Русло реки

С дороги донесся топот копыт и скрип колес. Я кусала губу, быстро соображая. Если я хотела бежать к Верану на помощь, нужно было делать это сейчас. Карета и всадники вот-вот появятся из-за поворота, и шанс будет упущен. Я подвинула ноги под собой, готовясь.

Потом раздался громкий стон и треск дерева. За рядами стволов было видно, как ветки задрожали, хлестали. Со звуком, сотрясшим весь холм, дерево рухнуло, пропало за изгибом дороги с приглушенным стуком.

Тамзин выдохнула. Я перестала сжимать меч до побеления костяшек.

«Надеюсь, они это не слышали», — мрачно показала она знаками. Я кивнула.

Веран едва успел. Меньше, чем через минуту, первый всадник выехал из-за поворота. Он был в ливрее замка, ехал на каштановой лошади, ставшей темной и блестящей от дождя. Еще всадник ехал рядом с ним, а потом появилась карета с четверкой лошадей, громко стучащих по дороге. Два стража сидели на карете с кучером, и когда они подъехали ближе, мы заметили еще двух лошадей сзади.

Я подвинула пальцы к Тамзин.

«Шесть стражей. И неизвестная, но возможная угроза в виде служанки внутри».

Первые всадники добрались до нашего укрытия и проехали мимо нас, за ними топали лошади. Кучер и стражи раскачивались на карете, железные колеса поднимали грязь и камешки. Мы с Тамзин затаили дыхание.

Лошади замедлились у изгиба дороги.

Карета остановилась, заднее колесо было в паре футов выше нас по склону.

— Что там? — крикнул кучер.

— Дерево! — отозвался один из всадников, ехавших впереди.

— Большое? — спросил кучер.

— Ужасно большое, — ответил страж.

Они стали ругаться. Занавеска за окном кареты пошевелилась. Тамзин сжала мое запястье.

«Это она», — быстро показала она пальцами.

Хорошо. Я смотрела на лицо женщины в окне, украшенное пудрой и большими серьгами с камнями.

— Что случилось, Уэрик? — крикнула она.

— Дерево упало за поворотом, миледи, — отозвался кучер. — Придется убирать его.

Ашоки вздохнула и отодвинулась от окна. Мы с Тамзин смотрели, как стражи спешились и оставили лошадей на узкой дороге. Те, которые были впереди, обошли карету, скользя на мягкой земле и посылая ручейки грязи, текущие мимо наших локтей. Они поговорили со стражами сзади и стали доставать инструменты из отделения для багажа.

Командир группы выделил одного из стражей остаться, а остальные, ворча и хлюпая сапогами, пошли по дороге и за поворот. Стражница забралась на скамейку стражей и неспешно проверяла свой арбалет. Кучер устроился удобнее, закрепив поводья, опустив сапоги на край скамьи. Он вытащил трубку из кармана.

Мы ждали. Я едва видела на другой стороне движение сапог Соэ, блеск рапиры Яно. Несколько лошадей фыркали и топали. Дождь стучал по крыше кареты.

Наконец, раздался пронзительный вопль. Веран звал это зовом пиви, так его народ сообщал о нападении. Мы решили сделать его сигналом начала.

Я вдохнула.

— Увидимся через минуту, — шепнула я Тамзин. Она кивнула и быстро сжала мою руку.

Я сжимала меч у бедра, видела, как папоротники разделялись вокруг Яно и Соэ с другой стороны дороги. Я встала, как призрак, из зарослей.

30

Веран

Атака была быстрой, тихой и поразительно успешной. Ларк без звука сделала два прыжка к дальней стороне кареты. Стражница сверху сидела с арбалетом на коленях, но через миг уже оказалась лицом на скамье, держась за лоб. Ларк поймала упавший арбалет носком и отбросила его в кусты, при этом опустив плоскую сторону клинка на голову кучера. Яно уже встал, бросился и прижал руку стражницы, пока она пыталась найти рукоять меча. Соэ забралась на скамью кучера с заряженным арбалетом, направила его на дрожащего кучера.

А потом им связали руки и завязали рты. Яно стоял у стражницы, а Соэ — над кучером, и Ларк спрыгнула с кареты. Она подошла к кустам, и вышла Тамзин, скользя на склоне. Ларк поправила меч и нож, поправила бандану выше и прошла к дверце кареты. Тамзин следовала за ней. После этого карета мешала мне видеть.

Я прислонился к холодному камню и вытер лоб, рука дрожала от усилий и тревоги. Ладони все еще жгло от ударов молотом. Я думал, что дерево никогда не упадет. Но оно упало, трагично и громко, туда, куда мы и хотели. Теперь стражи собрались возле него, подняв капюшоны из-за дождя, указывая на разные места у ствола и отрезая мелкие ветки, не зная, как пострадали их товарищи за поворотом.

Я пытался успокоить бабочек в животе. Все работало. Теперь Ларк и Тамзин должны были разобраться изнутри. Я подвинулся на камне, где прятался, проверил лук и колчан стрел в десятый раз.

Стражи не спешили приступать к работе, столпились у ствола, озирались. Звуков из кареты уже не было, но я хотел бы, чтобы они стали пилить, это их отвлекло бы.

Я смотрел на две сцены по очереди. Карета была беззвучной, Соэ и Яно сторожили пленных. У дерева стражи стояли, не спешили брать инструменты.

На что они смотрели?

Они медленно, один за другим, повернули лица к холму.

Сердце забилось в горле.

Я спрятался достаточно хорошо, чтобы они не видели меня с дороги, но я все равно сжался у камня. Я смотрел с ужасом, как двое отошли от других и стали, скользя, идти по холму вдоль дерева. Другие приступили к работе без запала, обрезая тонкие ветки тут и там.

Я перебирал варианты. Если они доберутся до основания дерева и увидят, что его срубили, что тогда? Им не будет видно карету у пня, но это их насторожит. Я посмотрел на карету. Изменений не было, но был ли у Ларк и Тамзин прогресс внутри? Кимела скажет стражам отступить?

Двое приблизились к пню. Я облизнул губы, принял решение. Я хотя бы мог предупредить других, что что-то не так. Пытаясь подавить панику, похожую на ту, когда Ларк упала в водной впадине, я сжал губы и подул. Первый свист был только воздухом, и я попробовал еще раз. Я просвистел две ноты кардинала. Уот-чи! Опасно.

Я увидел, как голова Яно повернулась, но больше он ничего не сделал. Я знал, что он услышал. Два стража были все ближе. Я вытащил стрелу из колчана и вложил в лук Яно. Я не знал, что собирался делать с ней, но подготовился.

Два стража застыли, глядя на склон. Они увидели ровный решительный сруб на конце ствола.

Я снова сжал губы. Уот-чи! Я не сводил взгляда с солдат, не видел, как реагировали ребята у кареты.

Стражи добрались до пня и увидели клинья, молот. Они стали озираться. Я был выше их поля зрения, но еще ближе, и я не смогу полагаться на укрытие. Этот камень был удобным, потому что был выше всего, давал видеть обе стороны дороги. Но это был насест, а не убежище.

Я снова свистнул, стараясь передать тревогу. Уот-чи!

В лучшем случае Кимела выйдет из кареты и закричит всем отступить. В худшем — Ларк и другие отступят. Я посмотрел на карету.

Они просто стояли! Яно и Соэ стояли, как до этого. Никто не вышел из кареты. Они не слышали? Забыли, чему я их учил?

Стражи были настороже, сменили топоры на мечи. Они озирались спиной к спине, искали преступника. Я в панике сдвинулся с камня, надеясь найти укрытие лучше. Стволы неподалеку должны были скрыть меня, если я смогу до них добраться.

Когда на них не напали из кустов, стражи поняли, что опасность была не у пня. Они повернулись к дороге. Один крикнул стражам у дерева.

Я издал отчаянный вопль, пытаясь предупредить других. Уот-чи!

Мой свист дрогнул в конце, звуча как человек, а не птица. Страж сзади замер и обернулся. Он посмотрел на меня.

— Эй! — крикнул он.

Его крик был как снаряд арбалета, и моя нога соскользнула на мокром камне. Я поехал к земле, потерял карету из виду.

Только когда я рухнул в заросли и пополз прочь, я понял, что наделал.

Кардинал не был опасностью.

Его вопль означал «все хорошо».

31

Тамзин

Внутри кареты было тускло, сильно пахло духами. Ларк вошла первой, подняв меч. Раздались два высоких вскрика.

— Тихо, — прорычала она. — Нам нужна только тишина, и вы не пострадаете.

Я вошла за ней. Мы с трудом вместились, но Кимела и ее служанка прижались к дальней дверце, и середина кареты была пустой. Ларк подвинулась, пропуская меня, закрывая от меня служанку. Кимела посмотрела на меня. Сначала я увидела только ужас из-за бандита Солнечного Щита, ни капли узнавания.

— Эй, — сухо сказала я.

— Чего вам надо? — резко спросила Кимела. — Если хотите украшения, берите. Но предупреждаю — замок не успокоится, пока вас не отыщут…

— Тихо, — приказала Ларк. — Твоя работа слушать Тамзин.

— Тамзин? — тихо повторила Кимела. — Кто… — она посмотрела на меня, и ее глаза чуть не выпали из головы. Она выпрямилась, глядя в тусклом свете. Ее накрашенный рот раскрылся. — Тамзин… Тамзин Моропай?

Я поджала губы, а она смотрела на мое простое платье, короткие волосы. Я считала, что выглядела здоровее, чем неделю назад, но все же не была такой, как она помнила — я была теперь на объявлениях как помощника Солнечного Щита.

— Как ты… где… ты умерла! Все говорили, что ты умерла!

Я мрачно покачала головой.

— Но… я сама видела твой си-ок, они заперли его в ящике у твоего пьедестала. Это убедило королеву Исме поспешить с моим назначением. Она надеялась, что это выманит похитителей принца…

Я нахмурилась и подняла руку, мой си-ок лежал на моем рукаве. Она посмотрела туда.

— Но… — сказала она. — Но тогда… как министр получил его? Чей у него?

— Кто? — спросила я.

— Министр Кобок… получил твой си-ок по почте анонимно. Он отдал его королеве и предложил, что мое назначение выманит похитителей.

Мы с Ларк переглянулись. Кобок всегда был моим противником, и он чудом добыл поддельный си-ок и заявил, что это знак, что нужно скорее назначить Кимелу?

Это казалось ужасно удобным.

— Но другие люди видели, как ты умерла! — возразила Кимела. Она повернулась к служанке. — Ты сказала, что она умерла!

Я выглянула из-за Ларк. Служанка Кимелы вжималась в сидение с ужасом на лице.

Мои следующие мысли погасли.

Это была Симея.

Моя служанка.

Я хотела назвать ее имя, но застряла на «с». Она глубоко и робко вдохнула.

— Миледи Тамзин? — прошептала она.

— Я… — начала я. Ларк посмотрела на мои пальцы, я с трудом двигала ими.

— Тамзин говорит, она считала, что ты умерла при нападении, — перевела Ларк и посмотрела на меня. — Это твоя старая служанка?

Я кивнула. Я помнила ее тяжелое тело, когда она рухнула на меня и придавила в карете у Виттенты.

— Ты сказала, что она умерла! — заявила Кимела.

— Я думала, что она умерла, — прошептала Симея.

Скрип кареты и недовольный голос сверху вырвали меня из мыслей. Я могла подумать о Симее позже, но мне нужно было дать нам время. Я встряхнулась и подняла руки.

Мы с Ларк репетировали эту часть, она едва отводила взгляд от Кимелы и Симеи, чтобы передать им мои слова.

— Тамзин не умерла, и она тут не как ваш враг, — сказала она. — Она поздравляет с назначением ашоки и надеется, что твоя карьера будет долгой. Но Моквайя и принц Яно Окинот Лазурит в большой опасности, — было иронично говорить это, когда Яно был над нами, держал рапиру, но мы продолжили. — Тамзин нужно поговорить с тобой об угрозе двору Моквайи, и как это можно остановить…

— Прошу прощения, но почему ты говоришь? — спросила Кимела, голос был высоким, но решительным. Она взяла себя в руки, глаза блестели сталью.

— Тамзин, если ты не знала, разрезали язык при нападении у Виттенты, — Ларк чуть подвинула меч. Кимела посмотрела на клинок. — Она говорит с вами руками. Я перевожу ее словами.

Кимела посмотрела на меня. Симея сидела, напряженная, приоткрыв рот в тихом крике.

— Тамзин нужно, чтобы ты ее послушала, — продолжила Ларк. — Мы просим тебя отозвать стражей.

— Ни за что! — воскликнула Кимела. — Самый опасный бандит в мире машет мечом перед моим лицом!

Я поражалась смелостью Кимелы, но мне нужно было, чтобы она поняла, для чего мы были тут. Несмотря на ее новую карьеру, ее шок был настоящим, и с новостью о поддельном си-оке Кобока я поняла, что она не шантажировала нас. Если мы ее успокоим, мы сможем обсудить и обдумать все это. Я вытащила свое сочинение из сумки на поясе.

— Это написала Тамзин, — сказала Ларк, пока я передавала страницы. — Там объясняется корень проблемы в Моквайе и шаги для ее решения.

Кимела посмотрела на памфлет, потом на меня. Она хотела что-то сказать, но остановилась и посмотрела на бумагу. Она взяла страницы и посмотрела на текст.

— Ох… кто это писал? Кто может так писать?

О, нам повезло.

Ларк взглянула на мои ладони.

— Тамзин говорит: прочти, и она расскажет.

Кимела раздраженно цокнула языком, но ее взгляд стал скользить по странице. Она поджала губы, но я использовала ее отвлеченность и повернулась к Симее.

«Что случилось у Виттенты?» — спросила я, и Ларк перевела.

Она сидела, вжавшись в сидение, спрятав ладони в плаще.

— Меня вытащили из телеги и связали напавшие. Я не видела, что случилось с вами. Когда они сказали, что вы умерли, я поверила.

«Ты упала на меня, — я удивленно приподняла брови. — Я думала, тебя убили».

— Я пыталась вас защитить, — сказала она.

Я пыталась понять это, но, пока я сопоставляла ее историю с тем, что я помнила, пронзительный свист раздался вдали. Мы с Ларк замерли, слушая. Две ноты, Веран назвал это пением кардинала. Мы быстро переглянулись, хмурясь.

«Все хорошо», — показала я знаком, и она кивнула. Он мог сообщать нам насчет стражей за поворотом.

— Погоди-ка, — Кимела была уже на второй странице моего сочинения. — Тамзин, ты не раскрыла, каким ударом обернется сокращение труда рабов по своей воле для социальных служб, системы заботы о здоровье. Ты делаешь вид, что это не создаст яму в экономике, не разобьет века социальной инфраструктуры…

Я стала двигать ладонями.

— Тамзин знает, что учесть нужно больше, чем в тексте, — сказала Ларк. — Но это… лутув… прости, Тамзин, я не знаю… это нужно исправить, — она запнулась и перестала переводить меня, повернулась к Кимеле. — И система здоровья, услуги — это не так важно, как жизни рабов, жизни семей и детей.

— Не так важно! — воскликнула Кимела, бумага мялась от ее хватки. Снаружи повторился вопль кардинала — Веран перегибал с осторожностью. — Ты была в этом бреде, Тамзин, когда была ашоки. Ты знаешь, как звучало для твоих коллег при дворе, когда ты считала их индустрии неважными? Я прибыла с рисовых плантаций Кетори. Как ты смеешь предлагать убрать основу торговли Моквайи ради заботы о здоровье рабочих?

«Дочитай сочинение», — сказала я, и Кимела махнула рукой Ларк, когда та перевела меня.

— Нет. Я вижу, куда ты клонишь. Теперь я — ашоки, Тамзин, не ты, и я сообщу тебе, что я вернула часть равновесия двору, который ты пошатнула. Моквайя в опасности, да! Это ты перевернула ее на голову!

Она закрыла памфлет со шлепком и протянула мне. Веран снова завопил снаружи. Я злилась на него — если он не будет осторожен, выдаст себя.

— Труд рабов неправилен, ему больше нет места в Моквайе, — осторожно сказала Ларк, глядя на мои пальцы. — Но есть способы убрать его, не уничтожив страну.

— Глупая мечта не патриотки, переполненной эмоциями, — твердо сказала Кимела. — Моквайя будет вдвое слабее без труда рабов. Свет, смотри, куда ты это двигаешь! — закричала она, отклоняясь от меча Ларк, поднявшегося к ней.

Ларк вонзила его в спинку сидения в паре дюймов от левого уха Кимелы. Она склонилась, скаля зубы поверх красной банданы, и Кимела вспомнила об ужасе. Ларк произнесла несколько слов на восточном. Веран засвистел в четвертый раз, и голос дрогнул в конце. Что с ним такое?

Вдруг сверху раздался крик, карета покачнулась. Что-то, звучащее как болт арбалета, стукнуло по стенке кареты.

— Тамзин! — позвал Яно, его шаги стучали сверху. — Ларк! Уходите оттуда! Стражи идут!

Ларк отпрянула от Кимелы, вырвала меч из сидения. Симея в тот миг бросилась ко мне.

Она попала бы, если бы Ларк не пошевелилась, а вместо этого они столкнулись, и мы втроем отлетели в сторону, запутавшись ногами. Я врезалась в дверцу, и она открылась над пустотой у дороги. Дождь стучал по моему лицу. Снаружи раздались крики. Я пыталась высвободить ноги из нашей кучи на полу. Ларк закричала, поворачиваясь неловко к Симее, и я увидела нож.

Симея сжимала его, направила ко мне. Ларк оттолкнулась от скамьи и вонзила конец меча в темные складки плаща Симеи. Она содрогнулась и охнула. Нож упал. Кимела издала протяжный визг. Карета содрогнулась, и дальняя дверца открылась. Арбалет просунули внутрь, и Ларк поспешила отразить атаку, но промазала. Ее кулак пролетел мимо, словно она забыла, что на левой ладони не было щита. Арбалет выстрелил, снаряд пронесся в дюймах от головы Ларк, но ошибка лишила ее равновесия. Тело в черной ливрее ворвалось в карету, придавило Ларк к сидению. Она зарычала, раздался стон, их бьющиеся тела рухнули на истекающую кровью Симею. Кимела все еще визжала.

Ларк повернулась в хватке стража, его крупные руки обвили ее под плечами. Она посмотрела мне в глаза. Последним ее движением в крохотном пространстве, где теперь пахло кровью, а не духами, был пинок.

Ее сапог попал по моей ноге с такой силой, что я ощутила ее истоптанную подошву, и я отлетела, не успела схватиться за дверь. Одна моя нога опустилась на мягкий опасный край дороги, другая оказалась в открытом воздухе. Грязь не удержала меня.

И я полетела по воздуху, а потом через заросли, катилась, стукаясь об землю, в лес внизу.

32

Ларк

Я рухнула лицом на влажную дорогу. Я из принципа стала катиться, но стражи ожидали такое. Бронированный носок прилетел и попал по моим ребрам, вызывая жуткую вспышку боли в легких. Я охнула, голова кружилась. Я пыталась вытащить меч из-под меня, но кто-то прижался коленом к моей спине, лишая дыхания. Мои пальцы один за другим убрали с рукояти, а потом мои ладони убрали за спину. Я ощутила трение веревки.

— Она убила мою служанку! — верещала Кимела. — Смотрите, она мертва! Бандит Солнечный Щит убила ее!

Я слабо дернулась, щека вжалась в землю, но руки сжимали меня всюду, и боль в боку стала хуже. Кто-то схватил меня за хвост и поднял мою голову — новая шляпа, видимо, слетела в карете — и сунул мою бандану мне в рот, плотно завязал ее за моей шеей. Мешок, от которого пахло опилками и ржавчиной, надели мне на голову. Мои сапоги скользили по грязи, я пыталась пнуть их, но мои лодыжки через секунды тоже связали.

После этого повисла потрясенная тишина — я, ашоки, стражи и лес молчали.

— Ч-что нам делать, капитан? — спросил голос, будто она еще пыталась осознать произошедшее.

— Бандитов было больше, они убежали в лес. Вы двое — оставайтесь тут, с каретой. Заприте дверцы. Уэрик, убирай то дерево. Ты и ты — проверьте берега. Лейтенант, вы с Портисом готовьте лошадей, — кто-то ткнул меня сапогом. — Повезете бандитку в Толукум.

Они отозвались согласием, сапоги и копыта зашагали. Дождь стучал по мешку на моей голове, проникал и стекал по моему лицу.

«Веран, — подумала я в тумане. — Самое время играть героя, раз ты так этого хотел».

Но лес оставался тихим.

33

Веран

Когда я убедился, что стражи прошли по лесу и посчитали, что меня не найти, близился вечер. Дождь закончился, воздух был тяжелым и теплым. Стук топоров и звук пилы вдали пропали, значит, дерево убрали с дороги. Ноги свело от того, как я прятался в гниющем бревне, сжавшись, и я ужасно хотел пить, но я не осмеливался выбраться из укрытия. Я надеялся, что просто умру в этом бревне. Может, снова случится припадок, и он станет для меня последним.

Но минуты тянулись. Когда жар достиг пика, я услышал звук, которого боялся. Неумелый свист щегла. Пер-чик-о-ри. Знак места. Один из них вспомнил.

Я дважды выслушал свист и ответил. Шаги поспешили среди зарослей, и я выполз из бревна на папоротники. Я был в поте и грязи. Яно и Соэ выбежали из-за ветвей. Запястье Соэ было перевязано полоской ее плаща.

— Веран! — охнул Яно. Он огляделся. — Где Тамзин?

— В смысле, где Тамзин? — спросил я. — Я думал, она была с вами. Она была в карете под тобой.

Его лицо исказила паника.

— Нет! Мы убежали от кареты, когда вернулись стражи, как и планировали. Она с Ларк?

— Ларк нет, — с трудом сказал я. — Они связали ее и увезли на лошади в сторону Толукума, — меня мутило, я вспомнил, как стражи удерживали ее, один пнул ее по боку, ломая ребра. Мешок от инструментов надели ей на голову.

— Тамзин была не с ней?

— Я ее не видел. Я решил, что она сбежала с вами. Я видел только, что случилось, когда вы ушли.

Яно смотрел на меня, огромные глаза пылали.

— И ты просто… смотрел?

— Да. Пока стражи не стали искать в лесу, — сказал я. — Тогда я убежал.

Он встряхнулся.

— Где мой лук?

— Я потерял его, — сказал я. — У камня.

— Что случилось? — спросила Соэ, придерживая руку. — Мы слышали, как ты свистел, что все хорошо…

— Я напутал, — сказал я. — Изобразил не ту птицу. Я хотел предупредить, что стражи заподозрили неладное, но запаниковал. Это моя вина.

Мгновение нас окружала удушающая тишина леса.

А потом Яно бросился.

Он сжал мой воротник. Я споткнулся об папоротники и рухнул на спину, его костяшки до боли впились под моей челюстью.

— Дурак! — закричал он на меня, тряся за воротник. — Проклятый дурак! Это был твой план, твоя идея, ты требовал сделать тебя главным, и что случилось!

— Яно, хватит! — Соэ потянула его за плечо. — Тише, стражи еще могут быть близко!

Яно понизил голос, зашипел сквозь зубы, но давление его костяшек не ослабло.

— Тамзин может быть мертва! Может быть ранена! Из-за тебя поймали Ларк. Знаешь, что будет с ней в Толукуме? Знаешь ее приговор на объявлениях?

— Знаю, — мой голос был мертвым. — Знаю. Знаю. Знаю.

— Ты все испортил, все разрушил…

— Знаю, — мой голос хрипел от давления его костяшек на мое горло.

— Яно, — прошептала с яростью Соэ, все еще тянула его за плечо. — Хватит. Отпусти его. Нужно обдумать это.

Он сжал кулаки, глаза были в дюймах от моих, и если бы он сжал чуть сильнее, я потерял бы сознание. Но он с неохотой отпустил и отклонился. Я остался, слабо дыша, глядя на высокие кроны красных деревьев. Они словно собрались и смотрели на меня, может, знали, что я убил их собрата без толку. Его смерть не помогла. Я убил их собрата, и это принесло только больше боли, больше смерти.

Мы втроем молчали — я на спине, Яно и Соэ стояли надо мной, ладони Яно сжимались и разжимались.

— Думаете, они нашли наших лошадей? — спросила Соэ, когда стало ясно, что мы не собирались говорить.

— Возможно, — кратко сказал Яно, все еще сверля меня взглядом. Мы оставили лошадей в паре сотен ярдов от тропинки, ведущей от дома Соэ к главной дороге, в роще сосен. — И мы остались без еды, денег или оружия.

Это звучало знакомо. Я так уже выживал. Эти леса были не такими жестокими, как водная впадина. Но со мной была Ларк в пустыне. Я не привел к ее поимке во впадине.

Я не испортил все в водной впадине.

— Мы еще не разбиты, — Соэ злилась на нас двоих. — Почему бы не пойти туда — это все равно по пути к дому. Если лошадей там нет, мы хотя бы будем немного ближе. Вставай, Веран. Ты ранен?

— Нет, — сказал я. Ран не было. Если бы я был ранен, это было бы поводом убежать, запаниковать, бросить лук и оставить Ларк и других на милость стражей. Но я не был ранен. Страж, от которого я бежал у камня, был без оружия дальнего боя, только с мечом. Я смог ускользнуть от него, используя старую привычку быть тихим, но он не бросил бы преследование так быстро, если бы другим стражам не нужна была помощь с Ларк в карете.

Соэ помогла мне встать, и мы пошли в тишине среди больших стволов. Нужно было не упускать дорогу из виду, иначе мы могли потеряться.

Мама не заблудилась бы. У нее был компас. А если компаса не было, она запомнила бы расположение дома Соэ относительно ее курса. Она нашла бы путь в лесу, и ее не заметили бы.

Но ей это и не требовалось бы, потому что мама не потеряла бы голову на том камне.

Она дала бы правильное предупреждение.

И не убежала бы.

Я плелся за остальными. Мы нашли сосны через полчаса. Лошадей там не было.

— Куас, — мрачно сказал Яно.

— Может, стоит спуститься в долину и попытаться найти лошадь Ларк, — предложила Соэ. Ее лошадь и лошадь Тамзин оставили ниже по склону от дороги, чтобы им не пришлось пересечься на пути к укрытию. Крысу сказали остаться, подкупили ветчиной, которую Ларк привязала к камню.

— Одна лошадь нам троим сильно поможет, — сказал Яно.

— Я не спорю, мой принц, — рявкнула Соэ. — Но пытаюсь предлагать варианты, а не просто дуться из-за того, что не изменить. Я тоже переживаю за Тамзин и Ларк.

Яно открыл рот, может, для королевского укора, но притих, мы уловили новый звук. Со стороны развилки главной дороги донесся быстрый стук копыт, звон упряжи. Мы тут же отступили в кусты, зарылись среди папоротников. Я вклинился в куст, кривясь от вспышки боли. Я опустил взгляд и понял, что попятился в шиповник. Мелкие колючки вонзились в мою кожу.

Это ощущалось как насмешка.

У меня не было времени освободиться. Мы замерли, глядя в мелкие бреши среди листьев, появилась группа лошадей и всадников, они двигались по дороге.

— Это стражи, — прошептала Соэ, но Яно пригляделся.

— Другие стражи, — сказал он.

Соэ нахмурилась, когда они приблизились.

— Постойте… впереди… Ости, кузнец из города. Он продал мне меч Ларк и пилу.

— Кто за ним? — вдруг сказал Яно. — Это…?

— Кто? — встревожилась Соэ.

— Эта женщина преследовала нас на рынке.

— Я не знаю. Я ее не видела.

— Я почти уверен в этом. Да, на ее глазу шрам.

Они не просили меня подтвердить. Я их не винил. Знакомое ощущение, что я был обузой, опустилось на меня, но теперь у меня не было оправдания в виде припадков в неподходящий момент.

Я выглянул на пару дюймов из хватки шиповника. Да, за кузнецом в ливрее Толукума ехала женщина со шрамом на веке. Она ехала во главе пятерых солдат, ее лицо было мрачным.

— Что еще ниже по дороге? — прошептал Яно Соэ, когда группа проехала?

Соэ скривилась.

— Кроме моего дома? Не так и много. Несколько ферм, угольщик и старая обвалившаяся шахта.

— Тогда нет смысла туда идти.

Она покачала головой.

— Нет. Думаю, стоит предположить, что они за нами. Та женщина точно вернулась в Толукум за подкреплением, потом поспрашивала в Великанше. Люди меня знают, и то, что я просила меч и пилу, выделяется.

— Мы не можем вернуться, — сказал Яно.

— Если нет уверенности, что они не навредят нам.

Они притихли. Я опустил голову на шиповник. Шипы впились в шею. Мир кружился, словно Южный Бурр в утро, когда я шел за Ларк к Трем Линиям. Слова, решения и поражения неслись, как обломки в потоке. Стыд покрыл меня внутри, окружил густой тучей. Я пытался дышать, тонул в мучениях.

Муравей — или что-то еще, я мог быть уже весь в клещах и прочих вредителях — укусил меня сквозь штаны, за мягкое место под коленом. Я тряхнул ногой, и это привело к длинным царапинам от шиповника. Я опустил сапог на ветки, пытался высвободить ногу. Бахрома висела, грязная и слипшаяся. Это были мои лучшие сапоги, когда они видели только сияющие замки и поместья. Теперь вышивка была в пятнах, обтрепалась. Оставшийся медальон висел криво, нити ослабли.

Я смотрел на цветок лавра на серебре, думая о его паре, как я обменял тот медальон на шляпу Ларк — шляпу, которую она не хотела, для работы, которую она не хотела выполнять. Правда поднялась во мне, как пузырьки. Я знал это все время. Ларк не хотела вести атаку. Сколько раз она говорила мне, что это была плохая идея? Сколько раз пыталась отговорить меня? Я думал, она обращалась со мной, как с ребенком. Но теперь я понимал, что она пыталась защитить себя, не меня.

И я ей не позволил.

Они казнят ее в замке Толукума. Из-за моей ошибки.

Еще муравей укусил меня у запястья, и это словно нажало на кнопку, слезы выступили на глазах. Я поднял ладони и прижал их к лицу, впился ими в глазницы. Дыхание застряло в груди, а потом вырвалось всхлипом, и так еще и еще.

Я убил Ларк — смелую, хорошую и сильную Ларк. И, убив ее, я убил Мойру Аластейр. Произошло невозможное, потерянная принцесса Люмена оказалась живой в пустыне, а теперь я уничтожил ее, а этим уничтожил ее отца, сестру, мать, ее дядь и ее народ. Ее товарищей, ждущих ее в Каллаисе. И моих родителей, тоже любивших ее.

И я уничтожил себя, потому что я никогда не прощу себе того, что я сделал.

Яно и Соэ молчали, пока я сидел и дрожал, рыдая в ладони. Я вжался в шиповник, в честь которого взял свой эпитет, потому что он был упрямым и рвал. Я думал, что он был моей противоположностью, но теперь я видел его натуру в себе — он хватался за что-то больше него, не отпускал, разрывая в процессе.

Еще муравей укусил меня, и еще. Я охнул, тряхнул руками, переполненный. Я шлепал по ногам и сапогам. Это было слишком, и медальон сорвался с нитей. Он упал в густую траву, и я с паникой сунул руку за ним. Я сжал его пальцами и поднял с ним пару нитей ярко-зеленого мха.

Мох, серебро и лавр. Оставался светлячок, и я смог бы, наверное, призвать маму волшебным ритуалом. Мысль пронзила меня — то, что она сказала бы мне сейчас, после того, что я сделал с Ларк. Я склонился к коленям, все еще пытаясь дышать сквозь слезы.

Ее старая фраза, которую скауты сделали правилом, пришла ко мне.

По одному делу за раз.

Я покачал головой. Сейчас она сказала бы не так. Я сам создал проблемы, и все рухнуло.

По одному делу за раз, Веран.

Я сам создал беды, мама. Это мое творение.

По одному за раз.

Ничего уже не поделать.

Всегда помни, что важно, что срочное.

Ларк убьют. Тамзин пропала. Нас ищут.

Начни с того, что у тебя есть.

Лошадей нет. У нас ничего нет.

Что у тебя есть?

Я посмотрел на медальон в ладони. Кольцо с печатью блестело на пальце.

Есть больше!

Яно и Соэ шептались рядом со мной, голоса были тихими и серьезными. Запах плодородной земли, воды и растений, гнили и жизни окружил меня. Гул и стрекот насекомых, щебет птиц сверху. Я уловил настоящего щегла. Пер-чик-о-ри! Пер-чик-о-ри! Скаут просил о местоположении. Где ты? Где ты?

Меня снова укусил муравей, добавляя укус к порезам и синякам на моей коже. Но вместо мантр мамы, учащей скаутов, пришел шепот, который она повторяла только для меня, сжимая мое лицо.

Слушай свое тело, Веран. Слушай. Слушай.

Тело болит в этих зарослях. Шиповник, муравьи, стыд.

Слушай его.

Я опустил ладони под себя, ощущая мох, укусы муравьев. А потом оттолкнулся. Шиповник рвал одежду и волосы, но я выбрался из колючек. Я выскочил из куста, как заяц, подпрыгнул в воздух и приземлился со стуком, пытаясь стряхнуть муравьев.

Соэ и Яно умолкли, глядя на меня. Я похлопал по одежде и волосам.

Соэ приподняла бровь.

— Жуки?

Я опустил руки и посмотрел на них. Мои щеки все еще были мокрыми, но слезы остановились.

— Я отправлюсь в Толукум, — сказал я.

Яно скривился от гнева.

— Как? У нас нет лошадей.

— Тогда я буду идти, — сказал я. — Но варианты еще есть. У меня есть это, — я поднял медальон. — Я смогу купить место в чьей-то телеге.

— Тебя арестуют у ворот, если ты туда дойдешь, — сказал он.

— Тогда я проберусь тихо, скажу им, кто я, кто Ларк. Худшее уже случилось. Они казнят ее как бандитку. Если я смогу попасть туда, смогу оттянуть казнь, чтобы ее семья успела вмешаться. Если нет… я свяжусь с Ро и скажу ему, что сделал.

— Они могут тебя убить, — сказал он. — Если решат, что ты — ее сообщник.

— Плевать, — твердо сказал я. — Серьезно. Но я не могу ничего не делать. Я так уже поступил, и это приведет к ее казни. Я должен попробовать. И у меня есть печать родителей, это должно дать мне шанс.

— А Тамзин? — спросил Яно.

— Ее тоже могли забрать в замок. Может, ее заперли в карете или увели раньше, чем я вернулся к дороге.

— Или она мертва, — сказал Яно с паникой.

— Может, да, а, может, нет. Если нет, ей нужна помощь. Останьтесь тут и поищите ее. Даже если она не ранена, она не может идти далеко. Найдите безопасное укрытие. Но я иду в Толукум. Если он в замке, я найду способ передать вам весть.

Они глядели на меня. Я поднял ладонь в царапинах и точках укусов, протянул ее к ним.

— Спасибо за то, что сделали сегодня, — сказал я. — Простите, что все испортил. Вы все были потрясающими.

Они не ответили, а я не мог ничего сделать, забрать сумку или оружие, так что стал поворачиваться к тропе.

Яно вздохнул.

— Стой.

Я оглянулся. Он расстегивал свой си-ок, а потом снял бронзовый браслет, лазурит мерцал.

— Не продавай это, — приказал он. — Используй в замке. Стражи узнают си-ок, и ты сможешь говорить от моего имени. Это спасет от бед или даст шанс поговорить с моей матерью. Это может помочь Ларк. Не потеряй его.

— Не потеряю, — пообещал я, надел его на свое запястье, скрыл рукавом и протянул к нему ладонь снова. — Спасибо.

— Не за что. Удачи.

— Удачи, — повторила Соэ. — Будь осторожен.

Я кивнул и отвернулся, но это было ложью. Я не буду осторожен. Я сделаю все, чтобы добраться до Толукума и Ларк, пока я еще мог что-то делать.

Я пошел сквозь заросли, вышел на тропу и повернулся к главной дороге. Я шел сперва медленно, чтобы затекшее тело привыкло к ходьбе, а потом ускорился, слова мамы звучали в моих шагах.

Слушай. Срочное. Начни.

34

Тамзин

Я открыла глаза в сумерках, лиловое небо виднелось среди вершин деревьев вдали. Этот кусочек не сильно отличался от кусочка неба в окне моей темницы. Только вместо квадратика были осколки, фрагменты, кусочки.

Я подвинулась, проверяя тело. Оно все еще болело, но ничто не казалось подвернутым или сломанным — чудо или удача, ведь склоны оврага были в горах хвои.

Я посмотрела на свой бок, Крыс лежал отчасти на мне. Я почесала его за ушами. Наверное, я бы замерзла насмерть, если бы он не нашел меня пару часов назад, учуяв меня среди кустов. Он опустился рядом и грел меня.

— Хороший, — невнятно прохрипела я. Он вытянулся, удовлетворенно урча.

Неподалеку журчал ручей. Я уже пила из него раз сегодня, когда отползла от места, куда упала. Наверное, я оставила след на склоне среди зарослей, хотя не хотелось, чтобы меня могли легко найти. Но никто не нашел. Я не знала, видели ли мое падение, или они решили, что я сразу же умерла.

Но я не умерла. Я лежала, тихая, порой засыпая, и думала. Табличка разбилась при падении. Карета и стражи уехали. Я не знала, где были все, сбежала ли Ларк из кареты.

Но одно я поняла.

Кимела была неправильным слушателем.

Место ашоки было самым влиятельным в политике Моквайи веками. В историях они начинали войны или заканчивали их… хорошие ашоки делали плохих правителей великими, а плохие сбивали великих монархов на колени. Эту страну портили, направляли и закапывали не правители, а ашоки.

У меня были большие планы на мою карьеру. Я представляла, как меня хвалили, как мою статую воздвигли рядом с другими в Зале Ашоки, и мои слова вырезали в мраморе и внедряли в законы Моквайи. Я представляла свое имя в книгах по истории, мои достижения описывали бы в рассказах об истории нашей страны.

И я использовала Яно, чтобы получить это. Я не могла отрицать. Если его ослепила симпатия ко мне, то я слишком быстро приняла это как способ получить величие. Если правитель и ашоки не ладили, это не вело ни к чему хорошему. Увлечение правителя и ашоки друг другом, судя по последним шести неделям, было рецептом катастрофы.

Опасное количество власти для одного человека.

И тут я поняла, с кем должна была все это время говорить.

Я похлопала Крыса и приподнялась, мышцы ныли. Я не спешила, подползла к ручью и еще выпила. Я спрятала утром в свою сумку пару пирожков Соэ с черникой. Теперь они были крошками, но я ела понемногу весь день, а теперь позволила взять самый большой кусочек. Я проглотила его, запила водой и медленно поднялась на ноги.

— Ладно, Крыс, — сказала я. — Идем.

Мы пошли вдоль ручья, медленно двигались по темнеющему лесу, пока склоны оврага не стали менее отвесными. Я повернулась к склону, тяжело дыша, но мы вскоре добрались до места, где мы с Ларк оставили Крыса этим утром. Ее лошадь еще была там. Точнее, лошадь Кобока. Я с болью улыбнулась.

Лошадь паслась весь день, и я отвела ее к ручью, а потом забралась на ее спину. Я направила ее вверх по склону. Крыс следовал.

Было видно, что на дороге кипела активность, земля была неровной, следы копыт пересекались, но мы никого не встретили. Когда мы добрались до дома Соэ, стемнело. Я завела лошадь в загон и поняла, что два мула пропали, как и их упряжь. Телега осталась. Я не знала, что думать об этом, пока не прошла в дом.

Место было не ограблено, но хорошенько обыскано. Шкафчики были открытыми, мебель сдвинули, ковры были собраны кучей в углах. Кровать Соэ сдвинули к стене, а ее шкаф и кедровый сундук были открыты, содержимое валялось на полу. Дульцимера лежала под грудой шалей. Я убрала их, вытащила инструмент и положила его на простыню.

В мастерской мою разбросанную бумагу сдвинули кучей, чтобы подвинуть прессы. Но ничто не было сломано или украдено. Тот, кто был тут, искал места на полу, которые могли скрывать люк. Они искали не вещи, а людей. Возможно, меня.

Но они не нашли меня, и теперь у меня был Крыс, чтобы сообщить об опасности. И все же мне было не по себе. Я быстро включила лампы, вернула большой пресс в центр комнаты. Я нагрела баночки вязких чернил в руках, собрала стопки чистой бумаги. Я вытащила три больших блока, которые вырезала Ларк, с рядами печатей, тщательно созданных, от аккуратных строк текста до жирного заголовка. ПУТЬ ПОТОКА. Столько работы ради жалкого маленького памфлета. Столько стараний, чтобы прочел лишь один человек.

Но теперь будет иначе.

Дождь не мог промочить сухую землю. Он собирался потоком и бежал, становясь разрушением.

Мои метафоры были хорошими, но немного не о том. Замок Толукум всегда был сухой землей, но разрушением было не его создание. Это дождь бил по неподдающейся поверхности, собирался с силами, становился струйками, ручьями, потоками. И поток уничтожал, менял облик сухой земли на то, что хотел создать.

Меня поразил масштаб того, что я собиралась сделать — что я собиралась разрушить — и я посмотрела на огромный пресс для вина. Если моя идея сработает, я превращу его в машину создания или разрушения?

И того, и другого. Такой была природа справедливости. Мы с Яно сосредоточились на создании и пропустили факт, что сначала что-то нужно уничтожить.

Чтобы появилась справедливость, нужно было сперва уничтожить несправедливость.

Я закатала рукава платья, съела еще пирожок Соэ и приступила к работе.

35

Ларк

Шаги звучали на камне, ключи звякнули у металлической двери. Петли застонали. За закрытыми веками появился свет, я не открывала глаза. Я лежала на боку, вытянув руки, чтобы было удобнее с оковами на запястьях. Я дышала достаточно глубоко, чтобы воздух поступал в легкие, но не так сильно, чтобы треснувшие ребра болели.

— Итак, — сказал голос, — бандит Солнечный Щит.

Я молчала. Судя по шагам, передо мной было несколько человек, вряд ли друзья.

— Открой глаза, — потребовал голос.

Я приоткрыла их и тут же закрыла — свет был ужасно ярким, ярче, чем от обычной лампы. Кто-то засмеялся.

— Получила от своего же оружия. Я сказал: открой глаза. И сядь.

Я не шевелилась. На боку было легче терпеть боль в ребре.

Носок ткнул меня в живот. Я зашипела сквозь зубы.

— Мне сказали, что ты говоришь на моквайском, хоть и плохо. Я сказал: сядь и посмотри на меня, или стражи тебя заставят.

Они ожидали борьбу, значит, уже учли, как будут вести себя при таком ответе. Мне уже было сложно терпеть боль.

Я с неохотой уперлась руками в камень. Цепь, соединяющая оковы с кольцами в полу, звякнула, пока я медленно садилась. Я затаила дыхание, пока не прислонилась к стене, а потом медленно выдохнула и открыла глаза.

Передо мной был мужчина из главного здания в Канаве Теллмана — министр Кобок. С ним были четыре стража, один держал лампу, наполовину закрытую повернутыми зеркалами, усиливающими луч, закрывая других от яркости света. Хитрая тактика. А еще тут была служанка, склонила голову над доской писаря с угольной палочкой в пальцах. Она не смотрела на меня, но и не видела бумагу — ее взгляд был далеким.

Сапог Кобока скользнул вперед, такой блестящий, что свет отражался от него, но не ударил по моим ребрам. Его носок зацепил несколько звеньев цепи на полу, подвинул мою правую руку этим в сторону. Края рукавов попали под оковы, и я вытащила их на предплечья зубами. Достаточно далеко, чтобы было видно клеймо.

Он невесело фыркнул.

— Тебе кое-чего не хватает. Были слухи, что ты из сбежавших. Редало или Канава Теллмана? Или ты была с фабрики?

Я не ответила, не шевелилась. Он перестал давить на цепь, и моя рука вернулась на колено. Он с отвращением смотрел на меня.

— Ты сожгла мой штаб в карьере, — ядовито сказал он. — Ранила моего стража, украла мою карету и лошадей. Ты напала на королевскую ашоки и убила ее служанку. И у меня есть подозрения, что ты знаешь, где наш кронпринц. И это твои преступления только за последнюю неделю, не говоря уже о твоем правлении ужаса в Феринно. Ты в ужасном положении, согласна?

Я пожала плечами, насколько позволяла боль в боку. У меня не было сил переживать из-за того, как мало времени мне осталось. Часы пути от поселка Великанши до тюрьмы Толукума, как я полагала, были мучительными — сначала я висела на лошади, три часа не могла нормально вдохнуть, а потом меня заперли в тесной карете для пленников, запястья были прикованы к потолку. Когда они сняли мешок с моей головы и вытащили платок изо рта, заперли меня в этой камере, моей главной целью в жизни было просто дышать.

— Королева хотела бы казнить тебя публично, — сказал он, хотя я молчала. — Она думает, что нужно показать народу Моквайи, что ты уже не угроза для них, и я склонен согласиться. Однако, — он склонился, — ее можно убедить устроить тебе уединенной и не такой жестокий конец… если будешь сотрудничать.

Я прислонила голову к каменной стене, не понимая, с чего он взял, что мне это было важно.

Кобок подвинул писаря вперед. Девушка согнулась над доской, опустила голову, но поймала мой взгляд на миг, после чего опустила свой взгляд на пергамент.

Министр махнул рукой, не глядя на девушку, словно включал ее.

— Ты можешь начать, подтвердив мои подозрения, что принц Веран Гринбриер из гор Сильвервуд, второй сын короля Валиена и королевы Элламэй, переводчик для посла востока Ро Аластейра, был твоим сообщником в нападении на Канаву Теллмана?

Как много титулов — Веран был бы рад.

— Ну? — он снова потянул носком за цепь, мои запястья дернулись. — Уверена, что вытерпишь боль? Проверим? Веран Гринбриер был твоим сообщником или нет?

— Нет, — сказала я. — Не был.

Он ожидал ложь, и он нахмурился почти с триумфом.

— Три разных офицера сообщили, что видели его с тобой…

— Я не говорила, что его там не было, — сказала я. — Я сказала, что он не был моим сообщником.

— Но он был…

— Он был моим заложником, — сказала я. — Я использовала его для защиты. Я знала, что ты не убил бы его.

Кобок смотрел на меня. Служанка рядом с ним шуршала палочкой из угля по пергаменту.

— И как он попал в твои руки?

— Он искал меня, — сказала я. — Думал, что я ему помогу. А я взяла его в плен. И хотела продать его за выкуп в Моквайе, но он сбежал.

— Как?

— Ускользнул, пока я грабила карету ашоки.

— Он не помогал тебе с ашоки?

Я посмотрела на его лицо, щурясь из-за луча лампы.

— Ты его встречал? Думаешь, он мог бы ограбить карету?

Кобок задумался, его писарь послушно записывала мои слова, стирающие преступления Верана.

— Нет, — признал он. — Вряд ли. Признаюсь, я был удивлен слышать такое — мои источники говорили, что у него слабое здоровье.

Я подумала о Веране, идущем по Феринно, обгоревшем на солнце и уставшем, несущем меня к укрытию и копающем рукой ямку в двенадцать дюймов глубиной для воды. Я подумала о том, как он повалил секвойю, и как сильно он не хотел рубить ту секвойю. Я думала о том, как он жил в своем мире каждый день, принимая решения.

Разве он был слабым?

Меня поразило, как сильно я хотела ударить министра Кобока.

Я сцепила пальцы на коленях, заставила себя опустить напряженные плечи.

— Но при нападении с тобой были другие, — продолжил Кобок. — Кто это был?

Я пожала плечами.

— Другие бандиты.

— Из Феринно?

— Я не знаю, откуда они. Легко найти отчаявшихся людей в тавернах, готовых к шансу заработать немного.

— Ашоки Новарни убеждена, что в карете с тобой была Тамзин Моропай.

Я постаралась скрыть эмоции на лице.

— Кто?

— Тамзин Моропай, бывшая ашоки, — прорычал он. — Та, на которую ты напала в Икси у Виттенты. Все думали, что она погибла. Она перешла к тебе? Или… — его голос наполнился восторгом, словно в голову пришла новая мысль. — Или она была заодно с тобой все это время? Мешала индустрии, проникла в замок, влияла на принца — вы все это время были напарницами?

Я чуть не приподняла бровь от глупости этой истории — что Тамзин работала ради места ашоки, самого влиятельного места в Моквайе, чтобы бросить все, потому что выполнила работу, и снова стать безымянной разбойницей, грабящей кареты.

Кобок принял мое молчание за стыд.

— Ну? Я отыскал крупицу правды?

— Нет, — сказала я.

— Не ври мне.

— Я не вру, — я не знала, почему он верил лжи, что Веран был жертвой, но не правде, что Тамзин не была связана с грязной преступницей.

— Эта капля информации может облегчить последние часы твоей жизни, — сказал он. — Скажи, что Тамзин Моропай работала с тобой, и я попрошу тихо тебя повесить.

— Нет, — сказала я. — Это неправда.

Он шагнул вперед, и я невольно вздрогнула. Он наступил на мой живот и склонился на эту ногу, придавливая меня к каменной стене. Я содрогнулась, слезы выступили на глазах от боли. Мои пальцы сжали его лодыжку, я пыталась уменьшить давление, но он не поднимал ногу, а уперся локтем в колено, его лицо оказалось еще ближе ко мне. Цепь звякнула, выдавая дрожь моих рук. Страж с лампой за ним подвинулся, чтобы луч бил по мне из-за Кобока.

— Скажи, что Тамзин была заодно с тобой, что ты проникла в замок через нее.

— Ничего глупее я еще не слышала, — процедила я, стиснув зубы до боли в голове.

Он отцепил мою ладонь от своего сапога, поднял ее даже нежно, словно ладонь ребенка. Его лицо все еще было близко к моему, он подцепил мой ноготь своим ногтем большого пальца. Голова кружилась от новой боли.

— Где Тамзин сейчас? — спросил он.

— Не знаю.

— Где принц Яно?

— Не знаю.

Давление на ребра и под ногтем усилилось. Свет лампы обжигал веки. Я закрыла глаза, чтобы не видеть его нависшее лицо.

— Что ты знаешь? — Кобок был так близко, что его дыхание задело мою щеку. — Что угодно тебе поможет. Кто помогал тебе в пустыне? Кто укрыл тебя в Моквайе? Где твои сообщники?

Я молчала, разум стал пустым камнем. Тишина и неподвижность вели к безопасности, они были средствами контроля в мире, который двигали другие люди. Я не знала, откуда взялись эти мысли, но в борьбе сформировался вывод, что молчание было настоящей силой.

Боль создала вспышку движения перед глазами — ткань трепетала, словно от ветра. Яркая лампа стала нежным солнечным светом. Звон цепи превратился во что-то, что я не могла определить, но не было времени думать об этом. Странный миг прошел быстро, его сменили ощущения настоящего. Ребро трещало под его сапогом. Мой ноготь гнулся.

Мы застыли навеки, голова гудела от нехватки дыхания в легких. Наконец, Кобок выпрямился, и это усилило боль, а потом его сапог пропал. Я жутко вдохнула с агонией и облегчением. Кобок поправил свой темно-золотой камзол.

— У тебя есть эта ночь для размышлений, — сказал он. — Стражница будет стоять снаружи — сообщи ей, если передумала. Иначе будешь казнена завтра к обеду на площади. Там будут зрители, так что все пройдет медленно.

Он думал, что медленная смерть как-то отличалась от остальной моей жизни? Он просто заинтересует других людей в этом.

Я не ответила, обмякнув у стены, камень был холодным за моей спиной. Кобок посмотрел на меня с отвращением, а потом повернулся к двери камеры. Страж открыл ее для него. Служанка с доской для письма спрятала уголь в мешочек и пошла за другими.

Я разжала стиснутые челюсти.

— Один вопрос, — сказала я.

Министр не обернулся, но я слышала оскал в его голосе:

— Вряд ли ты сможешь надавить…

— Не к тебе, — сухо сказала я. — К ней, — я указала носком сапога на служанку, она испуганно подняла голову.

— К кому? — Кобок проследил за моим жестом, словно впервые увидел девушку.

Я повернула к ней голову.

— У тебя есть клеймо?

Она моргнула, застыв. Кобок оскалился, его лицо исказил гнев. Он шагнул вперед, подняв руку. Я слишком устала, чтобы сжиматься, так что расслабила тело, чтобы принять удар. Его ладонь попала по моей щеке, и моя голова отлетела в сторону. Я так и осталась, смотрела на влажную каменную стену, а Кобок развернулся на сияющей подошве сапог и пошел к двери. Его свита шла за ним, все быстро двигались, чтобы не отставать от него.

Кроме одной.

Не отворачивая голову от стены, я посмотрела на дверь. Служанка шла за последним стражем, опустив голову, на полшага медленнее других. Глядя на пол, она зацепила пальцем край рукава.

Тихо проходя мимо стражницы, она повернула предплечье на миг к свету лампы, показывая бледный неровный шрам под рукавом.

36

Тамзин

Поселок Великанши был более людным, чем я думала, утром, но, может, я давно не была в деревне. Люди, взрослые и дети, суетились в тумане среди красных деревьев, сжимая шали и плащи от прохладной влаги. Я привязала лошадь к столбику у больших пней в центре площади. Я полезла в одну из полных сумок — я смогла отыскать седло Соэ в сарае возле загона — и вытащила небольшую стопку сложенных листов бумаги. Из другой стопки я вытащила дульцимеру Соэ. Я сунула вещи под руки и пошла к сцене.

Я замерла на сцене. Там были два ребенка, стояли в углу. Они взглянули на меня, когда я поднялась, и вернулись к занятию. Одна возилась с лентами си на столбике на углу. Вторая держала в руке сверток. Пока я смотрела, первая сняла бирюзовые ленты и бросила на сцену, взяла край новой ленты, протянутый вторым ребенком. Она зацепила его за крюк и стала разворачивать. Ткань сияла в свете раннего утра. Ткань была темно-желтой.

Декваси. Золото.

Моконси закончился. Первое сентября.

Мой желудок сжался. Я забыла о течении времени и даже не поняла, что близился новый си. Во время моей короткой карьеры ашоки конец каждого месяца вел к новому сочинению, послания изящно сплетались с идеями, заложенными в грядущий цвет. На меня напали в начале иксии, июля, темно-зеленого, си доброты. Я провела моконси — дружбу — в камере и в бегах. Теперь был декваси — си новых начал.

Этим утром по всей стране жители праздновали с музыкой и едой, сменяли старые цвета новыми. В замке Толукум это проделывали ночью армия слуг и рабов, заключивших договор, они забирались на шатающиеся стремянки и меняли огромные гобелены, убирали из фонтанов выкрашенную рыбу, заменяли их сияющими фонариками или искусственно покрашенными лилиями. Плитку отцепляли, укладывали новую, стекло в лампах меняли, еду и напитки подбирали под цвет, чтобы следующим утром придворные восхищались ею, щеголяя нарядами в красках месяца.

Но вне замка смену си проводили люди с первыми лучами солнца. Дети меняли украшения на окнах, рассыпали на крыльце лепестки. Взрослые снимали вышитые знамена, аккуратно сворачивали их для следующего года, заменяли их новыми, сшитыми за долгие ночи у камина или на собраниях поселений. У каждого города были свои рецепты, представления и традиции в честь начала нового си, но это всегда было событием, шансом собраться с соседями и разделить радости и сложности в жизни.

Я смотрела сквозь туман на Великаншу, нависающую над поселением, ее ствол на высоте пятидесяти футов пропадал в тумане. У ее корней группа людей держала стремянку, и один из жителей закреплял край нового знамени на веревке, обвивающей ствол. Я смотрела, а человек на стремянке осторожно подвинулся, прижимая ткань к груди, а потом бросил ее в воздух. Золото развернулось сияющим потоком.

Недовольный шепот донесся из угла сцены. Дети были у последнего столбика, но крючок был выше, чем на других. Они на носочках пытались закрепить ленты за гвоздь. Я шагнула к ним и закончила работу за них.

— Спасибо, — сказала первая. Они собрали старые бирюзовые ленты. — Яркого декваси вам.

— Угу, и вам, — ответила я.

Они ушли. Я посмотрела на новые ленты, трепещущие на крючках.

Декваси — цвет новых начал, урожая, смены листьев, солнца.

Я не была золотой, как декваси. Я была Тамзин Охра, си дали мне родители, и я оставила себе си, получив право титула от отца Яно. Охра была сложным цветом для сочетаний, носки. Этот цвет сиял только в определенных обстоятельствах.

Может, пришло время.

Может, охра была как золото в обычном мире.

Я разложила бумаги аккуратно у края сцены. Я опустила дульцимеру Соэ на свои колени, задела пальцами струны. Прохладный туман расстроил их, и я принялась настраивать их, при этом меняя план атаки. Я думала просто поиграть мелодию на фоне, чтобы привлечь внимание людей, но теперь я быстро вспоминала, какие песни пели в начале декваси. Я выбрала свою любимую, которая подчеркивала новые начала, формируя открытую мелодию, постоянно движущуюся по кругу.

Я еще раз проверила струны. Это были мои первые ноты после нападения на мою карету. Пальцы плохо слушались. Тело болело от вчерашнего падения, спина ныла от того, как я сотню, а то и тысячу раз опускала и поднимала пресс прошлой ночью. Я устала, спала всего несколько часов. Но мелодия песни была яркой в моей голове, и я отогнала боли и начала.

Сначала дети забрались на сцену, узнали начало песни. Они запели радостно и хаотично, не попадая в ноты. Я улыбнулась им, чтобы они продолжали. Они прыгали и пели. После пары куплетов две девушки подошли за ними, на их головах были венки с рудбекиями с черными серединками, а в руках — корзины, полные золотарника. Они улыбнулись детям, добавили свои голоса, придав повторяющемуся ритму сладкую основу. Мужчина с молотом остановился и запел с ними, чтобы не считать гвозди на крыльце. Несколько родителей подошли проверить их детей, и вскоре они тоже запели.

Наконец, после еще одного куплета, один из взрослых заметил памфлеты. Женщина подошла ближе, взяла один и посмотрела на название.

Она нахмурилась.

Но стала читать.

Я смотрела, рассеянно играя, добавляя несколько украшений повторяющейся мелодии. Напарник женщины присоединился к ней, с интересом поглядывая поверх ее плеча. Мужчина с молотом взял себе памфлет. Вскоре взрослые столпились. Все больше человек бросали свои утренние дела, шли на пение. Больше человек брало бумаги. Они читали послания. Некоторые уходили, глядя на страницу. Я увидела, что юноша понес памфлет к трактиру и застучал в дверь — промазал и ударил сначала по косяку, потому что голова была склонена к бумаге в его руке. Хозяйка появилась в дверях с тряпкой для посуды. Он показал ей памфлет, они склонили головы, обсуждая текст.

Мое уставшее сердце дрогнуло.

Мужчина и женщина выглядели немного возмущенными. Они огляделись на соседей, мрачно и с яростью посмотрели на меня и умчались прочь. Но многие остались или решительно поспешили прочь, некоторые забрали при этом несколько памфлетов. Некоторые привели других к сцене. Мои запасы уменьшались, но я не останавливалась, чтобы достать из сумок еще. Мне понадобятся все копии, да и… семена были посеяны. Лучше бы им поделиться с другими. И обсудить.

Я играла до боли в пальцах, поменяла мелодию на песню о мужчине, который нашел золотую монету и отдал ее, а она вернулась к нему в час нужды после четырнадцати куплетов. К тому времени туман испарился. Золото мерцало на площади, и толпа редела. Длинный стол установили перед трактиром, выложили на нем медовые кексы и медовуху, и туда отправились мои зрители, собралась небольшая толпа. Я видела, как мои памфлеты передавались из рук в руки.

Я доиграла последние аккорды и опустила ладони на дульцимеру. Все памфлеты разобрали. Несколько человек бросили монеты — в основном, медяки и один серебряный полумесяц, его опустил на сцену мужчина, прочитавший мое сочинение полностью, потрясенно посмотревший на меня. Он решительно вытащил монету из кармана, показал ее мне и опустил. Я повесила дульцимеру на ремешок и опустилась на корточки, чтобы собрать монеты в ладонь.

Когда я подошла к столу у трактира, несколько человек подошли ко мне.

— Мисс, у меня есть пара вопросов…

— Моя сестра шесть лет работала так, и она говорит такое же, как тут…

— Я всегда говорил, что рабство — это проклятие, да, Хэм? Но хочется знать, будет ли из этого что-то…

— Кто это писал? Копии почти идентичны!

Я отмахнулась от комментариев, указала горестно на свое горло. Я сделала пару печальных хриплых звуков. Некоторые встревожились, а потом ушли к своим делам, поняв, что я не могла им ничего рассказать. Недостаток, который мучил меня пару недель назад, не давал участвовать в разговорах вокруг меня, теперь только радовал меня, и пришлось даже подавить улыбку.

Я дала им свои слова.

Посмотрим, что они сделают с ними.

Я купила за медные монеты пять медовых кексов и бутылку медовухи в таверне. А потом забрала свою лошадь и, жуя кекс, повернулась к почте.

Я взяла серебряную монету, которую оставил мужчина, внимательно прочитавший мое сочинение, вспомнила шрам на его запястье под рукавом. Я принесла шесть аккуратных стопок памфлетов на почту, перевязала их бечевкой и заплатила монету за то, чтобы их доставили во все города вдоль южной дороги.

Радуясь от меда и успеха, я вернулась к лошади, осторожно сложила дульцимеру и оставшиеся памфлеты. А потом забралась на лошадь, повернула ее на север — к Толукуму.

37

Веран

Медальон позволил мне доехать до города в Переходе Оссифера сзади телеги с сеном. Фермер не ехал в Толукум, но, может, ощущая вину за то, что получил серебро, но не довез меня до нужного места, он дал мне полумесяц, этого хватало на ночь и еду в таверне.

— До Толукума еще пять миль, — он кивнул на дороге. — День заканчивается, лучше переночуй где-нибудь, в городе полумесяц далеко не заведет.

Я поблагодарил его за совет и поездку, смотрел, как он ехал прочь к ближайшей таверне. Я зашагал, оставляя таверну позади. Я потратил полумесяц у прилавка, продающего пирожки, забрал сдачу и пошел дальше.

Я знал, что Ларк и другие сказали бы из-за того, что я пропустил шанс на еду и ночлег в таверне, но я не давил на себя. Я все спланировал. Оставив других вчера, я шел и шел, миновал поселок Великанши и направился по дороге. Я миновал несколько путников, но только один был с телегой, и они двигались не в том направлении. И я шел. Наступила ночь, и я хотел продолжать, очень хотел двигаться дальше, шаг за шагом, ближе к Ларк и Толукуму. Но мама говорила в моей голове, и я знал, что от меня не будет проку, если у меня случится припадок посреди дороги во тьме ночи. И я скрылся среди стволов красных деревьев, зарылся в кусты у корней. И уснул. Укутался в плащ, маленькое насекомое у ног великанов. Я спал лучше, чем во многие другие бесцельные нервные ночи. Я спал, будто у меня была причина на это.

С первым холодным прикосновением утра я проснулся, мокрый от росы, затекший, но отдохнувший. Я поблагодарил дерево и вернулся на дорогу. Через пятнадцать минут телега с сеном подъехала за мной. Через еще пять минут мое серебро оказалось в кармане мужчины, и я оказался среди его колючего груза. И хоть я хорошо спал ночью, я дал себе отдохнуть еще. Я прошел несколько часов, качаясь в телеге под редеющими ветками красных деревьев, пока они не сменились открытым небом.

Теперь я был готов идти.

Пять миль до Толукума.

Пять миль до Ларк.

Когда я оставил позади последние здания Перехода Оссифера, я заметил, что бирюзовые ленты, которые висели на магазинах несколько недель, сменились трепещущим золотом. Первое сентября. Это не было чем-то примечательным, но сегодня должна была закончиться наша дипломатическая поездка. Если бы все шло по плану, мы с Ро и Элоиз садились бы сейчас в кареты, собираясь домой. Вместо этого я двигал ногу одну за другой, направляясь в Толукум. И вместо Ро или Элоиз я шел к потерянной принцессе озера Люмен.

Уже не потерянной.

Но точно в беде.

Неделю назад я представлял бы, как врываюсь геройски в замок и спасаю Ларк от виселицы в критический момент. Меня мутило от мысли. Я потянулся рассеянно к си-оку Яно под рукавом, а потом к своему кольцу с печатью. Я спрятал кольцо глубже в карман туники, чтобы уличный вор не заметил и не потребовал его. Знак светлячка как на гербе моего отца, как на значке матери, как на кольце моей сестры. Эта печать была вместе с гербами озера Люмен, Сиприяна и Алькоро на письмах, которые мы посылали через пустыню, с писем весь этот бардак и начался. Я надеялся, что мне хватит власти, чтобы хотя бы приостановить казнь. А потом я как-то свяжусь с Ро или Кольмом в Каллаисе. Это было моей настоящей властью, быть проводником для голосов важнее моего.

Но сначала нужно вовремя попасть в Толукум.

Я ускорился.

38

Тамзин

Я проехала три города, когда первый день декваси угас. Я заработала неплохо за день, и деньги пошли на еду в каждом городе, а потом почтальонам, чтобы памфлеты разошлись во все деревушки, куда они ездили. Мои запасы кончались, оставалось около дюжины в седельной сумке, но почти вся работа была закончена. Мое сочинение расходилось, как побеги лозы.

Я сидела на крыльце в гостинице у перекрестков Берберри, южнее окраины Толукума, наслаждалась сырной булочкой, когда две фигуры на мулах выехали решительно на дорогу. Я не сразу их узнала, они странно кутались в плащи, хотя вечер был теплым. А потом я увидела край рапиры, выглядывающий из-под плаза, и посмотрела на их лица. Я удивленно опустила булочку. Они сначала не заметили меня, смотрели на табличку с указателями. Но Соэ посмотрела на гостиницу и опешила. Она позвала Яно, и, когда он увидел меня, он направил мула ко мне.

— Тамзин! — он перекинул ногу через седло и спрыгнул. В отличие от нашего прошлого воссоединения в Пасуле, когда он побежал ко мне и обнял, в этот раз он замер в паре шагов от меня. Как в Пасуле, он не знал, что сказать.

Я смотрела на него, а он — на меня, я будто видела его впервые. Три недели вдали от Толукума изменили его. Я начала возвращать свой вес, а он похудел, лицо осунулось. Его борода отросла, подчеркнула острую челюсть. На его лице и ладонях были царапины от тяжелого пути, и его волосы растрепались и спутались. Его одежда была простой и грязной, и его серьги пропали.

Соэ присоединилась к нему, вела обоих мулов.

— Тамзин, ты в порядке?

— Ага.

«Где Веран?».

— Он отправился вчера в Толукум, и мы больше о нем не слышали, — сказала она. — Ты слышала, что Ларк поймали?

Я мрачно кивнула.

«Я надеялась, что она сбежала, но когда ко мне пришел Крыс…».

Мы посмотрели на Крыса, вытянувшегося у моих ног.

«Как вы меня нашли?» — спросила я, хотя уже знала ответ.

Яно вытащил из кармана мой памфлет, сложенный пополам.

— Мы шли по твоему следу, — сказал он, звуча почти потрясенно. — Мы все утро искали тебя в лесу, а потом решили проверить новости в Великанше. А там все гудели из-за твоего сочинения. Мы спросили, куда ты уехала, и они указали на дорогу. Так было и в Пуритуке, Переходе Оссифера и Блу Джой.

Я посмотрела на мулов. Это были не те, которых использовала Соэ.

«Где вы их взяли?».

Яно вдруг стал замкнутым, почти смутился.

— Великанша.

Я прищурилась, не осмеливаясь верить.

«За что?».

— Один за мои серьги…

— Другого он украл, — сказала Соэ с гордостью в ее голосе. — Все организовал. Под носом хозяина.

Мой рот радостно открылся, и я использовала знак, которому меня научила Ларк во время нашего первого урока в доме.

«Ты разбойник!».

Он скривился и посмотрел на грязные сапоги.

— Я им отплачу. Но… что мне было делать? — он посмотрел на меня с болью. — Наши лошади пропали, твоя лошадь пропала, тебя или Крыса не было видно, и мы не могли вернуться в дом… когда мы поняли, что ты уехала, мы должны были следовать за тобой, — он взглянул на памфлет. — Но… не понимаю. Когда ты все это сделала? Как?

«Прошлой ночью, — сказала я. — Так же, как и первый».

— Где…

Я указала на Соэ.

— Но там были стражи.

«Я пришла туда позже, — сказала я. — Они ушли».

— Сколько ты напечатала?

Я махнула рукой.

«Около двух сотен».

Он смотрел, пытаясь понять, правильно ли понял мои знаки.

— Две… сотни?

«Я сделала бы больше, но печати ломались».

Яно осторожно перевернул страницу в руках, словно она была опасной, была осколком стекла.

— Я… не знал… Я думал, ты хотела писать без пера… Я не думал… как много…

Мои пальцы двигались резко, а с ними был оценивающий взгляд, который я не сдержала.

«Знаю».

Молчание было тяжелым. Соэ выдержала паузу и выпалила:

— Я напою мулов.

Она повернулась и повела их к поилке с другой стороны от крыльца, оставив меня и Яно наедине.

Тишина стояла пару мгновений. Он потер шею. А потом указал на памфлет.

— Ты все их отдала?

«Почти. Еще несколько…», — я указала на дорогу к Толукуму.

Он рассеянно прочел первые несколько строк, которые явно уже знал наизусть.

— В этом сила, Тамзин… люди ощутят это. Они уже ощущают это в городах, которые мы проехали. Если бы они знали, кем я был, меня поймали бы, — он пошелестел бумагой. — Ты дала им оружие.

«Я не жалею», — твердо сказала я.

— Знаю, — он посмотрел мне в глаза. — И я благодарен за это. Ты была права тогда. Я начинал переживать, что мы создали нечто слишком большое и дикое. Что-то вне нашего контроля. Но… — он посмотрел на бумагу, его лицо было подавленным и радостным одновременно. — Это ты и хотела, да? Это не должно управляться. Мы делаем это или нет. И… ты столкнула камень с края. Люди будут выть у наших ворот завтра утром. Еженедельные петиции будут хаосом. Будут мятежи. Половина двора будет жаждать моей крови до начала моего правления. Я боялся этого раньше, — он посмотрел не в мои глаза, а на мои губы. — Но я дал себе забыть, что ты уже пролила кровь за это. Ты приняла первый удар. Мне жаль, Тамзин. Я был не таким смелым, как ты. Но, думаю, теперь я смогу. Ты можешь простить меня за сомнения?

Я вдохнула.

«Я еще не закончила, — сказала я. Я хотела, чтобы он понял, что я собиралась сделать с его замком и двором — и его страной — до того, как он будет искать мое прощение. — Нужно еще обдумать дело с ашоки».

— Думаешь, ты сможешь ее убедить?

«Нет. Но это не важно. Я собираюсь… — о, я так много хотела выразить словами, но знаков не хватало. Подорвать. Разгромить. Разбить. Я вздохнула. — Я собираюсь лишить ее власти, отдать ее нашему народу, — я махнула на памфлет. — Я буду работать над новым прессом. Я установлю его в мастерской писаря, напишу больше такого. И дам другим людям использовать это».

— Использовать… писать… — он пытался понять. — Просто… что они хотят? В таком количестве?

Я кивнула.

— Но… такая власть…

«Это власть ашоки, — сказала я. — Этого слишком много для одного человека».

— Это была твоя власть. И все еще может быть с такой технологией. Ты могла бы писать, а не петь. Я могу оспорить назначение Кимелы в этой ситуации.

Я покачала головой.

«Ее назначили. Пусть остается. Это не будет важно. Я отдам власть ее места народу Моквайи. Эта страна слишком долго зависела от воли ашоки».

Он выдохнул, выглядя утомленно. Я ждала его гнев, может, возмущение из-за предательства. Возражение, что когда-то я была на его стороне. Заявление, что мы с ним теперь были по разные стороны.

Он закрыл глаза.

— Ладно.

Я склонил голову.

— Ладно?

Он кивнул.

— Сделаем это, — он открыл глаза. — Я доверяю тебе.

— Почему? — я не сдержалась.

— Во-первых, соглашусь я или нет, это не помешает тебе сделать это, — уголок его рта дрогнул. — И если твой план такой, я лучше буду на твоей стороне, чем против.

Его голос стал серьезнее, и он посмотрел на памфлет:

— И я знаю, что ты думаешь о том, что лучше для Моквайи. И… я знаю, что ты видишь то, чего не вижу я. Ты пережила то, что я не пережил. Так было и когда ты начала петь для двора, Тамзин. Когда ты показала мне проблему, я захотел помочь исправить ее. Мы были тогда напарниками, — он сложил памфлет и посмотрел мне в глаза. — Я знаю, теперь все не так, как было, и наши эмоции изменились. Но это не означает, что эта работа должна измениться. Это не должно меняться — слишком много жизней на кону, чтобы зависеть от того, любим ли мы с тобой друг друга. Думаю, я пытаюсь сказать… я хотел бы остаться напарниками. По работе. И напарники доверяют друг другу.

Я улыбнулась. Мне нравилась эта идея.

Он вдохнул и протянул руку. Но я не взяла ее сразу, а показала знаками:

«Ты знаешь, что я всегда буду благодарна тому, что ты искал меня. И что послал Ларк и Верана спасти меня».

— Знаю, — сказал он. — Но это не долг.

И я снова ощутила странное чувство, которое не могла определить, жуткую смесь вины и беспомощности, а еще решимости ради цели — он двигал горы, чтобы найти меня. И я ощущала, что должна была отдать ему сердце взамен.

Я взяла его за руку одной ладонью, другой рукой обвила его плечи. Он обнял меня, и в прикосновениях не было неловкости. Я прильнула к нему, и меня удивила уверенность, которую я ощущала — это отличалось от пьянящего увлечения, которое вело нас раньше. Тогда мы встречались наедине для обсуждений политики и написания писем, и только тогда мы могли касаться, целоваться, так что эти моменты были пропитаны пылом. Это ощущалось иначе. Там был костер, а тут была печь.

Что-то полезное.

Мы сжали друг друга еще раз и отодвинулись. Соэ закончила разговор с хозяином таверны и пошла в нашу сторону.

— Мы в порядке? — спросила она.

— Угу, — подтвердила я.

— Хорошо, потому что нам пора ехать, — она кивнула на указатели. — Хозяин таверны говорит, до врат полчаса верхом, но их запирают ночью.

Тревога за Ларк ударила по мне, и я стала собирать вещи. Яно помог мне закончить.

— Думаю, нам стоит поехать сразу в замок, — сказал он, убирая последние вещи в мою сумку. — У нас нет денег на комнату в городе. Но… кроме попыток остановить казнь Ларк, я не знаю, чего мы можем добиться. Мы все еще не нашли врага.

«Есть зацепка», — сказала я.

— Да?

Я кивнула.

«В карете Кимелы была моя старая служанка. Симея».

— Симея? Я думал, она умерла при нападении.

«И я так думала. Она упала на меня. Она сказала, что защищала меня, но теперь я понимаю, что она не давала мне сбежать, — я указала на его рапиру. — Она снова напала на меня в карете Кимелы. Ларк убила ее».

Он замер с моей сумкой в руках, его лицо побелело.

— Краски…

«Даже если Симея не стояла за всем, она знала об атаке, — продолжила я. Мы пошли к лошади и мулам. Крыс встал и побежал за нами. — Нужно поговорить с ее коллегами, с Фалой. Она должна была оставить след. Если она работала одна, то угроза пропала. Если нет, мы ближе к обнаружению того, кто это был».

— Или ты снова окажешься близко к ним, — отметила Соэ.

Я с неохотой кивнула.

«Или это».

— Но если только мы знаем, что Симея могла стоять за нападением, и Ларк убила ее при свидетелях, то министры будут еще больше хотеть казнить ее, — сказал Яно. — Даже если это снова подвергнет нас опасности, мы не можем бросить Ларк».

«Там Веран», — указала я.

Он скривился.

— Сердце Верана, конечно, на верном месте, но если мы попадем в замок, а он не будет сидеть в соседней камере, я буду очень удивлен.

— Тогда в путь, — сказала Соэ.

Мы еще не дошли до мулов, и кто-то вышел из-за угла крыльца, преградил нам путь. Мы остановились. Это была женщина в темном плаще из замка, испачканном от дороги. Медь блестела под краем плаща.

Она прищурилась, одно веко искажал старый шрам.

— Не так быстро, — сказала она.

39

Ларк

Никто не входил в мою камеру несколько часов после того, как ушел Кобок. Тихий щелчок замка на двери вырвал меня из дремы. Я открыла глаза, ожидая снова увидеть министра или, может, стража, который отвел бы меня на казнь. Но это были не они. Это была невысокая женщина, в возрасте, но не старушка, в черной аккуратной форме служанки. Она держала в руках только ключ, который убрала на цепочке в карман.

Я удивленно подняла голову.

— Кто вы?

Она не ответила. Она встала, посмотрела на меня, ее лицо было нечитаемым. А потом, как Кобок, она шагнула вперед и подвинула мою цепь, оголяя мое предплечье. Она посмотрела на мое клеймо. В отличие от Кобока, она ничего не сказала, не отреагировала.

— Чего ты хочешь? — спросила я.

Она опустила мою руку, отошла к двери.

— Ты тоже рабыня? — спросила я.

Она печально улыбнулась, вышла, закрыла дверь и заперла на замок.

Я держала голову поднятой еще миг, а потом опустила ее на руку, гадая, кем она была, и что мое клеймо значило для нее. Я закрыла глаза, хотела уснуть, как было миг назад, но прошло несколько минут, и я снова услышала шаги, они были тяжелее, чем у слуги. Замок щелкнул, и я открыла глаза, увидела стражницу с допроса, все еще сжимающую лампу с зеркалами. В другой ее руке был поднос. Она опустила его на пол, подошла к кольцу, за которое моя цепь крепилась к полу. Она вытащила ключи, расстегнула оковы на моих запястьях и прицепила к цепи кольцо для лодыжки. Она застегнула его на моем сапоге и отошла.

— Ужин, — сказала она.

Я посмотрела на поднос, ожидая помои, но удивилась, увидев серебряную тарелку с мясом и рисом, а еще кубок темного вина.

— Последний ужин? — сухо спросила я.

Она закрепила оковы на своем поясе.

— Совет министров всегда давал пленникам, которых ждет виселица, последний раз поужинать. Это акт доброй воли.

Я презрительно фыркнула.

— Наслаждайся, — едко сказала она. — Тебе повезло, что они придерживаются традиции, а не оставили тебя голодной.

Я отвернула голову, а она пошла прочь из камеры, позвякивая кольцом с ключами. Меня мутило от мысли о еде, но я думала о тех случаях, когда проверяла силки в Трех Линиях, и они были пустыми, или как я соскребала со дна котелка остатки подгоревшей каши. Я подумала о том, как часто предлагала своим товарищам только пыльцу камышей и сморщенные корешки.

Я потерла запястья, ноющие от оков, и подтянула поднос к себе.

Я ела, не ощущая вкуса, думая о Трех Линиях. Я медленно и методично отрезала себя от людей, которых могли использовать против меня, которые могли пострадать, если их свяжут со мной. Я заставила себя поверить, что мои товарищи были в безопасности в Каллаисе, что друзья Верана защищали их, дали им жизни, какие не могла обеспечить я. Я попрощалась с Седжем и Лилой, Битти и Араной, поблагодарив их за помощь в трудные времена. Я попрощалась с Сайфом, пожелала ему удачи. Я попрощалась с Андрасом и Гетти, надеясь, что они найдут пути домой, к своим семьям. Я попрощалась с крохой Уит, пожелала ей мягкой кровати, хорошей еды и голос кого-то нежного, кто сможет прогнать демонов, с которыми она не должна была жить. Я попрощалась с Пиклом, желая ему легкости и свободы в смерти. Я попрощалась с Розой, поцеловала ее в лоб и опустила отдыхать в Трех Линиях, как стражницу Южного Бура. Я извинилась перед каждым, но не ждала их ответы, ведь отрезала их от себя всем простором Феринно.

Я попрощалась с Феринно, ливнями и огромным небом, жаворонками в траве, пылью и змеями. Я попрощалась с Тремя Линиями, водной впадиной и раскаленными от солнца стенами. Я попрощалась со своей лошадью Джемой, пожелала ей жизни лучше и всадника добрее, чем я. Я попрощалась с Крысом. Еда застряла в горле к этому моменту, и я подавляла головную боль, которая проявилась от мысли о нем. Я пожелала ему хорошей охоты, пыльных ванн и солнца, чтобы греться на нем, а потом быстро перешла к следующим, чтобы головная боль не стала тем, что я не смогу остановить.

Я попрощалась с Соэ и Яно. Я не знала, считали ли они себя моими друзьями, но они не выдали меня, не подставили, и я была за это благодарна. Я попрощалась с Тамзин. Она мне нравилось, и я ненавидела то, что мир бил по нашим радостям и превращал их в боль. Я не дала ей много слов. Она уже знала, что я должна была сказать ей. Вместо этого я вспомнила внезапно огромное красное дерево, к которому она водила меня в первый день у Соэ, место было для нее успокаивающим и придающим сил, и я желала ей этого.

Когда еда кончилась, и я легла на бок, когда я подумала уже обо всех, даже случайных лицах, от Патцо в Снейктауне до Кука и разбойников, до Доба Грязи, гниющего где-то под пустынным солнцем, я с неохотой подумала о Веране.

Я долго смотрела в пустоту, разум был медленным. Я не знала, что желать ему. Мне было нечего предложить. Извинения казались бессмысленными. Прощение казалось банальным. Пожелания счастья и здоровья казались почти оскорбительными. Чем дольше я думала, тем более пустой я себя чувствовала, словно отдала последние крупицы себя, которые задержались под моей оболочкой.

Мои мысли просто сосредоточились на его лице, знакомой меди кожи, черных волосах, блестящих под небом. Я думала о его зеленых глазах, глядящих на меня, пьющих мир огромными глотками, желающих впитать как можно больше с каждым ударом сердца. Ограничения моей жизни сделали меня замкнутой и черствой, а его — сделали его открытым, копящим все беды и радости, которые предлагал мир. Я подумала о его восторге от всего, его желании действовать, его отношении к его семье и скаутам его мамы. Я подумала о его тихих умелых шагах и кипучей энергии. Я подумала о его забавных привычках насчет природы — как он благодарил деревья, приветствовал гром, ворчал из-за певчих птиц, врезающихся в стекло.

Я нахмурилась.

Я пыталась считать это забавным.

Но это не было забавно.

Я подумала о птицах среди полыни в Феринно, взлетающих в небо. Я знала, как ощущалось, когда врезался во что-то, чего не ожидал, разбивал тело об твердое стекло и падал с просторного места, которое всегда звал домом.

А это случалось десятки — сотни — раз в день, каждый день, и люди звали это нормой.

Я скривила губы.

Веран не зря злился.

Это злило и меня.

Этот замок был скоплением наглости и смерти, и они развивали их внутри и снаружи стеклянных куполов.

Я импульсивно ударила по подносу, за который щедро заплатили богачи сверху, дав мне последнее утешение в жизни, которую они создали для меня. Серебряная тарелка соскочила с подноса, опустилась под углом, и пустой кубок опрокинулся. Капли вина стекли по тарелке мимо отражения моего лица, глядящего на меня.

Картинка в серебре задрожала, и я моргнула. Я искала в своем отражении знакомые детали, но их искажали царапины на металле и тусклый свет лампы. Даже мое лицо таяло, искажалось от всего, что было во мне.

В следующий миг я моргнула и увидела не себя, а другую девушку.

Элоиз.

Я смотрела на отражение. Металл исказил мои острые черты, заменив их мягкими. Тьма сделала мои волосы распущенными, рассыпавшимися по плечам. Лампа блестела на оловянных гвоздиках в моем ухе, и они напоминали жемчуг.

Принцесса Элоиз Аластейр.

Она болела, когда я видела ее пару недель назад. Ослабленная лихорадкой, которую она подхватила в Толукуме. Зараженная комарами, которых намеренно привлекли к ее комнате, насекомых превратили в оружие, потому что не хватало птиц, которые их ели.

Потому что птицы бились об стекло.

Потому что стекло впечатляло людей у власти.

Потому что люди у власти могли заставить других создать для них стекло.

Я сжала кулаки, и в металлической тарелке отражение Элоиз исказил гнев. Я вспомнила мужчину, посла, бегущего ко мне с дикими глазами. Отец принцессы, Ро. Я видела их обоих несколько минут, но видела его лицо в ее.

Что еще от него жило в ней? Его смех? Улыбка? То, как его нога подпрыгивала, пока он думал?

Мой живот похолодел.

Это было воспоминание?

Я вспомнила обрывки видения, которое пришло с болью, пока Кобок нависал надо мной — ткань двигалась, играли лучи солнца, щелчки. Дыхание вылетело изо рта, видение стало четче. Ткань была скатертью, трепещущей на открытой террасе, озаренной утренним солнцем. Щелканье оказалось звоном утвари по тарелкам. Смех. Кудрявые волосы задели дерево, мы ползли под столом. Голоса тихо звучали сверху. Две маары ног обрамляли нас в нашей пещере, нашей крепости — с одной стороны были штаны и сапоги, одно колено подпрыгивало. Движение и глубокий смех, запах корицы.

С другой стороны — неподвижность.

Ее нога не подпрыгивала. Она всегда сидела идеально, как камень, якорь. Спокойная, тихая и безопасная.

Я снова увидела лицо Элоиз рядом с лицом ее отца, и хоть они были похожими, были и отличия, и я задумалась. Если что-то было от него, то…

Что было от нее?

Отражение в серебряной тарелке снова изменилось, вернулось мое лицо — не Элоиз, ее отца или ее матери. Наконец-то, я узнала то, что искала. Веран уже заметил бы, если бы он был тут. Его взволнованный голос донесся с вершины горы:

«Начни с того, что у тебя есть».

Я оттолкнулась от пола, ребра пылали от боли. Я осторожно придвинула к себе лодыжку, осмотрела оковы. Замок не выглядел сложно — наверное, все оковы в тюрьме открывались стандартным ключом. Я посмотрела на дверь камеры. Скорее всего, там ключ был другим.

Я подняла тарелку, вытерла с нее капли вина. Я медленно встала на ноги. Кривясь, я сняла синий жилет, который для меня купил Веран, и опустила его на свое плечо. Цепь на моей лодыжке звякнула, когда я подошла к двери. Я прислонила голову к прутьям и посмотрела на коридор. В двадцати шагах от меня было видно скрещенные ноги стражницы в круге света от лампы с зеркалами.

— Эй, — позвала я. Мой голос отражался эхом от камня. Сапоги в коридоре дрогнули.

— Что? — голос стражницы был раздраженным.

— Ты оставила это послание? — спросила я.

— Что? — снова спросила она.

— Послание в еде было от тебя?

Стул заскрежетал по полу. Круг света подвинулся, стражница схватила лампу. Ее сапоги застучали по полу, она поспешила ко мне. Я подвинула тарелку в руках.

— Какое послание? — спросила она с тревогой. — Где? Покажи.

Она подняла ослепительную лампу. Я склонила голову к прутьям, чтобы их тени упали на мои глаза. Ее пальцы потянулись ко мне.

Я просунула блестящую серебряную тарелку сквозь прутья, наклонила ее, и луч отразился в лицо стражницы.

Она зажмурилась, и я бросилась, сжала ее протянутую руку и потянула между прутьев. Она удивленно вскрикнула, потеряв равновесие, но звук оборвался, я неловко согнула ее руку у прутьев. Она попыталась замахнуться лампой, но я встретила ее пальцы серебряной тарелкой. Лампа выпала из ее хватки, упала зеркалом на пол. Зеркало разбилась. В коридоре стало темнее. Я поймала другую ее ладонь, тоже сунула между прутьев, и она оказалась плечом к металлу, ее руки были пойманы в двух разных отверстиях. Прислонившись к ее согнутым локтям, я потянулась к ее поясу и вытащила нож. Я задела краем ее шею.

— Еще раз закричишь и пожалеешь, — сказала я ей на ухо.

Она скрипела зубами, вырывалась, но руки были повернуты так, что ей было неудобно. Я стряхнула синий жилет с плеча, хваля Верана за его вкус — мой старый протертый жилет порвался бы от минимального натяжения, а этот был плотным, вышитым. Я сжала нож зубами на миг, просунула запястья стражницы в отверстия для рук и плотно затянула.

Она была закреплена, и я прижала нож к ее шее и стала вытаскивать кольцо с ключами из-за ее пояса — это было непросто, ведь я едва могла просунуть запястье между прутьев. Она беззвучно боролась, пыталась держать бедра подальше от меня, но я зацепилась за ее пояс и смогла снять кольцо. Ключи звякнули, я втянула их между прутьев.

— Ты просто бандитка, — прорычала она.

— Я выдающаяся бандитка, — сказала я, перебирая ключи. — Я — коронованная королева разбойников.

Я проверила три ключа поменьше, нашла тот, который открыл кольцо на моей лодыжке. На всякий случай я застегнула его на запястье стражницы — даже если она вырвется из моего жилета, ее рука останется пойманной в камере. Ключ к двери было легко опознать, на нем был номер, как на замке, но не так просто было дотянуться с ним между прутьями. Я скривилась, прижавшись треснувшими ребрами к металлу, пытаясь вставить ключ в скважину.

Наконец, он повернулся, и я выдохнула, когда дверь открылась. Я прошла в коридор и закрыла дверь за собой.

Стражница пыталась высвободить руки. Я шагнула к ней, сняла ее пояс — если она высвободит руку, я не хотела, чтобы она дотянулась до снаряжения. Я вытащила из мешочка кляп.

— Тебя повесят за это, — прошипела она.

— Неа, — сказала я. — Меня повесят за все остальное. Это? Вряд ли им будет дело. Хотя тебя могут отчитать.

Я закрепила кляп в ее рту, похлопала ее по плечу, перешагнула лампу и пошла по коридору.

40

Тамзин

Рапира Яно была направлена на женщину со шрамом на веке, но несколько крупных стражей с символами замка тут же появились за ней. Бой с одним обученным сильным стражем был бы рискованным. Против четверых не было смысла бороться.

Но женщина не потянулась за оружием. Она вытянула руки в стороны, показывая короткий меч под плащом.

— Можете успокоиться, мой принц. Я не наврежу вам. Я вытащу кое-что из кармана и покажу вам, ладно?

Мы смотрели, онемев, как она вытащила кожаный мешочек. Она высыпала содержимое на ладонь. Изящно вырезанный рубин сверкал в свете вечера.

Яно смотрел туда, не опустив рапиры.

— Это из си-ока моей мамы.

— Да. Я тут по ее приказу. Были подозрения, что кто-то подделал ее печать.

— Подделал печать? — слабым голосом повторил Яно.

— Угу. Пару недель назад пошел слух, что двух солдат отправили на задание, но никто не знал, откуда взялись приказы. Любая тайная миссия должна быть с королевской печатью, но она не отдавала такой приказ. Так что на все документы с ней наложен мораторий. Сейчас мы вернулись к старому стилю подтверждения ее приказов.

Мы втроем посмотрели на нее, потом друг на друга. Яно был бледным, явно вспомнил смерти двух солдат в первую ночь после побега из Пасула. Но я думала о том, что это значило. Внутри появилось немного радости.

«Это была не твоя мама», — сказала я Яно.

Он резко вдохнул и посмотрел на женщину.

— Кто ты?

— Меня зовут Энна. Королева поручила мне это дело после вашего исчезновения. Я искала вас неделями. Мы можем поговорить?

Он заерзал, посмотрел на меня.

— У нас… срочное дело в Толукуме. Мы не можем медлить.

— Я слышала… хотя бы частично, — сказала Энна. — И, думаю, я могу ответить на часть вопросов. Мы можем поговорить по пути. Но с сожалением сообщаю, что теперь, раз я нашла вас — простите за мой язык, принц — но я буду проклята, если дам вам уехать без нас.

Я сжала руку Яно. Он опустил рапиру, но не двигался.

— Ты видела нас в поселке Великанши, — сказал он. — Почему не арестовала нас там?

— Я вас не арестовываю, мой принц. Я обеспечиваю вам безопасность. И… я не была уверена, что увидела вас в Великанше. Простит, но вы выглядите… не как обычно. И я не знала ваших товарищей, — она кивнула на Соэ. — Пришлось поспрашивать, чтобы убедиться, что это были вы.

Она виновато указала на лошадей.

— Боюсь, я не могу дать вам шанс отказаться. Я буду рада сопроводить вас через город и в Толукум, но я могу сделать это и с вами, привязанным к спине моей лошади. Королева повесит меня и мой отряд, если узнает, что я нашла вас и отпустила, это чистая правда. Так что?

Стражи уже привели своих лошадей. С опаской переглянувшись, мы забрались на своих лошадей. Стражи окружили нас стеной. Пытаться сбежать оттуда было бы глупо.

И мы этого и хотели… вроде.

Энна не медлила с ответами на вопросы. После пары беглых вопросов о нашем местоположении и действиях в последние несколько недель она стала объяснять?

— Я работаю стражем для королевских экипажей, — объяснила она. — Я была коллегой Пойи Турконы.

— Пойя! — воскликнула я, вспомнив мрачную одноглазую стражницу, которая держала меня в плену в Феринно со старой Бескин.

Энна кивнула.

— Когда она пропала с работы в то же время, как на вас напали, у меня возникли подозрения. Когда пропал и принц, я решила, что нельзя просто так сомневаться. Я пошла к королеве и рассказала о своих подозрениях.

— Почему ты подозревала Пойю? — спросил Яно. — То есть, ты угадала, но она не могла просто заболеть?

— Я проверила журналы, там не было отмечено, что ее отпустили по болезни, — Энна прищурилась, глядя на проезжающую телегу с картошкой, словно мужчина там мог прыгнуть и атаковать. — Глава слуг обычно безукоризненно записывает обо всех болезнях или отгулах, но ничто не упоминалось. Я поговорила с некоторыми, они ничего не слышали. Но я подозревала ее, потому что Пойя была из Наймов.

Я кивнула.

— Угу.

Энна взглянула на меня.

— Ты знала?

Я указала на Яно, и он объяснил за меня:

— Она увидела татуировку Пойи, пока была в плену.

— Я не удивлена, что у нее была татуировка, но мы знали о ее взглядах и без этого. Думаю, мы не доложили сразу об ее исчезновении, потому что не жалели, что она ушла, ведь она всегда ворчала, как ей не нравилось делить зал и купальню с работниками, добровольно ушедшими в рабство. Но когда вы, мой принц, и восточный принц пропали, я не могла уже держать тревоги в себе. Я попросила аудиенцию с королевой и рассказала ей, что Пойя вдруг пропала примерно в одно время с Тамзин. Тогда это была наша единственная зацепка, и она приказала мне взять небольшой отряд и искать.

Я махнула Соэ и повернулась, чтобы она видела мои ладони.

— Но не Пойя напала на Тамзин, — перевела Соэ. — Она была стражем в темнице, но не напавшей.

— Я не говорила, что знаю все, — сказала Энна. — Но если Пойя была вовлечена, стоит проверить других слуг замка. Может, кто-то еще пропал.

«Вы знали Бескин? — спросила я. — Она была другой стражницей в темнице».

Энна покачала головой.

— Простите, нет.

Я переглянулась с Яно.

«Фала», — показала я пальцами, и он кивнул. Она была теперь нашей надеждой.

Лицо Яно все еще было встревоженным.

— Я переживаю, что в замке нас окружат придворные — лекари захотят осмотреть нас, придется отвечать на вопросы. Будет сложно сразу поговорить с Фалой, а наш успех — и помощь Ларк и Верану — может зависеть от минут.

— Я не отпущу вас, мой принц, — твердо сказала Энна. — Ваша мама отправит меня на эшафот…

— Эй, — резко сказала я.

«Вы можете провести нас в замок другим путем? Через вход стражи?».

Соэ передала вопрос Энне. Она нахмурилась.

— Мне не нравится идея… это кажется хитрым планом, но королева…

— Я не дам наказать тебя за это, — сказал Яно. — Обещаю. Так мы сможем сделать двор из опасного безопасным, а еще спасти хотя бы одну жизнь.

Энна поджала губы, но кивнула.

— Мы приведем вас через вход для прислуги. Но я не выпущу вас из виду, пока вы не будете с королевой.

— Хорошо, — Яно посмотрел на меня и пожал плечами. Я кивнула. Мы могли пройти. Отыскать Фалу.

Я повернулась в седле и смотрела на город. Облака собрались, обещая ночью дождь, но солнце опускалось за горизонт, окрашивая город в золотой и лиловый. Сверху сиял замок, стеклянный купол слепил, манил роскошью всех, кто на него смотрел.

Роскошью и обманом.

Я сжала бока лошади, надеясь, что мы не опоздаем.

41

Ларк

Кольцо с ключами вывело меня из коридоров с камерами к покоям стражей. Никого вокруг не было, но это не успокоило меня — я ощущала себя голой, без оружия, несмотря на украденный пояс стражницы. Я задерживала дыхание, заворачивая за угол, глядя на дверь, за которой сиял свет. Я увидела полки за ней, полные вещей для пленников — свернутые одеяла, деревянные миски, оковы… и моя шляпа.

Я проникла в пустую комнату. На полках лежали вещи, которые стражи забрали после моего ареста — шляпа, красная бандана и широкий меч. Я схватила их, надела, взяла кольцо с ключами и пошла прочь.

До основной части замка нужно было дважды подняться по лестнице, еще одним ключом открыть дверь. Я осторожно выглянула.

Проклятье. Площадка вела в короткий зал, который соединялся с большим крылом замка. Слуги спешили с корзинками и лампами, их голоса были едва слышным шепотом. Но между мной и концом зала были два стража, стоящие ко мне спинами.

Я вышла и закрыла за собой дверь. У двери была лампа, и я тихо погасила ее, а потом тревожно замерла во тьме, взвешивая варианты. Там были деревья — деревья? Деревья внутри зала. Я тряхнула головой. Они могли хорошо укрыть, но даже без стражей будет сложно пройти по открытому залу, не вызвав тревоги.

Может, мне просто нужно было поднять тревогу, а потом броситься между стражей и по залу, надеясь, что деревья скроют меня достаточно, чтобы я могла уйти.

Я подобралась к краю тени, расставила шире ноги, склонилась вперед, мысленно и физически готовясь бежать. Ребра горели — будет сложно и больно. Между стражами было около двух футов, и открытого пространства зала было куда больше. Бежать придется долго.

Я выдохнула.

Пальцы потянулись к рукояти моего меча.

Потому что других вариантов не было.

В приглушенной тишине за стражами раздался звон. Я чуть не выскочила из кожи, посмотрела за них. На меня глядела рабыня-писарь, которая была с министром Кобоком в моей камере пару часов назад. Металлический поднос у ее ног еще звенел.

Мы обе застыли, глядя друг на друга. Стражи не замечали меня. Я сжала рукоять меча сильнее. Ребра опалила боль от быстрого дыхания.

Один из стражей раздраженно фыркнул, все еще глядя на девушку.

— Подними это, — сказал он. — И займись своей работой.

Словно придя в себя, она опустилась на пол и стала собирать письменные принадлежности на поднос. Но когда она встала, ее нога зацепилась за край платья, и она драматично упала и растянулась на полу, содержимое подноса рассыпалось еще дальше. Склянки с чернилами катились. Перья летели.

Стражи издали нетерпеливые звуки, ругая ее за неуклюжесть. Они прошли к ней, подвигая сапогами ее вещи. Она лепетала извинения, подгребая все к себе. А потом, когда стражи оказались как можно ближе к ней, она оторвала взгляд от подноса, посмотрела мне в глаза и взглянула в сторону.

Теперь между спинами стражей и углом зала была брешь в восемь футов. Не медля, я скользнула вперед, сжала меч и кольцо с ключами, чтобы они не звякали. Я обогнула угол, прошла мимо декоративной колонны, бросилась к линии высоких кустарников, их горшки были размером с колесо кареты. Я скользнула в тени за ними, подвинулась дальше от стражей, пытаясь перевести дыхание от боли в ребрах и напряжения во мне.

Я не знала, где была в замке, но не ждала ответов. Я приблизилась к еще одному углу, в этот раз к коридору куда меньше, для слуг, и за мной зазвучали шаги. Во тьме кустов появилась писарь. Она бесцеремонно бросила поднос в горшок и подошла ко мне с большими глазами.

— Спасибо, — сказала я.

— Ты выбралась, — потрясенно прошептала она. — Я никогда… я не знала, что ты сможешь выбраться сама. Я шла вытащить тебя.

— Да? — спросила я. — Как?

— Я… даже не знаю. Я думала, что смогла бы сказать, что несла припасы в комнату записей внизу.

— А потом? Ключи? Стражница?

Она сцепила ладони.

— Я не знала. Я думала, что что-нибудь придет в голову.

Я попятилась, кривясь.

— Я ценю твою смелость, но я рада, что нам не пришлось полагаться на этот план. Как тебя зовут?

— Ирена.

— Я Ларк, — сказала я. — Ты из Алькоро? Это алькоранское имя, — она выглядела как алькоранка — кожа цвета песка, светло-каштановые волосы, как у Седжа.

Она кивнула, и ее плечи опустились, словно от облегчения. Она заговорила на восточном, звуча натуральнее, чем на моквайском:

— Нас с сестрой поймали четыре года назад. Я могла читать и писать, и меня отправили сюда. Мою сестру отправили в Канаву Теллмана.

— У тебя договор?

— Нет, — прошептала она. — Это навсегда.

— А твоя сестра?

— Она свободна, — выдохнула Ирена, ее глаза пылали с яростью. — Ты высвободила ее из кареты, когда ее перемещали в Редало два года назад.

Тишина зазвенела между нами.

— Я слышала, как кучера говорили о произошедшем, — сказала она. — Было не сложно найти отчет и увидеть ее имя там. Мейсса.

Я вспомнила девушку с похожими соломенного цвета волосами и круглыми щеками.

— Горькие источники, — сказала я. Мы с Араной вернули ее с мальчиком, Лефти.

Она кивнула.

— Видишь, — сказала она. — Мне нужно что-то сделать. Я не могла просто оставить тебя там. Я помогу тебе сбежать, как смогу.

Я размышляла миг.

— Я не собираюсь сбежать. Пока что.

— Но я тебе помогу, — сказала она.

— У тебя могут быть проблемы, Ирена. Ты можешь оказаться на виселице со мной. Ты уже помогла мне уйти от стражей, ты не в долгу передо мной.

Она выпрямилась.

— Нет. Это как в истории, когда звезды покидают небо, чтобы идти за Справедливостью в бой, и мир темнее, пока она не побеждает.

Я не знала эту историю, и мне не хотелось вести ее в бой, но я не думала, что могла найти тут путь сама.

— Ты можешь отвести меня наверх? — спросила я. — Чтобы меня не заметили?

— Тебе повезло, — сказала она. — Первое правило слуг замка — быть незаметными, — она поманила меня за собой и пошла к коридору слуг.

Я пошла за ней, инстинктивно подняла бандану на нос.

— Не верится, что во всем замке я столкнулась с той, кому помогла, — прошептала я, когда мы повернули в коридор.

— О, нет, — сказала она поверх плеча. — Это не удивительно. Ты помогла многим, не только мне.

42

Веран

У меня было это:

Си-ок Яно.

Кольцо с печатью родителей.

Мои сапоги с бахромой, но без медальонов.

Одежда на мне.

Одна медная монета.

Половина пирожка со сладким картофелем.

Я проверил все в последний раз, огляделся. Моросило, тучи скрывали убывающий полумесяц. Передо мной замок Толукум сиял как жемчужина, влажное стекло озаряли лампы внутри. Свет заливал мокрую площадь перед двойными воротами. За ними город был темным и тихим во мраке ночи.

Я сделала вдох и вышла из теней. Я решительно пошел по площади, держа руки в стороне от боков, глядя на стражей над воротами.

Почти сразу же крикнули остановиться, защелкали арбалеты. Я замер. Луч света от лампы упал на меня. Я моргнул от света, но не мешкал.

— Приветствую и яркого декваси, — крикнул я. — Я — принц Веран Гринбриер из гор Сильвервуд, посол восточной делегации. У меня срочные новости насчет принца Яно Окинот Лазурита и пленницы в вашем замке. У меня его си-ок, — я поднял запястье, — а еще королевская печать Сильвервуда. Я прошу срочной аудиенции с королевой Исме Окинот Алой.

Повисло потрясенное молчание. Я прикусил губу, чтобы не озвучить больше титулов и требований. Стражи зашептались, несколько пропали с постов, остальные направляли на меня арбалеты. Через минуту небольшая группа появилась из небольшой двери, они глядели на меня с подозрением.

— Покажите си-ок, — потребовал офицер.

Я так и сделал. Он потянулся к моему запястью, но я отдернул руку.

— Я должен попросить сохранить его, пока мне не дадут аудиенцию с королевой Исме, — сказала я. — От этого зависит безопасность принца Яно.

Это не было ложью, но я не хотел упоминать Ларк, пока не встречу того, кто может что-то сделать с этим. Если они решат, что я заодно с ней, не впустят меня так охотно.

— Ты из восточной делегации? — спросил офицер. — Ты пропал с принцем?

— Да, — сказал я. — Уверяю, многое, что вы слышали за последние недели, было недопониманием.

— Где принц?

— Прошу, дайте мне аудиенцию с королевой, и я поделюсь всем, что знаю.

Стражи тихо заговорили, все еще направляя на меня луки. Я переминался, ноги намокли и устали.

После вечности офицер кивнул.

— Я не могу обещать аудиенцию с королевой, — сказал он. — Но мы приведем вас внутрь через миг. Вы должны позволить обыск.

Я согласился, и они повели меня в дверь стражи. Она была узкой, за ней сразу была витая лестница, так что оказалось непросто войти, чтобы они и дальше обрамляли меня. Внутри они провели меня в комнату стражей. Они обыскали меня там. Я не возражал, дрожал с голыми ступнями и грудью, пока они рылись в моих вещах, ощупывали швы и бахрому в поисках скрытого оружия. Они вытащили монету и пирожок. Монету вернули, но пирожок разломили, наверное, проверяя, не было ли там крохотного ножа. Я горестно смотрел — стоило доесть его, пока был шанс. Си-ок и кольцо были на мне, они рассмотрели их, сверились с потрепанной бумагой, где были отмечены официальные символы важных лиц в замке. Наконец, они отдали мне мокрую одежду, стояли и смотрели, пока я одевался, и приказали мне следовать за ними.

Они провели меня через дверь слуг в замок. Мои ладони не связали, но стражи двигались так близко ко мне, что я едва мог видеть из-за них. Когда мы добрались до первого зала, я моргнул, чтобы убедиться, что узнавал место, которое покинул три недели назад. Бирюзовый пропал, сменился золотом во всех формах, но меня больше потряс хаос в раньше спокойных залах. Люди спешили, гремели корзинами с садовыми инструментами, горячими углями и принадлежностями для уборки. Тележки гремели с тканями, лампами и поленьями. У окон стояли стремянки, и уборщики методично натирали все возможные поверхности, наполняя воздух симфонией нескладных скрипов. За этим шумом шипел шепот — все шептались.

Я пялился, как когда только прибыл в Толукум днем, поражаясь стеклу, краскам и свету. Я не видел Толукум таким, пока оставался в нем, но я гадал, как он выглядел. Это был Толукум ночью, когда аристократы спали в мягких кроватях, и армии слуг и рабов появлялись, чтобы вернуть замку идеальный вид. Обрамленный стражами и без индикатора статуса, я прошел незамеченным слугами, которые спешили мимо нас, стараясь выполнить задания.

Стражи повели меня по пролетам лестницы, потом по коридору. Я узнал крыло для не особо важных гостей, оно было на этаж ниже коридора, где оставались мы с Ро и Элоиз. Это были не королевские покои, но и не подземелье, и я сдержал язык, пока мы не добрались до двери.

— Прошу, — сказал я, — у вас есть новости о Солнечном Щите? — я пытался изобразить восторг от сплетен. — Она в замке? Правда?

Офицер хмыкнул, открывая дверь.

— Никаких вопросов, пока мы не убедимся, что ты говоришь правду.

— Но… она жива? — я слишком спешил, чтобы скрывать отчаяние.

— Никаких вопросов, — повторил он и указал на комнату. — Входи.

Я послушался. Комната была маленькой, аккуратной, но из мебели были только кровать, шкаф, рукомойник и крохотный письменный стол под небольшим окном.

Офицер протянул руку.

— Дайте мне символы, и я доставлю вашу просьбу королеве.

Я прижал руку к животу.

— Я же говорил — я не отдам их, пока мне не позволят увидеть…

— Я не пойду в королевское крыло, чтобы стражи будили ее величество без доказательств, — недовольно перебил он. — Дай их мне, и я отнесу их на подтверждение тем, кому позволено так делать. Если это настоящие символы, я сообщу о твоей просьбе королеве, и если она согласится, то я приведу тебя в зал аудиенции. До этого ты останешься тут, под стражей, — он нетерпеливо протянул руку. — Отдай си-ок и печать.

Я замешкался — так я, казалось, лишался единственного оружия. Но я не хотел, чтобы он думал, что их не подтвердят. С весом неуверенности в животе я расстегнул бронзовый браслет. Сложнее было отдавать кольцо, единственный символ, доказывающий мою важность. Я сжал кольцо перед тем, как страж забрал его.

— Мне нужно, чтобы это вернули, — я постарался скрыть дрожь в голосе. — Как только вы подтвердите его.

Страж хмыкнул и забрал у меня кольцо. Он убрал обе вещи в мешочек на поясе и прошел к двери.

— Прошу, — быстро сказал я. — О Солнечном Щите…

— Никаких вопросов, — сказал страж, потянул за дверь. — Ты под стражей. Оставайся.

Дверь закрылась. Ключ звякнул в замке. Сапоги зашуршали снаружи, тень двигалась в свете под дверью.

Я замер посреди комнатки. Тут был небольшой камин, но огонь не горел, и без луны в окне в комнате было почти темно. Я прошел к двери и присел у скважины, но страж снаружи мешал увидеть коридор. Я прошел к окну и выглянул, разглядел половину кирпичной колонны и крышу над ней. Я вытянул шею, чтобы увидеть наружную стену, но тут не было стремянок для уборщиков — эта часть замка была без стеклянных панелей, какие были в королевских крыльях. Слуги, наверное, просто быстро мыли эти окна изнутри.

Я поежился, все еще мокрый, и прошел к кровати. Я упал на нее, но подумал о Ларк, где-то в этом замке, глубоко внизу в холодной тюрьме или… Я вскочил с матраца, едва коснулся его. Нет, я не буду думать, что Ларк уже казнили, и я не буду спать. Страж скоро вернется. Он подтвердит мои символы. Мне нужно было обдумать, что я скажу королеве. Это были самые важные слова в моей жизни.

Я игнорировал кровать, дверь и окно. Я стал расхаживать.

43

Ларк

Министр Кобок прошел в облаке пара, укутанный в шелковый халат, который точно стоил бы телегу зерна. Он опустился в кресло с одобрительным кряхтением, явно ждал, когда слуга неподалеку наденет ему тапочки, хотя они стояли в дюймах от его ступней.

Я шагнула вперед, сжала его руки, а не ноги. Он не успел и глаза открыть, золотой шнур с его штор обвил оба запястья. Я затянула его, привязала к подлокотникам кресла.

Его босые парфюмированные ноги заметались.

— Что за…? Как это понимать? — задние ножки кресла стукнули по полу, ковер приглушил звук.

Встав за ним, я прижала край меча к его шее, и он застыл, охнув. Я склонилась к его уху.

— Моя очередь, — сказала я.

Он вздрогнул, грудь вздымалась, он пытался посмотреть на меня, не поворачивая головы.

— Солнечный Щит… — его лицо исказил гнев. — Как ты смеешь? Я оторву тебе голову до конца ночи…

— Нет, если я сначала оторву твою, — я придвинула клинок чуть ближе. Он немного задел кожу, и Кобок застыл, его губы беззвучно двигались. Я повторила его слова, когда он покидал мою камеру. — Ты сейчас не можешь давить.

Он сглотнул.

— У меня есть к тебе вопросы, — сказала я, оставаясь за ним. — И если хочешь увидеть рассвет, ты на них ответишь.

— Где мои слуги? — осведомился он, за бравадой была дрожь. — Мои стражи?

— Ушли, — сказала я.

— Ты их убила?

— Чем дольше ты задаешь глупые вопросы, тем сильнее я злюсь, — стражи были в паре дверей от нас, живые и на посту, и я надеялась, что не дам Кобоку шуметь, чтобы избежать подозрений. Слуг было легко отослать. Ирена шепнула им, кем я была и что делала — они посмотрели на меня, потом друг на друга и пропали без слов.

— Я же говорила, — шепнула мне Ирена.

Но полагаться на неожиданную помощь незнакомцев было не по мне. Тревогу могли поднять в любой момент, как только кто-то сходит к моей камере. Мое время было ограниченным.

Я прижала ладонь к клинку, чтобы удерживать его у шеи Кобока. Он заскулил.

— Ты спланировал нападение на Тамзин Моропай, — сказала я ему на ухо. — Ты шантажировал принца, чтобы сохранить работу. Ты сделал подделку браслета си, чтобы Кимела стала ашоки. А потом ты настроил страну против Востока, чтобы выглядело так, словно ты стараешься защитить Моквайю.

— Что за… — он в панике озирался, пытался увидеть меня краем глаза. — Это ложь! Все это ложь!

— Ты ранил Тамзин, запер ее, обвинил в этом меня, — я прижала меч, и он мог вот-вот разрезать кожу. Его голос стал высоким хрипом:

— Это… был не я! Я не начинал сплетни при дворе. И я не знал о Тамзин до этого дня… я думал, что она умерла месяцы назад, пока не сообщили, что она была с тобой в карете ашоки!

— Не ври! — рявкнула я. — Ты знал, что она была жива, иначе зачем тебе делать браслет си? Когда Веран и Яно ушли, ты понял, что они могли ее найти. Ты заставил людей поверить, что она мертва.

— Я не… я не делал си-ок! Его мне доставили! Я не знал, что он был подделкой, и я не знаю, кто его послал!

— Как удачно сложилось, — сказала я. — Зачем им присылать браслет тебе? Почему не королеве?

— Не знаю! — он заерзал в кресле. Пот выступил на его лбу и вокруг пышных усов. — Я… я думал…

Я прижала меч, и он снова охнул.

— Что думал?

— Я думал, что это могла быть угроза, — быстро сказал он. — Что кто-то пытался запугать меня.