Рыжее солнце любви

7

Бывают дни, которые не ладятся с самого утра, которые начинаются с самой маленькой неприятности, а заканчиваются серьезными проблемами. Говорят, неудачи влекут за собой еще большие неудачи. Говорят, чтобы уберечь себя от таких скверных дней, поднимаясь с кровати, ни в коем случае нельзя вставать на левую ногу. Говорят… Впрочем, люди много чего говорят, но далеко не каждое их высказывание несет в себе истину.

Так же подумала и Лиси, встав с левой ноги и тут же вляпавшись в какую-то вязкую и скользкую штуку. На поверку гадкая слизь оказалась обычным вареньем, однако это мало утешило Лиси, которой пришлось допрыгать до ванной на одной ноге.

Отмыв ногу и разыскав Алли, Лиси вначале устроила брату порядочную взбучку, а потом поинтересовалась, зачем ему понадобилось нарушать третий пункт восьмого закона именно в ее комнате.

Алли конечно же не мог сослаться на незнание восьмого закона: во-первых, это не освобождало его от ответственности, а во-вторых, полный перечень законов со всеми пунктами, когда-то специально составленный Лиси для того, чтобы хоть как-то усмирить брата, висел на стареньком кухонном холодильнике.

Алли хорошо знал, что восьмой закон гласит: не есть без разрешения сестры продукты длительного хранения. А пятый пункт запрещал открывать без разрешения сестры любые консервы, в том числе банки с вареньем. Преступник, нарушивший этот закон — то есть Алли, — приговаривался к довольно серьезному административному взысканию: он обязывался мыть посуду в течение одной недели после завтрака, обеда и ужина.

Алли ничего не оставалось, как в очередной раз признать себя правонарушителем и объяснить свой проступок. Причина, толкнувшая «преступника» на это «злодеяние», увы, выявила еще одно правонарушение. Алли, игравший с соседской девочкой в Бонни и Клайда, решил имитировать вишневым вареньем кровавые пятна, тем самым нарушив еще один закон: «не приглашать в дом гостей без предварительного уведомления сестры». Так что кроме мытья посуды маленький правонарушитель был обречен каждый день в течение недели решать по одному примеру из школьного пособия по математике.

Лиси мало интересовало мнение о строгости и несправедливости полиции самого Алли, поэтому наказание было таким же неизбежным, как и неприятности, которые ожидали ее сразу по приходе в участок.

Сержант Бригглс, чьему настроению свойственно было меняться за считаные минуты от благодушного до гневного, вызвал к себе в кабинет не только Макнайта, но и саму Лиси.

Обычно Бригглс строго выдерживал субординацию и, не опускаясь до общения с рядовыми патрульными полицейскими (даже с таким непростым полицейским, как Алисия О'Райли, которая некоторое время назад благодаря своему упорству и симпатии, питаемой к ней всеми в участке, чуть было не перешла в разряд детективов), решал все вопросы через детективов и лейтенантов. Так что приглашение Бригглса для Лиси предвещало одни неприятности.

Узнав о своих планах на ближайший час, ибо сержант Бригглс за долгие годы работы в полиции так и не научился отчитывать своих подчиненных быстро, Лиси по совету Макнайта набрала номер Матильды Кшесински.

Вдова, перерыв содержимое всех ящиков письменного стола и полочек в шкафу, заглянула даже под диван, на котором писатель дремал, когда его обессилевшая муза отказывала ему в помощи. Однако ни в столе, ни в шкафу, ни под диваном «Сердце ангела» обнаружено не было. Отчаявшись найти роман в кабинете, Матильда Кшесински перевернула весь дом, но, увы, «Сердце ангела», как видно, постигла та же участь, что и содержимое карманов Кшесински, — он самым таинственным образом исчез.

Кража романа вполне могла быть мотивом преступления. И было бы здорово, если бы сержант с этим согласился…

Сержанта Бригглса они застали сидящим в глубоком кресле — дорогом подарке мэра Ноувервилла. Сержант словно бы не заметил, что в его кабинет вошли подчиненные, и только когда Джад Макнайт изобразил подобие кашля, Бригглс наконец поднял голову и снизошел до того, чтобы окинуть снисходительным взглядом тех, кто вырвал его из глубоких раздумий о размахе, который приобрела преступность в Ноувервилле.

— Ну что, пожаловали? — произнес он тоном смертельно уставшего человека. — Может быть, объясните мне, почему вы так долго возитесь с делом Кшесински? А, детектив Макнайт?

— Сэр, в деле Кшесински все не так просто, как казалось с самого начала, — с деланой бодростью начал детектив, но Бригглс раздраженно перебил его:

— А по-моему, там все просто, как в детской сказке. Писатель много пил, мало закусывал, в общем совершенно не берег свой изнеженный организм, что неизбежно привело к проблемам с сердцем — о чем имеется свидетельство врача, — а те повлекли за собой сердечный приступ. Что же тут сложного? — воззрился сержант на детектива. — По-моему, все элементарно. А то, что этот приступ приключился с ним ночью в парке… Так это, знаете ли, с каждым может случиться, не только с писателем. Смерть, Макнайт, пока еще ни одному человеку не предложила выбрать место кончины. Так уж, понимаете, она устроена.

Бригглс усмехнулся, очевидно посчитав свою шутку чрезвычайно остроумной. Лиси передернуло — ей никогда не нравились подобные шуточки, тем более из уст таких людей, как сержант Бригглс. В их устах они звучали особенно отвратительно.

Джад Макнайт, предвкушавший нечто подобное, поспешил мягко возразить:

— Но ведь вы еще не все знаете, сэр. В ходе следствия выявились детали, которые очень трудно списать на простое совпадение.

— Что, у кого-то нет алиби? — снова перебил детектива Бригглс.

— Дело не в чьем-то алиби, сэр, — продолжил терпеливый Макнайт. — Вы ведь в курсе, что в одежде Кшесински не нашли ни таблеток, ни мобильного телефона?

— Это еще ничего не доказывает, — ухмыльнулся Бригглс. — Писатели — народ рассеянный, он все это запросто мог оставить в каком-нибудь баре… или дать официанту вместо чаевых.

— Кроме того, в кармане Кшесински был обнаружен листок бумаги, на котором были напечатаны три буквы.

— Очередная писательская блажь.

— Да, только эта «блажь» была распечатана с чьего-то компьютера.

— Наверняка, он сам и распечатал.

— А не кажется ли вам странным, сэр, что эту бумагу находят в кармане человека, который никогда не умел пользоваться компьютером, более того — никогда не имел компьютера?

Лиси не могла не признать, что на Бригглса это высказывание все-таки произвело определенное впечатление.

— Так на чем же он строчил свои романы, черт подери?!

— На печатной машинке, сэр.

— Да, я знал, что все эти графоманы чокнутые. Но мне и в голову не приходило, что до такой степени, — растерянно пробормотал Бригглс. — Вот вам и прогресс, — добавил он и тут же заявил: — Ну и что с того? Кшесински мог попросить кого-нибудь из своих… хе-хе… более продвинутых друзей.

— Офицеру О'Райли удалось побеседовать с большинством друзей и знакомых Кшесински, сэр. И пока ни один из них не признался, что распечатывал что-то для Кшесински.

— Офицер О'Райли, — хмуро отозвался Бригглс, — вечно портит своими домыслами нашу отчетность. А вам, Макнайт, следовало бы помнить, что выводы по делу — это обязанность детектива, а не патрульного офицера.

— Я помню, сэр, — осмелился возразить Джад Макнайт. — Но это еще не все по делу Кшесински.

— Ну что еще? — вяло поинтересовался Бригглс. — Вы нашли у Кшесински носовой платок и хотите, чтобы эксперты проверили, кому принадлежат сопли, уж простите мою неделикатность?

Джад Макнайт терпеливо дождался, пока сержант посмеется над своей остротой, и снова напомнил о себе:

— Незадолго до смерти, сэр, Кшесински закончил свой последний роман…

— И что, он предсказал в нем свою смерть? Или написал, кто убийца?

— Нет, сэр. Никто не знает, о чем Кшесински писал в своем романе, потому что романа никто не видел. Он исчез, сэр. Офицер О'Райли полчаса назад связывалась с вдовой писателя. Матильда Кшесински обыскала весь дом, но роман — Кшесински назвал его «Сердце ангела» — так и не был найден.

— Послушайте, Макнайт… — Бригглс даже привстал с кресла, его крепкое сержантское терпение было на исходе, — о чем вы тут мне говорите?! Какое еще «Сердце ангела»? Да хоть «Печень демона» — полиции до этого нет никакого дела! Мы занимаемся расследованиями преступлений, а не поисками графоманских романов! Ясно вам это, Макнайт?!

— Ясно, сэр, — кивнул побледневший детектив.

Лиси, столько раз повторявшая про себя, что она ни за что на свете не скажет ни слова, пока сержант не задаст вопрос лично ей, не выдержала:

— Да, сэр, все верно. Мы занимаемся расследованием преступлений. И то, что случилось со Стэнли Кшесински, самое настоящее преступление. А роман вполне мог послужить мотивом этого преступления. Что, если какой-то, менее талантливый, чем Кшесински, писатель решил присвоить себе чужую славу и украл роман? А когда Кшесински узнал об этом, убил его, точнее довел до сердечного приступа? Забрал у Кшесински таблетки, мобильный — ведь последний звонок, который поступил на телефон Кшесински перед тем, как он вышел из дома, вполне мог быть звонком убийцы — и бросил умирающего писателя в парке, отлично зная, что в это время суток на помощь к нему никто не придет.

Бригглс окончательно выбрался из кресла и наклонился над столом, как грозный утес над морской гладью.

— Ах какая хорошая у нас фантазия, офицер О'Райли. С такой фантазией и самой пора детективы писать. И у вас будет прекрасная возможность заняться этим, когда вас наконец с позором выкинут из полиции! Вас вообще кто-нибудь спрашивал?! Вы вообще хоть что-нибудь тут решаете?! А вы, Макнайт, что хлопаете глазами?! Офицер патрульной службы раскрывает за него несуществующее преступление, занимается черт знает чем, а он молчит и, знай себе, хлопает глазами, как какой-нибудь тунец…

— Сэр… — попытался было вмешаться Макнайт, но Бригглс уже не слышал никого, кроме себя.

— Ну все! — взревел он и стукнул по столу своим мясистым кулаком. — Хватит с меня этих россказней! Вот что, сказочники вы мои… Завтра же вы кладете мне на стол закрытое дело Кшесински, в противном случае я устрою вам веселую жизнь! Мне помнится, вы однажды уже были наказаны за невыполнение приказа, офицер О'Райли. Видно, этого вам оказалось мало. Вся в своего деда, тот тоже любил выдумать что-нибудь эдакое и…

Лиси могла бы еще час слушать тираду Бригглса, если бы она была адресована только ей. Но дед… Его имя для Лиси слишком много значило, чтобы она смогла смолчать и проглотить обиду. И, хотя Лиси отлично знала, что Бригглс довольно жалкий тип, обязанный своим положением исключительно знакомствам и связям, она все равно не выдержала.

— Да, сэр, — спокойным и уверенным тоном произнесла она, глядя на Бригглса в упор. — Вы правы, я очень похожа на офицера Грегори О'Райли. Он тоже всегда старался довести дело до конца, только жаль, что ему, как и мне, в этом постоянно мешали люди, которые…

Закончить Лиси не успела. Джад Макнайт, заметивший, как побледнело лицо патрона, перебил Лиси и, брякнув сержанту что-то вроде «мы вас поняли, сэр», буквально выволок девушку из кабинета.

— Какого черта ты делаешь, Фокс?! — рыкнул он на нее уже в коридоре. — Ладно, я уж как-нибудь смирюсь с тем, что мне не дадут отгулять очередной отпуск и съездить в Аризону к брату. Но ты-то что будешь делать, когда Бригглс добьется своего и заставит тебя сдать полицейский значок?!

— Не знаю. — Лиси и правда не знала. — Извини, Джад, я вела себя глупо. Но когда подобные типы говорят о дедушке… Знаешь, у меня внутри все будто обрывается. Я не могу молчать.

Джад сердито кивнул.

— Ладно, Фокс. Чего лукавить, я знал, чем все закончится, когда Бригглс вызвал нас обоих.

— Прости, что подвела.

— А-а, к черту, — махнул Джад рукой и улыбнулся. — Знаешь, мне не привыкать к выходкам Бригглса. В конце концов, мы правы и нам зачтется…

— Знаешь, Джад, с тобой чертовски приятно работать, — выпалила Лиси в порыве благодарности и тут же густо покраснела. — То есть я хотела сказать…

Джад дружески похлопал ее по плечу.

— У тебя есть одна удивительная особенность, Фокс. Ты и пальцем не шевельнешь, чтобы сделать лучше себе, но, когда речь идет о других, ты в лепешку готова разбиться. Это здорово, Фокс. Здорово для всех. Но только не для тебя самой…

— По правде говоря, Дрю, ужин в семейном кругу я считаю одной из самых пошлых вещей. — Стелла улыбнулась одним уголком губ и, вытащив из мундштука докуренную сигарету, небрежно бросила ее в стеклянную пепельницу.

Дрю нравилась она. Впервые за много лет он встретил женщину, в которой соединились все привлекательные для него качества: ум, красота, чувство юмора, пусть и несколько мрачноватое, однако от этого не менее притягательное, внутренняя свобода — свойство, весьма редкое для женского пола. А эта элегантная небрежность, с которой она бросала свои подчас парадоксальные суждения… А эта привычка зажимать губами кончик мундштука…

Дрю отдавал себе отчет, что он далеко не единственный, кого Стелла Линдсей могла бы осчастливить своим вниманием, но от этого она казалась еще более обольстительной. К тому же Дрю всегда был уверен в своем обаянии, и эта уверенность никогда его не подводила. Он не сомневался, что и на этот раз все будет так, как он захочет. С единственным отличием: Стелла не собирается посягать ни на его свободу, ни на свободу его сердца.

Это радовало Дрю, но вместе с тем задевало. Если бы такая женщина влюбилась в него по-настоящему… Кто знает, может быть, и его сердце оттаяло бы после многолетней зимы?

Впрочем, Дрю не собирался ничего загадывать. Все шло своим чередом, и ему это нравилось. Стелла сразу выделила его из длинной вереницы своих поклонников, а Дрю наслаждался обществом молодой красивой женщины. И, если бы не постоянные мысли о Стэнли, смерть которого явилась для Дрю сильным потрясением, он, наверное, почувствовал бы себя почти счастливым. Если, конечно, человек в его возрасте вообще может знать о том, что такое настоящее счастье. Дрю ответил Стелле ироничной улыбкой.

— Не беспокойся, это не знакомство с родителями. Я сам терпеть не могу такие вещи. Просто моя бабуля задумала найти мне невесту и теперь обзванивает всех своих соседок, чтобы сосватать мне милую и хозяйственную девушку. Представь, в каком положении я окажусь, если одна из них придет к нам поужинать?

Стелла засмеялась.

— Ноувервилл, конечно, маленький городок, но вряд ли тебя принудят жениться после первого совместного ужина.

— Ты не знаешь Конни, — отозвался Дрю. — За первым последует и второй, и третий. Она не отстанет от меня, пока не поймет, что у меня уже есть кто-то на примете.

— Предлагаешь мне сыграть роль невесты? — оживилась Стелла. — А грим и театральные костюмы для этого требуются? Я могу найти все, включая костюм какой-нибудь немецкой крестьянки. Гардеробная «Тысячи теней» в моем распоряжении.

— Спасибо, но бабуля, слава богу, не хочет женить меня на немецкой крестьянке. Хотя вариант американской фермерши ее бы вполне устроил, — хмыкнул Дрю. — Нет, мы просто поужинаем. А если бабуля все-таки решит устроить для меня кастинг невест, я смело смогу возмутиться, напомнив ей о тебе.

— Сдаюсь, Дрю. Я готова поужинать с тобой и твоей бабушкой. В конце концов, в таком ключе это даже забавно.

Предложив Стелле поужинать у бабули, Дрю и не предполагал, что застанет на пороге своего дома Алисию О'Райли. Выяснилось, что она пришла забрать своего братишку, который заглянул к ним, чтобы навестить своего нового лохматого друга.

Дрю показалось, что Лиси смутилась, увидев их со Стеллой. Во всяком случае, ее бледненькое личико, усеянное рыжими веснушками, слегка покраснело, когда она поздоровалась с хозяином дома и его спутницей.

Алли, напротив, ни капельки не смутился и очень обрадовался, увидев Дрю.

— Как здорово! А я принес книгу. Значит, вы ее сразу и подпишете?

— Какую книгу? — удивленно поинтересовалась у брата Лиси. — Ты что, уже начал читать взрослые книги?

— Все в порядке, — успокоил ее Дрю. — Это всего лишь мой юношеский роман. Он как раз для таких, как Алли. Так что вам нечего бояться, что ваш брат раньше времени познакомится с тем, чего ему знать не надо.

— Я знала, что матери опекают своих детей до тех пор, пока дети не поседеют, — насмешливо покосилась на Лиси Стелла. — Но чтобы сестры так тряслись над своими братьями…

— У Алли нет родителей. — Дрю заметил, что Лиси покоробил насмешливый тон Стеллы. — Пока был жив дед, мы с ним воспитывали Алли. А теперь мне одной приходится заботиться о брате.

— Сочувствую, — ни капельки не смутившись, отозвалась Стелла. — Дети еще большее ярмо, чем мужья. С последними по крайней мере можно развестись.

— Я не считаю детей ярмом, — спокойно возразила Лиси. — А если бы я вышла замуж, то за человека, с которым прожила бы всю жизнь.

— Я тоже так думала, когда мне было девятнадцать. Потом вышла замуж и уже через год поняла, что не готова жить чужой жизнью. К счастью, в нашей стране еще не запретили разводы. Извините, но сколько вам лет, Алисия?

— Двадцать шесть.

— Надо же… — Стелла удивленно приподняла тонкую бровь. — Вы выглядите совсем юной. Да и рассуждаете, как молоденькая девушка, еще не вкусившая всех прелестей жизни.

— Лиси всегда будет выглядеть юной, — покосилась на Стеллу Констанция, все это время с плохо скрываемым недовольством слушавшая ее рассуждения. — Наши помыслы всегда отражаются на лице. И хорошие, и дрянные.

— Увы, — ничуть не обидевшись, возразила Стелла, — если бы на самом деле было так, как вы говорите, мы все становились бы безбожно старыми и некрасивыми уже годам к двадцати…

— Не обобщайте, мисс?..

— Линдсей, но для вас просто Стелла.

— А это моя бабуля, Констанция Донелли, — вставил Дрю и в надежде, что ему удастся обернуть этот затянувшийся спор шуткой, добавил: — Совершенно забыл вас друг другу представить. Мне всегда тяжело давалась наука гостеприимства…

— Так вот, мисс Линдсей, — сердито перебила внука Конни, — не стоит всех мерить своей меркой.

Дрю открыл было рот, чтобы остановить эту словесную перепалку, но Стелла, которую трудно было задеть, невозмутимо улыбнулась и ответила:

— Конечно, я далека от совершенства. И это, наверное, единственное, в чем я не одинока.

— Одиночество — вещь добровольная, — вмешалась Лиси. — Некоторые люди просто не нуждаются в друзьях, ведь их нужно слушать, им может понадобиться помощь и тогда — прощай спокойствие. А вот когда на таких людей находит жажда общения, они принимаются ныть «ах как я одинок, меня никто не понимает» и в конечном счете получают свою порцию желанного внимания. Только человек, который это внимание дает, очень скоро начинает чувствовать себя носовым платком. Им утирают слезы, пока в нем есть необходимость, а потом выбрасывают. Если подумать, одиноким быть очень удобно.

Конни одобрительно улыбнулась, а на лице Стеллы появилась скучающая улыбка.

— Именно так рассуждают экстраверты, чей внутренний мир ни для кого не представляет секрета. Они, в сущности, и не понимают, что такое одиночество и как непросто быть одному.

Неизвестно, чем бы закончился этот разговор, весьма странный, учитывая то, что он состоялся на пороге дома, если бы Алли не напомнил о себе и не сунул в руки Дрю свою старенькую потрепанную книжку.

— «Дымка над озером»? — Лиси перевела удивленный взгляд с Алли на книжку, а с книжки на Дрю. — Неужели вы автор?

— К несчастью, читающее население Америки уменьшается с каждым годом, — ехидно заметила Стелла, но Лиси не обратила на эту шпильку никакого внимания.

Дрю заметил, что теперь она смотрела на него совсем по-другому. В ее блестящих, как кожица молодого яблока, зеленых глазах светилось не то восхищение, не то удивление. Дрю, избалованный похвалами читателей, должен был бы отреагировать на это спокойной улыбкой и снисходительным «да, это моя книга», но он вдруг почувствовал, что мнение этой прямой, подчас даже резкой девушки представляет для него особую ценность.

— Знаете, Алли ее до дыр зачитал, — затараторила оживившаяся Лиси. — Он пересказывал мне каждую главу. И даже в прошлом году написал о ней лучшее в классе сочинение. А я, — краснея, созналась она, — даже не взглянула, кто автор книги.

— Зато теперь вы знакомы с ним лично, — тепло улыбнулся ей Дрю и, вынув из кармана толстую шариковую ручку, раскрыл книгу и написал: «Дорогому Алли и его отважной сестре на добрую память от автора».

Лиси заглянула через плечо брата, прочитала написанное и снова покраснела.

— Про отважную — это лишнее, — смущенно пробормотала она.

Дрю забавляло это воплощенное смущение с двумя рыжими косичками. Глядя на эту девочку, в жизни не подумаешь, что она работает в полиции. Странно, что она так не понравилась Стелле. Зато Конни уже не чает в ней души, а Стелла, напротив, порядком рассердила бабулю своими высказываниями.

— Может быть, останетесь на ужин, Лиси? — предложила Конни.

Лиси отрицательно покачала головой.

— Спасибо, но я так устала, что, кажется, засну прямо у вас на пороге. Эндрю, — повернулась она к Дрю, — я могу поговорить с вами… лично?

Дрю кивнул и, оставив Стеллу с бабушкой и Алли, отошел с Лиси от крыльца.

— Это насчет Стэна? — спросил он, догадавшись по омрачившемуся лицу Лиси, что хороших новостей она не принесла.

Лиси кивнула.

— У детектива Макнайта… Джада Макнайта, я вам о нем говорила, отбирают дело. Сержант Бригглс требует, чтобы завтра же оно лежало у него на столе. Поверьте, Дрю, мы сделали все, что могли. Как сказала ваша подруга, все люди несовершенны, но и система несовершенна, потому что ее придумали люди.

— Стелле просто нравится изображать из себя скептика, — огорченно пробормотал Дрю. — Так, значит, сержант Бригглс считает, что в этом деле нет ничего странного?

— Точнее, ему удобно так считать, — вздохнула Лиси и окинула Дрю сочувственным взглядом.

Он выглядел таким подавленным и постаревшим, что в ней невольно пробудилось желание взять его руку в свою, погладить ее и попытаться сказать хоть что-то ему в утешение. И, хотя Дрю был намного старше и опытнее ее, Лиси казалось, что перед ней стоит постаревший ребенок, остро нуждающийся в помощи, но стесняющийся о ней попросить.

Наверное, я все-таки должна сказать ему. Лиси несколько секунд колебалась, а потом решительно произнесла:

— Эндрю, есть вещь, о которой я умолчала. В кармане Стэнли Кшесински был обнаружен лист бумаги, распечатанный с чьего-то компьютера. На этом листе всего три буквы: «S», «Ь» и «е». Может быть, вам это о чем-то говорит?

Дрю, порядком взволнованный ее словами, тряхнул головой.

— Нет, ни о чем. Значит, поэтому вы так удивились, когда я сказал, что Стэн работал на машинке?

— Да.

Входная дверь едва слышно скрипнула, и Лиси замолчала. Они с Дрю обернулись почти одновременно. На пороге, прислонившись к двери, стояла Стелла, по лицу которой блуждала насмешливая, но беззлобная улыбка — так обычно взрослые улыбаются, глядя на забавные детские шалости.

— Ну что, сыщики, не собираетесь зайти в дом? Можно подумать, ваш разговор большой секрет для нашей компании. Разве что Алли не знает, о чем вы сейчас шепчетесь. Между прочим, Кшесински был и моим другом, Дрю. — В голосе Стеллы прозвучал легкий укор. — Кстати говоря, я тоже могла бы оказаться в списке подозреваемых.

— В каком это смысле? — насторожилась Лиси.

— Я завидовала Кшесински, — горько усмехнулась Стелла и прижалась щекой к дверному косяку. — Я страшно завидовала его таланту.

— Ты неисправима, — хмыкнул Дрю. — Но проницательна, мы действительно говорили о Стэне.

— О Стэне… — Стелла перевела взгляд на Лиси. — Вы, кажется, хотели узнать о нем чуть больше? Что ж, я могу вам немного помочь. У меня дома сохранились кое-какие рукописи, которые оставил мне Стэн. Это мелочь, наброски романов, сюжеты и даже стихи. Но, кто знает, вдруг это вам поможет?

— Среди них случайно нет «Сердца ангела»? — полюбопытствовала Лиси.

— Последнего романа Стэна? — обнаружила свою осведомленность Стелла. — Конечно нет. Мы все о нем только слышали. Могу порадовать вас только набросками и фотографиями. Но если это вас не интересует…

Лиси не очень-то надеялась на успех этого предприятия, но все-таки поспешила принять столь любезное и неожиданное приглашение. А вдруг среди этих рукописей найдется что-нибудь, что прольет свет на загадочные буквы? Шанс невелик, но он все-таки есть. Это, конечно, не помешает Бригглсу настоять на своем, но она, Лиси, по крайней мере будет уверена в том, что сделала все возможное.

— Ты, кстати, тоже можешь заглянуть ко мне, Дрю, — обратилась Стелла к писателю. — Это будет, так сказать, ответный визит. Жаль, конечно, что я не понравилась твоей бабушке, но, если честно, я это предполагала. Констанция Донелли прекрасный человек, но, увы, хорошие люди всегда предсказуемы.

— Грэнни слишком консервативна, — развел руками Дрю. — Но я постараюсь повлиять на ее мнение.

— Не стоит, это может обернуться против тебя.

— Ты само великодушие, — улыбнулся ей Дрю. — Это была моя дурацкая идея, а ты еще меня выгораживаешь.

Лиси терпеливо ждала, когда эта милая парочка закончит обмен любезностями, и чувствовала, как внутри нее закипает раздражение.

Спрашивается, чего ей злиться? То, что Эндрю Донелли не на шутку увлекся Стеллой Линдсей, она заметила еще в «Вельвете». И пускай Стелла ей не нравится, но она все же проявила настоящее великодушие, предложив полиции свою помощь.

Эндрю нравится Стелла, а Стелле нравится Эндрю. Больше того, расстояние между «нравятся» и «влюблены» настолько ничтожно, что переход этой парочки из одного состояния в другое дело считаных дней. Все просто, как детская сказка, выражаясь словами сержанта Бригглса. И главное, это вполне нормальный и естественный процесс. А потому совершенно не понятно, что заставляет Лиси мысленно негодовать, фыркать, плеваться — короче, чувствовать себя так, словно ее любимый мужчина на глазах у нее флиртует с другой.

Тем более что Эндрю Донелли совсем не в ее вкусе. Он наверняка хороший писатель, неплохой человек и может быть даже преданным другом, но слова «верность», «надежность» и «ответственность» к нему не применимы. Он также, как и Стелла, наверняка считает себя безмерно одиноким, а любовь для него всего лишь короткая связь, на время спасающая от одиночества. Такие, как Эндрю Донелли, вряд ли вообще способны любить. Замкнувшись в своем мире, они выбираются из него лишь для того, чтобы убедиться, что все идет своим чередом и жизнь все такая же забавная игра, которой можно потешить себя от скуки.

Разложив по полочкам внутренний мир Эндрю Донелли, Лиси занялась его внешностью. Впрочем, этот аспект не имел для нее решающего значения, но, чтобы окончательно убедить себя в том, что писатель никак не может быть предметом ее тайных желаний, Лиси решила воспользоваться тем, что Эндрю занят глубокомысленной беседой с красоткой Стеллой, и как следует к нему присмотреться.

Его сложно было назвать привлекательным. Сложно было вообще описать его внешность. Не высокий и не низкий, не худой, но и не полный, не подтянутый, но и не потерявший форму. Не молодой, но и еще не старый. Лиси в растерянности рассматривала его, но пришла лишь к одному выводу: Эндрю Донелли может показаться каким угодно и кому угодно. Обладая столь невыразительной внешностью, можно было всю жизнь оставаться незаметным, но Эндрю Донелли — сознательно или несознательно — умудрялся очаровывать даже таких женщин, как Стелла.

Единственно по-настоящему притягательным в его лице, с точки зрения Лиси, были глаза: неуловимо меняя цвет от серого до зеленого, они то загорались, то гасли, то улыбались, то хмурились, а порой — это Лиси замечала и раньше, — когда их обладатель погружался в мрачные раздумья, казались совершенно пустыми, не серыми, не зелеными, а какими-то бесцветными.

Придя к выводу, что Эндрю Донелли едва ли мог бы заинтересовать ее как мужчина, Лиси несколько успокоилась и решила напомнить о себе парочке, так беззастенчиво флиртовавшей на крыльце дома.

— Пойду позову Алли, — сообщила она. — Нам уже пора, да и вам, наверное, надоело торчать на крыльце.

— Погодите, Алисия. — Дрю оторвался от своей влажноокой богини и удостоил Лиси взглядом. — Мне пришла в голову одна неплохая мысль по поводу нашего дела и вашего сержанта…

— Что за мысль? — с любопытством посмотрела на него Лиси, разом забывшая о том, что еще секунду назад мысленно обвиняла этого человека в безответственности и прочих грехах.

— Как вы думаете, если дело Стэнли получит огласку, ваше руководство пойдет на попятный?

— Подозреваю, что да, — немного подумав, ответила Лиси. — Но на это уйдет время.

— Поверьте мне, на это уйдет не больше двух дней.

— И у вас это получится? — с сомнением посмотрела на него Лиси.

— Можете не сомневаться, — уверенно кивнул Дрю.

— И, если я уговорю Макнайта потянуть с делом, вы…

— Мне что, поклясться на Библии? — Дрю окинул ее саркастическим взглядом. — Я так редко даю обещания, что приходится их выполнять.

— Ну хорошо, — сдалась Лиси, понимая, что крупно рискует не только своим местом, но и карьерой Джада Макнайта. — Я постараюсь что-нибудь придумать, но не подведите меня, Эндрю.

— Прах меня побери! — почти прорычал он. — Если вы боитесь рисковать, зачем тогда вообще пошли в полицию?

— Поверьте, я не искала приключений, — смерив его холодным взглядом, ответила Лиси. — Я просто хотела помочь тем, кто в этом нуждается.

— Подозреваю, что все полицейские хотят именно того же, — насмешливо отозвалась Стелла, оторвавшая от дверного косяка свою щеку, которая, казалось, приклеилась к нему навсегда! — Но столкнувшись с суровой действительностью и разочаровавшись в системе…

— Перестаньте паясничать, мисс Линдсей, — не выдержала Лиси. — Я понимаю, из вашего уютного окошка все это кажется игрой. Но, поверьте мне, многие побеждают в этой игре ценой своих жизней.

— Как драматично, ей-богу. Обязательно вставлю подобный диалог в одну из своих пьес.

— Давайте прекратим этот дурацкий спор, — вмешался порядком раздраженный Дрю. — Мы весь вечер стоим на пороге и ссоримся. Я выполню свое обещание, а вы, Алисия, сдержите свое.

— Сдержу, — кивнула Лиси и добавила: — Только, пожалуйста, Эндрю, не забудьте о том, что не вся информация может быть предана огласке. Вы понимаете, о чем я?

— Я писатель, но не идиот, — довольно сухо отозвался Дрю и повернулся к Стелле с таким видом, словно Лиси перестала для него существовать. — Может, пойдем поужинаем, пока Конни не возненавидела нас обоих за свои остывшие пирожки?

Лиси почувствовала себя куриной тушкой, которую хорошенько выпотрошили и засунули в кипящую воду.

Чем, спрашивается, она заслужила такое отношение?! И почему там, за этой дверью, в этом теплом уютном доме, на «ты» к нему обращается Стелла Линдсей, с которой он знаком всего-то несколько дней?

Немногим меньше, чем со мной, вздохнула про себя Лиси и попыталась улыбнуться, увидев счастливого Алли, выскочившего из дома с книжкой в руках.

А в книжке — уж это Лиси знала наверняка — кое-кто назвал ее отважной. И почему-то ей очень хотелось оправдать это гордое прозвище.

Определенно, бывают несчастливые дни, когда, кажется, весь мир объединился для того, чтобы сделать твою жизнь невыносимой. Но Лиси знала: этот день закончится и на смену ему придет новый, возможно не самый счастливый, но все-таки день — целый день в такой короткой жизни.