Когда рядом с тем местом, где ты живешь, ярким маяком загорается более богатая культура, то её свет так или иначе касается и тебя. Что-то похожее происходит и с нашими представителями киевской культуры.
Вот, например, в «киевских» древностях —
— исчезают украшения с эмалями, и вообще стиль украшений меняется в связи с началом массового импорта Черняховских изделий с территорий, лежащих к югу.
Это деградация? Смена культуры? Подчинение? Завоевание? Просто мода?
Чтобы понять это, попробуем сначала ответить на другой вопрос: а каковы были отношения между «черняховцами» и «киевцами»?
Конечно, времена были не такими жестокими, как ныне, но зато о правах человека, нерушимости государственных границ и Организации Объединённых Наций тогда и слыхом не слыхивали. И интерес к другим культурами выражался прежде всего через насилие, в первую очередь военное. И та же археология говорит, что, судя по всему, носители киевской и Черняховской культур в большой дружбе, мягко говоря, не пребывали.
Например, одно только свидетельство:
…на поселении Глеваха под Киевом слой киевской культуры перекрыт черняховско-вельбаркским.
Далее —
— на поселении киевской культуры Александровка в Подесенъе, наоборот, выявлен момент кооперации носителей двух культур. Жители посёлка в массовом порядке нарезали из рогов лосей и оленей пластинки, которые служили заготовками-полуфабрикатами для изготовления знаменитых Черняховских гребней. Нет, однако, ни одной пластинки, где бы были уже пропилены зубцы или просверлены отверстия для скрепляющих штифтов. Эти достаточно сложные по технологии операции, как и сборка гребней, осуществлялись, вероятно, уже Черняховскими мастерами. Мастерские, где можно наблюдать весь процесс, в Черняховской культуре известны. [381]
Знаем мы такую «кооперацию»! Чистая данническая экономика.
И по другим признакам видно: «киевцев» с «черняховцами» разделяла какая-то идиосинкразия. И археологические маркеры свидетельствуют, что эти культуры тяготели к разным даже образам жизни. Отчётливо видно, как они даже экологически не пересекались:
…На киевских памятниках есть иногда примесь Черняховской гончарной керамики, а на Черняховских — лепной киевской, но слияния не происходит, поскольку каждая из культур занимает свою экологическую нишу. Черняховские тяготеют к чернозёмам, а большинство киевских располагается на песчаных дюнах в поймах рек. [381]
Да и культурно, цивилизационно «черняховцев», как мы видели, тянуло к Римской империи, хотя они и сохраняли многие свои германские, скандинавские особенности. Потому мы отмечаем здесь распространение римских — и сделанных под влиянием римских — монет, стеклянных кубков, амфор, характерных фибул, пряжек и так далее.
А «киевцев» это всё интересовало мало. Они тяготели к культурам лесной зоны, взаимодействовали с балгами и финнами, придерживались консервативных приёмов в агрокультуре, глиноделии, в украшениях. Последние, кстати, по-своему тоже вполне высококлассные, изящные.
Что касается северных соседей, то, при наличии определённых различий (городища, домостроительство), носители киевской культуры имеют с ними не только сходство структуры культуры, принадлежа к общему «лесному миру», но и ряд общих элементов. Вот как, например, описывает Е. А. Шмидт один из типов керамики Днепро-Двинской культуры: «Поверхность сосудов снаружи приглаживалась пальцами или специальной палочкой в вертикальном направлении от горла ко дну, поэтому на ней заметны полосы или вмятины» (Шмидт 1961: 355). Но ведь это как раз тот признак, своеобразная «расчёсанностъ», что позволяет всегда отличать посуду киевской культуры от прочих. Да и формы горшков киевской и колочинской керамики, выделенные Е. А. Горюновым в виды IV, V и VIII, а О. М. Приходнюком в тип V для посуды Пеньковской, вполне сопоставимы с днепро-двинскими и тушемлинскими. Хотя, справедливости ради, стоит сказать, что в названых культурах есть и керамика, по отощающим примесям и способу обработки поверхности отличающаяся несколько от киевской — примесь дресвы или песка вместо шамота и пр.
Еще один элемент, объединяющий киевскую культуру с памятниками глубинки лесной зоны, — пряслица с большим отверстием, отсутствующие в Черняховской культуре и в древностях Центральной Европы. Можно было бы вспомнить здесь ещё и железные булавки типа «пастушеского посоха», и некоторые другие элементы. [381]
В общем, «киевцам» с северными лесными балтами-финнами было легче, нежели с «черняховцами». И тем не менее на стыке этих культур всё равно возникает зона взаимодействий. Дрались ли, дань ли платили, торговали, обменивались — сегодня однозначно не скажешь. А точнее, можно быть уверенным: было всё. И по-разному.
А где был этот стык? Где было Пограничье?
Напомню территориальные очертания этих культур. Собственно киевская культура —
— охватывает Среднее Поднепровье по обоим берегам его вплоть до устья Березины, Среднее и Нижнее Подесенъе, весь бассейн Сейма, на юге простирается вплоть до устья Роси и среднего течения Псёла и Сулы, а на востоке достигает Курска, верховьев Северского Донца и даже Дона.
Черняховская культура имеет —
— более широкий ареал приблизительно от Клужа в Румынии до Курска, а на Правобережье Днепра от линии Луцк — Киев вплоть до побережья Черного моря.
И следовательно, зона пересечения и контакта этих культур находится на Левобережье Днепра.
Результатом описанной жизни и взаимовлияния в Пограничье стала трансформация части киевской культуры в то, что в конце концов связало её носителей уже со славянами. Не очень ловко сказал, но смысл, в общем, простой: между «киевцами» и славянами прямой, непосредственной исторической преемственности нет. Зато есть генетическая. А значит, должен был быть толчок, чтобы она вышла на эту «славянскую» дорогу.
Этот толчок дали гунны.
Напав на готов.
Но сначала напали готы.
На венедов.
На венедов? Они-то тут при чём? Это же дальние лесные жители…
Но вспомним такое археологическое свидетельство:
В III веке, с переходом к «киевскому» этапу развития, резко снижается изготовление лощёной посуды, почти исчезает орнаментация горшков по венчику, а сами горшки несколько изменяются по форме, становятся более приземистыми.
Деградирует, что называется, культура. И одновременно тянется к лесным образцам. Близкие родственные связи киевцев и «лесных» венедов в пределах III–IV веков археологи видят вполне чётко.
Например, об этом свидетельствуют недавно открытые памятники типа Заозерье в белорусско-псковском пограничье и в верховьях Ловати:
Обнаружены полуземлянки, столь нехарактерные для таких северных районов, некоторое количество обломков чернолощёных мисок и штрихованная керамика. Выясняется, что штриховка на эти сосуды наносилась, скорее всего, обломками Черняховских костяных гребней. [381]
А может, не тянутся «киевцы» к лесной культуре? А просто продолжают её?
Тогда всё получается логично. «Зарубинцы» — народ развитой, с богатой археологией, с культурой, почерпнутой, в частности, из походов на Македонию и Рим. И, значит, «постзарубинцы» не могли не сохранить чего-то из боевых и культурных традиций своих предтеч. Потому сумели отразить первоначальный удар готов во время ещё давнего, того их прихода. Отразили, возможно, с помощью родственных венедов из леса.
А дальше было постепенное возвращение лесных родичей на родину предков. Бастарнов-то нет! Нет оккупантов!
Вот только несли «лесные» репатрианты при этом нисколько не передовую культуру. Где её взять-то в чаще дремучей? Разве что некоторые ухватки и технологии от балтов притащить можно.
И название племени в результате прихода переселенцев менялось — со «спадов» на «венедов»…
Во всяком случае, ясно, что когда мы добираемся до сведений о войне готов с венедами, речь идёт о чём-то более организованном, нежели разбросанное по дремучим чащам население хуторков из трёх-пяти землянок:
— после поражения герулов Германарих двинул войско против венетов, которые, хотя и были достойны презрения из-за [слабости их] оружия, были, однако, могущественны благодаря своей многочисленности и пробовали сначала сопротивляться. Но ничего не стоит великое число негодных для войны, особенно в том случае, когда и бог попускает и множество вооружённых подступает. Эти [венеты], как мы уже рассказывали в начале нашего изложения, — именно при перечислении племен, — происходят от одного корня и ныне известны под тремя именами: венетов, антов, склавенов. Хотя теперь, по грехам нашим, они свирепствуют повсеместно, но тогда все они подчинились власти Германариха. [150]
Раз пробовали сопротивляться, значит, был некий центр сопротивления, какой-то организатор сопротивления. А у него должно было быть достаточно компактное пространство, которое можно и нужно было защищать, а не необозримые лесные чащи с редкими весями, где незачем и драться, ибо нечего терять. И, следовательно, речь идёт о тех самых «сотовых» поселениях киевской культуры, обитателей которых кто-то собрал в «полки» и дал отпор готам.
Иное дело, что Германарих в итоге разбил венедов-«киевцев». И даже, похоже, до территории современной Латвии дошёл, если Иордан не соврал:
Умом своим и доблестью он подчинил себе также племя эстов, которые населяют отдалённейшее побережье Германского океана. Он властвовал, таким образом, над всеми племенами Скифии и Германии, как над собственностью.
В любом случае очевидно, что Германарих всерьёз взялся сделать из «киевцев»-венедов своих подданных — уже не в прямом смысле, так как дань те, по крайней мере, частично, и так платили, а в государственном. Для чего, как известно, нет лучшей методы, чем разместить на территории завоёванного народа свои гарнизоны. Вот и появляются на землях «киевцев» чересполосно готские поселения, перемежаемые укреплёнными бургами.
Не всем, надо полагать, такое положение вещей пришлось по вкусу. Ну не любили венеды готов! Любопытно, что наблюдается немало случаев смешения между готами, с одной стороны, и сарматами, даками, не говоря уже о близких германцах — с другой. Но с людьми киевской культуры симбиоза не фиксируется.
Тем не менее Германарих втянул венедов в состав своего государства.
Напрасно он это сделал.
Государственное строительство — такое дело, где одни совершенно необходимые действия приводят к необходимости совершать другие. А также вызывают необходимые и неизбежные последствия, которых ты, может быть, хотел даже избежать. Вот и у Германариха вышла, кажется, похожая история. Ведь для того, чтобы собирать дань и осуществлять контроль, нужно кого-то ставить на выполнение этих задач. Поставить своего, гота, — так его ножиком в лесу прирежут и скажут, что волки загрызли. Да и опять же — что ставь своего, что не ставь, всё равно от дани собираемой толика малая на руках у местной администрации оставаться будет. А значит, будет из её рук растекаться по приближённым и клиентам. Уже из местных. А те неизбежно начнут превращаться в местную элиту. Закон это.
Вот с местной элитой у готов и возникнут нелады. Позже.
Когда на них нападут гунны.
По до прихода гуннов готское государство пережило определённую эволюцию. Общение с Римской империей, рост материального достатка знати, естественное увеличение роли политического руководства как организатора и вдохновителя всех готских побед закономерно приводили к усилению значения государства. К усилению, так сказать, государственности. Жизнь в условиях, когда, по словам Ю. В. Готье, —
— одни были властители и собирали дань, другие были подневольные и платили дань ценностями, натуральными продуктами, а иногда просто поставляли властителям живую силу — воинов, —
— постепенно приводила к такой системе господства, которая нам знакома по курсу истории феодализма. Хотя, конечно, о классической его форме говорить рано. Тем не менее постепенно сложилась некая структура, которую называют «государством Германариха» — полиэтническое, многоплеменное образование под политическим руководством готов.
Опиралась королевская власть на ту самую сеть вельбаркских, то есть готских населённых пунктов, которые располагались в том числе на землях других пришлых племён и на территориях местных аборигенов. Очевидно, эта сеть поселений при необходимости могла выставить достаточное количество вооружённых отрядов, которые могли навести нужный готам порядок.
Согласно Иордану, Гсрманарих построил настоящую империю:
После того как король готов Геберих отошёл от дел человеческих, через некоторое время наследовал королевство Германарих, благороднейший из Амалов, который покорил много весьма воинственных северных племен и заставил их повиноваться своим законам. Немало древних писателей сравнивали его по достоинству с Александром Великим. Покорил же он племена: голыпескифов, тиудов, инаунксов, васинабронков, меренс, морденс, имнискаров, рогов, тадзанс, атаул, навего, бубегенов, колдов.
В скобочках заметим, что по именам этих племён походило уже немало энтузиастов. Власть Гермапариха иные из них продлили аж до Балтийского моря и Волги. Как же! — вон и «тиуды»-чудь, и «меренс»-меря, и «морденс»-мордва…
Не знаю, не могу об этом судить. Чем черт не шутит! Если дошли готы до мест обитания киевской культуры — а они дошли, — то от Десны до Оки, то есть до мери и мордвы, победоносный поход устроитъ тоже можно. Но судить об этом сколько-нибудь надёжно… Ведь опираемся мы лишь і іа один источник — Иордана. А тот мало того, что настроен по отношению к готам с явным придыханием, — так ещё и жил в двухстах годах позже описываемых событий. И вряд ли мог избежать искажений, передавая события дальних и уже чуждых времён.
Вот, например.
В первоисточнике по-латыни это место звучит так:
Nam Gothorum rege Greberich rebus humanis excedente post temporis aliquod Hermanaricus nobilissimus Amalorum in regno successit, qui multas et bellicosissimas arctoi gentes perdomuit suisque parere legibus fecit. quern merito nonnulli Alexandra Magno comparavere maiores, habebat si quidem quos domuerat Golthescytha Thiudos Inaunxis Vasinabroncas Merens Mordens Imniscaris Rogas Tadzans At haul Navego Bubegenas Coldas.
Попробуем провести маленькую реконструкцию, сделав предположение, что за названиями племён кроются какие-то готские слова, искаженные за два века и Иорданом не понятые и просто переложенные на латинское написание.
«Golthescytha» может восходить к готскому —
— Gulp — «золото».
«Thiudos» просто напрашивается на —
— piu-d-a — «народ», «племя», а в некоторых случаях — и «королевство».
«Inaunxis» можно — при некотором желании и предположении, что за двести лет две буковки могли перепутаться — интерпретировать как —
— Іп-аик-п-ап — становящийся многочисленным, умножающийся.
«Vasinabroncas», если использовать в качестве составного слова, образует перспективное —
— was fan in brak-j-a — одетые в битву.
Ну a «Merens-Mordens» подходят в качестве —
— тег fan — «провозглашать», «объявлять», даже «проповедовать» —
— и —
— maurp-r — «смерть» —
— и особенно —
— maur-p-r-jan — «убивать» (причём больше режущими-колющими предметами).
И в этом качестве они образуют вполне внятное продолжение фразы.
Дальше идут, однако, непонятные «имнискары». Если снова предположить лёгкое искажение за двести лет, то приходим к —
— іп-п + skar-j-a — сведённые в отряды.
«Rogas» из готского, правда, уже вовсе не объясняются. Разве что — «рожь», никуда не годная в этом смысловом ряду. Но нам этого и не надо — руги известный германский народ. Когда именно они были покорены готами, мы точно не знаем, но, согласно сообщению Прокопия Кесарийского (541 год), руги уже твёрдо входили в состав готской конфедерации:
Эти руги являются одним из готских племён, но издревле они жили самостоятельно. Когда первоначально Теодорих объединил их с другими племенами, то они стали числиться в среде готов и вместе с ними во всем действовали против врагов.
Так что если предположить, что речь идёт о каком-то покорении ругов Германарихом, то далее у нас снова выстраивается определённая логика.
«Tadzans» от —
— tau-h-t-s — «руководство», «вожди» —
— близкий родич известному нам из германских «герцог» — от heer-zog — вождь войска.
«Athaul» тогда от —
— сфаі-s — «благородные», —
— что становится закономерным.
«Navego», «Bubegcnas» и «Coldas» я столь же просто из готского или латыни вывести не в состоянии. Это индейцы какие-то. Навахо с бубегенами.
Впрочем, если представлять эти слова сборными, то есть когда-то перепутанными в переводе с готского, а затем так и закрепившимися в дошедших до нас, но начально неправильных формах, то —
— nauh — «ещё», —
— и —
— weig-jan — «биться», «бороться» (откуда weig-s — «борьба») —
— дают искомых «навего». А вот такое милое —
— bi-baur-g-ein-s — «лагерь, укрепление, замок» —
— приводят к «бубегенам».
Ну а —
— Coldas —
— в таком случае вряд ли восходят к —
— kal-d-s — «холод» —
— а скорее всего, являют собой искажённое —
— hal-d-an — «держать, охранять, пасти».
И тогда вся фраза становится у нас на диво интересной.
Повторим этот отрывок без заглавных букв:
quern merito nonnulli Alexandra Magno comparavere maiores, habebat si quidem quos domuerat Golthescytha thiudos inaunxis vasinabroncas merens mordens imniscaris Rogas nadzans athaul navego bubegenas coldas.
Что значит:
Оттого недаром некоторые видные сравнивали его с Александром Великим, (как если бы тот) владел именно (теми), которые (раньше) населяли Золотую Скифию — народами умножающимися, снаряжёнными для битвы, угрожающими смертью, (как) отряды ругов, ещё борющиеся за удерживаемые (ими) замки.
Впрочем, уже известный нам лингвист и тонкий знаток готской истории и эпоса wiederda приводит на это ряд существенных возражений — и своих собственных, и других учёных:
Интерпретация Golthescytha thiudos как Gotth[a] е Scytha-thiudos (лат. — гот. «скифские народы по-готски» или «… [подчинённые] готу = Эрманариху) — Гринбергер, позднее Коркканен и др.
Прочтение *Gulpa-piudös, гот. «золотые народы» предлагал Г. Шрамм [G. Schramm Die nordöstlichen Eroberungen der Rußlandgoten (Merens, Mordens und andere Völkemamen bei Jordanes. Getica. XXIII, 116) // Frühmittelalterliche Studien. Bd. 8. — Berlin, 1974. S. 4–5.], но зачем-то поместил их на Урал. В. Н. Топоров настаивает, что Golthe это «голядь», хотя из балт. Galinda- (> слав. *golqdi) мы ожидали бы гот. *Galindans (мн. ч.) velsim. Inaunxis < гот. inahsuggös /-eis, соответствующее (калькирующее?) греч. ‘Αμαξόβιοι «амаксобии», букв, «живущие в повозках» — Гринбергер, Коркканен. Athaul Navego < гот. *aßal- «род», «поколение» + библейские имена Ноя и Гога (в переводе Коркканен, должно получиться нечто вроде «[он покорил] Гога [из] рода Ноя» или что-то подобное (op. cit., р. 63). Б. А. Рыбаков интерпретировал Navego как (вайнахов [Язычество Древней Руси. — Μ., 1987. С. 34]. Merens & Mordens = Меря и Мордва практически у всех. «Бубегены» (Bubegenas) по Коркканен = искажённые «ІІевкины», а «Колды» (Coldas) = кельты (откуда тут кельты? — спрошу, однако, я) — peucenas, celtas (op. cit., p. 73). Ясно одно — все эти названия сильно искажены и поэтому допускают самые разные интерпретации.
Да и в целом —
Приоритетное на нынешний день мнение таково, что источником для его списка северных племён послужил неизвестный нам итинерарий (дорожник), перечисляющий народы, через области которых пролегал путь от Балтийского моря к Уралу. Возможно также, что в тексте Иордана хаотически соединены сведения из разных источников, составленных первоначально на разных языках. Одним из этих языков, как видно из приведённых мною выше интерпретаций, был готский; другим, вероятно, греческий, откуда само выражение arctoi (gentes). Подробнее см. [В. П. Буданова. Готы в эпоху Великого переселения народов. — СПб.: Алетейя, 1999. С. 153 и след.}. Оттуда: «Таким образом объяснение названий arctoi gentes у Иордана является неоднозначным и противоречивым. Оно не позволяет сделать конкретные выводы о границах «государства Эрманариха». В основном эти этнонимы тяготеют к районам Прибалтики, Поволжья, Приазовья и Балкан. Это скорее предполагаемый путь готов с севера на юг, включающий зоны локализации тех племён, с которыми они вступали в контакт в различные хронологические периоды. В литературе высказывалось предположение, что список arctoi gentes отражает освоение готами в северный период их истории, т. е. до II в. н. э., побережья Балтийского моря» (loc. cit., р. 159, со ссылкой на работы О. Хёфлера и Й. Свеннунга).
В общем, спор этот можно длить вечно. Но мы не будем далее уподобляться так называемым «народным лингвистам», они же энтузиасты. Обозначили возможность иного толкования инаунксов и васипабронков — пора вернуться к закату «Империи Германариха».
Да, и при чём тут «лебединая песня»?
А при том, что даже с точки зрения какой-то исторической символики эти выдающиеся успехи Готской державы стали её последними успехами. И прощальную песнь им пропела действительно Лебедь:
Вероломному же племени росомонов, которое в те времена служило ему в числе других племён, подвернулся тут случай повредить ему. Одну женщину из вышеназванного племени, по имени Сунилъда, за изменнический уход [от] её мужа, король [Германарих], движимый гневом, приказал разорвать на части, привязав её к диким коням и пустив их вскачь. Братья же её, Сар и Аммий, мстя за смерть сестры, поразили его в бок мечом.
Мучимый этой раной, король влачил жизнь больного. Узнав о несчастном его недуге, Баламбер, король гуннов, двинулся войной на ту часть [готов, которую составляли] остроготы; от них везеготы, следуя какому-то своему намерению, уже отделились. Между тем Германарих, престарелый и одряхлевший, страдал от раны и, не перенеся гуннских набегов, скончался на сто десятом году жизни. Смерть его дала гуннам возможность осилить тех готов, которые, как мы говорили, сидели на восточной стороне и назывались остроготами. [150]
Здесь энтузиасты открывают большой простор для спекуляций на тему древности русских. Росомоны же! Значит, росы. То есть русы. Ross-mann. Русский мужик. А русский — значит славянин.
Но, между прочим, отражения этой истории есть не в русском, а в германском эпосе. В частности, в «Эдде» ((Hamdismdl 3: 8):
Systir ѵаг ykkur
Svanhildr of heitin,
su er Jörmunrekkr
jöm of traddi,
hvftum ok svörtum
á hervegi,
grám, gangtömum
Gotna hrossum.
В переводе А. Корсуна:
«Сванхильд — имя вашей сестры, что Ёрмунрекк бросил коням под копыта, вороным и белым, на дороге войны, серым, объезженным готским коням!»
Вообще, готским королям нередко трудно бывало сохранить голову на плечах со своими подданными:
… на третий же год, после того как покорил и Галлии и Испании, он [sc. король вестготов Атаульф] пал, пронзённый мечом Эвервуль-фа в живот, — того самого [Эвервульфа], над ростом которого он имел обыкновение насмехаться. После его смерти королём был поставлен Сегерих, но и он, умерщвлённый из-за коварства своих же людей, ещё скорее покинул как власть, так и жизнь» <…>
Остготы не отставали. Теодахада сняли якобы за провизантийские симпатии во время войны, но убил его, по сообщению Прокопия, некто Оптарис из-за личной обиды: «Он захватил его ещё в пути и, повергнув на землю, убил его, как бы принося в жертву какое-либо священное животное». До этого сам Теодахад избавился от своей жены и соправительницы Амаласвинты. Те, кто душил её в бане паром, вспоминали своих родственников, казнённых ею ранее, и заботились только о том, чтобы ни капли божественной крови Амалов не было пролито. Преемник Теодахада Витигес успел сдаться в плен и, возможно, поэтому избежал судьбы Ильдибада, следующего короля остготов, убитого своим телохранителем из-за его невесты, которую король выдал за другого:»… Велас неожиданно ударил его мечом по шее, так что пальцы Ильдибада держали ещё пищу, а голова его упала на стол…» Следующего (Эрариха) ликвидировали за то, что, по мнению некоторых, он «служит препятствием в совершении великих дел». Замечательная формулировка! Тотила (пред-) и Тейя (последний вождь остготов) погибли в бою. [27]
Поэтому по поводу принадлежности росомонов Сара и Амия к предкам именно русских есть большие сомнения.
Главная беда в том, что название это встречается лишь один раз. У Иордана. А мы уже знаем, что он и спутать может.
А во-вторых, ни название племени, ни имена участников по-славянски ничего не значат. И даже не этимологизируются.
Может, из готского?
У Иордана «вероломное племя» обозначается как —
— Rosomonorum gens
«Gens», кстати, может быть также и род, и народ. Если речь о роде — а, видимо, это так и есть, раз больше никто о таком племени не слышал, — то поиски здесь наших предков бессмысленны.
И собственно название — даже если это народ — «росомон» не даёт нам ничего из готского. Его можно выводить и из —
— röhsn-s — двор, придворье, —
— и из —
— raup-s — «красный».
Само наличие столь несовместимых вариантов наводит на мысль, что готской этимологии это племя тоже не находит. А вторая часть слова — «..monorum» вовсе в готском не идентифицируется.
Впрочем, это я слишком категорично высказался. Версий на самом деле много:
гот. *Rusmunans, ед.ч. *Rusmuna, производное от незасвидетелъ-ствованного *rusma (сущ. м. р. на — ап), формально соответствующее д.-в.-н. rosamo = лат. rubor («красный цвет», «краснота»), aerugo («ржавчина»), откуда с.-в.-н. roseme, rosem etc. «веснушки», прил. rosemic (rosmig) «веснушчатый». По структуре *rusma < *rudsman-, от основы о. — герм. *геид—: *гаид—: *гид— («быть красным»). Эта словообразовательная модель подтверждается другими примерами. Данная версия была предложена датским германистом Софу сом Бугге [Oplysninger от Nordens Oldtid hos Jordones //Arkiv for nordisk filologi. Bd. I. — Christiania, 1883. S. 1—21]. Согласно ему «росомоны» буквально— «красные» («рыжые») или «покрытые веснушками» (saa maa hint Stammenavn betegne «de rødlige», med Hensyn til Haarets eller til Hudens — mulig til begges — Farve, eller «de Fregnede»). В поддержку своей версии он ссылается на символизм красного цвета в германской эпической традиции (где он, как кажется, иногда символизирует предательство и обозначает предателей — вспомним gens infida Иордана).
<…> гот. *Hrusa-mans «люди льда» (?) — Гринбергер [ZfdA. Bd. 39, S. 159].
<…>
гот. *Rausa-mans «люди камышовых зарослей», от raus κάλαμος «камыш» — Маркварт [Osteuropäische und ostasiatische Streifzüge. — Leipzig, 1903. S. 353, 368]. Он связывает это название с берегами Меотиды.
<…>
= ‘Ρωξολάνοι «роксоланы» (с адаптацией первого элемента аланск. *r0χχ — «свет» как *röhs — и присоединением гот. — mans (ед. ч. manna «человек») — самые разные авторы, начиная, по-моему, с Ломоносова. [27]
Не знаю, но всегда казались мне эти версии немного детскими. «Красные люди» — гиль. «Всадники» тоже не годятся — тогда множество мужчин были всадниками. Отсюда, кстати, в дворянские звания и попало. «Рыцарь», «шевалье», «кавалер» — это всё от «всадника». «Камышовые люди» — роскошно, но для энтузиастов. Был бы я одним из них, вывел из этого позднейших бродников, что русских князей на Калке предали. Но если держать перед глазами реальность человеческого мышления, то сомнительно.
В общем, объяснений с теми или иными допущениями так много, что ни одной корректной версии выстроить нельзя в принципе. А коли так, то можно, не противореча науке, упирать на человеческую логику.
Если это род, то отчего он так известно-враждебен и рад доставить неприятности? Если это враги, то почему они на службе? Если на службе, то отчего за сестру вступаются столь яростным образом, что это в саги вошло?
Может, что-то дадут имена? —
Sunilda… fratres eius Sarus et Ammius.
Практически ничего. Ни Cap, ни Аммий из готского не этимологизируются, а уже при самом легком допуске число вариаций переводов снова устремляется к бесконечности.
Кстати, и поведение их какое-то не готское. Что это за манеры такие — короля в бок мечом тыкать? Пев том смысле, что этого совсем нельзя было делать. Делали, как мы уже знаем. И считали, что так правильно.
Но не в данном случае. Германарих здесь совершал — и отвечал впоследствии — не королевский, а скорее судебный приговор. Он был в полном праве: по готским обычаям такую казнь можно было сотворить с водимой женой, изменившей мужу. Ибо тяжело мужчине и воину переносить известие, что твой сын — может, и не твой вовсе.
А чтобы поводов к таким размышлениям рождалось меньше, девушек необходимо было воспитывать на положительных примерах. И, в частности, на примерах того, что происходит с зарвавшимися сластолюбицами. Потому что в отсутствие эмансипации и высшего образования барышням и так-то не оставалось никакого разумного занятия, кроме эксплуатации своей сексуальности, что и вдохновляло отдельных морально нестойких дам на рискованные эксперименты. А природа, в свою очередь, подчас дарила пытливым натурам результат, который далеко не вся общественность готова была принять с восторгом. Особенно муж.
Так что Германарих, как верховный судья своего государства, был вправе махнуть белым платочком и отправить неверную в Мокрую морось — обитель богини Хель. Частями.
А вот братья Сунильды отчего-то придерживались альтернативной точки зрения. И, как видим, активно её навязали. Несмотря на то что, повторюсь, Германарих, как у готов было принято, являлся не только риксом, но и судьёй. А потому, собственно, резать его означало проявлять неуважение к суду. Да и утверждаться этот приговор должен был не единой его волей — не феодализм же ещё у готов, в самом деле, — а собранием. Хотя бы собранием знати. Не крестьянку казнили, в конце концов. Могли ли именно готы, хотя бы и обозлённые, пойти против всей системы?
Но двое братьев пошли. И означает это как минимум два обстоятельства.
Во-первых, что братья не признавали юрисдикцию короля Германариха. И, значит, принадлежали к племени, которое хотя и —
— служило ему в числе других —
— но при этом считало нормальным воспользоваться —
— случаем повредить ему.
А во-вторых, это племя считало родовые отношения более приоритетными, нежели семейные. И уж тем более — государственные. И братья полагали себя вправе сказать самому королю, что будут судить его «по законам гор».
Ну или лесов…
Ибо где мы еще находим людей, которые:
а) не втянуты пока в нормальные государственно-правовые отношения в государстве готов;
б) считают родовые законы более приоритетными, нежели государственные;
в) подчинены готскому королю, по рады прирезать его по подходящему поводу;
г) вообще скоры на расправу?
Не в лесах ли, недавно ещё практически независимых? Не наши ли это только что включённые в состав державы Германариха венеды?
Портит это предположение, однако, имя Супильды.
Множество исследователей сводят это имя к германской основе-
— swans — «лебедь».
Небесперспективная идея, тем более что Сванильды нам из германского ономастикона известны. Правда, это требует ещё —
— hild-i — «борьба, битва».
Так что Лебедь — вполне подходящий вариант. Как и то объяснение, что взятая замуж за гота, возможно, в рамках мирного договора после завоевания, девушка получила в готской среде германский аналог своего имени.
И можно представить себе эту картину, как выводят её, бывшую лесную принцессу, из сруба ямного, тюремного, как ведут её, раздетую, на глазах сотен глаз, как бьется она в руках дюжих палачей, вдруг осознав невозможное — что вот сё, сё, ЕЁ! сейчас убьют! Убьют мучительно, убьют позорно, убьют ни за что! Всего за несколько минут телесного счастья!
И как надеется она на изменение решения, на помилование…
Но её привязывают за руки, за ноги к четырём коням, и столетний злыдень, колдун, — Кощей! — роняет руку с белым платочком…
Впрочем, всё равно это не принципиально. В любом случае германский эпос принципиально неисторичен. Даже записанный историком почти что по свежим следам. И потому могло быть всё. В том числе и — не быть. То есть не быть и самой радикально наказанной за супружескую измену дамы. И сё братьев. И росомонов. А остался просто пересказ какой-то мифа. Например, о жене бога Вотана (он же Один) Фршт, которую кое-кто упрекал в сожительстве с… братьями сё супруга.
Так что эта история с точки зрения пауки ничего важного нам дать не может. И пересказал я её сам не знаю зачем. Может быть, хотел показать, что в истории есть не одни лить археологические культуры, а живые, чувствующие, любящие и страдающие люди.
Или просто донёсся до нас отзвук какой-то красивой легенды. Шелест тайны, вздох печали… Где была и измена, и правда, и лебединая верность. И неверность. И месть.
И солнышко, которое навеки погасло для неверной супруги.
И для всей готской державы.
ИТАК:
IV век. Готы под предводительством короля Германариха начинают войну против неких венедов. Судя по отмечаемом археологией ходу развития киевской культуры, этими венедами могло быть именно её население, «овенедившееся» входе притока родичей из северных лесов. То есть в киевской культуре снова распространяется маркер R1a1. Германариху удалось покорить «киевцев»-венедов, включить их в свою державу. Однако есть основания думать, что радости такая инкорпорация венедам не принесла (см. рис. 26).
Рис. 26. Генеалогическое древо