Самоубийство: сборник общественных, философских и критических статей

Отрывки по поводу юношеских самоубийств. К. Кареев

Если бы я мог быть уверенным, что что-либо мною написанное о самоубийстве, — статья или книга, — предотвратило бы хотя кого-нибудь от насильственного прекращения своей жизни, я давно бы посвятил этому вопросу целый трактат или по крайней мере теперь бросил бы все свои дела, чтобы дать в сборник, специально посвящаемый самоубийству, что-либо более солидное, нежели эти немногие странички. Каждый день читаешь в газетной хронике городской жизни по нескольку известий о том, как люди разных положений и возрастов добровольно отправляют себя на тот свет, и несмотря на то, что давным-давно все это читаешь изо дня в день, не можешь к этому привыкнуть, с этим примириться. Особенно удручающим образом действуют те случаи, когда все расчеты с жизнью кончают люди, только-что, собственно, вступающие в жизнь, — юноши, подростки, дети. Иных из таких самоубийц я знал лично, и тогда, конечно, это действовало наиболее сильно; гимназистом еще, студентом приходилось узнавать, что такой-то товарищ или другой знакомый сверстник собственною рукою прерывал свои дни, а позднее бывали случаи самоубийств и среди моих учеников, и всегда весть о том или другом самоубийстве поражала своею неожиданностью, вызывая в то же время вопрос: зачем и неужели не могло быть иначе?

Самоубийства среди молодежи, самоубийства юных существ, перед которыми вся жизнь еще впереди, кажутся особенно чем-то чудовищным, чем-то непонятным и в то же время и жалким, и досадным. Нередко мотив, если он известен, бывает таким незначительным, таким неважным перед громадностью и непоправимостью факта. Как не можешь примириться с существованием смертной казни, так еще менее можешь примириться с тем, что вообще люди себя убивают, а в частности и особенности могут убивать себя только-что вступающие в жизнь. Один миг — и прерывается молодая жизнь иногда под влиянием преходящего настроения, мимолетного аффекта, без достаточно ясного понимания того, что человек делает с самим собою!

Я очень хорошо знаю, что весьма часто на этот шаг толкают семейные и школьные невзгоды, служащие печальными показателями того, чем часто бывает по отношению к подрастающим поколениям семья и школа. На этой почве разыгрываются целые трагедии, выход из каковых иногда юному существу и кажется только в пуле, в петле, в каком-нибудь яде, но, ведь, нередко же бывает и так, что и не Бог весть какие случайные неприятности влекут за собою такие же ужасные последствия. Нужно, конечно, чтобы родители, воспитатели или, на-прим., хозяева малолетних ремесленных учеников действительно были извергами, что бы ребенку, подростку, юноше делалась самая жизнь немила, но ведь рядом есть и другие случаи, когда, в сущности, из-за пустяков, из-за вздора гибнет молодое существо, само на себя накладывающее руки. И жалко бывает, и досадно; жалко тех больше, кого так неприветливо встретила жизнь; досадно больше на тех, кто переоценивает жизненные неприятности. К последней категории относится и громадное большинство случаев так-называемой несчастной любви, столь скоро иногда переходящего чувства или случаев стыда за какой-либо некрасивый поступок, и опять ставишь себе вопрос: неужели впереди не было никакого просвета, не было возможности иного искупления вины? А эта еще категория случаев, когда мотив самоистребления — в общем недовольстве жизнью, когда юноша, едва только отведавший жизни, уже находит ее неинтересною, не стоящею того, чтобы жить, и оставляет записку, в которой говорит о том, что жить надоело, что в жизни разочаровался, так как ничего-то она и не стоит.

И жаль, и досадно, — жаль жертв своих пессимистических настроений, досадно, что этим настроениям поддаются, когда впереди могло бы быть еще столько если не радостей жизни, то бодрящего труда, придающего смысл жизни и составляющего ее настоящую цену, — труда в смысле деятельности, проявления своего я вовне, участия в работе других и общем движении к ставимым впереди целям. Природа вкладывает в человека, сколько-нибудь здорового и нормального, ту инстинктивную жизнедеятельность, которую не помню кто очень хорошо обозначил как „Optimismus ohne grund“. У кого есть от природы достаточный запас этого безотчетного оптимизма, тот любит жизнь даже тогда, когда она то-и-дело его бьет, ловко стараясь убедить, что на самом деле у такого оптимизма нет никаких оснований. Даже жизнь, соединенная с величайшими невзгодами, лучше смерти, потому что жизнь все-таки есть жизнь, сознание, переживание, деятельность, а смерть есть смерть, т. е. прекращение всего, погружение в ничто.

Конечно, чем старше человек, тем ему труднее сохранить юношескую жизнерадостность и отвагу, тот жизненный Optimismus ohne grund, о котором я говорю: как-никак, суровая действительность и опыт протекших лет подрывают почву под этим оптимизмом, но как-раз у молодежи и нет да и быть не может такого расхолаживающаго опыта. Пессимистическое настроение в юном возрасте может быть большею частью только преходящим результатом каких-либо частных невзгод и неудач, которых еще слишком мало для того, чтобы на их основании делать прочные обобщения, могущие накладывать свою печать на все миропонимание и поведение человека. Если в такие минуты тяжелого раздумья юношей посещает мысль о самоубийстве, а иногда и приводится в исполнение, то не потому, чтобы она была как бы опознанной органической потребностью, как бы стремлением самого организма положить конец своему существованию, а потому, что уже с детства люди знают, что сами могут, когда захотят, убивать себя. В таких случаях, конечно, самоубийство является естественным концом психической болезни, коренящейся в самом организме, но мысль, будто каждый самоубийца есть непременно душевный больной, кажется, давно сдана наукою в архив, а потому, когда убивают себя здоровые люди, то прибегают к самоубийству лишь по бывшим примерам, о которых слышали.

Мне лично известен ряд случаев, когда самоубийство являлось результатом заразительности примера, внушения извне, подражательности, да и вообще существуют многочисленные факты эпидемичности самоубийц. Когда человек, наложивший на себя руки, оставляет записку со стереотипною, прямо шаблонною фразою: „в смерти моей никого прошу не винить“, он только подражает целому ряду других самоубийц, считавших, что такую фразу вообще полагается писать в подобных случаях. Есть и другие шаблонные фразы, то-и-дело повторяющиеся в предсмертных записках самоубийц. Во всяком случае, это идет не от природы, не от инстинкта, не от внутреннего переживания, а со стороны культурной среды, подражания, внушения извне. Самоубийства порождаются, таким образом, не только объективными условиями существования, заключающимися в разных отрицательных сторонах социального строя, которые действительно ставят нередко людей в безвыходное положение, каковы: голод, нищета, беспомощное одиночество и т. п., но и постоянными примерами того, как люди сами пресекают свои дни. Сами же самоубийства порождают все новые и новые самоубийства, а юность к тому же так поддается внушениям.

Быть может, были правы те, которые находили, что газетам не следовало бы слишком поддерживать практику самоубийств постоянными о них публикациями.

И все-таки я не вижу, как бороться со злом. Эти беглые отрывки должны появиться в сборнике, для которого написаны специальные статьи на ту же тему, но я не знал содержания этих статей. Все, что я мог бы прибавить к сказанному, заключается в следующем.

Причины самоубийств, лежащие в социальных условиях, — одно, и я их вообще не думал рассматривать, но есть и такие причины, которые имеют характер чисто культурный — в идеях и настроениях общественной среды. Человек иногда убивает себя не потому, что положение его сделалось безвыходным, а потому, что при подобных обстоятельствах многие другие так поступали. В юношеском возрасте подобные случаи, кажется, особенно часты. Против внушений, производимых постоянно подавляемыми примерами, бороться можно только внушениями, но, конечно, не в смысле морализирования и устрашений.

Христианство объявило самоубийство грехом, но это, как известно, не останавливает руку очень многих самоубийц, знающих, что это — грех и тем не менее сознательно его совершающих. С точки зрения независимой этики трудно было бы и придумать какие-либо доводы против лишения себя жизни, которые были бы неопровержимы для людей, решившихся на самоубийство: все это были бы только одни жалкие слова. Общество может посредством уголовного закона запретить отнимать жизнь у других и наказывает за преступление этого закона, но если и само оно не имеет права отнимать жизнь у людей под видом смертной казни, то во имя свободы человеческой личности, в себе самой носящей цель самого существования, не имеет права и запрещать кому бы то ни было распоряжаться своею жизнью: недаром самоубийство, как особый вид преступления, исключено почти из всех уголовных кодексов Западной Европы. Да и чем устрашить самоубийцу? Отказом в христианском погребении? Но ведь многих не устрашает судьба души в загробном мире, не то, что судьба тела, обреченного на гниение.

Каждому из них известны случаи, когда люди, нанесшие себе смертельную рану или принявшие сильно действующий яд, сразу не умирали и пред смертью умоляли их спасти, раскаивались в своем поступке, говорили, что хотят жить, жить, жить. Такие случаи не могут не производить сильного впечатления, не внушать сомнения импульсивной молодежи. Еще более для развития задерживающих мотивов могло бы иметь значение, если бы люди, покушавшиеся на самоубийство и оставшиеся в живых, с своей стороны знакомили других со своими переживаниями. Я твердо убежден, что если бы большая часть покушений на самоубийство среди, напр., учащейся молодежи не оканчивались смертью покушавшихся, все они потом продолжали бы жить и находили бы, что жить стоит и нужно, пока смерть не придет сама собою. Если это соображение имеет хоть самую малую степень вероятности, им нельзя, думается мне, пренебрегать, хотя бы у нас и не было полной уверенности, что средство окажется более или менее действительным. Утопающий хватается и за соломинку.

Социальные причины увеличения числа самоубийств сами по себе, культурные условия — тоже особая статья, но нужно действовать и на индивидуальную психику. Примеры покушений на самоубийство, не сразу прекращавших жизнь, а оставлявших достаточно времени для того, чтобы человек стал сожалеть о своем поступке и страстно желать жить, и особенно примеры покушений неудавшихся, после которых люди продолжали жить целые годы и десятки лет, нисколько не жалея, что не умерли, и даже радуясь, что остались живы, — такие примеры должны быть противопоставлены тем, которые действуют, когда люди умирают, оставив стереотипные записочки с просьбами никого в смерти их не винить или с заявлениями о разочаровании в жизни.