С чем вы смешиваете свои краски?

Глава 19

До вылета оставалось три дня, дядя Вова лично проверял, что и как готово. Мне заранее пошили костюм. Я его ещё раз примерил, показал, что всё в норме, брюки не короткие, рукава тоже. Белых рубашек с длинными и короткими рукавами я взял четыре штуки и ещё повседневных разной расцветки и запасные брюки. Маман, между прочим, долго возмущалась тому, что «ребёнок летит один». Никого из родителей со мной не отправляли. Полковник считал, что я парень вполне самостоятельный и мне хватит сопровождающего переводчика. Подозреваю, что он из КГБ, поскольку все в курсе, что мой английский безукоризненный и переводчик как таковой не нужен.

Закончив проверку личных вещей, пакуемых в чемодан, полковник извлёк из папки мой загранпаспорт, я расписался и документ был снова убран. Подозреваю, это был первый и последний раз, когда мне дали его подержать в руках.

Кроме вещей, я брал с собой этюдник (специально новенький купили) с полным комплектом красок и к нему коробку грунтованных картонок разных форматов.

Показательное выступление того, как я рисую космос, устроил отдельно для дядя Вовы чуть позже, в мастерской. Активно используя мастихин и сухую кисть, минут за пятнадцать я изобразил некое подобие луны или другой планеты с кратерами на фоне космоса. После побрызгал кистью с белилами, обозначая скопления звёзд, и показал работу.

— Годится, — одобрил комитетчик. — Так и будешь демонстрировать посетителям выставки.

Последний разговор состоялся за день до вылета.

— Сашка, не исключены провокации. Будь готов к чему угодно и не подведи меня.

— Не подведу, — пообещал я.

— Даже если начнут кидать помидорами и тухлыми яйцами в картины, не реагируй.

Представил себе, как кто-то заходит в галерею с тухлым яйцом в кармане, и еле сдержал смешок.

— Далее. Три дня ты находишься на выставке. Предположительно, будут журналисты, возможно телевизионщики. Но не обещаю, смотря как публика заинтересуется твоей выставкой.

Угукнул, не возражая.

— На четвёртый день придёт англичанин и предложит тебе посмотреть столицу.

Мои брови поползли вверх. Чё, серьёзно?

— Ты соглашаешься и в сопровождении Сергея Дмитриевича идёшь смотреть город, — полковник замолк.

— А дальше? — не понял я сути своего задания.

— Все инструкции по месту.

— И как я пойму, что это тот англичанина, а не другой? — не догонял я. Где пароль про «славянский шкаф» и прочее?

— Никакой больше информации, всё узнаешь на месте, — категорично отказался что-то пояснять дядя Вова.

Ох и провалю я им все явки и пароли с такими исходными данными. Вообще-то не верилось, что КГБ на полном серьёзе поручит что-то делать двенадцатилетнему пацану. Оставалось надеяться, что прикреплённый ко мне переводчик знает больше. С ним я познакомился уже в аэропорту. Маман провожать не поехала. А отец довёз на машине, инструктируя по пути не хуже комитетчиков. Мол, там сплошные капиталисты и угнетатели человека человеком. Я как пионер должен нести высоко знамя… бла-бла… Пообещал, что понесу и не опозорю.

После отец передал меня полковнику. А тот уже Сергею Дмитриевичу. Переводчик чисто внешне мне не понравился — снулый как рыба. Костюмчик серенький, волосёнки редкие, росточка среднего, черты лица за крупными роговыми очками не рассмотреть. Наверное, это удобный образ. Мимо такого пройдёшь, не заметишь, не запомнишь. Мне он что-то пробормотал приветственное и предупредил: «Не шали, а то знаю я вас».

Членов делегации всего было десять человек во главе с Фурцевой. Невольно я возгордился, как меня одного столько уважаемых людей сопровождает. На самом деле я никого из них не знал, но это было неважно. Главное, что это они со мной, а не я с ними. Фурцева так и не подошла, ни о чём не спросила. Впрочем, Сергей Дмитриевич также к моим нуждам отнёсся без интереса. Но сидеть нам в самолёте пришлось вместе на спаренных креслах. Я выпросил себе место «у окошка», хотя обычно предпочитаю у прохода, и почти сразу уснул, тоже давняя привычка.

Настырные стюардессы толком поспать не дали. То конфеты «Взлётные» принесли (рейс наш, советский), то бутерброды. Проснулся я окончательно, когда уже летели над островом. В иллюминатор посмотрел, отметил про себя левостороннее движение на дорогах, значит, мы почти на месте.

Сканирующих рамок в это время в аэропортах не было. Мой этюдник проверяли вручную. Двое таможенников дотошно исследовали саму коробку, посветили фонариками на крепление ножек, перебрали все краски. Для поездки были куплены новые тюбики. Всё чистенькое и аккуратно сложенное. Каждый тюбик был осмотрен отдельно. Их простучали (на кой?) и даже взвесили. Мне эта канитель стала надоедать. Зачем вообще обязали тащить этюдник с собой? Не проще ли было на месте всё купить? Спустя час осмотр завершился и меня пропустили. Фурцева к тому времени только что по потолку от беспокойства не бегала. Сергей Дмитриевич кратко пояснил ей суть претензий таможни, и мы двинулись на выход.

Для доставки делегации в гостиницу подогнали целый автобус, нас встречал представитель посольства. Всё по-деловому, без лишних эмоций и расшаркиваний. Спросил, где мальчик, я выглянул из-за спины одного из мужчин и больше моя персона никого не заинтересовала. Далее погрузили багаж, расселись сами и поехали куда-то на север Лондона. Чтобы не выходить из образа ребёнка, впервые увидевшего капиталистическую страну, приходилось не отлипать от окна и засыпать Сергея Дмитриевича глупыми вопросами.

Вскоре места стали вполне узнаваемыми. Мы подъезжали к вокзалу King's Cross и позже притормозили у гостиницы Great Northern. Понятно, для Savoy я рылом не вышел. Прогуляться потом на вокзал, поискать проход на экспресс в Хогвартс, что ли? К слову, на съёмках фильма Гарри Поттера герои проходили сквозь колонну между четвёртой и пятой платформами. На самом деле между девятой и десятой платформами нет сквозных проходов. Позже администрация вокзала установила часть тележки с чемоданами на том месте, где якобы находится проход в волшебный мир. Пока об этом знаю только я.

Great Northern Hotel в моё время был трёхзвёздочным отелем. А сейчас это полный шик! Жаль, номер был на двоих и пришлось делить его с Сергеем Дмитриевичем. Как оказалось, он курил. Тут я встал в позу и заявил, что не переношу табачный дым ни в каком виде. При мне ни в комнате, ни в ванной пусть не курит. Кто не согласен, идёт утрясать вопрос к Фурцевой.

После расселения и комплексного обеда в ресторане гостиницы нас повезли по городу. Автобус, закреплённый за советским посольством в Лондоне, никто не отпускал и он ждал нас. С интересом я поглазел на старый-новый для меня Лондон. Не слишком он и изменился. Транспорта меньше. Впрочем, как и туристов. Китайцев среди них точно нет.

Мы добросовестно пофотографировались на фоне известных памятников культуры и вернулись в гостиницу. После ужина Екатерина Михайловна вызвала меня к себе и впервые за всё время поговорила о том, что будет на выставке. Экспозиция уже готова, но никто из нас её не видел. Никакие перестановки недопустимы, а свой этюдник я должен взять сразу. В первый день для меня форма одежды — брюки и белая рубашка с пионерским галстуком.

— От Сергея Дмитриевича не отходишь, — предупредила Фурцева напоследок.

Открытие выставки назначено было на десять утра, но прибыли мы за два часа до этого. Насколько я понял, четверо крепких мужчин из нашей делегации — это охрана. Они деловито и со знанием дела осмотрели все углы. После провели меня по помещениям, показали, где туалет, комната отдыха, и вернули обратно в зал.

Фурцева, как выяснилось, не видела мои космические картины. Их упаковали и отправили морем. Представители посольства приняли и оформили. Смотрелось выставка и вправду достойно. Начиналась экспозиция с Гагарина и Титова. Далее в рамке под стеклом фотографии, как я их рисую. Следующая работа — вид Земли из космоса, и снова в рамке за стеклом «мой светлый образ», и так далее. Полотна чередовались с фотографиями и заканчивался тематический подбор картин на космическую тему моим триптихом.

Но больше всего меня порадовало то, что были подготовлены альбомы с моими репродукциями. Когда и где их распечатали, я так и не понял.

— Сергей Дмитриевич, переводите Саше по возможности всё, что станут говорить гости выставки, — попросила Фурцева. — Пусть он будет в курсе и готов к любым вопросам.

Мой переводчик пообещал делать это, а я задумался, кто из всей этой братии в курсе, что с английским у меня проблем нет? А говорил ли дядя Вова прикреплённому ко мне переводчику о том, что я с пяти лет на языке Шекспира разговариваю? Вот же жук! Мог и не сказать. Ладно, поиграем в эту забавную игру все вместе.

В первый день, собственно, ничего особенного не происходило. Фурцева ближе к обеду встретила двух корреспондентов. Через своего переводчика с ними обсудила, где и как меня сфотографируют. Я попозировал, поулыбался не хуже Гагарина. Посетителей в этот день пришло от силы десятка два. Судя по всему, рекламная работа была проведена из рук вон плохо. Плакат, извещающий, что здесь выставка работ художника из СССР, выглядел за оконным стеклом тускло и невыразительно. Послонявшись без дела весь день, я решил, что нужно менять тактику.

На следующее утро, воспользовавшись тем, что Фурцева удалилась, я вытащил этюдник на улицу и сел рядом со входом в галерею. Прохожие стали первым делом обращать внимание на невиданное здесь явление — советского пионера в красном галстуке. Позже заинтересовались тем, что я рисую. А я клепал картинки космоса на картонках чуть большего размера, чем открытка, и дарил их, предупреждая, что работа не просохла и нужно быть аккуратным.

К тому моменту, как подъехала Фурцева, у галереи вокруг меня стояла приличная толпа. Не менее внушительная была и внутри. Наш работник, торгующий полиграфией и сувенирами, паниковал. Он распродал всё, что было, а подвезти ещё открыток и альбомов с репродукциями из посольства не успевали.

Фурцева же застала тот момент, как я трепался с прохожими о перспективах развития космоса, прогнозируя, что на Марс человек не полетит ещё лет шестьдесят и чего ему там вообще делать? Для осмотра планеты хватит и роботов.

— Сергей Дмитриевич, — пробилась Екатерина Алексеевна к моему переводчику, — что здесь происходит?

— Пропаганда советской науки, — невнятно ответил он.

— Скажите этим всем, что мальчик идёт отдыхать и обедать.

Собравшийся народ дружелюбно покричал мне вслед: «Бай, бай, пионер» и разошёлся.

Фурцева же устроила мне выволочку. Послушав всё, что она пожелала сказать, я напомнил, что вообще-то брал этюдник для этих целей. Даже не так. Я бы его и брать не стал, если бы компетентные товарищи не настояли.

— Ты должен был рисовать внутри галереи.

— Помещение неудачно оформлено. Вы заметили, что с улицы даже плакат плохо видно.

— Сидишь здесь и рисуешь, только здесь, — Фурцева была категорична.

Возражать я не стал. За четыре часа я устроил себе приличную рекламу. Человек двести посетило выставку и наверняка расскажут о ней своим знакомым, а там, глядишь, информация в газетах сработает.

Мои прогнозы оправдались. На следующий день, совпавший с воскресеньем, случился полный аншлаг. Полиграфию продали всю, даже запаса не осталось. Я еле успел припрятать для себя с десяток экземпляров на память. После подбил распорядителя на другой бизнес. Я же продолжал рисовать, чтобы публика видела — их не обманывают, мальчик и вправду умеет это делать. Картонок у меня много, отдельно в ящик упаковали только их. Так что я стал продавать картинки прямо «с пылу с жару» по цене один-два фунта.

Фурцева стала похожа на фурию, возмущаясь тому, что творилось. Хорошо, что распорядитель оказался дядькой вменяемым и пояснил, что за сувениры всегда платят и нет здесь ничего такого. За открытки платили и эту живопись люди желают купить. Но вечером мне пришлось выслушать лекцию о недостойном поведении советского школьника. Мол, у нас это вам не здесь. Торгово-денежные отношения порочат пионера и так далее по принципу, только вернись в СССР, и мы тебе покажем, где раки зимуют. Странная такая позиция. Взрослому человеку продавать картины можно, а для меня это почему-то позор.

Пришлось поскучать вторую половину дня. Зато я увидел кое-что интересное. Если бы не следил специально, то упустил бы тот момент, как один из посетителей передал Сергею Дмитриевичу некий свёрток. Всё же я был прав, когда предположил, что такие выставки идеальный вариант для всяких шпионских игр. Прийти может свободно любой человек и это не вызовет подозрений.

На четвёртый день я сменил белую рубашку на темно-синюю, галстук не надевал и этюдник раскладывать не стал. Все равно Фурцева против таких сувениров на продажу, а у меня индивидуальное задание на этот день. Неожиданно я разнервничался. Ждал того англичанина и гадал, куда именно мы пойдём гулять. Сергей Дмитриевич сказал, что с руководством всё согласовал.

— Екатерина Алексеевна не возражала? — всё же уточнил я.

На меня кинули такой взгляд, что все вопросы отпали.

— И когда подойдёт тот англичанин? — продолжал я волноваться.

— В первой половине дня, — просветил меня мужчина. — Посмотри внимательно, возможно, он уже здесь.

— А вы разве не знаете, как он выглядит? — закрались у меня первые подозрения.

— Откуда? — пожал плечами переводчик.

Вот это номер! Пароля со славянским шкафом я не знаю, как выглядит «англичанин» — тоже. Это мне такую проверку на смышлёность решили устроить? А вдруг таких людей с предложениями подойдёт несколько. В предыдущий день посетители замучили схожими вопросами, типа как мне Лондон, что я видел, что больше всего понравилось?

В общем, стою я у стеночки, как говорится, мандражирую. Невольно взгляд зацепился за молодого мужчину в шляпе. Фигура крепкая, спортивная и… смутно знакомая. Даже со спины мне показалось, что я знаю эту манеру держаться и двигаться. Ещё три минуты понадобилось мне, чтобы осознать и понять шутку, какую устроил дядя Вова.

Мужчина в шляпе продолжал разглядывать полотна, а я пошёл ему навстречу с противоположной стороны. У «Марса» мы и встретились.

— How do you like my picture? — спросил я.

— Unusual.

— Идём на прогулку? — небрежно спросил я Илью.

— Yes, of course, where is your partner?

— Стоит возле «Гагарина», за нами наблюдает.

— Братишка, разговариваем только на английском, — тихо предупредил Илья.

— What is your name? — моментально перестроился я.

— Mitch Hedley, — представился Илья новым именем.

И мы пошли гулять. Сергей Дмитриевич был уверен, что я опознал «англичанина» по особым приметам, и лишних вопросов не задавал. На метро мы проехали три остановки и вышли, чтобы сразу зайти в одну из чайных. Пока ждали заказ, а после перекусывали, Илья рассказывал моему сопровождающему план действий (на английском), который, как я отметил, у него намного улучшился.

— Сегодня по плану я должен переодеть мальчика в типичную одежду для его возраста. Мы будем посещать много магазинов и ездить на автобусах. С тобой встречаемся здесь в пять вечера. Я верну Алекса и мы попрощаемся до завтра.

Я своим ушам не поверил, когда понял, что от этой снулой рыбы избавлюсь на весь день. Мало того, я проведу его с братишкой!

— Не сияй так радостно, — отвесил мне лёгкий подзатыльник Илья, едва мы вышли из чайной. Между прочим, не через ту дверь, в которую входили.

— Так что там по плану?

— Тебя переодеть, покатать на автобусах и проверить, как ты вписываешься в образ «typical boy».

С магазинов мы и начали. Нелёгкое это дело оказалось при условии, что пока в Лондоне нет супермаркетов. Мы заходили в разные мелкие магазинчики, объясняли, что хотим, там же меняли для меня частично одежду и двигались в следующий.

— Школьники только ушли на каникулы, — рассказывал Илья то, что я и без того знал.

Это у нас каникулы начинаются первого дня лета, а в Англии дети учатся примерно до восемнадцатого июля.

— Обычная школьная форма — это длинные шорты серого цвета, а когда прохладно, то надевают из такого же материала пиджак. Но обычно джемпер поверх рубашки, — пояснял Илья. — Носки серые, чёрные. Сандалии чёрные или коричневые. Сейчас каникулы, но пацаны твоего возраста носят шорты преимущественно цвета хаки.

Именно с таких шорт мы и начали шоппинг. Попутно Илья с возмущением рассказал, что дети ходят в школьных шортах и зимой, и летом. Разве что зимой могут иметь высокие тёплые гольфы. В ответ я напомнил, что климат здесь мягкий, а шорты удобны в том плане, что если ребёнок подрос, то не так заметно, как ему мала одежда.

Через пару часов я стал напоминать мальчишку-англичанина. Заодно мне приобрели satchel, в смысле ранец, но такой стильный, что я в него влюбился. Туда и сложили старые вещи. И дальше мы поехали кататься на автобусах. Автобусы этого времени это нечто! Помните у Гарри Поттера такой бешеный, с кондукторам? Примерно так оно и было — кондуктор в форме, с аппаратом и билетиками, и невменяемый чернокожий водитель за рулём.

Но главным сюрпризом оказалась цена за билет. Илья назвал, до какой остановки мы едем, и кондуктор озвучил цену в четыре пенса! Четыре пенса! Я ушам не поверил. В моём прошлом-будущем средняя поездка на пять-шесть остановок стоила два фунта пятьдесят пенсов. Сейчас на эти деньги можно неделю неплохо питаться.

Денежную тему мы с Ильёй тоже обсудили. Здесь мои прошлые знания дали осечку. В ходу, кроме привычных мне фунтов и пенсов, были шиллинги. К тому же Англия пока упорно всё взвешивала в фунтах и, как сказал Илья, в «камнях» (крупногабаритное). Один stone (камень) равнялся четырнадцати фунтам, а один фунт, в свою очередь, был немногим меньше полкило. И соответственно, один стоун — шесть килограммов и триста пятьдесят граммов. Пипец!!!

— Как ты это всё так быстро запомнил? — подивился я. — Или в Австралии схожая система денег и веса?

— Схожая, — внимательно посмотрел на меня Илья и вопросов задавать не стал, и так понятно, что я в курсе его австралийской биографии. — Итак, ты должен много и активно общаться с любыми категориями граждан и любых возрастов. Я буду отслеживать, как тебе это удаётся.

Насчёт того, что будет отслеживать, Илья слегка слукавил. Оценивать и наблюдать за мной он начал с первых секунд встречи. Это уже был не тот парень, которого я помнил. Что-то неуловимое, я бы сказал, «волчье» появилось в глазах. Илье всего тридцать лет, а взгляд очень опытного мужчины, много повидавшего на своём веку. Что же тебе пришлось пережить, братишка?

— А я местный или приехал в Лондон? — отвлёкся я от размышлений и вернулся к насущному.

— Приехал с дядей с севера.

— С севера не пройдёт. Там другой акцент, — уверенно заявил я. — У меня, по заверению бабушки, нет явно выраженного акцента. Возможно, я из западной части Англии?

— Годится, — не стал спорить Илья.

Целый день мы разъезжали по городу. Я общался с кондукторами, спрашивал что-то у дам, пытался наладить диалог со сверстниками. Мы пообедали в «Fish and chips». Заодно я отметил, что с фастфудом и вообще с местами, где можно бюджетно перекусить, сейчас напряжёнка. Илья мне ещё одну хохму рассказал. Когда он прилетел в Лондон, не состыковывался со своим встречающим. Подробностей он мне не рассказывал, но суть была в том, что он мог встретиться только через сутки с нужным человеком.

И тут началось самое интересное. Попасть в дешёвые гостиницы в это время не так-то просто. Типичная ситуация, как и в СССР, — «мест нет». Имеются частники — маленькие Guest House или B&B. С ними в Лондоне летом в разгар туристического сезона тоже не так просто. Илья прошёлся по многим, но везде висели таблички «no vacancies», и в результате заночевал в парке на скамье.

— В шесть утра проснулся, когда один мужчина с собакой прошёл мимо. Он мне рекомендовал сходить на завтрак в ближайший B&B. Мест для ночёвок у них не было, но завтраком кормят всех, кто приходит до девяти утра.

Где сейчас живёт, Илья рассказывать не стал, а я и не спрашивал, задумавшись о другом. Как-то всё получается нелогично и неправильно. Илья агент? Тогда почему его так открыто ко мне подвели? Наши шифрования и якобы уходы от слежки не выдерживали критики. Илья что-то проверяет? И судя по всему, не меня и не мои умения маскироваться под местных пацанов. Распрощались мы в той чайной, откуда началась наша прогулка. Сергей Дмитриевич сопроводил меня обратно в гостиницу и вопросов не задавал.

На следующий день я в образе английского мальчика, не заходя в галерею, в сопровождении переводчика последовал на встречу с Ильёй. Жаль, что джинсы в это время у англичан непопулярны. Не носят они американских вещей, в том числе и кепи. Английская молодёжь головные уборы полностью игнорирует.

Снова мы много гуляли по городу. Посетили парочку художественных салонов. Меня интересовали не картины, выставленные на продажу, а краски и кисти, прикупил кое-чего себе. Раз Илья платит, то почему бы его немного не потрясти? Мне денег совсем не выделили, так что я раскрутил братишку, но особо не наглел.

Илья во время прогулки много чего рассказывал нужного для меня и не очень. К примеру, пабы здесь делятся по категориям. Есть чисто для пожилых и обеспеченных, имеются заведения исключительно для дам, ну и молодёжные, конечно.

— И как часто ты их посещаешь? — подколол я.

— Не очень, — впервые за всё время проявил некое подобие смущения Илья.

— Бабы проходу не дают? — хмыкнул я и угадал.

— Да не то слово! — возмутился Илья. — Ни стыда, ни совести у местных девиц.

— Это потому, что ты сейчас хорошо разговариваешь по-английски, — заверил я. — Мне бабушка говорила, что в Англии очень важен акцент.

На самом деле это не бабушка говорила, а я в прошлой жизни узнал. Диалектов в Британии много. Мало того, в том же Уэльсе, где поголовно разговаривают на Валлийском языке, имеются ещё и свои диалекты. Плюс шотландцы со своей независимостью и языком. И для комплекта северный диалект Ньюкастла и городов поблизости. Мне порой в Ливерпуле или в том же Ньюкастле казалось, что я вообще не владею английским языком. А местные при всём этом разнообразии друг друга как-то понимали.

Один раз мне довелось побывать на одной вечеринке, где была русская девушка с мужем. Елена до приезда в Англию проживала во Владивостоке. Не нужно думать, что англичане совсем дремучие и не знают географию. Они прекрасно были в курсе, где Москва, а где Владивосток, и замучили меня вопросами, как я понимаю Елену. В их представлении Россия страна ого-го какая! В смысле по размерам. Значит, и разговорных диалектов должно быть много. Мне с трудом удалось убедить, что ни написание слов, ни их произношение не меняется на всём протяжении от Владивостока до Москвы. Если и имеются небольшие особенности речи в регионах, то это не так заметно, как тот же кокни в Лондоне.

Но рассказываю я это по другой причине. Был у меня приятель из бывших военных. Он за долгое время службы поменял столько мест, что его речь стала, что называется, классической. Без какого-либо акцента. Примерно как дикторы телевидения разговаривают. Это неведомым образом привлекало к нему женщин. Рассуждали дамочки просто: раз говорит без акцента, значит имеет хорошее образование и, соответственно, богат. Думаю, и на Илью вешались по той же причине.

На третий день Илья явно решил устроить мне подарок. На поезде мы отправились в город Southend в парк аттракционов (Funfair). Это где много каруселей, качелей, сахарной ваты и прочих детских радостей. В Лондоне и в окрестностях подобные развлечения не устраивают. Пришлось ехать на восток страны в Southend. Я предположил, что Илье самому захотелось этих развлечений. Взрослый мужчина на карусельке будет выглядеть странно, а с ребёнком вполне обычно. Хотя атракционов там хватало всем.

Илья мне даже выиграл мяч, забросив колечки на штырьки. У меня ни разу не получилось попасть. Ещё мы дружно постреляли в тире, где я показал неплохой результат. На подозрительный взгляд Ильи и вопрос о навыках, ответил, что это обычное дело среди художников. Давно известный факт, что кто хорошо рисует, тот и снайпер неплохой.

В этот раз Сергей Дмитриевич забирал меня «укатанного» в восемь вечера. Я еле доплёлся до номера гостиницы и упал на кровать.

У Ильи были ещё какие-то планы на меня, но тут активизировалось ВВС. Нам предложили выступить на телевидении в прямом эфире. Мне показалось, что Фурцева оказалась на грани сердечного приступа. Такого у в её карьере ещё не случалось — показать на иностранном телевидении советского ребёнка. И заменить кем-то из взрослых моё выступление телевизионщики категорически отказывались. А после прибыл представитель нашего посольства и взял на себя решение этой проблемы.