Русские - не славяне?

Глава 20
НАЧАЛЬНЫЕ СЛАВЯНЕ КАК ОНИ ЕСТЬ

Кто были эти славяне? Какими качествами обладали, чтобы стать основой громадного и влиятельного сунерэтноса? За счёт каких свойств своей природы создали несколько интересных цивилизаций?

Начнём с устройства их общества.

Собственно, в основе своей оно мало отличалось от других варварских обществ. И, как видно на основе археологических изысканий, представляло собой типичную для индоевропейских цивилизаций модель:

В основе всего стоял свободный землепашец — смерд (от обще-славяного smirdz, которое, вероятно, идёт от арийского mard — «мужчина»). [102]

Аналог уже упоминавшимся —

— leudis — свободный муж — человек

И основа главной первобытной дихотомии «мы, люди», и «не мы, другие».

Социальная организация этих свободных мужей-смердов базировалась на роде. Это была основа всего, гарантия жизни и свободы, экономическая база и социальная страховка.

Правда, за это и ты принадлежал роду со всеми потрохами. Ты был обязан на него работать, ты был обязан подчиняться его правилам и решениям, ты должен был отдавать ему всего себя и при необходимости — всё своё.

Род тобою управлял, род тебя судил. По род тебя и защищал. Именно на его кровную месть ты мог рассчитывать. Все родовые общества на этом стоят:

Убьеть мужь мужа, то мьстить брату брата, или сынови отца, любо отцю сына, или брату чаду, любо сестрину сынове; аще не будеть кто мьстя, то 40 гривен за голову. [264]

И, собственно, подобное положение вещей люди тогда воспринимали не только как должное — других-то вариантов общественного устройства всё равно не было, — по и с радостью. Ибо — дальше смотри пункт о социальных и экономических гарантиях. Одиночки тогда выжить не могли по определению. Одиночка был никто и ничто. Он мог быть сколь угодно силён физически, но что он сделает с десятком нападающих? И за него некому было бы встать, за него некому было мстить. Наконец, в одиночку как мог он себя прокормить? Даже землю один не вспашешь — нужен как минимум брат или сын, чтобы тянуть соху, и как минимум женщина, чтобы направлять лемех. И если род от тебя отворачивался, ты был беззащитен физически, ничтожен юридически и безнадежен экономически. «Изгой», «выродок» — это и сегодня, в нашем обществе, остаётся довольно страшным определением.

Да, периодически люди из рода уходили. Обычно лишь тремя путями. Выделиться из рода на основе взаимного согласия со своим хозяйством и, по сути, с собственным новым родом. Раз. Переехать в город, если твой экономический потенциал это позволял (скажем, ты гончар товарнообильный или кузнец топко дельный). Два. Уйти в армию, в племенную или чужую дружину. Три.

Роды состояли из семей и, скорее всего, населяли эти маленькие веси-деревеньки в 8—20 домов. А близкие роды и образовывали — во всяком случае, первоначально — те самые «задруги», «верви», «соты».

На уровне вервей уже формировались административные и промышленные прослойки. Первая воплощалась в старейшинах и аппарате их совета. Вторая — в ремесленниках, обслуживающих уже не род, а всю округу, кузнецах, гончарах, ювелирах и т. п. Возможно, на этом уровне существовала также и прослойка тех, кто специализировался на вывозе и обмене излишков продукции, то есть на торговле. Но для уверенности в этом не хватает археологических данных. По данному времени.

Вне — по на этом же уровне — стояло и низовое звено служителей культа и их аппарата. Возможно, в составе этого аппарата был лишь мальчонка, что зажигал костры на требище — но тем не менее предания и легенды зафиксировали для нас такую структуру. К тому же волхвам действительно нужны были ученики.

Есть также данные, что в задругах существовали некие ватажки воинских людей. Это не воины в полном смысле слова, но именно небольшие группы вооруженных молодых парней, образовывавших что-то среднее между разбойничьей бандой и наёмной дружиной. Эти ватажки на лето уходили в свои лагеря в горах или лесах, где предавались воинским утехам и нападениям на чужие верви и земли. Свои же сородичи им отчисляли известную долю общественного продукта на содержание, за что ожидали защиты от нападений чужих лихих людей.

Я об этом уже говорил в главе о венедах и повторю ту же мысль: возможно и даже вероятно, что из таких ватажек и сформировались те дерзкие дружины славян, что так быстро дали Империи возможность оцепить свою боеспособность.

Роды и семьи нередко владели несвободными людьми — рабами и холопами. Особенно в эпоху славянской экспансии, когда пленных выводили десятками тысяч. Старославянское «рабъ» идёт от индоевропейского *orbu — работать. Нынешнее немецкое arbeiten — работать — того же корня.

Раб, как и во всех рабовладельческих обществах, был говорящей вещью, не более. Он не имел нрава на личную собственность и даже на создание семьи. По современные авторы отмечали относительную гуманность устроения раба в славянском обществе. По сути, это был просто работник, слуга, разве что не на жалованье. Нередко рабов даже рассматривали как членов семьи, только с ограниченными правами. У них существовала возможность выкупиться на волю, «выработать» сё. Или заслужить. Рабы и пленные, как мы видели, входили даже в состав личных боевых дружин богатых сородичей.

Впрочем, точно так же легко и патриархально раб мог быть принесён в жертву, когда надо было срочно сбегать к богам и донести до них просьбу рода или племени. Опять же и перед решительной битвой оное сделать было небесполезно. После победы — сами боги велели. А после поражения — тем более. Правда, приканчивали прежде всего пленных. Но кто такой пленный, как ещё не получивший ошейника раб?

А насколько долго продержался этот обычай, можно судить хотя бы по 1812 году. Когда крестьяне в складчину собирали по рублю, по два и выкупали у казаков пленных французов. Чтобы затем их и прирезать — на радость всей деревне и деткам на воспитание. Это, конечно, были сплошь добрые православные люди, которые, разумеется, и не думали приносить ритуальную жертву бесу Перуну. Но кого-то прирезать надо было. Как испокон веков пошло. Чтобы беды не было. А ради такого дела и рубля не жалко. Хоть и большая сумма, да…

Задруги, верви и прочие общины формировали племя. Структуру, в которой люди связаны общим языком, обычаем, законом и управлением.

Внутри племени формировалась уже племенная административная, военная и религиозная аристократия. Уже в источниках VI века при описании славян использовались термины: rех — «король», dux, princeps — «герцог, правитель», primi, primores, priores — «выдающиеся люди».

Ясно, что основным путём для попадания в слой знати был военный. У земледельцев просто не образовывалось достаточно свободного продукта, чтобы оплатить путь на верхи общества и пребывание там. Воину легче: кого убил — того ограбил.

Проблема состояла в том, что существенное богатство концентрировалось лишь в относительно немногочисленных источниках. И потому надо было убить довольно многих, чтобы собрать достаточно ценностей. А на этом пути существенно возрастал риск и самому лечь в чистом поле на потеху воронам.

Выхода из этого противоречия было два. Рассчитывать на удачу. И выбирать богатый объект для экспроприации.

В первом случае удача шла к сильному, умному и решительному, каковые качества в воинском обществе культивировались. И культ этот дошёл до нас в легендах, сказках и былинах про витязей и богатырей.

Во втором случае выбор должен был останавливаться на тех объектах, овладение которыми приносит наибольшую норму прибыли на единицу риска. То есть на объектах, которые не имеют постоянной защиты, зато располагают привлекательным объёмом движимой собственности.

Понятно, что путём недолгих размышлений любой заинтересованный в подъёме собственного благосостояния славянский гражданин приходил к выводу о крайней приспособленности Римской империи к удовлетворению его запросов. В самом деле: это не племя на родовой стадии, когда вооружён и способен сопротивляться каждый мужчина. И когда взять в случае удачи нечего, кроме женщины и, может быть, копья с ножом. Не горшки же реквизировать, в конце концов!

А вот общество, которое уже разделилось на профессиональных производителей прибавочного продукта и их профессиональных защитников, может удовлетворить самые взыскательные нужды. Пока ещё гарнизон какого-нибудь Сирмиума выдвинется на защиту разоряемой вокруг местности! А ты уже на пару-тройку деревенек обрушился, виллу богатую между делом разорил — и исчез, подгоняя уколами в зад движимое имущество и унося в мешках золотишко-серебришко и изделия местной промышленности и народных промыслов.

И армия уже не догонит.

Так и происходило:

В это время огромная толпа славян нахлынула на Иллирию и произвела там неописуемые ужасы. Против них император Юстиниан послал войско… Так как это войско по численности было много слабее неприятелей, то предводители нигде не решались вступитъ с ними в открытое сражение… Во время этого грабительского вторжения, оставаясь в пределах империи долгое время, они заполнили все дороги грудами трупов; они взяли в плен и обратили в рабство бесчисленное количество людей и ограбили всё, что возможно; так как никто не выступил против них, они со всей добычей ушли домой. [267]

В общем, понятно, что имснно Империю должны были держать перед мысленным взором удальцы да резвецы славянские, размышляя о том, как эффективнее поднять своё благосостояние.

Словом, когда внутри племени зарождалась знать, она была на 99 процентов знатью военной. В том числе и когда за возрастом не могла более лично участвовать в походах, а сосредоточивалась на чисто политической деятельности.

Оставшийся процент заполнялся высокопоставленными служителями культа — языческими патриархами.

Знать, естественно, обладала заметным материальным преимуществом по сравнению с простыми свободными мужами. «Богатый» и «убогий» пошло не от «бога», а от индоевропейского корня *bhag — доход, собственность.

Причём эту собственность — до обнародования тезиса о рае, верблюде и игольном ушке — было возможно забирать и на тот свет:

Начиная с бронзового века в могилах богатых женщин встречаются браслеты, височные кольца, подвески или серьги, перстни и ожерелья. В могилах богатых мужчин — украшенные золотом пояса, кинжалы или сабли, ножи, копья или стрелы, браслеты и перстни. [102]

Велес в сером царстве Нави сразу понимал, как кого принимать, увидев прихваченные сокровища. Тем более что справедливо получал с них свою часть. Перун тоже был доволен, увидев на воине цепное оружие и лицезрел мнущуюся за ним толпу душ убиенных им.

Тем не менее эта аристократия ещё не полностью конвертировала богатство в личную власть. Прокопий пишет, что у славян было не единовластие, а демократия:

Эти племена, славяне и анты, не управляются одним человеком, но издревле живут в народоправстве, и поэтому у них счастье и несчастье в жизни считается делом общим. И во всём остальном у обоих этих варварских племён вся жизнь и законы одинаковы. <…> Образ жизни у них, как у массагетов, грубый, без всяких удобств, вечно они покрыты грязью, но по существу они не плохие и совсем не злобные, но во всей чистоте сохраняют гуннские нравы.

Ну и последнее, что вызывает споры, — культура.

Сегодня, пожалуй, трудно с уверенностью судить, насколько грамотными были славяне. Некоторые — определённо. В условиях живейшего соприкосновения с христианской цивилизацией иного просто не могло быть.

Что касается, так сказать, «глубинных» племён, например, на Волыни, то тут можно рассуждать только по аналогии. Языческая культура кельтов была очень развита, а знания друидов вызывали восхищение, связанное с ужасом, даже у цивилизованных римлян. Однако из чисто сакральных побуждений друиды не развивали письменность, но передавали свои знания изустно. Нет причин думать, что славянские языческие волхвы поступали иначе. В конце концов самая грамотность, самый алфавит изначально появились как светские отблески сакральных занятий, как некая «конверсия» сакральных производств для повседневных нужд.

Кривич. Реконструкция М.М. Герасимова

Но культура не сводится только к грамотности. Например, мы знаем сначала кривичскую, а затем кривичско-славянско-скандинавскую крепость в Любше, что возле Ладоги. С точки зрения первоначальной географии славянской культуры она расположена аж за краем мира, куда ворон и костей не заносил. Но эта крепость на краю славянской ойкумены является зеркалом провинциально-римского фортификационного искусства дунайского лимеса.

А значит, даже на войне, или особенно на войне, славяне многое черпали для своего развития. Но! —

— но развивались-mo всё равно самостоятельно!

И в качестве иллюстрации этих их способностей к самостоятельному развитию можно привести пример из археологии далёкого края — нашего русского Северо-Запада. Вот обычная, рядовая община так называемой культуры сопок VIII–X веков в урочище Губинская Лука на Ловати:

Крепость в Любше. Реконструкция укреплений

На поселении, исследованном полностью, вскрыта площадь более 1500 кв. м. При этом зафиксировано 78 ям различных форм и размеров, среди которых опознаются остатки трёх жилищ размерами 44 м с печкой-каменкой в углу, четвёртое реконструируется как наземный сруб размерами 68 м, также с печкой-каменкой. Судя по количеству жилищ, на поселении проживало максимум 20–25 человек. Кроме находок, связанных с земледелием и животноводством, на поселении найдены следы и специализированных ремёсел — железоплавильного и/или по крайней мере кузнечного, а также ювелирного, что свидетельствует о значительной хозяйственной автономии этой группы населения. Важная социологическая характеристика рассматриваемой общины связана с фактом разграничения жилой и хозяйственной зон, что является доказательством совместного ведения хозяйства всеми проживающими на поселении людьми. [185]

Таким образом, легко определяется скорость славянского культурогенеза, причём, подчеркну, на периферии тогдашнего цивилизованного мира, где культурное влияние могли оказывать только стоявшие на более низкой ступени развития финские «индейцы»-охотники. За двести лет славяне от землянок и дротиков дошли до специализированного производства и почти современных деревенских домов. От нищеты и лепных горшков — до ювелирного производства.

Ну а судить, насколько это вписывается в тогдашний европейский культурный уровень, по этому факту может каждый.

И вот здесь и тогда, где и когда славяне вошли в соприкосновение с Империей, они вошли и в соприкосновение с бывшими родственниками-соотечественниками.

Некоторые историки считают:

Корчакскую и Пеньковскую группу можно рассматривать как две региональные разновидности одной и той же культуры. Устройство поселений было практически идентичным, экономический уклад и общественные отношения также имели много общего. [102]

В то же время археология отмечает и некоторые различия между ними — прежде всего в качестве керамических изделий:

Пеньковская керамика представлена большими округлобокими или биконическиими сосудами, изготовленными без помощи гончарного круга, которые не встречаются в корчакских поселениях. Кроме них обнаружены выпуклобокие или почти шаровидные горшки, двуконусные кубки с лёгкими перевёрнутыми насечками или одноручные кувшины с лощёной поверхностью. [102]

Но современный славянам и антам автор не отмечал — или не захотел отметить — различий между этими племенами. Прокопий в уже приводимом пассаже —

— У тех и других один и тот же язык, достаточно варварский. И по внешнему виду они не отличаются друг от друга. Очень высокого роста и огромной силы. Цвет кожи и волос у них белый или золотистый и не совсем чёрный, но все они тёмно-красные. Образ жизни у них, как у массагетов, грубый, без всяких удобств, вечно они покрыты грязью, но по существу они не плохие и совсем не злобные, но во всей чистоте сохраняют гуннские нравы. В древности оба эти племени называли спорами [рассеянными], думаю, потому, что они жили, занимая страну «спораден», «рассеянно», отдельными посёлками. Поэтому-то им и земли надо много, —

— явно отражал реальное положение вещей — уж больно со знанием дела описано. Хотя, конечно, вот эта симптоматика —

— цвет кожи и волос у них белый или золотистый и не совсем чёрный, но все они тёмно-красные

— может заставить насторожиться внимательного врача.

А вот Иордан, соглашаясь, что оба народа происходят из одного корня, —

— на безмерных пространствах расположилось многолюдное племя венетов. Хотя их наименования теперь меняются соответственно различным родам и местностям, всё же преимущественно они называются склавенами и антами… Эти [венеты], как мы уже рассказывали в начале нашего изложения, — именно при перечислении племён, — происходят от одного корня и ныне известны под тремя именами: венетов, антов, склавенов, —

— всё же чётко разделяет их, так сказать, географически и государственно:

Склавены живут от города Новиетуна и озера, именуемого Мурсианским, до Данастра и на север до Висклы… Анты же — сильнейшее из обоих [племён] — распространяются от Данастра доДанапра, там, где Понтийское море образует излучину; эти реки удалены одна от другой на расстояние многих переходов.

Да и в жизни византийцы-римляне чётко различали эти два народа:

Дабрагаст, родом ант.

Что мы видим из этих данных?

Оба автора подчеркивают единство происхождения славян и антов, а также похожесть их образа жизни и обычаев. Это в очередной раз приводит нас к выводу, что оба племени восходят к одному корню. А именно — венедскому. Который, в свою очередь, вырастает из почвы киевской.

Так один это народ или два разных?

Что ж, пусть ответ даст археология.

Судя по пей, славяне не связаны с кочевничьим миром — а в селениях антов встречаются юртообразные дома. И в керамике их есть соответствующие заимствования. Фиксируется мирное существование открытых поселений «пеньковцев» в открытой степи, что, понятно, без согласия самих кочевников невозможно.

Погребения славян моноритуальны — погребения антов показывают явный биритуализм.

У антов не характерная для славян биконическая посуда — у славян опа другая.

У антов пальчатые фибулы — у славян их нет.

Но самое впечатляющее: видно, как пражско-корчакские элементы постепенно подавляют пеньковские. Уже в VI веке в Пеньковской культуре появляются пражские черты. Примерно на одну треть. Правда, только западнее Днепра. Тем не менее процесс ославянивания антов пошел и фиксируется археологически!

А это значит, что культурно это также были два разных народа.

Кстати, и политически — тоже. Источники говорят, что авары с антами воевали, авары антов сильно не любили, авары антов уничтожили. В то же время славяне с аварами постоянно находились во взаимных политических отношениях. И то, что первые были подчинены вторыми, роли тут не играет: подчинены — не уничтожены. Вместе с аварами славяне нападают на Римскую империю, штурмуют даже Константинополь.

А анты между тем до своего уничтожения являются союзниками Византии.

Иными словами, славяне и анты различаются по веем внятным признакам. Анты — не славяне, говорят древние авторы. У антов и славян, хоть и похожий, но разный материально-культурный уклад, говорит археология. Анты и славяне находились на разных участках тогдашней политической сцены, говорит история.

Но ничего особенно связного сказать о взаимоотношениях этих двух этносов мы не можем. Ясно — источники указывают, — что сотрудничали. Ясно, что и воевали друг с другом. Ясно, что затем мирились. Ясно, что временами вместе нападали на Империю. И раздельно — тоже нападали. И защищали сё один от другого — тоже было.

В общем, всё было. Археология и источники доказывают: всё у славян и антов было как у суверенных народов. И почему с таким упорством современные историки пытаются оба этих этноса записать в один народ — непонятно.

ИТАК:

VI–VII века. Образ жизни и быта первоначальных славян пражско-корчакской культуры в целом имел много общих черт с жизнью венедов — представителей киевской культуры. В то же время у славян происходило бурное развитие на подступах к раннему феодализму, очевидно, под влиянием соприкосновения с Византийско-Римской империей, которое на сей раз происходило напрямую и было лишено посредников в виде чужих культур. Соседствуя и взаимодействуя с антами на границах империи, славяне, несмотря на свидетельства древних авторов и современных учёных, не представляли с ними общности ни в культурном, ни в политическом отношении. Несмотря даже на то, что оба народа вырастали из одного — киевского — корня и были носителями одной гаплогруппы.