Русско-японская война 1904—1905 гг.

Глава IV Планы войны

Японский план: операция против Порт-Артура; устройство промежуточной базы в Корее; постепенная переброска армии на материк; ошибки в оценке сил русской армии. – Основания русского плана. – Перенос сосредоточения в Маньчжурию. – Оборонительный образ действий. – Несогласованность средств с задачами

Целью войны Япония ставила себе уничтожение русских вооруженных сил на Дальнем Востоке. Японии необходимо было обеспечить за собой полное господство на море. Для этого прежде всего намечалась внезапная минная атака русской эскадры в Порт-Артуре и последующая атака линейным флотом. Одним ослаблением русской эскадры нельзя было ограничиться, так как через несколько месяцев могли подойти сильные подкрепления из Балтийского моря; Порт-Артурскую эскадру необходимо было уничтожить, а для этого овладеть Порт-Артуром или, по крайней мере, командующими его рейдом возвышенностями.

Таким образом, условия борьбы на море требовали ведения энергичной операции против Порт-Артура. Было бы особенно выгодно овладеть крепостью с налета в самом начале войны, пока она еще находилась в совершенно неустроенном виде. Но высадка армии в ближайших окрестностях русской крепости представляла весьма рискованное предприятие, так как некоторые бухты были минированы, а некоторые – замерзли; крупные русские отряды находились в близком расстоянии, да и русский флот при появлении транспортов в 2–3 часах хода от гавани (50–70 верст) мог бы выйти и принудить японскую эскадру к бою в очень неудобном положении, когда она была стеснена многочисленными транспортами.

Японскому десанту после начала высадки потребовалось бы 7—10 дней, чтобы получить хотя часть артиллерии и обозов, необходимую для ведения активной операции. А в течение этого времени, если бы внимание русских не было отвлечено на другую часть театра войны, они сумели бы сосредоточить силы, достаточные, чтобы поставить 3–4 японских дивизии в критическое положение.

Операцию против Порт-Артура нужно было прикрыть со стороны русских сил в южной Маньчжурии. Задача прикрытия осады сводилась к борьбе в поле с главными силами русских.

Сначала японцам необходимо было утвердиться в Корее. Десант в Корее легко было сделать, так как наш ослабленный флот не мог проявить у ее берегов активной деятельности, а наши сухопутные силы, отделенные бездорожной горной местностью, не могли предупредить там японцев. В Маньчжурию, занятую русскими войсками, выгоднее было вторгнуться из Кореи, где можно было спокойно собрать и устроить войска после перевозки морем. Корея явилась для японцев промежуточной базой. Захват ее имел, сверх того, большое политическое значение.

В случае неудачного оборота войны задача сухопутной армии заключалась в задержке наступления русских войск в Корею, и Корея сделалась театром главных операций, куда сосредоточились бы все японские силы. Но, задаваясь активными целями, было невыгодно высаживать в Корею слишком много войск; японцы, по опыту войны с Китаем, знали, как трудно даже небольшим силам преодолеть бедную местными средствами и лишенную удобных дорог полосу местности от Сеула до линии Ляоян – Порт-Артур. Главные операции должны были разыграться на последней линии; желательно было высадить в Корее лишь строго необходимое для форсирования переправы через р. Ялу число дивизий; русские не могли здесь, в 210 верстах от железной дороги, выставить на первый период войны более 20 тысяч человек, и потому для успеха переправы через Ялу не требовалось участия большей части японской армии. Другие дивизии было выгодно высаживать ближе к цели, значительно западнее. Раз уже одна армия вторгнулась в Маньчжурию из Кореи, высадка других армий в самой Маньчжурии являлась значительно менее рискованной. Владея морем и Кореей, японцы получали чрезвычайно выгодную охватывающую базу, которая давала им большую свободу маневрирования.

Таким образом, обстановка не требовала одновременной высадки всей японской армии. Быстрое напряжение всех вооруженных сил при десантной операции вообще крайне трудно; развитие же особенно энергичных действий на сухопутье немедленно за объявлением войны встречало препятствия и в суровом времени года. Высадка частями не противоречила принципу бить всегда противника сосредоточенными силами; именно во имя этого принципа и следовало в более удаленных пунктах высаживаться ранее, чтобы явиться одновременно к решению.

Мобилизация I армии генерала Куроки – гвардейской, 2‑й и 12‑й дивизий – началась еще до объявления войны. Со второй группой (1, 3, 4‑я дивизии) можно было не торопиться, так как надобность в ней являлась лишь к тому времени, когда I армия заканчивала сосредоточение к р. Ялу. Поэтому мобилизация ее началась только через месяц; третья же группа (5‑я и 11‑я дивизии) приступила к мобилизации только 5 апреля.

Постепенность мобилизации и отправления вооруженных сил на театр борьбы значительно облегчили снабжение их лошадьми, которых в самой Японии не хватало, и перевозку через море. Временное сохранение в Японии части полевых дивизий являлось выгодным и потому, что существовало еще некоторое опасение, что часть русских сил из Владивостока будет переброшена на японские острова. Сверх того, квартирование в Японии полевых войск после объявления войны облегчало формирование тех новых бригад и дивизий, которые впоследствии оказались такой существенной частью вооруженных сил.

В решительный момент войны – во время Ляоянского сражения – в Японии оставались еще 2 дивизии (7‑я и 8‑я). По-видимому, этими силами японцы думали, покончив с Порт-Артуром, приступить к осаде Владивостока. От этой мысли японцев заставили отказаться полууспех под Ляояном и неудача августовских штурмов Артура.

Итак, японский план заключался в обращении Кореи в промежуточную базу, в методическом развертывании вооруженных сил на материке и в направлении весьма серьезных сил на овладение Порт-Артуром. Этот план и, в особенности, мечты о Владивостоке грешили недостаточным вниманием к живой силе противника – русской армии, собиравшейся в Южной Маньчжурии. Действительно, русской армии предоставлялось полгода на сосредоточение ее, и даже через такой промежуток времени японцы направляли против нее только часть полевой армии, удерживая другую для осады Порт-Артура. Корень ошибки заключался в неверных данных о русских силах: по-видимому, японцы полагали, что на Дальнем Востоке имеется не свыше 50–60 тысяч русских войск, и что Сибирский путь может ежемесячно перевозить не больше одной дивизии; что, по мере наращения армии, потребность в перевозке грузов из Европейской России будет увеличиваться, число поездов под войска – сократится, и состава более 140–150 тысяч наши вооруженные силы на всем Дальнем Востоке к августу 1904 г. не достигнут. Японцы ошиблись ровно вдвое, равно как и ошиблись в надежде покончить с Порт-Артуром одним ударом. Эти ошибки поставили японскую армию в дни Ляоянской битвы в критическое положение; при составлении плана войны, учитывая силы врага, осторожнее погрешить в большую сторону, нежели в меньшую.

Основными чертами русского плана являлось сосредоточение армии в Маньчжурии и исключительно оборонительный образ действий в первую половину войны с целью «замедлить развитие успехов неприятельского оружия до прибытия главных резервов, направляемых из России».

К этому решению пришло местное начальство еще за 6 лет до войны.

В 1895 году, когда Симоносекский договор пересматривался, наш флот господствовал на море, и опасность нашему Дальнему Востоку угрожала только со стороны японской армии, находившейся в Маньчжурии, в окрестностях Хайчена; уже тогда, в случае войны с Японией, решено было собирать наши силы в Маньчжурии у Гирина, между японской армией и нашими владениями.

Производительность Приамурского края незначительна, и Маньчжурия является его житницей, значение которой еще возрастает с объявлением войны, когда подвоз продовольствия из Одессы или из Америки морским путем должен прекратиться. Это обстоятельство, в связи с громадным стратегическим и финансовым значением железной дороги, к постройке которой мы в Маньчжурии приступили, привело окончательно нас к решению – развертывать в случае войны наши войска в Маньчжурии. Сначала останавливались на мысли сосредоточиваться на среднем течении Сунгари, в районе Харбин – Гирин, а затем, по мере того, как выяснялось нам значение Порт-Артура, явилось стремление подвинуть район сосредоточения армии к югу, чтобы можно было выручить эту крепость, к устройству которой мы еще только приступали.

Во время китайских смут 1900 года наши войска вторгнулись в Маньчжурию из Забайкалья, Южно-Уссурийского края и Квантуна; наступавшие с севера войска вошли в связь с войсками, направленными с юга; как сосредоточение войск, так и боевые действия складывались весьма удачно: последующие наши расчеты носили отпечаток оптимизма, рожденного этим успехом, и возможность сосредоточения нашей армии в Южной Маньчжурии получила окончательное признание.

В 1901 году было принято чрезвычайно важное решение: хотя Порт-Артур, как морская база, далеко не был готов, но наш Тихоокеанский флот покинул Владивосток и сосредоточился к Порт-Артуру. Квантунская область и была занята нами, главным образом, для того, чтобы дать нашему Тихоокеанскому флоту незамерзающий порт. Переход флота в Порт-Артур объяснялся тем, что главным театром борьбы становилась Южная Маньчжурия, а Владивостокский район все более и более получал второстепенный характер. Чтобы выиграть время для своего сосредоточения, нам нужно было заставить японцев высаживаться подальше от Квантунской области; хотя наша Тихоокеанская эскадра и уступала в это время японской по своей силе, но предполагалось, что присутствие ее в Порт-Артуре сделает невозможной высадку японцев в Южной Маньчжурии и может помешать производству ее и на западном берегу Кореи. Таким образом, мы рисковали нашими морскими силами, пополнить которые не представлялось возможным, не для того, чтобы добиться господства на море над врагом, а с целью только задержать врага. Переход флота в Порт-Артур переносил окончательно на юг центр тяжести борьбы. Во Владивостоке был оставлен только крейсерский отряд.

Медленность нашего сосредоточения придавала ценность каждому препятствию, которое могло задержать японцев при их движении из Кореи. Пользуясь преимуществом в коннице, мы полагали с самого начала войны конными частями задерживать японцев и действовать на их сообщения. Значительным препятствием на пути наступления японцев являлась река Ялу, к которой мы своим авангардом (до 19 батал.) могли поспеть своевременно. Но японцы на р. Ялу несомненно должны были иметь большой перевес в силах, почему оборона Ялу, несмотря на выгодные природные свойства этой реки, получала только демонстративное значение. При отступлении по горной местности на многочисленных перевалах являлся еще целый ряд случаев задержать японцев, вынуждая их к дальним обходам.

Неготовность сухопутного фронта Порт-Артура, делавшая сомнительной безопасность базировавшегося на него флота, вынуждала усилить гарнизон и обратить особое внимание на оборону подступов к крепости и, в особенности, на прочное удержание позиции на Цзиньчжоуском перешейке.

Определяя наибольшую силу японского десанта в 156 батал., наш план признавал, что японцам придется развить главный удар или на Порт-Артур, или на нашу сосредоточивающуюся в окрестностях Ляояна армию и ни разу не останавливался на мысли, что японцы в силах развить энергичные действия по обоим направлениям.

Генерал Куропаткин, которому пришлось приводить эти соображения в исполнение, считал их слишком оптимистическими.

«…Вдумываясь в сложную и трудную обстановку, при которой придется на Дальнем Востоке сосредоточиваться и действовать нашим войскам, мне представляется, что в первый период кампании мы должны главной целью своих действий поставить: не допустить разбить наши войска по частям».

«Никакие местности, никакие пункты не должны иметь такое значение, чтобы, отстаивая их, мы могли доставить противнику победу над головными частями наших войск. Постепенно усиливаясь и подготовляясь к переходу в наступление наших сил, мы должны совершить таковой с достаточными силами и притом снабженными всем необходимым для непрерывного наступления в течение продолжительного времени».

Русский план исходил из ошибочной мысли о невозможности дальнейшего роста японской армии во время войны, что создавало иллюзию нашего решающего превосходства в силах во вторую половину войны; по отношению же к первому ее периоду он допускал гораздо более быстрое сосредоточение японской армии, чем то случилось в действительности. Уже в середине третьего месяца после объявления войны, когда японцам удалось добраться только тремя дивизиями до реки Ялу, мы допускали подход 10 японских дивизий к линии железной дороги. Таким образом, в действительности противник дал нам гораздо больше времени на сосредоточение, чем то предполагалось; жертвы, которые мы согласно нашему плану приносили в арьергардных боях, являлись, по существу, излишними. Небольшие, не доведенные до конца бои, с последующими отступлениями наших войск, скорее затягивали японцев к району нашего сосредоточения, чем задерживали их. Значительная часть нашей армии обрекалась на отступление с одной позиции на другую, что создавало для нее чрезвычайно тягостную обстановку.

Наш флот был разделен на две части: отряд из четырех крейсеров, оставленный во Владивостоке, выполнил свою задачу, производя набеги на морские сообщения японцев, но отсутствие его в Порт-Артуре тяжело отразилось на операциях главных морских сил, в особенности в первый, самый важный для приобретения господства на море, период.

Если бы весь наш флот был укрыт в более крепком Владивостоке, вероятно, нам удалось бы сохранить его до конца года, когда могли подойти серьезные подкрепления из Балтийского моря. Отсутствие эскадры в Порт-Артуре значительно ослабляло его оборону, и крепость могла пасть гораздо скорее. Но, с другой стороны, японцы, при отсутствии в Порт-Артуре флота, едва ли бы решились принести те громадные жертвы, которые все же потребовала от них ускоренная атака этой крепости. Значение Порт-Артура вообще уменьшилось бы; вопрос об его выручке не стоял бы так остро, и наша армия могла более спокойно сосредоточиться в избранном, более северном, районе.

Но, конечно, такое стратегическое решение не соглашалось ни с историей развития нашего военного могущества на Дальнем Востоке, ни с политическими задачами, которые мы так преследовали, и было равносильно очищению поля действия; оно не являлось и вполне спасительным, так как развязывало японцам руки и сильно ускоряло их вторжение в Маньчжурию.

План войны большей частью не является делом рук одного человека; сложную подготовку к нему выполняют целые поколения деятелей. Нашему продвижению к югу на Дальнем Востоке не отвечало в достаточной степени ни усиление Тихоокеанского флота, ни быстрота устройства Порт-Артурской крепости. За ростом интересов наших в Южной Маньчжурии, вызывавших перенос туда сосредоточения вооруженных сил, не угнался ни рост наших войск в пределах Наместничества, ни усиление провозоспособности Великого Сибирского пути. Обучение и снабжение сил, которые имелись для начала борьбы, не оказались на высоте требований борьбы с действительно первоклассным противником. Подготовка мирного времени не отвечала стратегическим задачам, и неготовность нашу, каким бы планом мы ни задались, приходилось искупать тяжелыми жертвами с началом войны.