Русь Новгородская

НА ПОРОГЕ ГИБЕЛИ

Незадолго до завоевания Новгородской земли Москва сама оказалась в критическом положении.

В 1445 году в бою под Суздалем великий князь Московский Василий II попал в плен к татарам. Хан Улу-Мухаммед предложил князю свободу в обмен на огромный выкуп и кабальные условия, которые, по сути, возвращали Русь во времена Батыя. Василий II, литовец по матери, страстно желая властвовать над русскими и не считаясь с их национальными интересами, согласился выполнить все требования хана. В Москву Василий II явился окруженный толпой татарских князьков, уже готовых принять власть над русскими городами. Такого позора Москва не видывала уже давно! Народ негодовал на своего князя, который ради собственного спасения был готов отдать их в рабство татарам.

Всеобщим возмущением воспользовался князь Дмитрий Шемяка, давний противник Василия II. Он возглавил, можно сказать, национальное восстание против великого князя, вступившего в сговор с врагами Руси. Дмитрию Шемяке удалось быстро сплотить оппозицию и отстранить Василия II от власти. Совершая суд, восставшие вопрошали великого князя: «Почто еси тотар привел на Рускую землю, и городы дал еси им и волости в кормленье? А тотар любишь и речь их любишь паче меры, а хрестьян томишь без милости, а злато и сребро тотарам даешь, и именье великое» ^{232} .

Оппозицию Василию II, поддержанную широкими массами русского населения, духовно окормляли старцы Троице-Сергиева монастыря. Несмотря на это, Василию II вскоре удалось собрать вокруг себя своих сторонников, и кровавая борьба за великокняжеский престол вспыхнула с новой силой.

Воспользовавшись московской смутой, Швеция в союзе с Ливонским орденом нанесла удар по Руси с запада. В течение 1445–1448 годов Великий Новгород совместно с Псковом вел тяжелую войну против западных агрессоров. Положение Новгородской республики осложнилось еще более, когда Литва, тоже не преминув воспользоваться русской междоусобицей, предъявила претензии на исконно новгородские земли. Тем не менее из этой сложнейшей ситуации Великий Новгород вышел с честью и в очередной раз оказался тем щитом, который уже не раз спасал Русь от западных поработителей.

Новгородская республика издревле предоставляла убежище гонимым и обездоленным. Ее гостеприимством пользовались многие русские князья, испытавшие поражения в усобицах и преследуемые своими врагами. Великий Новгород всегда давал им прибежище, несмотря на недовольство их противников и невыгодность такого покровительства с политической точки зрения. Не отступили от своего правила новгородцы и во время московской смуты. В Новгороде попеременно скрывались от преследователей и Василий II, и Дмитрий Шемяка.

Василий II, победив Шемяку и укрепившись на великокняжеском престоле, отплатил Новгороду за его невмешательство в московскую междоусобицу и оборону западных границ черной неблагодарностью. В 1456 году, чтобы наказать новгородских бояр якобы за связь с Дмитрием Шемякой, Василий II предпринял поход на Новгород. Часть его войск составляли татары, принятые на московскую службу.

Военные действия начались с того, что войска Василия II заняли Торжок. Затем они разграбили Старую Руссу, в которой убили множество жителей. Московские полки уже готовились двинуться на сам Новгород, как перед ними неожиданно появилось конное новгородское войско. В завязавшейся битве решающую роль сыграли татары. Они издали стрелами перебили лошадей у закованных в броню новгородских всадников и тем самым преподнесли победу великому князю.

1456 году в местечке Яжелбицах в результате переговоров между новгородским архиепископом Евфимием и Василием II был заключен договор. Новгородская республика, потерпевшая в войне поражение, лишилась некоторых своих суверенных прав, в том числе права предоставлять убежище политическим изгнанникам. Согласно этому договору новгородцы также обязывались выплатить Василию II контрибуцию в размере 10 ООО рублей — сумму по тем временам несметную. Чтобы представить ее размеры, надо сказать, что хан Едигей в 1408 году за снятие осады с Москвы получил 3000 рублей, а самого Василия II татары выпустили из плена за 5000 рублей. О чем это говорит? О богатстве Великого Новгорода и истинных причинах похода, предпринятого Василием II.

Спустя пятнадцать лет после заключения Яжелбицкого договора Иван III, сын Василия II, приступит к окончательному завоеванию Новгорода. За пример он возьмет действия отца. Иван III также поведет на Новгород татар и применит их тактику в борьбе с новгородцами.

В середине XV века политика Новгородской республики по отношению соседей оставалась прежней. «Новгород всегда оставался верен старине; он не хотел ни властвовать, ни расширять своих пределов; он хотел и сам быть, и видеть вокруг себя русский мир в таком положении, в каком он вырос в протекшие века; готов был, по старинным обычаям, признавать над собою первенство великого князя в качестве первого между равными, но не в значении властвующегр князьями; хотел, чтобы собственная его автономия была не нарушена» ¹. Однако к этому времени на Руси сформировалась сила, которая смотрела на положение общерусских дел совсем иначе, чем Новгород. Не обращая внимания на старину, уничтожая вековые традиции, не считаясь ни с чем и ни с кем, Москва уже строила свой новый имперский мир, который можно назвать российским, но никак не русским.

Л. Гумилев писал, что в конце XV века москвичи перестали воспринимать новгородцев как «своих». Иван III шел на Новгород, по слову летописца, «не яко на христиан, но яко на язычник и на отступник православья» ¹. Молодой московский этнос в тот момент уже руководствовался новым национально-политическим менталитетом. Москвичи громили старорусский новгородский этнос и выкорчевывали его многовековые традиции с непоколебимой уверенностью в своей полной правоте. И это не удивительно. Все новое и революционное всегда стремится расправиться со старым и консервативным, даже если это старое на самом деле является исконно «своим».

В отечественной, особенно советской, историографии, когда речь заходит о завоевании Москвой Великого Новгорода, часто употребляется слово «воссоединение». Встречается оно и в книге Д. С. Лихачева «Новгород Великий. Очерк культуры Новгорода XI–XVII веков», 1945 года издания.

Это исследование выдающегося ученого интересно и содержательно. Однако Д. С. Лихачеву, написавшему книгу в период правления Сталина, пришлось отдать дань времени. Характерно название одной из глав: «Сторонники воссоединения с Москвой в Новгороде». Сразу напрашивается вопрос: разве Великий Новгород когда-то отделился от Москвы? Как известно, до момента захвата его Иваном III он был самостоятельным государством, никогда не входившим в состав Московского княжества. Или название другой главы: «Воссоединение Новгорода с Русским государством». Не правда ли неловко за государственную власть, идеология которой заставила Д. С. Лихачева писать явную нелепицу? Ведь ему, знаменитому специалисту в области древнерусской культуры и истории, было прекрасно известно, что Новгород никогда не отделялся от Русского государства? Однако иначе выражаться в то время не позволялось.

Сталинская концепция истории безапелляционно отождествляла Русское государство только с Москвой. Следуя этой доктрине, историкам приходилось утверждать, что Москва не завоевывала другие русские земли, а воссоединяла с собой. Они, дескать, когда-то от нее отпали, и московским князьям выпал нелегкий жребий их воссоединять. Даты отпадений русских княжеств и земель от Москвы, естественно, обходили молчанием.

Такая однобокая и, по сути, убогая концепция русской истории, однако, не была «научным» открытием только сталинских историков. Свое вдохновение они черпали из трудов некоторых своих предшественников, историков имперской России.

МОСКОВСКАЯ ПРОПАГАНДА

Историки М. Д. Приселков и Я. С. Лурье подчеркивали, что изложение в отечественной историографии хорошо известного процесса присоединения Новгорода к Москве, содержит массу пробелов и неясностей ^{233} . Причина этого в «московской политической трактовке» почти всех дошедших до нас летописей. Источники, написанные москвичами, освещают историю присоединения Новгорода, не скрывая предвзятости и не стесняясь сообщать явные нелепицы. «Политическая тенденциозность и необъективность московских летописей в этом отношении, к сожалению, очевидна. Два московских рассказа о присоединении Новгорода („Словеса избранна от святых писаний“ и повествования в великокняжеском своде) построены на традиционной схеме сказаний о битвах христиан с „неверными агарянами“, то есть, по той схеме, которую принципиально нельзя было применять к единоверному и единокровному Новгороду» ^{234} .

Причины, повод и ход завоевания Новгорода Иваном III известны только со слов московских источников. «Что же произошло в Новгороде в последний год самостоятельного политического бытия феодальной республики? Ответ на этот вопрос крайне затруднен из-за отсутствия новгородских источников. Московская точка зрения на события, непосредственно предшествовавшие войне с Новгородом, отразилась в двух памятниках: один из них — рассказ Московской летописи, другой — „Словеса избранные“ читающиеся в летописях Софийско-Львовской и Новгородской IV по списку Дубровского» ^{235} . В этих источниках представлен односторонний взгляд на присоединение Новгородской земли к Москве. Сами новгородцы, став подданными московского государя, уже не могли свободно и безнаказанно излагать свое видение происшедших событий. Если какие-либо источники и содержали новгородский взгляд на гибель республики, то они, по всей видимости, были уничтожены с благословения Москвы.

«„Словеса“ и рассказ Московской летописи — два публицистических памятника официального характера, в наиболее развернутом виде раскрывающие мотивы действий великого князя и обоснование необходимости и правомерности Новгородского похода. Официозность происхождения, следовательно, оценок и выводов — их основная общая черта» ^{236} .

Какие выводы можно сделать, читая московский рассказ о присоединении Новгорода Иваном III? «Во-первых, в нем всячески подчеркивается миролюбие и долготерпение московского князя… Думается, подчеркивание миролюбия великого князя — не случайность. Война против одной из русских земель, русских против русских, представляется современникам крайне непопулярной, негативной акцией. Сознание общности интересов русских земель пустило достаточно глубокие корни: обнажая меч против одной из них, великий князь считает необходимым представить эту акцию в возможно менее отрицательном свете.

Второй момент, не менее настойчиво подчеркиваемый, — традиционность, „старина“ подчинения Новгорода великому князю. Выступая против Новгорода, великий князь защищает „старину“, нарушенную новгородцами.

Третий момент — связь политического единства Русской земли с единством церковным. Поход против Новгорода — это поход не только против изменников государства, но и против отступников Церкви, он приобретает характер нравственного императива» ^{237} .

Московские пропагандисты выполняли политический заказ Ивана III, который требовал от них оправдать захват Новгорода. В своих писаниях москвичи все поставили с ног на голову и белое представили черным. Московские источники характеризуют русских православных новгородцев как предателей Руси, Церкви и старинных отеческих обычаев. Неудивительно, что, начитавшись и наслушавшись подобных измышлений, жители Московского княжества могли в праведном гневе восклицать: «Разве новгородцы теперь нам братья? Любой инородец, признающий власть нашего государя, отныне нам ближе, чем они!» Так, собственно, в реальности и происходило.

Именно в эпоху правления Ивана III окончательно оформилось демагогическое утверждение, что настоящими русскими являются только те, кто преданно служит Москве и ее правителю. Эту примитивную идею с тех пор так глубоко вбивали в русское народное сознание, что она приносила плоды даже во времена тирании Сталина.

Москва, объединяя русские земли вокруг себя, пользовалась, не будет преувеличением сказать, любыми средствами. Но с течением времени московские государи стали отдавать предпочтение военной силе. Во многих случаях использовать ее было проще и эффективней. Тем более что военный потенциал Москвы, не в пример соседям, постоянно рос. Если сильный всегда прав, то стоило ли Москве утруждать себя поиском способов полюбовного объединения с Новгородом, военные силы которого уступали московским?

СОЮЗ С ЛИТВОЙ

Одним из официальных предлогов для нападения Москвы на Великий Новгород стало обвинение новгородцев в желании присоединиться к Литве. Однако почему вдруг у свободолюбивых новгородцев возникло столь странное желание? Отчего им внезапно надоело жить в суверенном государстве и захотелось стать вассалами Литвы, с которой они до этого постоянно воевали? Ответ очевиден. Москва сама спровоцировала возникновение в Новгороде пролитовской партии, которая и обратилась за помощью к Казимиру, великому князю Литовскому и королю Польши.

Политика Иван III по отношению к Великому Новгороду — это стремление реально, а не номинально, как было до него, подчинить Новгородскую республику Москве. Именно упорное проведение этой политики в жизнь и заставило новгородцев обратить свой взор к Литве. Только угроза гибели собственного государства вынудила новгородцев искать союза с Литвой. В иных обстоятельствах такое желание у них никогда не возникло бы и в мыслях.

Почему новгородцы обратились за помощью именно к Литве? Из всех возможных вариантов этот был для них самым приемлемым. В XIV–XVI веках Литовское государство имело федеративный характер. Причем русские занимали в нем столь важное место, что в историографии закрепилось название Литовско-Русского государства.

Когда Великий Новгород остался один на один с Москвой, «под властью короля Казимира соединилась значительная часть русского мира. Русские города не теряли основ своего прежнего порядка; не видно было стремлений подавить самобытность русских земель, поступивших в состав литовской державы: если и допускались изменения, то они не только не стесняли свободы, но и способствовали ее расширению» ^{238} .

Казимир целенаправленно укреплял гражданские свободы и неприкосновенность имущества своих подданных. Благодаря такой политике, крупные землевладельцы стали почти полностью независимыми от государства. Казимир давал горожанам и торговому сословию широкие привилегии и способствовал их процветанию. Внутриполитический курс короля не способствовал укреплению его личной власти, однако возглавляемая им федерация становилась все более и более привлекательной в глазах соседей, в частности, Великого Новгорода.

Сложилась парадоксальная ситуация. В Литовском государстве русские не были державнообразующим народом, однако по благосостоянию и свободе они стояли выше собратьев, находившихся под властью Москвы, которая тогда формально создавала единое русское государство. В будущем положение только усугубится. Москва создаст империю, где русские, государственно-образующий народ, по сравнению с другими народами, входящими в эту империю, будут находиться по многим параметрам в худшем положении.

В Литовско-Русском государстве новгородцы имели возможность сохранить свою веру, свободу и имущество. В Московском же, как показало будущее, те новгородцы, которым удалось остаться в живых, сумели сохранить только веру.

За помощью к великому князю Литовскому обратились «новгородцы в последний, решительный час. Но великий князь литовский и вместе король польский был католик; отложиться от московского князя и поддаться литовскому, отложиться от московского митрополита и признать свою зависимость от митрополита киевского, митрополита подозрительного по своему поставлению в глазах многих, в глазах большинства в Новгороде, в глазах всего северного народонаселения значило изменить православию, приложиться к латинству или, по крайней мере, подвергнуть древнее благочестие сильной опасности. Таким образом, мысль о подданстве великому князю литовскому встречала сопротивление в господствующем чувстве большинства в Новгороде, в привязанности к вере предков; таким образом, Москва в окончательной борьбе своей с Новгородом имела могущественного нравственного союзника, обещавшего верную победу; этот союзник было православие» ^{239} .

Защищаясь от агрессии Москвы, новгородцы, кроме Литвы, могли обратиться за помощью к Швеции, Ливонии или Орде. Эти государства опасались усиления Москвы за счет присоединения Новгородской земли, поэтому, несомненно, откликнулись бы на призыв о помощи. Однако новгородцы не стали вовлекать во внутренний русский конфликт иноземцев. Несмотря на смертельную угрозу своей независимости, они проявили благородство, достойное восхищения всей русской нации. Если бы Великий Новгород вступил в коалицию с иноземцами против Москвы, последствия для всего русского народа были бы ужасающими.

ХОД ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ

«Естественные рубежи отделяли Новгородские владения и от земель Северо-Восточной Руси. Это были обширные пространства заболоченных лесов, занимавших водоразделы рек ильменского бассейна и верхних притоков Волги» ^{240} . Издавна князья Северо-Восточной Руси нападали на Новгород по проторенным дорогам, не рискуя сворачивать с них в сторону. Кто пренебрегал опытом предшественников, тот горько расплачивался за легкомыслие.

Так, в 1316 году великий князь Михаил Ярославич предпринял поход на Новгород. К его приходу новгородцы успели хорошо подготовиться. Подойдя с войском к Новгороду, Михаил Ярославич нашел город сильно укрепленным и понял, что на легкую победу рассчитывать не приходится. К тому же «остервенение и многочисленность собранных в Новгороде ратников изумили великого князя: он стоял несколько времени близ города, решился отступить и вздумал, к несчастию, идти назад ближайшею дорогою, сквозь леса дремучие. Там войско его между озерами и болотами тщетно искало пути удобного. Кони, люди падали мертвые от усталости и голода; воины сдирали кожу с щитов своих, чтобы питаться ею. Надлежало бросить или сжечь обозы. Князь вышел, наконец, из сих мрачных пустынь с одною пехотою, изнуренною и почти безоружною» ^{241} .

Южно-восточные районы Новгородской республики были неудобны для военных действий. Все пути продвижения войск здесь легко предсказывались. Новгородцы надеялись на природную защищенность этого рубежа обороны и особенно не укрепляли его. Хотя именно природа давала возможность сделать южно-восточную границу неприступной. Для этого надо было только среди трясин и дремучих лесов на стратегически важных дорогах воздвигнуть каменные крепости. Вместо них здесь располагались редкие деревянные укрепления. Новгородцы все же не считали москвичей заклятыми врагами и никогда по-настоящему не готовились вести с ними затяжную кровопролитную войну. Новгородцы относились к москвичам, как к единокровным и единоверным братьям.

Иван III решил захватить Великий Новгород в 1471 году. К несчастью для новгородцев, лето этого года выдалось на редкость засушливым. С мая по сентябрь не выпало ни одного дождя. Непроходимые лесные топи высохли. Московские полки с обозами и скотом смогли идти путями, которыми до этого никто в Новгородские пределы не вторгался.

Передовые полки москвичей вошли в пределы Новгородской республики в начале июня 1471 года. Им было приказано «жечь без пощады новгородские пригороды и селения; положить пусту землю, через которую будет лежать путь, — убивать без разбору и сострадания и малых, и старых, и загонять в плен, людей» ^{242} .

Сам Иван III во главе войска выступил из Москвы 20 июня. Накануне похода он раздал милостыню, помолился перед гробницами московских святых и принял благословение митрополита.

Тем временем московские отряды и их псковские союзники уже без пощады опустошали Новгородскую землю с запада и востока. «С одной стороны воевода Холмский и рать великокняжеская, с другой псковитяне, вступив в землю Новгородскую, истребляли все огнем и мечем. Дым, пламя, кровавые реки, стон и вопль от востока и запада неслись к берегам Ильменя. Москвитяне изъявляли остервенение неописанное: новгородцы-изменники казались им хуже татар. Не было пощады ни бедным земледельцам, ни женщинам» ^{243} .

В войсках, которые Иван III двинул на Новгород, находились отряды касимовских и мещерских татар. «Иноплеменные поселенцы русской земли, они платили теперь верною службою московскому самовластию за раболепство ханам предков московского государя» ^{244} . То, что степняки не смогли сделать под предводительством Батыя, они совершили под главенством Ивана III. Самостоятельно ни татары, ни москвичи не смогли завоевать Новгород. Победили новгородцев только их объединенные войска. Впрочем, это касается не только Новгорода, но и всей Руси.

«Тактика выжженной земли — характерная особенность похода 1471 года. Вступив на Новгородскую землю, московские воеводы, выполняя волю Ивана III, принялись действовать примерно так, как действовали татары во время своих набегов на русские земли… Сын Василия Темного умел быть жестоким. К тому же два века постоянного общения с Ордой многому научили благородных потомков Всеволода Большое Гнездо. Среди прочего татары научили их великой силе страха. Отправляясь в поход против сильного противника, татары посылали вперед самых отъявленных головорезов, которые своими зверствами над местным населением должны были поднять и погнать перед войском сокрушительную волну паники» ^{245} .

Из-за чего московские правители не любили Великий Новгород, понятно. Но вот почему простые москвичи так жестоко относились к новгородцам?

«Новгородцы гордились своим образом жизни и ощущали себя среди других русских некоей избранной общностью» ^{246} . Конечно, это многим не нравилось. В Северо-Восточной Руси «новгородцев издавна недолюбливали: завидовали их достатку, возмущались их самоуверенностью и развитым чувством собственного достоинства» ^{247} . Поэтому московская чернь восприняла антиновгородскую пропаганду с энтузиазмом. Со стороны властей понадобился лишь легкий намек, чтобы москвичи занялись открытым и безнаказанным грабежом. «В то время как Ивановы полки громили новгородцев в низовых областях, сам народ добровольно собирался большими толпами и ходил на Новгородскую землю за добычей, так что, по замечанию летописца, весь край был опустошен до самого моря» ^{248} . Так Новгородская земля, избежавшая монгольского разорения, была ограблена москвичами.

24 июня московские войска под командованием князя Данилы Холмского разграбили и сожгли Русу. Новгородцы, чтобы прекратить опустошение своей земли, выступили навстречу противнику. Их передовые силы столкнулись с ратью Холмского у села Коростынь.

Новгородская пехота вначале потеснила москвичей. Однако конница, которая двигалась во втором эшелоне новгородского войска, не только не развила успех, но вообще отказалась принять участие в сражении. Дело в том, что эта конница, составлявшая «владычный полк», подчинялась новгородскому архиепископу. Владыка же Феофил занимал промосковскую позицию и не благословил новгородское войско на войну с Иваном III. Воеводы «владычнего полка» заявили, что архиепископ благословил их биться только с псковичами, и оставили поле битвы.

Тем временем князь Холмский, перехватив инициативу, приказал своим воинам перейти в наступление. Новгородская пехота была разбита, многие новгородцы попали в плен. Москвичи отнеслись к ним бессердечно. Отрезав пленным носы, губы и уши, они отпустили их на свободу, крича вслед: «Покажитесь теперь своим!» Когда изувеченные появились в Новгороде, одни из граждан пришли в страх, другие же, наоборот, ожесточились и решили мстить.

10 июля из Пскова против Новгорода выступило около 10 тысяч псковичей. Командовал ими московский воевода князь Василий Шуйский. В жестокости это войско не уступало московскому. В Новгородской земле псковские отряды уничтожали селения, грабили мирных жителей и сжигали их вместе с домами. По замечанию летописца, таких ужасов войны Новгород не испытывал со дня своего основания ^{249} .

Стремясь прекратить насилие и не допустить соединения псковского войска с московским, новгородцы собрали многочисленную рать и послали ее против псковичей. Узнав об этом от новгородских предателей, Иван III приказал князю Даниле Холмскому идти на помощь к псковским полкам.

Новгородское войско продвигалось навстречу псковичам по реке Шелонь. Вечером 13 июля новгородцы внезапно увидели на другом берегу полки князя Холмского. Оба войска ночевали на противоположных берегах реки.

Утром 14 июля москвичи переправились через Шелонь и завязали битву. Новгородцы, превосходившие противника численностью, сначала отбросили полки Холмского назад, а затем сами стали переправляться на противоположный берег реки. Казалось, что победа уже близка. Однако в решающий момент сражения в тыл новгородцев ударили татары, скрытно обошедшие их с фланга. «Новгородцы имели опыт сражений только с тяжеловооруженной рыцарской конницей и пешими ливонскими латниками. А москвичи давали им жестокие уроки нового „московского боя“ — со стремительной и маневренной конницей, степной ловкостью в седле, меткой и быстрой стрельбой из лука, устрашением неприятеля диким криком несущейся вперед лавины всадников» ^{250} .

Князь Данила Холмский, остановив отступление своих воинов, приказал им стрелять из луков в лошадей тяжеловооруженной новгородской конницы. «В рядах новгородцев началась паника. Боевой клич москвичей — „Москва-а!“ — сливался с татарским „урра-а!“ в один жуткий, бесконечный вопль ярости. Передние ряды новгородцев дрогнули и, сминая задние, обратились в бегство. Вскоре битва превратилась в кровавую вакханалию» ^{251} .

Москвичи не просто заимствовали технику и тактику монгольского боя, они значительно усовершенствовали и то, и другое. В Москве объединили все самое лучшее из воинского искусства славян и монголов. Результат такого синтеза оказался превосходным. Преимущество московских войск ярко проявилось и на Куликовом поле против ордынцев, придерживавшихся восточного метода ведения битвы, и на Шелоне против новгородцев, следовавших славянской манере боя.

Новгородское вооружение, тактика и стратегия, великолепно проявившие себя против западных рыцарей, оказались совершенно непригодны на московском фронте. «Хочешь мира — готовься к войне». Этому принципу Великий Новгород следовал только по отношению к Западу.

В битве на Шелоне новгородцы были разгромлены наголову. Их потери, по московским источникам, составили двенадцать тысяч человек. Это были лучшие воины Новгорода. «Теперь уже москвичам опасаться было нечего; воеводы отправили отряды жечь новгородские волости и истреблять людей. Рати пошли на запад и опустошили неистово Новгородскую волость вплоть до реки Нарвы, отделявшей ее от земель Ливонского ордена» ^{252} .

Москвичи захватили множество новгородцев в плен. Предводителей новгородского войска Иван III приказал казнить. Некоторых бояр он повелел бить кнутом, других отправить в кандалах в московские темницы. Простых новгородцев великий князь, желая показать свое милосердие, отпустил на свободу.

Сначала известие о Шелонской катастрофе посеяло в Новгороде панику. Но затем значительная часть новгородского общества сплотилась и решила защищать Отечество до конца. Новгородцы стали спешно вооружаться, готовить город к осаде и уничтожать изменников. Промосковская партия, до этих пор почти открыто раскалывавшая общество, вынужденно замолчала.

Новгородцы полагали, что Иван III немедленно попытается взять город приступом. Однако вместо этого великий князь разбил свой лагерь около погоста Коростынь примерно в двадцати верстах от Новгорода. Иван III понимал, что более решительные действия сплотят новгородцев еще крепче, и тогда война примет затяжной характер. А этого нельзя было допустить ни в коем случае. Благоприятная внешнеполитическая обстановка могла измениться в любой момент. Соседние государства, особенно Литва, могли очнуться от оцепенения и выступить против Москвы. Никто из них не желал усиления Московского княжества за счет присоединения Великого Новгорода.

Иван III избрал очень тонкую тактику. Разорив Новгородскую землю и уничтожив лучшую часть новгородского войска, он расположил свои полки вокруг Новгорода, угрожая атаковать его в случае неповиновения. Иван III рассчитывал, что ужасы войны и подпольная деятельность его сторонников в Новгороде сделают свое дело, и новгородцы смирятся с поражением.

Так и произошло. Понадобилось немного времени, чтобы новгородцы потеряли волю к сопротивлению. Большинство из них пришло к выводу, что достаточных сил для обороны Новгорода нет, а продолжение войны приведет лишь к уничтожению города и массовой гибели его жителей. С другой стороны, поднявшая голову промосковская партия сделала все, чтобы убедить новгородцев пойти на переговоры с великим князем. Под Коростынь в московский лагерь отправилось посольство во главе с владыкой Феофилом.

На удивление новгородцев, Иван III в своих требованиях оказался относительно умеренным. Да, он взял огромную, в пятнадцать с половиной тысяч рублей, контрибуцию и отторгнул от Новгорода некоторые территории, но при этом оставил новгородцам самое главное для них — традиционное государственно-общественное устройство. Иван III не любил спешить. На первом этапе присоединения Новгорода он посчитал достаточным того, что новгородцы, сохранив видимость суверенитета, признали свою землю вотчиной Москвы.

Коростынский договор должен был послужить успокоительной микстурой и для Великого Новгорода, и для соседних государств. Этот договор предоставлял новгородцам вместо полного уничтожения относительно свободную жизнь под главенством великого князя, а европейцев заверял в том, что Москва не намерена поглотить Новгород полностью.

План Ивана III состоял в том, чтобы постепенно изменить природу новгородской государственности и только после этого уничтожить ее внешние атрибуты. Помочь осуществить этот план должны были новые рычаги власти, которые Иван III получал в Новгороде в соответствии с Коростынским договором, и промосковская партия, отныне явно опиравшаяся на поддержку великого князя.

В момент заключения Коростынского договора тот, кто хотел верить в его искренность, поверил. Однако через несколько лет от иллюзий не осталось и следа.

К решительным действиям Иван III приступил через несколько лет после заключения Коростынского договора. В 1477 году он потребовал от новгородцев признать его полновластным государем, отказаться от остатков суверенитета и уничтожить общественно-республиканское устройство. Новгородцы ответили осторожным отказом. Тогда Иван III, вновь подняв знамя борьбы с вероотступниками, объявил Новгороду войну.

К этому времени военная мощь Великого Новгорода была уже значительно подорвана. Новгородцы не могли противостоять многочисленному московскому войску в открытом бою. Сил едва хватало для обороны за городскими стенами. По обычаю предков новгородцы намеревались уничтожить вокруг города все селения и монастыри, чтобы лишить осаждающих убежища и провианта. Если бы это произошло, войска москвичей не смогли бы долго осаждать Новгород. Но Иван III опередил новгородцев. Как ему это удалось? Великому князю вновь помогли татары. «Первыми примчались к цели татары „царевича“ Даньяра — сына служившего Москве „царевича“ Касима… Именно они, выполняя приказ великого князя, внезапной атакой захватили монастыри, расположенные вокруг Новгорода… И это была важная удача москвичей, которые разместились плотным кольцом вокруг Новгорода именно в этих монастырях. Учитывая, что дело происходило в декабре и что впереди можно было ожидать длительной осады, — вопрос о пристанище для московских воинов становился едва ли не главным для успеха всего похода» ^{253} . Если принять во внимание немалый вклад татар в победу над новгородцами и в предыдущую кампанию, то невольно возникает вопрос: что делала бы Москва без татарской конницы?

Окружив Новгород, московские войска приступили к планомерной осаде. Когда доставили пушки, Иван III приказал обстреливать из них город непрерывно. Вскоре в Новгороде закончились съестные припасы. Ряды горожан безжалостно косили ядра, голод и болезни. На этом фоне все сильнее и сильнее звучал голос промосковской партии, изнутри подтачивавшей силы осажденных.

Обессиленные осадой, новгородцы пали духом и начали посылать к Ивану III посольства. Несколько раз они пытались заключить с великим князем мир на любых условиях, прося оставить Новгороду хотя бы символическую независимость. Однако их миссия не принесла результатов: Иван III настаивал на полном подчинении Великого Новгорода своей власти.

13 января измученные новгородцы сдались на милость великого князя.

«Покорив Новгород, московские власти начали с того, что расставили по всему городу стражу. Порядки вольного города уступили место военному режиму, характерному для любой московской крепости» ^{254} .

Очень скоро в Новгороде можно было увидеть картину, как, «прикрываясь рассуждениями о возврате к славной старине, Москва решительно сокрушала всю старую политическую систему, возводя на ее месте новое, невиданное доселе здание, одновременно похожее на храм, крепость и тюрьму» ^{255} .