Сахарские новеллы

Ночь в лысых горах

Однажды, вернувшись с работы, Хосе не вошел, как обычно, в дом, а стал сигналить из машины, и гудок его словно звал меня: «Сань-мао, Сань-мао!» Я отложила каллиграфию, которой занималась ради забавы, и подбежала к окну.

– Ты чего не заходишь? – спросила я его.

– Я узнал, где искать окаменелости черепах и моллюсков! Поедем?

Я подпрыгнула от радости и сразу же ответила:

– Поедем, поедем!

– Так выходи же скорее, – поторопил меня Хосе.

– Сейчас, переоденусь, возьму еду, одеяло… – кричала я ему в окно, бегая и собирая вещи.

– Давай быстрей, ладно? Ничего не бери, мы часа через два-три вернемся.

По природе своей я человек импульсивный. Поторапливаемая Хосе, я в ту же секунду выбежала из дома. На мне было длинное до щиколоток платье, а на ногах – шлепанцы. Выходя, я схватила висевшую на двери кожаную флягу, внутри которой был литр красного вина, вот и все мое снаряжение.

– Готово. Поехали! – я подпрыгивала на сиденье, полная радостного нетерпения.

– Двести сорок километров туда и обратно. Три часа в машине, час – на поиск окаменелостей. К десяти вернемся, как раз и поужинаем, – рассуждал вслух Хосе.

Услыхав про двести сорок километров, я непроизвольно взглянула на катившееся к западу солнце и хотела было возразить. Но после того, как этот тип завел себе машину, он совершенно на ней помешался. К тому же, как человека с первой группой крови, переубедить его в чем-либо невозможно. Поэтому, хоть дальнее путешествие в сумерках и казалось мне сомнительной затеей, я решила не протестовать.

Километров двадцать мы ехали по шоссе к южной границе поселка. После контрольно-пропускного пункта дороги больше не было; нам предстоял путь через бескрайнюю пустыню.

К боковому окну подошел караульный и, поглядев на нас, сказал:

– А, это снова вы. Куда собрались так поздно?

– Да тут недалеко, километров тридцать. Ей, знаете ли, кактус понадобился, – сказал Хосе и поддал газу.

– Зачем ты ему соврал? – укоризненно спросила я.

– Если б я не соврал, он бы нас не выпустил. Сама посуди, разве он позволил бы нам так поздно ехать в такую даль?

– А если, не ровен час, что-то случится? Ты и направление, и расстояние сообщил ложное, как же нас найдут? – спросила я.

– Никто и искать не будет. Помнишь, как погибли те хиппи? – снова вспомнил он о той жуткой истории: все мы слышали о трагической гибели хиппи в пустыне.

Было уже почти шесть. Хотя солнце начало клониться к закату, свет был так ярок, что резал глаза; но вот повеяло холодом.

Машина быстро ехала через пустыню по оставленным чьим-то автомобилем следам шин. Плоская земля, укрытая песком и щебнем, простиралась дальше, чем мог охватить взор. Впереди возник мираж – сначала один слева, потом еще два – справа; они имели облик озер, окруженных зеленым кустарником.

Кроме завываний ветра ничего не было слышно. Мертвенно тихая земля казалась спящим великаном, свирепым и жестоким, и мы ехали по его распростертому недвижимому тулову.

– У меня такое чувство, что однажды мы умрем в этой пустыне, – вздохнула я, глядя в окно.

– Почему?

Машина, то и дело подскакивая, мчалась вперед.

– Каждый день, с утра до вечера, мы тревожим ее, выискиваем в ней окаменелости, выкапываем ее растения, преследуем ее антилоп, разбрасываем бутылки из-под газировки, бумажные коробки, грязь и мусор, бороздим ее колесами машин. Пустыне это не нравится, взамен она требует наши жизни. Вот так: у-у-у, у-у-у… – я изобразила, как сдавливаю чью-то шею. Хосе расхохотался – он обожал, когда я несла всякую чепуху.

К этому времени я полностью закрыла боковое окно, потому что воздух незаметно, но довольно сильно похолодел.

– Вот и горный лабиринт, – сказал Хосе.

Я посмотрела на далекую линию горизонта. Маленькие черные точки, показавшиеся вдали, постепенно увеличивались. В радиусе трехсот километров это единственная холмистая гряда. Она представляет собой скопление высоченных песчаных дюн, рассыпанных на двадцати-тридцати квадратных километрах пустынной земли.

Ветер сотворил эти песчаные горы – дугообразные, неотличимые друг от друга. Они похожи на скопление полумесяцев, выкорчеванных небесным экскаватором и перенесенных в пустыню Сахару. Еще более удивительно, что все эти холмы, около сотни метров вышиной, расположены на примерно одинаковом расстоянии друг от друга. Забредя сюда, легко утратить чувство направления и заблудиться. Я называю это место «горным лабиринтом».

Горный лабиринт приближался, и вот наконец перед нами выросла первая дюна.

– Поедем через лабиринт? – тихо спросила я.

– Да. Как въедем, сразу повернем направо, и через пятнадцать километров будет то самое место с окаменелостями, о котором мне говорили.

– Уже почти половина седьмого, скоро бесы начнут в стены стучать. – Я прикусила губу, не понимая, отчего мне так не по себе.

– Что за суеверия, какие еще бесы. – Хосе не верил мне, и все тут.

Мало того что он был бесстрашен и безрассуден, но вдобавок еще упрям и твердолоб. В конце концов мы оказались в горном лабиринте и двинулись дальше, огибая песчаные холмы. Солнце было позади нас, а ехали мы в направлении востока.

На этот раз лабиринту не удалось нас пленить: не прошло и получаса, как мы выбрались из него. Впереди на песке уже не было отпечатков шин; местность эта была нам незнакома, к тому же мы ехали в обычной машине, не приспособленной к вождению в пустыне. На душе у меня было неспокойно. Хосе вылез из машины оглядеть местность.

– Давай вернемся! – Мне уже совершенно расхотелось искать окаменелости.

– Еще чего. – Хосе и слушать меня не стал. Машина рванула вперед и двинулась дальше по совершенно незнакомой земле.

Через два-три километра перед нами возникла низина темно-бурого кофейного цвета; ее покрывала пепельно-сиреневая дымка. Несколько десятков миллионов лет назад здесь, вероятно, была широкая река.

Хосе сказал:

– Можем выходить.

Машина тихонько съехала со склона. Хосе остановил ее, вышел и посмотрел вокруг. Я тоже вылезла наружу. Набрав горсть земли, я поняла, что это не песок, а влажная глина. Я стояла, пытаясь собраться с мыслями.

– Сань-мао, ты садись за руль, а я побегу впереди. Остановись, как только я подам сигнал рукой.

Сказав это, Хосе побежал. Я потихоньку завела машину и поехала за ним, держа дистанцию.

– Ну как? – спросил он меня.

– Нормально, – ответила я, высунув голову из окна.

Он все больше удалялся от меня, затем повернулся, побежал назад и замахал обеими руками, давая понять, чтобы я продолжала двигаться вперед.

И тут я заметила, что позади Хосе вздымается и пузырится земля. Здесь было что-то неладное. Я ударила по тормозам и закричала:

– Осторожно! Остановись!

Открыв дверцу машины, я с громким криком побежала к нему. Но Хосе уже ступил на топкую трясину и в мгновение погрузился в нее по колено. Он испуганно оглянулся, попытался, спотыкаясь, пройти несколько шагов, и трясина тут же поднялась до уровня бедер. Из последних сил он сделал еще пару шагов и, казалось, начал падать. Не знаю почему, но, чем отчаянней он пытался выбраться, тем дальше его относило от меня. Расстояние между нами все увеличивалось.

Потрясенная, я застыла на месте, потеряв дар речи. Я поверить не могла, что это происходит на самом деле, однако картина перед глазами была более чем реальна. Все случилось за считаные секунды. Хосе с трудом пытался вытащить ноги, понимая, что трясина вот-вот его поглотит. В этот миг я увидела, что справа, метрах в двух от него, из хляби торчит каменная глыба, и закричала:

– Туда! Там камень!

Он тоже увидел эту глыбу и, выбиваясь из сил, двинулся к ней. Он был уже по пояс в трясине. Я смотрела на него издалека, не зная, что делать. Все нервы в моем теле готовы были лопнуть от напряжения. Это был какой-то кошмарный сон.

Увидев, как он ухватился за выступавший из трясины камень, я пришла в себя и побежала к машине в надежде найти хоть что-нибудь, чем его можно было бы вытащить. Но в салоне, кроме фляги с вином, валялись лишь две пустые бутылки и несколько газет «Ляньхэ-бао». В багажнике лежал ящик с инструментами. Больше в машине ничего не было.

Я побежала обратно к Хосе. Не издавая ни звука, он в оцепенении смотрел на меня.

Я металась как безумная в надежде обнаружить на земле кусок веревки, какую-нибудь доску, да что угодно. Но кроме песка и камешков вокруг ничего не было.

Хосе держался за глыбу. Нижняя часть его туловища увязла в грязи, но он хотя бы больше не тонул.

– Хосе! Не могу найти, чем тебя вытащить. Потерпи немного, – крикнула я ему. Между нами было метров пятнадцать.

– Не волнуйся, – сказал он, утешая меня. – Не волнуйся. – Но голос его звучал непривычно.

Ничего вокруг не было, кроме шума ветра и вздымаемых им песчаных вихрей. Впереди – широкая зыбь, позади – горный лабиринт. Я обернулась в сторону солнца – оно уже почти закатилось. Повернувшись обратно к Хосе, я увидела, что он тоже смотрит на солнце. Вид заходящего в сумерках солнца прекрасен, но я была не в том состоянии, чтобы любоваться закатом. То и дело налетали порывы холодного ветра. Я взглянула на свою легкую одежку, на Хосе, томящегося в трясине, и снова на солнце, этот красный циклопий глаз, готовый вот-вот закрыться.

Через несколько часов температура опустится до нуля градусов и, если Хосе не выберется, он просто замерзнет и умрет.

– Сань-мао, иди в машину, позови людей на помощь, – окликнул меня Хосе.

– Я не могу тебя здесь бросить, – сказала я, охваченная внезапным приливом чувств.

Я еще могла бы выбраться из горного лабиринта, но пока доберешься до КПП и позовешь людей на помощь, уже совсем стемнеет. В темноте я не смогу найти сюда дорогу. Придется ждать рассвета, а за это время Хосе точно замерзнет до смерти.

Солнце уже скрылось, температура воздуха стремительно падала. Обычное для пустыни явление.

– Сань-мао, иди в машину, ты замерзнешь, – сердито крикнул Хосе, но я продолжала сидеть на корточках у края трясины.

Я думала о том, что Хосе ведь мерзнет больше меня, а я дрожала так, что с трудом выговаривала слова. Хосе висел, уцепившись за камень. Как только он переставал двигаться, я тут же вскакивала и звала его:

– Хосе, Хосе, двигайся, шевелись, давай же… – Услышав меня, он начинал шевелиться. Но это давалось ему все труднее. Небо уже окрасилось в сизый цвет; в сумерках зрение туманилось. Я лихорадочно соображала: если поехать за помощью, есть риск не вернуться и не спасти его. Лучше уж остаться и замерзнуть вместе с ним.

Вдруг на линии горизонта забрезжил свет фар. Окрыленная, я вскочила на ноги. Точно, фары! Далеко-далеко, но они движутся по направлению к нам. Я громко закричала:

– Хосе, Хосе, машина едет! – и побежала сигналить. Я отчаянно жала на гудок, включала и выключала фары, стараясь привлечь внимание, а потом влезла на крышу машины и прыгала на ней, крича и размахивая обеими руками.

Наконец, меня заметили, и машина стала приближаться.

Я спрыгнула с крыши и ринулась навстречу машине. Теперь я могла хорошенько ее разглядеть. Это был джип для долгих переездов через пустыню. На его крыше были укреплены деревянные ящики с чаем. В машине сидели трое мужчин-сахрави.

Они остановились на расстоянии тридцати метров и, не подъезжая, стали меня разглядывать.

Я, конечно, понимала, что их насторожило появление незнакомцев в этой безлюдной пустоши, вот они и не подходили. Я побежала к ним, пока они вылезали из машины. Еще не окончательно стемнело, и они могли ясно разглядеть, что происходит.

– Мой муж провалился в трясину, помогите вытащить его, – задыхаясь от бега, взмолилась я, полная надежды.

Они не обратили внимания на мои слова и только переговаривались между собой на местном наречии. Я расслышала, что они говорят: «Это женщина, это женщина».

– Скорее, помогите, он замерзает. – Задыхаясь, я хватала воздух ртом.

– У нас нет веревки, – процедил один из них. Отказ прозвучал так враждебно, что я оторопела.

– У вас ведь тюрбаны на головах, если связать три штуки, этого будет достаточно, – не сдавалась я. Я отчетливо видела, что ящики привязаны к машине толстой пеньковой веревкой.

– С чего ты взяла, что мы будем его спасать?

– Я…

Я думала было продолжить уговоры, но увидела их недобрый взгляд. То, как они разглядывали меня, не сулило ничего хорошего. Я сменила тон.

– Что ж, не хотите помочь – воля ваша. Ничего не поделаешь.

Я хотела развернуться и уйти. Какие-то ненормальные в пустыне.

Но не успела я и глазом моргнуть, как один из троих мужчин вдруг дернул головой, второй тут же прыгнул мне за спину, правой рукой обхватил меня за талию, а левой дотронулся до груди.

От страха я чуть не потеряла сознание. Инстинктивно я начала кричать. Словно дикий зверь, я билась в его железных ручищах, крича и изо всех сил пытаясь освободиться. Но все было бесполезно. Он перехватил мое туловище и развернул к себе, приблизив ко мне свое страшное лицо.

Хосе со своего места видел, что происходит на склоне холма и кричал, чуть не плача:

– Убью! Убью вас всех!

Он отпустил камень и попытался пробраться сквозь трясину. Увидев это, я от ужаса забыла про себя и сквозь слезы закричала ему:

– Хосе, не надо! Умоляю, не надо!

Стоило мне заплакать, как трое сахрави переключили внимание на Хосе. Я повернулась к державшему меня психопату и, собрав все свои силы, двинула ему ногой в живот. Застигнутый врасплох, он взвыл от боли и согнулся пополам. Оказавшись на свободе, я бросилась бежать. Второй мужчина широкими прыжками устремился за мной. Присев на корточки, я набрала две горсти песка и швырнула ему в глаза. Он закрыл лицо руками, и я, воспользовавшись этими секундами, скинула шлепанцы и босиком что было сил понеслась к машине.

Но эти трое не стали бежать за мной. Они сели в свой джип и медленно поехали в мою сторону.

Думаю, они просчитались: решив, что водить машину умеет только Хосе, а я, как ни старайся, далеко не убегу, они неторопливо поехали меня ловить. Я запрыгнула в машину, завела мотор, взглянула в сторону державшегося за камень Хосе и ощутила такую боль в душе, словно меня хлестнули кнутом.

– Беги, Сань-мао! Уезжай скорее! – отчаянно кричал Хосе.

Отвечать ему времени не было. Я изо всех сил нажала на газ. Машина завелась и, прежде чем успел подъехать джип, понеслась вверх по холму. Джип пытался преградить мне дорогу, но я, словно пилот-камикадзе, полетела прямо на него, и он поспешно отъехал в сторону.

Педаль газа выжата до упора, но от фар джипа не укрыться, они словно приклеились к моей машине и не отпускали меня. От напряжения сердце готово было выпрыгнуть из моей груди, я почти задыхалась.

На полном ходу я заблокировала все четыре двери. Левой рукой я шарила позади сиденья, пока не ухватилась за спрятанный Хосе выкидной ножик.

Вот и горный лабиринт. Ни секунды не раздумывая, я устремилась внутрь и обогнула один из песчаных холмов. Джип следовал за мной. Как безумная, я металась между дюнами; джип то немного отставал, то снова меня настигал, и уйти от него никак не получалось.

И тут до меня дошло, что, если не погасить фары, джип так и будет преследовать меня, а потом закончится бензин, и мне конец.

Подумав об этом, я с отчаянной решимостью изо всех сил нажала на газ. Наполовину объехав дюну, не давая джипу себя обогнать, я на полном ходу выключила фары. Крепко вцепившись в руль, я резко свернула влево и поехала вокруг холма, оставшегося позади джипа.

Дугообразная дюна отбрасывала в ночи широкую тень. Я прижалась к ней как можно ближе, открыла правую дверцу, вылезла наружу и отбежала от машины, сжимая в руке ножик. В тот момент я многое бы отдала за то, чтобы наша машина была черной, коричневой или хотя бы темно-зеленой. Но увы, она была ярко-белой.

Я видела, как кружил джип, разыскивая меня. Преследователям и в голову не пришло, что я могла спрятаться, и они, сделав несколько кругов, умчались вперед, набирая скорость.

Я пробежала несколько шагов по песку. Джип действительно уехал, но я боялась, что он вернется, и вскарабкалась на вершину песчаного холма – удостовериться, что свет фар полностью скрылся вдали.

Скатившись с дюны вниз, я вернулась в машину. Я была вся в холодном поту, перед глазами расплывались темные круги, к горлу подступала тошнота. Я снова вылезла из машины и легла на землю, чтобы холод привел меня в чувство. Медлить было нельзя, ведь Хосе до сих пор оставался в трясине.

Через несколько минут я полностью пришла в себя. В небе светился ковш Большой Медведицы, под нею приютилась Малая Медведица, указывая мне путь своими яркими, словно алмазы, звездами. Ночью ориентироваться в горном лабиринте было проще, чем днем.

Я стала соображать: если я поеду на запад, выберусь из лабиринта, затем преодолею еще сто двадцать километров, чтобы добраться до КПП, потом позову людей на помощь, повезу их назад… даже если очень спешить, к ночи никак не успеть, и Хосе… к тому времени Хосе… я закрыла лицо руками, не в силах думать дальше.

Я постояла еще немного. Вокруг не было ничего, чем я могла бы помечать дорогу, – один песок. Но метки были необходимы, чтобы рано утром разыскать это место.

От холода ломило все тело; пришлось бежать обратно в машину. И вдруг мой взгляд упал на заднее сиденье. Оно ведь целиком съемное! Я мигом открыла ящик с инструментами, нашла отвертку, открутила все шурупы. Ухватившись обеими руками за сиденье, я наконец смогла его снять.

Я вытащила сиденье из машины и бросила на песок. Завтра это место будет проще найти. Я снова села в машину и включила фары, собираясь ехать в сторону КПП. Я старалась контролировать себя и не давать волю эмоциям. Я ведь ехала за помощью, а вовсе не бросала Хосе одного.

Фары осветили брошенное на песок черное сиденье. Я завела мотор…

И вдруг меня словно молнией ударило: ведь сиденье такое большое, к тому же плоское, оно наверняка не утонет. От волнения меня проняла дрожь. Я подобрала сиденье и засунула его обратно в машину. Затем развернулась и поехала обратно, к трясине.

Боясь заплутать, я ехала медленно, держась оставленных ранее следов шин. И все равно я делала лишние круги и то и дело теряла след. Добравшись, наконец, до трясины, я побоялась подъезжать слишком близко и просто направила на нее свет фар. Трясина была по-прежнему тиха и темна, и лишь время от времени на ее поверхность подымались пузыри. В этой тиши я не могла разглядеть ни Хосе, ни торчавшей наружу скалы.

– Хосе! Хосе! – распахнув дверцу машины, я побежала вдоль края трясины, выкрикивая его имя. Но Хосе нигде не было. Дрожа всем телом, я как безумная бегала туда-сюда вдоль края болота и кричала.

Хосе погиб. Сердце мое сковал ужас. Я почти уверилась в том, что его поглотила трясина. Страх сводил меня с ума. Я вновь побежала к машине и, упав на руль, дрожала, как лист на ветру.

Не знаю, сколько времени прошло, но вдруг я услышала далекий и слабый голос. Он звал меня: «Сань-мао! Сань-мао!» В смятении я подняла голову. В темноте ничего не было видно. Я зажгла фары, проехала немного вперед и снова отчетливо услышала голос. Это Хосе звал меня. Еще через минуту я увидела его в свете фар. Он так и висел, уцепившись за камень. Я просто остановилась не в том месте и испугалась почем зря.

– Держись, Хосе, сейчас я тебя вытащу.

Он обеими руками держался за камень, беспомощно уронив голову, и даже не пошевелился в свете фар.

Я вытащила сиденье и приволокла его к краю трясины. Когда вода достигла моих голеней, я с силой бросила сиденье в сторону Хосе. Сиденье осталось на поверхности трясины и не пошло ко дну.

«Запасное колесо!» – сказала я себе и притащила из багажника запасную шину. Стоя на краю трясины, одной ногой удерживая сиденье, я бросила колесо в грязь, и расстояние между мною и Хосе еще немного уменьшилось.

Холод пронзал меня, словно тысяча маленьких ножей. Хотя воздух еще явно не охладился до нуля, я не чувствовала ног от холода. Но останавливаться было нельзя, столько всего еще предстояло сделать, и как можно скорее. Я не могла все бросить и спрятаться в машине.

С помощью домкрата я приподняла правую сторону машины и начала откручивать переднее колесо. Быстрее, быстрее, то и дело торопила я себя, пока руки и ноги еще двигаются, я должна вытащить Хосе.

Я сняла переднее колесо, вслед за ним – и заднее. В обычное время я в жизни не справилась бы с этим так быстро, но в этот раз мне хватило нескольких минут. Я взглянула в сторону Хосе – за все это время он даже не шелохнулся, словно окоченев.

– Хосе, Хосе! – я бросила в него камень величиною с ладонь – надо было разбудить его, дело было совсем худо.

Схватив открученное колесо, я помчалась к воде, прыгнула на болтавшееся на ее поверхности сиденье, затем – на запасное колесо, бросила в грязь переднее колесо, побежала обратно за задним… На поверхности трясины качались три колеса и сиденье.

Расставив ноги, я встала на последнее колесо. Хосе был все еще слишком далеко. Он смотрел на меня глазами, полными тоски.

– Платье! – вспомнила я. На мне было длинное, до земли, платье с широкой юбкой. Я понеслась обратно в машину, через голову стянула с себя платье, разрезала его ножом на четыре широкие полоски, связала их узлами и спереди закрутила в ткань плоскогубцы. Прижимая к себе весь этот ворох, я полетела назад к болтавшимся на поверхности трясины шинам.

– Хосе, эй! Бросаю, лови! – позвала я его, разматывая ткань и стараясь забросить узел как можно дальше. Не успел он упасть, как Хосе поймал его.

Он ухватился за мой трос, и я, наконец, выдохнула. Сев прямо на колесо, я заплакала. Только сейчас, когда паника отступила, я почувствовала, как мне холодно и как ужасно я проголодалась.

Всхлипнув пару раз, я вспомнила о Хосе и начала его вытягивать. Но стоило мне чуточку размякнуть – и сил как не бывало. Как я ни старалась, Хосе оставался на месте.

– Сань-мао, привяжи трос к колесу, я сам выберусь, – хрипло произнес Хосе.

Я села на колесо, и Хосе стал потихоньку выкарабкиваться, подтягиваясь на тросе. Пока он приближался, я отвязала трос и приладила его к следующему колесу. Хосе явно не хватило бы сил самому взобраться на колесо и спрыгнуть на берег – он слишком ослабел от холода.

Выбравшись из трясины, Хосе рухнул на песок. Я еще была в состоянии двигаться и побежала к машине, чтобы принести ему фляжку с вином. Речь шла о жизни и смерти – я заставила его сделать несколько глотков. Ему надо было поскорее сесть в машину, но пришлось оставить его ненадолго, чтобы притащить обратно колеса и сиденье.

– Хосе, двигай руками и ногами. Давай же, Хосе, шевелись, – кричала я ему, прилаживая колеса. Он пытался ползти, лицо его было белым как гипс, выглядел он страшно.

– Давай помогу. – Он подполз к машине, когда я прикручивала заднее колесо.

– Забирайся в машину, скорее! – я бросила отвертку и сама влезла в машину.

Я дала ему еще вина и включила на полную мощь обогреватель. Ножиком я распорола его мокрые штанины и стала с силой растирать ему ноги лоскутами своей одежды.

Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем на лице его понемногу начала проступать краска. Глаза его открылись и снова закрылись.

– Хосе, Хосе, – я легонько похлопала его по лицу.

Прошло еще с полчаса. Окончательно проснувшись, он выпученными глазами уставился на меня, словно на привидение, и пробормотал, запинаясь:

– Ты, ты…

– Что я, что? – увидев его лицо, я снова перепугалась.

– Ты… Что ты вытерпела! – Он обнял меня и заплакал.

– О чем ты? Ничего я не вытерпела. – В полном замешательстве я высвободилась из его рук.

– Те трое, они тебя поймали? – спросил он.

– Скажешь тоже! – воскликнула я. – Я давным-давно от них удрала!

– Тогда почему… почему ты голая? Где твоя одежда?

Только теперь до меня дошло, что я в одном нижнем белье, и все тело мое в грязи. Окоченевший Хосе только что это заметил.

По дороге домой Хосе лежал на сиденье рядом. Ноги его надо было срочно показать врачу, он, кажется, их обморозил. Ночь сгустилась. Горный лабиринт, словно наваждение, остался позади, я держала курс на север, следуя за Малой Медведицей.

– Сань-мао, тебе еще нужны окаменелости? – спросил Хосе стонущим голосом.

– Нужны! – коротко ответила я. – А тебе?

– А мне еще больше.

– Когда же поедем за ними?

– Завтра же и поедем.