Наконец-то он наступил — день первой настоящей летней рыбалки. С половины зимы начинаешь потихоньку перебирать удочки, делать новые поплавки, перематывать лески. Сидишь вечером за столом, под настольной лампой разложены крючки, поводки, мушки…
Я перебираю самые счастливые в своей рыбацкой жизни дни.
Был такой осенний вечер на озере Белом. Это, собственно, и не озеро, а луговая старица реки Вятки. Мы с отцом отправились на утиную охоту. Устроились на берегу, возле пышного стога. В прибрежной траве торчал темный нос деревянной плоскодонки. Отец черпал с него воду котелком и сказал:
— Хочешь рыбу половить!
Так получилось, что с ружьем я уже ходил, а настоящей самостоятельной рыбной ловли еще не изведал. Мы с ребятами дергали на Вятке уклейку с плотов или с пристани, а серьезные рыболовы в это время вываживали язей и лещей.
…Отец срезал таловый хлыст, вынул из рюкзака мотовильце с лесой и камышовым, покрытым белой масляной краской поплавком — и удочка готова. Он помял катышек черного хлеба, насадил на крючок. Забрасывать можно было только с кормы плоскодонки, чтобы попасть за кромку прибрежных водорослей. Легкий поплавок тут же заплясал на воде, приподнялся как-то наискось и замер.
— Дай я, дай! — Но дотянуться до удилища, которое держал отец, я не мог. Он отстранял меня одной рукой, чтобы не лез, и, не отрывая глаз от поплавка, коротко подсек. В воздухе мелькнула серебристая плотва.
— Дай я!.. Ты же мне сделал! — Я так волновался и горячился, что хлипкий дощаник завилял бортами и черпанул теплой озерной воды вместе с тиной.
Наконец, я отвоевал таловый хлыст и с дрожью нетерпения забросил крючок с черным катышком.
Ах, какая это была ловля! Какой был клев! Серебристые плотвицы одна за другой перелетали через борт лодки, на дне, в мелкой водице, трепыхалось их уже изрядно. Сколько это продолжалось — не помню.
Да, то была моя первая настоящая рыбалка. И вот вспоминаю дорогой мне румяный вечер на озере, и как вы думаете — что вижу перед глазами! Богатый улов, рыбу в лодке! Да нет же, конечно! Возникает видение самодельного камышового поплавка и — поклевка! Главное мгновение рыбалки — поклевка!
Разные они бывают. Легкий стук окуня по блесне, как электрический ток, переданный тонкому хлыстику удочки. Мгновенный всплеск возле мушки и короткий рывок под водой — опоздал рыбак с подсечкой и прощай, хариус! Внезапный (хоть и все время ожидаемый!) удар хищника по спиннинговой приманке… Но, какой бы она ни была, поклевка остается главным, самым драгоценным и памятным мигом рыбалки. Все остальное — ради нее: долгие сборы и подготовка, дальняя дорога, бессонные зори, тучи комаров — все ради этого трепетного мига!
Разумеется, той же донкой или жерлицей можно наловить щук, к примеру, куда больше, чем спиннингом. Но чего щуки сами по себе стоят — без электрического удара внезапной и долгожданной поклевки!
Самые захватывающие, самые волнующие секунды те, которые дарит оживший на глади воды поплавок. Поплавок — душа поклевки, он ее песня, ее воплощение. Но о нем — в следующий раз, тут потребуется особый разговор, даже особенный слог. А сейчас — о поклевке.
Ах, какой это желанный и всегда неожиданный, драгоценный и душевно-трепетный миг, когда поплавок вдруг вздрогнет, выпустив из-под себя широко расходящиеся кружки ряби, еще дрогнет и… замрет на тихой глади воды! Рука тянется к удилищу, но боится неосторожным прикосновением спугнуть чуткую рыбу. Тронет еще!.. Да, снова встрепенулся поплавок, на этот раз слегка решительнее, чуть даже притопился, попробовал нырнуть, но раздумал. И опять несколько секунд молчания. Неужели отошла! Неужели не возьмет!.. Но тут белое с красной верхушкой перо внезапно, без всякой дрожи, поднимается торчком, на миг задумывается и решительно наискось уходит вглубь! Рука сама делает сдержанную, но уверенную подсечку.
Вы, друзья, уже поняли, какая это рыба клевала, кто упругими толчками водит теперь в глубине натянувшуюся лесу! Ведь гусиное перо на своем выразительном поплавочном «языке жестов» может совершенно определенно рассказать, кто именно трогает насадку. Только что целую вечность мучил меня своей нерешительностью озерный карась в бронзовых латах.
Известно, что окунь хватает червя с ходу и топит поплавок. Серебристая сорожка теребит насадку воровато, как бы украдкой. Елец нападает лихо. Лещ поднимает червя со дна, и поэтому в решительный момент поплавок не тонет, а, наоборот, спокойно ложится на бок.
Но это все общие сведения, а на деле бывают многозначительные подробности и даже загадочные обстоятельства. Мелкий окунишка может совершенно убедительно изобразить клев крупного карася. Карась иногда способен, если судить по поплавку, лишь притронуться к червяку — пробка будет слегка дробить, ее легонько поведет в сторону. Настоящей хватки так и не будет. Но когда проверишь крючок, оказывается, что червяк чистенько обрезан. Как толстогубый карась сумел осуществить ювелирную операцию «чуть дыша» — непонятно.
Та же сорожка может порой бесконечно играть с насадкой, поддавать ее носом, щипать, тормошить — и поплавок будет дрожать, приплясывать, трепетать, но так и не нырнет ни разу. Насадка же все-таки окажется сбитой. А на другой день сорога хватает верно, надежно, и поплавок ведет себя солидно. Тут столько тонкостей и возможностей, что все их никогда не познать. И, стало быть, всей прелести поплавочной ловли никогда не исчерпать.
Я уверен, что и вы, друзья, тоже без всяких колебаний ответите на вопрос: какие моменты рыбалки — самые-самые. Конечно, те золотые мгновения, когда сам собой вырывается из сердца счастливый шепот:
— К-клюет!..
Борис ПЕТРОВ
г. Красноярск
Трое москвичей в тайге под Красноярском поставили эксперимент «на выживание». Они вошли в девственный лес, имея при себе лишь топор, складные ножи и котелок. Один из них был курильщиком, и поэтому у него оказалась коробка спичек. Ниже мы публикуем рассказ о том, как участники эксперимента встретили на своем пути таежную речку и какие события развернулись на ее берегу.
…Толя вернулся быстро — возбужденный, с круглыми глазами. Не думаю, что он был бы взволнован больше, если бы повстречал у реки водяного. Не успев подойти, он объявил: «Рыба есть! Много рыбы». Я сразу побежал к речушке — посмотреть хоть на рыбу. И действительно, по мутной, зеленоватой поверхности спокойной воды то тут, то там расходились круги. Рыба беспечно гуляла, явно не подозревая о нависшей над нею опасности.
Постояв немного на берегу, я живо представил себе уху в котелке, аппетитный запах рыбы, запеченной на углях. А можно еще сделать шашлык из рыбы, какое-нибудь заливное, приготовить ее в кляре или в томате…
Никаких рыболовных снастей у нас, разумеется, не было, как не было ни томата, ни муки для приготовления «кляра», ни даже соли, зато был Толя, поэтому я и мысли не допускал, что он не придумает выход.
Так и есть. Когда я вернулся к нашей стоянке, Толя сидел возле шипящего костра и сосредоточенно выдергивал нитки из длинного белого шнурка от кед. Значит, можно считать, что леска у нас уже есть. Теперь осталась сущая ерунда — изготовить из чего-нибудь крючок. Но из чего?
Я вспомнил, что у меня есть отличная английская булавка — из нее Толя сможет сделать крючок, и не один. Очень хорошая, крепкая булавка…
— Давай-ка ее сюда, — прочитал мои мысли Толя,
— Раз рыба есть, куда ей деться от нас? Правда, Толя?
— Сегодня попробуем, посмотрим, как клевать будет, — ответил Толя, — а завтра будем есть тройную уху.
Премного я был наслышан об этом блюде, а вот отведать не доводилось. Теперь ждать немного осталось.
Первый крючок Толя сделал минут за семь, прикрепил его к леске, связанной из длинных нитей шнурка, а леску привязал к березовому хлысту. Сделав несколько эффектных движений, имитирующих выпады фехтовальщика, он отправился на берег речушки.
А мы с Лешей продолжили подготовку ночлега.
Когда мы закончили наши дела, Леша пошел к реке за водой, вернулся с приятной вестью: одного пескаря Толя уже поймал. «Вот такого» — он выставил указательный палец и посмотрел на него оценивающим взглядом.
Таких нам на троих штук сто надо, не меньше…
Совсем уже стемнело, когда среди чахлых осинок Гиблого леса — так я предложил его называть — показалась фигура Толи. Приблизился он с непроницаемым видом, осторожно неся котелок.
— Ну что? — спрашиваю в нетерпении.
Толя молча поставил котелок, и мы увидели там единственного пескаришку…
Что с ним делать? — озадаченно спросил Алексей.
— Сварим, — сказал я.
— Не жидок ли будет бульон? — засомневался вдруг Алексей.
— Все равно съедим, — заверил я убежденно. И мы все одновременно сглотнули слюну.
В крышку котелка Леша плеснул немного воды и бережно поставил ее на огонь. Когда вода закипела, он опустил в нее пескаря. А еще через несколько минут наш повар торжественно объявил:
— Первая перемена блюд! — и, изящно отставив мизинец руки, державшей ложку, снял пробу.
— Вкусно!
— Настоящая уха! — выразил я общую точку зрения.
Не успели опомниться, как и следа «ухи» не осталось. С изумлением смотрели мы на опустевшую крышку.
— Вторая перемена блюд! — Леша первым пришел в себя и снял с огня котелок. — Грибки таежные!
Вот уже почти три недели мы едим эту вареную гадость без соли.
— Так как же тройная уха? — спросил я у Толи.
— Завтра будет, — ответил он коротко и обнадеживающе.
Утром, когда густой туман еще цеплялся за кусты, Толя принялся возиться с остатком булавки. Минут за пятнадцать он сделал еще два превосходных крючка, смастерил из коры поплавки и срезал два длинных хлыста.
Часа через полтора я пришел к нему на берег реки и заглянул в котелок. Там топорщили жабры два пескарика. Сам рыболов не скрывал, что гордится трофеями. Все-таки наловил вдвое больше, чем вчера.
Потом Толя надумал сменить место и ушел подальше вниз по течению. А я взял вторую удочку, нацепил кусочек червя и постарался забросить подальше. Через несколько минут поплавок дрогнул и скрылся. Ни на секунду не сомневаясь, что крючок зацепился за что-то, я потянул вверх удилище и, не веря своим глазам, увидел трепыхавшегося пескаря. Отправил его в котелок, где его собратья, видно, уже начинали томиться от скуки.
Окрыленный удачей, я простоял еще с час, не сводя глаз с поплавка, но больше ни единой поклевки не было. Успокоив себя тем, что теперь каждому из нас по целой рыбешке достанется, я пошел к Толе — может, и ему повезло?
Да только зря я надеялся — на этом месте вовсе не клевало. Что это за рыба такая здесь?! Совершенно дикая! Или не привыкла хватать червей вместе с крючками?..
Теперь я знаю, что это такое — тройная уха. Это уха из трех пескарей. Мы варили жалких рыбешек до тех пор, пока не получился мутноватый бульончик, поверхность которого украшали три-четыре звездочки жира.
— Это уже что-то, — сказал Алексей. — Здесь есть белок.
— Давайте скорее есть этот белок, — попросил я, — и желток, и все микроэлементы — только быстрее!
И мы напустились. Мы съели тройную уху с таким удовольствием, словно это был изысканный рыбный суп, приготовленный по всем кулинарным правилам.
Облизав ложку, Толя вздохнул:
— Если бы пескарей было десятка по два на брата…
Алексей добавил мечтательно:
— Да, штук сто таких нам, пожалуй, хватило бы… Но как бы то ни было — мы получили белок.
— Будем считать проглоченный белок нашим завоеванием, — заключил я.
Полдня, не переставая, шел дождь. А к обеду — нормальные люди в это время обедают — кончился. Выглянуло солнце, и лес сразу сделался чистым, прозрачным. Неужели это наш Гиблый лес!..
Толя, не теряя времени, засобирался на рыбалку. Все-таки он настоящий рыболов! Всегда надеется, невзирая на неудачи!
Вернулся он часа через два. Из котелка торчала трава. Aral Значит, в нем кто-то сидит! Так и есть — пять рыбок. Три таких же, как вчера, пескаря и две рыбки покрупнее — гольцы.
Леша — человек сердобольный — не захотел бросать живых рыбок в кипящую воду. Сказал: «Я их вынул из котелка, чтоб уснули… А то ведь — живые они все-таки…». И тут мне вспомнился один эпизод из далекого детства.
Как-то мама взяла меня с собой в магазин — помочь донести сумки. По-моему, я учился тогда в третьем или четвертом классе.
В рыбном магазине, пока мама стояла возле прилавка, я, движимый любознательностью и любовью к животному миру, подобрался к большому аквариуму и стал смотреть, как толстая тетенька-продавец ловит рыбу сачком. Мама присмотрела ленивого, жирного сома и попросила тетеньку его выудить. Та водила-водила сачком в зеленой воде, но все время других рыб ловила. А сом, сделав неторопливое движение, неспешно уходил от сачка. Наверное, долго жил в том аквариуме и знал, что к чему.
Тетенька совершенно на него рассердилась, раскраснелась, то и дело заправляла выбившиеся волосы под белый чепец и, наконец, взмолилась: «Давайте, я вам лучше другую рыбу поймаю!». Но мама хотела именно этого неуловимого сома.
Неизвестно, сколько бы продолжалась эта охота, но сому, видно, надоело увертываться, и он сам заплыл в сачок. Тетенька его достала и перенесла на весы. Тут сом оживился и начал хвостом дергать, отчего стрелка весов тоже задергалась. В общем, вес сома удалось определить лишь приблизительно.
Дома я положил его на кухонный стол, и мы с мамой забыли о нем, как вдруг на кухне послышался грохот и звон разбитого стекла. Мы прибежали на шум и увидели на полу разбитые банки. Сом смахнул их хвостом со стола. Мама сразу же рассердилась на меня, как будто это я устроил погром, и стала кричать: «Совсем по хозяйству не помогаешь! Сейчас же пристукни мне рыбу!».
Мне очень не хотелось сома убивать. Будь моя воля, напустил бы воды в ванну, пустил туда сома — пусть поживет… А вслух предложил подождать, пока сом заснет. Теперь ждать совсем недолго осталось. Это была моя хитрость: на самом деле я и не надеялся, что сом скоро заснет. Мама, видимо, тоже не надеялась и сказала, что скорее я сам засну, чем этот крокодил.
Она взяла молоток, решительно приблизилась к сому, очень неловко замахнулась — и тут сом скинул оставшиеся банки. Мама бросила молоток и в ужасе закрыла глаза.
— Нет, не могу… — сказала она.
Мы стояли в полной растерянности и тупо смотрели на сома. Похоже, мама готова была приплатить, лишь бы избавиться от него. Не знаю, чем бы это кончилось, если б, на наше счастье, не зашел к нам сосед. Мама робко попросила его порешить сома. Сосед взял молоток и твердой рукой, не ведая колебаний, покончил с упрямой рыбиной…
С тех пор мы никогда больше не покупали живую рыбу.
…Уха, приготовленная из последнего Толиного улова, показалась сказочно вкусной. Она напомнила нам былые гастрономические роскошества.
Пора было собираться и двигаться дальше…
Леонид РЕПИН
В разгаре пора летних отпусков. Многие рыболовы отправляются отдыхать и, конечно же, порыбачить на Черное море. Рыбная ловля здесь, как правило, очень интересна и успешна. Но она может быть серьезно омрачена. Вот один из убедительных примеров.
Рано утром я ловил барабулю с причала крымского поселка Николаевка. Рядом пристроился новенький отдыхающий — я сразу определил это по его незагорелому лицу. Рыбе клевала хорошо, и он едва успевал снимать ее с крючка. Рыболов так увлекся, что не заметил, как случайно укололся об острые плавники пойманного «бычка». Вскоре возникла жгучая боль в месте укола, ладонь сильно распухла, появилось учащенное сердцебиение и прочие симптомы, схожие с теми, что бывают при укусе змеи. Приезжий, не понимая, что произошло, обратился за помощью ко мне. Я быстро осмотрел его улов и немедленно повел его в поликлинику.
Что же явилось причиной такого сильного отравления организма? Среди трофеев новичка оказалась небольшая серенькая рыбка с косыми, будто нанесенными грифелем, штрихами. Это был морской дракончик, один из самых опасных, активно ядовитых обитателей наших морей. В первом спинном плавнике и на жаберной крышке у него имеются колючие шипы с железами, вырабатывающими яд. Часто по незнанию рыболовы принимают эту рыбу за бычка и без всякой предосторожности снимают с крючка, получая при этом ядовитые уколы. В зависимости от глубины укола, величины рыбы, общего состояния здоровья пострадавшего и других обстоятельств последствия могут быть различными. Даже при благоприятном исходе боль может не прекращаться в течение суток, а отечность сохраняется до 10 дней.
Ядовитые рыбы Черного моря: 1 — скат хвостокол, или морской кот; 2 — скорпена, или морской ерш; 3 — морской дракончик; 4 — звездочет, или морская корова (ядовитые органы рыб выделены черным цветом и указаны стрелками).
Во избежание таких неприятностей необходимо соблюдать осторожность и не снимать руками с крючка неизвестных вам рыб. Помните: опасны колючки даже неживого дракончика! В случае укола нужно обязательно обратиться к врачу, а до этого рекомендуется отсосать из ранки кровь, обмыть место укола одеколоном или просто теплой водой и удалить из нее обломки колючек, если они там остались.
Дракончик вполне пригоден в пищу после удаления головы с шипами и первого спинного плавника с основанием. У него вкусное белое мясо, он хорош в ухе и в жареном виде.
В летние месяцы при ловле закидушками или дорожкой нередко попадаются крупные хищные рыбы с уплощенным, ромбовидной формы телом, заканчивающимся длинным тонким хвостом с острым зазубренным шипом. Это скат — морской кот из семейства хвостоколов. Шип на хвосте ядовит, об этом нужно помнить. Токсична может быть и слизь, поэтому ее надо сразу же смыть с пойманной рыбы. Почему-то многие считают, что скат несъедобен. Спешу разуверить сомневающихся: морской кот вполне пригоден в пищу; правда, мясо его несколько водянисто. Однако печень, имеющая огненно-оранжевый цвет и содержащая большое количество целебных для человека веществ, — настоящий деликатес.
Рыболову может доставить неприятности и встреча с донным хищником — скорпеной, или морским ершом, который хорошо ловится обыкновенными удочками. В основании жестких лучей переднего спинного, грудных и анального плавников этой рыбы имеются ядовитые железы.
Изредка на закидушки попадается звездочет, или морская корова, у которого на жаберных крышках и над грудными плавниками имеются острые шипы, которые становятся ядовитыми в период размножения (в Черном море — с конца мая по сентябрь).
Здесь названы лишь немногие рыбы, встреча с которыми у человека, мало знакомого с черноморской фауной, может кончиться печально. Выбор именно этих рыб обусловлен тем, что они чаще всего попадаются на крючок при ужении других объектов. Советую рыболовам-новичкам прежде, чем взять в руки удочку, познакомиться по книгам с внешним видом и повадками ядовитых рыб и животных. Это будет надежной гарантией безопасной рыбалки.
А. ПОТАПОВ
Рисунки автора