Русские народные сказки Пермского края

14. Звери в яме

Жили старик со старухой, и был у них боров. Пошел боров в лес желуди есть, навстречу ему идет заяц и спрашивает:

— Куда пошел, боров?

— В лес желуди есть.

— Возьми меня с собой!

— Нет, косой заяц, там есть большая яма, ты ее не перепрыгнешь.

— Ничего, перепрыгну.

Пошли они вдвоем. Дошли до ямы. Боров прыгнул, а косой заяц хотел перепрыгнуть, да прямо в яму попал. Боров наелся желудей и отправился домой.

На другой день опять пошел боров в лес желуди есть. Навстречу ему идет лисица.

— Куда, боров, пошел?

— В лес желуди есть.

— Возьми меня с собой!

— Нет, лисица, там есть большая яма, ты ее не перепрыгнешь.

— Ничего, перепрыгну.

Вот пошли они вдвоем, дошли до ямы. Боров перепрыгнул, а лисица прыгнула, да прямо в яму.

Стало их в яме двое. А боров наелся желудей и отправился домой.

На третий день опять боров пошел в лес желуди есть. Навстречу ему идет волк. Спрашивает:

— Куда, боров, идешь?

— В лес желуди есть.

— Возьми меня с собой!

— Нет, волк, там есть большая яма, ты ее не перепрыгнешь.

— Ничего, перепрыгну.

Дошли они до ямы, боров перепрыгнул, а волк прыгнул, да прямо в яму.

Набралось их там в яме трое.

На четвертый день опять пошел боров в лес желуди есть. Навстречу ему идет медведь и говорит:

— Куда, боров, пошел?

— В лес желуди есть.

— Возьми меня с собой!

— Нет, медведь, там есть большая яма, ты ее не перепрыгнешь.

— Нет, перепрыгну.

Дошли до ямы, боров перепрыгнул, а медведь прыгнул, да прямо в яму.

Набралось их в яме четверо. Начали они там голодать. Тогда лиса и говорит:

— Давайте голос тянуть! Кто отстанет — того съедим!

Один заяц отстал, и вот они его взяли, разорвали и съели. Опять проголодались звери и снова стали уговариваться голос тянуть. Один волк отстал. Они его взяли, разорвали и съели. Остались только медведь и лиса. А лисица — хитрая, не все мясо съела, часть припрятала. Медведь говорит:

— Ты что все ешь? Откуда берешь? Научи меня!

А лиса ему:

— Зацепись за ребро когтями и тащи свое мясо. Медведь зацепился за ребро и околел.

И осталась лисица одна.

15. Лиса и тетерев

Бежит лиса по лесу, хочется ей корму найти: птиц, мышей наловить или гнездо разорить. Смотрит: косач-тетерев. Она ему и говорит:

— Эй, тетерев, я на базаре была.

— Была так и была.

— Тетерев, тетерев, я приказ добыла.

— Добыла так добыла.

— Тетерев, тетерев, вам, тетеревам, не сидеть по деревам, а гулять по зеленым лугам.

— Гулять так гулять.

— Слетай сюда!

— Нет, я вижу: мужик на телеге едет. Проедет — тогда.

Лиса прислушалась: правда, телега брякает.

— На лошади?

— Да.

— А за лошадью кто бежит?

— Жеребенок.

— А какой у него хвост?

— Крючком.

— Ну, до свиданья. Я домой пошла.

Понял тетерев, что лиса его съесть хотела, да собаки испугалась, — тем он и спасся.

16. Волк и баран

Волк по полю рыщет, телят, ягнят ищет. Углядел волк барана, за ним побежал, зарычал:

А баран волка увидел, остановился и говорит: «А, серый, а я тебя в чистом поле кликал, звал. Выбрали тебя в деревне пастухом и ждут не дождутся».

Волк обрадовался, сел на барана, и тот понес его в деревню, А в деревне на волка набросились собаки да бабы с мужиками — кто с коромыслами, кто с коленьями, дубьями. Глупый волк чуть жив в лес убрался, больше не появлялся.

17. Про горшок

Ехал мужик с горшками, да один обронил. У того горшка краешек отвыломлен был.

Бежит мышка-топышка. Увидела горшок и спрашивает:

— Кто под горшком?

Никто не отвечает.

Залезла она под горшок и сидит.

Летит мушка с обушком, спрашивает:

— Кто под горшком?

— Я, мышка-топышка. А ты кто?

— А я мушка с обушком.

— Ну, садись под горшок.

Сели они, сидят.

Летит комар, спрашивает:

— Кто под горшком?

— Я, мышка-топышка.

— Я, мушка с обушком. А ты кто?

— А я комар с топором.

— Ну, садись под горшок.

Сели они и сидят.

Бежит заяц. Увидел горшок, спрашивает:

— Кто под горшком?

— Я, мышка-топышка.

— Я, мушка с обушком.

— Я, комар с топором. А ты кто?

— А я заяц при огороде скок.

— Ну, садись под горшок.

Сидят. Бежит лиса, спрашивает:

— Кто под горшком?

— Я, мышка-топышка.

— Я, мушка с обушком.

— Я, комар с топором.

— Я, заяц при огороде скок. А ты кто?

— А я лиса при беседе краса.

— Ну, садись под горшок.

Сели и сидят.

Идет волк. Увидел горшок и спрашивает:

— Кто под горшком?

— Я, мышка-топышка.

— Я, мушка с обушком.

— Я, комар с топором.

— Я, заяц при огороде скок.

— Я, лиса при беседе краса. А ты кто?

— А я волк при сумерках страх.

— Ну, иди под горшок.

Ну ладно, сидят.

Идет медведь. Видит горшок, спрашивает:

— Кто под горшком?

— Я, мышка-топышка.

— Я, мушка с обушком.

— Я, комар с топором.

— Я, заяц при огороде скок.

— Я, лиса при беседе краса.

— Я, волк при сумерках страх. А ты кто?

— А я медведь — коровья смерть.

— Ну, садись под горшок.

Сели и сидят.

Идет сам дядя лесной и несет березу — пребольшую вершину. Махнул березой-то всех их и захвостнул.

18. Михаил Потапович и Лиса Патрикеевна

Жили-были медведь да лиса — Михаил Потапович да Лисавета Патрикеевна, часто оба на печи полеживали. Как-то Лиса Патрикеевна зазнала про бочку масла, а с медведем делиться не захотела. А как медведя обмануть? Она и придумала. Вот лежат они на печи, лиса постукивает хвостиком и постукивает: «Кум-куманек, меня бабиться[30] зовут». А Михаил Потапович говорит: «Ну, что ж. Поди, кума». Лиса Патрикеевна ушла, а Михаил Потапович остался на печи лежать. Лежит и думает: «Что-то долго кума не идет». Вот пришла лиса домой, медведь и спрашивает: «Кума-а-а, кого бог дал?» — «Початушка», — лиса отвечает.

Опять лежат на печи кум да кума. Лиса опять проголодалась и говорит: «Кум-куманек, меня бабиться зовут». — «Ну да, кума, поди-и-и…»

Опять лиса долго ходила, а когда пришла домой, медведь и спрашивает: «Кума-а-а, кого бог дал?» — «Середышка, куманек, Середышка».

И на третий раз ушла лиса бабиться. А медведь опять лежит и думает: «Где-то кума долго ходит?» Пришла лиса. «Кого бог дал?» — «Да Заскребышка, куманек». Опять лежат они на печи. Лиса и думает: «Не все ведь я там зачистила». Опять ушла. Пришла скоро. «Кого бог дал?» — Михаил Потапович все свое. «Последышка!» — лиса отвечает.

Вот опять лежат они на печи. Опять лиса есть захотела, думала-думала и придумала. Говорит медведю: «Ку-у-м, давай веситься». Медведь спрашивает: «А кого весить?» — «Всех будем весить; кто тяжелее, того и съедим». Стали сороку весить. Сорока легкая, и ворона легкая, заяц легкий тоже. До лисы дошло дело. Тоже легкая. «Теперь, кум, давай тебя», — лиса говорит. Михаил Потапович и оказался тяжелее всех. Заколола лиса медведя, изжарила да и съела.

19. Котик и петушок

Жили-были старик со старухой. Были у них котик и петушок. Старики, видно, пообидели котика и петушка, те и ушли от них в лес. Там сделали избушку и стали жить-поживать. Лето прожили, осень наступила, за ней и зима уж у порога стоит. Надо стало дрова готовить. Кот и пошел дрова рубить, а петушку говорит: «Ты сиди, домашничай». Петушок сел на седала[31] и сидит. А лиса в то время кота увидела, пошла по его следу и дошла до избушки. Поглядела в окошко, видит: петушок на седалах сидит. Она и давай петь:

Петушок слетел с седальцев и глядит, кто там ему ладит горошка дать. Отворил окошко, а лиса его — цап-царап! — и утащила. А петух ну реветь-кричать:

Котик учуял, прибежал и отнял петушка. На другой день котик встал и говорит: «Сегодня не выглядывай за окошко: я подальше уйду». Только кот ушел, лиса это живо углядела, к избушке прибежала и заглянула в окошко. Видит: петух опять на седальцах сидит. Лиса и запела:

Петушок думает: «Меня сегодня не обмануть, я не выгляну». А лиса опять за свое:

Петух думает: «Кто это там меня так расхваливает?» — и выглянул. Лиса его опять сгребла и потащила. Петух опять ревет, зовет котика на помощь. Котик и на этот раз выручил петушка. «Говорил тебе, сиди, не выглядывай, а ты опять выглянул. Смотри, я сегодня далеко уйду, тебя не услышу», — говорит кот петуху на третий день. Только кот ушел, лиса тут как тут и опять поет свою песенку. Петух теперь ученый стал, не подходит к оконцу, не открывает его. Тогда лиса запела:

Петух полюбопытствовал опять, открыл окно, лиса его схватила и потащила к себе. Петух опять ревет:

Ревел, ревел петух, да котик так его и не учуял. А лиса притащила петуха домой, давай баню топить да пельмени стряпать. Кот вернулся домой — петуха нет. Сделал гусельцы и пошел петуха искать.

Идет и побренькивает:

Подходит кот к лисьему дому, а у лисы уж банька топится да пельмени варятся. Кот зашел в баньку и давай там играть:

Лиса услышала это и говорит своей дочери: «Поди-ко, Чучелка, посмотри, кто это у нас в баньке так хорошо играет?» Чучелка пришла в баньку да и заслушалась, не идет домой. Лиса послала вторую дочь — Палачелку. И Палачелка заслушалась, не идет домой. Третью дочь послала, и та осталась, не идет домой. Так же и сын ушел, и все сидят, слушают. Потом и сама лиса пришла и послушать села. А кот все наигрывает: «Трень, брень, струночки…»

Потом говорит: «Отлучиться мне надо, сейчас приду». Забежал к лисе в избушку, все пельмени съел, петуха схватил и убежал. Вернулась лиса в дом, глядит — ни петуха, ни пельменей.

20. Лиса и заяц

Лиса да зайчик задумали избушки строить. Зайчик построил избушку лубяную, а лисичка — ледяную. Пришла весна, у лисички избушка растаяла, а у зайчика нет. Лето лиса пробегала, а как осень-то подошла, она и запросилась:

— Зайчик, пусти меня к себе переночевать.

— Я тебе что говорил: надо было ставить избушку из дерева, а не изо льда.

— Хоть на порожек пусти.

— Ладно, заходи.

Переночевала лиса, день гуляла, а вечером опять пришла.

— Зайчик, пусти меня ночевать.

— Нет, не пущу.

— Хоть на голбчик[32] пусти.

— Ладно, ночуй.

Переночевала лиса и ушла. Ходила, ходила, а уже осень, холодно. Снова просится:

— Зайчик, пусти меня переночевать.

— Нет, уходи в свою избушку.

— Да нет у меня избушки, она растаяла.

— Ну ладно, залезай на печь.

Сидели, сидели, поели. Тут лиса говорит:

— Давай сало топить. Под одного тарелку положим и под другого. Кто больше сала натопит, того и избушка будет.

Лежат на печке, а там жарко, печь топится. У зайчика много сала натопилось, а у лисы нет. А лиса хитрая: пока зайчик спал, она его тарелку себе переставила. Наутро зайчику говорит:

— Вот у меня сколько сала натопилось, а у тебя ничего нет. Избушка, значит, моя.

А зайчик:

— Нет, моя.

Спорили, спорили, да лиса все же зайца выгнала. Идет он по лесу, плачет. Навстречу ему петух.

— Чего ревешь?

— Лиса меня выгнала.

— Ладно, сейчас пойдем да ее выгоним.

Пришел петух и сел на грядку. А зайчик все ревет. Идет кот.

— Чего плачешь, зайчик?

— Лиса меня из избушки выгнала.

— Ладно, пособлю[33] тебе.

А заяц все ревет. Идет мимо баран.

— Чего плачешь, зайчик?

— Лиса меня выгнала из избушки.

— Ладно, пособлю твоему горю.

Собрались все, стали думать, как лису выгнать.

— Ты, баран, вставай у дверей, ты, петух, иди на грядку, а ты, кот, здесь сиди и кричи что есть мочи, — всех распределил зайчик.

Вот петух на грядке сидит и поет:

— Вырву репку в лоб да в лоб.

Кот мяукает, кричит страшным голосом. Страшат ее. Лиса сидела, сидела на печи, боязно ей стало. К дверям подошла, а баран ее буд да буд, буд да буд. Лиса испугалась и в лес убежала. А звери остались в этой избушке жить-поживать да добра наживать.

21. Петух, гусь, баран и бык

Жили старик и старуха. У них всего скота только и было, что петух, гусь, бык да баран.

Однажды старик и говорит: «Старуха, давай быка заколем». Старуха на это согласилась. Бык подслушал этот разговор и говорит барану: «Баран, убежим в лес!» — «Нет, — отвечает баран, — не побегу. Тебя одного заколют, а меня на племя оставят». Бык и убежал один.

Вот старик опять говорит: «Бык убежал. Давай, старуха, барана заколем». Услыхал это баран, испугался и стал звать гуся убежать в лес, но тот не согласился. Баран убежал к быку один. Наконец очередь дошла до гуся и петуха, и они улетели в лес.

Собрались все они в густом лесу. Бык и говорит им: «Давайте избу строить: придет зима-то, без избы холодно будет жить». Баран говорит: «Я избу строить не буду, мне ее не нужно: я заберусь в чащу[34], там и прозимую». Гусь говорит. «А я забегу в кусты, одно крыло подстелю под себя, другим прикроюсь, и мне тепло будет. Не буду я избу строить». Петух сказал: «А мне совсем не нужно избы: я влечу на елку, забьюсь в густые сучья и прозимую». Нечего делать, пришлось быку одному избу строить. Натаскал он бревен, заготовил все, что нужно, и давай делать избу. В скором времени у него поспел уже теплый дом. Он и стал в нем жить.

Настала зима. Холодно стало барану, пришел он к быку и говорит «Пусти меня в избу. Если же не пустишь, все двери и окна разобью, холодно будет тебе жить». Как тут быть, пришлось пустить барана. Живут. Холодно стало гусю, прилетел он к избе и говорит «Пустите меня в избу жить. Если не пустите, то весь мох из пазов выщипаю и жить вам в избе холодно будет». Подумали, подумали бык и баран и пустили к себе в избу жить гуся. Немного погодя и петух замерз, прилетает и говорит «Пустите меня в избу жить, а не пустите, я осержусь и всю землю с потолка срою, холодно вам тогда будет». Пустили и его.

Живут все вместе, поживают. Идут однажды мимо избушки двенадцать волков. Один из них и говорит другим: «Вы подождите меня здесь, а я схожу узнаю, кто тут живет». Волк и зашел в избу. Как увидел его бык, разбежался да рогами и прижал к стене. Тут баран подоспел и ну волка рогами бить. Гусь прилетел, начал его щипать. А петух взлетел на брус и давай во все горло кричать: «Ку-ка-ре-ку!» Чуть живого они из избы волка выпустили, да не столько он побоев натерпелся, сколько страху. Прибегает к волкам. Они его спрашивают, кто в избе живет. А волк и ответить ничего не может, только торопит их убежать подальше, А когда от страха оправился, начал рассказывать: «Зашел я в избу, не успел и оглядеться, как набросился на меня мужик с вилами да ими и припер меня к стене. А за ним прибежал булочник да кренделями-то давай меня стукать, а они такие твердые, должно быть, давно напечены. А следом прибежал кузнец и начал меня клещами щипать. Но это еще ничего, а вот на брусу сидел какой-то генерал со шпорами, да такой сердитый, все кричал, чтобы тащили ножи да меня ему подали. Вот тут-то я и наимелся страху, да хорошо, что не подали ему меня, а то и не знаю, что бы со мной было».

С тех пор никто не беспокоил быка, барана, гуся и петуха, и жили они долго и счастливо. Волки же не только близко не подходили к их избе, но даже и по той тропе, на которой избушка стояла, ходить боялись.

22. Медведь — липовая нога

Жили-были старик со старухой, ничего у них не было, лишь лошадка да дровенки.

Поехал старик осенью по дрова. Едет мимо валежины, а под валежиной медведь сидел. Стал старик с валежины сучки рубить и отрубил лапу медведю. Медведь заревел от боли и убежал. Ходил, ходил без ноги, а потом вместо лапы деревяшку приделал. А старик дров нарубил и домой вернулся. Бросил старухе лапу.

— На осними да суп свари, а со шкуры шерсть опряди.

А сам пошел рубить дрова на улицу. Слышит, медведь идет и поет:

А старуха уж печь истопила и поставила суп варить. Старик прибежал, кричит:

— Старуха, медведь идет. Что будем делать?

А старуха быстро сообразила:

— Ты, старик, под шесток[35] залезай, а я залезу в печь под чугунку[36]. Хоть жарко, да стерплю.

Медведь зашел в избу. Ходил, ходил — никого не видно, а пахнет вкусно супом. Полез в печь. Тут старуха как толкнет чугунку ногой. Суп пролился на медведя, он заорал, да по старику, старик заорал. Медведь испугался и убежал в лес. Зализал свои раны. Неделя, вторая прошла, старик снова поехал в лес дрова рубить. Слышит, медведь идет, опять поет:

Старик домой вернулся.

— Старуха, медведь опять придет. Что делать будем?

Старуха опять сообразила:

— Давай привяжем кадушку к матице[37], залезем и будем в ней сидеть. Больше некуда деваться.

Привязали быстро, да плохо, залезли туда оба и сидят. Медведь ходил, ходил — нигде старика и старухи нет. Увидел кадушку, и ну ее лапами болтать. А старик закашлял, и так разболтались они в этой кадушке, что та оборвалась и медведю на башку свалилась.

Медведь хоть и жив остался, но больше к старику и старухе не приходил.

23. Мужик, медведь и лиса

Жили-были старик со старухой. Жили они плохо, даже хлеба у них и то не хватало. Старик и говорит: «Старуха, давай на покос посеем репу». Ваял семечек и поехал. Ладно, сеет, приходит медведь.

— Здорово, дедушка!

— Здорово, Михайло Иванович!

— Что, дедушка, делаешь?

— Репу сею.

— Ну, сей, а я буду стеречь, доглядывать.

Приехал старик домой и рассказал все старухе. Уродилась репа хороша: большая-пребольшая. Поехали старик со старухой репу рвать. Приехали. Тут и Михайло Иванович приходит, спрашивает:

— Что, дедушка, хороша ли репа?

— Хороша, хороша, — говорит дед.

— Только делить ее будем так: мой верх, а твой низ.

Старик думает: «Хорошо, мякина его, а репа моя». Медведь мякину в берлогу таскает, а старик со старухой репу рвут. Полные мешки набрали и уехали домой. Зимой поехал старик за дровами на покос. Старуха и говорит:

— Свези Михайло Иванычу печеночку[38].

Старик медведя в лесу встретил и говорит:

— Вот старуха тебе гостинцу послала.

Съел медведь печеночку. Понравилось ему.

— А у меня, — говорит, — все изгнило.

Старик на другой год приехал пшеницу сеять. Приходит опять медведь и говорит:

— Сей, сей, старик, пшеницу. А я охранять буду. Только теперь мой низ, а твой верх.

Пшеница выросла хорошая. Жнут старик со старухой да на телегу кладут. А медведь корни да жниву в берлогу таскает.

Опять старик поехал зимой в лес за дровами. А старуха послала медведю пшеничничек[39]. Съел медведь хлеб, понравилось ему, он и говорит:

— Я тебя, старик, съем: два года ты меня обманывал.

Испугался старик, сидит в санях, пригорюнился.

Бежит лиса.

— Что, дедушка, пригорюнился?

— Лисанька, меня хочет медведь съесть.

— Не горюй, уедем. Клади дрова, а я побегу по полю и буду кричать.

Бежит и кричит:

— У-у, а-а, имайте[40], у-у, а-а, имайте!

Медведь говорит:

— Не знаешь, дедушка, кто это?

— Это, — говорит дед, — охотники. Кругом все окружают.

— Не знаешь, что им надо?

— Они лисиц да медведей ловят.

— Куда бы мне деваться?

— А ты ложись на сани.

Лег медведь, поехали они. Бежит лиса и спрашивает:

— Что, дедушка, везешь?

— Колоду!

— Кабы колода была, тогда бы привязана была.

Ну, дед и привязал медведя. Едут они дальше. Лиса опять бежит и спрашивает:

— Что это ты, дед, везешь?

— Колоду, лисанька.

— Кабы колода была, дак топор бы воткнут был.

А медведь и шепчет старику:

— Ты воткни тихонько топорик-от.

Старик хлоп его по голове да и зарубил. Бежит лиса и спрашивает:

— Ну, как?

— Вот, — говорит дед, — засек я его.

— А что, дедушка, ты мне привезешь за мою помощь?

— Не знаю, что тебе, лисанька, надо?

— Привези мне два мешка кур.

Приехал старик домой, старухе все рассказал: мне, мол, лиса помогла и за это просила два мешка кур.

— Погоди, я ее угощу, — говорит старуха.

Пошла по деревне. Насобирала два мешка собак. Поехал старик, а лиса ждет на дороге и спрашивает:

— Что, дедушка, — привез?

— Привез!

— Как же я их есть-то буду? А вот что. Ты их по одной выпускай, а я их буду ловить да давить.

Старик оба мешка враз и развязал. Собаки выскочили, схватили лису и заглодали.

24. Волк и лиса

Жили-были старик да старуха. Как-то старик поехал рыбу ловить. Наловил воз рыбы, едет домой. Лиса услышала рыбий дух, обогнала старика, упала и притворилась мертвой. Старик видит: лиска мертвая лежит, — он и взял ее себе на воз. Едет, радуется, что везет старухе и рыбы воз, и лисий хвост на воротник. Едет, не оборачивается. А лиса в то время у него выбросила всю рыбу, а сама убежала. Старик приехал домой и хвастается старухе, что и рыбу привез, и воротник. Старуха обрадовалась, выскочила на улицу, глядь на воз, а там ни рыбы, ни лисы. Старуха и давай старика ругать. Старик посокрушался, да делать нечего. Так и остались ни с чем.

А лиса тем временем собрала всю рыбу в кучу и сидит ест. Идет мимо волк.

— Давай, кумушка, поделим рыбку, — говорит волк.

— Нет, кум, сам иди лови.

— Ну, хоть одну рыбку дай мне.

— Нет, не дам, иди сам лови.

— Ну, хоть полрыбки, ну, хоть хвостик.

А лиса все свое. И пошел волк сам рыбу ловить. Опустил хвост в прорубь и приговаривает: «Ловись, рыбка, крупная и мелкая». И до того досидел, что и хвост приморозил. А утром бабы по воду пришли, увидели волка, испугались, закричали. Мужики в деревне услышали крики, прибежали с вилами, лопатами, граблями и излупили волка до полусмерти. Идет по дороге избитый волк, а лиса ему опять навстречу попадает. Где-то в избу забралась, изваляла голову в муке да в тесте. Идет и охает: «Ох, куманек, меня тоже избили. Все мозги вылили». А волк ей: «Ну, садись на меня, кума, я довезу тебя уж». Лиса сидит на волке, ухмыляется и поет про себя: «Бит не битого везет, бит не битого везет». Волк это услышал да и спрашивает: «Ты че это, кума, поешь? Как будто „бит не битого везет“?» — «Да че ты, кум, „бит битого везет“ я пою», — лиса ему на это отвечает.

Вот приехали они домой. Первую ночь ночевали. Утром волк ушел на охоту. Лиса тут у него похозяйничала, нашла на вышке корчагу с маслом и поела немного. Ночью лежат волк да лиса на печи. Лиса и давай хвостом постукивать. «Кума, кто там стучит?» — спрашивает волк. «Кум-куманек, меня бабиться[41] зовут», — отвечает та. «Ну, иди, ино», — говорит волк. Лиса сбегала на вышку, поела из корчаги масло, пришла домой. Волк ее и спрашивает: «Как новорожденного назвали?» А лиса ему: «Початышком, куманек».

На вторую ночь лиса опять сбегала, поела немного. Волк опять ее о ребенке спрашивает, а лиса отвечает: «Середышек нынче, Середышек». На третью ночь доела из корчаги[42] все и говорит волку: «Заскребышком, куманек, ребенка назвали». На четвертый день волк задумал оладьи испечь. Пошел на вышку по масло, а масла-то и нет. Напустился на лису: «Ты, кума, масло съела!» — «Нет, кум, не едала, ты сам, наверное, съел да забыл». — «Я не помню», — говорит волк. Вот и стали испытывать друг друга. Затопили печку, легли и латки[43] себе под хвосты подставили: кто масло съел, у того в латку и натечет. Лежали, лежали, волка пригрело, он и уснул. А лиса, хитрая, не уснула. Масло у нее набежало из-под хвоста, а она возьми свою латку да и подставь волку под хвост, а его простую латку себе под хвост подставила. Потом волка разбудила и говорит: «Кум, у тебя ведь масло-то набежало, ты и съел его». А волк ей на это: «Ну, видно, я и съел да забыл и на тебя напрасно попер». Кругом лиса волка обманула.

25. Коза-дереза

Жили-были старик со старухой. На корову у них денег не было, и решили они купить козу. Поехал старик на базар и купил козу за три гроша. Привез козу домой. Ну, чтоб коза давала молоко, надо ее хорошо кормить, и внучку послали на другой день ее пасти. Пасла, пасла внучка эту козу и под вечер погнала ее домой.

А старик сидит около дома на камешке, ждет их и спрашивает козоньку:

— Пила ли ты, козонька, ела ли ты, козонька?

— Нет, старик, не пила и не ела. Через мостик бежала, капельку водички схватила. По полю ходила, листочки ловила.

Рассердился старик на внучку:

— Ах, ты такая-сякая. Зачем ты козу плохо пасла?

Не накормил внучку даже ужином и закрыл в голбец[44].

На второй день пошла пасти козу бабка. Она козу поила, кормила, а под вечер погнала ее домой. А дед опять сидит около дома на камешке и спрашивает козоньку:

— Пила ли ты, козонька, ела ли ты, козонька?

— Нет, не пила и не ела. Меня бабка все гоняла с одного поля на другое, я и поесть не успела.

Рассердился дед на бабку и ее тоже закрыл в голбец.

Некому козу пасти — погнал сам. Ну, уж он и старался ее накормить, напоить, несколько раз на речку сводил, чтобы она напилась, наелась. Вечером погнал ее домой, а сам вокруг дома оббежал, сел на камешек и спрашивает:

— Пила ли ты, козонька, ела ли ты, козонька?

— Нет, не пила и не ела.

— Ах ты, обманщица такая!

Рассердился дед на козу, взял веревку, привязал ее за рога к огороду, а сам пошел домой, выпустил из голбца бабку и внучку, напоил их, накормил, прощенья попросил. И решил дед козу зарезать за ее вранье. Стал ее драть, полбока ободрал, да ножик-то, видно, тупой был, он и пошел в дом его наточить. А в это время коза веревку оторвала и убежала в лес. Бежала, бежала и набежала на зайчикову избушку, залезла в нее и забилась на печь подальше. А зайца в ту пору дома не было. Вот вернулся заяц, видит: дверь открыта, кто-то есть. Спрашивает:

— Кто в мою избушку забился?

А коза с печи:

— Я коза-дереза, полбока луплено, за три гроша куплена, рожками забоду, ножками затопчу, хвостиком замету.

Испугался заяц. Сел под окно и плачет. Идет лиса:

— Что ты, заяц, плачешь?

— Да кто-то в мою избушку залез.

— Дак пойдем выгоним.

— Дак я гнал — не мог выгнать.

— Дак я помогу.

Идут. Лиса спрашивает:

— Кто в зайчикову избушку забился?

— Я коза-дереза, полбока луплено, за три гроша куплена, рожками забоду, ножками затопчу, хвостиком замету.

Испугалась лиса, убежала. А заяц снова сидит под окном, плачет. Идет волк.

— Что это тут ты распричитался?

— Да кто-то в мою избушку забился.

— Дак выгони.

— Дак я гнал — не мог выгнать. Лиса гнала, гнала и то не выгнала.

— Дак я выгоню.

Пошел.

— Кто в зайчикову избушку залез?

— Я коза-дереза, полбока луплено, за три гроша куплена, рожками забоду, ножками затопчу, хвостиком замету.

Испугался волк, убежал. Сидит заяц, плачет. Идет медведь, спрашивает:

— Что ты тут сидишь, слезы льешь?

— Да кто-то в мою избушку забился.

— Дак выгони.

— Дак я гнал — не мог выгнать. Лиса гнала — не выгнала, волк гнал и то не выгнал.

— Ну, я выгоню.

Пошел медведь, спрашивает:

— Кто в в зайчикову избушку залез?

— Я коза-дереза, полбока луплено, за три гроша куплена, рожками забоду, ножками затопчу, хвостиком замету.

Испугался медведь, убежал. Сидит заяц. Час сидит, два сидит, в избушку попасть не может. Идет петух, спрашивает:

— Что это ты тут, заяц, ревешь?

— Да кто-то в мою избушку залез.

— Дак выгони.

— Дак я гнал — не мог выгнать. Лиса гнала — не выгнала, волк выгнать не мог, даже медведь испугался, не мог выгнать.

— Дак я выгоню.

Пошел петух. Идет и кричит:

— Я иду, иду, шпоры на ногах, коса на плечах, хочу козу посечи, слезай, коза, с печи.

Коза говорит:

— Одеваюсь я.

Петух опять:

— Я иду, иду, шпоры на ногах, коса на плечах, хочу козу посечи, слезай, коза, с печи.

— Обуваюсь я, открывай шире двери.

Открыл петух двери — коза как выскочит. Обрадовался заяц и стал в своей избушке жить-поживать и добра наживать. А коза так и осталась по лесу бегать.

26. Старуха с лаптем

В разные времена по-разному люди жили. В основном народ все был работящий: сеяли, пахали. Но была одна женщина, не любила она работать, не было у нее ни кола ни двора, ходила она и побиралась. Бывало, в своей деревне ей надоест — она в другую деревню идет. Вот раз так шла, шла и по пути нашла ошеметок[45]. Взяла, подобрала его, завернула в тряпочку и дальше пошла. Дошла до деревни и попросилась к одним людям переночевать. Ее пустили, накормили, напоили, спать стали укладывать. Она и говорит:

— А куда мне ошеметочек-то свой положить?

— Да положи вон под лавку.

— Да нет, что вы, у меня дома он все с курочками спит.

— Ну, снеси его в курятник.

Она пошла в курятник, а ошеметок взяла да и кинула в снег подальше. А утром встала, поела, попила, уж хотела в поход идти и спрашивает:

— А где моя курочка?

— Какая курочка?

— У меня курочка была, я ее в курятник снесла.

— Да нет, ведь у тебя был ошеметочек.

— Да нет, курочка.

Ну, спорить они не стали и отдали ей курочку. Взяла она эту курочку и пошла. К вечеру опять до следующей деревни дошла. Попросилась ночевать. Ее пустили, напоили, накормили, а как стали спать укладывать, она и говорит:

— А куда мне мою курочку посадить?

— Дак снеси к нашим курицам; может, они не заклюют.

— Нет, она у меня дома только с овечками спит.

— С овечками дак с овечками, иди в конюшню.

Пошла старуха, но курочку к овечкам не отпустила, а забросила в чужой двор. А утром встала, поела, попила, в поход собралась и говорит:

— А где-то у меня барашек был?

— Да ты что, какой у тебя барашек, у тебя же курочка была.

— Да нет, барашек.

— Да нет, курочка.

— Да нет, барашек.

Спорили, спорили. Надоело хозяевам спорить — отдали они старухе барашка. Привязала она его на веревочку и пошла. Идет, идет, где-то полежит, где-то постоит, где-то поспит. Опять до следующей деревни дошла. Попросилась ночевать. Опять ее хозяева принимают, кормят, поят и спать укладывают. Она и говорит:

— Куда же мне барашка девать?

— Да отпусти к нашим овцам.

— Да нет, он у меня все больше с коровками спит.

— Ну, пусти его к коровам, если он коров не боится.

Пошла старуха барашка к коровам пускать, а сама выгнала его на улицу, он и убежал куда-то. А утром встала, напилась, наелась и спрашивает:

— Где-то у меня бычок был?

— Да какой бычок, у тебя же был баран.

— Нет, бычок.

Спорили, спорили, никак ей бычка не отдают, а барана найти не могут. Все ж таки выспорила старуха. Дали ей бычка. Вот пошла она с этим бычком, зашла в какой-то двор, нашла сани, хомут, запрягла этого бычка как лошадь и поехала. Едет, едет, и попадает ей навстречу заяц.

— Эй ты, тетка, куда поехала?

— Куда глаза глядят.

— Возьми меня с собой.

— Ну, садись.

Сел к ней заяц, едут дальше. Попадает им навстречу волк.

— Заяц, ты куда поехал?

— Да меня тетка повезла куда-то.

— А ты куда, тетка, едешь?

— Да куда глаза глядят.

— Возьмите меня с собой!

— Ну, садись.

И волк сел, поехали дальше. Едут, смотрят: косолапит медведь по дороге.

— Эй вы, куда поехали?

— Да куда глаза глядят.

— Возьмите меня с собой.

— Садись!

Сели, поехали. А старуха песню поет:

Ехали, ехали, оглобля у них изломалась. Остановились. Без оглобли ехать нельзя. Посылает старуха зайца:

— Иди, заяц, в лес, принеси нам оглоблю.

Заяц принес маленькую лутошечку[46], она заругалась:

— Из такой лутошки оглоблю не сделать.

Послали волка. Волк сходил, принес косматую-косматую елку, длинную и тонкую. Примеряли, примеряли — никак нельзя из нее оглоблю сделать. Медведь говорит:

— Я схожу, уж принесу так принесу.

Пошел в лес, сломал толстое-толстое дерево, приволок. Старуха говорит:

— Что ты, что ты, куда такое дерево, не годится вовсе. Видно, придется самой идти.

Оставила зверей и пошла сама в лес за оглоблей. Пока ходила, звери есть захотели и решили этого быка съесть. Содрали с него шкуру, мясо съели, а внутрь соломы натолкали и снова запрягли, а сами кто куда разбежались. Вернулась старуха с оглоблей, смотрит: зверей нет. Приделала оглоблю, села и опять запела:

Как понужнула, бычок-то и упал. Она соскочила, посмотрела, а там бычка-то нет, одна солома. Вот так и наказал ленивицу Бог. Бросила старуха сани и пошла дальше. Как уж она стала там дальше жить, мы не знаем. На том и сказке конец.

27. Жадный волк

На краю деревни в маленькой избушке жили старик со старушкой, парень в сапожках и девка в сережках. Было у них семеро овец, восьмой жеребец. Жили не тужили. Зимним вечером пришел к ним волк под окно, завыл с приговорами:

Услышали в доме волка, испугались. Как им без лошади жить? Как полевые работы делать? Как на базар и в гости ездить? И решили отдать волку овцу.

Через день волк снова пришел ночью под окно и снова завыл с приговорами:

Все испугались и опять отдали овцу.

А на другую ночь опять волк под окном завыл, запричитал:

Ему отдали уже третью овцу. Через ночь снова волк под окном, громче прежнего воет да причитает:

Старик отдал и четвертую овцу. Две ночи прошло, опять волк под окно пришел и снова воет, причитает:

Старик не идет, не отдает. Волк пуще прежнего воет, отдал старик и пятую овцу. Три ночи не приходил волк, потом снова под окном завыл, запричитал:

Старик не идет, не отдает. Тогда волк в окно постучал. Испугался старик, отдал и шестую овцу. Неделю не приходил волк. Проголодался, снова пришел ночью под окно за последней седьмой овцой. Снова завыл с громкими причитаньями:

Старик не выходит, овцу не выводит. Волк вой повторил да даже в дверь постучал. Отдал старик со страху овцу, надеясь, что больше волк приходить не будет: нет больше овец. А жадный волк снова под окном и пуще прежнего воет да причитает:

Тут и вовсе все испугались. Пусть уж жадный волк жеребца возьмет, только ребят не трогает. Пошел старик и отвязал жеребца. А жеребец, как увидел волка, давай его задними ногами лягать. Волк старается жеребца за горло схватить, а жеребец все задом, задом к нему пятится да обеими ногами все по волку да по волку. И угодил копытом волку в голову. Тут и издох жадный волк. Старик ободрал волка, шкуру продал, деньги большие взял, а волчье мясо старуха скотине скормила. Парню большую веселую свадьбу справили и девку замуж выдали. А кур да овец опять у них стал полный двор, и жеребец жив-здоров, живут поживают да правнуков ожидают.

28. Медвежья яма

Против неба на земле в одной деревне жили три сестры, красавицы писаные. Раз пошла младшая сестра возле дома погулять. Вдруг видит: из их сада клубочек красный выскочил. За ним второй — зеленый, а потом еще множество клубков, да все разные, и все покатились по дороге к лесу. Девица, увидев такое чудо, бросилась их догонять, чтобы взять себе и что-нибудь из них соткать. Но клубки катились быстро и не ловились. Девица не отставала. Так добежала она до леса. Вдруг все клубки упали в большущую яму, туда же и девушка заскочила. А в этой яме жил медведь. Посмотрел он сурово на девицу и стал ее расспрашивать:

— Ты зачем ко мне пришла?

— Я за клубками бежала и нечаянно к тебе заскочила.

— Умеешь хлеб печь?

— Умею.

— Умеешь суп варить?

— Умею.

— Умеешь холсты ткать?

— Умею.

— А замуж за меня пойдешь?

— Нет, не пойду.

— А не пойдешь, так я тебя съем.

— Нет, нет, пойду, только не ешь.

Так и стала девушка медвежьей женой. Через неделю в эту яму так же и средняя сестра попала. В это время медведя дома не было: он как раз пошел мед искать. Рассказала Мишина жена о том, что с ней приключилось. Тут послышались медвежьи шаги, и среднюю сестру посадила она в курятник. Медведь в дом зашел и говорит:

— Меду найти не мог, завтра пойду еще поищу.

На другой день медведь снова за медом ушел, а в яму и старшая сестра попала. Мишина жена и ее вместе со средней сестрой в курятник спрятала. Приходит медведь домой.

— Я сегодня нашел было меду в ульях, да никак достать не мог: одолели пчелы и всего изжалили.

— Плохо, плохо, — говорит жена, — надо было пчелам убить тебя, проклятого.

Медведь ее слов не расслышал, а она просит:

— Не ходи завтра за медом, а пойди лучше к теще в гости. Пойдешь?

— Пойду, — отвечает медведь.

— Да чтобы гостинцев унести, ты ночью сплети кузов, да побольше.

— Ладно, — согласился медведь и пошел с лыком на погреб кузов плести.

Рано утром Мишина жена отстряпалась и кричит его с кузовом. Медведь кузов поставил и говорит:

— Клади гостинцев побольше.

А жена его посадила в кузов среднюю сестру, положила на нее большой рыбный пирог и научила, что говорить надо, если медведь захочет в кузов заглянуть да пирога поесть. А сама медведю говорит:

— Я встану на погреб и на тебя смотреть буду, чтобы ты пирогов не ел.

Вот отправился медведь к теще в гости. Только хотел в кузов заглянуть да пирога отломить, средняя сестра ему из кузова говорит:

— Иди, иди, я тебя вижу.

Так он до самой деревни и дошел. Собаки деревенские, почуя медведя, сбежались и начали его рвать. Едва дошел он до дома тещи, бросил кузов в сени — и дай Бог ноги. А собаки следом бегут, за пятки рвут.

Пришел домой медведь весь в крови и в ранах.

— Ну, хорошо угостила тебя теща? — спрашивает его жена.

— Хорошо! Не видишь, что ли, даже пяты целовала, — и показывает пяты, собаками изорванные.

Сколько-то времени прошло, жена его снова в деревню отправляет:

— Сходи к теще, отнеси гостинцев!

Снова кузов собрала да и старшую сестру тем же порядком отправила. А сама вместо себя на погреб тяжелую березовую ступу поставила, в свою одежду обрядила и спряталась. Пришел медведь из гостей во второй раз, злой, собаками разодранный. Видит: жена на погребе стоит. Бросился он на нее, стал кричать, а ступа молчит, ничего не отвечает. Рассердился медведь, дернул ступу за подол, ступа повалилась медведю на голову, тут он и скончался. Так и младшая сестра освободилась и домой вернулась.

29. Про котишку и парнишку

Жили-были старик со старухой, были у них парнишка да котишка. А раньше помногу хлебушка пекли. Бабушка напекла хлебушка да легла отдыхать, а котишка да парнишка в подполье стали хлебушек носить, чтобы меньше сох. Носили, носили и один обронили по дороге. Перед обедом бабушка полезла в подполье да подкатилась на оброненном хлебе. Стала она парнишку лупить, а тот: «Не я, не я, не я». Стала она кота лупить, и кот туда же: «Не я, не я». Не могла виноватого найти. Парнишка-то не осердился, а кот осерчал и ушел в лес. Парнишке жалко кота, плачет он по нему, горюет. Старик говорит:

— Ладно, я пойду кота искать. Пеки, старуха, блины да оладьи!

Старуха напекла блинов. Дедушка в лес пришел, видит: кот на елке сидит. Старик за елку сложил все, а сам спрятался. Сидел, сидел и уснул. А кот в это время слез, блинов наелся и опять на елку залез. Прокараулил его старик, вернулся домой ни с чем.

— Ну что, старик, нашел кота?

— Да я его прокараулил, он наелся и ушел. Манил, манил его — он не откликнулся.

Неделя прошла. Старуха говорит:

— Я сейчас сама пойду кота искать.

Напекла блинов, пирогов, в корзинку молока положила, пошла в лес, куда ей старик указал. Все составила под елку и караулит. А кот будто дремлет, а сам все глядит одним глазом. Сидел, сидел и спустился, а старуха его схватила и, цап-царап, в корзинку посадила. Старик не мог укараулить, а старуха укараулила. Принесла кота домой, стал парнишка с ним играть, и все у них стало хорошо да ладно.

30. Про курочку Рябу

Жили-были дед да баба, была у них курочка Ряба. Снесла курочка Ряба яичко сине-зелено, красно-багрено, положили они его на полку, на прямую соломку, мышка бежала, хвостиком задела, яйцо упало и раскололось. Старик плачет, старуха воет. И услышали двери:

— Что это вы, старик да старуха, плачете?

— Да как же не плакать. Да у старика да у старушки да была курочка Ряба, да она снесла яичко сине-зелено, красно-багрено, положили яичко на полку, на прямую соломку, мышка бежала, хвостиком задела, яйцо упало и раскололось. Я плачу, старуха воет.

И двери заскрипали. Услышали ворота:

— Вы что, двери, скрипаете?

— Да как же нам не скрипать, такое горе. Да у старика да у старушки да была курочка Ряба, да она снесла яичко сине-зелено, красно-багрено, положили это яичко на полку, на прямую соломку, мышка бежала, хвостиком задела, яйцо упало и раскололось. Старик плачет, старуха воет, двери скрипают.

Ворота услышали и захлопали. Стоит береза, под окном была. Услышала, что ворота хлопают:

— Вы что, ворота, хлопаете, не перестаете?

— Да как же нам не хлопать, такое горе. Да у старика да у старушки да была курочка Ряба, да она снесла яичко сине-зелено, красно-багрено, они положили яичко на полку, на прямую соломку, мышка бежала, хвостиком задела, яйцо упало и раскололось. Старик плачет, старуха-то воет, двери скрипают, мы, ворота, захлопали.

Услышала береза и листья опустила. Прилетела на березу ворона.

— Что это ты, береза, листья-то опустила, сучья все у тебя вниз?

— Да как же не опустить, ведь такое горе. Да у старика да у старушки да была курочка Ряба, да она снесла яичко сине-зелено, красно-багрено, положили это яичко на полку, на прямую соломку, мышка бежала, хвостиком задела, яйцо упало и раскололось. Старик плачет, старуха воет, двери скрипают, ворота хлопают. Я, береза, листья опустила.

Ворона полетела и ногу себе изломала. Летела и села на бережок. Берег спрашивает:

— Что это ты, ворона, ногу-то ушибла?

— Да как не ушибить-то, ведь такое горе. Да у старика да у старушки да была курочка Ряба, она снесла яичко сине-зелено, красно-багрено, его положили на полку, на прямую соломку, мышка бежала, хвостиком задела, яйцо упало и раскололось. Старик плачет, старуха воет, двери скрипают, ворота хлопают, береза листья опустила. Я, ворона, ногу изломала.

Берега услышали, все кверху поднялись, осыпались. Речка спрашивает:

— Что ж вы, берега, стали такими крутыми?

— Да как же нам не быть крутыми, не осыпаться, когда такое горе. У старика, у старушки да была курочка Ряба, она снесла яичко сине-зелено, красно-багрено, его положили на полку, на прямую соломку, мышка бежала, хвостиком задела, яйцо упало и раскололось. Старик плачет, старуха воет, двери-то скрипают, ворота-то хлопают, береза-то листья опустила, ворона ногу изломала. Мы, берега, крутыми стали, осыпались.

И речка взбунтовалась. Поплыла, потащила все. И пришла девочка на речку за водой.

— Что ты, речка, такая взбунтованная?

— Да ведь такое горе, вы не знаете. У старика да у старушки была курочка Ряба, она снесла яичко сине-зелено, красно-багрено, положили яичко на полку, на прямую соломку, мышка бежала, хвостиком задела, яйцо упало и раскололось. Старик плачет, старуха воет, двери-то скрипают, ворота-то хлопают, береза-то листья опустила, ворона ногу изломала, берега поднялись и осыпались, а я взбунтовалась.

Девочка услышала такое горе и ведра-то по воде упустила, уплыли эти ведра. Идет она домой без ведер. И попадает ей навстречу священник, поп.

— Что, — говорит, — ты, девочка, плачешь?

— Да как же мне не плакать, ведь вот такое горе. У старика да у старушки да была курочка Ряба, она снесла яичко сине-зелено, красно-багрено, его положили на полку, на прямую соломку, мышка бежала, хвостиком задела, яйцо упало и раскололось. Старик плачет, старуха воет, двери-то скрипают, ворота-то хлопают, береза-то листья опустила, ворона ногу изломала, берега крутыми стали и осыпались, речка взбунтовалась, а я ведра упустила.

Поп побежал, у него порвался гойтанчик[47] и потерялся крест. Прибежал поп домой без креста. Его попадья спрашивает:

— Что ж ты, батюшка, без креста? Где у тебя крест-то?

— Ой, разве дело до креста, тут такое горе, что у старика да у старушки да была курочка Ряба, она снесла яичко сине-зелено, красно-багрено, его положили на полку, на прямую соломку, мышка бежала, хвостиком задела, яйцо упало и раскололось. Старик плачет, старуха воет, двери-то скрипают, ворота-то хлопают, береза-то листья опустила, ворона ногу изломала, берега крутыми стали и осыпались, речка взбунтовалась, девочка ведра упустила. А я вот шел, с горя-то и крест потерял.

Ну, попадья тоже расстроилась и забыла свою квашню-то делать, она хлеб пекла. Квашня говорит:

— Что ты меня не трогаешь, хлеб не печешь?

— Разве я могу что-то делать, ведь такое горе, ведь у старика да у старушки да была курочка Ряба, она снесла яичко сине-зелено, красно-багрено, его положили на полку, на прямую соломку, мышка бежала, хвостиком задела, яйцо упало и раскололось. Старик плачет, старуха воет, двери-то скрипают, ворота-то хлопают, береза-то листья опустила, ворона ногу изломала, берега крутыми стали и осыпались, речка взбунтовалась, девочка ведра упустила, батюшка крест потерял, а я не могу хлеб испечь.

Попадья пошла на улицу. Едут мужики, видят: попадья бежит и спрашивают:

— Куда ты так торопишься, бежишь?

— Да как же мне не бежать, ведь такое горе случилось. Бегу всем рассказать. Такое горе. У старика да у старушки да была курочка Ряба, она снесла яичко сине-зелено, краснобагрено, его положили на полку, на прямую соломку, мышка бежала, хвостиком задела, яйцо упало и раскололось. Старик плачет, старуха воет, двери-то скрипают, ворота-то хлопают, береза-то листья опустила, ворона ногу изломала, берега крутыми стали и осыпались, речка взбунтовалась, девочка ведра упустила, батюшка крест потерял, а я квашню оставила.

А мужики-то с сеном ехали. Узнали, что такое горе, и сено с лошадьми оставили на дороге и поехали по домам, своим женам все рассказать. Жены и спрашивают:

— Что это вы сено оставили на дороге?

— А как его не оставить, если такое горе? Говорят, у старика, у старушки была курочка Ряба. Она снесла яичко сине-зеленое, красно-багреное. Положили они его на полку, на прямую соломку. Мышка бежала, хвостиком махнула, яйцо-то упало и раскололось. Старик плачет, старуха воет, двери скрипают, ворота хлопают. Береза листья опустила. Ворона ногу изломала. Берега крутыми сделались, речка взволновалась. Девочка ведра упустила, батюшка крест потерял, попадья не сумела хлеб испечь. Прибежала вот нам сказала. Мы лошадей оставили.

Ну, женщины услышали про такое горе у старика, у старухи. Решили побежать к ним. Пришли. Собрались у них целой деревней. Старик плачет, старуха воет. Люди говорят:

— Не плачьте, не плачьте, вам курочка снесет еще одно яичко, не только сине-зеленое, красно-багреное, но и золотое.

Услышали старик со старухой такую новость и решили больше не волноваться. И стали ждать, когда им курочка снесет еще яичко. Она им еще яичек снесла, только не таких ярких и не золотых, а просто белых, на том они и успокоились. На том и сказке конец.

31. Коза