Сад Лиоты

22

Утром накануне Рождества служба доставки принесла адресованные Лиоте Рейнхардт две коробки, присланные Джорджем и Дженни. В коробке, что была побольше, лежал видеомагнитофон.

— Что это? — озадаченно спросила бабушка Лиота, глядя на подарок. Энни объяснила ей.

Во второй коробке они нашли записку от Дженни: «Мы очень сожалеем, что не сможем встретить Рождество с вами. Надеемся, вам обеим понравятся эти фильмы. С любовью, Дженни, Джордж, Маршалл и Мици». Коробка была заполнена видеокассетами: «Колокола Святой Марии», «Юг Тихого океана», «Король и я», «Касабланка», «Пригоршня чудес», «Бен-Гур», «Чудо на 34-й улице» и «Рождественская сказка».

— Настоящий клад, бабуля. Какой фильм ты хочешь посмотреть первым?

— Выбери сама.

Когда Энни стала подключать видеомагнитофон к старенькому телевизору Лиоты, она обнаружила, что у него нет нужного разъема. Сколько может стоить новый телевизор? Не больше нескольких сотен долларов, но даже их у бабушки не было.

— Ой, бабуля, прости. — Энни так не хотелось, чтобы этот день принес разочарование. — Я не знала.

Лиота улыбнулась перекошенным ртом:

— Ничего страшного, у меня никогда не было такой штуки, так что вряд ли я стану по ней скучать. Кстати, хорошая мысль.

Энни, расстроенная настолько, что не могла говорить, лишь кивнула в знак согласия. С тех пор как она переехала жить к бабушке, ни разу не вставал вопрос о современной технике. Отсутствие посудомоечной машины ее не огорчало: не так уж много грязной посуды оставляли после себя два человека, но вот бабушкина стиральная машина и сушилка были старше самой Энни. Ей целый день пришлось потратить на прочистку воздушного клапана сушилки. Она благодарила Бога, что забитый пухом клапан чудом не загорелся и не спалил весь дом. Кроме этого, она насчитала немало хозяйственных дел, которыми надо было заняться безотлагательно. Труба под раковиной на кухне протекала, и водосток на крыше не пропускал дождевую воду, потому что водосточная труба была забита сухими листьями. Одна ступенька на заднем крыльце совсем прогнила, а это значило, что в доме бабушки Лиоты вполне могли завестись муравьи. Нужно было перекрыть крышу, Энни заметила на потолке спальни образовавшееся от влаги пятно.

Энни не хотела ничего говорить бабушке, чтобы лишний раз не волновать ее. Или, чего доброго, ей могло бы показаться, что Энни проявляет недовольство, а не заботу. Если нужно что-то починить, она сделает это сама, не беспокоя бабушку Лиоту.

Господи, помоги мне не огорчаться из-за мелких неприятностей. Ничего, что не работает новенький бабушкин видеомагнитофон. Прости, что я расстраиваюсь по таким пустякам. Бедные дядя Джордж и тетя Дженни. Они потратили уйму денег на вещь, которой бабушка Лиота не сможет воспользоваться, в то время как пятиминутный телефонный разговор с ними доставил бы ей куда больше удовольствия.

Энни тряхнула головой, пытаясь отогнать эти мысли, и понесла на подносе горячий шоколад и печенье в гостиную. Поставив поднос перед бабушкой, она села в мягкое кресло, подобрав под себя ноги, и сделала глоток из своей чашки.

В три часа позвонил отец Энни.

— В этом году я поздно отправил подарок. Ты получишь его только через пару дней. Хочешь узнать, что я тебе приготовил?

— Мне понравится любой.

— Очень уж ты неприхотливая, Энни. Как поживает Лиота?

— Очень хорошо.

— А ты как? Наверное, совсем замоталась?

— Нет, что ты, мне помогает Корбан. Я говорила тебе о нем.

— А твоя мать? От нее ты видишь хоть какую-нибудь помощь? — Пока Энни молчала, лихорадочно придумывая, что следует ответить, чтобы не выставить маму в невыгодном свете, отец с сарказмом произнес: — Не бери в голову, Энни. Я сам прекрасно ее знаю. То, чем она не может управлять, она списывает со счетов, как понесенные ею убытки.

— Папа, как ты можешь так говорить…

— Прости, милая. Я ведь уже много раз говорил тебе об этом.

— Как Моника?

— Не знаю. Я не видел ее с тех пор, как она уехала.

О, Боже.

— И когда это произошло?

— В прошлом месяце. Разве я не говорил тебе?

— Нет.

— Она начала настаивать на свадьбе. Но я уже сыт по горло о мейной жизнью и не хочу повторения. Несколько лет жизни с твоей матерью…

— Папа, я тоже больше не хочу повторения. — Он ничего не ответил, поэтому Энни, не желавшая заканчивать разговор на такой печальной ноте, продолжила: — Я скучаю по тебе.

— Я тоже скучаю. Возможно, недельки через две заскочу к вам.

Сколько раз он уже давал такие обещания?

— Ты же знаешь, папа, я всегда тебе рада.

Приехав с Фредом к Лиоте на рождественский обед, Нора тяжело вздохнула, заметив перед ее домом спортивную машину Корбана Солсека.

— Он снова здесь.

Выйдя из машины, Фред подал ей руку, помогая подняться, и повел по дорожке к дому.

— Дай парню шанс.

Энни, улыбающаяся, с сияющими глазами, встречала их на крыльце.

— Я так рада, что вы приехали!

Нора немного успокоилась, когда увидела дочь. Энни была так прелестна в своем длинном велюровом платье зеленого цвета и ниткой жемчуга на шее, ее распущенные волосы локонами падали на плечи. Нора ожидала, что дочь встретит ее с недовольным выражением лица, а увидела румянец на ее щеках и голубые, сияющие радостью глаза. В них светилась надежда. Нора чувствовала, что в Энни произошла какая-то перемена, но не могла понять, пока не обняла ее.

— А ты похудела.

— Всего на пару фунтов, не больше. Входите. Здесь прохладно, да и бабушка вас заждалась.

Внимание Норы привлекла елка, украшенная старомодными стеклянными шарами, игрушечными эльфами, феями и мишурой. Елка стояла справа от двери и как будто выглядывала в окно. Нора оттягивала тот момент, когда взглянет на мать, собиралась с силами, оглядывая комнату. Она увидела то, что ее поразило: свежевыкрашенные стены, отполированная до блеска мебель, старый ковер, который теперь выглядел как новый, на столике сосновые ветки, из которых выглядывали ароматические свечи. В камине потрескивали дрова. В доме не чувствовалось прежнего затхлого запаха. Он был наполнен хвойными ароматами Рождества. И если бы не болезненные воспоминания Норы о доме, она непременно прониклась бы его очарованием.

— Эту елку купил для нас Корбан, — рассказывала Энни. — И он помог мне украсить гирляндами карнизы на фасаде дома. А еще я развесила лампочки по всему саду. Когда они горят, сад напоминает зимнюю страну чудес. Вы сами убедитесь, как только увидите их в темноте.

— Вот погодите, пришлют вам счет за электричество, — с улыбкой тихо проговорил Фред, наклонившись к Лиоте.

Нора все еще не решалась посмотреть на мать и оттягивала этот момент, пока было возможно, а когда наконец взглянула, сердце у нее оборвалось. Мать выглядела такой старой. К тому же одна сторона ее лица была слегка перекошена.

— Откуда у вас видеомагнитофон? — поинтересовался Фред.

— Дядя Джордж прислал его бабушке, — пояснила Энни.

Испытывая горькое чувство обиды, Нора почти с ненавистью подумала о коробке вишен в шоколаде, которую она купила в подарок матери. О чем только Джордж думал? В прошлом году он прислал коробку с продуктами. На самом же деле прислала Дженни. Братец даже не удосуживался ставить свою подпись на поздравительных открытках, которые его жена присылала на каждое Рождество, обычно заканчивая их словами «Джордж и Дженни». А в этот раз? Видеомагнитофон? Уж не пытаются ли они унизить ее перед матерью?

И тут Фреда осенило.

— Может быть, вам помочь его подключить?

Энни улыбнулась и слегка пожала плечами.

— Мы не смогли. Бабушкин телевизор был изобретен задолго до появления видео.

— О, никаких проблем. На этом месте будет стоять новый телевизор. Мы с Норой сомневались, что подарить вам, Лиота. Теперь знаем точно.

Тронутая тем, что Фред спас положение, Нора тихонько пожала ему руку и посмотрела на мать.

— Ты выглядишь намного лучше, чем в прошлый раз, когда я тебя видела. — Она сразу почувствовала, что краснеет при мысли о том, что не приходила к матери после ее возвращения из больницы.

Весь вечер Лиоте ничего не оставалось, как наблюдать за тем, что происходило вокруг. Когда Эйлинора следовала за Энни на кухню, Лиота могла только молиться, чтобы ее дочь не сказала чего-нибудь обидного внучке. Она смотрела на них и сравнивала с двумя сторонами одной медали. Эйлинора постоянно на все обижается, а Энни старается подняться над обидами; одна — настоящий боец — всегда идет напролом, а другая — истинный миротворец — старается обходить острые углы и скрывает свою боль.

Я пыталась поступать так же, Господи. Возможно, поэтому, когда я вижу, как складываются их отношения, мне хочется вырвать страницу из книги Эйлинориной жизни. О, что бы я наговорила ей сейчас, если бы только ворочался мой язык!

Возможно, если бы она защищалась и давала отпор, если бы не молчала… Молчание не всегда помогает сохранить мир. Если людям позволяют вести себя непочтительно, очень часто они становятся грубыми и требовательными к другим.

Я-то думала, что позволяю Эйлиноре «выпускать пар» и что это никак не отразится на ее будущем. Но вся ее жизнь превратилась в сплошное недовольство и разочарование. Как бы я хотела вернуться в те годы, когда она была маленькой девочкой, сесть рядом с ней и научить ее всему заново. Я бы сказала ей: «Вот что происходит. И это правда. Давай объединимся и общими усилиями: моими, бабушкиными и дедушкиными — воссоединим нашу семью!»

Она же пыталась сделать это в одиночку.

И ради чего? Ради славы? Чтобы быть мученицей? Чтобы показать, насколько она лучше несчастной Элен Рейнхардт, которой приходилось самой, без ее, Лиоты, помощи или помощи своего мужа соединять семью в одно целое?

Господи, прости меня.

Лиота прислушалась к разговору Эйлиноры и Энни.

— Почему мама плачет? — тихо спросила явно расстроенная Эйлинора.

— После инсульта ей трудно владеть собой, — так же тихо ответила Энни.

Они вели себя так, словно она утратила слух, как и способность передвигаться без посторонней помощи!

О, Господи, Ты допустил, чтобы я стала беспомощной! Я не могу говорить достаточно четко, чтобы меня понимал кто-нибудь, кроме Энни. Она словно молодая мать, которая одна разбирает, о чем лепечет ее дитя. Вот какой я стала. Что-то лепечу и не могу встать на ноги. Господи, я бы накричала на Тебя за то, что Ты позволил случиться со мной такому, если бы не боялась, что Эйлинора и Джордж посчитают меня сумасшедшей и отправят в больницу для престарелых!

Видеомагнитофон. И о чем только Джордж думал? А теперь Фред пообещал телевизор. Вслед за коробкой конфет, которую Эйлинора незаметно положила на журнальный столик.

Уж не подумала ли она, что у меня диабет на последней стадии… и захотела убить меня своей добротой.

Как это ни печально, Лиота догадывалась, с чего вдруг ее дети расщедрились. Интересно знать, стали бы они все это делать, если б знали, что она уже составила завещание и передала документы своему поверенному?

Я несправедлива. Упиваюсь жалостью к себе и довожу себя до отчаяния! Я знаю Дженни. И знаю Фреда. Они оба хорошие и щедрые люди. Это мои дети ничего не видят дальше своего носа!

Боже, я не могу так думать. Хотя бы ради Энни я должна взять себя в руки и принять с достоинством все, что должно случиться. Только скажу тебе, Господи, я уже устала подставлять другую щеку. Честно говоря, смертельно устала.

Лиоте не стало легче, пожалуй, все даже усложнилось. Корбан не любил Эйлинору и не пытался скрывать свои чувства. Энни старалась поддерживать разговор, но ей помогал в этом только Фред. Позже подъехали Сэм и Сьюзен, и Эйлинора закусила удила. Сэм не мог бросить ни одного взгляда без того, чтобы Нора не посмотрела на него с подозрением. А он не скрывал своих чувств и всякий раз, когда останавливал взгляд на Энни, на его лице было написано: «Я люблю эту девушку». И от этого Эйлинора буквально сходила с ума.

Лин Сансан, Ду Ван и Ким тоже заскочили к Энни, а чуть позже подошли Хуанита, Хорхе, Мариса, Элена и Рауль.

Эйлиноре, сидевшей на диване, приходилось пододвигаться и пересаживаться все дальше, пока она, наконец, не оказалась в самом дальнем его углу. Фред поддерживал беседу, она же не принимала в ней никакого участия.

— Крис просил поблагодарить тебя за сообщение, которое ты передала ему позавчера, — сказала Хуанита, обращаясь к Энни. — Он сказал, что попал в группу больных, у которых есть надежда на лучшее, а вот Майлзу совсем плохо.

— Кто такие Крис и Майлз? — спросила Эйлинора у Энни.

— Они живут на другой стороне улицы, через четыре дома отсюда, — объяснила Энни. — Майлз очень серьезно болен.

— У него СПИД, — печально добавила Хуанита.

Заметив, что Эйлинора побледнела, Лиота представила, какая мысль пришла той в голову: мало того, что ее дочь, Энни, живет рядом с гетто в обществе больной старухи, которая еще неизвестно, сколько сможет протянуть, и обрекает себя на жалкое существование, так теперь еще ее невинная девочка общается с гомосексуалистами!

— СПИД? — переспросила Эйлинора.

— Энни познакомилась с ними несколько недель назад, — пояснила Хуанита.

Эйлинора перевела гневный и недоумевающий взгляд на Энни.

— Семьи этих ребят отказались от них. Майлз умирает, мама. Мне не нравится их образ жизни, но они наши соседи и нуждаются в нашей помощи.

— Ты и так очень занята, Энн-Линн. Целыми сутками, изо дня в день, и никто не знает, сколько это продлится.

Энни вспыхнула. Ее взгляд стал сосредоточенным.

— Я готовлю чуть больше еды и несколько раз в неделю отношу им. Мне совсем несложно.

Лиота не могла позволить, чтобы это продолжалось.

— Энни поступает так с моего разрешения. — Каким-то чудом она произнесла свои слова достаточно четко, чтобы Эйлинора поняла их.

Та подалась вперед и впилась ногтями в свои колени.

— Очень мило, что ты такая великодушная за счет Энни, мама. Тебе уже за восемьдесят. Ты прожила свою жизнь. Неужели тебя не волнует, какому риску подвергает себя моя дочь? Мало того, что она живет с тобой в этом кишащем преступными элементами районе, ты еще знакомишь ее с больными СПИДом!

— Мама!

Лиота собрала всю свою волю в кулак, чтобы не заплакать. Слезы сделали бы ситуацию во сто крат хуже. Кроме того, она понимала, почему Эйлинора ожесточилась. Разве она сама не испытывала таких чувств к своим детям, в то время как мама Рейнхардт проявляла к ним лояльность?

Неужели и я так поступала, Господи?

Энни стояла в нерешительности, пораженная разгоревшимся словесным поединком. Бедная девочка оказалась между двух огней и не знала, где ей укрыться. В драке всегда страдает невинный.

— Что не так? — Корбан с пылающим от возмущения лицом вызывающе смотрел на Эйлинору. — Вам не нравится, что, в отличие от вас, у Энни есть сердце? Что она способна любить кого-то, кроме себя?

— Минуточку, минуточку! — Фред неожиданно поднялся с места и, словно рыцарь в сияющих доспехах, бросился на защиту своей жены.

Теперь Эйлинора направила свою злость на Корбана.

— Это не вашего ума дело! Кто вы вообще такой? Чего вы добиваетесь, приходя сюда и лебезя перед моей матерью?

Лицо Корбана сделалось пунцовым.

— Мне кажется, что это вас не касается, миссис Гейнз. Вы давно ушли из жизни Лиоты, а Энни выросла и может сама принимать решения.

— Прекратите! — Энни закрыла лицо руками и расплакалась. — Сейчас же прекратите! Все! — Энни бросилась на кухню.

У Эйлиноры начался нервный тик. Кому-то другому, только не Лиоте, хорошо знавшей свою дочь, могло показаться, что у нее просто дрогнуло лицо. Однако то, что сейчас произошло в душе Эйлиноры, было настоящей бурей, которая на какое-то мгновение поколебала крепкую стену, возведенную вокруг ее души.

О, моя девочка, мое бедное дитя!

Но Эйлинора, словно бы укрепляя эту стену, упрекнула мать:

— Не стоило устраивать эту вечеринку.

Глаза Корбана вспыхнули.

— Возможно, список гостей следовало немного сократить!

Он ушел на кухню вслед за Энни. Смущенная Хуанита собрала своих детей, Лин Сансан последовала ее примеру, и они незаметно ушли через кухню. Лиота не сомневалась, что перед своим уходом они принесли извинения Энни.

О, Господи, моя семья, моя любимая семья. Помоги нам. Мы разъединены. Мы погублены врагом.

Сэм сидел в угрюмом молчании, только глаза у него мрачно поблескивали.

— Зачем вы всегда обижаете Энни? — Сьюзен заплакала, но не сводила глаз с Эйлиноры. — Все годы, что я ее знаю, она так старалась заслужить ваше одобрение. А вам ничем не угодишь.

— Это неправда! — воскликнула Эйлинора срывающимся голосом.

Лиота видела, как у дочери затряслись руки, как все устремили глаза на нее.

Что посеешь, то и пожнешь.

Кто громче всех проклинает, тот сам будет проклят. Вода не бежит в гору, и Эйлинора тонула.

Лиота понимала, что не может ничего изменить, но и смотреть на происходящее у нее не было сил. Она отвернулась к стене и тихонько заплакала.

Лиоте казалось, что вся боль, которую ей доводилось испытывать время от времени в течение двух последних лет, вернулась к ней в эту ночь. Она не стала звонить в маленький колокольчик, который оставила у ее кровати Энни, так как не хотела беспокоить девочку после такого ужасного Рождества. Бедняжка так старалась, чтобы все прошло замечательно, столько работала, столько молилась. Теперь ей нужно отдохнуть. Боль затихла только под утро.

Когда Энни вошла в спальню, Лиота сказала, что хочет поспать подольше. Энни с тревогой посмотрела на нее и начала задавать вопросы, но Лиота солгала, сказав, что видела чудесный сон и что все прекрасно.

Она не хотела добавлять внучке переживаний своими рассказами о том, что чувствует себя очень-очень плохо.