С-Т-И-К-С Иммунные и не очень.

Первая улыбка

Ей не повезло с момента рождения, девочка родилась глухонемой. Родители поняли это только на втором году жизни маленькой Милы и отказались от ребенка. Так малышка оказалась в доме малютки вместе с другими отказниками, имеющими физические и умственные отклонения.

Девочка росла замкнутой и необщительной, иначе и быть не могло, ведь немота и глухота не способствовали приобретению друзей.

Лет до семи Милка себя вообще не помнила, какие-то обрывки сюжетов, лица и меняющийся по временам года вид из окна. Так как ее единственным развлечением было смотреть в одно из грязных окон приюта, где Мила жила уже несколько лет.

Когда ей исполнилось семнадцать лет, ее просто выставили за порог приюта, выдав направление на работу. Единственное благо, которое получали выпускники этого мрачного дома, было устройство на работу по их возможностям, конечно.

Автобусом Милка добралась до города и направилась к первому прохожему, тыкая замерзшим пальцем в листок бумаги, где был указан адрес ее будущего места пребывания.

Прохожий шарахнулся от нее, как от прокаженной, но на листок все-таки посмотрел.

— А, это тебе к заводу надо, — и указал в сторону больших дымящих труб.

До завода девушка шла почти полчаса и сильно замерзла. Неприветливый вахтер долго рассматривал бумагу, протянутую ему, и, скорчив небритую рожу, указал на дверь, обитую желтой фанерой.

— Шлют колек сюда, как будто здесь цирк уродов, — мужчина недовольно бурчал себе под нос.

В дверь пришлось долго стучать, прежде чем ее открыла женщина в помятом сером костюме.

Не дожидаясь вопросов, которые она не слышала, Милка сунула женщине свою бумагу прямо в лицо.

В курс дела ее ввели быстро, выдали метлу, ведро и определили на постой в одной из каморок, находившихся в подвальном помещении.

Работать было тяжело, но Милка ныть просто не умела, привыкшая к понуканиям и тяжелой работе.

Кормили два раза в день, и одеждой снабжали, а ей больше ничего и не надо. Всё бы ничего, да положил глаз на глухонемую девку охранник.

Долго присматривался, да и подловил вечером спускавшуюся уборщицу в подвале. Завалил мычащую девку и снасильничал. Милка билась и царапалась, как дикая кошка, но куда ей отбиться от здоровенного мужика.

Безнаказанность в этом случае ему точно была гарантирована, девка немая, да и писать толком не умеет. Так и стал захаживать ночами к ней мужлан, справлять свою похотливую нужду.

Мила терпела и только после его ухода тихо плакала в подушку от боли и безысходности.

Ее насильник сегодня ушел рано и недолго мучил свою жертву, девушка, выплакавшись, уснула.

Проснулась Милка от сильной вони, которая проникала в ее каморку из приоткрытого оконца, находящегося почти под потолком. Девушка закрыла створку и снова уснула. Запах чего-то химического ее не напугал, так как с завода часто шла вонь, и трубы дымили круглые сутки.

Проснулась совсем поздно, в страхе, что проспала на работу, быстро оделась, выбежала на улицу. Голова гудела, и слабость сковывала движения, но это уже не первый день с ней такое, еще хорошо, что тошноты нет, которая донимала ее по утрам уже несколько месяцев. Выбежала на улицу и сразу поняла, что проспала. Солнце было высоко и слепило глаза. Девушка сжалась, как от удара. Начальница часто ее колотила за любую провинность и даже просто так под настроение (а настроение у нее было каждый день хорошее после принятия горячительного с утра). Бежать сил почему-то совсем не было, и Милка поплелась к зданию управления, где ожидаемо должна была получить взбучку. На улице происходили странности, вернее, странности били именно оттого, что ничего не происходило. Не было дворника, с утра до вечера обычно метущего территорию перед зданием, и собаки не бегали, путаясь под ногами, и даже кота, который всегда к ней ластился, сегодня не было видно.

Милка, недоумевая, оглядывала территорию перед администрацией и не находила объяснения странностям.

Запнулась и, растянувшись, пластом уткнулась лицом во что-то твердое и холодное. Ее глаза полезли на лоб, когда она поняла, что это голова дворника. Бельма глаз смотрели на нее с окровавленного перекошенного лица. Она орала только так, как умеют кричать немые. Открывала рот, как рыба, и орала, ее язык пересох, а из глаз ручьем бежали слезы.

Девушка вскочила и кинулась бежать к себе в коморку, плотно прикрыла за собой дверь, оттерла с одежды и рук чужую кровь, выпила почти ковш воды и только тогда немного успокоилась.

Мысли бешеными кошками метались в ее голове и не давали ей думать.

А что, собственно говоря, ей думать, она просто посидит тут, а когда всё уже решится и начальники разберутся, она снова пойдет мыть полы в цехах. Просидела так, не двигаясь, несколько часов, тело совсем затекло, и пить очень хотелось.

Набрала из ведра ковш воды и выпила, но жажда не перестала терзать ее. Из тумбочки достала большой нож и сунула его в карман куртки, зачем это сделала, Мила не могла объяснить, просто взяла, потому что... Просидела еще полчаса и снова решила снова выйти на улицу в надежде незаметно для всех пройти в медпункт и попросить таблетку от так сильно мучившей ее головной боли.

Солнце уже клонилось к закату, и девушка расстроилась, что медпункт уже закрыли и она не получит обезболивающее.

Над многострадальной головой дворника склонилась начальница и что-то делала, непрерывно дергая головой туда-сюда. Милка замычала, привлекая внимания, и сразу пожалела об этом, начальница подскочила и кинулась в ее сторону. На окровавленном лице мутные глаза — это всё, что успела рассмотреть Милка, начальница вцепилась в руку, которой девушка пыталась закрыть лицо.

Не помня себя от ужаса, девушка воткнула нож в висок обезумевшей бабы, пытавшейся откусить от нее кусок. Тварь как-то неестественно запрокинула голову и свалилась, дергая ногами. Черная струйка крови вытекала с ее головы на серый асфальт.

Милку била дрожь, хотелось упасть рядом с начальницей и тоже бить ногами, но девушка взяла себя в руки, решив, что это просто страшный сон.

Она всего один раз в жизни видела кино, еще в прошлом году на завод приезжали какие-то люди и показывали фильм. Милку не пустили в зал, но она забралась в нишу в стене и, сжавшись в комок, смотрела на большой белый экран. Сначала было много букв, а потом замелькали картинки. Страшнее этого она в жизни ничего не видела. Фильм был про зомби-апокалипсис, где зомби жрали всех, кто от них убегал и прятался, а убегали и прятались все, так что в живых никого не осталось. После этого ей иногда стали сниться кошмары, пока в ее жизнь не ворвался более реалистичный кошмар под названием насильник Жора. Его имя было вышито у него на куртке и всегда было перед глазами, когда он делал с ней свое грязное дело. Чтобы окончательно проснуться от мурчавшего ночного кошмара про зомби, Милка всегда плескала себе воды из ковшика на лицо. Но сейчас ковшик был не рядом, да и воду она всю выпила, и девушка направилась к зданию управления, чтобы умыться холодной водой и наконец-то проснуться. Смело перешагнула через обглоданную голову дворника, она вошла в здание и направилась в туалет. На ее пути попадались останки людей, которые она перешагивала, даже не разглядывая, кто это. Страха уже не было, ведь это очередной страшный сон, не более.

Когда на нее накинулся один из сотрудников, она решительно воткнула нож ему в глаз и, перешагнув через еще дергающееся тело зомбака, пошла дальше. Упокоив по дороге в туалет еще троих зомби, Милка окончательно убедилась, что это сон. В реальности она была робким забитым существом, которое точно не могло вот так мочить зомби одним ударом в глаз. Нож, крепко зажатый в руке девушки, был не простым кухонным ножом. Милка получила его в подарок от одного работника-станочника, ловко выпиливавшего на своем станке разные детали. Мужчина приметил девчушку, убиравшую в цеху, и часто угощал ее то конфетой, то печенькой, а иногда и яблоком. Подарок, конечно, странный, но Милка недолго удивлялась ножу, быстро найдя ему применение, и ловко резала метелки под свой рост.

— Вот и теперь пригодился, — на перемазанном кровью зомбаков лице появилась белозубая улыбка, первая в ее жизни.

Убивать зомби ей понравилось.