Русско-японская война 1904—1905 гг.

Глава VI Переход японцев через Ялу

Высадка японцев в Корее. – Группировка наших сил. – Обстановка на Ялу. – Подготовка переправы японцами. – Наше решение принять бой; расположение за Эйхо. – Первый период боя. – Бой на тыловых позициях. – Оценка действий. – Значение Тюренченской неудачи

Несмотря на благоприятно складывавшуюся для них обстановку, японцы приступили к высадке на материк с крайней осторожностью. 12‑я дивизия – авангард I армии Куроки – с началом войны была переброшена в различные порты Кореи; главные силы высадились в гавани Сеула – Чемульпо, где наш крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец» погибли после неравного боя с японской эскадрой. Остальные силы I армии – гвардейскую и вторую дивизию – решено было высаживать в Цинампо, на 180 верст ближе к р. Ялу. Но на эту высадку японцы решились лишь в первой половине марта, когда 12‑я дивизия, пройдя 200 верст по тяжелым корейским дорогам, заняла Пеньян. Хотя гавань Цинампо только к этому времени и освободилась от льда, но, если бы японцы были вполне уверены в своем господстве на море и имели твердое представление о ничтожных силах, выдвинутых нами в Корею, они, конечно, могли произвести при помощи ледоколов десант в этой гавани месяцем раньше и месяцем раньше вторгнуться в Маньчжурию.

В промежуток времени между 21 марта и 10 апреля, преодолевая затруднения, созданные весенней распутицей, армия Куроки сосредоточилась в окрестности г. Ичжу, к р. Ялу. Задача, поставленная армии, состояла в том, чтобы переправиться около 17 апреля через Ялу и, выдвинувшись на переход, укрепиться. Непосредственно вслед за тем 2‑я армия Оку, сосредоточенная на транспортах в Цинампо, готовилась начать высадку вблизи г. Бидзыво. В том случае, если бы Куроки встретил серьезные затруднения, очевидно, армия Оку принуждена была бы отказаться от своей важнейшей цели – прервать сообщения между Порт-Артуром и Маньчжурской армией, и высадилась бы на подмогу близ устьев Ялу.

Задача нашей Маньчжурской армии, согласно формулировке наместника, заключалась в том, «чтобы притянуть на себя японскую армию, дабы не дать ей возможности всеми силами обрушиться на Порт-Артур, и задерживать ее наступление через р. Ялу и далее к линии Китайской Восточной ж. дороги с целью выиграть время для сосредоточения наших резервов, подходящих из Западной Сибири и Европейской России. Сверх того надлежит принять меры к воспрепятствованию противнику производить высадки у устьев p.p. Ляохэ и Ялу и на ближайших побережьях». В случае если бы противник высадился в больших силах на Ляодуне для операций против Артура, надлежало выставить заслон к стороне Кореи и действовать на тыл и сообщения противника, оперирующего против Артура.

Мы использовали те 2½ месяца, которые нам дали японцы до своей переправы через Ялу, на то, чтобы усилиться и принять нижеследующую группировку (черт. 2).

Главные силы – около 30 тысяч – собирались в окрестностях Ляояна. Для охраны побережья от Инкоу до Сеньючена был выдвинут Южный отряд – около 23 тысяч человек; мы опасались высадки здесь, что, конечно, представляло для японцев очень рискованное предприятие, но при удаче сразу прерывало сообщения с Артуром и значительно ускоряло операцию против Ляояна. На реке Ялу сосредоточивался Восточный отряд – 20 тысяч человек. Квантунский отряд, вследствие опасений за Порт-Артур, был усилен до 30 тысяч, а Южно-Уссурийский отряд такой же силы охранял окрестности Владивостока.

Навстречу японцам еще в начале февраля двинулся в Корею генерал Мищенко с 14 сотнями и 6 конными орудиями. Вследствие трудной горной местности и оттягивания назад главных сил конницы из-за опасения командующего армией за выдвинутое положение конного отряда, войсковая разведка затруднялась до крайности; тем не менее нахождение отряда в пределах Кореи, до 100 верст впереди Ялу, дало возможность установить весьма медленное, к нашему благополучию, продвигание передовых частей противника. 15 марта произошла первая стычка конницы с японцами: генерал Мищенко предпринял нападение на передовые конные части японцев в селении Чёнчжю, но последним удалось удержаться до прибытия подкреплений. Вследствие отсутствия обеспеченной переправы через Ялу и наступления японцев 20 марта конный отряд отошел на маньчжурский берег; далее нам пришлось довольствоваться только сведениями о противнике, поступавшими от лазутчиков.

Отряд Мищенко вошел в состав Восточного отряда, сбор которого на р. Ялу и прилегавшем побережье стоил нам огромных усилий: приходилось бороться с серьезными продовольственными затруднениями в этом краю, где в весеннюю распутицу почти никаких сообщений не существует.

Задача Восточного отряда состояла в том, чтобы:

«1) пользуясь местными условиями, затруднить переход противнику через р. Ялу и дальнейшее наступление его через Фыншуйлинский хребет.

2) выяснить силы, состав и направление движения наступающей японской армии».

При этом начальнику отряда, ген. – лейт. Засуличу, предписывалось «всеми мерами стремиться избегать решительного боя с превосходным в силах противником и не допустить подвергнуть себя поражению до отхода на главные силы нашей армии».

Река Ялу, разделявшая в первую половину апреля Восточный отряд от I японской армии, представляла серьезное препятствие для переправы. Бродов не было; река дробилась на несколько многоводных рукавов. Долина ниже Ичжу расширялась до 5–6 верст.

Черт. № 2

Оборона затруднялась отсутствием сносных путей для передвижения резервов вдоль реки. Население пользовалось по преимуществу береговой дорогой, которая выше впадения Эйхо представляет тропу, проходящую по уступу горы. Значительное командование принадлежало маньчжурскому берегу, но высокие горы, подходившие к самой реке и разрезанные глубокими лощинами, затрудняли маневрирование обороняющего и благоприятствовали скорее наступающему.

Особенное значение имел приток р. Ялу – Эйхо, имевший значение препятствия, разъединявшего войска выше и ниже его. В высокую воду переправа артиллерии и пехоты по глубоким бродам через него представлялась невозможной, и отряд, выделенный на левый берег Эйхо, представлялся исключительно своим силам. Естественно, являлся соблазн ограничить оборону Ялу участком ниже впадения Эйхо; но как прикрытие фланга при низкой воде Эйхо был слишком слаб и только являлся готовой маской для прикрытия неприятельского обхода.

Скалистая возвышенность «Тигровый холм», поднимающаяся в углу между Эйхо и Ялу, представляет прекрасный наблюдательный пункт, который, однако, удерживать малыми силами вне связи с горным массивом Хуссан невозможно. Этот «Тигровый холм» маскирует главный рукав и весь правый берег Ялу выше него от наблюдения с Тюренченских высот.

На корейском берегу лежит городок Ичжу, к которому сходятся важнейшие пути; между этим городком и селением Тюренчен через Ялу переправляются обыкновенно путешествующие из Маньчжурии в Корею; около Ичжу, естественно, собралась и армия Куроки перед форсированием Ялу.

Крупнейшее поселение на левом берегу – городок Саходзы. Переправа в этом пункте через реку очень неудобна, и на корейском берегу против Саходзы к реке дороги не подходят. Несмотря на то, что этот участок имел, таким образом, совершенно второстепенное значение в обороне реки, мы придавали ему наибольшее значение. Он был несколько укреплен, более прочно занят, за ним был расположен общий резерв. Это внимание к Саходзинскому участку объясняется, помимо хозяйственных соображений и того, что здесь расположились первые части собиравшегося к р. Ялу Восточного отряда, ожиданием появления неприятельского десанта с моря. Пока японцы не подошли еще к Ичжу, такое внимание к нашему правому флангу отвечало обстановке. Пушечная стрельба японской флотилии Накагавы и отвечавшей ей конной батареи отряда г.-м. Мищенко, мелькание ночью судовых прожекторов, крейсирование японских транспортов – все это отвлекало наше внимание еще дальше на юг.

С другой стороны, существовало и мнение, что у Саходзы японцы только демонстрируют, а главная операция будет открыта в направлении от устья Амбихэ или от пункта еще выше по р. Ялу прямо на Мукден. Большее знакомство с местностью и с теми затруднениями, которые бы пришлось преодолеть при организации подвоза при такой операции значительных сил, показали бы, что глубокий обход всего расположения требует много недель и даже месяцев для своего исполнения. В апреле и даже в мае было еще рано беспокоиться за Мукденское направление.

В тылу Восточного отряда лежала полоса гористой местности, с одной лишь изученной колесной дорогой. 10 тяжелых переходов отделяли наш авангард на Ялу от главных сил. Снабжение боевыми припасами Восточного отряда было совершенно не обеспечено.

Черт. № 3

Ко времени приступа японцев к переправе – 13 апреля – Восточный отряд занимал нижеследующее расположение (черт. 3):

1. Участок р. Ялу у Саходзы занимал отряд в 4¼ батальона, 16 орудий, 3 кон. охотн. команды. Войска занимали позицию на самом берегу реки, протяжением в 6 верст; участок наблюдения протягивался на 16 верст. Город Саходзы, не очищенный от жителей, входил в состав позиции, что, конечно, сильно затрудняло оборону.

2. Оборона Тюренченского участка была поручена отряду в 6 батал. 16 пол. оруд. и 2 кон. охотн. команды, который занимал позицию на берегу по обеим сторонам селения Тюренчен, протяжением в 4 версты, и наблюдал участок от Саходзинской позиции до Тигрового холма включительно, до 10 верст.

Несмотря на то, что мы занимали эту позицию свыше полутора месяцев, на позиции были возведены только окопы на 9 рот, большей частью мелкие, не дававшие полного укрытия, плохо маскированные, без укрытого сообщения с тылом. Батареи были расположены вполне открыто; большая часть орудий была наполовину спущена с возвышенностей, чтобы лучше взять под продольный огонь долину реки. Об огне японской артиллерии не беспокоились, так как не думали, что она может расположиться на островах, стрельба же с противоположного берега, от Ичжу, не представлялась за дальностью расстояния опасной, тем более, что японская артиллерия предполагалась по преимуществу горной.

Беспечность нашего расположения объяснялась отчасти природной силой позиции – прекрасным обзором и обстрелом, открывавшимся на острова, препятствием, образуемым р. Ялу, и в особенности водяным рвом Эйхо, с небольшим числом труднодоступных бродов против левого фланга, окаймлявшим непосредственно перед окопами нашу позицию.

Сторожевое охранение на фронте было выдвинуто на острова Ялу и частью было расположено впереди главного фарватера.

Правый фланг всего расположения охранялся отрядом ген. – майора Мищенко (полк пехоты с пешей и бригада конницы с конной батареями), главные силы которого группировались у Дагушаня, и который наблюдал все побережье от устьев Ялу до Бидзыво.

Охраняли левый фланг три отряда: 1) полковника Лечицкого, который группировал свои силы (1¼ батал., 2 сотни, 6 горн. орудий) близ устья Амбихэ; 2) полковника Трухина (9 сот., 2 горн. оруд.), который прикрывал направление Куаньдясан – Саймадзы, и еще в 100 верстах к северо-востоку – 3) отряд подполковника Мадритова (2 сотни, 2 кон. охотн. команды).

Общий резерв Восточного отряда – 5¼ батал., 8 орудий, 1 сап. рота – расположился в с. Тензы, в 5 верстах за Саходзинским участком. Сверх того, 1¼ батальона охраняли сообщения.

Связь между различными частями отряда была установлена по телеграфной линии, проложенной по берегу Ялу, а частью и по островам. Здесь же проходила и линия летучей почты. При первом приступе японцев к переправе, конечно, эти средства связи должны были отказать.

Оценивая расположение Восточного отряда, нужно помнить, что оборона реки вообще не может быть основана на кордоне – занятии позиций участками вдоль ее течения. При той неизвестности, в которой оказывается всегда обороняющий с очищением противоположного берега, приковывать значительную часть войск к местности представляется крайне нежелательным. Успех обороны возможен лишь при удачном сосредоточении сил на участок, избранный для переправы противником. Поэтому вдоль реки располагается только охранение, а резервы – частные и общий – должны быть готовы к маневрированию; оборона нуждается в глубине расположения.

Две трети сил Восточного отряда, наблюдавшего 300 верст течения Ялу и побережья Корейского залива, были собраны на протяжении в 13 верст по фронту. Такое расположение нельзя признать разбросанным, если бы войска сохранили способность к маневрированию. При том же позиционно-линейном способе обороны реки, который был избран, когда войска как бы прирастали к определенным пунктам, и трехверстный промежуток между Тюренченской и Саходзинской группой являлся причиной нашей слабости, лишая одну группу поддержки другой.

Оборона Ялу сложилась под влиянием плохого состояния путей, которое не давало надежды на прибытие своевременной поддержки, в особенности артиллерии. Это обстоятельство действительно заставляло заботиться об упорстве обороны реки охраняющими ее войсками, которым приходилось выигрывать более времени, но выигрыш времени мог быть достигнут не одним усилением выдвигаемых к самой реке частей, но и целесообразным укреплением их расположения.

Как это наблюдалось во всех армиях в начале походов, наши войска недостаточно оценивали силу огня, который мог быть развит по их позициям, и переоценивали значение мертвого препятствия – рукавов Эйхо и Ялу, протекавших перед их фронтом.

Имея перед собой двойные силы противника, занимая растянутое расположение, лишенный поддержки главных сил, Восточный отряд не мог рассчитывать на окончательный успех; задача задержать противника и затем своевременно уйти, сама по себе очень трудная, могла быть выполнена только дружной работой всех частей отряда. Но местность затрудняла связность действий; вопрос о связи, в сущности, остался совершенно нерешенным, конница была отброшена далеко за фланги, конные охотники получили несоответствующее назначение, полки действовали каждый сам по себе – общий неуспех являлся неминуемым.

Операция переправы через р. Ялу требовала производства японцами тщательной подготовки. Войска армии Куроки сосредоточились полностью к реке, так как этапная и гарнизонная служба в тылу и на правом фланге была возложена на резервные части. Сейчас же по прибытии первых японских частей к р. Ялу было приступлено к оборонительным работам, на случай перехода русских в наступление, и была организована разведка русского расположения. Помимо китайцев и корейцев, которые вели тайную разведку в тылу и на позициях русских, удалось выяснить многое и посредством прямого наблюдения в сильные зрительные трубы от г. Ичжу, так как русское расположение не отличалось скрытностью: батареи не маскировались, биваки располагались на виду, каждая часть, прибывавшая из Ляояна, немедленно ознаменовывала свое появление, высыпая на обращенные к Ялу склоны холмов. Японцы выяснили в главных чертах группировку русских войск, из которой вытекало, что переправа выше устья Эйхо, по-видимому, встретит сопротивление только со стороны слабых отрядов. Сами японцы приняли все меры, чтобы скрыть свою группировку около Ичжу; всем было строго воспрещено показываться на открытых склонах; расположение батарей и окопные работы искусно маскировались вновь устраиваемыми изгородями и насаждениями.

Одновременно на обоих флангах, на сухом пути и на море, производились демонстрации. Таким образом, внимание русских было развлечено, и хотя местные жители сообщали русским довольно точно группировку японских сил, но этим сведениям особой цены дано не было, и до самой развязки начальник Восточного отряда не был убежден, имеет ли он в окрестностях Тюренчена дело с серьезной, или только демонстративной операцией.

План переправы армии Куроки заключался в том, чтобы перебросить вначале одну 12‑ю дивизию через Ялу в окрестностях Амбихэ, где нельзя было ожидать упорного сопротивления, и затем переправить две остальные дивизии – 2‑ю и гвардейскую, под прикрытием Тигрового холма. Если бы русские пытались помешать последней переправе, выдвигаясь на левый берег Эйхо, то 12‑я дивизия ударила бы им во фланг и тыл. Перейдя Ялу, армия заходила правым плечом, развертывалась на нижнем течении Эйхо и атаковала Тюренченскую позицию с охватом левого фланга.

Приготовления к переправе заключались в сосредоточении необходимых мостовых средств, в доставке гаубичных батарей и развертывании сильной артиллерии, в захвате островов и утверждении на них, в устройстве сообщений через малые рукава. Затем уже можно было приступить и к постройке мостов через главный рукав и к переброске войск.

По японской организации каждая дивизия возила при себе средства для устройства моста около 17 сажен длиной; сверх того, в армии возились мостовые средства по расчету около 50 саж. на дивизию. Таким образом, армия Куроки располагала в общем средствами для устройства мостов свыше 200 сажен длиной. Ввиду предстоявшей переправы через большую реку, эти средства были еще увеличены за счет других японских армий, но все же имеющихся понтонов и верхнего строения далеко не хватало для устройства всех мостов, и пришлось широко прибегать к подручным средствам, что, во-первых, увеличивало время наводки мостов, а во-вторых, задерживало и движение по ним войск. Так, мост у устья Амбихэ строился около 13 часов, и каждая из бригад 12‑й дивизии переходила по нему через Ялу столько же времени (2–3 часа), сколько другие дивизии по своим более прочным мостам близ Ичжу.

В ночь на 13 апреля японцы захватили острова Сямалинду и Киури, выбив из последнего наших охотников. Сейчас же они приступили к устройству сообщений через малые рукава на эти острова, к устройству на них окопов и маскированных позиций для артиллерии. Ничто не препятствовало и дальнейшей переправе их на Хусан через главное русло Ялу, но японцы продолжали методически выполнять свой план; к Тигровому холму была переброшена только 1 рота, выставившая здесь сторожевое охранение и облегчившая детальное изучение нашего расположения.

16 апреля, под прикрытием установленных на левом берегу батарей 12‑й дивизии, началась постройка против устья Амбихэ моста через Ялу. Под огнем японской артиллерии расположенная здесь часть отряда полковника Лечицкого (2¼ роты, 2 сотни, 2 горн. оруд. – под начальством подполковника Гусева) должна была очистить правобережные высоты. Еще днем был переправлен на понтонах авангард – пехотный полк; в три часа утра 17 апреля мост был готов, и началось движение главных сил дивизии.

В ту же ночь на 17 апреля на острове Сямалинду, перед Тюренченом, были установлены, вполне маскированно, 20 гаубиц и 36 полевых орудий 2‑й дивизии. Наблюдательные пункты были устроены позади в 3–4 верст., на высотах левого берега, и соединены телефонами с батареями. Занятие этой артиллерийской позиции и выдвижение 12‑й дивизии уступом вперед являлись последними звеньями в подготовке к переправе главных сил, назначенной на следующую ночь, с тем, чтобы утром 18 апреля обрушиться всеми силами на наш Тюренченский отряд.

Вопрос о времени начала подготовки огнем артиллерии являлся в японской армии спорным: одни полагали, что необходимо 17 апреля открыть огонь по нашей позиции, чтобы выяснить окончательно расположение нашей артиллерии и бомбардировкой нашего расположения подготовить будущую атаку; другие же склонялись к мысли, что надо выждать время, когда пехота изготовится к атаке, так как иначе придется заплатить за добытые сведения ценой раскрытия собственного расположения. Японцы особенно ценили участие в бою гаубичных батарей; между тем русские, выяснив заблаговременно расположение сильной артиллерии на островах, могли перенести сопротивление на тыловые позиции, которые пехоте пришлось бы атаковать одними своими силами. Необходимость прикрыть наводку мостов через Ялу решила вопрос в смысле открытия огня 17 апреля.

Черт. № 4

Серьезные опасения за левый фланг нашего расположения у Тюренчена возникли уже 13 апреля, когда мы потеряли остров Киури, и связь между Тюренченским участком и отрядом полковника Лечицкого у Амбихэ утратилась. Однако вместо того, чтобы попытаться занять угрожаемые высоты выше устья Эйхо, мы 14 апреля загнули наш фланг по реке Эйхо, ослабив для этого войска, оборонявшие Тюренченский участок, на 3 бат. и 8 оруд. Принимая столь пассивную меру противодействия обходу японцев, как уклонение угрожаемого фланга, ген. – лейт. Засулич далеко еще не был убежден в том, что главный удар наносится в охват левого фланга Тюренченской позиции. Кажущаяся малая энергия усилий японцев на этом направлении создавала иллюзию, что это наступление имеет характер только демонстрации.

Эта иллюзия не была разрушена ни донесениями наших разведчиков, наблюдавших приготовления к переправе и обнаруживших большие биваки японцев к северо-востоку от Ичжу, ни усиленной рекогносцировкой, предпринятой 16 апреля 4 ротами с 2 конно-охотнич. командами и 2 орудиями, под начальством Генерального штаба подполковника Линда. Этот отряд, поддержанный огнем 4 орудий от д. Потетынза, сбил роту японского охранения у Сындягоу и на Тигровом холме, заставил японцев открыть огонь частью батарей, ночью установил своими разведчиками переправу японцев в устьях Амбихэ, а 18 апреля обнаружил и движение от Амбихэ бригады 12‑й дивизии, после чего вернулся к Потетынза.

17 апреля, около 10 час. 30 мин. утра, наша батарея открыла огонь по японским шлюпкам; японцы ответили со всех гаубичных и полевых батарей на острове Сямалинду, сосредоточив первое время весь огонь на артиллерии. Бомбардировка с перерывами продолжалась до 5 час. 30 мин. вечера. У нас было подбито одно орудие, батарея понесла значительные потери в людях; обе наши батареи замолчали уже в двенадцатом часу дня. Впрочем, огонь японцев не отличался особой меткостью. Наши потери не превосходили 100 человек, и то относились к первому моменту, когда японский огонь захватил нас врасплох. Тем не менее, полное торжество многочисленной японской артиллерии произвело сильное моральное впечатление.

«Сегодня же ночью, – телеграфировал ген. – майор Кашталинский, вступивший в командование всей боевой частью, – очевидно, полевые батареи будут переброшены на острова, и надо думать, что обстреляют все окопы, которые им, вероятно, хорошо известны; при таких условиях отряды будут играть пассивную роль и нести большие потери, которые даже трудно предугадать. Соглашаясь с мнением начальников участков обороны, я полагал бы своевременным занять за Тюренченом известные возвышенности этой же ночью, оставив в передовой линии охранение, которое отойдет с рассветом».

В эту ночь, когда армия Куроки перешла русло Ялу и фактически уже охватила наше расположение у Тюренчена, когда 20 гаубиц и около 100 полевых и горных орудий стояли наготове, чтобы обеспечить переход через имевший много бродов рукав Эйхо, когда в пункте столкновения японцы обеспечили себе превосходство в силах в 6 раз, – задача удерживаться у Тюренчена и Потетынзы являлась, по существу, безнадежной. Преждевременное раскрытие японцами силы своей артиллерии наталкивало нас на правильное решение – уклониться от исподволь подготовленного удара. Но начальник Восточного отряда еще не выяснил себе обстановку. Отсутствие пехотной атаки 17 апреля позволяло надеяться, что и 18 апреля японцы затратят на такую же бесцельную бомбардировку. Еще не рассеялись сомнения, что главная атака будет поведена не на Тюренчен, а на Саходзы. По крайней мере, приказывая ген. – майору Кашталинскому у Тюренчена «людей с занимаемых мест никуда не выводить и только в случае бомбардировки, с началом ее, оставив в окопах сторожевое охранение, отвести людей сажен на 100–200 далее, на ближайшие возвышенности, с целью скрыть, но не уходить с позиций», ген. – лейт. Засулич продолжал сильно занимать Саходзинский участок; резерв остался в Тензах, за правым флангом.

К утру 18 апреля на угрожаемом участке мы занимали нижеследующее расположение:

Тюренченский участок занимали 4 батал., 7 оруд., 8 пулеметов и 2 конные охотн. команды; один батал. был развернут от устья р. Хантуходзы до с. Тюренчена включительно, фронтом на юго-восток; 2 батальона 12‑го Восточно-Сибирского полка были развернуты на протяжении 1½ верст от Телеграфной горы на север, фронтом на восток, вдоль Эйхо; 1 батал., 8 пулем. и конные охотники находились в резерве.

Участок у Потетынзы занимал 22‑й Восточно-Сибирский стрелковый полк; 5 рот и 6 орудий находились в боевой части, и 4 роты составляли частный резерв. В распоряжении начальника участка полковника Громова имелось всего 8 конных охотников; между тем справа до Тюренченского участка оставался совершенно незанятый промежуток в 1½ версты, а слева, до Чингоуского участка в 4 версты; освещать их средств не имелось.

Участок у Чингоу занимали, фронтом на север, 4 роты с 2 орудиями.

Японская армия к утру 18 апреля развернулась, следующим образом: 12‑я дивизия продвинулась до Эйхо[2] на участок Салангоу – Лизавен. Гвардия и 2‑я дивизия перешли Ялу против Тигрового холма, и затем, переменив фронт налево, развернулись – гвардия от Лизавена до Тигрового холма, а 12‑я дивизия – южнее, фронтом к селению Тюренчен. Артиллерия 12‑й дивизии группировалась у Лизавена, гвардии – у Сандягоу, 2‑й дивизии – частью оставалась, вместе с гаубицами, на острове Сямолинду, а 3 батареи были переправлены на понтонах на ближнюю позицию к с. Матуцао.

Общий резерв – 4 батал., 5 эскадр. из состава гвардейской и 2‑й дивизии – оставался на острове Киури. Для охранения правого фланга отряд в составе 1 бат., 1 горн. батареи и 2 эскадронов выдвигался к Пуансанде (против Чингоу), а на левом фланге 1 батальон прикрывал артиллерию на острове Сямолинду; незначительные силы демонстрировали против Саходзы.

В 5 часов 20 мин. утра раздались первые орудийные выстрелы. Нашим батареям, при огромном превосходстве неприятельской артиллерии, приходилось стрелять лишь урывками.

Стрелковый бой начался через полтора часа; японская пехота наступала энергично и представляла на желтом фоне песчаного острова прекрасную цель; но наши мелкие окопы находились под перекрестным огнем японской артиллерии, и оставаться в них оказалось не под силу.

К 8 часам утра весь Тюренченский участок был очищен; генерал-майор Кашталинский устраивал войска на новой позиции – за рекой Хантуходза. Генерал-лейтенант Засулич, прибывший утром на Тюренченский участок, убедился, что через р. Эйхо переходят превосходные силы японцев, и распорядился об отступлении разбросанных частей Восточного отряда.

Позиция у Потетынзы была очищена нами часом позже, в 9 час. утра. Ко времени серьезной атаки ее с фронта части японской гвардии обошли правый фланг в направлении на Магу, части 12‑й дивизии начали переправляться через р. Эйхо в охват левого фланга; связь с Тюренченским отрядом была утрачена, колесная дорога в Чингоу захвачена японцами. 22‑му полку пришлось отходить горами, без путей. Такое движение под натиском противника всегда ведет к крайнему утомлению и быстрому расстройству войск. Орудия и часть обоза I разряда, для отступления которых не имелось колесных путей, пришлось бросить. Управление боем отступавших широким фронтом рот в этих трудных условиях утратилось. В двенадцатом часу в северной оконечности долины Лаофангоу стали собираться истомленные движением по горам части и до 12 час. 40 мин. дня задержали здесь авангард 12‑й японской дивизии, после чего вышли несколькими колоннами на этапную дорогу.

Около 10 часов утра началось отступление общего резерва и Саходзинского отряда. К 2 часам дня они благополучно отошли к перекрестку у Лаходена, где на этапную дорогу выходили пути от Чингоу и Тюренчена. Чтобы облегчить отступление сражавшихся полков, на высоту 84,1, к востоку от Хаматана, был выдвинут 11‑й Восточно-Сибирский стрелковый полк (два батальона с 8 пешими орудиями). Эта позиция, с крутыми скатами перед фронтом, представляла те невыгоды, что не преграждала непосредственно ни дорогу от Чингоу, ни дорогу от Тюренчена, и, таким образом, обход ее обоих флангов не встречал никаких затруднений. Несмотря на то, что уже в полдень получились сведения о появлении противника в долине Лаофангоу, мер для обороны, или хотя бы только разведки на этом направлении, принято не было.

Перейдя Ялу в 9‑м часу утра, 2‑я японская дивизия остановилась перед позицией, занятой 12‑м Восточно-Сибирским полком за р. Хантуходзой, выжидая прибытия артиллерии, переправа которой через Эйхо задержалась, и результатов охвата нашего левого фланга. Тем временем гвардия медленно продвигалась к высоте 84,1 через Сяолуфан, а 12‑я дивизия по долине Лаофангоу грозила отрезать наши сообщения.

Генерал-майор Кашталинский, не понуждаемый к тому атакой на фронте и располагая лишь смутными донесениями об угрозе левому флангу, задержал 12‑й Восточно-Сибирский стрелковый полк на р. Хантуходза слишком долго – до 2 часов дня. При отступлении полк обстреливался слева и, выдержав несколько японских атак, обогнул с юго-запада высоту 84,1; около 3 часов дня полк прошел перекресток у Хаматана, где был обстрелян головной ротой 12‑й дивизии; являлся вопрос, как пройдет тот же перекресток артиллерия и 11‑й полк; но в 12‑м полку потери достигали 40 %, из 12 ротных командиров выбыло 10, полк представлял только носильщиков с ранеными и уже не мог прикрыть прохождение опасного перекрестка последующими частями.

Двинувшиеся за полком орудия и пулеметная рота не успели уже проскользнуть в Хаматан. Под огнем японской роты они потеряли лошадей, снялись с передков и погибли здесь, задерживая своим огнем развертывание 12‑й дивизии.

11‑й Восточно-Сибирский полк, выжидая отход всех раненых 12‑го полка, задержался на своей позиции слишком долго – до 5 часов дня. К этому времени уже правый его фланг был охвачен и откинут к «холму бритве», почти отвесные скаты которого препятствовали отступлению. Левый фланг был охвачен большими силами, и японцы, к которым батареи уже прибыли, появились вблизи перевала у Хаматана, через который лежал единственный путь отступления.

Командир 11‑го полка, полковник Лайминг, решил пробиться штыками. К штурмовой колонне примкнул хор музыки, рота со знаменем, и команда нестроевых с перевязочного пункта. Поддерживаемая огнем орудий, прислуга которых еще не была перебита, под звуки полкового марша, под ужасным перекрестным огнем колонна прорвалась – японцы не приняли штыкового удара. За ротами, провожаемыми сильным огнем, двинулось все живое; несколько уцелевших артиллеристов, расстреляв последние патроны и разбросав прицелы и затворы, пробрались на этапную дорогу прямо горами.

В этом бою мы потеряли 63 офицера и 2718 нижних чинов и оставили на поле сражения 21 орудие и 8 пулеметов. Потери японцев – около 1000 человек.

Арьергард наш, составленный из не участвовавших в бою частей, отходил по этапной дороге в полном порядке. Но надорванные боем части перемешались с обозом, двигавшимся в полном беспорядке; создалось весьма тревожное настроение, и ночью, под влиянием слухов о появлении японской конницы, на этапной дороге к Фын-Хуан-Чену произошел целый ряд ложных тревог, со стрельбой во все стороны, скачкой обоза и т. д.; слухами в тылу размеры нашего поражения были значительно усилены.

Коннице нашего левого фланга в момент переправы предоставилась возможность произвести давление на тыл обходящих японских частей, или же, по крайней мере, основательной разведкой выяснить скученное положение всей армии Куроки. На деле, однако, конница нашего левого фланга отошла от Ялу еще раньше главных сил, не понуждаемая к тому японцами.

Японцы далее с. Лоходена не преследовали. Наш арьергард удерживался до утра 21 апреля у Пьямыня. Но вера в спасательность арьергардных боев утратилась, и Восточный отряд, как только удалось эвакуировать раненых, отошел на перевалы Феншуйлинского хребта, сблизившись с Ляояном до расстояния в 3 перехода. 23 апреля японцы заняли Фынхуанчен.

Оценивая действия японцев, нужно заметить, что при переправе через Ялу, которая являлась для них неизбежной, они не ограничиваются одной этой задачей, а стремятся при этом нанести возможно сильное поражение русским войскам. Тогда как все кордонное расположение Восточного отряда показывает, какое преувеличенное значение мы придавали местным препятствиям и владению теми или другими участками местности, целью действий японцев явилась исключительно живая сила противника; местно-позиционные стремления не пересилили активных побуждений даже в трудный момент переправы через большую реку.

За две недели до боя твердо установлена цель; каждая часть получила заблаговременно ясную, определенную наступательную задачу, что создало весьма выгодную обстановку для работы армии и проявления энергии и способностей всех чинов.

Располагая почти двойным превосходством в силах, наш противник, однако, не считает, чтобы на поле сражения могли быть лишние батальоны и сосредоточивает к нему почти все силы. Против каждого из наших полков они развертывают полторы дивизии, с соответственной артиллерией, что дает быстрый успех. Чтобы добиться численного превосходства на поле сражения, японцы отказываются от совершения 12‑й дивизией кружного, глубокого обхода, точный расчет которого при плохих дорогах был бы невозможен.

Преследование ограничивается полем сражения; однако некоторые части делают в бою по горам, со многими подъемами и спусками, до 15 верст, и, по-видимому, приближаются к пределу своих сил. Все обозы оставались на другом берегу Ялу; пехотные части наступали без снаряжения; перед началом дальнейшего движения надо было установить сообщения, подвезти ранцы, продовольствие, пополнить патроны; следовательно, преследовать далее по горячему следу пехотой было почти невозможно; конница же была для этого слишком слаба и едва ли могла бы добиться в этой гористой местности каких-либо серьезных результатов.

Вероятно, успех японцев был бы еще значительнее, если бы своевременно были подготовлены средства, чтобы перекинуть через Эйхо артиллерию, и если бы 2‑я и гвардейская дивизии, не делая роздыха, теснили с утра отступавшие части 12‑го полка.

Рассматривая наши действия, необходимо отметить, что генерал-адъютант Куропаткин справедливо стремился уклониться от сколько-нибудь серьезных боевых действий на Ялу; что генерал-лейтенант Засулич ни в одном из своих приказаний не обмолвился указанием оказать упорное сопротивление; бой был задуман как крайне осторожный, но искусства удержать его в этих рамках не оказалось.

Всякое отступление в бою действует крайне вредно на дух войск; поэтому одна из основных истин той стратегии, на которой воспитались японцы, заключается в том, чтобы никогда не ставить пехоту в такое положение, чтобы ей пришлось отступать. Раз неготовность наша на театре действий требовала отступления, то лучше было производить его, своевременно уклоняясь от боя и не рассчитывая на то, что в случае неловкой лобовой атаки противник понесет значительные потери.

Несмотря на несоответствие сил, тот же Тюренченский бой, данный не с целью временного задержания, а для решительного отпора врагу, отличался бы тем, что мы развернули на фронте Тюренчен – Потетынза гораздо большие силы, ввели бы в бой до 40 орудий, пехота бы изготовилась лучше, устроила более совершенные окопы и опорные пункты, и окончательный успех, если и достался бы японцам, то лишь ценой огромных жертв.

В тактическом отношении необходимо отметить, что три принимавших участие в бою полка – 12, 22 и 11‑й – действуют совершенно самостоятельно, вне связи друг с другом, что ставит их в безнадежное положение, и наиболее геройские усилия пропадают непроизводительно.

Уже с самого начала боя отдельные роты наши производят ряд коротких штыковых атак, недостаточно подготовленных огнем, едва ли нужных, влекших за собой бесполезные потери и характеризовавших только склонность переходить от огневого боя к штыковому, воспитанную в армии. Свидетельствуя, с одной стороны, о высоком моральном элементе наших полков, эти атаки говорят и о недостаточном уважении и обучении огневому бою. Это замечание, конечно, не касается совершенно целесообразной последней атаки 11‑го полка, когда штыками приходилось, пробиваясь, спасать честь русского оружия.

Наша артиллерия, по искусству стрельбы превосходящая японскую, в тактическом отношении получает совершенно не соответствующее употребление; неумело располагается, обнаруживает свои позиции стрельбой по второстепенным целям, вступает в единоборство с неприятельской артиллерией, несмотря на очевидное ее превосходство, и затем гибнет вследствие неосведомленности начальников об обстановке на поле сражения.

Разведка в бою ведется плохо.

Оборона нами р. Ялу является лишним доказательством того, как трудно установить пункт неприятельского перехода через реку; предвзятая мысль о переправе в одном пункте (в Саходзах, в данном случае) держится еще упорно в то самое время, когда противник последовательно преодолевает реку на другом направлении.

Следствия Тюренченского боя были чрезвычайно неблагоприятны для нас. Вместо выигрыша времени получился существенный проигрыш, так как ободренный успехом Куроки продвинулся далее, чем то предполагалось ранее. Наш Восточный отряд утратил на некоторое время оперативную годность. Создалась крайне благоприятная обстановка для высадки II японской армии: Тюренчен связал на время руки командующему русской армией и открыл японцам путь на Квантун.