Сад Толстого [сборник]

Алексей Сергеенко Дети тульских рабочих в гостях у Л. Н. Толстого

Лев Николаевич Толстой жил в сельской местности Ясная Поляна в 18 километрах от города Тулы. В Туле было много фабрик, заводов и большое рабочее население. Дети тульских рабочих с самых малых лет слышали про «дедушку Толстого»: про то, что он раньше был очень богатый, владел землями, а потом от всего богатства отказался и сделался вроде крестьянина — просто одевался, пахал, косил. Слышали они и про то, что он трудовой народ защищает и что он очень добрый ко всем и ласковый. В школе дети тульских рабочих русскому языку по его книжкам учились, рассказы его занимательные читали. Известно было им, что живёт Толстой совсем близко от них, за день можно к нему пешком сходить. Многим детям давно хотелось посмотреть, какой же он, этот «дедушка Толстой». Вот 26 июня 1907 года и отправились к нему в гости, со своими школьными учителями, дети тульских рабочих, 900 человек.

Сначала проехали 15 километров по железной дороге до станции Козловка-Засека. А от неё надо 3 километра пешком идти. Разделились на группы по пятьдесят человек. У каждого мальчика и у каждой девочки на руке повязка. У всех в группе повязки одного цвета. Такого же цвета в каждой группе флаг. Группы и назывались: зелёная, синяя, жёлтая, лиловая, серая и т. д.

Сначала от станции шли лесом, потом полем. Шли весело, с песнями. Радостно было после тесного пыльного города оказаться на вольном воздухе, на просторе, среди природы. Так что хоть и сильная в этот день с самого утра жара стояла, но не заметили, как 3 километра прошли. Вот дошли до пригорка. На нём высокий старинный парк вроде леса. Это и есть Ясная Поляна, здесь-то и живёт дедушка Толстой. Прошли две круглые каменные башенки, пошли по длинной берёзовой аллее. Остановились перед большим двухэтажным домом у террасы. Стали ожидать выхода Толстого. Всем хотелось поскорее его увидеть. Лев Николаевич появился на террасе. Подошёл к перилам, старенький, с большой бородой, одет просто, в белой рубахе, ремешком подпоясан. Держится прямо, смотрит бодро, улыбается, головою кивает во все стороны, приговаривает:

— Здравствуйте, здравствуйте! Спасибо, что пришли!

С первого же взгляда понравился, показался близким, давно знакомым. Все закричали:

— Здравствуйте, Лев Николаевич! Здравствуй, дедушка! Ура!

Он сошёл по ступенькам на землю, приблизился к детям:

— Здравствуйте, здравствуйте, дети! Спасибо, что пришли, спасибо!

Голос ласковый, улыбка добрая, глаза весёлые.

— Здравствуй, здравствуй, дедушка! Здравствуй, Лев Николаевич!

— Что же, вы все из Тулы?

— Из Тулы, все из Тулы.

— А раньше в деревне бывали?

— Нет, никогда не бывали. Первый раз.

— А не уморились от станции по жаре идти?

— Нет, дедушка, не уморились, нисколько не уморились.

Он расхаживал между детьми, некоторым ласково клал руку на голову, а к самым маленьким нагибался, заговаривал с ними.

У одного мальчика спросил:

— А что же это у тебя щека подвязана?

— А у меня зубы болят.

— Зачем же ты с больными зубами пришёл?

— Очень вас, дедушка, повидать хотелось. Я книжки ваши читывал. Про Жилина и Костылина такая интересная, самая моя книжка любимая.

Он всем улыбался, и дети тоже улыбались. И улыбка сближала их друг с другом.

Пока он расхаживал среди детей, за ним по пятам следовала одна девочка, девятилетняя Катенька Гоголева, ни на шаг от него не отступала, всё что-то сказать ему хотела, да боялась. Когда же он один раз обернулся к ней и взглянул на неё, она осмелела и тоненьким голоском спросила:

— Лев Николаевич, а скажите, пожалуйста, сколько вам лет?

— Семьдесят девять, — ответил он.

Катенька с удивлением воскликнула:

— Семьдесят девять? Как семьдесят девять? А я думала девяносто семь!

Толстой и все дети рассмеялись. Он сказал:

— Это ты, милая, перепутала. Цифру девять поставила на место семи, а цифру семь на место девяти.

Все засмеялись ещё больше, но Катенька не смеялась, она не спускала глаз с «дедушки» и внимательно, серьёзно его рассматривала, потом сказала:

— А я, Лев Николаевич, вас видела на картине. Там вы моложе и лучше.

— Ну конечно, лучше. Конечно, лучше, — весело проговорил Толстой.

Вдруг раздался визг. Все взглянули в ту сторону. Что же оказалось? На углах дома, под желобами, стояли кадки, полные воды. Несколько мальчиков стали обрызгивать ею друг друга. Вот и визжали от удовольствия. До чего же приятно было освежиться в жару!

Тогда Лев Николаевич крикнул:

— А хотите, пойдём купаться?

— Хотим, Лев Николаевич, хотим, дедушка. Ребята, купаться. Айда купаться! Купаться!

Сотни мальчиков окружили Толстого, и он повёл их на реку Воронку. Нелегко ему было в его семьдесят девять лет идти более двух километров по жаре, но он не посчитался с этим: уж очень ему хотелось ребятам удовольствие доставить. И лет ему много было, и знойная жара томила, а шёл он бодрой, быстрой походкой, выпрямился, грудь выставил вперёд. Ну, прямо богатырь! Шёл так скоро, что некоторые мальчики даже еле поспевали за ним.

Прошли яблоневый сад. Вышли на полянку. Солнце жгло невыносимо. Лев Николаевич вдруг остановился и вынул из кармана какой-то беленький узелочек. Помял его, ткнул в него пальцем, и что же из узелка получилось? Большая-пребольшая шляпа с широченными полями. Её Льву Николаевичу с Кавказа прислали. Очень она хорошо лицо от солнца защищала; из белого полотна сделана, на проволочный пружинистый каркас натянута.

А ребятам показалось, что это Лев Николаевич с ней фокус сделал, и они с любопытством на шляпу глядели. Лев Николаевич был доволен, что потешил их шляпой, и весело улыбался.

— Дедушка, Лев Николаевич, а ну-ка проделай ещё!.. Ну и шляпа! — кричали они.

Лев Николаевич снял шляпу, сжал её в комочек, положил в карман, снова вынул, нажал, и комочек вдруг опять развернулся, и снова получилась большая шляпа с широкими полями.

Мальчики не могли нарадоваться.

— Дедушка, дедушка, а ну ещё проделай. А ну ещё разок.

Все хотели видеть фокус. И Лев Николаевич без устали повторял его.

Когда все насмотрелись, Лев Николаевич надел шляпу и зашагал дальше. Дошли до берёзовой рощи, потом через берёзовую рощу вышли на лужайку, в конце которой росли две высокие берёзы.

— А кто скорее добежит до тех берёз? — воскликнул Лев Николаевич и похлопал в ладоши. — Раз, два, три!

Несколько десятков мальчиков с визгом и криками бросились вперёд, понеслись, как вихорь, пятки замелькали. Когда добежали до берёз, повернулись к Льву Николаевичу и каждый бил себя в грудь, показывая, что он добежал первый.

— Назад. Назад! — крикнул он.

Мальчики ураганом понеслись обратно.

— Я!.. Я!.. — оспаривали они своё первенство, когда добежали до него.

Потом Лев Николаевич предложил поиграть «в чехарду». В нескольких шагах друг от друга становились ребята, пригнувши головы книзу, а другие бежали и перепрыгивали через них. Лев Николаевич наблюдал за ними, смеялся.

— А в борьбу умеете играть? — спросил он, и несколько человек сразу сцепились друг с другом.

— Э, не так! Вот как! — проговорил Лев Николаевич и, обхватив обеими руками одного подростка, показал, как надо валить его.

Тот сопротивлялся и тоже старался Льва Николаевича повалить. Но это не удалось. Лев Николаевич освободился от него. Мальчики стали бороться, как им Лев Николаевич показал. Другие стояли рядом со Львом Николаевичем и наблюдали.

Раздавались возгласы:

— Колька, Колька, держись, держись! Понатужься! Не сдавайся! Ну-ка его! Ну-ка его! Ай да Игнатка, сам с ноготок, а какого здоровенного сковырнул!

Ход борьбы увлекал и Льва Николаевича.

Он восклицал:

— Вот силач так силач. Увернулся всё-таки. Только не подставляйте ножку. Так нельзя.

Если борцы падали особенно неуклюже, Лев Николаевич от всей души смеялся.

— Ну, идёмте дальше! — сказал он, когда борьба надоела.

Все тронулись вперёд.

Так весело шли до речки Воронки более часу. Как только прерывалась игра, Лев Николаевич начинал разговаривать с ребятами, расспрашивать об их жизни или что-нибудь рассказывать.

Наконец засверкала среди лугов узкая извилистая речка. Сначала учителя предполагали устроить купание организованно: разделить мальчиков на группы и пускать их в воду по очереди. Где там! Никакая сила не могла сейчас сдержать их. От жары они изнемогали, были красные, потные. И поэтому, едва завидев реку, они с криками: «Купаться, купаться!» — бросились к ней.

Но учителя всё же не разрешили старшим войти в купальню. Купальня, сделанная из ивовых прутьев, стояла на столбах и похожа была на огромную плетёную корзину. Учителя пускали в неё только самых маленьких, для которых река была слишком глубока.

Вся река кишела голышами. Что тут только было! И кувырканье, и ныряние, и плавание на разные лады. Тульские ребята были отличными пловцами, так как через Тулу протекали две больших реки: Упа и Тулица, а в окрестностях города было ещё несколько речушек, так что тульские мальчуганы уже с малых лет умели хорошо плавать. Сейчас они старались показать Льву Николаевичу своё искусство, всем хотелось хвастануть перед ним: плавали на боку, на животе, кто по-лягушачьи, кто сажёнками, кто болтал руками и ногами под водою, а кто закидывал руки наверх, шумно шлёпал ими по воде, взбивал брызги, пену. Лев Николаевич стоял на берегу и любовался ими. Многие мальчики были ловкие, гибкие, сильные, и Лев Николаевич говорил учителям:

— Как красивы простые русские дети! Как красивы!

Наглядевшись на старших мальчиков, Лев Николаевич пошёл к купальне — посмотреть, что делалось там. В купальне возни было ещё больше, чем на реке. Малыши вскарабкивались друг другу на спину, барахтались, плясали обнявшись, пищали, визжали, хохотали. Лев Николаевич полюбовался ими, но, когда заметил, что некоторые из них, окунувшись, старались подольше не показываться из воды, он забеспокоился и сказал учителю:

— Боюсь, как бы не случилось несчастья. Нельзя позволять им так долго находиться под водою, они могут захлебнуться. Следите повнимательнее.

Учитель обещал, а Лев Николаевич пошёл обратно на берег к старшим мальчикам. А на реке мальчики придумали ныряние до самого дна.

В деревне часто дети тонут от такого ныряния. Лев Николаевич это знал, потому и волновался. Он уже не улыбался, а сделался серьёзный, сдвинул свои большие, седые брови, насупился и сказал учителю:

— Тревожит меня их ныряние, уж очень долго они остаются под водою. Прошу вас, скажите им, что так нельзя!

Лев Николаевич очень беспокоился и опять пошёл к купальне посмотреть, что там делается. Когда же узнал, что там всё благополучно, снова отправился на берег. Так несколько раз и ходил взад-вперёд. Один раз возле купальни прыгали малыши. Они сказали, что озябли в воде и вышли погреться на солнышко.

— А хочешь, я тебе фокус покажу? — спросил Лев Николаевич у одного из них.

— Хочу, дедушка, покажи!

— Ну, стань вот гак. Наклонись, — сказал Лев Николаевич.

Он поставил мальчика лицом к себе, пригнул его голову вниз, велел широко расставить ноги, а руки просунуть между ними, под спину. Потом схватил мальчика за руки, вскинул его кверху, и мальчик вдруг, перевернувшись в воздухе, стал на ноги спиною ко Льву Николаевичу.

Ребята закричали:

— И меня! И меня! Вот чудно-то! Вот славно-то!

Всем малышам доставил Лев Николаевич это удовольствие. Сильный же он был, если мог подряд поднять нескольких мальчиков, в каждом из которых весу было, пожалуй, больше пуда.

Когда все ребята вылезли на берег, он опять предложил игру: лечь на землю и бороться ногами, одними ногами, а руки в ход не пускать. Мальчики повалились на траву, и началась очень смешная борьба. Все смеялись, но пуще всех смеялся Лев Николаевич.

Но вот раздалась команда:

— Одеваться! Одеваться!

Мальчики натягивали на себя штанишки, рубашонки. Но сразу было трудно найти одежду, которую бросали куда попало. Труднее же всего было разыскать цветные повязки, которые при спешном, нетерпеливом раздевании разлетелись в разные стороны.

Ребята кричали:

— Мне оранжевую. Оранжевую. У кого оранжевая? Мне синюю. Где жёлтые?

Учителя тоже разыскивали повязки. И Лев Николаевич с ними. До чего он был доволен, когда ему попадалась нужная повязка!

Он выкрикивал:

— Кому лиловая? А кому белая? Голубая, голубая! Кому голубая?

Мальчикам себе неудобно было приладить повязку. Они обращались за помощью друг к другу и к учителям, а некоторые ко Льву Николаевичу. Он старательно накладывал повязки и делал это так весело, что большинству захотелось, чтобы именно он прилаживал повязки. К нему даже установилась длинная очередь.

Наконец все отправились в обратный путь. Вошли в лес и запели:

В лесу вдруг показались две лошади. На одной сидел человек, а на другой никого не было, и она шла за первой лошадью в поводу. Человек, который сидел на лошади, был конюх, рабочий, он привёл свободную лошадь Льву Николаевичу; дома решили, что Лев Николаевич, должно быть, очень устал от долгой ходьбы, они и прислали ему лошадь. Когда лошади приблизились, Лев Николаевич подошёл к той, которая была приведена для него. Она была горячая, пугливая, косила большими глазами и не хотела подпускать к себе никого, беспокойно перебирала и стучала ногами.

Казалось, Льву Николаевичу не справиться с нею, она опрокинет его. Но Лев Николаевич быстро вплотную подошёл к лошади, и она ещё не успела отскочить от него, как он уже вложил ногу в стремя и мгновенно очутился в седле. Лошадь зафыркала, взвилась, завертелась, метнулась в одну и в другую сторону, но он натянул поводья, лошадь утихла и покорно пошла вперёд. Толстой привык с детства к лошадям. Ездок он был замечательный.

Мальчики были в восторге:

— Ай да дедушка! Как взлетел-то. Вот орёл!

Лев Николаевич уехал, а мальчики с учителями пошли дальше, к усадьбе.

После мальчиков на речку отправились девочки. А мальчики стали завтракать и пить чай возле дома, в парке. Столов и стульев на всех не хватило бы. Все и разместились на траве под высокими липами.

Было два часа дня. Дети с утра ещё ничего не ели. Они порядком проголодались. Сразу поставили семь самоваров. Хлеба, булок, баранок, яиц и разной другой припасённой учителями еды съедено было целые горы. Хорошо было поесть под деревьями на траве! В Туле ведь никогда такого удовольствия не получишь. Лев Николаевич ходил между ребятами и всё не мог нарадоваться на них.

Вдруг небо потемнело, загрохотал гром. Можно было ожидать большого дождя. Надо было укрыть от него детей. Забеспокоился Лев Николаевич. Стал быстро сдвигать на балконе столы, стулья, чтобы освободить место для ребят. Ему помогали учителя, но всех усерднее был он сам. Впопыхах он даже не заметил лампы, висевшей на балконе, и стукнулся об неё головою. Он, лишь потёр лоб рукой и продолжал переставлять столы и стулья. Каждая минута была дорога. Вот-вот хлынет дождь. Но гроза была непродолжительная. Отшумел гром, прошёл дождь, и сразу стало тихо, опять засветило яркое солнце и возобновилось чаепитие. Потом мальчики стали бегать по дорожкам и аллеям парка. Некоторые пошли к турнику, который находился недалеко от дома.

Лев Николаевич тоже пришёл туда. Никто из мальчиков не умел делать гимнастических упражнений. Большинство из них даже турника никогда не видели. Лев Николаевич и решил показать им некоторые упражнения. Он раньше много занимался гимнастикой, а когда у него школа была, то он и своих учеников к гимнастике приучал. Он говорил, что от гимнастики тело крепнет, человек здоровее становится.

Лев Николаевич подошёл к турнику, ухватился за кольца, подтянулся, поднял ноги кверху, выше головы, покачался в таком виде, головою вниз, раза три, потом опустил ноги и спрыгнул на землю.

Ребята глядели на него во все глаза. Потом Лев Николаевич полез по шесту, перехватывая его руками, добрался до середины шеста и живо съехал по шесту вниз.

Мальчики всё не могли на него надивиться и уже совсем обомлели, когда он взобрался на трапецию, покружился на ней раза три колесом и спустился на землю, красный, возбуждённый, тяжело дыша, но улыбаясь — должно быть, и он остался доволен. Мальчики пытались на турнике проделать то же самое, но у них ничего не получалось, и впоследствии они говорили:

— Ох и дедушка! Ну и дедушка! И ходок какой! И на лошадь как вспрыгнул! И на перекладине как вертелся! Бедовый дедушка, шустрый, ловкий! Куда нам до него! Нам за ним не угнаться!

После этого на площадке перед домом начались игры. Лев Николаевич со своими домашними и гостями стоял на балконе и наблюдал.

Первая игра была «Метелица».

Дети, мальчики и девочки, стали в круг и начали размахивать руками и качаться в разные стороны: это означало метель; они пели:

Потом дети стали делать руками быстрые движения, как будто что-то надевали, как будто что-то пристёгивали.

Дети стали вприпрыжку бегать всё скорее и скорее.

Внезапно остановились, пошли медленнее — это приехали в лес.

Руками дети показывали, что происходила рубка леса, валились деревья, обрубались сучья. В конце концов все устали от работы.

Затем была пляска, она называлась «Русский мужик». Мальчики стояли на одной стороне, а девочки на другой.

Мальчики пели:

Девочки не двигались с места и молчали. Плясали только мальчики. И чего они только не выделывали ногами! Семенили на месте, притоптывали, выкидывали ноги вперёд и назад и в стороны, приседали, свистели, покрикивали: «Эх-эх! Эх, пошла!» И Лев Николаевич снова налюбоваться на них не мог, всё улыбался и улыбался.

Мальчики, красные, довольные, отошли в сторону, а на площадку выступили девочки и запели:

Девочки не выказывали, как мальчики, ловкости, ухарства, не старались придумывать что-нибудь похитрее, посмешнее, а двигались чинно, степенно, словно уточки плыли по воде. Одни из них легонько перебирали ногами, держа правые руки вверх с платочками, другие тихо кружились, третьи выставляли вперёд то правое плечико, то левое. Пели девочки тихо, протяжно, нежно, робко. Лев Николаевич любовался ими, их красивыми движениями, их спокойствием.

Игры продолжались около часу. Когда окончились, Лев Николаевич вышел к детям на площадку, ходил среди них и разговаривал:

— Ну спасибо, что попели, поплясали, спасибо. Хорошо ты пляшешь. Кто же тебя так научил?

— А я сам научился.

— Хорошо, хорошо! И ты ловко коленца выкидываешь.

Потом Лев Николаевич пошёл в дом, чтобы отобрать книжки. Один мальчик просил его подарить ему его сочинения. И Лев Николаевич решил всем детям раздать книжечки со своими рассказами. У него был запас таких книжечек. Он думал, что их хватит на всех 900 детей. Но оказалось, книжек осталось только 200 штук. Он вышел из дома и сказал мальчикам, что, к сожалению, не может подарить книжки, потому что всем не досталось бы, а если подарить только некоторым, то другие огорчатся. А ему никого не хочется обижать.

Раздалась команда учителя:

— Собираться домой! Стать парами! Все к своим флагам! Зелёный флаг вперёд!

Дети засуетились, забегали, начали искать свои группы.

Лев Николаевич просил отобрать самых маленьких детей и поставить их в сторону. Он сказал, что их отвезут до станции на телеге, так как они за целый день ходьбы очень уморились. Малыши действительно очень устали, и Лев Николаевич разглядел их среди остальных детей. У него была необычайная наблюдательность, ничто не ускользало от его зоркого глаза.

Малыши были в восторге, что их повезут. Приехала большая телега, запряжённая лошадью. Малыши вскарабкались на телегу, отъехали от дома и кричали Льву Николаевичу:

— Прощай, дедушка! Спасибо, спасибо. Милый ты наш дедушка!

Он стоял на балконе, улыбался им и кивал головою.

Остальные дети выстроились в шеренги пара за парой, и, когда проходили мимо балкона, где стоял Лев Николаевич, раздавались крики:

— Ура! Ура! До свидания, Лев Николаевич! Прощай, дедушка! Спасибо, спасибо! Будь здоров, дедушка дорогой! До свидания, милый Лев Николаевич! Никогда тебя не забудем, не забудем никогда. Ура-а! Ура-а! Ура-а!

Дети кричали изо всей мочи, от всего сердца, от всей души. Каждому хотелось, чтобы Лев Николаевич его услышал. Лица у всех сияли. Дети размахивали руками, платками, мальчики кидали в воздух свои картузы.

Пока дети шли, Лев Николаевич всё время стоял на балконе с заложенными за пояс руками, кивал головою, улыбался, приговаривал:

— Прощайте! Прощайте! Спасибо!

Последняя группа скрылась за деревьями.

Вдруг на весь парк ещё раз звонко раздалось:

— Ура! Прощай, дедушка! Спасибо. Никогда не забудем тебя!

Дети действительно на всю жизнь запомнили Льва Николаевича. Прошло много-много лет, дети выросли, но все вспоминали «дедушку». Маша Гуреева, которой было тогда десять лет, став взрослой, рассказывала нам: «До чего же мы все полюбили его в тот день! Как не хотелось с ним расставаться! Прямо никогда бы от него не ушли. Прощались с ним, ну, как с самым дорогим, родным человеком». А Верочка Гусева вспоминала: «Он показался нам каким-то особенным, не таким, как все люди, такой ласковый, весёлый, добрый… И казалось нам, что он каждого из нас как-то очень полюбил. Оттого мы все так и старались выразить ему свой восторг, когда уходили из Ясной Поляны».