С любовью, папочка

ГЛАВА 3

Лукас

Все происходит так быстро, что у меня нет времени подумать о возможных последствиях. Или, может быть, это отговорка. Может быть, я не хочу думать об этом, потому что впервые за много лет все начинает складываться в мою пользу.

У меня не так много вещей, так что день переезда проходит довольно просто. Тем не менее, Татум вызвалась помочь мне занести несколько сумок внутрь, и, кажется, она рада помочь. Даже с нетерпением. И я не собираюсь упускать возможность провести с ней еще немного времени. Я позволяю ей нести спортивную сумку, набитую одеждой, в то время как сам распоряжаюсь теми немногими личными вещами, которые хранил на складе, пока был в тюрьме.

Квартира старая, и тот, кто жил здесь ранее, точно не помогал с ремонтом. Краска отслаивается, на стенах дыры и пятна от того, где висели картины. Дверцы шкафчиков почти слетели с петель, а линолеум на столешнице истерт до чертиков. Ковер нужно будет заменить, и даже не заставляйте меня начинать с ванной.

Но я никогда в жизни не был так счастлив, переехав в квартиру.

— Я и не подозревала, что здесь есть дыра, говорит Татум, рассеянно проводя пальцем по дыре в стене.

— Осторожно, — говорю я, не задумываясь. Она вытягивается по стойке смирно, и я вижу, как на ее щеках появляется симпатичный румянец.

— Прости, папа, — бормочет она. Я напрягаюсь, слова звучат слишком близко к истине. Она продолжает свой небрежный осмотр квартиры, но я не смотрю на комнату. Я смотрю на нее и на то, как послеполуденное солнце освещает ее кожу.

— Я просто благодарен за то, что я здесь, Татум, говорю я, придвигаясь к ней еще ближе. — Я благодарен вам за всю ту помощь, которую вы мне оказали.

Она пожимает одним плечом: — Ну, я подумала, почему бы не помочь кому-нибудь, если я могу? Она улыбается, и когда она это делает, комната озаряется светом. — Хотя, я думаю, тебе действительно следует поблагодарить мою тетю Нину.

Я смеюсь. — Я так понимаю, я прошел ее тест на чайных листьях, да?

Татум улыбается, заправляя выбившуюся прядь волос за ухо. — Думаю, да. Теперь я достаточно близко, чтобы чувствовать ее запах, цитрусово-сладкий, как апельсины. — Нам нужно купить тебе кое-какую мебель.

— Я справлюсь, говорю я. Но она только машет рукой.

— Нет, у меня есть идея. Пойдем со мной.

И она берет меня за руку.

Мы держимся за руки всю дорогу до моего грузовика. Я помогаю ей забраться в кабину, прежде чем забраться на водительское сиденье, мое сердце колотится в груди, как молот. Она объясняет мне дорогу, и мы слушаем радио с опущенными стеклами, пока она не велит мне съехать с главной дороги. День ясный и погожий, в воздухе сладко пахнет опавшими листьями. Скоро похолодает, но не сейчас.

Мы сворачиваем на длинную грунтовую дорогу, и я вижу самодельную вывеску с надписью — Распродажа: суббота, с 10 до 4., и до меня доходит.

— Это один из моих клиентов, объясняет она. — Вообще-то, мой первый клиент. Недавно умерла его бабушка, и они пытаются распродать всю мебедь.

Я крепче сжимаю руль.

— Жаль это слышать, говорю я, стараясь, чтобы напряжение не просочилось в мой тон.

— Дом продали только на прошлой неделе, так что им нужно вывезти все ее вещи.

— Он сказал тебе все это во время стрижки?

Боковым зрением, я вижу, как она поворачивает ко мне голову.

— Разговаривать с моими клиентами — половина работы, говорит она, и, клянусь, я слышу ее улыбку.

Я паркуюсь рядом с несколькими другими машинами, а затем помогаю Татум выбраться. Наши ботинки хрустят по гравийной дорожке, ведущей к входной двери. Это довольно симпатичный дом, скромных размеров, и как только мы переступаем порог, нас встречают теплыми приветствиями, якобы, от внука.

— Привет, малыш. Он обнимает Татум, и я чувствую, как у меня волосы встают дыбом. — Рад тебя видеть.

— Хотелось бы, чтобы это было при лучших обстоятельствах, говорит она. — Лукас, это Саймон. Саймон, это Лукас Янг. Он только что переехал в квартиру, которую сдает моя тетя Нина.

— Приятно познакомиться с вами, сэр, говорит Саймон, пожимая мне руку. Он моложе меня, возможно, всего на несколько лет старше Татум. Немного неуклюжий, как щенок, у которого еще не выросли лапы.

Я крепко пожимаю ему руку.

— Взаимно, сынок.

Он несколько раз разжимает и сжимает кулак, затем говорит: — Как я и сказал Татум, все продается. Просто сделай предложение. Вещи побольше, если вы сможете вытащить их сами, можете взять за половину, потому что в противном случае нам просто придется заплатить кому-нибудь, чтобы они их вывезли.

— Спасибо, Саймон, говорит Татум. — Я действительно ценю это.

— В любое время. Он улыбается ей так, что у меня закипает кровь.

Я беру Татум за руку, и она подходит ближе ко мне, достаточно близко, чтобы я мог чувствовать тепло ее тела, прижатого к моему боку.

— Мы просто пойдем посмотрим. Я натянуто улыбаюсь Саймону, который бросает не такой уж и скрытный взгляд на наши соединенные руки.

— Конечно, говорит он.

Мы так и делаем.

— Только посмотри на все это, говорит Татум, когда мы направляемся в столовую. На крепком дубовом столе и четырех стульях прикреплен листок бумаги с надписью «Все за 200 долларов», но он также уставлен посудой с различными узорами.

Но стол может подождать.

— Давай посмотрим спальни, говорю я и веду ее по длинному коридору. Здесь две спальни, и в обеих продаются кровати с каркасами. Лично мне нравится гостевая кровать с латунным каркасом. Образ Татум, привязанной к каркасу кровати, мелькает у меня в голове. Я с трудом сглатываю и отталкиваю его.

— О, как красиво, мурлычет она. — Мы могли бы купить тебе новое покрывало, что-нибудь более мужское, чем розовые цветы.

— Что, если мне нравятся розовые цветы?

Татум ухмыляется. — Тогда, во что бы то ни стало, сохрани постельное белье покойницы.

Она постукивает ногтями по такому же латунному столику со стеклянной столешницей, и я думаю, может, я возьму все это. И комод из потертого белого дерева.

— Но сначала тебе действительно стоит протестировать матрас, говорит она, забираясь на кровать и ложась.

— Туфли, говорю я, и она скидывает их, прежде чем продолжить. Она переворачивается на бок, подпирает голову рукой и улыбается мне. В одном я чертовски уверен: она уже не тот подросток с ангельскими щечками, которому я начал писать четыре года назад. Приглашение в ее взгляде безошибочно угадывается.

Я ничего не могу с собой поделать. Я сажусь на матрас рядом с ней.

— Он немного пружинистый, говорит она, слегка подпрыгивая, так что ее грудь трясется в пределах футболки. Я заставляю себя отвести взгляд, прежде чем она поймает мой пристальный взгляд. Но не я испытываю дискомфорта.

— Мне этого вполне хватит.

Кровать, матрас, столик, комод и набор посуды на каждый день — вот что мы приобретаем для меня. И для нее…

Я замечаю маленькое кольцо с изумрудом, оправленное в тонкую золотую полоску, и думаю, что оно идеально смотрелось бы на ее пальце. Когда я спрашиваю Саймона, сколько это стоит, он говорит, что шестьсот баксов.

— Это семейная реликвия, говорит он. — Настоящее золото в двадцать четыре карата. Вы понимаете.

— У меня есть… я перебираю наличные, пока Татум грузит коробку с посудой в грузовик. — Осталось три сорок. Могу я принести тебе остальное позже днем?

Саймон переводит взгляд с меня на Татум и складывает свои костлявые руки на груди.

— Я так не думаю, чувак, говорит он. Мне не нужен экстрасенс, чтобы сказать мне, что он просто упрямится, потому что не хочет, чтобы я подарил кольцо Татум.

— Без проблем. Я направляюсь к грузовику, где комод ждет погрузки. Я поднимаю его и возвращаю Саймону. — Вот, раздраженно говорю я, кладя его прямо перед ним. Фигурка тяжелая, из цельного дерева, но последние шесть лет я занимался лишь поднятием тяжестей, и это заметно. — Я возьму кольцо вместо этого.

Я кладу оставшуюся сумму наличными на комод и ухожу с кольцом.

Дорога обратно в дуплекс, кажется, короче, чем поездка на распродажу недвижимости, поскольку мы с Татум расспрашиваем друг друга о том, что нам нравится больше всего.

— Хорошо, хорошо, взволнованно говорит она. — Любимый фильм всех времен?

— Хм, хмыкаю я, размышляя. — Наверное, Бутч Кэссиди и Сандэнс Кид.

Она закатывает глаза. — Это такие стариковские слова.

Я смеюсь во весь голос. — Старые? А теперь послушайте, юная леди…

— Ладно, может, и не старые, может, просто… среднего возраста.

— Вот это уже лучше.

Она высовывает язык.

— Засунь свой язык обратно в рот, говорю я с ухмылкой, — или я заставлю тебя им воспользоваться.

— Как? спрашивает она, меняя тон. На светофоре я решаюсь взглянуть в ее сторону и вижу, что она склоняется надо мной через центральную консоль. Меня тянет к ней как магнитом, но я сопротивляюсь. Я говорю себе, что не могу этого сделать, я не могу поцеловать ее, как бы сильно мне этого ни хотелось.

Вместо этого я медленно качаю головой. — Любимое блюдо?

— О, это просто, говорит она. — Орео в молоке. Но это должны быть Орео с двойной начинкой, и они должны находиться в молоке нужное количество времени.

— И сколько точно нужно времени?

— Достаточно долго, чтобы печенье размокло, но не настолько, чтобы оно развалилось.

Я улыбаюсь. С ней кажется, что я просто постоянно улыбаюсь.

— Понял.

Мы заезжаем на парковку перед домом ее тети, и я выпрыгиваю из грузовика, обхожу, чтобы открыть для нее дверцу. Она соскальзывает на тротуар, ее рука в моей. Она не отпускает меня, пока мы не подходим к кузову грузовика. Один из родственников Саймона помог мне погрузить большую часть вещей в грузовик еще на распродаже недвижимости, но теперь остались только мы с Татум, столкнувшиеся с необходимостью поднять по лестнице целую кучу мебели.

— Все в порядке, говорит она, чувствуя мои колебания. — Мы справимся.

— Ты уверена?

— Конечно. Насколько это может быть сложно?

С кроватью и столиком я справлюсь сам. Но матрас, хотя и не особенно тяжелый, громоздкий. Я прекрасно могу снять его с грузовика, но не смогу удержать.

— Вот, говорит она, хватаясь за задний конец. — Давай я помогу.

Мы на полпути к двери, когда я чувствую, как она опускает свою часть матраса.

— Черт, шипит она.

Я оглядываюсь и вижу, что она стоит на коленях на тротуаре. Я роняю матрас, прежде чем она успевает издать еще один звук.

— Татум, говорю я, присаживаясь на корточки рядом с ней, — Ты не ушиблась?

— Ничего страшного, говорит она, резко шипя сквозь зубы. — Я просто споткнулась. Она снова опускается на попу, обнажая довольно глубокие царапины на обоих коленях. — Я в порядке.

Кровь стекает по ее ногам. Я встаю и протягиваю ей руку.

— Давай. Пойдем приведем тебя в порядок. Я поднимаю ее на ноги, и она опирается на меня, пока мы поднимаемся по ступенькам в ее комнату, матрас так и остался валяться на тротуаре.

Я ввожу ее внутрь и усаживаю на диван.

— Я действительно справлюсь, говорит она.

— Я уверен, что ты сможешь. В любом случае, просто скажи мне, где твоя аптечка.

Она закатывает глаза, но все равно улыбается и указывает в сторону коридора. — В ванной, под раковиной. Это в красной сумке.

Я резко киваю и иду за ней, ошеломленный ароматом цитруса в ванной. Я нахожу аптечку и возвращаюсь к ней, открывая ее, чтобы посмотреть, с чем мне придется работать. Марля, пластыри, перекись.

— Где чистые полотенца?

— Шкаф в конце коридора, говорит она.

Я оглядываюсь и замечаю, что она наблюдает за мной с любопытным выражением на лице. Как будто она не понимает, зачем мне беспокоиться. Это всего лишь царапина, говорит ее лицо, когда струйки крови стекают по обнаженной коже обеих ее ног.

Я беру полотенце и намыливаю его, прежде чем вернуться к ней и опуститься перед ней на колени.

— Может немного щипать, предупреждаю я, прежде чем прижать полотенце к ее колену.

Она вздрагивает, но не сильно. Я работаю так быстро и аккуратно, как только могу, очищая обе ее ноги. Несколько неподатливых кусочков гравия требуют использования пинцета из аптечки, но ей не нужно накладывать швы. Я снова промываю царапины перекисью, смазываю их мазью и перевязываю ее.

— Вот, говорю я, — как новенькая.

Она смотрит на меня сверху вниз, а я на нее снизу вверх, странная точка обзора, поскольку я так привык возвышаться над ней, когда мы оба стоим. Внезапно я замечаю, что моя рука лежит чуть выше ее колена. Я прочищаю горло, отстраняясь, но она ловит эту руку в свою и удерживает ее.

— Татум, говорю я, мой голос срывается чуть ли не на шепот.

— Тссс… Ничего не говори. Я просто хочу кое-что попробовать. И она наклоняется вперед и прижимается своими губами к моим.

Целовать Татум — это как сладкое облегчение, как кульминация всех фантазий, которые у меня были о ней, каждый день в течение последних нескольких лет. Вот она, эта красивая девушка, больше не просто фотография в моем бумажнике. Я поднимаю руку к ее лицу, нежно касаясь щеки, поглаживая ее. Ее губы приоткрываются для меня. Я ощущаю ее сладость, как мяту и корицу.

Звяканье ключей прямо за входной дверью щекочет мои уши, вырывая меня из этого момента. Мы отрываемся друг от друга, и я вскакиваю на ноги как раз вовремя, чтобы появилась Нина.

— Что ж, говорит она с теплой улыбкой, — привет, Лукас Янг.

— Мэм, говорю я, кивая головой.

— Это ваши вещи разбросаны по подъездной дорожке?

Верно. Матрас.

— Да, мэм. Извините за это.

— Я отвезла его на распродажу имущества миссис Дарви, говорит Татум, поднимаясь и становясь рядом со мной.

— Я позабочусь об этом сейчас, говорю я, направляясь к двери.

— Подожди, я помогу тебе, говорит Татум, но я не могу быть рядом с ней. Я сорву с нее одежду.

— Нет, быстро говорю я, — спасибо. Я справлюсь. И тебе следует поберечь колени.

— Какие колени? Когда Нина начинает суетиться из-за травм Татум, я выскальзываю, все еще ощущая сладкий вкус Татум на моем языке.