Сахаровский

Сахаровский и председатели КГБ

В предыдущей главе мы подробно остановились на оперативной деятельности Сахаровского в период с 1946 по 1955 год. Это были сложные для него годы, в ходе которых после перевода в Москву Сахаровский сменил семь должностей в центральном аппарате органов государственной безопасности, выезжал в ряд европейских стран для решения ответственных оперативных задач, находился в долгосрочной загранкомандировке, по результатам которой был отмечен очередным орденом.

К середине 1950-х годов в Советском Союзе завершилась эпоха Сталина с ее достижениями, победами и политическими репрессиями. Начался период правления Никиты Сергеевича Хрущева и его сторонников, которые определяли развитие советского общества до октября 1964 года.

7 сентября 1953 года Н. С. Хрущев был избран первым секретарем ЦК КПСС (напомним, что XIX съезд партии, открывшийся в Москве 5 октября 1952 года, переименовал ее название из ВКП(б) в КПСС). Новое руководство страны приступило к очередной реорганизации органов государственной безопасности.

Так, 13 марта 1954 года был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об образовании Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР». Хрущев не хотел усиления чекистского ведомства, поэтому оно не стало министерством, а получило статус госкомитета.

Первым председателем КГБ при СМ СССР в тот же день был назначен генерал-полковник Иван Александрович Серов, один из наиболее близких соратников Н. С. Хрущева. Об их отношениях сын последнего Сергей Хрущев позже писал:

«Они познакомились до войны, когда Серов являлся наркомом внутренних дел Украинской ССР… Отцу Серов нравился… Вел себя, насколько это было возможно в тех условиях, по отношению к отцу корректно, не “ябедничал” на него поминутно в Москву, а это дорогого стоило… Потом война надолго развела отца с Серовым… После войны он на Украину не вернулся… Вновь они повстречались с отцом только в 1950 году в Москве, и шапочно. Серов, первый заместитель министра внутренних дел СССР, по делам службы с отцом не пересекался. Отношения восстановились, точнее, заново возникли, только после ареста Берии. Отец посчитал, что Серову можно доверять, и не ошибся».

Летом 1954 года состоялось всесоюзное совещание руководящего состава органов и войск КГБ. Перед участниками совещания с большой речью выступил Хрущев. Руководству КГБ было предписано «в кратчайший срок ликвидировать последствия вражеской деятельности Берии в органах государственной безопасности и добиться превращения их в острое оружие нашей партии, направленное против действительных врагов нашего социалистического государства, а не против честных людей».

И Серов приступил к выполнению данного предписания. За два года им было уволено из КГБ 16 тысяч человек «как не внушающих политического доверия, злостных нарушителей социалистической законности, карьеристов, морально неустойчивых, а также малограмотных и отсталых работников». Две тысячи человек убрали из центрального аппарата, 40 сотрудников лишили генеральских званий. Были заменены почти все руководящие сотрудники главных управлений, управлений и отделов центрального аппарата. На эти должности ЦК КПСС направил более шестидесяти человек, занимавших высокие партийные и советские посты.

В то же время Серов явился одним из инициаторов массовых реабилитаций жертв необоснованных репрессий. Едва заступив на свой ответственный пост, он уже 19 марта 1954 года вместе с генеральным прокурором, министрами внутренних дел и юстиции направил в Президиум ЦК КПСС докладную записку о необходимости пересмотра дел осужденных за «контрреволюционные преступления».

Генерал-лейтенант Вадим Алексеевич Кирпиченко, являвшийся 17 лет заместителем, из них 12 лет — первым заместителем начальника внешней разведки, в своей книге «Разведка: лица и личности» писал о Серове:

«Во время многочисленных совещаний, заседаний и собраний актива Серов громил и разоблачал Берию и его окружение, то есть занимался привычным ему делом — все время надо было кого-то разоблачать, клеймить позором “врагов народа” и призывать к повышению классовой, революционной и чекистской бдительности. Одновременно выдвигались требования соблюдать законность и партийные нормы в работе.

Когда кампания по разоблачению Берии и чистке чекистских рядов от его единомышленников несколько утихла, Серов начал заниматься и делами разведки, которые находились в запущенном состоянии вследствие волюнтаристских действий Берии. Руководители отделов разведки стали получать какие-то осмысленные указания по работе, началось заново формирование резидентур, поиски сотрудников на роль резидентов».

Следует отметить, что Серов пользовался полным доверием Хрущева, сопровождал его в зарубежных поездках, принимал непосредственное участие в политической борьбе как на внутригосударственном уровне, так и на международной арене.

Так, Серов участвовал в венгерских событиях 1956 года. В Венгрию он прибыл в составе делегации, в которую входили члены Президиума ЦК: первый заместитель главы правительства Анастас Иванович Микоян и секретарь ЦК Михаил Андреевич Суслов. От внешней разведки в страну был направлен Александр Михайлович Коротков, с которым Серов в дальнейшем подружился.

Серов руководил оперативной работой органов КГБ в Венгрии. Он дал указание особым отделам дивизий, вступивших в Венгрию, арестовывать всех организаторов мятежа, оказывающих сопротивление Советской армии с оружием в руках, а также тех, кто подстрекал и разжигал ненависть народа к коммунистам и сотрудникам органов госбезопасности.

В июне 1957 года в Москве разгорелась борьба за власть между Хрущевым и его сторонниками, с одной стороны, и «старой гвардией» — с другой. 18 июня в ходе продолжавшегося четыре дня заседания Президиума ЦК КПСС по предложению Булганина, Молотова, Кагановича и Маленкова было принято решение об освобождении Хрущева от обязанностей первого секретаря ЦК КПСС. Но Хрущев не собирался подчиняться этому решению. Группе сторонников Хрущева из числа членов ЦК КПСС во главе с маршалом Жуковым удалось вмешаться в работу президиума и добиться перенесения этого вопроса на рассмотрение пленума ЦК КПСС, созываемого для этой цели 22 июня.

С помощью председателя КГБ Серова и министра обороны Жукова в Москву самолетами военно-транспортной авиации со всей страны срочно были доставлены члены ЦК, поддерживавшие Хрущева.

На июньском пленуме ЦК КПСС 1957 года сторонники Хрущева одержали убедительную победу над его противниками из числа членов Президиума ЦК. Последние были заклеймены как «антипартийная группа Молотова, Маленкова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова» и выведены из состава ЦК (позже, в феврале 1962 года, они были исключены из партии).

Четыре месяца спустя, в октябре 1957 года, по инициативе Хрущева поддержавший его маршал Жуков был выведен из состава Президиума ЦК и освобожден от обязанностей министра обороны СССР.

27 марта 1958 года Никита Сергеевич Хрущев стал председателем Совета министров СССР.

С Серовым Сахаровскому пришлось работать с июня 1955-го по декабрь 1958 года. Будучи человеком резким, грубым и бестактным, а тем более пользовавшимся поддержкой Хрущева, Серов не особенно церемонился в общении даже с членами советского руководства Микояном, Шверником, Кириченко и другими, а тем более с подчиненными, к которым относился и Сахаровский. К этому следует добавить, что Серов поддерживал дружеские отношения с заместителем Сахаровского Коротковым. Безусловно, это накладывало «особое» отношение к его руководителю.

По свидетельству ветеранов внешней разведки, среди сотрудников ПГУ бытовало устойчивое мнение, что начальник ПГУ нередко выслушивал резкие суждения председателя, но никогда не переносил их на коллектив разведки.

Стиль руководства Сахаровского отличался конкретным подходом к решению принципиальных вопросов, деловитостью и ровным тоном начальника по отношению к подчиненным. Безусловно, иногда и у него вырывалось крепкое слово, но это отнюдь не свидетельствовало о желании отыграться на подчиненных. Напряженная работа и сложные взаимоотношения с начальством изнашивали нервную систему, отражались и на сердце. В результате Александр Михайлович в последние годы своей работы в ПГУ иногда выходил из строя и оказывался на больничной койке.

10 декабря 1958 года генерал армии Иван Александрович Серов был назначен начальником Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооруженных сил СССР и одновременно заместителем начальника Генерального штаба. 25 декабря председателем КГБ при СМ СССР был назначен Александр Николаевич Шелепин.

Историки органов государственной безопасности нашей страны считают, что быстрая политическая карьера выпускника исторического факультета Московского института философии, литературы и истории имени Н. Г. Чернышевского (ИФЛИ) Александра Шелепина началась с должности секретаря Московского городского комитета ВЛКСМ.

С началом Великой Отечественной войны Шелепин был заведующим военно-физкультурным отделом горкома и занимался подбором комсомольцев-добровольцев для заброски в тыл немцев по линии фронтовой разведки — для сбора информации и проведения диверсий. В числе отобранных Шелепиным комсомольцев была и Зоя Космодемьянская. Авторы уверены, что читателям хорошо известно это имя: героическая смерть девушки стала символом мужества советских людей в годы Великой Отечественной войны.

Семнадцатилетняя «Таня», боец-разведчица группы специального назначения, входившей в состав фронтовой разведки, стала первой из восьмидесяти шести женщин — Героев Советского Союза военного периода.

Советская поэтесса Маргарита Алигер в поэме, посвященной Зое Космодемьянской, отметила и человека, «отправившего девушку на подвиг».

На историю Космодемьянской и на посвященную ее подвигу поэму обратили внимание Сталин и первый секретарь ЦК ВЛКСМ Михайлов. Уже в конце 1941 года Шелепин становится первым секретарем Московского городского комитета комсомола, а в 1952 году — первым секретарем ЦК ВЛКСМ. Эту должность он занимал шесть лет, старательно формируя свою команду для дальнейшего броска наверх.

В апреле 1958 года Хрущев назначил Шелепина заведующим отделом партийных органов ЦК КПСС. Подготовленная им записка о перестройке органов государственной безопасности способствовала тому, что на состоявшемся в декабре заседании Президиума ЦК КПСС было принято постановление о назначении Шелепина председателем КГБ при СМ СССР. При назначении на должность он отказался от генеральского звания.

Став председателем КГБ, Шелепин привел с собой преданных ему комсомольских работников, которых назначил на руководящие должности, и начал увольнять из органов тех, чья квалификация (а ее он определял по наличию какого-либо базового образования) не соответствовала, по его мнению, занимаемой должности.

С самого начала своего управления структурой КГБ Шелепин заявил: «Я хочу коренным образом переориентировать КГБ на международные дела, внутренние должны уйти на десятый план».

Считается, что Шелепин большое значение придавал внешней разведке. Так, по его указанию в ПГУ был образован африканский отдел, а чуть позже — специальный отдел для координации работы разведки и контрразведки в области электронной разведки.

В действительности же, как об этом вспоминают ветераны КГБ и внешней разведки, особой любви к Шелепину они не испытывали. По их мнению, приведя с собой достаточно большой отряд руководящих комсомольских работников, он тем самым выразил недоверие и неуважение к коллективу, которым должен был руководить.

Не зная положения дел на местах, Шелепин начал передавать служебные помещения, санатории и дома отдыха КГБ другим организациям, хотя в комнатах, где работали сотрудники, не хватало не только столов, но даже стульев, а мечтой простого оперативного работника была возможность провести летний отпуск в санатории на юге.

Да и в центральном аппарате внешней разведки положение с размещением сотрудников и с оздоровительными мероприятиями не было благополучным. Однако от столь земных материй Шелепин был очень далек.

До прихода Шелепина в КГБ отношение к африканским проблемам в разведке было довольно спокойным, так как основные направления деятельности были сосредоточены на США, Западной Европе и Китае.

Когда в августе 1960 года Шелепин поставил перед руководством разведки ряд задач по Африке, то с удивлением узнал, что в ПГУ нет самостоятельного отдела, ориентированного на африканскую проблематику. Он счел такое состояние дел проявлением политического недомыслия и дал команду немедленно создать в разведке полноценный африканский отдел и впредь активно заниматься африканскими проблемами.

Трудностей на пути создания полноценного отдела было много, и в первую очередь потому, что в стране никто не готовил специалистов по африканским проблемам, к тому же со знанием местных языков. Сложные климатические условия, отсутствие жилья, непростые взаимоотношения в руководстве молодыми африканскими государствами значительно усложняли выполнение многочисленных заданий, которые к тому же не обеспечивались реальными и конкретными исполнителями.

Начальник разведки был вынужден неоднократно обращаться за помощью к Шелепину, которого интересовала не постановка самой разведывательной работы, а ее конечный продукт — информация о развитии политических процессов в Африке и, главное, о состоянии национально-освободительного движения и столкновении интересов империалистических держав на континенте.

Умудренный опытом Сахаровский понимал, что в принципе разведка действительно запоздала с постановкой разведывательной работы в Африке. Но для получения значительных оперативных результатов необходимо было отобрать и подготовить квалифицированных специалистов. Нужно было время, а именно его и не давали. Сахаровский, как и многие другие руководящие сотрудники разведки, понимал, что Шелепин на посту председателя человек временный и что после проведения серии реорганизаций он уйдет из КГБ.

Так оно и случилось. В декабре 1961 года при поддержке Хрущева Шелепин был избран секретарем ЦК КПСС, в 1962-м назначен заместителем председателя Совета министров Советского Союза и председателем Комитета партийно-государственного контроля.

Новым председателем КГБ при СМ СССР был назначен ставленник Шелепина генерал-полковник Владимир Ефимович Семичастный.

«Назначение Семичастного, — отмечал В. А. Кирпи-ченко, — вызвало у руководящего состава КГБ недоумение. Он был просто неприлично молод — тридцать семь лет. Никто не воспринимал его в качестве государственного деятеля, все понимали, что он прежде всего человек Шелепина, и это на первых порах вызывало чувство неуверенности».

Генерал армии Филипп Денисович Бобков вспоминал: «Семичастный быстро схватывал любую идею, был прост и доступен. Он внимательно относился к профессионалам, не рубил с плеча, вдумчивей, чем Шелепин, расставлял кадры. Не держался за свою идею. Если чьи-то рекомендации находил разумными, не цеплялся за свое мнение. Он был, пожалуй, слишком доверчив…»

Бывший начальник разведки ГДР генерал-полковник Маркус Вольф говорил: «Это был доброжелательный и дружелюбный руководитель. Но за внешней привлекательностью скрывался умный, расчетливый, идеологически жесткий человек».

В отличие от Шелепина, который не вникал в детали оперативной работы, Семичастный с головой ушел в дела и нужды КГБ. Он не стеснялся учиться у подчиненных и сам признавался:

«Я, когда пришел, был совершенно слепой. Я им прямо сказал: без вас не смогу.

Пришел начальник разведки Сахаровский на первый доклад, и мне надо принимать решения по нашей работе в Индии или Бангладеш, не помню сейчас. И не просто решать, а сказать, сколько дать денег — пять тысяч долларов или три тысячи. Без моего указания это не оформить.

Вот я прямо спросил: “Твое мнение? Ты как считаешь?” Как он сказал, такое решение я и принял. Нелепо было бы действовать иначе. Между прочим, за шесть лет работы они меня ни разу не подвели. Даже попытки такой не было — проверить меня или специально что-то подсунуть. Боже сохрани!

Начальники разведки и контрразведки — Александр Михайлович Сахаровский и Олег Михайлович Грибанов — оба были очень сильные генералы. Сахаровский — посуше, официальнее, немногословный. А Грибанов — даже с налетом авантюризма, и мне это нравилось, потому что для контрразведчика иметь чуть авантюризма и фантазии — блестяще».

И тем не менее Семичастный хотел иметь если и не свою верную команду в ПГУ, то хотя бы своего человека. Как вспоминал Вадим Кирпиченко, Семичастный решил поставить во главе разведки кого-либо из земляков Дзержинского, полагая, что данное назначение будет воспринято с энтузиазмом. Во исполнение этой идеи на должность первого заместителя начальника разведки был выписан из Литвы местный чекист генерал-майор Альфонсас Бернардович Рандакявичус. Это был вежливый, обстоятельный, внимательный к собеседнику и приятный во всех отношениях человек, с уважением к тому же относившийся к профессионалам разведки.

Однако дел разведки Рандакявичус не знал, внешней политикой никогда не занимался, иностранными языками не владел. Но эти обстоятельства Семичастного не смущали. Если сам он может руководить КГБ, не имея соответствующего опыта, то почему чекист Рандакявичус не может руководить разведкой? Второе оказалось более трудным. В разведке всегда ценились профессионалы своего дела, и если начальник не может дать дельного совета подчиненному, помочь ему преодолеть трудности разведывательной профессии, то, будь он хоть трижды хорошим человеком, уважением и авторитетом в разведке он пользоваться никогда не будет. Такая участь и постигла кандидата на должность начальника разведки.

Реально осознавая трудности своей новой службы, Рандакявичус нервничал. Сказывалось на его неуверенном состоянии и недостаточное знание русского языка. Боясь допустить ошибку в оценке событий, он очень тщательно подбирал слова и обычно начинал свою речь с осторожного словосочетания «по-видимому».

Семичастный, поняв, что из Рандакявичуса нового Дзержинского не получится, начал готовить новую команду руководства разведкой, но кто-то наверху этому противился, и реформа ПГУ, как замыслил ее Семичастный, осталась неосуществленной. Но слухи о смене руководства доходили до ПГУ, и это выводило из равновесия действующих начальников.

Для Рандакявичуса все закончилось весьма плачевно. В один из отпусков, когда он находился в Литве, его сразил тяжелый инфаркт. Спас его фронтовой друг, светило литовской медицины. Оправившись, Рандакявичус приступил к работе, но вскоре был заменен и уехал в Литву, где работал министром юстиции. А. М. Сахаровский выстоял, несмотря на то что отношения и с Семичастным, и с Ран-дакявичусом были достаточно сложными. При всей своей сдержанности Александр Михайлович иногда жаловался близким, что и так непростая служба становится особенно трудной из-за условий, в которых ему приходится работать.

Генерал армии Валентин Варенников позже отмечал: «Семичастного на пост председателя КГБ поставил Хрущев. Но, когда Никита Сергеевич “зарылся”, не стал ни с кем советоваться и, делая одну ошибку за другой, стал наносить своими решениями ущерб государству, Семичастный содействовал тому, чтобы Хрущев спокойно ушел в отставку. Ведь долг перед народом и ответственность за безопасность страны, конечно, должны быть выше личных отношений…»

К 1967 году наглядно проявились некоторые черты в поведении Шелепина, свидетельствовавшие о его серьезных политических амбициях. Чтобы их пресечь, на одном из пленумов Брежнев обвинил Шелепина в «ложном демократизме». Отступника от «единой линии партии» быстро перевели на пост председателя ВЦСПС, а вскоре отправили на заслуженный отдых.

Данные обстоятельства привели Семичастного, который являлся человеком Шелепина, к отставке с поста председателя КГБ при СМ СССР и удалению его из общесоюзной политической жизни. Таким ходом Брежнев решил ослабить влияние Шелепина. Семичастный был уволен «в почетную отставку» на малозначительный пост первого заместителя председателя Совмина УССР. Формальным поводом для его увольнения с поста председателя КГБ послужили отказ дочери Сталина Светланы Аллилуевой возвратиться в СССР из поездки в Индию и планирующийся выход на западе ее книги воспоминаний.

В мае 1967 года на должность председателя КГБ был назначен Юрий Владимирович Андропов. К моменту назначения у него за плечами был уже солидный послужной список: руководящая партийная работа в Карелии, посты посла СССР в Венгрии, заведующего отделом и секретаря ЦК КПСС. Очевидно, что Комитет государственной безопасности нуждался в приходе человека такого масштаба, как Андропов. С одной стороны, это был опытный государственный деятель, с другой — ему был интересен этот участок работы, к которому он относился с уважением еще со времени работы послом в Венгрии.

Личная ответственность за безопасность государства, положение страны в международном сообществе, соблюдение законности и порядка — все это просто обязывало каждого председателя КГБ быть особо доверенным человеком у руководства страны.

Михаил Федорович Сахаровский, отец Александра, в период службы в армии. 1916 г.

Саша Сахаровский (первый слева) с родителями и родственниками

Михаил Федорович Сахаровский. 1950 г.

Александр Сахаровский — секретарь бюро ВЛКСМ 2-го полка связи. Ленинград, апрель 1933 г.

Александр Сахаровский — сотрудник УНКВД по Ленинграду и Ленинградской области. 1939 г.

Вера Алексеевна, жена А. М. Сахаровского. 1936 г.

Удостоверение А. М. Сахаровского. Октябрь 1943 г.

А. М. Сахаровский (в первом ряду третий слева) с сотрудниками фронтовой оперативной группы. Славковичи, июль 1944 г.

А. М. Сахаровский. 1947 г.

А.М. Сахаровский. 1947 г.

Полковник Сахаровский. Москва. 1949 г.

Иван Александрович Серов, председатель КГБ в 1954–1958 годах

Александр Николаевич Шелепин, председатель КГБ в 1958–1961 годах

Владимир Ефимович Семичастный, председатель КГБ в 1961–1967 годах

Юрий Владимирович Андропов, председатель КГБ в 1967–1982 годах

Удостоверение к нагрудному знаку «Почетный сотрудник госбезопасности»

А. М. Сахаровский (сидит первый слева) на встрече у министра госбезопасности ГДР Эриха Мильке. Берлин, март 1968 г.

А. И. Микоян вручает А. М. Сахаровскому орден Ленина

А. М. Сахаровский в Каире. 1970 г.

А. М. Сахаровский (третий слева) в зале заседаний XXIV съезда КПСС. 1971 г.

Начальник ПГУ КГБ при СМ СССР генерал-полковник Сахаровекий

Сахаровский, старший консультант Группы консультантов при председателе КГБ СССР по разведке. 1972 г.

Александр Семенович Панюшкин, начальник советской внешней разведки в 1953–1955 годах

Федор Константинович Мортин, первый заместитель Сахаровского в 1958–1971 годах, начальник внешней разведки в 1971–1974 годах

Александр Михайлович Коротков

Иван Иванович Агаянц

Владимир Павлович Бурдин

Борис Александрович Соломатин

Вадим Алексеевич Кирпиченко

Владилен Николаевич Федоров

Георгий Александрович Орлов

Приход Андропова в КГБ не мог не повлечь за собой некоторых кадровых перестановок. По свидетельству генерала армии Бобкова, «положение дел в КГБ к моменту назначения Юрия Владимировича было сложным и напряженным. Оно определялось распрями между отдельными группами руководящих работников. Основную группу составляли бывшие партийные работники, пришедшие в органы госбезопасности в 1951 году после ареста Абакумова и занимавшие многие ключевые посты. Они считали себя по прошествии полутора десятков лет профессиональными чекистами и претендовали на ведущее положение. Им не по душе был приход новых людей, в основном из комсомола, дорогу которым на руководящие посты в разведку и контрразведку открыли Шелепин и Семичастный. “Старики” из числа партработников не хотели сдавать позиции… Трудно приходилось профессиональным сотрудникам, хотя они несли в основном всю тяжесть оперативной работы. Как поведет дело новый председатель? С приходом Андропова на первый план вышли бывшие партработники. Они старались войти в доверие к новому председателю. Зарекомендовать себя его сторонниками».

Андропов сам был из комсомольских, а затем — партийных работников, высоко ценил профессионализм и стремился всячески его поддерживать. Более того, Андропов был масштабным государственным деятелем и хорошим политиком, а такие люди умеют ценить профессионалов в любой сфере их деятельности.

В кругах профессионалов советской разведки к Андропову относились с уважением. «В разведке его ценили, — писал в своей книге «Рука Москвы» бывший начальник ПГУ Л. В. Шебаршин. — И он высоко ценил разведчиков. Юрий Владимирович обладал даром располагать к себе людей своей безыскусной, абсолютно естественной манерой общения. Коллега разговаривал с коллегой. Его интерес к мнению собеседника был искренним, вопросы задавались по делу, по тем проблемам, которые именно в тот момент требовали выяснения. Андропов допускал возражения, не прочь был поспорить и охотно шутил».

Вадим Алексеевич Кирпиченко, длительное время бывший первым заместителем начальника разведки, так характеризовал Андропова:

«Юрий Владимирович был первым председателем КГБ, который с одинаковым интересом и рвением занимался и большой политикой, и оперативными делами разведки и контрразведки. В органах госбезопасности Андропов пользовался огромным авторитетом и любовью. Был он многолик: мог быть строгим и недосягаемым, мог быть близким и простым… Кто-то его не любил, кто-то, может быть, ненавидел, но все видели в нем умного человека. Крупного государственного деятеля, сторонника осторожных реформ, которому, увы, не было отпущено времени на их осуществление».

Бывший начальник нелегальной разведки ПГУ Ю. И. Дроздов писал:

«Андропов не был недосягаемым. Он жил проблемами нелегальной разведки, думал вместе с нами о путях ее развития. Многое, о чем он говорил, мы постарались претворить в жизнь. Он знал, сколь сложно и опасно ремесло разведки. В беседах он вовлекал в разговор всех участников встречи, журил отмалчивающихся, разрешал спорить и не соглашаться с ним. Андропов внимательно следил за ходом нелегальных операций, некоторые знал в деталях. Иногда ему не терпелось узнать что-то новое, но он останавливал себя, подчиняя свои желания условиям связи и строжайшей конспирации».

В настоящее время об Андропове пишут очень много, но нас интересует не столько он сам, сколько его отношение к Сахаровскому. А вот об их взаимоотношениях, взаимопонимании и удовлетворенности работой друг друга написано очень мало. Конечно, интеллигентность Юрия Владимировича, его отношение к разведке импонировали Александру Михайловичу. Более того, Андропов ценил в человеке прежде всего ум, талант разведчика, принципиальный подход к выполнению задач, организаторские способности и целеустремленность в работе, умение выделить главное и правильно расставить кадры. Все это Андропов видел в Сахаровском, но в то же время понимал, что деятельность разведки должна не только полностью соответствовать складывающейся политической и оперативной обстановке, но и отвечать интересам времени.

Еще будучи заведующим отделом по связям с социалистическими странами и коммунистическими партиями этих стран, Андропов за короткий срок сменил в отделе всех руководителей секторов, поставив на эти посты исключительно выходцев из комсомольской среды, имевших к тому же высшее образование. Он верил в их преданность и безотказность, в их административные способности. Когда он стал председателем Комитета госбезопасности, из него ушли многие люди, оказавшиеся здесь при Шелепине и Семичастном и имевшие за плечами лишь опыт комсомольской работы. Руководящие посты в комитете занимали теперь в основном люди из числа партийных и хозяйственных работников. На работу туда перешла и часть сотрудников международного отдела ЦК. Был среди них и помощник Юрия Владимировича — Владимир Александрович Крючков, который через несколько лет возглавил одно из важнейших подразделений комитета — его внешнюю разведку.

Вот как вспоминает о своем приходе в разведку сам Крючков: «В Первое главное управление я пришел по приказу Андропова летом 1971 года, хотя принципиальное решение на этот счет Юрий Владимирович принял задолго до этого, еще в июле 1970 года.

Но решение в конце концов все же созрело. Этому в немалой степени способствовали постоянные просьбы тогдашнего начальника ПГУ Сахаровского, который собирался уходить на пенсию… В целом в ПГУ меня приняли хорошо, хотя и с некоторой настороженностью: пришел, мол, человек председателя, будет устанавливать свои порядки (хотя этого как раз я делать и не собирался). Некоторому предубеждению против меня способствовало и то обстоятельство, что сразу же поползли слухи о моем скором назначении на должность начальника ПГУ.

Мне трудно сказать, действительно ли Андропов переводил меня в ПГУ с таким дальним прицелом, но решение на этот счет вскоре действительно у него созрело, и долгое время это оставалось тайной, пожалуй, только для меня».

Таким образом, взаимодействие с председателями КГБ у Сахаровского было далеко не идеальным. Все они ценили его как хорошего организатора, способного руководителя, успешно решающего поставленные перед разведкой задачи, но всё же держали в уме кандидатуры для его возможной замены. Он, конечно, это чувствовал, что не могло не сказаться на его нервной системе, но никак не отражалось на рабочей атмосфере во вверенном ему коллективе.

И даже западные специалисты в области истории разведок признают, что советская разведка в 1950—970-е годы действовала весьма успешно. Этому способствовало умелое руководство Сахаровским и его подчиненными деятельностью таких выдающихся разведчиков того времени, как Вильям Фишер (Рудольф Абель), Конон Молодый, супруги Галина и Михаил Федоровы, Ким Филби, Джордж Блейк, супруги Моррис и Леонтина Коэн и ряд других. Огромную роль в их работе и судьбе играли решения, принимаемые в Центре начальником разведки Сахаровским.

К сожалению, Александр Михайлович не оставил мемуаров, и теперь трудно судить, что он чувствовал, как переживал критические моменты разведывательной деятельности, через которые проходит каждая разведслужба: взлеты и провалы, удачные операции и поражения, приобретение агентуры и предательство. В те далекие уже годы это было не только немыслимо, но и преступно, ведь всё определяли секретный характер организации, невозможность использовать сведения, составляющие государственную тайну, опасение подвести сотрудников, раскрыть агентуру.

Время кардинально изменило обстановку в стране, ситуацию вокруг органов государственной безопасности. Выступления в печати руководящих и рядовых сотрудников органов госбезопасности приоткрыли завесу над некоторыми моментами их деятельности. Общественности стали доступны некоторые архивные материалы секретных служб, у средств массовой информации появилась возможность рассказать о людях, внесших выдающийся вклад в обеспечение безопасности нашей страны. В самом конце 1990-х годов увидели свет воспоминания начальников Первого главного управления КГБ Леонида Шебаршина и Владимира Крючкова, их заместителей Вадима Кирпи-ченко и Юрия Дроздова, других руководящих сотрудников внешней разведки. У общественности и историков, интересующихся деятельностью советских спецслужб, появилась возможность узнать и реально оценить масштабность задач, которые решали внешняя разведка и ее руководители, в том числе и Александр Михайлович Сахаровский.

Сам Владимир Александрович Крючков по данному поводу отмечал: «Знакомство с подразделениями, заслушивание резидентов, других сотрудников резидентур и центрального аппарата, тщательное изучение проводимых операций быстро расширяли мои познания. Складывались первые впечатления о разведчиках. Высокообразованные, компетентные, ищущие, работают не за страх, а за совесть, переживают за дело, за неудачи, а их, к сожалению, у разведчиков случается немало. В случае провала быстро берут себя в руки и идут к новым целям. Почти у всех неплохие знания о стране, по которой работают, хорошее владение иностранными языками.

Но одно их качество меня наполняло особенным чувством удовлетворения: ради дела, решения задач подавляющее большинство разведчиков готовы были пожертвовать карьерой, личным благополучием… Работа разведчика сопряжена с реальной, практически повседневной опасностью, требует крайнего напряжения физических и интеллектуальных сил, воли, мужества и абсолютного самопожертвования. И это не пустые слова. Разведчик вынужден жить двойной жизнью — та, реальная, скрыта от чужих глаз, а на поверхности лишь маска, расставаться с которой на людях не просто нельзя, но и опасно. Лишь немногие будут в курсе его достижений и успехов: даже самые близкие люди, жена и дети, так никогда и не узнают, какие подвиги подчас совершает их муж и отец. А вот всю тяжесть провала они всегда испытывают на себе — ведь в лучшем случае за этим следует выдворение из страны, а то и тюремное заключение, долгие годы тревожного ожидания. Случается, что платой за поражение является жизнь… Есть еще один, чисто психологический аспект, который играет важную роль в судьбе разведчика. Ведь ему суждено постоянно нарушать большинство библейских заповедей, действовать вопреки всему тому, чему учили с детства.

Представьте себе “шпиона”, который свято следует завету “не укради” или говори только правду, как это требовали с детства! В том-то и дело, что ему приходится — в высших интересах дела, разумеется, — постоянно идти на такие поступки, которые в обычной жизни, мягко говоря, не украшают человека. И тут ни в коем случае нельзя перейти грань, чтобы не превратиться в циника, сохранить чистоту души и веру в идеалы».

Начальник ПГУ и его заместители

У начальника советской внешней разведки Александра Семеновича Панюшкина до его перехода на руководящую работу в аппарат ЦК КПСС в июне 1955 года было несколько заместителей. Среди них можно выделить начальника нелегальной разведки полковника Александра Михайловича Короткова, полковника Александра Михайловича Сахаровского и генерал-майора Федора Константиновича Мортина. Последний до августа 1945 года служил на различных должностях в политотделах действующей армии, а затем, после окончания Военно-дипломатической академии, был направлен на работу во внешнюю разведку органов госбезопасности. В 1947–1950 годах находился в долгосрочной загранкомандировке. С поставленными задачами успешно справился и после окончания загранкомандировки несколько лет работал в аппарате ЦК КПСС. В октябре 1954 года Мортин вернулся на работу в органы государственной безопасности на должность заместителя начальника внешней разведки.

Как уже отмечалось, 23 июня 1955 года полковник Сахаровский был назначен первым заместителем начальника ПГУ КГБ при СМ СССР и в тот же день стал исполняющим обязанности руководителя внешней разведки. 14 января 1956 года Сахаровскому было присвоено воинское звание генерал-майора, а 12 мая он стал полноправным начальником ПГУ КГБ при СМ СССР.

Находясь на посту руководителя внешней разведки свыше пятнадцати лет, Сахаровский основное внимание уделял развитию нелегальной, научно-технической и контрразведывательной линий Службы, а также вопросам подготовки кадров, организации научно-исследовательской работы. В этом ему активно помогали заместители, в частности Федор Константинович Мортин, имевший большой опыт политической работы, и Александр Михайлович Коротков, выдающийся советский разведчик-нелегал.

Нелегальное направление деятельности внешней разведки всегда было наиболее важным. Известный российский писатель Теодор Гладков в своей книге «Король нелегалов», посвященной Короткову, писал: «Примечательно, что если спросить десять случайных прохожих на улице, каким они представляют разведчика, девять назовут в качестве примера именно нелегала. Из реально существовавших — Конона Молодого (Лонсдейла), Вильяма Фишера (Абеля), Николая Кузнецова (обер-лейтенанта Зиберта). Назовут и вымышленных персонажей, героев популярных кинофильмов: майора Федотова (“Подвиг разведчика”), полковника Ладейникова (“Мертвый сезон”), полковника Исаева (“Семнадцать мгновений весны”).

И это не случайно, а закономерно. Поскольку именно в нелегале в наибольшей степени концентрируются все общие и специфические черты, свойственные профессии разведчика».

Так что же такое нелегальная разведка, зачем она нужна и чем отличается от «легальной»?

Известно, что положение разведчика-нелегала за рубежом коренным образом отличается от статуса сотрудника «легальной» резидентуры. Последний, будучи гражданином своей страны, снабжен подлинными документами и работает под прикрытием ее официальных учреждений: дипломатических, торговых, культурных представительств, информационных агентств, частных фирм, а порой и международных организаций, в которых он представляет свою страну.

Что же касается сотрудника нелегальной резидентуры, то он находится за рубежом с паспортом иностранного гражданина, никак не связан с официальными представительствами своей страны и даже не посещает их, чтобы не вызвать к себе внимания со стороны местных спецслужб и не расшифровать себя.

«Разведчик-нелегал перед местной властью фактически беззащитен, — отмечал Теодор Гладков. — В стране с жестким политическим режимом его могут тайно арестовать, подвергнуть допросу “третьей степени”, а то и ликвидировать без какой-либо огласки.

Даже зная о его аресте, посольство родной страны не может официально ему ничем помочь (разве что через надежного посредника нанять хорошего адвоката). В случае осуждения за шпионаж нелегалу остается только уповать на то, что ему помогут организовать побег (а это всегда проблематично), либо надеяться, что через несколько лет его обменяют на захваченного с поличным разведчика того государства, чьим строго охраняемым “гостем” он пока является».

Следует отметить, что деятельность разведчиков-нелегалов всегда была окружена плотной завесой секретности. Это, разумеется, не случайно, ибо нелегальная разведка — это святая святых всей разведывательной деятельности, и на работу в нее подбирают людей, обладающих особыми качествами. Подготовить настоящего разведчика-нелегала, снабдить его надежными документами и вывести за рубеж для выполнения специальных задач является делом исключительно трудным.

Что же это за люди — разведчики-нелегалы?

За ответом на этот вопрос обратимся к генерал-лейтенанту Вадиму Кирпиченко, несколько лет возглавлявшему нелегальное подразделение внешней разведки:

«Кандидатов мы ищем и находим сами, перебирая сотни и сотни людей. Работа, действительно, штучная. Чтобы стать нелегалом, человек должен обладать многими качествами: смелостью, целеустремленностью, сильной волей, способностью быстро прогнозировать различные ситуации, устойчивостью к стрессам, отличными способностями к овладению иностранными языками, хорошей адаптацией к совершенно новым условиям жизни, знаниями одной или нескольких профессий, дающих возможность зарабатывать на жизнь.

Если наконец найден человек, у которого все перечисленные качества в той или иной мере есть, это вовсе не означает, что из него получится разведчик-нелегал. Необходимы еще какие-то свойства натуры, неуловимые и трудно передаваемые словами, особый артистизм, легкость перевоплощения и даже некоторая, хорошо контролируемая склонность к приключениям, какой-то разумный авантюризм. Часто сравнивают перевоплощение нелегала в другого человека с игрой актера. Но одно дело — перевоплощение на вечер или на театральный сезон и совсем другое — превращаться в другого, некогда жившего или специально сконструированного человека, мыслить и видеть сны на чужом языке и не позволять думать о самом себе в реальном измерении».

Другой видный советский разведчик, генерал-майор Юрий Дроздов, в течение двенадцати лет руководивший нелегальной разведкой и принимавший непосредственное участие в разработке и осуществлении операции по обмену Вильяма Фишера (Рудольфа Абеля), свидетельствовал:

«Нелегал — это особый разведчик, отличающийся от обычного тем, что обладает более высокими личными качествами, специальной подготовкой, которые позволяют ему выступать и действовать как местному жителю той страны, где он находится.

Разведчиком-нелегалом может стать далеко не каждый. Профессия требует от кандидата высокого уровня развития интеллекта (мышления, памяти, интуиции), развитой воли, способности к овладению иностранными языками, эмоциональной устойчивости, позволяющей сохранять интеллектуальный потенциал в стрессовых ситуациях и переносить без ущерба для здоровья постоянное психическое напряжение.

Это самые общие требования, но легко понять, что найти людей с таким сочетанием качеств нелегко и что нелегальная разведка — удел специально подобранных людей.

Подготовка разведчика-нелегала очень трудоемка и занимает несколько лет. Она направлена на то, чтобы на базе имеющихся личных качеств сотрудника сформировать профессиональные навыки и умения. Безусловно, она включает в себя овладение иностранными языками, подготовку разведчика в психологическом плане, которая, в частности, позволяет ему выступать в амплуа представителя той или иной национальности, носителя тех или иных национально-культурных особенностей. Разумеется, это и оперативная подготовка, которая включает в себя формирование навыков получения и анализа разведывательной информации, поддержания связи с Центром и иные аспекты. Разведчик-нелегал — это человек, способный добывать разведывательную информацию, в том числе и аналитическим путем».

Все это необходимо было учитывать Александру Михайловичу Сахаровскому, принимая решения по ежедневно возникавшим проблемам, связанным с деятельностью нелегального подразделения руководимой им внешней разведки. В этой связи огромную роль играли служебные и чисто человеческие отношения между двумя полными тезками — Сахаровским и Коротковым, между начальником внешней разведки и его заместителем.

Рассказ об Александре Михайловиче Короткове хотелось бы начать с 9 мая 1945 года, то есть с того дня, который навечно войдет в историю нашей страны как День Великой Победы. В этот день в 00 часов 43 минуты по московскому времени в предместье Берлина Карлсхорсте, в двухэтажном здании бывшей столовой немецкого военно-инженерного училища был подписан Акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии и ее вооруженных сил.

За длинными столами, покрытыми зеленым сукном, расположились генералы Красной армии. Открывая заседание, маршал Жуков пригласил в зал представителей немецкого командования. Первым переступил порог генерал-фельдмаршал Кейтель. Его сопровождал рослый, спортивного телосложения человек лет тридцати пяти в форме полковника госбезопасности. Это был А. М. Коротков.

Для Александра Михайловича участие в этой церемонии было не только ответственным поручением Наркомата государственной безопасности СССР, но и высокой честью, которой он был удостоен как советский разведчик. Он не командовал войсками, не участвовал в боях на передовой, но, активно занимаясь разведывательной работой на территории Германии, внес существенный вклад в разгром врага.

В конце 1946 года Коротков был отозван из Германии и назначен начальником управления нелегальной разведки.

В июне 1954 года было принято постановление ЦК КПСС «О мерах по усилению разведывательной работы органов госбезопасности СССР за границей». Как следовало из этого документа, значение работы по нелегальной линии должно было значительно возрасти, и Коротков стал руководить нелегальной разведкой уже в качестве заместителя начальника главка.

Коротков часто выезжал в составе оперативных групп КГБ на различные конференции. Возглавляемые им оперативные группы активно способствовали обеспечению советских делегаций важной разведывательной информацией, которая позволяла правильно ориентироваться в складывающейся обстановке и определять линию поведения на переговорах.

Наиболее сложной командировкой в послевоенные годы стала его поездка осенью 1956 года в Венгрию. Тогда он был назначен заместителем руководителя оперативной группы КГБ СССР в связи с возникшим там контрреволюционным мятежом. Возглавлял группу председатель КГБ генерал армии Серов. За успешное выполнение заданий генерал-майор Коротков был награжден очередным орденом Красного Знамени.

В декабре 1956 года Коротков возвратился в Москву, а летом 1957 года был назначен уполномоченным КГБ при СМ СССР по координации и связи с МГБ и МВД ГДР. Некоторые исследователи биографии Сахаровского пишут, что он чувствовал в Короткове конкурента и специально отправил его в ГДР. Эта версия неверна хотя бы потому, что в ГДР его направлял председатель КГБ Серов, с которым Короткова связывали тесные дружеские отношения. Более того, на плечи Короткова легло руководство самым крупным подразделением советской разведки за границей, ориентированным на ведение активной разведывательной работы против ФРГ, США, Англии, Франции и других стран — участниц НАТО, а также их объектов в Западной Германии и Западном Берлине, на оперативное проникновение в штаб-квартиру Североатлантического блока. Наряду с этим аппарат Короткова обеспечивал сотрудничество между Комитетом госбезопасности СССР и МВД ГДР, а также координацию деятельности немецких друзей и органов военной контрразведки Группы советских войск в Германии. Одновременно аппарат оказывал непосредственную помощь советским военным разведывательным службам, действовавшим с территории ГДР.

В качестве подтверждения тесного сотрудничества между Сахаровским и Коротковым сошлемся на воспоминания генерал-лейтенанта Виталия Григорьевича Павлова, бывшего одно время заместителем у Короткова.

Павлов рассказывает, что однажды в связи с оперативной необходимостью нужно было срочно выдать не очень надежной доверительной связи достаточно крупную сумму. Так как Короткова в это время в Москве не было, он находился в загранкомандировке, Павлов решил сам доложить об этом руководству КГБ. Медлить было нельзя, и с согласия начальника главка Сахаровского Павлов обратился к заместителю председателя КГБ с предложением выдать источнику деньги.

Визируя телеграмму о выдаче денег, Сахаровский сказал, что без Короткова решать данный вопрос не следует, и дал указание одновременно запросить его мнение. «Смотрите, — предупредил Сахаровский, — если Коротков не согласится или что-то не получится, вам будет трудно оправдаться».

Рассказ Павлова наглядно свидетельствует о том, что Сахаровский всегда считался с мнением Короткова, как и с мнением еще одного своего заместителя — Федора Константиновича Мортина.

Многолетний первый заместитель Сахаровского Федор Константинович Мортин был человеком несколько иного склада. Он был моложе Александра Михайловича на девять лет, имел два высших образования и солидный стаж работы в аппарате ЦК КПСС.

Федор Мортин родился 2 мая 1918 года в селе Красная Поляна Маресевского района Нижегородской губернии в многодетной крестьянской семье. Окончил среднюю сельскую школу, а в 1937 году — Арзамасский государственный учительский институт. Преподавал в родном селе физику и математику.

В 1939–1940 годах избирался секретарем районного комитета комсомола, в 1940–1941 годах работал директором районной средней школы. С 1941 по 1942 год занимал должность заведующего орготделом районного комитета партии.

С июля 1942 года до окончания Великой Отечественной войны находился на различных должностях в политотделах действующей армии, был участником обороны Ленинграда. Его ратный труд был отмечен орденами Отечественной войны I и II степени, Красной Звезды, многими медалями, в том числе — «За отвагу».

В августе 1945 года Мортин становится слушателем Военно-дипломатической академии Красной армии, изучает китайский и английский языки. После окончания академии в 1947 году его направляют на работу во внешнюю разведку. В том же году Мортин выехал в долгосрочную загранкомандировку.

Возвратился в Москву в середине 1950 года и был переведен на ответственную работу в аппарат ЦК КПСС. В конце 1954 года вновь направляется на работу в органы государственной безопасности и становится заместителем начальника внешней разведки Александра Семеновича Панюшкина, а с середины 1955 года — Александра Михайловича Сахаровского. В 1958–1971 годах занимает должность первого заместителя руководителя Первого главного управления КГБ при СМ СССР (внешней разведки).

Придя на руководящую работу в ПГУ, Мортин достаточно часто выезжал в зарубежные страны. Он был более динамичен и даже более демократичен и пытался лично вникнуть во все сферы деятельности главка. Так, помимо решения текущих вопросов Мортин сосредоточил свою деятельность на освоении ближневосточных проблем. Одну из своих первых поездок за рубеж он совершил по арабским странам. И это было осознанным решением, поскольку процессы, начавшиеся на Ближнем Востоке, в частности в Египте, и направленные на возможное сближение с Советским Союзом, требовали с нашей стороны более пристального внимания и корректировки своей внешней политики в отношении стран этого региона.

Одновременно следует подчеркнуть, что с конца 1950-х годов руководство внешней разведки органов государственной безопасности начало уделять повышенное внимание подготовке кадров и организации научно-исследовательской работы в ПГУ. А в середине 1960-х годов Мортин, будучи тогда первым заместителем начальника ПГУ, одновременно возглавлял Высшую разведывательную школу. К преподаванию в ней были привлечены наиболее опытные сотрудники разведки, проявившие себя на практической работе за рубежом. Несколько позже Мортин принимал самое активное участие в реорганизации Высшей разведывательной школы в более современное учебное заведение — Краснознаменный институт КГБ.

Федору Константиновичу Мортину вместе с Александром Михайловичем Сахаровским довелось вместе работать в один из самых сложных послевоенных периодов холодной войны, когда произошел новый раскол мира на военно-политические блоки, а Советский Союз со всех сторон был окружен сетью военных баз, в том числе с ядер-ным оружием.

Берлинский и Суэцкий кризисы, осложнение обстановки на Ближнем Востоке, распад колониальной системы, Кубинский кризис, поставивший мир на грань ядерной войны, — всё это значительно обостряло международное положение. И начальнику внешней разведки приходилось постоянно учитывать это в своей деятельности.

Сахаровский и научно-техническая разведка

Здесь хотелось бы обратить внимание на одно важное обстоятельство, на которое указывают практически все историки отечественной внешней разведки: руководящий разведывательный тандем Сахаровский — Мортин внес наибольший вклад в развитие и укрепление научно-технической разведки (НТР), своевременно поняв огромную перспективность этой деятельности. К тому же в послевоенный период, на фоне имевшего место значительного научно-технического прогресса в ведущих капиталистических странах, резко возросли потребности оборонной и научно-хозяйственных отраслей экономики в получении западной научно-технической информации, в первую очередь — секретной.

Активизации работы научно-технической разведки советских органов государственной безопасности способствовало в первую очередь принятие в середине 1950-х годов серии решений, направленных на повышение эффективности управления экономикой. Так, в ходе начавшейся в 1955 году реформы Государственного планового комитета при Совете министров СССР (Госплан СССР) 28 мая того же года был создан Государственный комитет Совета министров СССР по новой технике. Именно этот комитет в дальнейшем стал для НТР ПГУ источником взвешенных и четких ориентиров по научно-техническим проблемам, существовавшим в различных отраслях народного хозяйства нашей страны.

В 1956 году ЦК КПСС принял решение об увеличении кадрового состава отдела НТР в центральном аппарате внешней разведки и выделении дополнительного количества должностей прикрытия для сотрудников НТР в советских учреждениях за рубежом. Это позволило заметно активизировать деятельность линии НТР за границей и значительно расширить возможности получения научно-технической информации резидентурами.

Расширение возможностей НТР и повышение качества получаемой секретной технической информации потребовали от руководства главка еще более активно заниматься вопросами дальнейшего развития научно-технической разведки. Сахаровский на регулярной основе встречался с руководством и сотрудниками отдела НТР по этим вопросам.

Успехи научно-технической разведки, поддержка ряда влиятельных оборонных ведомств позволили поставить вопрос о реорганизации отдела НТР в управление. Эта инициатива была одобрена начальником ПГУ Сахаровским и руководителем КГБ Семичастным. 15 августа 1963 года последовал приказ председателя КГБ при СМ СССР о создании Управления научно-технической разведки. Это решение имело для внешней разведки большое значение: авторитет научно-технической разведки возрос, теперь она могла самостоятельно «выходить на промышленность», отраслевые министры и их заместители получили возможность напрямую контактировать с руководителями НТР. Все это способствовало широкому развитию этого направления деятельности внешней разведки, и в итоге были достигнуты значительные результаты.

И сегодня сотрудники Службы по праву гордятся выдающимися представителями советской научно-технической разведки: Героями России Леонидом Романовичем Квасниковым, Владимиром Борисовичем Барковским, Александром Семеновичем Феклисовым, Анатолием Антоновичем Яцковым, а также другими бойцами незримого фронта НТР, достойно выполнявшими специальные задания по обеспечению государственной безопасности нашей страны.

Остановимся вкратце на биографиях наиболее видных представителей научно-технической разведки, с которыми Сахаровскому довелось длительное время работать.

Жизненный путь Леонида Романовича Квасникова начинался так, что он мог стать педагогом, ученым, крупным инженером. Но ему суждено было иное — сыграть исключительную роль в истории становления и развития научно-технического направления деятельности внешней разведки Советского Союза, руководить разведчиками, которые добыли для нашей страны сверхсекретные материалы по американской атомной программе. И слова И. В. Курчатова о том, что «советская разведка оказала неоценимую помощь при создании советского ядерного оружия», можно отнести непосредственно к Леониду Романовичу.

Родился Леонид Квасников 2 июня 1905 года в семье железнодорожника, которая в то время жила на небольшой станции Узловая Тульской губернии. Трудовую деятельность начал с семнадцати лет чернорабочим на Сызранско-Вяземской железной дороге. В 1926 году окончил Тульский железнодорожный техникум, работал помощником машиниста паровоза, с 1928 года — техником-чертежником, в 1929 году стал машинистом паровоза на Московско-Курской железной дороге.

В 1934 году Леонид с отличием окончил механический факультет Московского института химического машиностроения (МИХМ). Год работал инженером на Черно-реченском химическом комбинате в городе Дзержинске Горьковского края, затем учился в аспирантуре.

В сентябре 1938 года был направлен по партийной линии на работу в органы государственной безопасности. После окончания Школы особого назначения, готовившей кадры для внешней разведки, был назначен старшим оперуполномоченным отделения научно-технической разведки. В 1939–1940 годах неоднократно выезжал в командировки в Германию и в немецкую зону оккупации бывшей Польши для выполнения разведывательных задач.

В феврале 1941 года назначается начальником отделения научно-технической разведки. По роду своей деятельности Квасников не порывал связей с наукой и внимательно следил за появлением новых научных достижений. Не прошел он и мимо открытия в 1939 году цепной реакции деления атомов урана-235, ведущей к созданию атомного взрывчатого вещества и оружия с его использованием.

Незадолго до нападения Германии на СССР Квасников явился инициатором направления в ряд резидентур внешней разведки, в том числе в Лондон, Нью-Йорк, Берлин, Стокгольм и Токио, ориентировки с указанием приступить к получению сведений о возможных работах на Западе по созданию атомного оружия. Уже в сентябре 1941 года лондонская резидентура НКВД сообщила, что английское правительство серьезно прорабатывает вопрос о создании «урановой бомбы» большой разрушительной силы. Эти сведения содержались в докладе Уранового комитета от 16 сентября 1941 года, предназначенном для британского премьер-министра У. Черчилля. В документе говорилось о начале работ по созданию в Великобритании и США атомной бомбы и ее предполагаемой конструкции.

В конце 1941 года из Лондона поступила дополнительная информация о том, что США и Великобритания приняли решение строить атомные объекты в США, поскольку Англия подвергалась постоянным воздушным налетам германской авиации. В оперативной переписке советской разведки проект создания атомного оружия в США и Англии получил кодовое название «Энормоз». Американцы же называли работы над атомной бомбой «Манхэттенским проектом».

В конце 1942 года руководство разведки приняло решение направить Квасникова в командировку в США. Ему поручалось наладить добывание информации об атомном оружии. Одновременно Квасников должен был возглавить резидентуру научно-технической разведки в Нью-Йорке. В середине января 1943 года он выехал к новому месту работы.

Главной задачей разведки по «Энормозу» в тот период было информировать советских ученых о реальных результатах ведущихся в США работ по созданию атомного оружия. И эта задача была успешно решена во многом благодаря Квасникову и сотрудникам его резидентуры, которые активно работали с находившимися у них на связи источниками.

Курчатов, руководитель советских ученых, занимавшихся атомным проектом, так оценивал поступавшую из-за океана информацию по атомной проблематике: «Получение материалов имеет громадное, неоценимое значение для нашего государства и науки. Теперь мы имеем важные ориентиры для последующего научного исследования, они дают возможность нам миновать многие весьма трудоемкие фазы разработки урановой проблемы и узнать о новых научных и технологических путях ее решения».

В первых числах июня 1945 года резидентура НТР получила подробную документальную информацию по устройству атомной бомбы и информировала Центр, что в июле состоится испытание первой американской атомной бомбы. И когда 16 июля 1945 года близ Аламагордо (штат Нью-Мексико) ядерный взрыв был произведен — это событие не застало врасплох советское правительство…

Помимо работы по проекту «Энормоз» Квасников в Нью-Йорке занимался также организацией получения научной и военно-технической информации, принимал непосредственное участие в разведывательной работе. Из резидентуры НТР в Центр в большом объеме поступали секретная документальная информация и образцы техники по авиации, радиолокации, химии, медицине, представлявшие значительный интерес для отечественной промышленности, работавшей на фронт.

В декабре 1945 года завершилась командировка Леонида Романовича в США. Возвратившись в Москву, он продолжал работу в центральном аппарате разведки. С 1948 по 1963 год являлся бессменным руководителем отдела научно-технической разведки, который впоследствии был преобразован в управление. В этой должности широко проявились его блестящие организаторские способности. Под руководством Квасникова научно-техническая разведка добилась серьезных успехов в решении стоявших перед ней задач.

После первого испытания советской атомной бомбы в 1949 году большая группа ее создателей была отмечена государственными наградами. В списке награжденных были представлены шесть разведчиков, работавших за рубежом по линии научно-технической разведки. Квасников получил орден Ленина.

С 1963 по 1966 год Квасников работал старшим консультантом при начальнике ПГУ КГБ (внешняя разведка) по научно-технической разведке. В декабре 1966 года вышел на пенсию.

За достигнутые результаты в разведывательной деятельности полковник Квасников был награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденами Отечественной войны I и II степени, двумя орденами Красной Звезды, многими медалями, а также нагрудными знаками «Почетный сотрудник госбезопасности» и «За службу в разведке».

Скончался Леонид Романович 15 октября 1993 года.

За успешное выполнение специальных заданий по обеспечению государственной безопасности в условиях, сопряженных с риском для жизни, проявленные при этом героизм и мужество Указом Президента Российской Федерации от 15 июня 1996 года Леониду Романовичу Квасникову было посмертно присвоено звание Героя России.

За плечами выдающегося советского разведчика, Героя Российской Федерации Владимира Борисовича Барковского было немало достойных этого высокого звания дел.

К сожалению, еще не пришло время говорить о многих операциях, в которых он принимал участие. Лишь намеком на активную оперативную деятельность разведчика могут служить те награды, которыми была отмечена его служба во внешней разведке.

Владимир Барковский родился 16 октября 1913 года в городе Белгороде Курской губернии в семье служащего. Отец погиб в Первую мировую войну, и Владимир еще в младенчестве остался сиротой.

После окончания средней школы в 1930 году Владимир пошел работать на завод слесарем. Одновременно учился на вечернем рабфаке. В 1934 году стал студентом Московского станкоинструментального института. В студенческие годы активно занимался планерным и парашютным спортом в Московском студенческом аэроклубе. Одновременно окончил летную школу Осоавиахима и как пилот был приписан к истребительному полку ПВО Москвы.

В 1939 году, окончив институт, Барковский был направлен на работу во внешнюю разведку органов госбезопасности.

В 1938 году ЦК ВКП(б) рассмотрел вопрос о реорганизации внешней разведки НКВД СССР. Было принято решение о ее укреплении и расширении штатов с таким расчетом, чтобы активизировать разведывательную деятельность за рубежом по политической, научно-технической и контрразведывательной линиям. Для подготовки сотрудников внешней разведки в 1938 году была создана Школа особого назначения (ШОН). В нее набирали в первую очередь комсомольцев, имевших высшее образование. Именно поэтому Владимир Барковский и стал кандидатом на учебу в ШОН.

Получив специальную подготовку, он уже в ноябре 1940 года выехал в Англию в качестве оперативного сотрудника лондонской резидентуры. Молодому разведчику предстояло специализироваться в добывании информации по линии научно-технической разведки.

Первые месяцы работы в Лондоне заложили хороший фундамент для совершенствования «Дэна» (таким стал оперативный псевдоним Барковского) как разведчика. Работал он отнюдь не в комфортных условиях: ежедневные налеты германской авиации, настороженное отношение англичан к иностранцам, впрочем, объяснимое суровыми условиями военного времени.

В Лондоне «Дэн» приобрел ряд источников, от которых получал весьма ценную секретную информацию. В частности, в Центр были направлены исключительно важные материалы по радиолокации, реактивным двигателям и другим направлениям развития военной техники. Однако наиболее значимым направлением разведывательной деятельности «Дэна» в Англии стала работа по проблеме создания атомного оружия.

В сентябре 1941 года лондонская резидентура НКВД получила сведения, что идея создания атомного оружия приобретает в Англии реальные очертания. От ее агента Джона Кернкросса поступили документальные данные о том, что английское правительство серьезно прорабатывает вопрос о создании бомбы большой разрушительной силы. Эти сведения содержались в докладе так называемого Уранового комитета от 24 сентября 1941 года, предназначенном для информации британского кабинета министров о ходе работы по атомной бомбе. В докладе были высказаны рекомендации Объединенного комитета начальников штабов (британский Генштаб) о необходимости создания атомной бомбы в течение ближайших двух лет.

Согласно информации Кернкросса, Урановый комитет получил кодовое название «Директорат Тьюб Эллойс». Научной работой британских физиков в области атомной энергии руководила специальная группа ученых во главе с известным физиком Томсоном. В подборке документов, переданных Кернкроссом, содержались подробные сведения о деятельности Уранового комитета, технологии производства урана-235, конструкции атомного заряда атомной бомбы пушечного типа и т. п. Перечислялись также исследовательские и промышленные центры страны, намеченные для участия в развертывании практических работ по созданию этого смертоносного оружия.

Поскольку в документах Уранового комитета была масса технических терминов, мало понятных непосвященным, резидент поручил «Дэну», как инженеру по основной специальности, подготовить для Центра информационную телеграмму. Она до сих пор хранится в деле «Энормоз».

Это была одна из первых добытых советской внешней разведкой информация о разработке на западе атомного оружия, о ней было доложено руководству страны. В дальнейшем такого рода данные сообщались в Центр регулярно.

Для молодого разведчика это было первое соприкосновение с проблемой атомного оружия. Более глубокое знание этой проблемы пришло к «Дэну» после того, как ему был передан на связь источник «Н», принимавший непосредственное участие в создании атомного оружия в Англии.

За время работы в резидентуре «Дэн» приобрел шесть ценных источников. К концу командировки ему удалось значительно расширить агентурную сеть резидентуры по линии НТР. Входившие в нее источники передавали информацию по различным научно-техническим направлениям.

Подводя итоги разведывательной работы линии НТР лондонской резидентуры за 1945 год, Центр, в частности, особо отметил деятельность «Дэна». В документе указывалось, что «за истекший год от него поступило весьма ценных материалов 44 процента, ценных — 14, информационных — 13 и малоценных всего 0,87 процента. На конец года еще не поступило из ведомств оценок на 28 процентов материалов, поскольку большинство из них касается атомной проблемы».

И не случайно работа разведчика в лондонской резидентуре была отмечена боевыми орденами.

В Москву Барковский возвратился только в 1946 году. Работал на руководящих должностях в центральном аппарате научно-технической разведки. В 1954 году возглавил американский отдел внешней разведки, выезжал в служебные командировки в США и страны Западной Европы. В 1956–1960 годах являлся резидентом ПГУ КГБ в США. Здесь в 1960 году ему пришлось обеспечивать визит Н. С. Хрущева на сессию Генеральной Ассамблеи ООН. Довелось столкнуться ему и с ужесточением агентурно-оперативной обстановки в стране, вызванной арестом разведчика-нелегала Вильяма Фишера, более известного мировой общественности под именем полковника Рудольфа Абеля.

В последующие годы посвятил себя преподавательской деятельности, являясь профессором одной из основных кафедр Краснознаменного института КГБ (ныне — Академия внешней разведки). Он являлся кандидатом исторических наук, автором многих научных трудов по разведывательной проблематике.

В 1984 году ветеран вышел в отставку, однако до последнего дня продолжал принимать активное участие в воспитании молодых сотрудников разведки.

За достигнутые высокие разведывательные результаты полковник Барковский награжден орденом Красного Знамени, тремя орденами Трудового Красного Знамени, орденами Отечественной войны II степени, Красной Звезды, «Знак Почета», многими медалями, а также нагрудными знаками «Почетный сотрудник госбезопасности» и «За службу в разведке».

15 июня 1996 года Указом Президента Российской Федерации за выдающийся вклад в обеспечение безопасности нашей страны ему было присвоено звание Героя России.

Скончался Владимир Борисович Барковский 21 июля 2003 года. Его имя занесено на мемориальную доску Службы внешней разведки России.

У одного из столиков в зале вашингтонского ресторана «Оксидентал» до недавнего времени висела табличка, на которой значилось: «В напряженный период Кубинского кризиса в октябре 1962 года за этим столом состоялась беседа таинственного русского “мистера X” с корреспондентом телевизионной компании АВС Джоном Скали. На основе этой встречи была предотвращена угроза ядерной войны».

Этим таинственным русским являлся Александр Семенович Феклисов, резидент разведки КГБ в Вашингтоне. А за полтора десятка лет до этих событий он же принимал непосредственное участие в получении важнейшей информации по атомной тематике.

Александр Феклисов родился 9 марта 1914 года в Москве в семье железнодорожника. В 1929 году окончил железнодорожную школу-семилетку, затем — фабрично-заводское училище имени Ф. Э. Дзержинского. Работал помощником машиниста на паровозе. В 1939 году окончил радиофакультет Московского института инженеров связи и был направлен на работу в органы государственной безопасности. После окончания Школы особого назначения НКВД, готовившей кадры для внешней разведки, был зачислен в ее американский отдел.

В первую свою загранкомандировку в Нью-Йорк Феклисов прибыл 27 февраля 1941 года. В генконсульстве СССР в Нью-Йорке он занимал по прикрытию должность стажера. В первые месяцы пребывания в США «Калистрат» (оперативный псевдоним разведчика) знакомился с городом, совершенствовал знание языка, изучал агентурно-оперативную обстановку. Только в апреле ему объявили, что в соответствии с заданием Центра ему предстоит решить задачу установления шифрованной двусторонней радиосвязи между резидентурой и Центром. Одновременно разведчику вменялось в обязанность переводить на русский язык поступавшие в резидентуру от агентуры информационные материалы, подбирать места встреч с агентурой для других сотрудников резидентуры.

С началом Великой Отечественной войны «Калистра-ту» было поручено вести разработку ряда перспективных иностранцев, а также руководить ценной агентурой по линии научно-технической разведки. Отего источников были получены ценные сведения в области военной авиации, ракетной техники, электроники, в том числе о новейших в то время сонарах, радарах, прицельных системах, зенитных радиовзрывателях, компьютерах. В сентябре 1946 года разведчик возвратился в Москву.

В августе 1947 года Феклисов выехал на работу в Англию в качестве заместителя руководителя лондонской резидентуры по линии научно-технической разведки. Одной из основных задач, стоявших перед его группой, являлось добывание достоверной секретной информации о ходе работ в США и Англии над созданием ядерного оружия. «Ка-листрат» принимал непосредственное участие в решении данной проблемы, поддерживая оперативную связь с проживавшим в Лондоне видным ученым-ядерщиком Клаусом Фуксом.

Испытание первой атомной бомбы в СССР вызвало потрясение во всем мире и шок у правящей элиты США. В правительственных кругах США и Англии пришли к выводу, что секреты атомного оружия были похищены советскими агентами, работавшими в американском центре ядерных исследований в Лос-Аламосе, где создавалась американская атомная бомба. ФБР приступило к тщательному расследованию. Активному изучению подверглись все лица, приезжавшие в Лос-Аламос, в том числе и Клаус Фукс. Британская контрразведка взяла Клауса Фукса в интенсивную разработку, а 3 февраля 1949 года он был арестован и позже приговорен к четырнадцати годам тюремного заключения. Ученый вышел из английской тюрьмы в июне 1959 года. Он отказался от престижных предложений заниматься научной работой на Западе и улетел в Восточный Берлин.

В связи с начавшимся судом над Клаусом Фуксом Центр принял решение о прекращении служебной командировки «Калистрата». В начале апреля 1950 года он возвратился в Москву.

С середины 1950 года по август 1960-го Феклисов занимал ряд руководящих должностей в центральном аппарате внешней разведки. Одновременно с июня 1953-го по декабрь 1955 года находился в Праге, являясь заместителем главного советника МВД — КГБ по разведке при МВД ЧССР. В 1959 году принимал непосредственное участие в организации и обеспечении безопасности визита Н. С. Хрущева в США.

В 1960–1964 годах Феклисов возглавлял резидентуру советской внешней разведки в Вашингтоне. Принимал непосредственное участие в разрешении Карибского ракетно-ядерного кризиса 1962 года, организовав неофициальный опосредованный контакт руководителей двух противоборствующих стран. В результате Советский Союз принял предложение США о демонтаже ракет на Кубе. Взамен США обязались вывести свои ракеты «Юпитер» с территории Турции, а также снять блокаду Кубы и не нападать на нее.

Возвратившись в Москву, Александр Семенович работал на руководящих должностях в ПГУ КГБ СССР. С 1969 года находился на преподавательской работе: являлся заместителем начальника Краснознаменного института КГБ (ныне — Академия внешней разведки) и одновременно начальником одного из его факультетов. Кандидат исторических наук.

В 1974 году полковник Феклисов вышел в отставку. За заслуги в разведывательной работе он награжден двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденом Отечественной войны I степени, двумя орденами Красной Звезды, орденом «Знак Почета», многими медалями, а также нагрудными знаками «Почетный сотрудник госбезопасности» и «За службу в разведке».

Находясь в отставке, Феклисов принимал активное участие в воспитании молодого поколения сотрудников внешней разведки, занимался исследовательской и публицистической деятельностью. В 1994 году вышла его книга мемуаров «За океаном и на острове», а в 1999 году — «Признание разведчика». В них А. С. Феклисов в доступной форме рассказал о своей разведывательной деятельности за рубежом.

15 июня 1996 года Указом Президента Российской Федерации за выдающийся вклад в обеспечение безопасности нашей страны Александру Семеновичу Феклисову было присвоено звание Героя России.

Скончался Александр Семенович 26 октября 2007 года.

10 апреля 1945 года, незадолго до кончины президента США Франклина Рузвельта, военный министр вручил ему секретную записку, в которой говорилось: «Через четыре месяца мы, по всей вероятности, завершим работы над оружием, ужаснее которого не знало человечество». Хозяину Белого дома не надо было пояснять, о каком оружии идет речь: именно он стоял у истоков создания атомной бомбы в США. Через два дня Рузвельт умер. К присяге в качестве нового президента страны был приведен вице-президент Гарри Трумэн, который не был посвящен в тайны «Манхэттенского проекта», и министру обороны США пришлось вводить его в курс дела. То, что не было известно Гарри Трумэну о «Манхэттенском проекте», в тонкостях знал скромный молодой стажер советского Генерального консульства в Нью-Йорке Анатолий Яковлев. Под этой фамилией в США в военные годы работал сотрудник советской внешней разведки Анатолий Антонович Яцков.

Он родился 31 мая 1913 года в бессарабском городе Аккерман, который ныне называется Белгород-Днестровский. Через год его родители переехали в Центральную Россию, в Тамбовскую губернию. Здесь, в Большой Грибановке, Анатолий окончил среднюю школу, работал на местном сахарном заводе, затем перебрался в Москву. В столице он устроился чернорабочим, затем слесарничал и учился.

В 1937 году Яцков окончил Московский полиграфический институт и начал работать инженером-технологом на столичной картографической фабрике имени Дунаева. Одновременно активно занимался парашютным спортом.

В конце 1938 года по рекомендации ЦК ВКП(б) был направлен на работу в органы государственной безопасности и зачислен на учебу во французскую группу Школы особого назначения НКВД СССР. Началась его подготовка к разведывательной работе во Франции. Однако к окончанию учебы жизнь внесла коррективы в планы руководства разведки.

В июне 1940 года Франция капитулировала перед фашистской Германией. Вопрос о выезде Яцкова в эту страну отпал. В кадрах сообщили, что ему предстоит командировка в США, дали три месяца на изучение английского языка, доучивать который разведчику предстояло уже в Нью-Йорке, куда он прибыл незадолго до начала Великой Отечественной войны.

В Нью-Йорке «Алексея» (оперативный псевдоним разведчика) определили на должность стажера Генерального консульства СССР. Он вел прием посетителей — в основном американских граждан, отбывавших в СССР по делам бизнеса, и… усиленно овладевал разговорным английским.

Постепенно у «Алексея» дела пошли на лад. Он разработал операцию по выходу на интересующие разведку объекты вербовочного проникновения. В ходе ее реализации «Алексей» познакомился с человеком, имевшим устойчивые контакты среди физиков-атомщиков. Американец с симпатией относился к Советскому Союзу, был непримиримым противником нацизма и постепенно согласился помогать СССР в борьбе против гитлеровской угрозы. Этот контакт представлял большой интерес для Центра.

В 1942 году Центр санкционировал вербовку «Алексеем» другого американца, являвшегося специалистом в области радиоэлектроники. Источник оказался исключительно результативным. От него поступала важная информация по новым радиоприборам, используемым в авиации и противовоздушной обороне, которая неизменно получала высокую оценку советских технических специалистов. В дальнейшем источник передал «Алексею» готовые образцы авиационных приборов, общая стоимость которых составила более 150 тысяч долларов США. Сегодня эту сумму можно смело увеличить в 20 раз.

Вскоре оперработнику была передана на связь агентурная группа «Волонтеры». Ее возглавлял завербованный еще в 1938 году в Испании Моррис Коэн («Луис»). Однако поработать с ним в годы войны «Алексею» не удалось: в середине 1942 года Моррис был призван в американскую армию и направлен на европейский театр военных действий. Руководство группой «Волонтеры» взяла на себя жена «Луиса» — Леонтина Коэн (оперативный псевдоним «Лесли»).

К концу 1943 года в США в составе группы английских физиков, прибывших для работы над «Манхэттенским проектом», находился ценный источник советской внешней разведки — видный ученый-физик Клаус Фукс. Для поддержания связи с Клаусом Фуксом был выделен специальный курьер, находившийся на связи у «Алексея». Разведчик принимал непосредственное участие в ответственных операциях по организации связи с Фуксом и получению от него особо секретной информации о создании ядерного оружия.

Разумеется, Клаус Фукс был не единственным источником советской внешней разведки по атомной тематике.

В 1944 году «Алексею» удалось завербовать молодого ученого из металлургической лаборатории Чикагского университета «Персея», приглашенного работать в ядерную лабораторию США в Лос-Аламосе. Поддерживать связь с иностранцем было поручено «Лесли».

Благодаря усилиям «Алексея» и его товарищей Советскому Союзу удалось преодолеть ядерную монополию США. Информация советской разведки позволила не только ускорить работы над собственным ядерным оружием, но и сэкономить значительные средства.

В конце 1945 года «Алексей» был назначен исполняющим обязанности резидента внешней разведки. В начале 1946 года ему был присвоен дипломатический ранг вице-консула. Осенью того же года Центром было принято решение о переводе «Алексея» во Францию, куда он выехал из Нью-Йорка в конце декабря. В январе 1947 года «Алексей» приступил к работе в парижской резидентуре под прикрытием второго секретаря посольства СССР. Перед ним была поставлена задача создать агентурный аппарат для научно-технической разведки.

Весной 1949 года Анатолий Яцков возвратился в Москву после девятилетнего пребывания за рубежом. После успешного испытания первой советской атомной бомбы он был награжден орденом Красного Знамени и назначен заместителем начальника одного из отделов научно-технической разведки.

В 1955 году Ирак разорвал дипломатические отношения с Советским Союзом, обвинив его во вмешательстве во внутренние дела и поддержке коммунистической партии, которая якобы готовила военный переворот. Руководством разведки было принято решение направить Яцкова в Ирак под видом канадского бизнесмена. Разведчик успешно справился с поставленной перед ним задачей, информировав Центр о развитии внутренней обстановки в этой стране.

В последующие годы Анатолий Антонович занимал руководящие должности в научно-технической разведке, выезжал в долгосрочные командировки на оперативную работу в страны Западной и Восточной Европы. Затем занимался преподавательской деятельностью: возглавлял факультет в Краснознаменном институте КГБ СССР имени Ю. В. Андропова.

В 1985 году полковник Яцков вышел в отставку. Находясь на заслуженном отдыхе, продолжал поддерживать тесную связь с коллективом, часто выступал перед молодыми сотрудниками разведки. В прессе нередко появлялись его статьи, воспоминания, рецензии.

За заслуги в разведывательной работе и большой вклад в обеспечение безопасности нашей страны А. А. Яцков награжден орденами Октябрьской Революции, Красного Знамени, Трудового Красного Знамени, Отечественной войны II степени, двумя орденами Красной Звезды, многими медалями, а также нагрудными знаками «Почетный сотрудник госбезопасности» и «За службу в разведке».

26 марта 1993 года Анатолий Антонович скончался. Его имя было занесено на мемориальную доску Службы внешней разведки Российской Федерации.

Указом Президента Российской Федерации от 15 июня 1996 года Анатолию Антоновичу Яцкову было посмертно присвоено звание Героя Российской Федерации.

Время доказало прозорливость продуманной и вовремя проведенной Александром Михайловичем Сахаровским и его заместителями реорганизации научно-технической разведки.

По поручению Шелепина

Мы уже упоминали о том, как удивился председатель КГБ при СМ СССР Александр Николаевич Шелепин тому, что во внешней разведке нет африканского отдела. Сахаровский получил задание создать такой отдел, и в августе 1960 года он был создан.

Первым руководителем африканского отдела ПГУ стал замечательный советский разведчик Аркадий Иванович Куликов. Он был не только мастером оперативного дела, но и прирожденным воспитателем. В дальнейшем из африканского отдела вышли видные разведчики и руководители разведки, генералы и полковники, успешно работавшие в различных странах на разных континентах.

В 1967–1970 годах африканский отдел возглавлял неоднократно упоминавшийся нами генерал-лейтенант Вадим Алексеевич Кирпиченко.

Наша справка

Вадим Кирпиченко был одним из немногих людей в нашей стране, кто неоднократно встречался с семью (!) директорами Центрального разведывательного управления США. Будучи профессиональным разведчиком, он хорошо знал сильные и слабые стороны «рыцарей плаща и кинжала» из Лэнгли.

Родился 25 сентября 1922 года в Курске. Окончил среднюю школу. После начала Великой Отечественной войны пошел добровольцем на фронт.

Старший сержант 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии Кирпиченко освобождал Венгрию, Австрию, Чехословакию. Среди боевых наград — медаль «За отвагу» и орден Отечественной войны I степени. Демобилизовался в конце 1946 года.

В 1947 году поступил в Московский институт востоковедения (арабское отделение), который окончил в 1952 году, был направлен на работу во внешнюю разведку. Владел арабским, английским и французским языками.

В 1954–1960 годах — заместитель резидента в Египте. В 1962–1964 годах возглавлял резидентуру в Тунисе. В 1970–1974 годах — резидент советской внешней разведки в Египте.

После возвращения из командировки был назначен начальником нелегальной разведки и заместителем начальника ПГУ КГБ при СМ СССР. С октября 1979 года — первый заместитель начальника внешней разведки. С 1991 года — руководитель Группы консультантов при директоре СВР России.

Награжден восемью советскими и российскими орденами, многими медалями, восемью иностранными орденами, а также нагрудными знаками «Почетный сотрудник госбезопасности» и «За службу в разведке».

В 1997 году генерал-лейтенант Кирпиченко вышел в отставку. Руководил авторским коллективом «Очерков истории российской внешней разведки». Автор многих статей и очерков по проблемам разведки, опубликованных в российских и зарубежных средствах массовой информации, трех книг мемуаров, переведенных на ряд иностранных языков. Лауреат премии СВР России в области литературы и искусства. Почетный гражданин города Курска.

Вадим Алексеевич Кирпиченко скончался 3 декабря 2005 года.

В одной из своих книг разведчик писал: «В конечном счете главным побудительным мотивом моей работы явилась любовь к разведке, к ее сотрудникам, к профессии, к самим ее зданиям и ее территории. И я счастлив тем, что мне суждено было долгое время работать в разведке и искренне любить ее».

Вся жизнь и служебная деятельность разведчика Кир-пиченко свидетельствовали об искренности этих слов.

Но это выдержки из служебной справки на генерал-лейтенанта. А вот что писали о Вадиме Алексеевиче журналисты:

«Респектабельный, располагающий к себе немолодой уже человек плотной комплекции. Невидимый в толпе, имеющий дар появляться так же внезапно, как и исчезать. Интереснейший собеседник, оперирующий по памяти и соединяющий логической нитью полярные, казалось бы, факты разных лет и эпох, навскидку цитирующий Пастернака, Паустовского, Шолохова… При этом — человек исключительной скромности, без намека на повышенную самооценку. Когда ему предложили встать у стенда, где продавались его книги, он без раздумий согласился, охотно давал автографы…»

Таким он и был — генерал-лейтенант Кирпиченко, руководитель «мозгового центра» внешней разведки, как часто именовали Группу консультантов при ее директоре, соратник Сахаровского, Крючкова, Примакова.

Бурные события в Африке в конце 1950-х — начале 1960-х годов застали врасплох практически все внешнеполитические учреждения Советского Союза. Говорят, что Н. С. Хрущев, провожая Николая Пегова послом в Алжир, строго наказывал: «Ваша задача — сделать всё, чтобы Алжир стал социалистическим, а мы здесь постараемся облегчить вашу задачу».

Итак, в 1960 году по указанию Шелепина в разведке был образован самостоятельный африканский отдел. Конечно, никто не отрицает значения инициативы вышестоящего руководителя при принятии данного решения. Более того, действительно, по-настоящему работать по Африке внешняя разведка начала с 1960 года, когда стал набирать силу процесс деколонизации африканских стран. Именно тогда сразу 17 независимых государств появились на карте Африканского континента.

Вместе с тем было бы не совсем правильно утверждать, что сам по себе факт получения африканскими странами независимого статуса побудил советское руководство автоматически принять решение об организации разведыва-тельной работы в молодых африканских государствах. Объективно сложилось так, что борьба африканских народов за независимость стала объектом активного соперничества на континенте великих держав. Африканский континент превратился в арену идеологической и политической конфронтации двух блоков.

Руководству внешней разведки и лично начальнику ПГУ Сахаровскому с первых же шагов работы в африканских странах пришлось столкнуться с серьезными трудностями. Прежде всего, это были трудности в достижении взаимопонимания сотрудников разведки с чиновниками молодых африканских государств. У них были совсем другие менталитет, привычки и нравы. Колониальные времена приучили их не доверять белому человеку, обмануть его считалось заслугой.

Бытовая неустроенность наших сотрудников, отсутствие порой элементарных санитарных и жилищных условий, перебои в снабжении продовольствием заставляли комплектовать резидентуры молодыми, а следовательно, неопытными разведчиками.

Тем не менее мудрый Сахаровский активно использовал авторитет и положение своего шефа, председателя КГБ, чтобы создать нормальные условия для работы сотрудникам разведки, которых он отправлял в африканские страны.

Еще одна из важных особенностей деятельности советской разведки на Черном континенте заключалась в том, что она не была направлена против африканских стран. Напротив, она объективно отвечала их интересам борьбы за укрепление своей политической и экономической независимости. Поэтому с самого начала организации работы в Африке руководство разведки не рекомендовало вести вербовочную работу в прогрессивных политических и государственных кругах африканских стран. Это отнюдь не облегчало получения достоверных сведений, столь необходимых для решения поставленных перед разведкой задач. Приходилось внедрять новые приемы и методы работы. Главным оружием оставались доверительные связи. Приобрела большое значение обработка открытых источников информации — различных публикаций, справочников, прессы, радио и телевидения.

Такая работа требовала хорошей политической подготовки, знания проблем и большого профессионального мастерства. Политические и общественные деятели, служащие различного уровня, вплоть до самых высоких, охотно шли на установление контактов. Однако искусство разведчика заключалось в том, чтобы придать этим отношениям определенную направленность и довести до такой степени доверительности, при которой можно было рассчитывать на получение требуемой конфиденциальной информации.

Головной боли руководству разведки добавляли и бесчисленные государственные перевороты, происходившие при вмешательстве западных держав и их спецслужб, сопровождавшиеся междоусобицей, племенными распрями, гражданскими войнами. От разведки в каждом конкретном случае требовалась информация о том, кто пришел к власти, какие силы совершили переворот, по какому пути они намерены вести страну. Ответить на все эти вопросы было нелегко.

Кроме того, приходилось учитывать, что западная дипломатия и западные спецслужбы вели работу по подрыву отношений Советского Союза с африканскими странами. Они обрабатывали и подкупали африканских лидеров, использовали свою агентуру для распространения дезинформации, представлявшей в искаженном виде политику и намерения СССР в Африке.

Необходимо было также учитывать, что в ряде африканских государств, рассматривавшихся советским руководством как страны прогрессивной ориентации, перед резидентурами ставилась весьма своеобразная для разведки задача — содействовать развитию и укреплению отношений между странами ее специфическими средствами.

Советская разведка выполняла в Африке очень важную функцию: поддерживала связь с освободительными движениями стран, которые еще находились под гнетом колониализма. Помощь этим движениям оказывалась по разным каналам. Значительный объем работы по поддержанию контактов с освободительными движениями и оказанию им поддержки Международный отдел ЦК КПСС возлагал на внешнюю разведку.

Правда, работа с представителями национально-освободительных движений отвлекала разведчиков от выполнения чисто разведывательных задач: приобретение источников информации, проникновение на объекты главного противника. А потому ряд разведчиков ее недолюбливали. Но Сахаровскому при оценке их работы всегда удавалось находить в этом противоречии «золотую середину».

Подчеркнем, что оперативная обстановка в большинстве африканских стран в рассматриваемый период оставалась весьма сложной. В этой связи разведывательная работа непосредственно с их представителями требовала от сотрудников резидентур постоянного повышения своих профессиональных навыков и знаний.

Одновременно необходимо отметить, что разведка не делала жесткого идеологического выбора по отношению к освободительным движениям. Она стремилась охватить как можно более широкий круг представителей национально-освободительных движений, разобраться в их реальных возможностях в организации борьбы за освобождение своих стран. При этом в данном вопросе учитывалась линия КПСС, которую настойчиво подчеркивал Н. С. Хрущев на встречах с африканскими деятелями: «Не рвите экономические связи с метрополиями, старайтесь извлекать для себя пользу из реально существующих отношений».

Контакты КГБ с органами безопасности африканских стран возникали и угасали, но существовали всегда. Сводились эти отношения в основном к обмену информацией, представлявшей взаимный интерес, к краткосрочной подготовке кадров в Москве или на местах, к помощи оперативной техникой. Обучение кадров не включало в себя преподавание политических дисциплин, за исключением редких случаев, когда поступали специальные просьбы на этот счет. Многие руководители африканских спецслужб, с которыми пришлось встречаться Сахаровскому, запомнились ему компетентностью, любознательностью, преданностью своему государству.

Символично, что Александр Михайлович начинал свою деятельность на посту начальника ПГУ с проблем на Африканском континенте, когда 29 октября 1956 года началась тройственная агрессия Англии, Франции и Израиля против Египта. А заканчивал свою карьеру, когда в 1973 году египетские войска изгнали израильтян с восточного берега Суэцкого канала. Сахаровский анализировал эти события, уже будучи старшим консультантом по разведке Группы консультантов при председателе КГБ при СМ СССР.

Более того, свою последнюю заграничную командировку в ранге руководителя ПГУ Сахаровский совершил в марте 1970 года в Египет. Предстояли переговоры по обеспечению безопасности прибытия в страну наших ракетчиков и военной техники. В качестве советника Сахаровского сопровождал в этой поездке Кирпиченко.

Следует подчеркнуть, что советская внешняя разведка в условиях политической нестабильности, кризисов и военных действий, характерных для Африканского континента середины 1950—1970-х годов, выполняла свой долг, успешно решала поставленные перед ней задачи.

Боевые соратники

Уже в начальный период руководства А. М. Сахаровским Первым главным управлением КГБ при СМ СССР начали активно пересматриваться основные направления деятельности внешнеполитической разведки.

Так, время диктовало необходимость обратить, в частности, самое пристальное внимание на проведение акций содействия внешней политике СССР. В то время эти акции обозначались в разведке термином «активные мероприятия». Они включали в себя и акции по срыву антисоветских планов и намерений стран Запада, о которых добывала информацию разведка.

До 1959 года процесс практической реализации развед-деятельности в сфере активных мероприятий шел достаточно медленно. В 1959 году по инициативе Сахаровского в рамках ПГУ было создано специальное подразделение, которое должно было играть роль организатора и координатора всей работы внешней разведки в области разработки и реализации активных мероприятий. Руководителем отдела был назначен полковник Иван Иванович Агаянц. Его разведывательная биография была тесно переплетена с политическими и дипломатическими событиями мирового масштаба.

В истории советской внешней разведки было немало страниц, которыми могла бы гордиться любая держава. А на этих страницах блистали имена славных сынов нашей страны, верных долгу и чести. Одним из таких людей был Иван Иванович Агаянц.

Ему было суждено сыграть заметную роль в деятельности внешней разведки Советского Союза, службе в которой он посвятил более тридцати лет. Коллеги, товарищи отзывались о нем как об энергичном, смелом, инициативном, одаренном и исполнительном человеке. Он с энтузиазмом брался за любое дело и выполнял его неизменно с положительным результатом. Оперативные сотрудники чувствовали уверенность в успехе любой, даже самой серьезной операции, если рядом находился Атаянц.

Иван Атаянц родился 28 августа 1911 года в азербайджанском городе Гянджа (в 1935–1989 годах — Кировабад) в семье счетовода, армянина по национальности. Его отец позднее стал сельским учителем и священником (в 1924 году отрекся от духовного сана).

Детские и школьные годы Ивана были неотделимы от бурных революционных событий, которые происходили в то время в стране и в его родном городе. Так случилось, что он воспитывался сестрой — врачом по профессии. В ее доме он приобщался к культуре, знаниям в самых различных областях, иностранным языкам. Одновременно ему импонировали взгляды и убеждения двух старших братьев, которые, безоговорочно и с энтузиазмом приняв советскую власть, активно участвовали в политической жизни послереволюционного Закавказья и со временем стали работать в органах ВЧК — ОГПУ, что впоследствии определило и выбор самого Ивана. Окончив экономический техникум, он сменил ряд профессий, находился на комсомольской и партийной работе.

В 1930 году Иван Атаянц вслед за старшими братьями переезжает из Гянджи в Москву и поступает на работу в Экономическое управление ОГПУ. Через некоторое время молодые сотрудники ОГПУ выдвигают Ивана Агаянца на выборную должность: в течение нескольких лет он руководит деятельностью их комсомольской организации.

Напряженная работа не стала помехой для совершенствования и приобретения знаний в области исторических и юридических наук, литературы и искусства. Иван Атаянц обладал исключительной способностью к иностранным языкам, свободно владел французским, персидским, турецким и испанским, достаточно хорошо знал английский и итальянский.

В 1936 году энергичного молодого сотрудника переводят в аппарат внешней разведки, а уже в 1937 году направляют на оперативную работу во Францию. В парижской резидентуре он находился сначала под прикрытием сотрудника торгпредства, а затем — заведующего консульским отделом посольства СССР.

Возвратившись в Москву в конце 1939 года после успешной командировки, Агаянц становится начальником отделения, а вскоре — заместителем начальника одного из подразделений 5-го (разведывательного) отдела ГУГБ НКВД СССР (внешней разведки).

В начале 1940 года Агаянц направляется резидентом в Иран. Обстановка в этой стране в то время была сложной. Благодаря умелой организации широкого комплекса разведывательных мероприятий, большой личный вклад в которую внес Агаянц, резидентура успешно справилась со стоявшими перед ней задачами.

Агаянц лично участвовал в проведении разведывательных операций, порой связанных с риском для жизни, проявлял незаурядные способности в вербовочной работе. В документах того времени, в частности, говорилось: «Важная оперативная разведывательная информация, получаемая советскими разведчиками в Иране, сыграла существенную роль при принятии военным командованием и руководством страны тех или иных политических и военно-стратегических решений».

Сложная и ответственная работа выпала Агаянцу и его сотрудникам накануне и в ходе Тегеранской конференции руководителей трех союзнических государств, состоявшейся в конце 1943 года. Советской разведке во главе с ее главным резидентом в Иране удалось переиграть Отто Скорцени, готовившего покушение на лидеров СССР, США и Великобритании, и разрушить замыслы террористов.

После Ирана, в 1946 году, Иван Иванович вновь выехал в Париж, теперь уже в качестве резидента. Однако по состоянию здоровья командировка не была продолжительной (дал о себе знать хронический туберкулез, которым этот энергичный и жизнестойкий человек страдал с середины 1930-х годов).

В то время в Париже проходила вторая сессия совета министров иностранных дел СССР, США, Великобритании и Франции, готовившая проекты договоров для предстоящей мирной конференции. Ивану Ивановичу пришлось организовывать работу по оказанию помощи советской делегации, которую возглавляли В. М. Молотов и А. Я. Вышинский.

Парижская резидентура под руководством Агаянца активизировала работу: был расширен круг источников за счет хорошо осведомленных людей, приобретены новые ценные агенты и доверительные связи. Сотрудникам резидентуры удалось добыть секретный вариант «плана Маршалла», который дал возможность советской делегации строить свою работу с учетом политических целей США в Европе.

Только этих результатов, достигнутых за время работы Агаянца во главе резидентуры, хватило бы для того, чтобы оценить его как крупного разведчика, внесшего большой вклад в укрепление позиций СССР на международной арене.

С 1948 года Агаянц находился на руководящих должностях в центральном аппарате внешней разведки: был начальником Управления Комитета информации, начальником кафедры Высшей разведывательной школы. В 1959 году Сахаровский предложил ему возглавить Службу активных мероприятий. Во второй половине 1960-х годов газета «Нью-Йорк геральд трибюн» сообщала, что ЦРУ направило в конгресс США доклад, в котором, в частности, указывалось, что «осуществлению многих оперативных мероприятий американских спецслужб активно мешает деятельность управления советской внешней разведки, возглавляемого генералом Агаянцем».

16 декабря 1965 года Ивану Ивановичу Аганцу было присвоено звание генерал-майор. В 1967 году он был назначен заместителем начальника Первого главного управления КГБ при СМ СССР.

За успехи в разведывательной деятельности генерал-майор Агаянц был награжден орденами Ленина, Красного Знамени, Трудового Красного Знамени, Отечественной войны II степени, двумя орденами Красной Звезды, многими медалями, а также нагрудными знаками «Заслуженный работник НКВД» и «Почетный сотрудник госбезопасности».

12 мая 1968 года Ивана Ивановича Агаянца не стало.

В некрологе для сотрудников внешней разведки, подписанном Сахаровским, говорилось: «На всех участках работы почетный сотрудник госбезопасности генерал-майор Агаянц проявил себя талантливым и энергичным организатором, умным и вдумчивым человеком, обаятельным другом и товарищем… Его деятельность на практической агентурно-оперативной работе за рубежом была чрезвычайно продуктивной. Достаточно сказать, что в период командировки он лично завербовал несколько ценных агентов, которые по настоящее время являются источниками получения важной документальной информации… Несомненен и очевиден также личный вклад И. И. Агаянца в разработку и осуществление крупных комплексных активных мероприятий, нанесших видимый и зримый ущерб противнику».

Любая историческая эпоха, события которой характеризуются острым противоборством в обществе, всегда порождала и выдающихся руководителей, и выдающихся исполнителей, чьим трудом, пбтом и кровью претворялись в жизнь передовые идеи того времени.

Сахаровский, родившийся в 1909 году, и Агаянц, родившийся в 1911-м, принадлежат к представителям того поколения советских людей, чьи молодые годы пришлись на период активного строительства нового государства, а зрелость — на восстановление его экономики после разрушительной войны. Это поколение приняло от своих предшественников романтическое стремление к новой жизни и неуемную энергию в борьбе за эту жизнь как на мирном трудовом фронте, так и с оружием в руках, если в этом возникала необходимость.

Их пути сошлись в сентябре 1947 года, когда Иван Иванович вернулся из Парижа в Москву и возглавил одно из управлений Комитета информации при Совете министров СССР, как тогда называлась разведка. К тому времени за плечами Агаянца был уже семнадцатилетний опыт работы в органах государственной безопасности и внешней разведки.

Сахаровский в то время занимал должность начальника 2-го отдела в управлении, которое возглавил Агаянц. Общение с Агаянцем, который был не только талантливым разведчиком, но и видным политиком и дипломатом, значительно расширило кругозор Сахаровского, приучило его не замыкаться в рамках узковедомственных интересов. Безусловно, школа Агаянца в дальнейшем способствовала успешной работе Сахаровского на посту начальника внешней разведки.

Именно Иван Иванович в октябре 1948 года рекомендовал Сахаровского на должность заместителя начальника одного из управлений Комитета информации. Вновь их пути сошлись при создании в 1959 году во внешней разведке подразделения, на которое были возложены задачи по подготовке и проведению активных мероприятий за рубежом.

В конце 1965 года начальник внешней разведки А. М. Сахаровский подписал следующую характеристику на И. И. Агаянца:

«Полковник Агаянц в разведке работает более 30 лет, с 1940 года — на руководящих должностях, трижды находился в долгосрочных командировках в капиталистических странах, причем дважды в качестве резидента КГБ. Лично достиг значительных вербовочных результатов.

И. И. Агаянц обладает обширными знаниями. Исключительно инициативен и трудолюбив, в коллективе пользуется большим авторитетом как один из наиболее квалифицированных и заслуженных сотрудников разведки».

Выходцем из подразделения, которым руководил Агаянц, являлся и будущий заместитель председателя КГБ СССР — начальник Второго главного управления генерал-полковник Григорий Федорович Григоренко. В 1959–1961 годах он занимал должность заместителя Агаянца, а с марта 1962-го по 1969 год возглавлял подразделение внешней контрразведки.

До 1954 года в структуре внешней разведки не было подразделения, которое занималось бы разработкой спецслужб противника и обеспечением безопасности разведывательной деятельности резидентур. В июне 1954 года оно было создано. Концентрация контрразведывательной работы в рамках одного подразделения, укомплектованного опытными сотрудниками, принесла свои плоды. Внешняя контрразведка сумела добиться ощутимых результатов. Так, приобретенный в аппарате министерства юстиции США источник внешней контрразведки за несколько лет сотрудничества передал советской разведке около пяти тысяч копий документов о работе ФБР против граждан и учреждений СССР в США.

На территории Западной Германии только от одного из источников были получены документальные данные на несколько сотен американских агентов, занимавшихся вербовкой советских граждан.

Ценным источником внешней контрразведки был кадровый сотрудник английской разведки Джордж Блейк. Большой объем материалов о структуре, кадрах и оперативной деятельности разведок Англии и США, в том числе о заброске американской и английской агентуры на территории СССР и стран народной демократии, был получен от Кима Филби.

Было ясно, что работу по этой линии нужно усиливать. И Сахаровский со своими заместителями явился инициатором создания в структуре ПГУ службы внешней контрразведки, которую и возглавил Григорий Федорович Григоренко.

Руководство страны требовало от своей внешней разведки аналитической информации, касающейся проблем взаимоотношений с зарубежными государствами. Начальник разведки Сахаровский прекрасно понимал, что для решения этой задачи без хорошо поставленной информационно-аналитической работы в Центре не обойтись.

Между тем еще в первой половине 1953 года информационное управление внешней разведки было преобразовано в отдел и существенно сокращено. Из 170 сотрудников оставили лишь 12 информационных специалистов, 12 переводчиков, секретариат и руководство — всего 30 человек. Управление переименовали в Отдел переводов и обработки информации.

Трудно представить, как 12 информационных работников могли обрабатывать всю информацию, да еще следить по открытым источникам за положением дел в капиталистическом мире. Начальник отдела Филипп Артемьевич Скрягин подчеркивал в отчете о работе своего подразделения за 1952–1954 годы, что «определенная часть трудностей, слабостей и недостатков в работе информационного подразделения ПГУ в отчетный период явилась следствием отрицательного влияния на нее элементов субъективизма и волюнтаристских решений отдельных лиц, возглавлявших некоторое время органы госбезопасности СССР».

И Сахаровский совместно со Скрягиным принимает активные меры, чтобы поднять информационно-аналитическую работу центрального аппарата разведки на должный уровень.

Но прежде всего хотелось бы сказать несколько слов о человеке, которому Сахаровский доверял и к мнению которого прислушивался.

Начальник информационно-аналитического подразделения разведки Филипп Артемьевич Скрягин был почти ровесником Александра Михайловича. Родился в 1910 году в 90 верстах от Киева, в небольшом городе Переяслав (в 1943–2019 годах — Переяслав-Хмельницкий). Отец его был крестьянином хутора Воскресенского Переяславского района. Оттуда в поисках лучшей доли уехал в Екатеринослав, где стал специализироваться по столярному делу на вагоностроительном заводе. Отец был неграмотным, но сметливым и быстро освоил и плотницкое, и столярное ремесло. Мать тоже была неграмотной и в молодости натерпелась всякого, особенно когда работала горничной. Семья Скрягиных состояла из девяти душ. Из четырех сыновей Филипп был третьим. Много лет спустя он скажет: «С рождением мне повезло, я смог больше, чем другие братья и сестры, учиться».

В 1926 году, в неполные 16 лет, Филипп начал работать подручным столяра на мельнице, в 1927-м, когда ему не исполнилось еще и семнадцати, уехал в Киев поступать на рабфак. Здесь в маленькой комнатушке жила с мужем и дочерью его сестра. С трудом устроившись на работу, он к семи часам утра шел на завод, а к шести вечера спешил на рабфак. Занятия продолжались до одиннадцати вечера каждый день, кроме воскресенья. Учился он охотно, напористо, пройдя за два года трехлетний курс обучения. Принимал активное участие в комсомольской работе.

Прекрасно зная биографию Скрягина, Сахаровский проникся к нему полным доверием. Он понимал, что этот человек принадлежит к той категории людей, которые своим трудом и личным примером будут создавать слаженное, дружное и боеспособное звено внешней разведки. И Сахаровский не ошибся.

В работе для Скрягина не существовало мелочей. Он отрабатывал документы, стремясь добиться полной ясности и достоверности, не подделываясь под ту или иную конъюнктуру. Если было надо, мог работать с исполнителями всю ночь, выполняя важное задание руководства. Не терпел двуличия и приспособленчества, подхалимов, разгильдяев, интриганов. Сам вел себя в высшей степени корректно, замечания делал по существу, избегал задевать человеческое достоинство.

Военная служба, фронтовой опыт, работа с важной информацией заложили в Скрягине тот фундамент, который помог ему в сложившихся условиях изменить прежнюю практику и организацию информационной работы. Пришлось преодолеть немало трудностей. Введение жесткого подхода к оценке получаемых информационных материалов исключало появление легковесных — «мотыльковых», по выражению Скрягина, — разведывательных сообщений. Важным направлением работы стала тщательная оценка разведматериалов, что позволяло выявить дезинформаторов или лиц, стремившихся заработать на передаче нам несекретных, почерпнутых из открытых источников сведений, которые они выдавали за секретные.

Сахаровский оценил желание Скрягина заложить фундамент для серьезной аналитической работы, его стремление тщательно, с перспективой на будущее отбирать способных к аналитической работе сотрудников и всемерно поддерживать их. В результате каждый подготовленный ими аналитический документ заслуживал доверия.

Позже, говоря о своем товарище и коллеге, который за многие годы совместной работы ни разу не подвел начальника разведки, Сахаровский дал ему следующую характеристику:

«Филипп Артемьевич — способный, инициативный, обязательный человек. Он очень ответственно подходил к оценке и обработке материалов. Спокойно и уверенно занимался решением порученных вопросов. Был требователен, но не шумлив. Умело выращивал людей. Постоянно находил новые формы и направления в работе, щедро делился своим опытом с другими. Внимательно выслушивал чужие мнения, настойчиво отстаивал свое, но это не было упрямством».

По мнению Сахаровского, личный вклад Скрягина в организацию целенаправленной работы по глубокому анализу поступавшей разведывательной информации был огромен. К тому же Александр Михайлович ценил в нем уверенность в себе, умение отстаивать свое мнение на любом уровне и остро развитое чувство собственного достоинства.

В доказательство правоты Сахаровского приведем лишь один из многочисленных примеров. У Скрягина шло совещание. Вдруг по вертушке раздался телефонный звонок — говорил председатель КГБ. Всех удивили очень спокойный голос и уверенные ответы начальника, хотя, как все поняли, речь шла об очень важных и срочных делах. Закончив разговор, Филипп Артемьевич положил трубку и таким же спокойным голосом закончил прерванную телефонным звонком фразу. Затем, извинившись перед присутствовавшими, направился к председателю КГБ.

Полная, по определению Сахаровского, «беспощадная» самоотдача Скрягина в работе, преданность долгу, цельность натуры давали ему неоспоримое право открыто и без опасений излагать свои мысли и не бояться последствий, искренне считая, что интересы дела превыше всего, и уж конечно выше его служебных продвижений, к чему он всегда относился весьма философски.

Напряженная работа, переутомление, отсутствие режима — все это не могло не сказаться на здоровье Филиппа Артемьевича. В октябре 1963 года он оказался в госпитале, где ему сделали операцию. С сентября 1964 года Ф. А. Скря-гин стал работать консультантом при начальнике ПГУ.

Предпринятые меры, направленные на перестройку информационной работы в ПГУ, положительно сказались на деятельности всей внешней разведки. Вспоминая о том периоде, Ф. А. Скрягин позже скажет:

«Совершенствование в целом деятельности разведки в этой области было бы немыслимо без глубокого понимания со стороны бывших начальников ПГУ А. С. Панюшкина и А. М. Сахаровского всей важности информационно-аналитической работы для решения стоящих перед разведкой задач. Их принципиальность и настойчивость при проведении мер, направленных на улучшение деятельности разведки, оказались решающими при устранении стоящих на пути к этому препятствий».

Отмечая большую роль этих руководителей в истории разведки, он подчеркивал: «Во многом благодаря им в ПГУ, а затем и в резидентурах резко улучшилось отношение к информационной деятельности и к тем сотрудникам, которые отдавали все свои силы, знания и способности ее совершенствованию».

Панюшкин, Сахаровский, Скрягин настойчиво и плодотворно работали над улучшением информационно-аналитической работы. Им удалось в разгар холодной войны укрепить это важное направление деятельности внешней разведки, добиться тщательного анализа получаемых сведений, выделения среди них наиболее актуальных и достоверных, отсеивания сомнительных данных и дезинформации.