Рыжие псы войны

Айра

Дождь лил сплошной стеной, но двое стражников, стоявших у входа в башню, избранную Айрой для переговоров, стояли под струями воды не шевелясь. Она очень хотела бы увидеть их лица, но выходить наружу не хотела, а приказать им развернуться — не могла.

Незачем творить глупости.

— Добрый день, Ваше Высочество. — В башню нырнул высокий человек, тут же откинул капюшон, показывая миру ярко-синие глаза, прямой нос и тонкие-бледные губы. — До меня дошли слухи, что во дворце творится несправедливость.

На шее у него висел массивный золотой амулет в виде раскинувшего крылья ястреба. Айра не знала этого человека, но судя по тому, что именно он откликнулся на ее приглашение, понимала, что в храме Светлого Владыки он занимает не последнее место.

— Мою сестру, Эону, собираются насильно короновать, — еле слышно произнесла Айра.

— Она — наследница и должна принять власть, — бесстрастно сообщил жрец.

«Зовут его Люций Рамен, младший отпрыск из богатого рода города Тар-Мех, — начал шептать Голос. — Властолюбив, но в меру, в отличие от своего старшего брата. Умен, настойчив. Склонить его на свою сторону будет непросто — жаль, что Кара нашла именно его, а не Дрюбуса или, скажем, Антария».

«И это все? — возмутилась Айра. — А как же слабости, страшные тайны прошлого? Любовные предпочтения?»

Принцесса за последние несколько дней привыкла, что Голос почти про любого человека знает множество тайных и позорных вещей, позволяющих легко манипулировать ими.

— Она не хочет быть королевой, — уточнила Айра.

— А вы — не можете ею быть в силу возраста, — Рамен улыбнулся.

Голос не успел вмешаться, и принцесса запальчиво ответила сама:

— Могу, при условии, что у меня будет регент!

Повисло молчание.

«Зря ты так быстро, — посетовал Голос. — Теперь он подумает, что ты — взбалмошная и недалекая девица».

«Я бы все равно это сказала».

«Но после долгого разговора, в течение которого он бы понял, что тебя можно уважать и что твое мнение — лично твое, а не вбитое кем-то, кто использует тебя, чтобы втянуть жреца в свои интриги».

Впрочем, речь не об этом, — попыталась исправиться Айра. — Я думала о том, что пожертвования и храм Светлого Владыки…

«Не угадала, — прокомментировал Голос. — Как это ни странно, он равнодушен к деньгам. Зато любит всякие занятные древности. Возможно, его заинтересует доступ к сокровищнице — там есть старинные артефакты и очень старые предметы».

…Или, быть может, позволить вам лично поработать в нашей семейной сокровищнице — возможно, там лежат какие-то старинные и, несомненно, священные реликвии.

Люций, только что изгибавший тонкие губы в легкой презрительной усмешке, насторожился.

— Кто вам советует? — поинтересовался он.

— Некоторые вещи я чувствую благодаря крови, — высокомерно ответила Айра. — Одиннадцать поколений моих предков сидели на престоле.

Рамен с сомнением посмотрел на стоящую перед ним девочку, а затем рассмеялся — и в этом смехе не было доброты или удовольствия, только некое предвкушение.

— Я помогу тебе взойти на престол, — сказал он, вновь став до ужаса серьезным. — А ты поможешь мне стать иерархом. Что-то подсказывает, что твое правление будет весьма интересным.

…Проще всего оказалось со жрецами Дегеррая — Голос знал о них все, начиная от детских страхов и заканчивая мелкими грешками вроде пристрастия к подтухшей рыбе или боязни мух.

Сложнее всего было с командирами рот и полков — все они относились к Айре с подчеркнутым уважением, но ни один прямо не сказал, что поддержит ее. Какие бы умные мысли она ни высказывала, как тонко и искусно ни вела беседу — для них она оставалась мало того что ребенком, так еще и женщиной-ребенком, предназначенной лишь для того, чтобы вырасти и выйти замуж.

Интереснее всего обстояло дело с Эоной — она каждый день меняла свое мнение, то отказываясь от престола, то требуя, чтобы с ней обращались как с королевой, хотя до коронации еще не дошло.

Младшая принцесса смогла устроиться в покоях погибшей матери — из них убрали все лишнее. А из узких комнаток-келий для трех служанок королевы сделали, снеся лишние перегородки, покои для Кары — эта девушка из стана врагов перешла в стан самых преданных союзников.

Айра сидела в небольшом бассейне в подвале замка.

Столицу Дораса основали на месте теплых источников, и несколько из них располагались под дворцом, что сильно облегчало работу прачкам и позволяло членам королевской фамилии баловать себя купанием.

Впрочем, придворные предпочитали мыться только перед большими праздниками, а неприятные запахи перебивать духами и притираниями, отчего в залах дворца иногда было очень тяжело находиться.

Принцесса попала в двусмысленное положение — начиная собственную интригу с подачи Голоса, она была уверена, что старшая сестра откажется от короны, но оказалось, что умелые советчики, захватившие ее внимание, уже почти убедили девушку, что в правлении королевством для нее будут только плюсы. Все обыденные дела возьмут на себя они, а ей якобы оставят только балы, развлечения и общение с интересными молодыми людьми.

«Она — законная королева, я должна отказаться от своих попыток, — сказала как-то Айра Голосу. — А то ведь получается, что я веду дело чуть ли не к настоящему мятежу».

«Если ты откажешься, то вначале предашь тех, кого уже уговорила помогать себе, — ответил невидимый советчик, — а затем приведешь королевство к развалу. Твоя сестра за новый наряд готова отдать все, что угодно, — и можешь мне поверить, вокруг нее сейчас не самые бескорыстные люди».

«Те, кто мне помогает, не стали бы просто так делать это ради меня, — настаивала принцесса. — Каждый из них хочет чего-то своего. А Эона не глупая. Со временем она научится видеть врагов и друзей, отец говорил о том, что корона сильно изменяет людей».

Тут, в бассейне из светло-голубого мрамора, младшая принцесса проводила немало времени, особенно с момента, как обнаружила, что именно здесь, находясь в состоянии легкой полудремы, ей легко понимать все, что говорит Голос.

Его слова становились не просто полезным напором звуков, Айра словно чувствовала логику своего невидимого помощника, не только смысл — но и стоящие за ним подсмыслы, нюансы.

«Поверь мне, я видел немало правителей, — настаивал Голос. — В мирное время Эона стала бы обычной королевой. Со сменяющимися фаворитами, с принцем-консортом и советниками, мешающими друг другу разодрать страну на части. Но сейчас у ворот Дораса стоит враг, который вскоре захватит весь мир и не станет мириться с тем, что кто-то остался вне его власти».

Он говорил, а в воображении Айры возникали громадные деревянные машины, метавшие пылающие снаряды через стены, люди в дорогих нарядах, выпрыгивающие из окон горящих зданий, счастливые и пьяные орки, бредущие по улице по щиколотку в крови.

В ее мыслях отражался высокий и гибкий кочевник с хищным взглядом, который нервно шагал из стороны в сторону в странной комнате со стенами из шкур. А полом, по которому он ходил, были живые люди в богатых одеждах, опасавшиеся даже стонать от боли.

И скакал куда-то отряд из десятка кочевников, совсем еще мальчишек, в шапках с рыжими собачьими хвостами, а за их спинами выли волки над трупами людей в кольчугах.

«Но между нами и Ордой — узкий перешеек, который легко защитить, — воспротивилась волне образов принцесса. — Тысяча воинов с луками и пять тысяч с копьями, если разместить их на башнях, легко отобьют любую атаку!»

«Когда нет согласия внутри страны, всегда появляются те, кому выгодно впустить врага, — ответил Голос. — Поверь, именно сейчас Дорасу нужен сильный правитель».

«И это явно не я».

«Именно ты — с моей помощью и помощью тех людей, которых помогу подобрать тебе я».

«Но передо мной — моя сестра, и у нее больше прав на трон».

«Подумай, как можно сделать так, чтобы она отказалась в твою пользу».

Айра лежала в бассейне и думала, а служанки время от времени заменяли догорающие свечи на новые.

Убедить Эону нельзя — старшая сестра не слушала голоса разума, зато у нее были хитрые советники, которые гораздо легче, чем Айра, находили путь к ее сердцу. Значит, надо что-то сделать, как-то изменить ситуацию, впечатлить соперницу, напугать ее.

Но как?

Здесь младшая принцесса попадала в тупик, из которого не могла выбраться.

«У меня есть вариант, — наконец сказал Голос. — Но тебе потребуется убедить несколько человек участвовать в опасной затее».

Следующие два дня Кара приводила к Айре верных людей, которые получали инструкции и деньги — младшая принцесса пустила в дело чуть ли не все свои украшения, подаренные некогда отцом и вельможами.

А потом на стенах дворца в разных местах появились надписи.

Надписи возникли за одну ночь, за четыре дня до объявленной коронации. Советники попытались скрыть их от Эоны, но кто-то проболтался, и впечатлительная принцесса перепуталась до смерти и заперлась в собственных покоях.

Верховный маг, которому поручили расследование, пришел к Айре, долго с ней разговаривал и по результатам беседы объявил, что надписи оставлены скорее всего демонами Хаоса, и сколько в них правды, а сколько лжи — неизвестно.

По столице поползли слухи.

Теперь к Айре начали приходить даже те, кого она сама и не рассчитывала видеть. Многие верили в пророчества и считали, что даже если Эона воссядет на престол, то умрет почти сразу, а поэтому предпочитали заручиться поддержкой младшей принцессы.

Айра быстро почувствовала, что к ней стали относиться гораздо серьезнее. Мрачные и солидные люди, завидев ее, начинали улыбаться, показывая свое расположение и участие.

Во дворце перед коронацией царил совершенный беспорядок — все помещения, начиная от самых нижних погребов и заканчивая чердаками в самых высоких башенках, затронула предпраздничная суета.

И на всем лежал отпечаток траура и дурных предчувствий.

А в ночь перед коронацией Эона совершила то, чего никто от нее не ждал, — сбежала. Она открыла окно и слезла по связанным вместе простыням, а потом через старинный подземный ход, известный всем членам королевской семьи, вышла на дальнюю пристань.

Отправленные в погоню люди не нашли ее.

Это происшествие поставило Дорас на грань бунта как простонародья, так и знати. Многие — во многом после крушения корабля с королевской семьей — поверили в проклятие, лежащее на Доросомнаях.

Нашлись даже очевидцы, видевшие, как демон забирал Эону, — чушь несусветная, потому что «демонов» с подачи Голоса выдумали Айра и верховный маг. На севере Дораса объявился человек, называющий себя Аэртом Доросомнаем, наследным принцем, чудом спасшимся от гибели.

Малый Королевский Совет, управляющий государством в моменты междуцарствия, принял решение объявить Эону мертвой и короновать Айру немедленно.

Теперь принцессу уже никто не спрашивал, Кару от нее удалили, и никого из знакомых близко не подпускали.

«Потом наверстаешь, — сказал Голос. — Поверь, тебе даже выгодно отстранение близких — ты сможешь по их поступкам понять, кто остался предан тебе, а кто испугался или решил, что ты стала мелкой фигурой в игре, и обратился к тем, кого считает игроком».

Коронация была спешной и скомканной.

Платье подшивали до последнего момента — Айра вышла в одеждах старшей сестры, которая была и выше, и плотнее, и круглее в тех местах, в которых это нормально для девушки и ненормально для угловатого пока еще подростка. Корону уменьшили, но недостаточно — кто-то что-то напутал, и она едва висела на причудливо уложенных волосах.

Громадный зал в соборе Светлого Владыки оказался набит людьми под завязку. Серые высокие стены с узкими окнами, тысячи свечей, тяжелый запах духов и немытых тел. Плоский потолок, расписанный под звездное небо — на нем не хватало растущей с каждым днем алой звезды, что появилась несколько лет назад и ввергла в расстройство всех астрологов мира.

Настойчивый шепот одного из вельмож, стоявшего позади и говорившего, что делать. Гул голосов, кажущийся холодным и даже злым, спертый воздух, который, кажется, можно зачерпывать ложкой.

Айра чувствовала, что может упасть в обморок в любой момент.

Шепот вельможи, как ни странно, помогал удержаться в сознании.

— Именем Светлого Владыки подтверждаю право на престол принцессы Айриэллы Доросомнай! — объявил кто-то, и Айра выдавила из себя улыбку, жалкую, как показалось ей самой.

Она ничего уже не понимала, корону ей надели раньше, а теперь какие-то люди выходили к ней и подтверждали ее право на престол.

Обруч из белого золота, сделанный в виде фамильной виноградной лозы, обвитой вокруг множества драгоценных камней-виноградин, наконец перестал держаться на прическе и просел слева аж до уха.

«Повернись налево, как будто что-то говоришь канцлеру, и поправь венец», — порекомендовал Голос.

Айра так и сделала. Однако она чувствовала, что корона долго не продержится.

«Если не удержишь корону сейчас, в народе сочтут, что не сможешь и потом, — мрачно заметил незримый собеседник принцессы. — Постарайся хотя бы, чтобы она не упала».

Остаток коронации Айра провела как в бреду — единственной ее мыслью было удержать венец. Каждое мгновение ей казалось, что он вот-вот свалится, холодный пот катился крупными каплями по лицу, выступил на спине и неприятно холодил ноги.

Потом был пир, и вновь девочка — уже не принцесса, но королева — думала только о том, чтобы не уронить корону.

Вельможи и наместники, старшие жрецы, маги, старейшины цехов — их лица слились в одно, каждому она протягивала руку, уже не разбирая, кто должен ее по этикету поцеловать, а кого она должна удостоить простым прикосновением к щеке или макушке.

Ей наливали что-то в кубок, почтительно подносили какие-то яства, красивые и наверняка вкусные. Кто-то пел, мелодично и громко, кто-то крутился колесом, показывали диковинных животных.

Она так мечтала о том, чтобы присутствовать на подобном пиру — не украдкой смотреть на него сквозь окно, не слушать отголоски музыки, засыпая, — а именно быть внутри, и чтобы никто не мог приказать ей уйти.

А сейчас, когда впервые это было ей позволено, и празднике не оказалось никакого вкуса: он был пресным и ненужным, как кусочек мела, а значение имело только одно — не уронить корону.

Глубоко за полночь, когда Айру на подгибающихся ногах отвели в покои и две девушки из лучших дворянских семейств начали ее раздевать, выяснилось, что корона вросла в ее волосы.

Она пустила золотые нити-корни, которые обвились вокруг собственных локонов Айры, и снять ее, не обрезав шикарные рыжие волосы девушки — крайне сложная задача.

«Врожденная магия, твой талант проявился, — сказал потрясенной девочке Голос. — Я всегда знал по, но чтобы это стало явным для тебя, нужен был кризис. Ты подталкиваешь людей и события к пути, который выгоден тебе. Если бы я сказал об этом раньше, то до раскрытия этого твоего дара прошло бы гораздо больше времени. Ничего, корону снимем, но чуть позже».

В пещере царили приятный полумрак и прохладная сырость.

Но Родриса это, как ни странно, более чем устраивало.

По давней привычке он каждую свободную минуту отдавал молитвенному сосредоточению, но этим словом с давних пор называл не то, что обычные жрецы, а состояние полурасслабленности, когда мысли наплывают друг на друга одна за другой и когда так легко услышать бога, если он вдруг соизволит что-то сказать.

Правда, в последнее время подобного не случалось, и во время сосредоточения приходилось обдумывать все, что лезло в голову.

После первой недели среди варваров Родрис всерьез усомнился в том, что они такие же люди, как и он: они ели, пили, разговаривали и смеялись, каждый из них выглядел так, как должен выглядеть человек, и иногда даже совершали разумные поступки.

Но в общем и целом это были те, кого можно охарактеризовать только двумя словами — «дикие варвары».

Они смеялись, уронив камень себе на ногу, или могли заплакать, глядя на поднимающееся из-за края мира рассветное солнце. Дочь могла избить своего пьяного отца до полусмерти, а дед украсть игрушку у новорожденной внучки.

Иногда они поражали Родриса свирепостью, а в следующий момент он восхищался их сентиментальностью, которой не могли похвастаться маленькие девочки из лучших дворянских родов Империи или Дораса.

— Шаман! Шаман! — заорали снаружи.

Родрис с неохотой открыл глаза.

Когда выглянул из пещеры, то выяснил, что у входа в нее собралось все племя — кроме что разве нескольких пастухов.

— Ты можешь сделать так, чтобы небо стало красным? — поинтересовался вождь — дородный старик в набедренной повязке.

— Нет! — рявкнул Родрис и вернулся на место.

Он уже знал, что варвары постоят-подумают, а потом разойдутся: они вели себя как дети, и это было тем более странным, что их дети зачастую были гораздо разумнее и вели себя как взрослые.