Никто из них не помнит, чтобы от Делла поступал какой-то специальный заказ. Впрочем, сами магазины футлярами не занимаются. Они заказывают их компаниям, распространяющим видеофильмы, а те, в свою очередь, отдают эту работу на откуп мелким студиям.

— Значит, записка, зажатая в руке Делла, была написана на бумаге, закупленной у торговцев фильмами, — проговорил Мэй, когда по пути к станции подземки “Метрополитен-лейн” их со всех сторон стиснул поток заполонивших Кинг-стрит машин. — В начале следующей недели надо будет отработать эту версию. В настоящий же момент мы находимся менее чем в получасе езды от “Гогмагога”.

— А это что такое?

— Спецпосылка. — Мэй приподнял сверток — в нем был какой-то плоский, тщательно упакованный предмет — и слегка похлопал по нему рукой. — Нам предстоит встреча с Артуром.

“Фицровия” — именно такое название незадолго до начала Второй мировой войны было дано территории, находящейся между Оксфорд-стрит и Юстон-роуд, которую с востока замыкали почерневшие георгианские фасады Гоуэр-стрит, а с запада — широкая и оживленная Грейт-Портленд-стрит.

На этом пространстве располагалось стеклянное веретено башни “Телеком”, окруженное довольно опрятной и застроенной жилыми домами Фицрой-сквер, названной так в честь сына Чарльза Второго и на протяжении ряда последних десятилетий являющейся обителью бедных писателей и художников. В нескольких метрах от дома, в котором некогда проживал Джордж Бернард Шоу, располагался весьма примечательный английский ресторан “Гогмагог”, получивший свое название от статуй воинов-гигантов, которые вплоть до начала массированных бомбежек Лондона украшали городскую ратушу. Внутри ресторан был увешан репродукциями древних картин, изображавших сцены битв с участием этих героев. Меню заведения представляло собой хаотичную и весьма причудливую смесь исконно английских блюд. В ресторане стоял густой аромат всевозможных трав и пряностей, практически вышедших из употребления со времен короля Эдварда. В отличие от Мэя, подобная обстановка полностью соответствовала вкусам Брайана, а встречу свою в этот промозглый день они назначили в подобном месте отнюдь не потому, что того требовало проводившееся расследование, а потому, что сегодня у Брайана был день рождения.

— Я так и знал, что вы опоздаете, — сказал Брайан, отрывая взгляд от газеты, когда Мэй и Лонгбрайт вошли в зал. На имениннике красовался необъятных размеров коричневый пиджак, который, судя по всему, в последний раз извлекался из гардероба еще при Георге Пятом[6].

— Вы весьма смахиваете на пару вынырнувших из потока воды крыс, зато я блаженствовал здесь за доброй порцией виски. Рекомендую и вам сделать то же самое.

Пока гости усаживались за столик, он подал знак официанту.

— Ну что ж, дружище, — несколько минут спустя произнес Мэй, поднимая бокал, — от всей души желаю тебе крепкого здоровья в твои шестьдесят се...

— Хватит болтать о возрасте, — оборвал его Брайан. — Старый, давно избитый тост. Лучше покажи, что ты собрался мне подарить.

Он указал на сверток с плоским, прямоугольным предметом, лежавший рядом с креслом Лонгбрайт.

— В самом деле, Джэнис, вручите-ка ему подарок — может, хоть после этого у него настроение улучшится.

Мэй внимательно наблюдал за тем, как старый товарищ взрезал столовым ножом оберточную бумагу и с величайшей осторожностью, достойной археолога, разворачивающего образчик древнего захоронения, извлекал из нее вставленную в рамку картину.

— О, мой дорогой друг, — промолвил Брайан, похоже и в самом деле искренне тронутый, — какая прелесть! Где ты ее раздобыл?

Он повернул картину в сторону Джэнис, которая также отреагировала весьма одобрительно. Это оказалась акварель под названием “На Луне”, на которой были изображены марширующие персонажи “Гилберта и Салливана”.

— Если я назову тебе это место, то ты немедленно отправишься туда, потратив целое состояние.

— Именно сейчас и следует это сделать, а не через год, когда мне придется жить на одну пенсию.

— Ты говоришь ерунду, Артур, поскольку сам прекрасно знаешь, что протрубишь в полиции еще минимум лет пять.

В беседе возникла неловкая пауза, в ходе которой Мэй смущенно улыбнулся Лонгбрайт и углубился в изучение меню, не решаясь взглянуть на своего коллегу.

— Боюсь, Джон, что для себя я этот вопрос уже решил.

— Что? — Улыбка тотчас же сползла с лица Мэя. — Когда?

— Сегодня. Я дал себе слово, что в день своего рождения подам официальное прошение об отставке.

— Но мы же как раз приступили к самой ответственной стадии расследования! — не удержавшись, повысил голос Мэй. — Не можешь же ты вот так просто взять и бросить меня одного!

— Успокойся, никто никого не собирается бросать. Прежде чем уходить, я доведу это дело до конца. И не надо портить мне день рождения, а лучше закажи бутылочку приличного вина и ослабь узел галстука. А то что-то ты слишком раскраснелся.

Потом Брайан обратился к Лонгбрайт:

— Рекомендую попробовать здешний фирменный пудинг, а на десерт — чудесное блюдо из инжира, оно прекрасно стимулирует сердечную деятельность и к тому же очень вкусное.

Мэй несколько раз принимался отговаривать друга от намерения подать в отставку, и Джэнис активно его поддерживала, понимая, что в отсутствие Брайана и Мэя ее надежды на получение должности инспектора приобретут гораздо более призрачный характер. Должным образом оценивая деловые качества сержанта, оба коллеги тем не менее в глубине души порицали ее столь продолжительный роман с начальником, что, естественно, никак не шло ей на пользу. В отношении же собственной отставки Брайан, похоже, был настроен самым решительным образом.

— Дело в том, — проговорил он, — что в жизни каждого детектива рано или поздно наступает момент, когда все правонарушители начинают казаться как две капли воды похожими друг на друга, и ты перестаешь относиться к расследованию преступления с той страстностью, которая некогда была тебе присуща. — Говоря это, он легким движением руки покачивал бокал с бренди. — Криминальная фантазия утратила свою былую оригинальность, чего никак нельзя сказать о его неизменной порочности. Действиям современных преступников присуще гнетущее душу однообразие. Так много самой банальной жестокости, а по сути дела, всегда одно и то же. Молодежь, похоже, полагает, что, совершая акты вандализма и демонстрируя свой буйный нрав, она изменяет существующее положение вещей, это самое статус-кво, хотя на самом деле в результате своих действий всего лишь становится его неотъемлемой частью. Миновали времена преступлений, которые совершались по зову страсти, остались лишь зло и невежество, а потому мне самое время уходить на покой.

— Артур, но мне всегда казалось, что ты восхищался именно проявлением индивидуальности. Ты всегда подключал нас к самым что ни на есть заковыристым делам, связанным с поистине фантастическими проблемами, за которые никто, кроме тебя, и браться-то не хотел. Вспомни хотя бы тот неординарный метод, благодаря которому тебе и Харгриву удалось распутать дело с серией убийств в. “Савое”. Ведь ты тогда и сам чуть было не погиб, так ведь?

— О, “Савой”! — промолвил Брайан, смакуя согретое в ладонях бренди. — Мой любимый отель. Кстати, вам известно, что в знак признательности они до сих пор предоставляют мне там бесплатный номер? Поистине уникальное заведение.

— Как и ты сам, Артур.

— Не уверен, что мне это так уж по душе. — Он вынул свои карманные часы и взглянул на них. — Ого, хорошо же мы с вами засиделись! Через час у меня назначена встреча в Южном Лондоне. Кстати сказать, все по тому же делу Делла. В общем, полотенце на ринг я уже выбросил. — Он взял в руки картину и бережно укрыл ее в складках своего пиджака. — Что и говорить, чудесный подарок и более чем приятный ленч.

— Как я понимаю, свою “пищалку” ты на этой неделе носить не собираешься, — предположил Мэй.

— Боюсь, что нет, — весело проговорил Брайан. — Затолкал ее куда-то, а теперь и сам не могу отыскать. Боюсь, что в данный момент она находится в стиральной машине. Кстати, я могу подбросить вас куда-нибудь по пути.

— Спасибо, не надо, — проговорил Мэй, вздрогнув при одной лишь подобной мысли. — До метро можно и на автобусе доехать.

— Так вы что, опять на работу собрались? — изумленно спросила Лонгбрайт.

Мэй не любил обсуждать на людях свою личную жизнь, и причина, как предположила Джэнис, заключалась всего лишь в том, что таковой у него просто не было.

— Всем привет, — произнес Брайан. — Если в понедельник меня кто-нибудь станет искать, то знайте, что я сижу в библиотеке и отыскиваю способы борьбы с дьяволами.

Ударом ладони он лихо заломил тулью своей фетровой шляпы и насадил ее почти на самые уши.

Сержант недоуменно посмотрела на Мэя.

— И каким же образом вы намерены сделать это? — спросила она Брайана, открывая ресторанную дверь и готовясь снова выйти, под непрекращающуюся морось дождя.

— Благодаря содействию одной поистине выдающейся женщины, — ответил тот, причем в его глазах вновь заблестели игривые огоньки. — Пока ваши компьютерные жернова будут перемалывать всякую мелочевку, я переступлю порог царства сверхъестественных вещей.

— Слушай, Артур, — со вздохом произнес Мэй, — мне кажется, не стоит впадать в излишнюю театральность. По-моему, у нас и так достаточно проблем, чтобы еще заниматься всякими мифами.

— Видишь ли, Джон, я полагаю, что на сей раз традиционная криминалистика нам не поможет. — Брайан вышел из-под ресторанного навеса и пригнул поля шляпы. — Кстати, я уже договорился о консультации у профессионала, специализирующегося в гораздо менее уважаемой сфере деятельности, чем наша.

— Кого конкретно ты имеешь в виду?

— Одного из ведущих экспертов страны в области паранормальной психологии, хотя сама она, скорее всего, об этом даже не догадывается. Возможно, ты ее тоже помнишь. Некая Дороти Хаксли — по современным меркам, особа, что называется, с некоторыми причудами.

— Вам не кажется, что он слишком уж увлекся этой мистикой? — спросила Джэнис, глядя вслед фигуре, удалявшейся под кронами сочащихся влагой дубов по противоположной стороне площади.

Мэй задумчиво потер подбородок.

— Даже и не знаю, что сказать. В сущности, мы уже не раз работали с ним подобным образом: я копаюсь в бесчисленных кипах бумаг, а он действует по наущению своей необузданной интуиции.

— Именно в этом и заключается ваш метод?

— В прошлом, по крайней мере, он приносил неплохие плоды. Как показывает опыт, наилучших результатов в единой команде удается достигать именно тогда, когда напарник как бы компенсирует твои собственные недостатки. Я реалист, — с некоторой грустью добавил Мэй. — Зато Брайан всегда был мечтателем.