Самураи - военное сословие Японии

Начальные этапы становления самурайства (VII–XII вв.)

Слово «самурай» («сабурай»), образованное от глагола старояпонского языка «сабурахи», имеет в японском словаре древнего языка следующее толкование: «служить великому человеку, человеку высшего сословия»; «служить хозяину, защищать хозяина» [17, с. 453]. Для графического обозначения этого слова японцы воспользовались китайским иероглифом, который читается как «дзи». Разложение этого иероглифа на составные (рэн — человек и си — буддийский храм) говорит о вероятном применении этого знака вначале для обозначения людей, охранявших буддийские храмы и служащих при них.

В лингвистическом плане глагол «сабурахи» («сабурау») развивается, по мнению Мураяма Ситиро, следующим образом: sa^mboru>sabur — sabur/af=[1]; sa^mboru — sa^mmoru — sa^mmurai, где moru (mamoru — защищать, охранять) — наблюдать за поместьем феодала[2]. Следовательно, самураем называли в Японии слугу знатного лица, слугу феодала, служащего его интересам, охраняющего его поместье, имущество и его самого. Самураев можно в качестве примера сравнить, в частности, со скандинавскими хускарлами (huskarl) XI в., которые рассматривались в феодальной социальной организации как слуги или дружинники, служащие только при дворе феодала [73, с. 188].

Кроме указанного обозначения, понятие «воин», «боец», «дружинник» показывалось в японском языке еще иероглифами, читавшимися «буси» (или просто «си»), которые были также взяты из китайской письменности (ву и ши).

Начало становления сословия самураев — мелкопоместного военно-служилого дворянства Японии — можно отнести к относительно позднему времени — VII–VIII вв. В 645 г. после победы в борьбе за власть двух домов родо-племенной знати (Сумэраги и Накатоми), возглавляемых принцем Нака-но Оэ и Накатоми Каматари (Фудзивара Каматари), над родом Coгa на престол был возведен представитель победившей коалиции— 36-й император Японии Котоку (645–650), который принял титул тэнно (сын Неба). Приход к власти Котоку получил в японской истории название «переворот Тайка» («Тайка» — девиз правления императора Котоку, букв. «Великая перемена»]. По существу целью борьбы между родами и последовавшего затем переворота были реорганизация племенного управления древней Японии, стремление к созданию сильного централизованного государства и крепкой государственной власти, способной более эффективно угнетать народные массы. Эталоном той формы власти и государства, к которой стремился еще принц Сётоку-тайси (593–622) в начале VII в., было китайское государство династии Тан.

Переворот Тайка способствовал развитию японского раннефеодального монархического государства со всеми присущими ему атрибутами, а также установлению феодального способа производства, предпосылки которого уже сложились к тому времени в Японии. В 645–646 гг. власти провели ряд реформ, важнейшей из которых была ликвидация званий родо-племенной знати и ее права владения землей, что являлось препятствием на пути к оформлению нового государства [40, с. 21–22]. Страна была поделена на уезды и округа; такая система получила название «гункэн».

Переворот и реформы Тайка оформили возникновение централизованного государства, обеспеченного регулярной армией, во главе с наследственным императором [40, с. 23]. В областях, имевших стратегическое значение (пограничные районы), появились гарнизоны, в которых служили люди, достигшие совершеннолетия (20 лет) [74, с. 64]. Для несения гарнизонной службы на окраинах в мирное время призывалась ⅓ мужского населения страны в возрасте от 20 до 60 лет. Призываемые сводились в отряды, называвшиеся «гундан», т. е. «местные дружины» [75, с. 14]. Охранники назывались «сакимори» («охранители передовых пунктов»). Некоторых из них командировали в Киото для охраны императорских дворцов; их называли «эдзи» («охранные мужи») [75, с. 14].

В военное время несколько дружин соединялись в армию — итигун под командованием воеводы — сёгуна[3], три армии в свою очередь сводились в одну большую, управляемую тайсёгуном («большой», «великий» сёгун), которому император жаловал меч — знак воеводских полномочий [75, с. 16]. После военных походов войска распускались, их оружие складывалось в амбары. Этим оружием ведало одно из шести учрежденных министерств (военное министерство). Дружинников-самураев, оформившихся затем в сословие воинов, в то время еще не было [74, с. 65–66].

Реформы Тайка установили также поземельные феодальные отношения, носившие форму надельной системы. Основные принципы этой системы были оформлены и зафиксированы в 701 г. в гражданском уложении — кодексе «Тайхо рицурё», или «Тайхорё» (от «Тайхо», букв. «Великое сокровище» — название периода правления императора Момму (701–704) и «рё» — кодекс) [15, с. 79], созданном также по аналогии с законодательством империи Тан. «Тайхорё» ознаменовал начало закрепощения свободных общинников и складывания феодальных аграрных отношений. Вся земля переставала быть собственностью сельской земледельческой общины, она объявлялась государственной (императорской) собственностью и отдавалась крестьянам во временное пользование.

Таким образом, вместо общинной собственности на землю утверждалась феодальная; земле юридически была дана экономическая основа уже в феодальном смысле. Каждый крестьянский двор получал пахотную землю соответственно числу членов семьи, считая с шестилетнего возраста. Надельное крестьянство превратилось в сословие феодального общества, которое стали называть «рёмин» [61, с. 50]. Крестьяне, получившие подушные наделы во временное пользование, не имели права покидать их, так как это могло принести убыток государству. Они должны были платить государству налог зерном и продукцией домашнего производства, выплачиваемый пеньковой одеждой и шелковой материей, а также отрабатывать в пользу государства и местного управления около 100 дней в году [61, с. 50]. Кроме того, с введением обязательной воинской повинности каждые 50 дворов (сельский округ) должны были выставлять по одному человеку в регулярную армию, принимая на себя полное его содержание [40, с. 22].

В результате реформ Тайка в Японии сложились типичные феодальные институты эксплуатации трудового населения.

Наряду с наделами крестьян существовали и наделы господствующего класса. Однако они существенно отличались от крестьянских земель размерами, зависевшими от титула или должности владельца. Эти привилегированные наделы делились на ранговые, должностные и жалованные, причем последние отдавались в пожизненное пользование, иногда, в зависимости от заслуг, — навечно, иными словами, являлись фактически частными владениями [61, с. 51–52].

К привилегированным наделам приписывались государственные крестьяне, которые передавали владельцам земель значительную часть своих доходов.

По сути дела многие земельные наделы только формально можно было назвать государственными. Большей частью они продолжали оставаться землями аристократии, которая представляла собой не что иное, как потомков родо-племенной знати дореформенной (до 645 г.) Японии.

Постепенное развитие крупного частного хозяйства в последующие века создавало предпосылки для крушения принципа государственной собственности на землю и для распада надельной системы, т. е. вело к краху реформ Тайка. Представители аристократии, средние феодалы и разбогатевшие крестьяне стремились к полному переходу земель в частное владение. Со временем наделы превращались в частные феодальные поместья, экстерриториальные владения феодалов — сёэн. Владельцы поместий (рёсю) становились независимыми и бесконтрольными хозяевами своих владений. Крестьяне, приписанные к землям феодалов, также становились собственностью последних, т. е. крепостными.

Жестокая эксплуатация, тяжелое налоговое обложение, многочисленные повинности в пользу феодалов и государства и, наконец, стремление крупных землевладельцев захватить крестьянские участки для расширения своих поместий вызывали у крестьянства недовольство, переходившее часто в открытое сопротивление. Феодалы прекратили выдавать оружие даже призванным на военную службу крестьянам. В связи с этим уже в 792 г. был издан указ об отмене воинской повинности [124, с. 16].

Одной из форм протеста крестьян против феодального угнетения были побеги со своих земель. Беглых крестьян, покинувших свои деревни и уходивших бродяжничать, стали называть «ронин», «фуронин» и «футо» [113, с. 57] (букв, «бродяга», или «человек-волна»)[4]. В противоположность им жители, постоянно жившие на одном месте, назывались «донин», или «домин» [113, с. 64]. Все попытки правительства, старавшегося предотвратить бегство крестьян с земли даже силой оружия и содействовать их возвращению, не имели существенных результатов.

Многие из беглых крестьян группировались в разбойничьи шайки, которые занимались грабежами на больших дорогах, нападали на поместья феодалов или же шли на службу в частные владения — сёэн, становились служилыми людьми (сохэй) при крупных буддийских храмах.

Тяга ронинов в сёэн, с одной стороны, и нужда владельцев поместий в ронинах, используемых ими в качестве военной силы для подавления крестьянских восстаний, борьбы с отрядами беглых крестьян и соседними феодалами, стремившимися урвать для себя лучшие земли, — с другой, привели к созданию нового сословия раннефеодального общества, оторванного от экономики (т. е. не принимавшего участия в производстве материальных благ), — сословия самураев, или воинов (буси, или букэ).

С X в. в раннефеодальной Японии все сильнее развиваются центробежные тенденции, сепаратизм отдельных провинций, политическая раздробленность, порожденные усилением феодалов на периферии. Экономической основой таких явлений были господство автаркического хозяйства поместий, сосредоточивших 90 % всего земельного фонда страны, слабость хозяйственных связей между ними, неразвитость общественного разделения труда [40, с. 27]. По мере роста и усиления крупных феодальных поместий мелкие землевладельцы, не сумевшие увеличить свои поместья, не могли противодействовать произволу местной администрации, их земли оказывались перед угрозой поглощения крупными земельными магнатами. Кроме того, им в большей степени угрожала опасность со стороны крестьянских отрядов. Вследствие этого мелкие собственники вынуждены были отдавать себя под защиту и покровительство крупных феодалов [62, с. 213].

Подобные явления имели также важное значение для развития и укрепления феодальных самурайских дружин, так как каждый мелкий землевладелец, пользовавшийся защитой своего сюзерена, обязан был ему воинской службой. Эти дружинники превращались постепенно из «дворовых самураев» в самураев нового типа — вооруженных слуг [47, с. 9–10], получавших от своего хозяина за верную службу содержание — жилище и пищу, а иногда и участки земли с приписанными к ней крестьянскими дворами.

Другой не менее важной причиной образования сословия воинов была непрекращавшаяся с давних времен борьба на северо-востоке страны с айнами (или эдзо) — потомками древнейшего населения Японских островов[5]. Еще в период правления императоров Конин (770–781) и Камму (782–805) ввиду частых военных действий на границах при дворе было принято решение о создании специальных отрядов, которые должны были набираться из зажиточных крестьян, «ловких в стрельбе из лука и верховой езде» [74, с. 66–67], для противодействия айнам[6]. В 802 г. в области Муцу был сооружен замок Идзава с помещавшимся в нем управлением обороны (тиндзюфу), учрежденным в 725 г. Управление (ставка гарнизона) предназначалось для руководства силами японцев в целях поддержания спокойствия и усмирения аборигенного населения. В замке Тага-Тага-но дзё, построенном немного позднее, помещались «охранные воины», или «воины усмирения и обороны» (тиндзю-но хэй). Другим опорным пунктом против айнов был замок Акита в области Дэва [75, с. 108–110]. С 802 г. стали сооружать укрепления в других местах, составляя гарнизоны из «разного неудобного внутри империи люда» [75, с. 111].

Граница притягивала к себе также беглых крестьян, спасавшихся от феодального гнета и стремившихся овладеть землями айнов. Это были воинственно настроенные люди, которые организовывали отряды и находились в постоянной боевой готовности; их называли «адзумабито» («люди востока») [124, с. 17].

Со временем правительство стало поощрять переселение безземельных крестьян на север. Поселенцы, получившие вооружение от властей, вели с айнами более эффективную борьбу, нежели военные экспедиции, предпринимаемые японцами во время крупных выступлений айнского населения.

Вооружение поселенцев существенно содействовало зарождению самурайской прослойки в северных районах о-ва Хонсю. Причем особенно большую роль в формировании самураев в этих областях страны играли айнские элементы [24, с. 943; 104, с. 98]. Одним из объяснений может служить то, что японские поселенцы долгое время жили в непосредственной близости от айнов, имея с ними двусторонние контакты. В этом плане показателен обряд харакири, характерный только для сословия воинов, воспринятый, по С. А. Арутюнову, от айнов [25, с. 6].

В процессе постоянных войн с аборигенами северо-восточные феодалы создавали собственные самурайские дружины. Наиболее значительными вооруженными силами обладали в то время роды Минамото и Тайра, которым не раз приходилось прибегать к помощи своих самураев при усмирении айнов. Впоследствии именно эти вооруженные силы были использованы феодалами в борьбе за власть при установлении новой системы правления страной — сёгуната.

Таким образом, зарождавшаяся прослойка воинов Японии оформлялась как специфичная группа феодального общества, на которую оказывали определенное влияние как военные, так и мирные контакты с воинственными племенами айнов.

Самурайство в период междоусобных феодальных войн (XII–XVI вв.)

Феодальные междоусобные войны X–XII вв.; являвшиеся следствием политической раздробленности страны и возникшие в результате борьбы крупных феодалов за власть и территориальное преобладание, а также из-за переделов земель, создали предпосылки для окончательного оформления самурайства как сословия, которое можно назвать сословием мелкопоместного служилого дворянства. Площадь государственной (императорской) земли сократилась в несколько раз, в то время как земли крупных феодальных князей постоянно увеличивались в размерах.

Своего апогея междоусобицы достигли в середине XII в., во время наиболее напряженной войны между двумя самыми могущественными феодальными домами того времени — Тайра (Хэй) и Минамото (Гэн), получившей в японской истории название Гэмпэй. Минамото и его сторонники стремились к захвату богатых земель Тайра, узурпировавшего власть, отнятую у императора. Феодалы Минамото, властвовавшие в северо-восточных областях равнины Канто, располагали более дееспособной и многочисленной армией самураев, закаленной в непрерывных схватках с айнами. Кроме того, Минамото обладал несомненным преимуществом перед своим противником — он мог постоянно снабжать переходящих к нему дружинников мелкими земельными наделами, отвоеванными у аборигенов Северо-Востока, в то время как сторонники Тайра имели меньше таких возможностей. Все это обусловило в итоге поражение Тайра в ряде сражений, самым значительным из которых была морская битва при Данноура (Симоносэки) в 1185 г., и переход господствующего положения в стране к Минамото.

Последующие семь лет приверженцы Минамото вели борьбу за окончательный захват власти против хэйанской (киотоской) придворной аристократии; в результате император и его вельможи полностью потеряли политическую и экономическую силу. В 1192 г. Минамото Еритомо (1192–1199) принял титул сэйи тайсёгун, или просто сёгун, и перенес свою столицу на восток Хонсю в г. Камакура, установив новую систему правления — сёгунат, режим военной диктатуры, характеризовавшийся безраздельным господством самурайства в социальной и политической областях.

Самураями с этого времени стало считаться все военное дворянство Японии, включая и самого сёгуна. Особой категорией самураев, или верхушкой сословия (как бы сословием в сословии), были феодальные князья, владетели крупных земельных участков разной величины. Далее шли самураи среднего и низшего рангов, отличавшиеся друг от друга размерами своих богатств и доходов. Они являлись основной военной силой феодалов. Вначале эти самураи были преимущественно жителями местностей, владетелями которых были феодальные князья, — отдававшими себя под покровительство последних и становившимися их вассалами (кэнин). Император при такой форме правления, оставаясь божественным потомком Аматэрасу, являлся лишь формальным правителем Японии. Он и его окружение в лице аристократии отрываются с этого времени от управления страной почти на семь веков. Однако по традиции император, в силу того что уже изначально он считался потомком богов, номинально все же рассматривался как лицо, стоявшее во главе всего японского народа, а аристократия Киото соответственно занимала высшее положение (но только лишь по принципу аристократического престижа и «благородства») в иерархической системе японского феодального общества. Главой же военного правительства (бакуфу)[7] был сёгун, считавшийся наместником императора.

В то же время, несмотря на сильную власть верховного правителя — сёгуна, каждый местный феодал стремился упрочить свое положение за счет создания собственных дружин.

Военно-феодальное сословие самураев в соответствии с принятым в эпоху Камакура (1185–1333) сословным делением общества официально стало наряду с придворной киотоской аристократией (кугэ) привилегированным сословием господствующего класса Японии. Все самураи, или буси, первого сёгуната Минамото были разделены на две категории: гокэнин и хигокэнин. Первые стояли в центре сословия воинов, являясь стержневой социальной группой самурайства, и находились в непосредственном подчинении у сёгуна; вторые были слоем мелких феодалов (самураев-дружинников), не являвшихся непосредственными вассалами сёгуна, а прямо или косвенно подчинявшихся императорскому двору или храмам [113, с. 78; 60, с. 447], имевшим известную степень автономии[8]. Хигокэнин получали иногда от феодалов небольшие участки земли в качестве ленов, которые нередко сами и обрабатывали.

Сёгун ведал гокэнин непосредственно, защищал их интересы, раздавал должности и чины; гокэнин в свою очередь несли особую службу (гокэнинэки), заключавшуюся в воинской повинности, уплате ежегодной дани и т. д., и вступали во главе своих подчиненных в войско сёгуна, чем доказывали свою верность сюзерену [113, с. 78–79].

С наступлением в стране эпохи междоусобиц военное дело полностью было отделено от земледелия. Земельные владения, которыми располагали гокэнин, подразделялись на наследственные частные земли (или сирё — земли, на которые гокэнин получали санкцию сёгуна) и пожалованные владения, полученные за заслуги (онти), особенно ценимые самураями [113, с. 79]. Бакуфу внимательно следило за главным источником доходов самураев — их землями, издавая указы, ограничивающие и запрещающие продажу пожалованных и наследственных участков, стараясь поддержать подобными мерами экономическое могущество сословия воинов. По одному из указов (кодексу «Токусэй-рё») 1297 г. поместья обедневших гокэнин, проданные или заложенные хигокэнин и бонгэ (простонародью), подлежали конфискации и безвозмездному возвращению прежним владельцам [113, с. 84, 88]. После издания этого указа такие аннулирования земельных сделок стали обычной формой борьбы феодалов за сохранение земельных владений [60, с. 449].

Военно-феодальное сословие установило власть над всеми живущими на землях феодалов крестьянами. Функции владетелей поместий сводились лишь к контролю над исполнением закрепощенным крестьянством трудовых повинностей и уплате феодалам натуральной ренты, составлявшей иногда более половины урожая. Кроме того, крестьянство обязано было служить в отрядах самураев в качестве слуг и копьеносцев во время военных походов. Каждая деревня выделяла в дружину — феодала определенное число пеших воинов, получивших в период междоусобных войн название «асигару» (букв, «легконогие») и превратившихся по существу затем в самураев низшего ранга.

Таким образом, самурайство жило непосредственно за счет эксплуатации крестьян, работавших на землях своих хозяев и обязанных помогать буси в их военных авантюрах, будучи насильственно оторванными на время войны от земли.

После провалившейся попытки императорского дома во главе с экс-императором Готоба (1184–1198) свергнуть сёгуна в Камакура (мятеж годов Сёкю, 1219–1222) власть военных упрочилась еще больше. Этому способствовал кодекс «Дзёэй сикимоку», или «Уложение года Дзёэй» (1232), изданный Ёоицура Миёси (по повелению Ходзё Ясутоки) [113, с. 75]. Свод законов эпохи Дзёэй ставил целью укрепление системы сёгуната и кодифицировал обычаи и отношения в среде сословия самураев.

Во второй половине XIII в. Япония оказалась перед лицом внешней опасности — монгольского нашествия (гэнко), которое существенно повлияло в дальнейшем на обстановку в стране в целом, затронув в значительной степени и самурайство. Дважды (в 1274 и 1281 г.) монгольские завоеватели под предводительством внука Чингисхана Хубилая пытались покорить и присоединить Японию к своей империи. Обе экспедиции монгольских войск и их сателлитов окончились неудачами, обусловленными как просчетом в организации и командовании, так и небывало сильными ураганами[9], пронесшимися над побережьем Кюсю во время экспедиции флота монголов к берегам Японии.

Однако, несмотря на огромную потерю людей и кораблей, отдельные соединения армии Хубилая высадились на японские берега (как в 1274, так и в 1281 г.), захватив незначительную территорию, и начали военные действия против японцев. Но лишенные помощи и подкреплений, отряды монголов были уничтожены объединенными самурайскими дружинами.

При вторжении Хубилая самурайские дружины впервые столкнулись с новой для них тактикой ведения войны, заключавшейся во взаимодействии всех подразделений войска, общем командовании, в действиях с флангов (обходы и окружения) и т. д., а также с незнакомым доселе огнестрельным оружием[10], которое уничтожило и сожгло большую часть береговых укреплений японцев [166, Bd. 3, с. 148–149]. Все это заложило основу новой военной организации, помогшей впоследствии (при использовании военного опыта португальцев) полководцу Хидэёси во многих его победах [166, Bd. 3, с. 149]. Претерпело изменение также и военное снаряжение, которое стало изготавливаться в соответствии с требованиями маневренного боя в более облегченном варианте.

Монгольское нашествие потребовало мобилизации всех внутренних сил страны, ухудшило материальное положение крестьянства и мелких ленников, которые вынуждены были вносить большую часть производимого продукта на нужды войны, и создало предпосылки для кризиса мелкопоместного хозяйства и ослабления самурайства: буси, в частности, перестали получать средства от феодалов и должны были нести службу за свой счет. В это время появилась тенденция к распаду системы сёэн (средних и мелких феодальных хозяйств) и образованию (уже в XIV–XV вв.) новых крупных феодальных земельных поместий, в которых искали покровительства многочисленные самураи; окончательно оторванные от сельского хозяйства,[60, с. 451–452; 47, с. 13][11].

Развитие товарно-денежных отношений, экономические затруднения в среде самураев, частые междоусобицы вели к упадку власти сёгуна и усилению владетельных феодалов даймё, ставших полноправными хозяевами в управляемых ими провинциях.

В начале XIV в. разгорелась новая борьба между феодалами юго-западных и восточных областей, вызванная неравномерным экономическим развитием отдельных провинций. Феодалы более развитого Юго-Запада объединились под руководством Нитта Есисада и Масасигэ Кусуноки и разгромили представителей рода Ходзё (в 1333 г.), управлявших Японией с 1219 г. в качестве так называемых сиккэнов [60, с. 450]. Однако власть захватил, опираясь на военную силу и не считаясь с интересами своих союзников, Асикага Такаудзи (1338–1358), который провозгласил себя сёгуном. Война возобновилась и продолжалась до 1392 г. под названием Намбокутё-дзидай (период двух правительств, 1331–1392)[12], закончившись победой рода Асикага, который создал второй сёгунат (Муромати-бакуфу).

Образование нового сёгуната не изменило сложившегося в Японии положения — страна по-прежнему оставалась в руках крупных феодалов, опиравшихся на собственные военные силы, укрупнявших свои владения и усиливавших свое экономическое положение. Они считались наместниками или управляющими (канрё) сёгунов. Однако феодалы считались с сёгунами лишь в той степени, в какой им было выгодно или необходимо [60, с. 450].

Подобная обстановка не могла принести политической стабилизации, феодальные войны продолжались и после видимого объединения страны под властью новых сёгунов [60, с. 451].

С начала XV в. Япония надолго погружается в состояние всеобщего хаоса, а ее территория почти повсеместно становится ареной военных действий [47, с. 13]. Вершиной этих столкновений была война между феодальными домами Сиба Хатакэяма, Хосокава и Ямана, получившая название «смута годов Онин (1467–1477). Эта война способствовала еще большему усилению феодальной раздробленности и концентрированию земельных владений в руках нескольких сотен крупных феодалов.

Междоусобицы, длившиеся десятилетиями, подорвали экономику всех провинций Японии, вызвали упадок земледелия; из-за войн крестьянство на долгое время отрывалось от земли, подвергалось нещадной эксплуатации и поборам, облагалось налогами. Ухудшение положения крестьянских масс приводило к широкому антифеодальному движению, частым крестьянским восстаниям, к которым нередко примыкали ронины и разорившиеся самураи. Наиболее значительным из них было восстание крестьян провинции Ямасиро, установившее крестьянское самоуправление, которое просуществовало восемь лет (1485–1493).

К началу XVI в. сёгуны Асикага теряют всякий контроль над крупными феодальными землевладельцами, Япония распадается на ряд независимых княжеств с влиятельными даймё во главе. Наступает наиболее смутное и тяжелое время в истории японского средневековья — период военной анархии, или, как его назвали, «Сэнгокудзидай» — «период сражающихся областей». Непрерывные гражданские войны «всех против всех» длились с 1507 по 1573 г.

С социальной точки зрения эту эпоху можно охарактеризовать как время «повышенной самодеятельности отдельных групп и представителей воинского сословия, создающих свои феодальные владения» [60, с. 459].

С 1573 г. в Японии наступает период личных диктатур, который начался со свержения князем Ода Нобунага, выступившим на борьбу за политическое объединение страны, последнего (шестнадцатого) сёгуна династии Асикага Ёсиаки (1568–1573) и закончился разгромом в 1600 г. в битве при Сэкигахара противников Токугава Иэясу (1603–1605), продолжателя политики Ода Нобунага и основателя третьего сёгуната, являвшего собой время централизованного феодализма.

«Лишь проделав все это, самурайское сословие завершило свой круг развития в форме феодальной империи Токугава — этой наиболее совершенной и в то же время последней формы его политической организации и социального господства», — писал Н. И. Конрад [60, с. 459].

Эпоха Токугава (XVII–XIX вв.) и начало разложения сословия

Политическое объединение Японии в начале XVII в., достигнутое Токугава Иэясу, который провозгласил себя сёгуном в 1603 г., закончило дело, начатое двумя реформаторами — Ода Нобунага и Тоётоми Хидэёси. С этого времени начинается последняя стадия развития японского феодализма.

Политическое единство[13] оказало благоприятное воздействие на экономику, стимулировало создание единого общеяпонского рынка, способствовало подъему культуры. Одновременно усилилась власть и мощь сёгуната, являвшегося абсолютистской диктатурой, опиравшейся на военно-феодальное сословие самураев. Самурайство как основная военная сила господствующего класса, освободившееся от участия в междоусобицах, стало применяться теперь исключительно для подавления выступления народных масс, страдавших от нещадной эксплуатации феодалов.

Токугавское правительство лишило феодалов возможности вести междоусобные войны и выступать против центральной власти, сохранив за собой право контроля над даймё. У феодалов, выступавших против Токугава, отнимали (полностью пли частично) владения, в некоторых случаях недовольных перемещали в другие районы [63, с. 376–380].

Одной из главных мер, принятых центральным правительством в первые же годы, было разделение всех крупных феодалов на три группы в зависимости от их прежнего (до 1600 г.) отношения к дому Токугава. В высшую группу даймё входили так называемые госанкэ (три знатных дома) — семьи, родственные дому Токугава (Кии, Мито, Овари); во вторую группу — фудай-даймё — князья, находившиеся в вассальных отношениях к сёгуну и поддерживавшие его во время битвы при Сэкигахара; в третью — тодзама-даймё, т. е. даймё, которые были враждебны дому Токугава в его борьбе за центральную власть [113, с. 95].

Тодзама-даймё относились к группе феодалов, земли которых нередко конфисковывались и передавались сторонникам Токугава или рассредоточивались между владениями фудай-даймё с целью предотвратить заговоры или создание группировок, могущих причинить вред правительству.

С этой целью были введены институт заложничества (санкин-кодай), предусматривавший, что даймё после годичного пребывания в своем поместье должны были год жить в Эдо и держать там свою семью в качестве заложников; положение о выдаче ссуд для удержания феодалов в финансовой зависимости; закрытие страны во избежание внешних стимулов волнений и т. д. [113, с. 96].

Кроме того, за феодалами и их поместьями зорко следили особые чиновники сёгуна — мэцукэ[14], в подчинении которых находился аппарат секретной службы, и разъезжавшие по феодам инспекторы, незамедлительно докладывавшие о любых, даже незначительных, происшествиях и инцидентах вышестоящему начальству.

Не менее важной задачей третий сёгунат считал консервацию сложившегося в Японии к началу XVII в. политического и общественного строя [47, с. 25]. Сословной системе и строгому соблюдению отношений господства и подчинения в этот период уделялось особое внимание. Деление общества на сословия, введенное Хидэёси, осталось почти в неизменном виде[15] с той лишь разницей, что сословие горожан стало подразделяться на ремесленников и купцов. Классовая структура эпохи Токугава выражалась формулой «си — но — ко — сё» — «самураи — крестьяне — ремесленники — купцы». Все четыре сословия вместе назывались «симин» [113, с. 101]. Самураи, естественно, как опора токугавского режима стояли на высшей ступени общественной лестницы, они считались лучшими людьми страны, цветом японской нации. Отсюда поговорка:

Хана-ва сакураги

хито-ва буси.

«Среди цветов — вишня, среди людей — самурай». За самураями шли крестьяне. Земледелие, по конфуцианской этике, считалось благородным занятием еще в древнем Китае. Это положение осталось неизменным и в феодальной Японии. К тому же крестьянство для бакуфу и кланов по существу являлось основным источником средств (в первую очередь риса — всеобщего денежного эквивалента). В связи с этим крестьяне особо выделялись самурайством среди простонародья и занимали как бы привилегированное положение среди низших сословий.

Ниже крестьян стояли ремесленники и уже совсем презренными считались купцы. Замыкали социальный ряд феодального общества две категории населения: нищие (хинин)[16] и эта — парии, которые исполняли самые грязные и постыдные, по мнению самураев, работы, связанные с выработкой кожи и кожевенным производством, уборкой нечистот и т. д.

Совершенно обособленной продолжала оставаться придворная аристократия (кугэ) — прослойка господствующего класса, занимавшая формально еще более высокое место, чем самураи, в сословной организации японского общества, но лишенная всякой политической власти и способности к действию.

Переход из одного сословия в другое практически был невозможен, за исключением случаев усыновления.

Сословие воинов формально считалось единым. Тем не менее регламентация Токугава коснулась и его. Она ввела четкое иерархическое разделение в среде военного дворянства. Наряду с выделением у самураев высшего ранга даймё (военной знати) трех классов (госанкэ-, фудай- и тодзама-даймё) и иерархией феодальных князей, определявшей положение каждого из них[17] по размерам территории, была оформлена новая прослойка самурайства, так называемые хатамото (букв. подзнаменные или знаменосцы), или дзикисан (непосредственные вассалы), которые, как и уже названные выше гокэнин, являлись годзикисан, т. е. самураями, подчинявшимися непосредственно бакуфу и сёгуну [113, с. 105].

Хатамото, в отличие от гокэнин, обладали большими привилегиями: они имели право личных аудиенций у сёгуна, при представлении министрам сёгуна (родзю) входили в помещение непосредственно с главного входа; во время встречи с процессией госанкэ поворачивались к ней спиной, делая вид, что не видят ее, тогда как гокэнин обязаны были припадать к земле сразу же, увидев копьеносцев торжественного шествия [113, с. 105]; могли ездить верхом, даже в Эдо, что прочим не разрешалось [23, с. 102]. В случае войны хатамото должны были принимать участие в комплектации армии сёгуна, поставляя по пять человек с каждой тысячи коку[18] риса своего годового дохода. В мирное время хатамото входили в состав административного аппарата сёгуната, приближаясь этим к даймё, и составляли вместе с сёмё[19] верхушку сословия самураев.

Хатамото и гокэнин так же, как и даймё, делились на категории: фудай (фамилии ближайших сподвижников Токугава Иэясу) и гохо [113, с. 105].

Ниже хатамото и гокэнин по социальному положению стояли вассалы вассалов — байсин, или самураи, находившиеся в подчинении многочисленных местных феодалов [135, с. 106].

Последнее место в сословии принадлежало низшим самураям, рядовым воинам — асигару, или кэнин.

Вне всех этих категорий стояли ронин, или роси — самураи, утратившие место в своей феодальной организации, в своем клане (хан). Они покидали своего сюзерена по его принуждению (в случае разрыва договора между господином и слугой, что бывало крайне редко) или же добровольно (например, для совершения кровной мести, после исполнения которой могли вернуться к своему хозяину). Многие ронины, лишенные средств к существованию, искали нового покровителя или становились на путь грабежа и разбоя, объединяясь в банды и терроризируя жителей мелких деревень, путников на дорогах. Среди ронинов, «самой развратной категории населения», готовой за деньги на любые преступления, вербовались также наемные убийцы (см. [83, с. 48]).

Экономическое благосостояние и мощь японских феодалов определялись величиной их земельных владений, которые были постоянно закреплены за даймё, и кокудака — размером урожая риса, самого важного продукта обмена в Японии того времени, получаемого с земельного участка или со всего княжества.

Общий годовой сбор риса по всей Японии составлял 28 млн. коку, из которых 8 млн. принадлежали сёгуну (40. тыс. коку назначались императорскому двору), а 20 млн. являлись собственностью 270 даймё [171, с. 464]. Доход князей колебался от 100 тыс. коку до 1 млн. коку риса в год. Среди феодалов, имевших годовой доход более 1 млн. коку, выделялся такой род, как Маэда. Далее следовали Симадзу, Дата и несколько других могущественных кланов. В то же время фудай-даймё (150 фамилий) располагали меньшим количеством риса, равнявшимся у многих родов 100 тыс. коку [171, с. 464]. На каждые 100 тыс. коку даймё обязаны были содержать от 2,5 тыс. до 3 тыс. самураев. Таким образом, наибольшее число непосредственных вассалов крупных даймё составляло иногда 25–30 тыс. [47, с. 26]. Общая же численность сословия самураев в XVII в. достигла 400 тыс., с членами семей — около 2 млн., а с челядью — до 3 млн.[20] (следует учесть, что население Японии увеличилось в течение XVII в. с 16–17 млн. до 25–26 млн. (без самураев) [41, с. 411; 36, с. 28].

Численность самураев в различных провинциях и княжествах была не равной. Имущественное положение буси всецело зависело от степени богатства и влияния их сюзерена. Чем больше был годовой доход даймё, тем больше он имел в своем подчинении самураев, которые получали жалованье рисом. В мелких княжествах численность самураев не превышала 5 % численности населения, в то время как в больших владениях могущественных феодалов буси составляли около четверти населения [47, с. 26–27].

Основная масса самураев не имела земли и получала от феодала за несение службы (хоко) специальный паек рисом — року[21]. Некоторые высшие, особо приближенные к окружению крупных феодалов самураи часто получали в год по 10 тыс. коку, хатамото (их было около 5 тыс.) назначался паек менее 10 тыс. коку риса, пенсия рисом гокэнин (15 тыс.) равнялась 100 коку [171, с. 464]. Рядовым вассалам даймё выдавалось еще меньше риса — около 30 коку в год. Этим пайком самураи удовлетворяли собственные и семейные нужды, начиная от одежды и пищи и кончая предметами роскоши (например, золотой оправой оружия, передававшейся по наследству, и т. д.). От цен на рис зависело благополучие буси и соответственно крестьянства, основного производителя и поставщика этого продукта.

Землю (та) от феодала получала, как правило, очень незначительная часть самураев — старшие самураи, которые управляли определенной частью земель даймё [47, с. 26].

Такие самураи являлись главными вассалами князя — каро или управляющими ленными владениями — кунигаро. Содержание даймё и его вассалов, истощавшее бюджет страны, осуществлялось за счет крестьян, которые получали в пользование земельные наделы на правах аренды и платили за это ренту-налог (нэнгу), а также исполняли всевозможные повинности. Таких крестьян, прикрепленных к своему наделу, именовали «хомбякусё», т. е. «настоящие крестьяне» [36, с. 28]. Большая часть производимой крестьянами сельскохозяйственной продукции отбиралась в пользу их эксплуататоров, хотя основной налог должен был собираться по принципу «си ко року мин» — «4 части — князю, 6 — народу», иногда «2 — князю, 1 — народу» [171, с. 465].

Угнетение и безмерная эксплуатация порождали среди крестьянства недовольство, переходившее в петиционные движения, бегство крестьян или вооруженные восстания. Мелкие выступления крестьянских масс подавлялись собственными самурайскими дружинами феодалов, немедленно выступавшими против восставших по приказу даймё.

Войска сёгуна помогали князьям только тогда, когда их самураи не могли сами справиться с народом [85, с. 45]. Например, восстания крестьян в Симабара (1637–1638) и в провинции Симоса (1653) были подавлены правительственными войсками.

Укреплению феодальных порядков способствовали законодательные меры токугавских сёгунов, продолживших линию Нобунага и Хидэёси[22]. Указы и своды правил, регламентировавшие жизнь высших привилегированных слоев и простонародья, всякий раз подчеркивали сословные различия. Почетное и наследственное звание самурая позволяло ему иметь фамилию, носить два меча и одежду своего сословия; в то же время крестьянам (даже зажиточным) по указу 1643 г. было запрещено носить шелковое платье, предписывалось ограниченное потребление риса и т. д.

Сёгунское правительство не разрешало самураям заниматься торговлей, ремеслом и ростовщичеством, считавшимися постыдными занятиями для благородного человека, освобождало их от уплаты налогов.

Наставления для самураев сводились в определенные кодексы. Один из них — «Букэ-хатто» («Свод законов военных домов»), составленный Токугава Иэясу в 1615 г., определял правила поведения военного сословия в быту и на службе. В «Букэ-хатто» говорилось о серьезном отношении самурая к оружию и необходимой для буси литературе (ст. 1–2), о поддержании порядка в феодальном владении и отношениях между сюзереном и вассалом (ст. 3–5), об одежде и экипажах, свойственных для каждой категории сословия (ст. 9–11), о женитьбе (ст. 8) и т. д. [171, с. 459].

Закон строго охранял честь самурая. Один из пунктов основного административного уложения дома Токугава, состоявшего из 100 статей, гласил: «Если лицо низшего сословия, такое как горожанин или крестьянин, будет виновно в оскорблении (самурая. — А. С.) речью или грубым поведением, его можно тут же зарубить» [171, с. 462].

Это правило в более популярном виде известно как «кирисутэ гомэн», т. е. разрешение на убийство или «разрешение зарубить и оставить» [171, с. 462–463].

Неподобающим по отношению к самураю рассматривалось также неуважение его личности. Крестьянам предписывалось: «где бы они ни были — у обочины дороги или за работой в поле», завидев любого самурая (в том числе и из чужого владения), «обязательно снимать головные уборы — соломенные шляпы, платки, повязки из полотенца — и пасть на колени» [45, с. 50]. За неисполнение этого правила полагалось наказание. Другими словами, как отмечал Иден, «каждая встреча с самураем могла окончиться смертью» [151, с. 145].

Простой народ, по законам Токугава, о которых он иногда имел очень смутное представление, должен был в соответствии с конфуцианской доктриной просто делать то, что ему говорят, не спрашивая, зачем это надо [171, с. 460].

Об отношении высших и низших сословий в официальном уложении говорилось следующее: «Все нарушения должны быть наказуемы в соответствии с сословным статусом». Те нарушения, которые считались для самураев «эксцессами», для народа были уже «преступлениями» и могли караться смертью. Однако, с другой стороны, самурай (по бусидо) лишался жизни за такой поступок, за какой крестьянину сохраняли жизнь [171, с. 463]. При невыполнении приказа, например, или нарушении данного слова воин должен был покончить жизнь самоубийством.

Многие элементы законодательства сёгуната, выступавшие часто в форме этических принципов, пополняли собой официальную идеологию самурайства (бусидо), которая продолжала свое развитие в период Эдо.

Эпоха правления сёгунов Токугава была временем наивысшего расцвета сословия самураев, окончательного сложения его идеологии, культуры и обычаев. Однако это же время ознаменовало собой завершающий этап развития японского феодализма, этап его разложения и низвержения, которые повлекли за собой упадок самурайства и ликвидацию его как сословия, порожденного феодальным строем и не могущего существовать без этого строя.

Признаки загнивания феодального общества, зародившиеся в его недрах в эпоху третьего сёгуната, особенно явственно стали проступать после годов Гэнроку (сентябрь 1688 — март 1704). Это проявлялось прежде всего в разложении феодальных отношений, замедлении роста производительных сил, ухудшении состояния экономики, кризисе всей финансовой системы правительства и укреплении торгово-ростовщических элементов, развивавшихся в растущих городах. В то же время развитие ремесла и торговли, складывание общеяпонского рынка и образование мануфактур способствовали зарождению японского капитализма.

Не помогли сёгунам Токугава и реформы, которыми власти пытались укрепить пошатнувшуюся экономику, прекратить процесс деклассирования самурайства, изменить бедственное положение разоряющихся крестьян, страдавших от тяжелых поборов, неурожаев, голода и эпидемий.

Обострялась и борьба за власть внутри господствующего класса. В кругах придворной аристократии Киото, являвшихся сторонниками императорской власти, все чаще поднимались голоса в поддержку антисёгунекого движения.

В этих условиях существование паразитирующего и все более деградирующего многочисленного сословия воинов, предназначенного для защиты народа (населения княжеств) от несуществующих бедствий войны (при отсутствии междоусобных войн), представляло собой парадоксальное явление [58, с. 103]. В мирное время самураи, свободные от своего основного занятия — войны, направляли свою энергию и храбрость иногда лишь на борьбу с пожарами, которые особенно часто возникали в кварталах столицы сёгуната Эдо, сплошь состоявших из деревянных строений. Самураи дежурили на специальных постах по оповещению о пожарах. Даймё и высокопоставленные чиновники выезжали на пожар, как на войну: в полном военном снаряжении, в шлемах и доспехах [155, с. 44]. В остальном самураи, поддерживаемые правительством и даймё, не занимались никакими полезными для государства и народа делами, ничего не производили и являлись лишь потребителями того, что создавалось трудом крестьян и ремесленников. Сёгунату и феодальным князьям по мере развития товарно-денежных отношений и в связи с экономическими трудностями все тяжелее было содержать самурайские дружины. Даймё, попадавшие в зависимость к юридически бесправным торговцам, постоянно сокращали рисовые пайки самураев и вынуждены были распускать свои мелкие феодальные армии.

Самураи, превращавшиеся в ронинов, шли в города и начинали заниматься делами, не дозволенными представителям их сословия: ремеслом, мелкой торговлей, становились учителями, художниками и т. п. Многие ронины, не способные к работе ввиду своей полной неподготовленности к практической деятельности или сословных предрассудков, влачили жалкое существование, ничем не отличаясь от низших сословий. Нередко такие люди принимали участие в крестьянских восстаниях, иногда возглавляя их, присоединялись к выступлениям горожан. Все это показывало глубину разложения господствующего класса и всего феодального общества.

Обычным явлением в конце эпохи японского феодализма стало нарушение феодальных законов и традиций: продажа воинских доспехов, оружия и самой принадлежности к сословию самураев путем «усыновления» богатых горожан или женитьбы на купеческих дочерях [47, с. 29; 58, с. 108].

Ухудшение экономического положения в феодальных княжествах заставляло военное дворянство приспособляться к обстановке. В японской деревне в последние десятилетия господства сёгунов Токугава постоянно рос весьма своеобразный социальный слой — госи, деревенские самураи. Госи объединяли в себе специфические черты самураев, юридически относясь к господствующему классу, и крестьян, так как проживали в деревнях, имели землю и занимались сельским хозяйством наряду с крестьянами. Положение сельских самураев было устойчиво в экономическом смысле, они выгодно отличались от буси низших рангов, живших на все уменьшающиеся пайки, и ронинов, не получавших извне никаких средств к существованию. Госи имели значительно большие, чем у крестьян, участки земли, что позволяло им сдавать часть ее в аренду. Они не брезговали также торговлей и ростовщичеством, нередко скупали крестьянские участки, становясь вместе с гоно — богатыми землевладельцами — особой разновидностью мелких феодальных помещиков, социальной верхушкой токугавской деревни, использовавшей более гибкие формы эксплуатации крестьянства [47, с. 32–34].

К середине XIX в. процесс разложения самурайства достиг высшей точки. Социальная система феодального общества, разделявшая население Японии на привилегированные и низшие сословия, практически перестала существовать. После насильственного «открытия» страны для внешней торговли с развитыми капиталистическими странами Европы и Америкой система натурального хозяйства была почти окончательно разрушена. Дешевые иностранные товары наводнили японский рынок, вызвав тем самым развал экономики, который отразился на положении всех слоев населения. В этих условиях с еще большей силой разгорелась борьба так называемой самурайской оппозиции, в которую входили и ронины, против токугавского режима. Самураи и ронины, поддерживаемые и направляемые представителями промышленной и торговой буржуазии, выступали под антисёгунскими лозунгами «изгнания варваров» (иностранцев) и «почтения к императору». Выступая за свои интересы, самураи сливались с подлинными движущими силами революционных событий: крестьянством, беднейшими слоями японских городов и мелкой буржуазией. Результатом этих событий и гражданской войны, последовавшей за ними (1866–1869), было свержение 15-го сёгуна династии Токугава Есинобу (Кэйки) и восстановление власти императора, которое получило в японской истории название «Мэйдзи-исин», или «обновление Мэйдзи».

Подводя краткий итог сказанному, можно отметить, что оформление в период раннего средневековья сословия воинов носило закономерный характер и было одним из явлений, присущих феодализму Японии.

Самураи представляли собой новую силу развивавшегося феодализма, сформировавшуюся из зажиточных крестьян, связанных непосредственно с землей.

Утверждение самураев как господствующего сословия сопровождалось становлением особой культуры самурайства (духовной и материальной) или своеобразного комплекса элементов культуры, характерных только для сословия воинов, отличных от культуры аристократического общества.

В период Гэмпэй (конец XII в.) начало оформляться мировоззрение служилого дворянства — своеобразный кодекс самурайской этики — бусидо, определявшее поведение воина в феодальном обществе. В то же время среди самураев широкое распространение получило учение буддийской секты «дзэн», которое наряду с бусидо составило официальную идеологию сословия.

Деяния самураев обусловили появление военного эпоса — гунки, жанра средневековой литературы; при покровительстве военных домов развился своеобразный вид танцевальной оперы — представления средневекового театра «Но».

Постоянные междоусобные войны способствовали выработке и развитию военных искусств самураев, совершенствованию боевого снаряжения и оружия, что в свою очередь отразилось на прогрессе прикладного искусства и ремесла, связанного с производством вооружения буси, их одежды, предметов обихода и т. п.

Эта культура развивалась на протяжении всего периода междоусобных войн XII–XVI столетий, являвшегося как бы классическим временем формирования сословия самураев. Основные черты ее перешли в новое время японской истории — эпоху сёгуната Токугава, где они нашли свое логическое завершение.