— Что, так и сказал? — Лиси расхохоталась, да так звонко, что на них с Джадом покосились двое мужчин с соседнего столика.
— Так и сказал. Вы, говорит, дела забросили, избавляетесь от них, как от лишнего балласта. Совсем, говорит, распустились. Умер известный писатель, — представь себе, Лиси, писатель, а не графоман! — да еще при таких подозрительных обстоятельствах, а мы… то есть вы не приложили никаких усилий, чтобы эти обстоятельства расследовать. Убийца, говорит, до сих пор разгуливает на свободе, а мы… то есть вы не имеете ни малейшего представления, кто он такой.
— Бригглс неисправим. — Лиси кончиком пальцев вытерла слезы, невольно выступившие на глазах от смеха. — Но при всей нелогичности патрона надо отдать ему должное: если о мотиве убийства мы имеем хоть какое-то представление, то сам убийца для нас до сих пор мистер Икс.
— Кстати, тебе не удалось выяснить, была ли Стелла Линдсей любовницей Кшесински? — поинтересовался Джад, одним глотком осушив маленькую кофейную чашечку, которая в его здоровых ручищах казалась совсем крошечной.
— Когда я пыталась задать ей этот вопрос, она напустила на себя загадочный вид и сказала, что была близкой подругой Стэнли. — Лиси поерзала на стуле и добавила: — Честно говоря, я почти уверена, что они с Кшесински не были любовниками.
— Откуда такая уверенность? — полюбопытствовал Джад.
— Ну… — Лиси не очень-то хотелось обсуждать это ни с Джадом, ни с кем-то еще, но она все-таки решила ответить: — По-моему, у Стеллы Линдсей роман с Эндрю Донелли. Потерять одного любовника и тут же найти другого — не слишком ли поспешно?
— Вряд ли женщина, грохнувшая своего любовника, будет лить слезы и представлять, как он встретит ее на небесах, — хмыкнул Джад.
— Не говори глупостей, — поморщилась Лиси. — Во-первых, в ту ночь, когда умер Кшесински, Стелла Линдсей гостила у своей матери, то есть ее вообще не было в городе. Во-вторых, если бы, как ты говоришь, они с Кшесински были любовниками, Стелла, как умная женщина, не стала бы навлекать на себя подозрения, флиртуя с Донелли уже на поминках Кшесински. — Лиси сделала маленький глоток кофе и продолжила: — И в-третьих, я почти не сомневаюсь, что если бы Стелла хотела заполучить Кшесински и его роман, то получила бы и то и другое в одном флаконе. Влюбленный писатель сам бы принес ей «Сердце ангела» и свое сердце в придачу. Поверь, Джад, такие женщины, как Стелла, всегда добиваются своего.
— По-моему, она тебя бесит, — усмехнулся Джад, все это время пристально наблюдавший за Лиси. — В одном тебе, правда, не откажешь: хоть Стелла Линдсей тебя порядком раздражает, ты по-прежнему рассуждаешь как полицейский.
— Очень странно, правда? — раздраженно пробурчала Лиси, не глядя на своего не в меру проницательного собеседника. — Я вообще-то и есть полицейский. Во всяком случае, пока Бригглс еще терпит меня в участке. Да, Стелла Линдсей мне не нравится. Мне вообще не нравятся люди, которые напускают на себя загадочный вид и строят из себя бог весть что, лишь бы привлечь к себе внимание. Ну и что с того?
— Ответь-ка мне, Фокс. Стелла не нравится тебе только из-за ее ужимок? Или тут замешан кто-то третий? — хитро прищурился Джад.
Улыбка буквально расползлась по его наглому лицу, и Лиси, заметив это, вспыхнула, как фонарик на рождественской елке.
— На что это ты намекаешь, детектив Макнайт?
— Да так, есть у меня одна догадка.
— И?
— И? — округлил глаза Джад. — Кажется, это я задал тебе вопрос, Фокс.
— Да ну тебя, — пробормотала Лиси и чуть ли не весь нос засунула в кофейную чашку, мысленно сокрушаясь, что нельзя залезть в нее с головой.
— Как знаешь. Фокс, — посерьезнев, заметил Джад. — Только, по-моему, он для тебя немного… староват. О, стоит черта помянуть, как он тут как тут! — Джад покосился в сторону входа, к которому Лиси сидела спиной. — Ну и мастер же опаздывать твой новоявленный Казанова.
Лиси и не предполагала, что можно утонуть в крошечной чашечке, пока от смущения и возмущения не вдохнула носом целый глоток кофе, к счастью порядком остывшего. Джад подоспел вовремя и как следует стукнул ее по спине своей огромной лапищей. Лиси едва успела схватить салфетку, чтобы освободиться от коварного напитка, который благодаря весьма болезненному удару выплеснулся наружу.
Красная как рак, Лиси вытерла нос и одарила Джада взглядом, имевшим мало общего с благодарностью.
Она не только знала, она чувствовала, что за ее спиной тот, кто заставил ее так густо покраснеть. Тот, из-за кого она только что подавилась кофе. Тот, из-за которого она сейчас чувствовала себя вовсе не полицейским, а какой-то сопливой школьницей, по уши втрескавшейся в своего учителя и наивно полагавшей, что никто, кроме нее, об этом не знает.
Надо отдать должное Джаду Макнайту, он не оставил коллегу в беде и дал ей возможность как следует вытереть нос, а заодно хотя бы немного успокоиться.
— Хэлло, мистер Писатель, — добродушно поприветствовал он Дрю и кивнул его спутнику. — А вы, выходит, тот самый Джозеф Кармайкл, которому мы обязаны делом Кшесински? Ну что ж, садитесь, господа, потолкуем. Дрю, можно я буду с вами запросто? В этом вашем «Вельвете» ужасно дорогой кофе. И наливают его какими-то мышиными дозами. А пончиков тут и вовсе нет. Писатели что, не едят пончиков? То ли дело в нашем кафе: кофе наливают большими чашками, а вторая коробка пончиков — за полцены. Правда, Лиси?
Лиси не очень-то вслушивалась в болтовню Джада, поэтому просто кивнула и наконец осмелилась посмотреть в сторону Эндрю.
Они не виделись всего несколько дней, но это ничтожное время показалось Лиси вечностью. Она изо всех сил старалась не думать о писателе, но мысли, как истосковавшиеся по свободе псы, срывались с поводка и снова устремлялись к нему.
К концу второго дня своих мучений Лиси, как человек, привыкший рассуждать здраво, задала себе несколько вопросов и, хорошенько подумав, на них ответила. Ответы оказались столь неутешительными, что Лиси немедленно вынесла приговор: во что бы то ни стало отказаться от всяческих фантазий о Дрю, и если уж не забыть о нем, то по крайней мере не думать о нем как о мужчине.
Тем более что Эндрю Донелли вовсе не тот мужчина, с которым ей было бы хорошо. А она вовсе не та женщина, которая могла бы свести его с ума. Так что если, конечно, Лиси будет рассуждать как взрослый человек, а не как глупая влюбленная девчонка, то придет к выводу, что знакомство Эндрю и Стеллы настоящее благо. Во всяком случае, для нее.
Вооруженная до зубов уверенностью в том, что ее увлечение самая обыкновенная блажь, которая скоро пройдет, Лиси и не подозревала, что слова Джада Макнайта, не слишком-то щепетильного в любовных вопросах, произведут на нее столь сильное впечатление.
Теперь же, исподволь разглядывая Дрю, усевшегося, как назло, напротив нее, Лиси испытывала смешанные чувства: радость, оттого что они снова увиделись, и страх — не отгадает ли он, что творится в ее душе, с той же легкостью, с какой это сделал Джад. Ей понадобилось сделать над собой определенное усилие, чтобы выглядеть и говорить непринужденно.
— Значит, вы Джозеф Кармайкл? — обратилась она к молодому длинноволосому мужчине, который пришел вместе с Эндрю и не без удивления разглядывал женщину-полицейского, больше похожую на выпускницу школы. — Ваша статья нам очень помогла. Дело Кшесински могли бы закрыть за отсутствием состава преступления, а теперь наш патрон требует, чтобы детектив Макнайт отложил все дела и занимался только этим делом.
— Да уж, — кивнул Джад. — Наделали вы своей статьей шума. Очень хорошо, что газету, в которой вы печатаетесь, так любит наш шеф полиции. Да, несладко пришлось Бригглсу. Шеф лично вызвал его к себе и, как видно, устроил такую головомойку, что Бригглс наконец вспомнил о том, что работает в полиции. Надо сказать, у нас не очень-то любят вашего брата, вы уж не обижайтесь, Джози. Но на этот раз журналисты нас спасли. Ну и писатели конечно, в лице Дрю.
— Я скорее себе помогал, — скромно заметил Дрю.
— А я очень рад помочь такому очаровательному полицейскому, — подмигнул Лиси Джозеф Кармайкл.
Лиси натянуто улыбнулась. Ей не очень нравилось, что этот мужчина разглядывает ее, как игрушку на ярмарке, но все-таки было приятно, что он сделал ей комплимент при Дрю. Джози хотел сказать что-то еще, но Дрю перебил его:
— Расскажите лучше, как вам удалось придержать дело? — полюбопытствовал он у детектива.
— Это все она. — Джад кивнул в сторону Лиси, которой меньше всего сейчас хотелось оказаться в центре внимания. — Испортила несколько листов, посыпав их тонером, а Бригглсу сказала, что меняла в принтере картридж, ну и нечаянно просыпала тонер на дело Кшесински. Сержант, конечно, был в ярости — в таком виде дело не положишь на полку. Я сказал, что понадобится время, чтобы привести все в порядок. Два дня мы выиграли, — вздохнул Джад. — Правда, оба получили и выговор, и наказание. Меня за то, что я разбрасываюсь делами, лишили трех выходных, а вот Фокси пришлось хуже. Бригглс сказал, что она может не рассчитывать на то, что пойдет в отпуск летом.
— Летом и зимой у брата каникулы, — объяснила Лиси. — Под Рождество в отпуска уходят только лейтенанты, сержанты, в лучшем случае кто-то из детективов. А нам, простым смертным, выбирать не приходится. Я просила дать мне отпуск летом, но теперь о нем нечего и мечтать. Я не жалуюсь, ведь знала, на что шла. Только боюсь, что Алли за это лето разгромит полгорода, — вздохнула она.
— Алли — собака или ребенок? — игриво поинтересовался Джози, по выражению лица которого всем стало ясно, что он бы предпочел первый вариант.
— Алли — брат Алисии, — объяснил Дрю, с недовольством поглядывая на своего чересчур легкомысленно настроенного спутника. — Но, кроме нее, о нем некому позаботиться.
— Вот как? — недоуменно покосился Джози на Лиси и, поскольку у него не было желания вникать в подробности, просто поинтересовался: — Тогда почему вы не наймете няньку?
— Няньку?! На целый месяц?! — Лиси натужно засмеялась. — Вы думаете, в свободное от дежурств и допросов время полицейские грабят банки? Мне с трудом хватает, чтобы оплатить услуги временной няни.
— Вы слишком плохого мнения о своем брате, — с улыбкой заметил Дрю. — Я уверен, с ним можно договориться.
— Если с ним не может договориться лучший полицейский, который, кстати говоря, чуть было не стал детективом… — Джад почувствовал довольно неприятный укол острого локтя, обладательница которого сидела рядом с ним, и запнулся. — В общем, я хотел сказать, что убедить в чем-то Алли не так просто, как кажется.
Дрю мельком посмотрел на Лиси, и ей снова захотелось провалиться сквозь землю. Ну зачем Джад сказал об этом? К чему ворошить прошлое? Теперь Дрю подумает, что она неудачница. Так думают почти все штатские, имеющие весьма смутное представление о том, как устроена, мягко говоря, несовершенная полицейская система.
— Напомню, что мы здесь собрались не только поболтать, — поторопилась заметить Лиси, пока никто не изъявил желания послушать историю о том, как из нее не получилось детектива. — Эндрю, вы связывались со Стеллой? — деловито поинтересовалась она у Дрю. — Она еще не вернулась в город?
— Нет, — покачал головой Дрю. Лиси без особого удовольствия заметила, что в его глазах появилась если не тоска, то уж точно неподдельная грусть. — Но обещала приехать на днях. Ее мать больна, и Стелле приходится часто навещать ее.
— Почему бы не перевезти ее сюда? — полюбопытствовала Лиси.
— Старушка оказалась несговорчивой, — ответил Дрю. — Не хочет переезжать, тем более в другой город. Моя мать точно такая же. Бабуля много раз предлагала ей переехать в Ноувервилл после смерти отца, но мать и слышать об этом не желала, так что Конни удалось забрать сюда только меня.
— А почему тогда Стелла не переедет к ней?
— А как же театр? Стелла ведь драматург. Она только потому и переехала в Ноувервилл, этот писательский оазис, — улыбнулся Дрю.
Она ему успела пересказать всю свою жизнь, досадливо подумала Лиси.
— Фокс, мы собирались обсуждать дела рабочие, — ехидно улыбнулся Джад, и Лиси прочитала в этой улыбке все те же намеки, которые этот мерзкий тип делал ей до прихода Дрю.
— Я не виновата, — поерзав на стуле, заявила Лиси. — В этом «Вельвете» слишком расслабляющая атмосфера. Хочется думать о чем угодно, только не о работе.
— Это верно, о чем угодно, — с не менее ехидной улыбочкой подтвердил Джад.
Предположив, что Джад Макнайт вложил в слова «о чем угодно», Лиси почувствовала, что ее щеки снова покрываются алыми пятнами. Лицо Джада выражало полное удовольствие от того, что он проделал с Лиси, и она мысленно поклялась досадить детективу при первой же возможности.
— Так вот, — насладившись произведенным эффектом, — продолжил Джад, — Джози, как вы смотрите на то, чтобы навестить кое-кого из прелюбопытнейшей писательской братии? Думаю, после этого вы не то что статью, а целый роман выдадите на гора. Вот, например, Мэт Карриган — кстати говоря, довольно известная личность — был кем-то вроде близкого недруга Стэнли Кшесински…
Лиси вымыла руки, бросила на разделочную доску большой кусок мяса и покосилась на Дрю, который все это время внимательно изучал «законы», вывешенные на холодильнике. Вид у него при этом был такой серьезный, как если бы он читал самые настоящие, всамделишные, как говорит Алли, законы.
И как меня угораздило привести его сюда?! — мысленно отчитывала себя Лиси. Как я вообще согласилась на то, чтобы он пошел меня провожать? Или я полная идиотка, или он из тех обаятельных мужчин, о чьем обаянии женщины начинают догадываться только тогда, когда оказываются с ними в одной постели.
Нет уж, этого точно не случится. Ни ему, ни мне этого не хочется. Он грустит по своей укатившей звезде, а я… я не хочу разменивать свою жизнь на такие вот… обаятельные связи, в которых нет ничего, кроме сиюминутной, мгновенной радости.
— Сейчас вам лучше уши заткнуть, — посоветовала Лиси, вооружившись молотком для отбивания мяса. — Предупреждаю, будет громко.
Дрю только хмыкнул, оставив предложение Лиси без внимания. И сделал он это совершенно напрасно, потому что Лиси так сильно стукнула молотком по мясу, что вся кухня испуганно задрожала: мелкой дрожью забился холодильник, дверцу которого с пристальным вниманием изучал Дрю, затряслась ветхая мебель, купленная еще во времена дедовой молодости, дрогнула даже оконная рама, весьма стойкая к сюрпризам матушки-погоды.
Эта хрупкая девушка в который раз вызвала у Дрю удивление, граничившее с восхищением. Такая маленькая, неприметная — если, конечно, не считать ее ослепительно-рыжих волос и прямого взгляда, сочного, как свежие яблоки, — и столько силы… Странно, раньше у Дрю вид девушки, занятой столь прозаическим делом, как отбивание мяса, вызвал бы скорее усмешку или пренебрежение.
Но только не Лиси.
Все в ней было каким-то особенным. Неженственная, она казалась какой-то по-девчачьи трогательной; некрасивая, она казалась удивительно очаровательной; наивная, она умела удивить взрослостью, трезвостью и прямотой суждений, на которые, казалось, никто и ничто не могло повлиять. И сейчас, размахивая этим дурацким молотком, недостойным женских, а тем более таких хрупких, рук, она демонстрировала такую силу и энергию, которым сам Дрю мог только позавидовать.
— Я предупреждала, — обернулась к нему Лиси, покончив наконец с мясом.
Она ожидала увидеть на его лице выражение облегчения, но вместо этого обнаружила блуждавшую по его губам улыбку.
— Чему это вы улыбаетесь?
— А что, я должен плакать? По-вашему, писатели всегда пребывают в меланхолии?
— По-моему, стук молотка мало у кого вызывает улыбку. Впрочем, вы действительно писатель, а это, как считает сержант Бригглс, объясняет все странности и причуды.
— Странности и причуды? — хохотнул Дрю и забарабанил пальцами по холодильнику. — А это что, по-вашему, не причуды? Заставить собственного брата жить в полицейском участке, это, выходит, вполне нормальная, я бы даже сказал, обыденная вещь.
— Послушайте, Дрю, мы все живем в государстве, — терпеливо возразила Лиси. — И вы, писатели, кстати, тоже. А любое государство просто не может существовать без законов. Начнутся беспорядки, анархия — и государство рухнет. Дом тоже маленькое государство. В нем свои законы, свои преступления, свои наказания. И вряд ли кому-то они покажутся жестокими.
— По-моему, не очень-то правильно лишать ребенка детства, засадив его за железную решетку этих ваших законов. Он и сам все поймет, но позже, когда повзрослеет.
— А по-моему, все нормальные родители объясняют своим детям, по каким правилам существует этот мир. Мне кажется, это и есть воспитание.
— В том-то и дело, что вы ничего не объясняете. Вы только заставляете Алли следовать правилам, которые он ненавидит.
— С чего вы взяли? — вспыхнула Лиси.
— Догадался. — Дрю указал на огромный мясной блин, раскатанный по доске. — Вы с этим что-нибудь собираетесь делать?
— Вы имеете в виду Алли?
— Сейчас я имею в виду мясо, — улыбнулся Дрю. — Я так проголодался, что съел бы его сырым.
Лиси разрезала кусок на две части и, посыпав их загадочными травками из не менее загадочных скляночек без подписи, бросила на шипящую сковородку.
— Что это за приправы? — недоверчиво поглядывая на мясо, полюбопытствовал Дрю.
— Это специи. Одному моему коллеге родственники прислали их прямо из Африки. Кстати, вы, может быть, помните Билли. Такого худенького низкорослого белокожего паренька… — хихикнула Лиси, вспомнив, какое впечатление «малыш» Билли произвел на Дрю в первый вечер их знакомства.
— Я прекрасно помню Билли. Это высоченный темнокожий детина, который не задумываясь проломил бы мне череп, если бы вы хоть жестом дали понять, что мною недовольны.
— Неправда, — возразила Лиси, ловко переворачивая мясо. — Билл славный парень. К тому же мы применяем физическую силу только в том случае, когда вы, штатские, оказываете сопротивление.
— Да-да, — насмешливо кивнул Дрю. — Только придется сгнить в тюрьме, доказывая свою невиновность.
— Такие случаи были, верно, — спокойно ответила Лиси. — Правосудие вершат люди, а люди ошибаются. Вот и вы наверняка в чем-то ошибались. Верно?
— Безусловно, — невесело усмехнулся Дрю. — Но, думаю, это вряд ли навредило кому-то, кроме меня самого.
— Честно говоря, я страшно устала каждому, кто скажет, что все полицейские полное дерьмо, доказывать обратное. А таких «каждых» куда больше, чем полицейских, которых и в самом деле можно назвать этим словом.
Дрю заметил, что Лиси помрачнела. Ему не хотелось ссориться с ней, тем более что она вовсе не была похожа на полицейского из анекдотов или из тех страшных историй-разоблачений, которыми пестрила пресса.
— Извините, если я сказал глупость. Такое со всеми бывает, даже с писателями. Кстати, Джад Макнайт упомянул, что вы чуть было не стали детективом. Что-то пошло не так?
— Да, пошло.
Дрю почувствовал, что выбрал еще более скверную тему.
— Зря я спрашиваю вас о работе. Вы, наверное, не любите об этом распространяться. Да я и сам, если честно, устал от вопросов: а как вам пришло в голову то, а как это? Как будто я могу вывернуться наизнанку, чтобы всем стало понятно, как именно это у меня получается.
— Сочувствую, — искренне улыбнулась Лиси. — Люди странные существа. Думают, что все можно высказать словами.
— А разве вы так не думаете?
Лиси выключила конфорку и, не поворачиваясь к Дрю, пожала плечами.
— Пожалуй. Но не всегда. Иногда и мне надоедает жить по правилам. Ну что же, мистер Писатель, мясо готово. К нему прилагаются консервированные овощи от миссис Элистер и красное вино все от того же коллеги Билла.
Иногда и ей надоедает жить по правилам, улыбнулся про себя Дрю. Вот как… А я-то думал… Наверное, зря я начал ей читать лекцию о том, как вести себя с братом. И про полицейских тоже зря сказал. И о ее несостоявшемся назначении зря спросил. Все зря. Столько ляпов — и все за одну только встречу. Со Стеллой, несмотря на ее любовь к парадоксам и черным шуточкам, все проходит куда более гладко. А с этой Лиси-Фокси-Алисией я, даже почти подружившись, никак не могу найти общий язык.
— А виски у вас нет? — полюбопытствовал Дрю, разглядывая ее маленькие руки, ловко управлявшиеся с большим ножом для резки овощей.
— Есть. Сейчас только закончу с овощами…
— Оставьте это мне, — весело отозвался Дрю и, подойдя к ней, оттеснил ее от кухонного стола и забрал нож. — Хватит и того, что вы занимались типично мужским делом — приготовлением мяса. Лучше найдите мне имбирь и мяту, если, конечно, они у вас есть. Обожаю виски с имбирем и мятой.
— Ну и вкусы у вас, — покачала головой Лиси. — Виски с имбирем. Да еще и с мятой…
Нож оказался настолько острым, что Дрю, едва коснувшись лезвием пальца, заметил, что на пальце появилась тоненькая красная полоса.
— Вы сами точите ножи? — облизав палец, покосился он на Лиси, чья голова по-прежнему пряталась за створками шкафчика, висевшего на стене.
— Угу. Забыла предупредить, они очень острые. Особенно этот.
— Уже заметил. — Дрю направился к раковине, покрытой белой, местами облупившейся эмалью, промыл палец холодной водой, выключил кран и спиной почувствовал пристальный взгляд. Обернувшись, он увидел Лиси, которая стояла перед ним, зажав в одной руке пластырь, а в другой — склянку с прозрачной жидкостью. Вид у нее при этом был такой серьезный, словно она собиралась оказать первую помощь пострадавшему как минимум при пожаре. — Эй, это лишнее, — тряхнул головой Дрю, опасливо косясь на склянку. — Я всего-навсего поцарапался.
— Это ваше «всего-навсего» может грозить кучей неприятностей, — назидательно и серьезно заметила Лиси. — В прошлом году Алл и поранил ногу и твердил то же, что и вы. Мне пришлось брать больничный на целый месяц, чтобы возиться с его ногой. К счастью, все обошлось. Так что подставляйте ваш палец, сэр. Или вы боитесь боли?
— Да, как любой нормальный человек, — пробормотал Дрю, возмущенный тем, что Лиси так быстро раскрыла его маленькую тайну. — И потом, это не нога, а рука.
— Пожалуйста, ваш палец, сэр, — настойчиво повторила она.
— Нет уж, обойдусь.
— Сэр, не заставляйте меня прибегать к насилию.
— Прах меня побери, уберите от меня этот пузырек! — вспылил Дрю и тут же смущенно замолк, поняв, насколько глупо выглядит. Взрослый мужчина, дрожащий, как малое дитя, при виде баночки с обычным обеззараживающим средством. И рядом с ним молодая девушка, маленький рыжий полицейский, который уговаривает его — его, такого большого и мудрого! — промыть этим дурацким средством больной пальчик! Как будто ей нравится ставить его в идиотское положение!
— Сэр, — напомнила о себе Лиси, — мужайтесь и дайте мне палец.
Дрю хотел было возмутиться, но Лиси снова посмотрела на него своим любимым взглядом, исполненным упрямой прямоты, и он почувствовал, что капитуляция неизбежна.
— Вас хоть в чем-то можно переубедить? — проворчал он, протягивая Лиси руку. — Только не переусердствуйте с этим своим снадобьем.
Лиси потрясла склянкой перед его носом.
— Успокойтесь, там обычный спирт. Не думала, что вас так легко напугать.
— И вовсе я не испугался, — пробубнил Дрю, сощурившись от боли. — Это ты ведешь себя так, будто я умираю от кровопотери. То есть я хотел сказать, вы…
Лиси прервала экзекуцию и подняла глаза на Дрю. Он попытался изобразить невозмутимое спокойствие, достойное настоящего мужчины, но тут же понял, насколько нелепо корчить из себя героя в такой поистине комичной ситуации.
Дрю попытался сдержать приступ идиотского смеха, но смех оказался сильнее самого Дрю и вырвался наружу. Лиси тоже не выдержала и расхохоталась так, что уронила пузырек со спиртом. Она попыталась его поднять, но непослушные пальцы помогли пузырьку прокатиться по всей кухне и расплескать по линолеуму всю жидкость. Дрю опустился на колени, чтобы помочь ей поймать пузырек, но вместо этого только вытер разлитый спирт своими единственными брюками, чем вызвал у Лиси новый, еще более сильный приступ смеха.
Через несколько минут, обессилевшие от хохота, они сидели на полу друг против друга и Лиси вычерчивала носком тапки на полу странные узоры.
— Давно я так не смеялся, — первым нарушил молчание Дрю.
— Я тоже, — призналась Лиси. — Ничего, что ты выпачкал брюки?
— Ерунда, — махнул рукой Дрю. — Это стоило того, чтобы так посмеяться. — Он покосился на растрескавшийся линолеум и заметил: — Давненько у тебя тут не было ремонта.
— Последний раз его делал дедушка, — немного смутившись, ответила Лиси. — Он у меня был на все руки мастер. Жаль, что я не такая.
— Ты на себя наговариваешь, — возразил Дрю.
— Мне даже немного стыдно, — призналась Лиси. — Пригласила в дом известного писателя, знаменитость, а у самой настоящий хлев.
— Во-первых, я нагло напросился. Мне было любопытно посмотреть на быт полицейского… И поверь, я не ожидал здесь увидеть персидские ковры и зеркала в серебряных рамах. Особенно после того, как ты доступно объяснила моему не в меру любопытному приятелю-репортеру, что полицейские не грабят банки.
— А во-вторых? — Лиси вычертила на полу очередную линию и с каким-то детским любопытством покосилась на Дрю.
— А во-вторых, твоя уютная квартирка, которую ты почему-то называешь хлевом, достойный пример честной бедности. Помнишь Роберта Бернса: «Кто честной бедности своей стыдится и все прочее, тот самый жалкий из людей и все такое прочее…».
— Не помню, — призналась Лиси. — Но и не стыжусь.
— Вот это мне в тебе и нравится, — улыбнулся Дрю, глядя ей прямо в глаза.
Лиси редко отводила взгляд, но сейчас ей почему-то захотелось спрятаться от этих серо-зеленых глаз, от этого взгляда, неожиданно ставшего таким ласковым и теплым, как утренний лучик солнца, робко выглянувший из-за плотных штор.
И, хотя Лиси прекрасно знала, что Дрю не имел в виду ничего особенного, ей чудилось, что его слова, как и взгляд, несут в себе скрытый, особенный смысл. Люди наивно думают, что все можно объяснить словами, вспомнила Лиси свою же фразу.
Разве ту тончайшую призрачную нить, что протянулась между ними, двумя взрослыми людьми, сидящими на полу, как дети, можно объяснить словами? Разве можно назвать каким-то словом то, что она сейчас испытывает, глядя в глаза мужчине, который еще совсем недавно был для нее совсем чужим, посторонним человеком?
Или все-таки можно? Но для этого Лиси придется признать, что она влюблена. Всерьез влюблена в мужчину, который вовсе не похож на того, о ком она так долго мечтала. В мужчину, который никогда не примет ее всерьез, потому что она тоже вовсе не его идеал. В мужчину — и это, пожалуй, главный его недостаток, — который не на шутку увлечен другой женщиной.
— Знаешь, Лиси, — напомнил о себе Дрю, заметив, что она задумалась, — ты меня очень удивила.
— И чем же? — небрежно поинтересовалась Лиси, стараясь не выдать своего волнения.
— Я не думал, что когда-нибудь встречу существо женского пола, которое может прожить без новой шубки, нового кухонного комбайна и нового шкафчика для нижнего белья.
Существо женского пола, горько хмыкнула про себя Лиси. Неужели я рассчитывала на большее?
— Уж не знаю, комплимент это или оскорбление, — нехотя отозвалась она.
— Моя бывшая сочла бы это комплиментом.
— Так вот кто превратил очаровательного Эндрю в ярого ненавистника брака, — усмехнулась Лиси, поправляя сбившуюся за плечо косичку.
— Напрасно ты смеешься, — сказал Дрю, задетый ее деланым равнодушием. — Она была одной из тех дамочек, что считают лучшими друзьями женщин бриллианты, а подругами — соболиные шубки.
— Да, несладко тебе пришлось, — снова улыбнулась Лиси. — Неужели твоего гонорара не хватило хотя бы на одну шубку?
— Шутишь? Моего тогдашнего гонорара едва хватало на еду и съемное жилье. Тогда я был неизвестен, беден, но уверен в том, что когда-нибудь добьюсь своего. А она все время повторяла только одно: «Будь мужиком, Дрю, и найди себе нормальную работу». Мужиком я не стал, а ей не очень-то хотелось ждать, когда из меня выйдет хоть что-то путное. Как-то раз я вернулся домой с прогулки и застал пустые полки в шкафу. С тех пор я возвращаюсь с прогулки, зная, что меня дома не ждет никто, кроме Шейлы, моей домработницы, и Шредера, моего пса. И эти двое хранят мне верность.
— Не сочти меня бесчувственной, но я предполагала нечто подобное, — призналась Лиси. — И знаешь, что мне кажется?
— Не знаю. — Дрю поднялся с пола и протянул руку Лиси. — Но почти уверен, что сейчас ты прочтешь мне целую лекцию о психологии семейных отношений.
— На лекцию не хватит времени, — засмеялась Лиси, хватаясь за протянутую руку. — Нам придется хорошенько поработать челюстями, чтобы не дать мясу остыть окончательно. Кстати, напомню, что ты был очень голоден.
— Не был, а до сих пор голодный, — ответил Дрю. — Знаешь, такое со мной часто бывало. Я был голоден, а потом настолько увлекался романом, что забывал о еде.
— Творческий человек, — с улыбкой вздохнула Лиси. — А мы, скромные полицейские, никогда не забываем о своих пончиках. Только нам никогда не дают их съесть горячими.
— Это намек на то, что сытый голодного не разумеет? — ехидно покосился на нее Дрю.
— Это намек на то, что у каждого свои проблемы, — коротко осадила его Лиси и только сейчас поняла, что до сих пор сжимает протянутую руку, хотя уже давно стоит на собственных ногах.
Но самым удивительным было то, что Дрю, это, похоже, нравилось: он не предпринял ни одной попытки, чтобы освободить свою руку.
Лиси, наверное, еще долго размышляла бы над тем, почему Дрю не отнимет у нее руки и почему она не отпускает его руки, а потом совсем смутилась бы и снова покраснела до самых кончиков ушей, прикрытых непослушными рыжими кудряшками, но всю эту — возможно, милую, а возможно, скучную — сцену испортил Алли, которого привела из школы Линда Элистер.
И, честное слово, когда Дрю осторожно и мягко отпустил ее руку, Лиси не знала, радоваться ей или огорчаться.