Глава первая

Клара Морроу опустилась на колени в пахучую влажную траву на деревенском лугу и тщательно спрятала пасхальное яйцо, размышляя о воскрешении мертвых, каковым она собиралась заняться сразу после ужина. Убрав с лица прядку волос, она оставила в своей спутанной гриве комочки грязи и какого-то коричневого вещества, которое, возможно, не было грязью. Жители деревни бродили повсюду с корзинками яркоокрашенных яиц в поисках наилучшего места, куда их можно спрятать. Рут Зардо сидела на скамейке посреди луга и время от времени наобум кидала яйца; впрочем, иногда она прицеливалась и попадала кому-нибудь по затылку или по пятой точке. «Для ее лет и расстроенной психики она удручающе точный снайпер», – подумала Клара.

– Ты сегодня придешь? – спросила Клара, стараясь отвлечь старую поэтессу и не дать ей прицелиться в месье Беливо.

– Ты что, шутишь? И от живых-то не знаешь куда деться. С какой стати еще мертвых воскрешать?

С этими словами Рут бросила яйцо и попала точно в затылок месье Беливо. К счастью, владелец магазина носил матерчатую кепку. И к счастью, он с большой приязнью относился к седоволосой хулиганке. Рут хорошо выбирала свои жертвы. Почти всегда это были люди, которые ей симпатизировали.

Как правило, обстрел шоколадными пасхальными яйцами никому не наносит вреда, вот только яйца были не шоколадными. Эту ошибку они совершили только раз и больше не повторяли.


Несколькими годами ранее, когда жители Трех Сосен впервые решили устроить охоту за яйцами в пасхальное воскресенье, в деревне царило большое оживление. Жители деревни встретились в бистро Оливье за стаканчиком выпивки с сыром бри и разделили между собой пакетики с шоколадными яйцами, которые надлежало спрятать на следующий день. Воздух заполнился охами и ахами с оттенком легкой зависти. Взрослые люди словно опять стали маленькими. Но настоящее удовольствие они собирались получить, увидев лица своих детей. К тому же дети все равно не смогли бы найти все яйца, в особенности те, что были спрятаны за стойкой бара Оливье.

– Они великолепны. – Габри взял крохотного, изящно вылепленного марципанового гуся и откусил ему голову.

– Габри! – Его партнер Оливье выбил остатки гуся из большой руки Габри. – Это же для детей!

– Ты просто хочешь оставить их себе. – Габри повернулся к Мирне и прошептал так, чтобы было слышно всем: – Прекрасная идея. Геи предлагают шоколадки детям. Дадим повод для разговоров нравственному большинству.

Оливье, светловолосый и застенчивый, зарделся.

Мирна улыбнулась. Она и сама была похожа на громадное рождественское яйцо: черная, круглая, облаченная в великолепный багряно-красный кафтан.

Большинство жителей крохотной деревни, собравшиеся в бистро, сгрудились у длинного бара из полированного дерева, хотя какая-то часть удобно расположилась в креслах, стоящих по всему залу. Все эти кресла продавались. Бистро Оливье было заодно антикварным магазином. Бирки висели практически на всем, включая и Габри, – тот вешал на себя бирку, когда чувствовал, что его недооценили и недохвалили.

Стояло начало апреля, и в каминах весело потрескивал огонь, отбрасывая теплый свет на широкие доски соснового пола, пожелтевшие от времени и солнечного света. Официанты сновали по залу под потолочными балками, предлагая напитки и мягкий тягучий сыр бри с фермы месье Паже. Бистро находилось в самом центре старой квебекской деревни, у деревенского луга. По обе стороны бистро, соединенные с ним дверями, расположились магазины, державшие деревню в старых кирпичных объятиях. Универсальный магазин месье Беливо, пекарня Сары, потом само бистро и, наконец, «Книги Мирны, новые и старые». Три высокие перекореженные сосны стояли в дальнем конце деревенского луга с незапамятных времен; они напоминали трех мудрецов, которые обрели то, что искали. Из деревни выходили грунтовые дороги, петляющие среди лесов и гор.

Но сами Три Сосны были забытой деревней. Время бурлило и вихрилось, а иногда и натыкалось на деревню, но никогда долго в ней не задерживалось и никогда не оставляло там заметных следов. Сотни лет гнездилась эта деревенька среди нагромождения канадских гор, защищенная и упрятанная. Посторонние обнаруживали ее лишь случайно. Иногда усталый путешественник с гребня холма вдруг обнаруживал зовущий кружок старых домов – этакую канадскую Шангри-Ла[1]. Часть домов была построена из обветренного плитняка первыми поселенцами, расчистившими землю от деревьев с глубоко вросшими корнями и громадных камней. Другие дома были из красного кирпича, их построили лоялисты[2], искавшие здесь убежища. У некоторых домов были крутые крыши с металлической кровлей, привычным коньком и широкими верандами – типичные квебекские сооружения. А в дальнем конце расположилось бистро Оливье, где можно было выпить кофе с молоком, съесть свежий круассан, поболтать с друзьями, погрузиться в атмосферу доброты. Тот, кто обнаруживал Три Сосны, уже не мог их забыть. Но находили эту деревню только потерянные люди.

Мирна посмотрела на свою подругу Клару Морроу, и та высунула язык. В ответ Мирна высунула свой. Клара закатила глаза. То же самое сделала и Мирна, присев рядом с Кларой на мягкий диван перед камином.

– Ты, случайно, не накурилась садовых удобрений, пока я была в Монреале?

– На сей раз нет, – рассмеялась Клара. – У тебя что-то на носу.

Мирна ощупала лицо, нашла что-то, обследовала.

– Мм… Это шоколад или кожа. Есть только один способ узнать наверняка.

Она бросила находку в рот.

– Боже! – поморщилась Клара. – И ты еще удивляешься, что у тебя никого нет.

– Я не удивляюсь, – улыбнулась Мирна. – Я и без того полна – мне никто не нужен.

– Неужели? А как насчет Рауля?

– Ах, Рауль, – мечтательно протянула Мирна. – Он был так мил.

– Просто конфетка, – согласилась Клара.

– Вот он меня дополнял, – сказала Мирна. – А потом и кое-кто еще. – Она похлопала себя по животу, большому и объемистому, как и сама женщина.

Их разговор прервал острый как бритва голос:

– Посмотрите-ка на это!

Посреди бистро стояла Рут Зардо, держа шоколадного зайца так, словно это граната. Заяц был сделан из отличного темного шоколада, его длинные уши были настороженно подняты, а мордочка получилась такой реалистичной, что Клара подумала – вот сейчас он пошевелит своими тонкими шоколадными усиками. В лапках зайчик держал сплетенную из белого и молочного шоколада корзинку, в которой лежала дюжина роскошно раскрашенных шоколадных яиц. Все выглядело очень мило, и Клара взмолилась, чтобы Рут не швырнула в кого-нибудь это шоколадное изделие.

– Это чертов заяц, – прорычала старая поэтесса.

– Их я тоже ем, – сообщил Габри Мирне. – Я был зачат, чтобы есть зайчат.

Мирна рассмеялась и тут же пожалела об этом. Рут обратила на нее свой гневный взгляд.

– Рут… – Клара встала и осторожно приблизилась к поэтессе, держа стаканчик с виски Питера в качестве взятки. – Отпусти зайчика.

Прежде она такого никогда не произносила.

– Если это зайчик, – проговорила Рут, словно обращаясь к умственно отсталому ребенку, – так откуда у него вот это?

Она показала на яйца.

– С каких пор зайцы несут яйца? – гнула свое Рут, глядя на ошарашенных жителей деревни. – Вам это не приходило в голову? Откуда они их берут? Предположительно у шоколадных курочек. Этот зайчик, вероятно, спер яйца у шоколадной курочки, которая теперь ищет своих деток. Возмутительно!

Забавно: пока старая поэтесса говорила все это, Клара и в самом деле представила себе шоколадных курочек, которые в отчаянии ищут свои потерянные яйца. Яйца, похищенные пасхальным зайцем.

В этот момент Рут бросила шоколадного зайца на пол, и тот разбился на кусочки.

– О боже! – воскликнул Габри и бросился подбирать то, что осталось. – Я хотел отдать его Оливье.

– Правда? – спросил Оливье, забывший, что сам же и покупал этого зайца.

– Странный какой-то праздник, – зловеще произнесла Рут. – Я его никогда не любила.

– Теперь это взаимно, – сказал Габри, держа разбитого зайца, словно любимое раненое дитя.

«Какой же он отзывчивый», – уже не в первый раз подумала Клара. Габри был такой большой, такой огромный, что о его чувствительности легко было забыть. Пока не наступали такие вот мгновения, когда он нежно держал умирающего шоколадного зайца.

– Как мы празднуем Пасху? – спросила старая поэтесса, выхватив из руки Клары стакан с виски Питера и осушив его. – Мы ищем яйца и едим горячие крестовые булочки[3].

– Mais[4] мы и в Святой Томас тоже ходим, – возразил месье Беливо.

– В пекарню Сары ходит больше людей, чем когда-либо появляется в церкви, – отрезала Рут. – Они покупают выпечку, на которой изображено приспособление для пыток. Я знаю, вы думаете, что я сумасшедшая, но, возможно, я здесь единственный здравомыслящий человек.

На этой пугающей ноте она похромала к двери, но у порога повернулась:

– Не давайте этих шоколадных яиц детям. Иначе случится что-нибудь плохое.

И она, как плачущий пророк Иеремия, оказалась права: плохое и в самом деле случилось.

На следующее утро яйца исчезли. Найти удалось только обертки. Поначалу жители деревни подозревали детей постарше. Кое-кто даже думал, что это Рут саботирует праздник.

– Нет, вы только взгляните, – сказал Питер, показывая растерзанную коробку из-под шоколадного зайца. – Отметины зубов. И когтей.

– Значит, это и правда Рут, – пробормотал Габри, забрал у него коробку и стал изучать.

– Посмотрите-ка! – Клара бросилась за оберткой от пасхального яйца, которую понесло ветром по лугу. – Она тоже вся разодрана.

Пробегав все утро в погоне за обертками и восстановив порядок, большинство обитателей деревни вернулись в бистро Оливье, чтобы согреться у огня.

– Ну что? – обратилась Рут к Питеру и Кларе за ланчем. – Теперь вы понимаете, что грядет?

– Должен признать, это представляется очевидным, – рассмеялся Питер, вгрызаясь в горячий сэндвич: ветчина, копченная в кленовом соке, и рассыпчатый круассан, соединенные расплавленным камамбером.

Вокруг него встревоженно гудели родители, пытавшиеся подкупить плачущих детей.

– Наверное, все дикие животные, обитающие в радиусе ста миль, прошлой ночью побывали в деревне, – сказала Рут, медленно раскручивая ледяные кубики в своем виски. – И пожрали пасхальные яйца. Лисы, еноты, белки.

– Медведи, – добавила Мирна, подходя к столу. – Господи боже, это же ужас. Все эти изголодавшиеся медведи выбираются из своих берлог – после зимней спячки они готовы сожрать что угодно.

– Представляете, как они удивились, увидев шоколадные яйца и зайцев? – сказала Клара, перед тем как отправить в рот очередную порцию рыбной похлебки из ломтиков лосося, морских гребешков и креветок. Она взяла длинный французский батон с хрустящей корочкой и, отломив кусочек, намазала на него особое сладкое масло Оливье. – Бедные медведи, где уж им понять, что за чудо произошло, пока они пребывали в спячке.

– Не все, что происходит, – чудо, – сказала Рут, оторвав взгляд от янтарной жидкости и уставясь в сводчатое окно. – Не все, что возвращается к жизни, должно возвращаться. Такое странное время года. Сегодня дождь, завтра снег. Никакой определенности. Все непредсказуемо.

– Любой сезон непредсказуем, – заметил Питер. – Ураганы осенью, снежные бури зимой.

– Ты как раз подтверждаешь то, что я говорю, – сказала Рут. – Ты можешь назвать угрозу. Мы все знаем, чего ожидать в другие сезоны. Но не весной. Весной случаются самые сильные наводнения. Лесные пожары, убийственные морозы, снежные бури, сели. Природа пребывает в раздрае. Может произойти что угодно.

– Но весной случаются и самые прекрасные дни, – возразила Клара.

– Верно. Чудо возрождения. Насколько мне известно, на этой концепции построены целые религии. Но есть вещи, которые лучше бы не возрождались никогда. – Старая поэтесса встала и допила виски. – Еще ничего не закончилось. Медведи вернутся.

– Я бы тоже вернулась, – сказала Мирна, – если бы вдруг нашла шоколадную деревню.

Клара улыбнулась, не сводя глаз с Рут, которая – редкий случай – не излучала злости и раздражения. Вместо них Клара увидела кое-что куда более тревожное.

Страх.

Загрузка...