Русская литературная усадьба

Богучарово

Алексей Степанович Хомяков был энциклопедически образованным человеком. Современники знали его прежде всего как страстного, непобедимого в спорах «бретера диалектики» (слова А. И. Герцена) и поэта. Только потомки оценили его в ипостаси глубокого мыслителя, оказавшего огромное влияние на духовный мир русского человека.

Все биографы Хомякова не прошли мимо того факта, что он, как никто другой из выдающихся представителей отечественной культуры, был «исконно русским человеком». Его генеалогия прослеживается до начала XIV века (время Василия III), но на протяжении поколений никто из Хомяковых не вступал в кровную связь — не женился и не выходил замуж — с иностранцами. Это показательно и, конечно, оказало свое влияние на формирование воззрений будущего «апостола славянофильства». Но сам он не придавал никакого значения чистоте своей крови, постоянно подчеркивая «интернационализм» славянина. При этом Хомяков, подобно Пушкину, гордился тем, что его предки оставили свой след (пусть и не особенно заметный) в истории родины.

Впервые Хомяковы упоминаются в 1514 году, когда двое из них — Борис и Алексей — участвовали в походе на Смоленск в качестве великокняжеских ловчих. Ловитва — охота — стала наследственным занятием мужской половины семьи. Наиболее высокого положения достиг Петр Семенов сын Хомяков, ставший старшим сокольничим при дворе Алексея Михайловича. Царь неоднократно писал к нему, и эти письма, как ценнейшая реликвия, бережно сберегались потомками царского любимца. Сам страстный охотник, А. С. Хомяков считал эту сторону своей натуры пришедшей от предков; вообще охота имела для него обаяние семейного предания.

Вотчиной Хомяковых было село Богучарово Тульской губернии. Оно было пожаловано «Демиду Олександру сыну Хомякову» (такова запись в отказной книге 1644 года) царем Михаилом Федоровичем. Богучарово находится в 18 километрах севернее Тулы на правом берегу реки Нюховки. Известно, что уже в 1763 году здесь существовали господский дом и каменная церковь во имя Сретения Господня.

Еще одно семейное предание, которым Хомяков чрезвычайно дорожил, связано с его пращуром Кирилой Ивановичем. Он был бездетным и долго не мог надумать, кому оставить Богучарово. Наконец выбор наследника он решил предоставить крестьянскому «миру». Таким образом, крепостным было дано право самим найти себе помещика. Единственным условием стало то, что он должен быть обязательно из числа ближайших родственников старого барина. Вопрос был сложным; сельчане долго размышляли и сравнивали качества различных претендентов, и в конце концов «мир» остановился на гвардии сержанте Федоре Степановиче Хомякове, человеке небогатом, но известном неподкупной честностью. Неожиданно став богачом, он вышел в отставку, поселился в Богучарове и быстро привел усадьбу и село в цветущее состояние. «Мир» не ошибся.

Таков был прадед Хомякова. Его сын, однако, не унаследовал положительных качеств отца. Он был безалаберным, шумным, хлебосольным, словом, «без царя в голове». Причудливой была и его доброта, ибо он наводнил богучаровскую усадьбу дворней — ни к чему не годной, обленившейся и лишь проедавшей и пропивавшей богатство барина. Однако ему удалось приумножить свое состояние выгодной женитьбой на Настасье Ивановне Грибоедовой (двоюродной тетке автора «Горя от ума»). За женой он получил большую усадьбу Липицы в Смоленской губернии (неподалеку от Хмелиты). Стержнем его жизни была семейная охотничья страсть. Каждую осень он — в сопровождении большой крепостной свиты с табуном лошадей и сворой собак — отправлялся в отъезжее поле, где проводил более месяца. Эпопея начиналась в Богучарове и завершалась за сотни верст в Липицах.

Беспутный нрав деда Хомякова служил темой многочисленных сплетен; но, по-видимому, они были недалеки от правды. Он попал и в текст «Горя от ума». Это

Отцу Хомякова — Степану Александровичу — было дано великолепное домашнее образование. Он был широко начитан, свободно владел тремя языками. Это был своеобразный персонаж «грибоедовской Москвы», воплощавший собой все то, что впоследствии стало называться «большим московским барином». В числе основателей знаменитого Английского клуба находится и его имя. В стенах этого заведения его и постигла катастрофа. Страстный картежник, впрочем как и многие его современники, он за один вечер проиграл более миллиона рублей, поставив семью на грань разорения. Спасла положение жена Мария Алексеевна (урожденная Киреевская). Она перевела на свое имя недвижимость, находившуюся в Тульской губернии — прежде всего Богучарово. Мужу остались земли в Смоленской губернии, По воле властной супруги он, по сути дела, был сослан в Липицы; мать опасалась, что отец из-за своих слабостей и бесхарактерности окажет дурное влияние на сыновей. Брак фактически распался.

Мать и сыновья — Федор и Алексей — летние месяцы проводили в Богучарове; отец часто оставался в Липицах даже на зиму. Деревня действовала на него благотворно. Вдали от московских соблазнов проявились лучшие человеческие качества некогда легкомысленного бонвивана. Он внимательно и с гордостью следил за успехами своих детей. После ранней смерти старшего сына Федора — способного дипломата — всю свою любовь он сосредоточил на младшем Алексее. Он на свои деньги издал отдельной книгой его трагедию «Ермак», уже с успехом поставленную на московской сцене. Без ведома сына-поэта, равнодушного к славе, он рассылал по журналам его стихотворения, и они постоянно появлялись в печати.

Выдающиеся способности Хомякова проявились уже с раннего возраста. Он был буквально обуреваем стремлением «все знать». Об этом свидетельствуют его соратники из круга славянофилов. Вот слова А. И. Кошелева: «Хомяков интересовался всем, имел обширные сведения по всем частям человеческого знания, и не было предмета, который был бы ему чужд и в котором бы он не принимал участия»[130]. Начиная с детства и кончая последними днями жизни Богучарово было для Хомякова ученым кабинетом. Ю. П. Самарин вспоминает: «Обыкновенно, отправляясь в деревню, он забирал с собою целую библиотеку летописей, словарей, новейших исследований и путешествий; в один год из-за границы выписано было книг на 10 тысяч рублей. При необыкновенной силе его ума он одолевал этот сырой материал в течение лета, осени и начала зимы, и затем почти не прибегая к выпискам, но полагаясь на свою громадную память, никогда ему не изменявшую, он заносил в особые тетради и в самой сжатой форме результаты, выработанные им из всего прочитанного»[131]. В Богучарове Хомяков как бы готовил себя к жарким дебатам в Москве зимой.

Современники мало знали Хомякова — историософа и Хомякова — православного мыслителя; его статьи не пропускались цензурой, а богословские брошюры печатались ничтожным тиражом за границей и почти не проникали в Россию. Но именно в этих областях наследие Хомякова сохраняет свою актуальность. Невозможно в немногих словах раскрыть неоднозначность и противоречивость его взглядов. Славянофилы (и прежде всего Хомяков) утверждали, что России следует осознать свое собственное историческое призвание на основе как многовекового национального наследия, так и опыта Запада, но никоим образом не следовать слепо за Европой и не повторять ее ошибок.

В молодости Хомяков некоторое время был офицером; он участвовал в Русско-турецкой войне 1828–1829 годов. Но военная карьера не прельстила его; он предпочел стезю свободного литератора и помещика. Начиная с середины 1830-х годов он делит свое время между деревней (куда он уезжал в мае и откуда возвращался поздней осенью) и Москвой. В деревне Хомяков не скучал: книги есть — и слава Богу! Однако кабинетным человеком он не был. Наследственная охотничья страсть заставляла его в сентябре или октябре (в зависимости от погоды) отправляться в далекий путь по степи. Как и его дед, он начинал ловитву в Богучарове и заканчивал свой путь в Липицах. Но, в отличие от деда, с ним не было большой свиты, всего лишь один доезжачий и пара борзых.

В Богучарове деятельный Хомяков решил построить новую Сретенскую церковь взамен обветшавшей старой. По-видимому, основная художественная идея храма принадлежит ему самому, а осуществил ее крепостной зодчий С. Александров. В плане Сретенская церковь представляет собой равносторонний «греческий крест», все четыре стороны которого завершаются портиками с шестью дорическими колоннами. Полусферический купол, подобный опрокинутой чаше, возведен над центральным объемом храма. Строение получилось достаточно монументальным. Сам Хомяков назвал его «великим собором Богучаровским», а Александрова даже «новым Пиранези или Палладио». Он дал своему крепостному архитектору вольную, отправил в Петербург и принялся хлопотать о присвоении ему звания вольного художника, но безуспешно. Никаких сведений о дальнейшей судьбе Александрова нет. В конце XIX века неподалеку от храма была поставлена своеобразная колокольня, копирующая в миниатюре кампанилу венецианского собора Святого Марка.

Хомякова-помещика ярко характеризует Ю. Ф. Самарин. Самый знаменитый из славянофилов «с первого шага поставил себя в прямые, непосредственные отношения к своим крестьянам. Он часто созывал мирские сходки, выслушивал все требования и жалобы, делал все свои распоряжения гласно и открыто и никогда не прятался за личностью своих поверенных, как делают это многие добрые помещики, которые сознают всю тяжесть крепостных отношений и не решаются принять на себя ответственности за порядок вещей, которым сами пользуются. За несколько лет до выхода Высочайших рескриптов он приступил к исполнению давнишней своей мысли отменить в своих имениях барщину и перевести крестьян на оброк. Он взялся за это дело не вдруг и не сгоряча, не под влиянием досады на хлопоты и неприятности, сопряженные с отбыванием барщины, но обдумав зрело все последствия и не скрывая от себя трудностей, которые он должен был встретить. Ему хотелось, во-первых, чтобы новый задуманный им порядок осуществился не в силу помещичьего полноправия, а по обоюдному соглашению с крестьянами и, во-вторых, чтоб этот порядок оправдался в своих последствиях не как милость, на которую нет ни образца, ни меры, а как верный расчет, выгодный для крестьян и вовсе не разорительный для владельца. Переговоры его с крестьянами… продолжались довольно долго; каждый пункт предложенных им условий обсуждался на сходках, и некоторые из них были изменены по требованию крестьян: по окончательном утверждении всех статей положено было в случае споров и недоразумений обращаться к третейскому разбирательству»[132].

Правда, надо сказать, что некоторые увлечения Хомякова выглядят курьезными. Много времени и сил он отдал постройке паровой машины собственной конструкции, названной «Московкой». В Богучарове он сделал ее модель и с великими трудами (ему самому в те годы был запрещен выезд за границу) отправил эту модель в Лондон на Всемирную выставку, открывшуюся в столице Англии в 1851 году. Он получил патент, и англичане даже построили опытный образец «Московки». Но (как вспоминает М. П. Погодин) машина Хомякова «подняла такой шум и стук, издала такие необыкновенные, пронзительные и раздирательные, дикие звуки, что все соседи, чуть ли не целый квартал, грозились подать просьбу в парламент, если она не прекратит своих опытов»[133].

В первой половине XIX века на Россию, как волна за волной, набегали эпидемии холеры. Это было настоящим бедствием, опустошавшим целые деревни. В своих имениях Хомяков смело вышел «на поле битвы» с холерой. Он лечил народ придуманным им эликсиром, представлявшим собой смесь дегтя и конопляного масла. Хомяков заставлял больного выпивать (в зависимости от возраста) различные дозы: одному стакан, другому полрюмки. По его словам, эффект был чудодейственным. Однако приехавшая в Богучарово по его настоянию медицинская комиссия сочла метод Хомякова знахарством и запретила ему дальнейшую практику. Ученые медики были правы, ибо, когда сам Хомяков заболел холерой, деготь с конопляным маслом ему не помогли. Болезнь сразила его в ближнем от Богучарова селе Ивановском. Хомяков умер 23 сентября 1860 года, не дожив нескольких месяцев до отмены крепостного права, о чем он мечтал всю жизнь.