27

Не было ни огня, ни завтрака. Обычно в такой час, Петр вспоминал, беседуя сам с собой, он еще лениво валялся в мягкой и теплой постели, и никакой волшебник не выгнал бы его оттуда. А сейчас он не мог даже припомнить, когда последний раз ему удалось основательно отогреться. Его рука вновь болела, и ко всему он еще промочил левый сапог, тот самый, на котором разошелся шов, когда он переходил через болотистое место.

Ууламетс, раз уж он решил отправиться в путь, шел очень быстро, с силой раздвигая ветки своим посохом, и очень часто даже не обращал внимания, когда отпускал их назад, в то время как Ивешка двигалась через кусты гораздо быстрее, чем могло двигаться человеческое тело, состоящее из плоти и крови, отыскивая дорожку, которая совпадала с тем путем, которого придерживался ее отец, указывала им ее и надолго исчезала из виду.

Это вызывало опасения. Петр беспокоился из-за тех частых перебежек, которые делала Ивешка, и из-за ее долгих исчезновений. Она делала это все чаще и чаще. Он только мысленно отмечал очередные подъемы и спуски с холмов, но не имел ни малейшего представления о том, куда они шли, кроме того, что это имело прямое отношение к Черневогу, а место, где находился тот, хорошо знал старик.

Так что же все-таки мы будем делать с ним, когда поймаем? Что вы сделаете с человеком, который может заставить ваше сердце разорваться прямо в вашей груди, или, собрав свою волю, обрушить прямо на вас дерево…

— Не так быстро! — сказал Петр едва слышно, видя, как Ууламетс уходит все дальше и дальше впереди них. Ууламетс не заботился о том, задевает ли отпущенная им ветка лицо идущего сзади человека, и продолжал идти не оборачиваясь назад, а Петр чувствовал, что он отстает все больше и больше, уворачиваясь от веток, которые, казалось, со всех сторон хлестали его, стараясь не делать этого по отношению к Саше, который шел сзади него и к тому же тащил достаточно тяжелый для его возраста груз. — Не так быстро! — попросил он в очередной раз Ууламетса, но если старик и обратил на него внимание, то весьма мимолетно.

Он выругался, пытаясь заботиться и о себе и о Саше, когда увидел что проход впереди них начал расширяться, и забеспокоился о том, что старик вместе со своей поклажей может уйти от них далеко вперед, ведь знание леса давало большое преимущество особенно в такой темноте.

— Ивешка! — позвал он, беспокоясь по мере того как свободнее становилось идти, и надеялся что она может помочь их затруднительному положению.

Но она исчезла из поля зрения, а Саша вдруг остановился, зацепившись своим грузом за ветку.

— Подожди! — крикнул Петр Ууламетсу. — Саша зацепился! — Он бросил взгляд через плечо на старика, чтобы запомнить направление в котором тот двигался, пока сам Петр приостановился на мгновенье и отодрал колючую ветку от сашиного груза, в очередной раз поранив свою руку, а Ууламетс все продолжал удаляться в темноту, похожий на исчезающее серое пятно, так и не обратив на них никакого внимания.

— Пошли, — сказал он Саше и попытался было следовать за стариком, но не смог отыскать путь, по которому ушел вперед Ууламетс, а проход лесной чаще становился все шире и шире: он мог различать очертания старика далеко впереди, но он не мог точно сказать, где именно он шел и куда нужно было идти им, и от этого становилось еще хуже.

— Он хочет, чтобы мы заблудились, — пробормотал Петр, продираясь через заросли ежевики. Всегда плохо идти сзади, но с его больной рукой, да еще не имея никакого представления, в какой стороне находится берег или в каком месте водяной в очередной раз мог обмотать их скользкими упругими кольцами, поэтому он не хотел терять Ууламетса ни на минуту.

Вдруг что-то слегка задело его руку, вызывая ощущение холода прямо через кафтан. Он подумал было, что это могла быть Ивешка, которая решила, что они сильно отстали, и вернулась на их поиски, и повернулся, чтобы заговорить с ней…

И тут же увидел бледное лицо человека, обросшее бородой, разложившееся лицо с неподвижными глазами.

Петр пронзительно закричал, когда тот схватил его, а холод будто льдом сковал его руку.

— Отойди от него! — закричал Саша.

Призрак тут же отскочил в сторону с тихим воем, разнесшимся по лесу; к нему присоединились еще трое, и все вместе исчезли в чаще.

— Что это было? — едва слышно произнес Петр, только сейчас вспомнив про свой меч, но какой меч мог помочь против подобных существ?

Затем он подумал об этих призраках и о том, что их было трое.

— Ивешка, — крикнул он и начал отчаянно продираться сквозь кусты, испуганный тем, что они могут причинить ей гораздо больше вреда, чем ему. — Ивешка!

Саша был все время рядом, сзади него, и Петр надеялся, что это именно он и подтолкнул его, когда со всех сторон вокруг них появились новые, прятавшиеся до того, призраки, разнося вместе с собой тяжелый могильный запах. Они напоминали по виду грубых и оборванных мужчин, вооруженных мечами и кинжалами, и продирались через кусты не заботясь о колючках, отрезая им путь вперед и назад живой изгородью с обнаженными призрачными мечами.

— Разбойники! — сказал Саша.

— Мертвые, — пробормотал Петр, опуская руку на свой собственный меч, сколь бы ни мала была его польза. Теперь призраки приближались со всех сторон, поблескивая обнаженными мечами. — Ууламетс! — из всех сил крикнул Петр, когда один из них появился прямо перед ним, усмехаясь ему в лицо. — Саша!

Неожиданно здесь же оказалась Ивешка, словно яркое белое пятно в самой середине темной массы, которая начала тускнеть и разбегаться по сторонам, словно свора дворняжек.

— Прочь! — закричала она, раскинув в стороны руки, и темный частокол, будто облако тумана, разлетелся на отдельные клочья, которые тут же исчезли, унесенные ветром.

Петр смотрел на нее не отрывая глаз, пораженный и испуганный тем, что неожиданное избавленье пришло от худенькой стройной девочки. Но не менее пугающим было выражение ярости и гнева на ее лице, словно и он, и Саша стояли следующими на очереди в ее намерениях.

Но выражение столь жестокой и беспощадной ненависти, на самом деле, было обращено к лесу, туда, где раскачивающиеся кусты предвещали приближение чего-то, на сей раз вполне материального, которое направлялось прямо к ним. И в следующий момент из зарослей выбралась серая фигура Ууламетса, а где-то среди верхушек деревьев, порхала черная птица, во всяком случае шум ее крыльев не могли заглушить пыхтенье и потоки ругательств, которые извергал старик.

— Отстали и теперь кричите на весь лес, а зачем? Здесь еще кое-что может спать! А ты, девочка, не отворачивай от меня свое лицо. И не притворяйся, что плохо слышишь меня!

— Я не хочу, чтобы ты сейчас был здесь, папа, я не хочу этого, и оставь меня в покое!

— Какая глупость!

— Я хочу, чтобы они ушли отсюда! Оба! Прямо сейчас!

— И все потому, что ты боишься, что они увидят твое рукоделие? Они уже видели твои жертвы, девочка, они видели их очень ясно и отчетливо! Если и это не отпугнет твоего ухажера, то тогда я просто не знаю, что еще можно сказать ему. А что же еще ты собираешься делать, оставив их в этом лесу?

Ивешка вновь начала терять свои черты и отвернула от них лицо.

— Ивешка, — сказал Петр, — выслушай его и взгляни на меня.

Она продолжала смотреть в сторону леса, укрывшись, словно саваном развевающимися на ветру волосами и остатками превратившегося в лохмотья платьем, ее лицо было повернуто к ним в профиль.

— Вам нечего бояться их, — сказала она. — Они пытались всего лишь предупредить вас. Это своеобразный долг мертвых. — После чего она бесшумно скользнула в самую чащу, где им было невозможно пройти. Ууламетс выругался и начал преследовать ее, а в этот момент Петр откинул рукавом ветки, удерживая их за своей спиной, чтобы дать возможность Саше пройти в образовавшийся проход, не спуская в то же самое время глаз с направления, в котором двигался Ууламетс. Но на этот раз старик шел уже не так быстро.

— Здесь есть призраки, которые постоянно преследуют нас, — некоторое время спустя пробормотал Саша, оборачиваясь назад. — Их восемь, а может быть, даже и десять.

— Они не тронут нас, — сказал Петр, обращаясь больше к самому себе. — Пронеси, господи; как мне хочется выйти из этого проклятого леса.

— Это не поможет, — прошептал чей-то голос прямо над его ухом.

— Они уже вернулись, — сказал он Саше, задыхаясь от напряжения и стараясь как можно осторожней ставить ноги, не отваживаясь идти по склону так же быстро, как шел спускавшийся впереди него старик.

Он был здесь хозяином положения.

— Пожелай, чтобы я не сбился с дороги, — сказал он Саше. — Будь проклят этот старик.

— Не смей…

— Но ведь я не колдун, я не могу ничего пожелать для самого себя, я не могу даже обругать его как следует…

— Ты не сможешь выйти отсюда, — раздался новый голос.

— Я делаю все, что могу, — возразил Саша.

— Из этого ничего хорошего не выйдет.

— Здесь так холодно. — Это был уже третий голос, прямо около уха Петра. Он инстинктивно нанес удар в ту сторону, и тут же почувствовал, как холод сковал его руку.

— Не верь ей, — раздался новый голос, теперь с другой стороны.

— Не ходи туда.

— Вернись назад, пока еще есть силы…

— Ну, спасибо, — пробормотал Петр, тяжело дыша и выбиваясь из последних сил, чтобы догнать Ууламетса. Но Ууламетс в этот момент только прибавил ходу, а Ивешка по-прежнему все еще была впереди них.

— Вернись назад, — теперь, казалось, разом зашептали все призраки. Краем глаза он смог даже различить плывущие в темноте белые фигуры, у каждой из которых едва проглядывалось лицо. — Остановись, — сказал один из них. А другой тут же продолжил: — Возвращайся, пока еще можешь…

— Ивешка! — позвал Петр и содрогнулся от холода, когда что-то затхлое коснулось его лица. — Боже мой! Ивешка! Они возвращаются! Сделай хоть что-нибудь!

Призрачные руки хватали его, старались вырвать его меч, кто-то даже попытался ухватить его за карман. Наверняка, это были сплошь разбойники и воры.

Какой-то старческий голос прошептал совсем близко от него:

— Я потерял свою жену, я хочу вернуться домой.

Петр особенно не хотел слышать этот, последний. Он заставлял себя думать, что это были всего лишь лесные звери да птицы, которыми кормилась Ивешка. Она поедала их одного за другим, в худшем случае — еще и деревья, а так же разбойников, которые вполне заслужили такой конец. Но среди множества голосов был еще один, вот этот голос…

Это был молодой, испуганный голос:

— Папа, мама, где вы?

Случайная ветка боярышника ободрала ему шею, и он неуклюже отогнул в сторону, почувствовав, как на месте царапины выступила кровь, припомнив совершенно не к месту, что у него не было бабушки, которая рассказывала бы ему сказки, где были бы призраки, кровь и грех…

Даже сашины желания были не в силах исцелить его от этой правды или изменить прошлое: призраки устремились прямо напролом через густой кустарник, на этот раз уже не угрожая и запугивая их, а вопили прямо в его уши, наваливаясь на него со всех сторон.

— Возвращайся, пока еще можешь, — в один голос говорили они.

Теперь они не были вооружены, но, доведенные до отчаяния душевными страданиями, были назойливы и неотступны:

— Уходите! — пронзительно завывали они. — Здесь вас ожидает смерть!

— Пошли прочь! — огрызнулся на них Ууламетс. Отмахиваясь от одного из них, он зацепился рукавом за колючие ветки. — Проклятье!

Это уж было слишком, подумал Петр, вспомнив благочестивые советы Ууламетса. Почти в тот же миг Ивешка оказалась рядом с ними, и, вся в развевающихся лохмотьях, с диким перепуганным лицом, встала на пути призраков.

— Оставьте их в покое! — закричала она, и казалось, что вместе с ней застонал и наполнился призраками весь лес. Они, словно белые облака, вихрем закружились вокруг них и умчались прочь с душераздирающими воплями.

— Боже мой! — пробормотал Петр и вздрогнул, когда один из призраков предстал прямо перед ним, но оказалось, что это была всего лишь Ивешка, которая взглянула на него, слегка коснувшись его руки.

— Идем, — сказал Ууламетс, и Петр был готов идти куда угодно, лишь бы подальше от этого кошмара, но тут неожиданно его прервала Ивешка:

— Нет, папа! — воскликнула она и покачала головой, так что ее волосы заструились словно дым. — Нет, мы не можем сейчас идти дальше, мы не можем приближаться туда, когда мы не так сильны! Послушайся меня! Не будь столь безумен!

Да, скорее всего, мы попали в большую беду, подумал Петр, ощущая холодное прикосновение с левой стороны и вновь различая шепот все тех же голосов. Он с неожиданным замирающим чувством понял, что они, наконец-то, дошли до того места, где вынуждены остановиться и теперь уже окончательно, где колдуны наконец-то вступили в открытую борьбу, а призраки утомили их своим леденящим присутствием.

— Надо продолжать идти! — настаивал Ууламетс.

— Нет! — закричала Ивешка, стараясь удержать его невесомыми руками. — Папа, ведь вы все валитесь с ног, вы еле держитесь на ногах, и я сама не в силах продолжать этот путь. Я не могу! Давай разведем костер, папа, прямо сейчас, ну пожалуйста!

— Костер? В такой-то чаще?

— Делай, что она говорит! — сказал Петр, и ему показалось, что кто-то должен поддержать его мысли, и решение будет принято. И еще ему показалось, что поддерживать открыто чьи-то мысли гораздо легче, чем выражать свои собственные: возможно, что когда-то это сказал Ууламетс, а может быть, и Саша. — Не нужно паники. Ведь не забывайте, что она призрак. А еще она и колдунья. Так неужели она не знает, о чем говорит?

А сам в это время дрожал, постоянно сопротивляясь этому, полагая, что Ивешка никому не простила бы своего угасания.

Ууламетс наконец-то отодрал рукав от колючих веток, отбросил их в сторону и нагнулся, чтобы развязать свою поклажу, ворча себе под нос:

— Хорошо, хорошо, тогда поищите где-нибудь небольшую полянку, да соберите хоть немного сухого дерева.

Петр наломал сухих веток для розжига и освободил пространство над землей для того, чтобы ничто не мешало огню, а Саша расчистил от листьев до самой земли небольшое место для костра, в то время как призраки завывали и метались прямо у них под руками, источая ледяной холод.

Ууламетс уговаривал, тем временем, слабую искру дать жизнь огню, подкладывая под огниво надерганный тонкими клочками мох и заставляя его разгораться все ярче и ярче, по мере того как они подкладывали туда сухие ветки, прикрывая и отворачивая в сторону глаза, которым было трудно смотреть на огонь.

Затем стоны и завывания призраков постепенно стихли, стали намного тише, чем шум деревьев, и прекратились леденящие прикосновения их рук.

Саша слегка вздохнул и потер свое лицо, чтобы хоть как-то согреть его, прежде чем опустился на землю рядом с Петром, чтобы теперь отогреть руки около маленького огня.

— Вот теперь уже лучше! — Он все еще дрожал. Ему было трудно объяснить даже самому себе, отчего его мысли разбегались в разные стороны или с чего это он начал было верить призракам, а если выразиться еще точнее, то почему его мысли обрели полную ясность с первыми вспышками огня, если сейчас не думать о том, кто и почему захотел разжечь этот костер, и как этот маленький случай перевернул все его мысли.

— Разумеется, лучше, — пробормотал Ууламетс и взглянул поверх огня, туда, где находился едва различимый один-единственный оставшийся здесь призрак: Ивешка. — Если бы ты побольше думала о себе, а не продолжала бы только изводить нас…

— Я не хочу, чтобы вы были здесь.

— Не будь такой упрямой! — Ууламетс отломил толстую суковатую ветку и подбросил ее в огонь, а тем временем, ворон уселся на насест где-то недалеко от них. — Дочь, которая не хочет использовать разум, полученный от рожденья…

— От отца, который ничего не хочет слушать!

— Прекратите! — сказал Петр. — Это не поможет.

Воздух, казалось, был так насыщен яростью, что было трудно дышать. И одна лишь мысль о злобных призраках преграждала все попытки к дальнейшему разговору.

— Они… — Это была еще одна из тех ускользающих мыслей, которые словно рыба из сашиных рук вырывались и уносились прочь, но он успокоил себя и уже более уверенно спросил через некоторое время: — А почему здесь оказались разбойники?

— Это все ее, — сказал Ууламетс. — Он использует их.

— Наш враг? — спросил Петр?

— Нет, дурак!… Разумеется, наш враг! Можно подумать, что у нас есть друзья?

— Ты не убедил никого.

— Тебе не справиться ни с кем.

— Не подгоняй меня.

— Подумай своей…

— Петр! — сказал Саша, и схватил его за руку, испуганный и обезумевший от сознания того, что может произойти с ними, если он сам или Ууламетс втянутся в этот спор. — Петр, ради Бога, будь терпелив. Учитель Ууламетс работает, а ты отвлекаешь его.

— Спасибо, — едва слышно пробормотал Петр.

— И меня. — Саша сжал свой кулак, все еще испытывая безотчетный страх. — Не нужно лишних ссор. Ты сам говорил об этом. Не нападай.

Петр промолчал. Отблески огня вырывали из темноты его сжатые губы и вздымающиеся крылья носа.

— Не сходи с ума, Петр.

— Я пока не сумасшедший.

— Мне нужно подумать. Пожалуйста, не мешай, и не задавай своих вопросов, не требуй от нас никаких решений, во всяком случае не сейчас. У меня путаются мысли, и я очень боюсь этого, Петр. Не путай меня.

Петр нахмурился и освободился от его руки, поглядывая на огонь и обхватив руками колени.

Разбойники, вспоминал Саша, стараясь очень осторожно обходиться с каждой мыслью, касающейся призраков, опасаясь, как бы они не выбили последнюю точку опоры во всей массе его желаний. Разбойники. И еще самые обычные люди. Купцы и путешественники из далекого прошлого, может быть, еще с той поры, когда Восточная Дорога еще действовала, а в этих лесах и в помине не было никаких разбойников…

Старые бабки рассказывали, что призраки всегда посещают те места, где их застала смерть, а он никогда не знал, это была еще одна ускользающая мысль, что Ивешка посещала этот берег реки, где деревья были еще живыми.

Он использует их, говорил учитель Ууламетс, и Саша ухватился за эту мысль, постоянно напоминая себе, что должен запомнить ее, и будучи теперь абсолютно уверен, что они давно уже подверглись нападению, которое было пострашнее, чем какие-то призраки.

Он видел, что Ивешка по-прежнему стояла, вглядываясь в темноту, как будто охраняла их, слабая тонкая фигура с размытыми, как расплывающиеся облака, контурами.

Она не разговаривала с ними, ни по какому случаю, только лишь вот так, молча, пристально смотрела в сторону. Куда именно смотрела она, подумал он, и ему захотелось, чтобы прямо сейчас вернулся Малыш. Это было безнадежное и отчаянное желание. Он очень боялся, что Малыш не вернется назад, и был уверен, что если бы он был с ними на этом пути, они в половину меньше боялись бы всего, с чем им пришлось столкнуться. Тогда бы и Ивешка, как заметил Ууламетс, не отвлекала бы их своей паникой, и они смогли бы дойти до нужного места…

Но куда? Он задумался об этом, но был отвлечен легким шуршаньем: это Петр полез в мешок за вяленой рыбой. Саша взял предложенный сверток, затем передал его Ууламетсу, оставив немного и себе.

Ууламетс сердито взглянул на него, но взял кусок и вернул остальное обратно.

В тот же момент ворон сорвался откуда-то сверху и приземлился рядом, поглядывая одним глазом на рыбу. Саша отдал ему последний кусок, остававшийся в свертке, и тот скрылся в темноте со своим трофеем.

Петр нахмурился, сердито взглянув за это на него. А может быть, не только за это, вообще за все.

Саше очень не хотелось, чтобы Петр сердился на него…

И он вспомнил, что обещал не делать ничего такого.

— Извини меня, — прошептал он, от чего Петр тут же смешался, и как помешанный взглянул на него. — Петр, я не собирался…

Петр все еще сердился на него, возможно, обдумывая происходящее: ведь Петр уже достаточно долго был рядом с миром волшебных вещей, чтобы научиться хоть как-то понимать то, что окружало его. И вот теперь он мог подумать, что этот факт был для них еще более опасным, чем любые призраки.

— Все в порядке, — прошептал он сзади с каким-то особенно мягким выражением. — Все хорошо, малый. Только попытайся хоть немного поспать, если сможешь.

Саша покачал головой.

— Ты, — сказал он, на что Петр уже никак не реагировал и выглядел каким-то отрешенным. Саша очень не хотел этого, он больше всего не хотел обходиться с Петром так, как это обычно делал Ууламетс. — Я не могу, — прошептал он, желая чтобы Петр понял его и не почувствовал, что он сделал, на самом деле.

Что, непреднамеренно, вновь нарушало его обещание, связанное с использованием волшебства.

— Боже, — сказал он, и молитва стала казаться ему едва ли адекватной тому, что поднималось в нем, и он в этот момент не мог даже припомнить лица тетки Иленки, не говоря уже о том, чтобы вновь услышать ее предостережения. В какой-то момент он даже прикрыл глаза рукой. — Петр, не сердись на меня. Пожалуйста, не сердись на меня. Я так устал.

— Замолчите! — рявкнул на них обоих Ууламетс.

Петр повернулся и осторожно тронул Сашу за плечо, как вдруг его рука безвольно упала, и он схватился второй рукой за голову, будто теряя сознание.

Саша взглянул на Ууламетса, который хмурился, глядя на него, и в конце концов сказал:

— Для нашей общей пользы.

А когда Саша повернулся назад, то увидел, что Петр уже находился в объятиях крепкого сна.

Загрузка...