Рюрикович 3

Глава 14

Коломна, усадьба боярина Романова.

Павел Николаевич Дворжецкий ерзал на краешке дорогого кожаного кресла. Он осматривал кабинет пригласившего его Романова и невольно сравнивал со своим.

Данила Николаевич специально не стал шагать в моду со временем. Все эти вычурные столы на тонких ножках, линолеумные плитки под паркет, тощие шкафы у стен, в которые удобно класть только карандаши — всё это было не для него.

Боярин любил всё основательное, под старину. Поэтому пол в кабинете выложен деревянными досками, тщательно отшлифованными и покрытыми несколькими слоями лака. По стенам развешаны красочные картины с изображением сцен охоты и битв. Вдоль стен возвышались массивные шкафы из красного дерева, украшенные резьбой и инкрустированные перламутром и драгоценными камнями.

Но всё же мода не могла миновать и это убежище консерватизма. Среди гобеленов чернел большой прямоугольник телевизора, а на мощном столе возвышался тонкий моноблок. И пусть над всем этим добром висела здоровенная люстра, доставшаяся господину Романову от его древнего предка из первого открытого кабака, но Дворжецкий видел, что над ободом колеса телеги горели вовсе не свечи, а электрические лампы, пусть и изображающие неровный свет свечей.

Вроде бы и старина, но всё-таки модернизированная!

Сам хозяин был под стать кабинету, с окладистой бородой, но в дорогом новомодном костюме. Дворжецкий знал это потому, что сам недавно рассматривал подобный костюм в синюю полоску. Даже успел порадоваться, что не послушался своего портного, который уверял, что это последний писк моды. Сидели бы сейчас в кабинете двое в одинаковых костюмах…

Выматывающая душу тишина, которая изредка прерывалась щелканьем клавиатуры Романова, была своего рода указанием на положение Дворжецкого. Он хоть и князь, но сейчас его положение ниже, чем у приближенного к царю боярина, главы Земского собора. Поэтому он и должен сидеть и ждать, пока Великий Романов отвлечётся от дел насущных.

Павел Николаевич понимал это и терпеливо ждал. Будь он на месте Романова — поступил бы точно также.

Наконец, Данила Николаевич оторвал глаза от монитора и взглянул на Дворжецкого. Тот невольно отметил про себя взгляд цепких стальных глаз, словно крюком подцепил и теперь неторопливо подтягивает.

— Павел Николаевич, благодарю вас за ожидание. Дела, понимаете ли… — степенно проговорил Романов.

Павел Николаевич понимал. Даже будь на экране игра «Косынка» — это всё равно дела боярские, важные, не терпящие отлагательств…

— Да что вы, Данила Николаевич, пустое, — отмахнулся Дворжецкий. — Я тут на ваши картины любовался. Ох и здорово же написаны — прямо вот-вот сорвутся с полотна и ринутся в бой!

— Ваша правда, умели рисовать художники раньше! — благосклонно кивнул Романов, показывая, что лесть принята. — Не то, что сейчас — намалюют задницей и выдают за шедевр. А то и вовсе плеснут краски на холст, да и ходят с важным видом, треплют о том, что хотели этим сказать. А мне ведь насрать, что они хотели этим сказать! Кого волнует их мнение? Вот если создал произведение искусства, то его в любом возрасте оценят, будут восхищаться. А если просто плеснул красок, а потом болтаешь, что ты имел в виду… Так это не искусство живописи, а искусство болтологии!

— Верно-верно, вот когда своё произведение выпестуешь, выстрадаешь, будешь им сам любоваться, тогда и людям будет на него приятно посмотреть, — кивнул Дворжецкий, принимая линию разговора. — А вот тяп-ляп соорудил, а потом оторвал и выбросил, то это не произведение, получается, а черти что! Подобное только для уничтожения и сгодится!

— Такое только в Бездну, — многозначительно произнес Романов.

— И то не факт. Может она им и побрезгует! Придется людей просить, чтобы те помогли человечеству обойтись без этакой пакости!

— Эх, Павел Николаевич, если бы так просто было избавить мир от пакости… — показно вздохнул Романов. — Тогда бы и жить было проще, да и вообще — дышалось бы лучше! Но увы, не все люди могут с такой оказией справиться. Люди же несовершенны…

— То есть… — замялся князь Дворжецкий.

— То есть не всегда выходит затея сделать мир лучше, — рубанул боярин, было заметно, что ему надоели игрища в метафоры и аллюзии. — Те трое, кто смог вернуться, принесли обрубки своих… кхм… коллег. В общем, порой художник оказывается сильнее хулителей.

Дворжецкий побледнел. Девять человек не смогли справиться с одним… Девять отмороженных наемников из числа Ночных Ножей. И ведь заплачено было немало!

— Но как же так? — спросил Дворжецкий.

— А вот так. Царевич вовсе не пацаном глупым оказался. Что-то или кто-то его охранил от шестерых нападавших. Раскидал их другак, словно бульдог слепых щенят. Они даже пикнуть не успели.

— Но… что же делать, Данила Николаевич? Нельзя же просто так оставить пролитую княжескую кровь! Мой сын никак в себя прийти не может. Уже и докторов вызвал с заграницы, а их сейчас ой как непросто в Россию заманить.

— Нельзя так оставлять, согласен, — кивнул Романов. — И моему Мишке этот прощелыга тоже поперёк горла стоит. Тоже всякие оказии лепит, чтоб ему пусто было. Но ведь в чём проблема — этого стервеца как будто заговорили. Ни одна лихоманка его не берет! Сказать по правде, я уже подсылал к нему парочку. Они почти уговорили его отправиться на тот свет, но… Какая-то нелёгкая вытащила его и с того света! Мало того — вампала ещё заборол, стервец!

— Вампала? Ого, — покачал головой Дворжецкий. — Неужели этого оборотня можно победить в одиночку?

— Ну, как сказать? Царевич подсунул ему одного из тех, кого я посылал, в качестве закуски, а пока тот кормился… В общем, знает ведарь про слабые стороны тварей Бездны. Когда же Серьга… То есть, второй до меня добрался… Седой был, как лунь. Хотя всего-то тридцать лет мужику.

Романов тяжело вздохнул, как будто в самом деле сожалел о судьбе Алмаза и о том, что Серьга поседел.

Дворжецкий сочувственно покачал головой. Не потому, что впечатлился, а потому, что так было нужно по этикету.

— Значит, ничего с ним не справится? — спросил Дворжецкий.

— Отнюдь, — прицокнул языком Романов. — И на старуху найдётся проруха. Царевич всё-таки мужчина, молодой да видный. Кровь в нём играет и женщин он не чурается… Кхм… Знаете же, по какой причине ваш сын таким стал?

Дворжецкий поджал губы. Он уже обращался к князю Бесстужеву за разъяснением случившегося, но тот резко ответил, что готов любому, кто плохо скажет о его дочери, вырезать язык под самый корень. Род Бесстужевых был не из тех, с кем не приходилось считаться, поэтому Дворжецкому пришлось удовлетвориться этим посланием.

Романов наблюдал за поменявшимся лицом князя Дворжецкого. Хоть его сын и успел скинуть компрометирующее видео своим друзьям, княжичам Бельскому и Романову, но по приказанию отцов это видео было удалено со всех носителей. Сейчас война между родами никому не была нужна.

Вот потом, когда татар снова отбросят, может и найдётся то самое видео, но пока… Пока что из политических соображений не стоило дразнить гусей.

— Как же не знать, Данила Николаевич, — вздохнул Дворжецкий. — О таком, конечно, не говорят, но…

— И мы не будем о «таком» говорить. Не время и не место для подобных разговоров, — улыбнулся Романов губами. Его стальные глаза продолжали крепко держать собеседника на крючке. — Однако, мы можем поговорить о несколько другом. И это будет касаться мести царевичу. Видите ли в чем дело… Я же могу вам доверять, Павел Николаевич?

— Как самому себе, — с жаром откликнулся Дворжецкий.

— Хорошо, тогда надеюсь, что сказанное здесь не выйдет за пределы кабинета. Видите ли в чем дело… Ох, я уже повторяюсь. В общем, как вы знаете, Василий Иванович, царство ему небесное, прогнал с очей своих третьего сына… Впал тот в немилость и отправился в Белоозеро не просто так, а как бы в ссылку. Подальше с глаз отцовских. Со временем его и в самом деле хотели определить в какую-нибудь дальнюю область на охрану рубежей, но… Так как сейчас времена неспокойные, а возле Белоозера почему-то начали открываться Омуты, с которыми царевич чуть ли не в одиночку справляется… В общем, пошла по нашей земле между людишками молва, что на самом деле царевич-то геройский парень. И что напрасно обидел его царь-батюшка, царствие ему небесное в очередной раз.

— А на Руси обиженных и обездоленных любят, — кивнул Дворжецкий, соглашаясь со словами Романова.

— Да, а так как царь у нас не очень активно людей на бой собирает. Не очень-то спешит отбивать занятые татарами города и сёла, то ещё один пошел слух, что лучше бы Иван Васильевич сел на престол, а вовсе не его братец старший, — поднял вверх палец Романов. — Вроде как у младшенького бы духа поболе будет, чем у старшего!

— Эвона как, — присвистнул Дворжецкий. — И кто же так говорит?

— Да слухами-то земля полнится.

— Но есть же ещё и средний брат, Фёдор Васильевич, ему-то…

— Фёдору Васильевичу только бы молитвы читать, да поклоны бить. Он от митрополита Даниила ни на шаг не отступает, в рот ему заглядывает. Если… не дай Бог, конечно, — Романов перекрестился, не спуская глаз с лица Дворжецкого, — со старшим братом что-то случится и на главенство взойдёт Фёдор Васильевич, то вовсе не царский зад опустится на престол, а задница его святейшества. Мы же не хотим этого?

Дворжецкий сумрачно посмотрел на Романова. Взглянул на дверь. Прикинул — успеет ли добежать до дверей, если… Нет, не успеет. И за дверями дворня Романова — вмиг перережут всех слуг Дворжецкого.

Он уже успел пожалеть, что связался с Романовым. Казалось бы, чего проще — взять и вместе заказать, чтобы царевичу хорошенько намяли бока. Может быть, и инвалидом бы сделали, но… Сейчас приходится сидеть и слушать то, что уже можно отнести к дворцовому заговору.

Уголки губ Романова чуть дёрнулись, словно у пса, предупреждающего — не рыпайся, а то будет хуже. Даже белые клыки показались…

Дворжецкий понял, что наверняка не успеет!

Но если его помимо воли проталкивают в что-то, пахнущее изменой, то надо бы узнать, чем это всё пахнет. Сделать вид, что всё принимаешь и понимаешь, а уже потом, когда будешь на безопасном расстоянии от угрозы мгновенной расправы, можно всё взвесить если минусы перевесят плюсы, то сразу же выложить всё батюшке-царю.

— Мы хотим мудрого и доброго правителя, а также тяжелого кармана и уверенного будущего для Рода, — уклончиво ответил Дворжецкий. — Я правильно понимаю, что всё это прелюдия, господин Романов?

— Ну что вы, князь, не стоит быть таким официальным. Но вы правы, это всего лишь прелюдия, а вот и сама ария. Меня к себе вызвал Владимир Васильевич, когда узнал о произошедшем ночью в поместье царевича…

— Но откуда он узнал? — ахнул Дворжецкий.

— А вот об этом я и хочу сказать, — улыбнулся Романов. — В окружение царевича был внедрён человек, который ненавидит Ивана Васильевича не меньше нашего. И да, у этого человека тоже кровная месть на уме. Царь Владимир Васильевич настоятельно рекомендует нам воздержаться от подсылки новых убийц, чтобы не тратить понапрасну финансы. Подосланный человек очень опытный и вскоре он разберется с нашей ходячей проблемой.

— Но как же месть за княжескую кровь? — нахмурился Дворжецкий.

— А вам не всё равно — от чьей руки падет ваш кровник? Ведь цель в его смерти? А это главное!

— Главное, — кивнул Дворжецкий. — Но я помимо ваших слов о царевиче, услышал ещё кое-что… Или мне это показалось с устатка от дороги?

Романов ухмыльнулся краешком губ.

— Может быть и не показалось.

— Но, раз мы уже на таком уровне доверия, то может быть вы скажет, Данила Николаевич, каким это чудом татары не трогают ваши предприятия? — рискнул спросить Дворжецкий. — Также я слышал про фабрику Бельского и два завода Шуйского. Это мне почему-то показалось странным, Данила Николаевич. Может скажете, по-доверительному?

Он уже понял, что Рубикон уже перейдён и сейчас можно чуточку поторговаться, чтобы выгадать для себя преференции от приближенных к царю личностей. При этом учитывать, что эти самые личности могут плести против царя заговор. Как против царя, так и против церкви, недаром же с таким пренебрежением было сказано о митрополите…

Романов чуть дернул губами, изображая улыбку:

— Это не такой уж большой секрет, Павел Николаевич. Однако, это не только мой «не такой уж большой секрет». И, чтобы ответить на него, я должен буду посоветоваться с другими людьми, которых вы упомянули. Не бледнейте, я больше чем уверен, что ответ будет положительным. Я уже разговаривал с ними по поводу вас и могу со стопроцентной вероятностью предположить, что в скором времени вы станете обладателем определённого знания. И это знание придаст вам силу и вес в обществе. Мы же должны помогать друг другу, не так ли? Не только наказывать тех, кто посмел огорчить наших чад, но также и помогать друг другу устраивать будущее наших внуков.

В голове Дворжецкого промелькнуло: «Точно заговор!» Однако, он постарался не показать вида, что понял и проговорил:

— Я полностью с вами согласен, Данила Николаевич. Ведь ради лучшего будущего для НАШИХ внуков мы и стараемся прожить жизнь так, чтобы потом не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…

— Я рад, что не ошибся в вас, Павел Николаевич. Вы можете остаться у меня на пару дней погостить? Как раз завтра на баньку прибудут господа Бельский и Шуйский…

— С радостью, Данила Николаевич. Обожаю баньку, да ещё с кваском ядрёным, — улыбнулся Дворжецкий.

— Ну что же, тогда не буду вас задерживать. Ведь вы и в самом деле устали с дороги, так что сейчас вас проводят в ваши покои, а вечером мы с вами встретимся за ужином и сыграем пару партий в шахматы. Как вы относитесь к этой игре умов? — Романов вышел из-за стола и протянул руку поднявшемуся Дворжецкому.

— Буду очень признателен за оказанную честь. Люблю эту игру, — Дворжецкий пожал руку Романова.

Рукопожатие получилось крепким, но не настолько сильным, чтобы попытаться пережать руку собеседника. Скорее, это было рукопожатие равного по рангу человека. Это должно было дать понять Дворжецкому, что его принимают в небольшую ячейку общества, которая закрыта от остальных глаз.

И Дворжецкий понял это. Не отпускал хватки до тех пор, пока Романов не ослабил руку.

— Что же, тогда до вечера, Павел Николаевич. Не беспокойтесь о своих людях, им тоже найдут комнаты, — кивнул Романов и проводил Дворжецкого до дверей.

— Благодарю вас, Данила Николаевич. Я рад, что мы смогли найти общий язык, — ответил Дворжецкий, когда перед ним открылась дверь.

— Я тоже очень рад. Никита, проводи князя Дворжецкого в его комнату и прикажи разместить его людей! — окрикнул Романов стоящего неподалёку от дверей молодого слугу.

— Будет исполнено, барин! — поклонился молодой человек и сделал приглашающий жест рукой. — Милостивый государь, прошу вас следовать за мной.

Дворжецкий кивнул Романову и направился за молодым человеком по мягким коврам коридора. Романов же с улыбкой смотрел вслед идущему. Когда тот скрылся за поворотом, то вернулся к столу и уставился на экран, с которого на него смотрели два лица:

— Что же, господа, вы сами всё слышали…

— Слышали, Данила Николаевич, — кивнул князь Шуйский. — Как не слышать…

— И что вы думаете насчёт этой кандидатуры?

— Думаю, что подойдёт, — прикрыл веки Бельский. — Нам бы ещё трое-четверо не помешали подобных кандидатур.

— Со временем мы их найдём и привлечём на свою сторону. Сейчас же неплохо и то, что мы заручились поддержкой Дворжецкого. Да, я ещё сегодня помариную его на предмет лёгкости языка — вдруг надумает нас сдать. Однако завтра, когда вы прибудете, я уверен, что всё уже решится. После баньки и моей фирменной настоечки у кого угодно язык развяжется на сто процентов.

— В баньку я бы не отказался сходить, — вздохнул князь Шуйский. — Девки-то у тебя есть там посисястее?

— Этого добра найдётся! — хмыкнул Романов. — И сисястые, и жопастые. На всякий вкус…

— Вот только снимать нас не надо, чай не царевичи, — хохотнул Бельский. — А то вдруг ещё куда видео просочится, а мне с моей Агафьей только скандала по этому поводу не хватало. И так от прошлого раза ещё не отошла…

— Всё будет строго конфиденциально, — посерьезнел Романов. — Жду вас, гости дорогие…

Два лица кивнули на прощание и отключились.