Русские идут

ГЛАВА 11 ТОРГ ЗДЕСЬ УМЕСТЕН

Урочище Ласпи,

23 декабря.

Финальные переговоры проходили в Ласпи, в небольшом конференцзале, оборудованном на первом этаже того самого здания, в котором проживали с первого дня своего появления здесь Венглинская и прикомандированный к ней высоким руководством федеральный спецагент Мокрушин.

Сначала, в районе полудня, в урочище приехали трое мужчин из команды Венглинской. Двое из них – юристы, один из Киева, второй из Симферополя. Третий занимает пост главы одного из местных коммерческих банков, филиалы которого расположены во всех мало-мальски крупных городах Крымской автономной республики. Примерно через час после их приезда на паркинг перед зданием санатория, превращенного после ремонтных работ в гостиничный комплекс повышенного комфорта, припарковались три машины – уже знакомый Рейнджу «шестисотый» и два сталистого окраса внедорожника марки Daewoo. Исмет Сайфутдинов тоже привез с собой сразу двух юристов. А еще вместе с ним в переговорах участвовал довольно возрастной – под семьдесят – мужчина, занимающий пост, как было сказано Мокрушину, сборщика «закьята»,[22] то есть главного «налоговика» местной крымскотатарской общины.

Хотя Мокрушин был, как говорится, не при делах, Венглинская зачем-то пригласила на это мероприятие и его. Поначалу казалось, что стороны быстренько подпишут заранее заготовленные документы, ударят по рукам и разьедутся, довольные итогами заключенной сделки. Но едва они все расселись за столом, как опять начались какие-то торги. Один из юристов, привезенных Исметом, вытащил из кейса список обьектов, которые предполагалось либо переуступить – за очень низкую, почти символическую плату – коммерческим структурам, подконтрольным местным татарам, либо – по другим обьектам – оформить договора аренды либо субаренды на различные сроки (список занимал полторы страницы машинописного текста). Киевский юрист, работающий на Венглинскую, или, если угодно, на ее шефа, международного дельца М, просмотрел этот проект «рамочного соглашения», после чего взял «паркер» и спокойно вычеркнул из него добрую треть позиций. Банкир, которому он передал этот листок, тоже кое-что зачеркнул. А также переправил цифирь в той колонке, где были проставлены сроки аренды: во всех записях, где прописаны временные параметры, он зачеркнул крестиком цифру «49» и надписал другие, устраивающие работодателей сроки – где 3,5 года, где 4, максимум – 5 лет…

Исмет, к которому попал в итоге этот черканный-перечерканный список, просмотрел его, затем с крайне недовольным видом передал «аксакалу». Тот нацепил на переносицу очки и тоже стал его смотреть, причем все это длилось так долго, что Рейнджу даже показалось, что дедок просто-напросто уснул над этой цифирью…

Лариса, единственная женщина за столом, одета в деловой брючный костюм темной расцветки и белую блузку с шейным украшением в виде черной бархатной ленточки, на которой закреплен медальон из белого золота от «Bulgary». Столь же скромным и подходящим к антуражу казалось и кольцо на левой руке (из той же коллекции). Из нагрудного кармана пиджака уголком выглядывает белоснежный платок. С того момента, как приехали гости, она произнесла лишь несколько дежурных фраз, а потом – как могло показаться – уже не вмешивалась в ход событий. Рейндж подумал, что на Кавказе вряд ли могло такое случиться, чтобы женщина, пусть даже такая крученная-перекрученная, как Венглинская, разруливала бы вместе с мужчинами важные вопросы. Многое, конечно, и там меняется, но женщин обычно к обсуждению подобные сделок не допускают. Что бы ни говорили, но Исмет Сайфутдинов и его соплеменники имеют несколько иной менталитет, нежели кавказские вайнахи, балкарцы или адыги. Они не лучше, и не хуже, они – другие. И это обстоятельство, учитывая характер нынешней миссии, кажется, вполне устраивало Ларису Венглинскую и тех, кто ее сюда направил…

Листки с различными исправлениями и пометками порхали над столом вот уже около часа. Исмет и привезенный им в Ласпи аксакал были в головных уборах: бизнесмен-татарин – в шляпе, а пожилой седобородый мужчина в высокой каракулевой шапке, с белой ленточкой, свидетельствующей о том, что он совершил хаджи посетил святые для всякого правоверного места в Медине и Мекке…

Хотя Рейндж в эту лабуду особо не вникал, смысл происходящего ему был понятен. Смысл этот был прост и циничен до безобразия. Кое-кто, враждебные, скажем так, российскому руководству силы, пытались разыграть «крымскотатарскую» карту, направить бурлящую энергию местной этнической общины в нужное им русло. На эту цель, как стало известно, были выделены денежные средства (впрочем, не слишком большие). В Крыму активно действуют эмиссары «помаранчевых», посланцы разного рода националистических организаций и представители зарубежных фондов и институтов, враждебных России. Эта карта, наряду с попытками осложнить существование базирующемуся в Севастополе Черноморскому флоту РФ, в соответствии с замыслами некоторых деятелей в Киеве (а также тех, кто дергает их за ниточки), должна существенно повлиять на весь расклад в ходе крайне сложных переговоров между «Газпромом» и «Нафтогазом» по поставкам газа и его транзиту через Украину. Равно как и послужить дополнительным козырем для той крупной игры, которую ведут за одним столом Россия, Евросоюз и Соединенные Штаты. Любое осложнение, любые скандалы сейчас были только на руку тем, кто противодействует попыткам Кремля перекроить энергетическую карту Европы и тем самым усилить позиции России – которая хотя и медленно, но верно поднимается с колен – как у своих ближних границ, так и в целом на международной арене. Именно по этой причине российские власти делают все возможное, чтобы не допустить серьезных провокаций в этот ответственнейший момент, когда многое поставлено на карту. Для того, чтобы полностью или в значительной степени нейтрализовать «крымский» проект «помаранчевых», Кремль, опираясь как на свои спецслужбы, так и на «своих» крупных бизнесменов, решил на корню перекупить этот набирающий обороты «кризис». С тем, чтобы не дать разгореться тлеющим углям, чтобы не позволить своим конкурентам перевести этот наметившийся уже конфликт в горячую фазу. Остальное было делом техники и торга, который занял несколько месяцев. Сайфутдинов и его партнеры получат частично в собственность, частично в субаренду на оговоренное в договорах время – с возможностью продления договоров – около двух десятков различных обьектов, которые находились до сего дня в собственности российского капитала. Среди этих обьектов – два крупных санатория в Алуште, дома отдыха и новые коттеджи в Евпатории, Судаке, Феодоссии, один из здешних ласпинских обьектов, а также несколько консолидированных земельных участков во внутренней части полуострова…

Иными словами, суть этой сделки заключалась в следующем: собственность и деньги верхушке местной этнической общины в обмен на спокойное, взвешенное поведение в отношении русских крымчан и в целом российских интересов.

Рейндж, который здесь нужен был как пятое колесо телеге, встал из-за стола – он сидел самым крайним, ближе к выходу – и вышел через боковую дверь на небольшую террасу.

Прикурил сигарету. Облокотившись на перила, стал смотреть куда-то в сторону морского горизонта. Останки сгоревшей столовой успели разобрать и вывезти куда-то с глаз долой. Лариса вела себя с ним, с Мокрушиным, довольно холодно. Возможно, ей не понравилось то, что он усвистал на пожар, оставив ее в номере одну. Или те методы, при помощи которых он попытался вызнать у «поджигателя» кое-какие сведения. Может быть, теперь он, представляющий здесь спецслужбистскую «крышу», после успешно проведенных – договорятся ведь, куда им деваться, раз приехали – переговоров ей уже и на фиг не нужен. Дело в шляпе, миссия закончена, до свиданья, гуд бай, аривидерчи… Катись теперь, Вова, обратно в свою холодную заснеженную «рашку».

Когда он вернулся в помещение, то выяснилось, что «стороны» уже уладили все разногласия и теперь вовсю подписывают разные документы. Рейндж, глядя на довольные лица всех без исключения участников, невольно выматерился… но не вслух, а про себя.

Более всего это мероприятие, свидетелем которого он стал, смахивало на римейк позорных переговоров в Хасавюрте. С поправкой на то, что вместо Масхадова здесь рулит местный делец и член Меджлиса Сайфутдинов, а роль генерала Лебедя выпало исполнять доверенному лицу олигарха М. Ларисе Венглинской…

Когда эта бодяга наконец закончилась, Мокрушин сказал Исмету Сайфутдинову, что у него есть к нему минутный разговор.

Венглинская, хотя и вскинула удивленно бровь, – когда услышала реплику, отпущенную ее «партнером» – не сделала ничего, чтобы воспрепятствовать этому их разговору.

Двое мужчин вышли на боковую террасу. Исмет, с трудом сдерживавший переполняющие его позитивные эмоции, вопросительно посмотрел на Мокрушина. Рейндж, уставившись на него немигающим взглядом, сказал:

– Вот что, господин хороший. Как я понимаю, вы получили то, чего добивались. Поздравляю вас с удачной сделкой: вы извлекли максимум выгоды из сложившейся ситуации. Но хочу вас серьезно предупредить. Если вы или кто-то из тех, чьи интересы вы здесь представляете, нарушите свои обязательства… Если вы не обеспечите полный контроль за своими соплеменниками, то вас… лично вас, господин Сайфутдинов, будут ожидать очень крупные неприятности.

Дружелюбная – хотя и несколько искусственная – улыбка мигом сошла с лица члена Меджлиса.

– Зачем так нехорошо говорите, уважаемый Владимир? – он укоризненно покачал головой. – Никто не может сказать, что Исмет Сайфутдинов не держит свое слово.

– Мое дело – предостеречь. А ваше… как можно серьезнее отнестись к моим словам.

– Хорошо, я это учту. Все?

– Нет. Есть еще одно пожелание. Теперь уже от меня лично: я высказываю его вам, Исмет, сугубо в частном порядке.

– Только, пожалуйста, без угроз, ладно?

– Вы пока не сделали, кажется, ничего такого, чтобы вам стоило меня опасаться, – Мокрушин усмехнулся краешком губ. – Но угроза действительно существует. Пожелание у меня такое: будьте предельно осторожны, господин Сайфутдинов. Уделите повышенное внимание собственной безопасности. Есть люди и определенные силы, которым может сильно не понравиться то, в каком направлении идет процесс. Настоятельно советую отнестись к сказанному серьезно, потому что любая недооценка здесь чревата пагубными последствиями…

Сайфутдинов еще некоторое время сверлил его взглядом, потом, отведя глаза в сторону, сказал:

– Ваша жесткая позиция компенсируется умным, прагматичным подходом. Благодарю за выказанную вами заботу о моей личной безопасности. Надеюсь все же, что все эти опасения не подтвердятся…

Они сухо распрощались. А еще через несколько минут Сайфутдинов со своими людьми направился к ожидавшим их на паркинге машинам…

Венглинская лично проводила гостей, после чего ушла в свои апартаменты, не перекинувшись и словцом с Мокрушиным.

В свою очередь, Рейндж даже не стал пытаться вызвать ее на разговор… да и о чем им сейчас вообще разговаривать? Он так понял, что миссия его завершена. Теперь надо ожидать дальнейших ЦУ от руководства: либо его отзовут обратно в Москву, либо отправят в Киев, на подмогу Кондору, (который наверняка занят там более сложным и ответственным делом нежели то, что было поручено ему, Мокрушину).

Он где-то час примерно бродил по берегу ласпинской бухты, какая-то часть которой теперь будет контролироваться структурой, завязанной на Сайфутдинова. Потом вернулся к себе в номер, плюхнулся в кресло и стал просматривать накопившуюся на журнальном столике стопку прессы: администраторша каждый день приносит в номер московские, киевские и местные крымские газеты (и во всех печатных СМИ «газовый конфликт» стоит на первых полосах)…

Около шести вечера, когда снаружи стемнело, в номер постучались.

– Владимир Алексеевич, хозяйка просит вас зайти к ней, – сказал возникший на пороге Артем. – Если, конечно, вы не заняты…

Мокрушин хотел из вредности сказать, что он «занят», но затем, процедив – «а она сама не могла мне позвонить?» – выскребся из кресла, где он уж было задремал, и направился вслед за Артемом в соседний номер.

Лариса, одетая в джинсы, клетчатую рубаху и пушистые тапки на босую ногу, жестом отправила своего импозатного помощника за дверь.

– Выпьете чего-нибудь, Влад?

– Разве что яду… Но готов выпить только после вас, Лариса Акадьевна: вы своей активностью и напором заслужили честь отравиться первой.

– Ну вот еще! Прекратите сердиться… вам это не идет, – она подошла поближе и вслед за ней переместилось окутывающее ее невидимое облачко, сотканное из нежных ароматов. – Я же вижу: дуетесь, как мыш на крупу! Вы что, и вправду всерьез считаете, что мы тут совершили что-то вроде предательства? Но вы же умный человек…

– Прикидываться дураком выгоднее… но очень не хочется.

– Мы сделали ровно то, чего требовала наличная ситуация.

– Ну да. И проплатили тоже – наличкой.

– Лучше платить, чем воевать. Это первое. И второе: мы с вами, или кто-то другой, но «договариваться» все равно надо было.

– Будете опять меня опутывать вашей липкой паутиной?

– Конечно, буду, – на ее сочных чувственных губах возникла мягкая улыбка.

– В конце концов, это мое кредо: использовать в своекорыстных целях сильных и талантливых мужчин…

– Сказано откровенно… хотя и с большой долей цинизма, – Мокрушин, испытывая силу ее привлекательности и магнетизма, все ж старался держать свои чувства и эмоции под контролем. – Скажите прямо, Лариса, на что я вам сдался? Не знаю, что за таланты вы во мне разглядели… Или вам для коллекции нужен еще один человек, который будет держать над вами зонт и называть вас – «хозяйка»?

– Вы уж простите моим сотрудникам их маленькую слабость… – мягкая улыбка сменилась чуть насмешливым выражением. – Неоднократно просила не называть меня так, ни в глаза, ни – за глаза… Но ничего не могу поделать… прямо какой-то «культ личности» развели, представляете? Влад, вы поужинаете со мной сегодня… в девять вечера, допустим?

Мокрушин негромко рассмеялся.

– Вообще-то, я предпочитаю сам назначать даме свидание… Гм… Разве я могу отказать такой блестящей, феерической женщине, как вы, Лариса? Однако… могу и отказать. Если вы немедленно не ответите на мой вопрос, будете ужинать в одиночестве. Вы тогда просто помрете тут со скуки!

– А вот мы во время ужина и обсудит этот вопрос. Нас ждет еще одно дело, посерьезней того, что мы здесь провернули. Обещаю, что раскрою все свои планы касательно ближайшего будущего.

– Как всегда, эти планы – низменны и почти преступны?

– Конечно, – она тут же нанесла ответный укол. – Скажите, Влад… а вам, до знакомства с таким исчадием ада, как я, никогда не доводилось совершать ничего аморального и противозаконного?

Мокрушин хотел уже было направиться к бару, потому что для дальнейшей пикировки крайне желательно было взбодрить себя. Да хоть тем же «скотчем» восемнадцатилетней выдержки, который он дегустировал двумя днями ранее… Но вдруг – тактами из оперы Бизе «Кармен» – напомнила о себе одна из двух сотовых трубок, лежавших на журнальном столике.

Венглинская, попросив извинения у собеседника, раскрыла сотовый и, посмотрев на дисплей, ответила на вызов.

Она выслушала человека, который ей прозвонил, и в лице ее что-то неуловимо переменилось. «Я поняла, – сказала она в трубку. – Когда станут известны подробности, сообщите…»

– Что? – почувствовав неладное, спросил Мокрушин. – Что еще стряслось?! Опять, что ли, поджог?

Ее лицо на короткие мгновения стало отстраненным и каким-то совершенно назнакомым… совсем чужим.

– Только что мне сообщили, – наконец сказала она, – что неподалеку от Бахчисарая совершено покушение на Исмета Сайфутдинова.