Природа дышала осенью. Алые спицы заходящего солнца, огибая стволы деревьев, медленно скользили по мшистому лесному ковру, порождая замысловатые тени. В подступающей вечерней тишине не было слышно ни звука, ни писка. Даже карликовый рылосвин спрятавшись под пеньком, настороженно водил пятаком, с подозрением прислушиваясь к чавканью глубоко увязающих в густом, болотистом мхе кирзачей. Ужин был безвозвратно испорчен — он отвлекся на звук, и пойманная было белка проворно сиганула обратно на дерево. Эх, вздуть бы гада! Но чужак был в несколько раз больше, непривычно пах, и поэтому голодный пупырчатый хищник теперь лишь воинственно раздувал ноздри и пучил глаз из укрытия, наблюдая, как одинокая фигурка, окруженная невесомым хороводом неторопливо облетающей листвы, то спотыкаясь, то увязая в трясине, торопливо продвигалась вперед.
Идти было трудно, но необходимость раздобыть лекарство для неожиданно свалившегося отца, оставшегося на мельнице, заставляла упрямо продвигаться вперед. Если он не поправится — не будет зерна. Не будет зерна — не будет денег. Не будет денег — они умрут.
Шаг, еще шаг…
Женя впервые пересекала Топь.
Тяжелый костюм сковывал движения, безразмерные отцовские сапоги, в которых нога болталась даже несмотря на четыре пары носков, то и дело грозилась сдернуть чавкающая голодная трясина. Мотающийся на груди автомат больно тыкал по ребрам. Руки заняты: одна — длинной сучковатой палкой, которая то и дело совалась в мох, нащупывая путь, другая — корзинкой с грибами и мелкой самодельной снедью с их фермы — на продажу. Да плюс увесистый рюкзак за спиной, на лямке которого болтался компас — единственный ориентир в этих опасных и непривычных местах.
Рюкзак…
Пальцы вот уже, наверное, в сотый раз с опаской коснулись молчавшего дозиметра. И зачем согласилась? Ее извечная, дурацкая слабость всем помогать. При упоминании о недавней сделке девушку снова прошиб озноб, и она, зазевавшись, споткнулась о трухлявый пенек, чуть не ухнув носом в усыпанную поздней брусникой кочку.
Дура! Только теперь-то чего уж… И к тому же деньги за «проезд» — им с отцом столько и за полгода не выручить.
Да и все равно по пути.
Стряхнув вновь нахлынувшие сомнения, Женя поудобнее перехватила палку и, прислушавшись, снова оглянулась.
Все было тихо, только в отдалении воинственно хрюкнул оставленный без ужина рылосвин. Девушка никогда его не видела и внутренне порадовалась, что встреча со зверем так и не состоялась — патроны отец строго-настрого велел не расходовать понапрасну, а с засунутым в голенище сапога ножом она еще плохо обращалась.
Солнце почти закатилось, и казалось, что оставленный позади редкий лес был щедро облит красной каской. Цепочка наполненных водой следов, оставленная Женей, медленно исчезала — примятый лиловый мох упруго распрямлялся прямо на глазах, снова напитываясь влагой. Как и не шел никто.
Сверившись с компасом, девушка приободрилась. До плота у переправы на пути к Рынку она успевала затемно. Стянув респиратор, Женя с наслаждением вдохнула морозный вечерний воздух и шагнула было вперед…
— А ведь говорил меня в брезент завернуть.
Хрипловатый голос, неожиданно раздавшийся из-за спины, заставил вздрогнуть. Женя почувствовала, как на лбу, мгновенно пропитав вязаную шапку, выступила испарина. С самого начала пути она боялась с НИМ заговорить.
— Зачем? — поборов страх, тихо спросила она.
— Они меня учуяли. Ховаться надо.
Девушка резко обернулась, загнанным зверьком озираясь в поиске чужаков. Лес позади нее по-прежнему был пуст.
Хотя…
Где-то в отдалении, пока что чуть ощутимо выделяясь на фоне тихого жужжания просыпающихся ночных насекомых, можно было различить монотонный звук мощного двигателя гусеничной самоходки. Той самой, которую она видела вчера в цирке, куда ее отпустил отец.
Погоня все-таки приближалась.
Когда пропажу заметили, началась сущая чехарда. Несущийся по коридору подсобки Карабасыч словно ураган сокрушал все на своем пути. Раздувающиеся на ветру брезентовые своды передвижного цирка-шапито то и дело оглашались нечленораздельными воплями и витиеватыми матюками, адресованными каждый по конкретному адресу.
Перепуганная клоунская челядь тщетно пыталась спрятаться кто куда, на бегу уворачиваясь от всевозможных летящих предметов, попадающихся хозяину под руку. Брызжа голубоватыми фонтанами искр, то и дело хищно щелкала электроплеть. Стенали карлики, в клетках ворочались обеспокоенные мимы-зомби.
— Ротозеи! — зловеще рычал Карабасыч и тряс головой, отчего вплетённые в его всклокоченную бородищу пружинки, гайки и другие многочисленные регалии жалобно звенели. — Бестолочи, дармоеды, распустились совсем. Я вам покажу! Как теперь прикажете заканчивать представление?! Это же был гвоздь программы…
— Я давно говорил, что выступления пора менять, — цыкнул зубом меланхолично курящий в сторонке заяц-псевдоплоть. — От этого лоботряса все равно было мало проку.
— Вот-вот, давно пора! — Из стоящей рядом шляпы высунулся зализанный фокусник с тонкими усиками, который подобострастно посмотрел на хозяина и собирался добавить что-то еще, но кролик, не поворачиваясь, снова цыкнул, и человечек тут же исчез.
— А может, это ты его кокнул, а? — размахивая топором в левой руке и плетью в правой, ринулся к лопоухому бородач. — Ты ведь давно на его место метишь?
— Очень надо, — заяц равнодушно выпустил клуб дыма, не моргнув даже после того, как мелькнувшее в воздухе лезвие значительно укоротило его длинные усы.
— Мы не успеем ничего поменять, представление сегодня вечером! — безумно вращая красными глазищами и несясь дальше по коридору, Карабасыч огромным сапогом отшвырнул с дороги зазевавшегося карлика-раба. — Да и как? Это последнее шоу гастролей в этой дыре! И что я теперь предложу публике? Смердящую Твердь или Близнецов-кобылоносов? Они идут друг за другом почти весь второй акт… О-о-о, сделайте что-нибудь, убейте кого-нибудь!..
— Сир, — на пути начальника неожиданно (впрочем, как и всегда) вырос конферансье в розовом фраке, с невозмутимостью посмотрев на двухметровую тяжело дышащую тушу. — Тут кое-кто видел его в компании некоей особы…
— ГДЕ?!! — в недрогнувшее лицо артиста ударил яростный поток слюны.
— У черного входа. Один из местных признал в ней дочку мельника. По его словам, она направлялась в сторону Рынка, что за Топью.
— Ага! От меня не уйдет, — Карабасыч стиснул щелкнувшую разрядом рукоять плети волосатым кулаком. — Решил кинуть… Меня! Да я собственными руками расщеплю его тушку в протонном активаторе. В погоню! Будите акробатов! Мимов на поводки — пусть берут след!
Припугнутая челядь с удвоенным рвением кинулась выполнять распоряжения хозяина.
— А что делать с местным, сир? — все так же невозмутимо поинтересовался конферансье у удаляющейся спины. — Он рассчитывает на вознаграждение…
— Отрубите ему голову! — заревел Карабасыч, выбегая на поляну перед полосатым шатром, где силачи с толкача заводили гусеничную самоходку. — Здесь цирк, а не торги!..
Почти стемнело. Женя торопилась, как могла, но от рычащего гусеничного монстра, першего напролом через болото, было непросто убежать. Между стволов, мерцая, словно глаза диковинного хищника, то и дело вспыхивали алые кругляки фар.
До переправы оставалось совсем чуть-чуть — впереди уже можно было различить деревянный настил причала и привязанную к нему лодчонку — как неожиданно звук мотора стих.
— Что случилось? — с надеждой спросила остановившаяся перевести дух Женя. — Они сломались?
— Щас, сломались… спустили мимов-зомби — те меня по запаху найдут. Карабасыч та еще садюга, — отозвался рюкзак. Девушка увидела, как от черного массива самоходки отделилось несколько гибких теней, которые, рассредоточившись, стали бесшумно двигаться к ней по веткам деревьев. — Прячься куда-нибудь!
— Куда?.. — растерянно пролепетала беглянка, вспомнив, что вытворяли на давешнем представлении те артисты — гибкие размалеванные зубастые твари в шапочках и черных трико. — Мы уже все прошли.
Ранее заболоченное пространство Топи было территорией военного полигона, но все бункеры и укрепления, способные сойти за укрытие, остались далеко позади — с той стороны, откуда теперь стремительно надвигались зловещие тени мимов. Впереди была только переправа.
— Тогда бегом, — прохрипела невидимая ноша. — Может, оторвемся еще. Да, и на автомат не надейся, эти гады все равно быстрее.
Перехватив палку, подстегиваемая страхом Женя из последних сил побежала вперед. Самое страшное в этой погоне было то, что настигавшие свою жертву преследователи не издавали ни единого звука — словно девушка одна неслась по ночному болоту.
Деревянный настил переправы был уже совсем близко, но и мимы не отставали.
— Я чую воду, — внезапно насторожились в рюкзаке. — Это переправа?
— Да… — с трудом выдохнула начавшая выдыхаться девушка.
— Отлично, плескаться они не умеют. Поднажми!
Женя с усилием подавила в себе желание сбросить ношу на землю — сидящий в рюкзаке уже порядочно достал ее советами. Но все-таки, достигнув берега, она с разбегу повалилась на дно лодки. Потом, несмотря на недовольное кряхтение в рюкзаке, на который она приземлилась исключительно из вредности, выхватила из голенища сапога нож и принялась быстро перепиливать острым зазубренным лезвием натянутую веревку, соединяющую суденышко с причалом.
В этот момент на деревянный настил выскочил самый проворный и самый сильный мим. Одним мощным прыжком он оказался рядом с Женей, которая уже оттолкнула суденышко палкой от берега. Изловчившись, беглянка ухитрилась сунуть сапогом прямо в раззявленную зубастую пасть, а затем столкнуть оглушенного преследователя в черную воду реки. Его сородичи, достигнув берега, растерянно выпрямились у кромки воды, нащупывая перчатками невидимую преграду перед собой.
— Что там? Что происходит! — взволнованно возопила ноша девушки.
— Оторвались, — перевела дух Женя, с облегчением сбрасывая с плеч лямки рюкзака.
Но радость ее была не долгой — на берег, ревя мотором, вылетела самоходка, на крыше которой бесновался Карабасыч.
— Не уйдешь! — яростно потрясая электрической плетью, возопил он. — Акробаты, вперед!
Из грузового отсека механического чудища выгрузилась дюжина акробатов на ходулях, которые, ловко передвигая удлинёнными конечностями, устремились в воду, постепенно погружаясь. У Жени защемило сердце — беглецы были обречены.
Глаза Карабасыча безумно вращались, он уже предчувствовал сладкий вкус жестокой расправы. Но на его беду, в это время года на реке было сильное течение, и устремившихся за лодкой акробатов стало быстро сносить в сторону. Прислужники хозяина адского цирка беспомощно барахтались и молили о помощи, погружаясь в воду один за другим, и вскоре лодку окружали лишь красивые поплавки розовых цилиндров, медленно кружащихся на воде.
— Болваны, сооружайте настил! — жестоко щелкала плеть, подгоняющая карликов-рабов. Те, вооружившись бензопилами, стали быстро валить растущие на берегу деревья, которые с жалобным треском стали одно за другим падать поперек узкого русла реки.
— Не уйдем, — одними губами прошептала Женя.
— Что они делают? — беспокойно пошевелился рюкзак.
— Валят лес, хотят перебраться на другой берег, там поля… — девушка едва не плакала. — Они нас догонят!
Под траками самоходки жалобно заныло дерево, и механический монстр ринулся по пригнанным друг к другу стволам на другой берег. Женя остервенело налегала на весло в последней попытке оторваться от адской колесницы. Ах, если бы спутник в рюкзаке мог грести!..
Неожиданно за ее спиной послышался жуткий треск, мат и писклявые вопли карликов-рабов. Обернувшись, Женя увидела, как самоходка, соскочив с одного из бревен, заваливается набок и из люка в крыше вываливается Карабасыч.
— Ротозеи! Да я вас всех… бульк… — последнее, что успел выкрикнуть циркач, прежде чем соприкоснувшаяся с водой электроплеть озарила ночной лес яркими сполохами смертельного фейерверка.
Самоходка камнем пошла на дно, погребая под собой дрыгающуюся под ударами электричества труппу. Заяц-псевдоплоть тщетно пытался втиснуться в шляпу, в которой сидел фокусник, но был оттуда предательски вытолкнут своим тщетно цеплявшимся за жизнь подчинённым. Через мгновение на поверхности показалась лишь парочка скупых пузырьков — все, что осталось от знаменитого Цирка и его труппы.
Ярмарка не спала ни днем, ни ночью. Подсвеченная тысячами огоньков, источающая мириады запахов — приятных и не очень — огромная территория, уставленная лотками со всевозможным товаром, круглосуточно кишела разношерстной публикой, на все голоса и наречия старающейся повыгоднее всучить зазевавшимся простакам свой товар.
Оказавшись среди деловито галдящего люда, Женя вздохнула с облегчением, почувствовав себя увереннее — Карабасыч и хищная, безлюдная Топь наконец-то остались позади.
— Мы на рынке, что дальше, — попутно выискивая необходимые медикаменты для отца, украдкой поинтересовалась у рюкзака пробирающаяся между прилавков девушка. — Мне задерживаться долго нельзя, только лекарства куплю — и назад.
— Людно здесь. Найди местечко потемнее, там и рассчитаемся.
К удивлению путешественницы, поиски не заняли много времени. Каждый из обитателей и посетителей ярмарки был занят только процессом купли-продажи. Да оно и понятно в это время года — скоро зима, пора делать запасы.
Укрывшись в темном углу между двумя заброшенными лотками и положив рюкзак на землю, Женя, снова поборов внутреннее волнение, стала торопливо его расшнуровывать. Осознание того, что неожиданный попутчик вот-вот оставит ее в покое, вселяло в девушку чувство облегчения.
— Все, — закончив возиться с веревками, она выпрямилась и отступила на шаг. — Можешь выходить.
— Наконец-то, а то пахнет тут у тебя, — рюкзак пошевелился, и к ногам Жени с тихим шорохом выкатилась… крупная мужская голова.
— Деньги давай, — как и при первой встрече, невольно попятившись, девушка сглотнула подступивший к горлу ком.
— Под шапкой, — безволосая мужицкая рожа оскалилась щербатым ртом и приглашающе пошевелила растопыренными ушами.
Поборов отвращение, Женя опустилась на корточки и стянула с головы попутчика вязаную шапочку, в которой оказалась маленькая трубочка свернутых разноцветных бумажек.
— Ну-ка, еще раз пересчитай, — пока девушка быстро шелестела заработанными деньгами, голова внимательно следила за процессом. — Хватит тебе?
— Мы с папой столько не заработаем и за целый сезон! — воскликнула Женя.
— Добро. Топь, без тебя я бы стопудняк не прошел, ушами в трясине грести — тот еще геморрой, а тут-то я следы будь здоров замету. Ладно… Ну, вот и разошлись пути-дорожки, красна девица. Спасибо, что перенесла. Поклонился, если б мог…
Голова было заржала хриплым прокуренным басом, но быстро осеклась.
— Почему тебе не сиделось в цирке? — рассовав бумажки по карманам комбинезона, Женя закинула на плечи рюкзак. — Там еда и кров, деньги опять же.
— А на что их тратить-то? — цыкнула вставным зубом голова. — Теперь вот сгодятся — хоть мир посмотрю. А Карабасыча и его свиту знаешь куда я слал? Во! Задолбали они меня. Как выстрелят, каждый раз раскалывался весь.
— Понимаю, — Женя топталась на месте, теребя лямку рюкзака и не зная, что бы еще сказать. — Ну, теперь все в порядке.
— Угу. Звать-то тебя как?
— Женя.
— А меня Колобком кличут, — голова шмыгнула носом. — Ладно, бывай, Женя. Может, свидимся еще.
— Может, — хотя внутренне девушка изо всех сил желала обратного.
Некоторое время она стояла и смотрела, как Колобок катится, ловко лавируя между ногами снующих туда-сюда покупателей. Неожиданно он на мгновение остановился, выматерился на что-то, лежавшее на земле, смачно плюнул и покатился дальше.
Подойдя к тому месту, Женя увидела втоптанный в траву яркий плакат, изображавший огромную пушку, из которой прямо на нее вылетал Колобок в жутковатом клоунском гриме. Заголовок гласил: «Цирк Карабасыча представляет! Лучшее шоу Северной страны. Заяц-псевдоплоть, мимы-зомби, акробаты, и многие другие! Гвоздь программы — невероятный летающий Колобок, больше известный как Человек-Голова! Спешите…»
Девушка огляделась, выискивая среди множества снующих ног Колобка, но его уже и след простыл. Перехватив лямку рюкзака, Женя тоже смешалась с толпой — лекарства она еще не купила, а на мельнице ждал отец.
«Кстати, — подумалось ей по пути к лотку с мигающим красным крестом, — из опустевшего теперь шатра шапито получился бы отличный амбар…»