Самый жестокий месяц

Глава седьмая

Рассвет в пасхальное воскресенье был серым, но оставалась надежда, что до охоты за яйцами дождь не начнется. Во время церковной службы родители не обращали внимания на священника – они слушали, не застучит ли дробь по крыше Святого Томаса.

В церкви пахло ландышами. На каждой скамье лежали букетики этих маленьких белых колокольчиков с зелеными листьями. Это было мило.

Пока маленькая Полетт Лего не кинула букет в Тимми Бенсона. И тут начался ад. Священник, конечно, притворялся, что ничего не замечает.

Дети носились по короткому проходу, родители либо пытались остановить их, либо делали вид, что ничего не происходит. Результат в обоих случаях был одинаковый. Священник прочел небольшой отрывок из обряда изгнания бесов. Прихожане произнесли «аминь» и бросились вон из часовни.

Ланч был организован Обществом женщин англиканского вероисповедания, которое возглавлял Габри. Вокруг деревенского луга расставили садовые столики, накрытые красными в клетку скатертями.

– Счастливой охоты! – прокричал священник и помахал на прощание рукой, когда его машина поднялась на Дю-Мулен.

Он направлялся в следующую часовню в его следующем приходе. Он был абсолютно уверен, что его маленькая служба не спасла ни одной души. С другой стороны, ни одной души она и не погубила, и уже это было хорошо.

Рут стояла на верхней ступени церковного крыльца, стараясь не уронить с тарелки сэндвичи с ветчиной на еще теплом хлебе из пекарни Сары, домашний картофельный салат с яйцами и майонезом и большой кусок сладкого пирога. К ней подошла Мирна, неся на голове обрезок доски, нагруженный книгами, цветами и шоколадом. Жители деревни гуляли по лугу или сидели за столиками; женщины были в больших вычурных пасхальных шляпках, мужчины пытались изображать из себя кого-то, кем они не являлись.

Мирна стояла рядом с Рут, с трудом держа собственное тяжеленное блюдо с едой, и вместе они наблюдали за охотой. Дети носились по деревне, издавая радостные вопли и крики, когда им удавалось найти очередное деревянное яйцо. Один из братьев маленькой Розы Тремблей столкнул ее в пруд, и Тимми Бенсон принялся ее оттуда вытаскивать. Пока мадам Тремблей отчитывала сына, Полетт Лего стукнула Тимми. Явный признак влюбленности, подумала Мирна, радуясь, что ей самой уже не десять лет.

– Хочешь, посидим вместе? – спросила Мирна.

– Нет, не хочешь, – отказалась Рут. – Домой надо идти.

– Как твои курочки?

Мирна не обиделась на Рут. Обижаться на Рут означало вечно быть обиженной.

– Это не курочки, а утки. Утята, я думаю.

– А где взять настоящие яйца? – прозвучал детский голос.

Роза Тремблей остановилась перед Рут, как Синди Лу перед Гринчем[14], в ее пухлых розовых ладошках лежали три изящных деревянных яичка. По какой-то причине дети Трех Сосен, словно лемминги, неизменно шли с этим вопросом прямо к Рут.

– Откуда мне знать?

– Ведь вы леди с яйцами, – сказала Роза, укрытая мокрым одеялом.

Мирна подумала, что девочка немного похожа на драгоценные утиные яйца Рут, завернутые во фланельку.

– Мои яйца дома, греются, и тебе не помешало бы. Но если уж ты настаиваешь на этой глупости, то лучше пойди попроси шоколадные яички.

Рут взмахнула своей тростью, похожей на кривую волшебную палочку, и показала на Клару, которая пыталась пробраться к садовому столику на лугу.

– Но Клара не имеет никакого отношения к раздаче ребятам шоколадных яиц, – сказала Мирна, когда маленькая Роза сорвалась с места, зовя за собой других ребят, и в сторону Клары двинулось маленькое торнадо.

– Я знаю, – буркнула Рут и похромала вниз по лестнице. Внизу она повернулась и посмотрела на крупную чернокожую Мирну, засовывающую в рот сэндвич. – Ты сегодня там будешь?

– Ты про обед у Клары и Питера? Мы все там будем.

– Я не об этом говорю, и ты это знаешь. – Старая поэтесса не повернула голову в сторону старого дома Хадли, но Мирна поняла, что та имеет в виду. – Не делай этого.

– Почему? Я все время совершаю ритуалы. Помнишь, после смерти Джейн? Тогда пришли все женщины. И ты в том числе. И мы провели обряд очищения.

Мирна никогда не забудет, как они с женщинами обходили деревенский луг с дымящимися пучками шалфея, окуривая Три Сосны, чтобы избавить деревню от страха и подозрений, одолевавших ее.

– То было другое, Мирна Ландерс.

Мирна не подозревала, что Рут известны ее фамилия и даже имя. По большей части Рут только махала руками и командовала.

– Это не ритуал. Это преднамеренная попытка ворошить зло. Это никак не связано с богом или богиней, с духами или духовностью. Это связано с мщением.

Не делай этого, Мирна Ландерс. Ты знаешь разницу между ритуалом и местью. Так же как и то, что обитает в этом доме.

– Ты думаешь, это связано с местью? – недоуменно спросила Мирна.

– Конечно связано. Оставь это. Забудьте все, что связано с этим домом.

Она ткнула палкой в том направлении. Будь это волшебная палочка, из нее наверняка вырвалась бы молния и уничтожила этот погруженный в себя дом на холме. Затем Рут повернулась и похромала к своему жилищу. К утиным яйцам в духовке. К своей жизни. А Мирна осталась с воспоминанием о проницательных голубых глазах Рут, ее обтрепанной юбке и отсутствующих пуговицах. Она проводила взглядом старуху, шествующую в свой дом с его изобилием слов и сорняков.

Дождик так и не начался, и пасхальное воскресенье промелькнуло быстро, как кролик в кустах. Большинство яиц было найдено Тимми Бенсоном, который в награду получил гигантского шоколадного зайца с множеством игрушек внутри. Полетт Лего украла зайца у Тимми, но месье Беливо убедил ее вернуть приз и извиниться. Тимми, который провидел будущее, открыл коробку, отломал шоколадные уши, а остальное отдал Полетт, и та ущипнула его.

В тот вечер Питер и Клара давали свой ежегодный пасхальный обед. Жиль и Оливия явились с французскими батонами и сыром. Мирна принесла яркий букет и поместила его в центр соснового стола в кухне. Жанна Шове, экстрасенс, принесла небольшой букетик диких цветов, собранных на лугу рядом с Тремя Соснами.

Софи Смит пришла со своей матерью Хейзел и с Мадлен. Домой она приехала днем ранее в маленькой голубой машине, битком набитой грязным бельем. Теперь она болтала с другими гостями, а Хейзел и Мадлен предлагали всем принесенные ими креветки.

– Так, значит, вы экстрасенс. – Софи взяла несколько креветок с блюда в руках матери и обмакнула их в соус.

– Меня зовут Жанна.

– Как Жанну д’Арк. – Софи рассмеялась. – Иоанна из Арка. – Это прозвучало не очень приятно. – Будьте осторожнее. Вы ведь знаете, что с ней случилось.

Высокая и стройная, Софи прекрасно держалась, хотя и немного сутулилась. Светло-русые волосы доходили ей до плеч. Вообще-то, она была довольно привлекательна. Но было в ней что-то такое, что заставило Жанну слегка отпрянуть.

Появился месье Беливо с черничными пирогами из пекарни Сары.

В кухне зажгли свечи, открыли бутылки вина.

В доме пахло бараниной, жаренной в чесноке и розмарине, молодой картошкой, луком и чем-то еще.

– Бога ради, это что, консервированный горошек?

Клара посмотрела в кастрюлю, принесенную Габри и Оливье.

– Да, этот горошек мы извлекли из консервной банки, – ответил Оливье. – А в чем проблема?

– Да ты посмотри на этот горошек: он отвратительный.

– На вашем месте, – обратился Габри к месье Беливо, который подошел к ним с бокалом вина и кусочком плавленого сыра бри на ломтике французского батона, – я бы воспринял это как личное оскорбление. Мы купили этот горошек в вашем магазине.

– Мадам, – величественно произнес бакалейщик, – это лучший консервированный горошек, какой можно купить за деньги. «Ле Сьёр». Собственно говоря, я думаю, что горошек так и растет – прямо в банке. Не хочу даже упоминать о том странном гибриде, который был выведен не иначе как военно-промышленным комплексом. Горошины в стручке. Словно в это кто-то поверит. Отвратительно!

Месье Беливо говорил это так искренне, что Клара почти поверила ему, если бы не искорки в его глазах.

Вскоре на их тарелках лежали горки жареной баранины, соус с мятой и овощи. Над свежими батонами в хлебницах, расставленных по всему столу вместе с маслом и сырами, еще поднимался парок. Стол, как и гости, чуть не стонал под всеми этими вкусностями. В центре стола расположился огромный букет от Мирны, вытянувший к потолку свои руки-ветви с набухшими почками. В горшок с землей были воткнуты яблочные ветки, гибкие ивовые, форзиция с нежнейшими желтыми цветками, пионовидные тюльпаны ярко-розового цвета.

– И… – Мирна, словно маг, взмахнула салфеткой, – вуаля. – Она засунула руку в букет и вытащила шоколадное яйцо. – Хватит для всех нас.

– Возрождение, – сказала Клара.

– Но ведь сначала должна быть смерть, – возразила Софи, оглядывая всех с напускной невинностью. – Разве нет?

Она сидела между Мадлен и месье Беливо – заняла место, когда на него уже собирался усесться бакалейщик. Софи взяла шоколадное яйцо и положила перед собой.

– Рождение, смерть, возрождение, – произнесла она с умным видом, словно одарила их открытием, сделанным ею в Университете Куинс.

Клара подумала, что в Софи Смит есть что-то завораживающее. И всегда было. Софи приезжала из университета то блондинкой, то ярко-рыжей, то пухленькой, то худенькой, иногда с пирсингом, иногда без всяких украшений. Предугадать, какую Софи ты увидишь в следующий раз, было невозможно. «Но одно кажется неизменным, – подумала Клара, глядя на девушку с шоколадным яйцом. – Она всегда добивается своего. А чего она хочет? – спросила себя Клара и ответила: – Вероятно, чего-то большего, чем пасхальное яйцо».

Час спустя Питер, Рут и Оливье наблюдали, как их друзья и возлюбленные идут в ночь, невидимые, если не считать лучей их фонариков, отчего каждый из них напоминал подпрыгивающий факел. Поначалу они двигались кучно, но на глазах у Питера маленькие пятнышки света разделились, растянулись вереницей, каждый сам по себе направляясь к темному дому на холме, который ждал их.

«Не будь ты такой тряпкой, – сказал он себе. – Это всего лишь дом, черт его побери. Что там может произойти?»

Но Питер Морроу умел распознать пресловутое последнее слово, когда слышал его.

Клара не чувствовала ничего подобного с детства, когда пугала себя до полного отупения, просматривая фильм «Изгоняющий дьявола» или отправляясь на громадные «американские горки» в Ла-Ронд. Она там пускала слюни, визжала, а один раз даже описалась.

Это бодрило, вгоняло в ужас и мистифицировало одновременно. По мере того как дом становился ближе, у Клары возникало странное чувство: ей казалось, что дом приближается к ним, а не наоборот. Она не могла толком вспомнить, для чего они делают это.

У нее за спиной раздавались звук шагов и голоса. К счастью, она знала, что следом за ней плетутся Мадлен и Одиль. Клара с радостью вспомнила, что в фильмах ужасов первым в когти монстра всегда попадает тот, кто идет последним. Но если с Мадлен и Одиль будет покончено, тогда последней станет она. Клара прибавила шагу. Потом замедлила его, разрываясь между двумя чувствами: желанием выжить и желанием услышать, о чем говорят эти две женщины. После того, что она подслушала, когда прятала пасхальные яйца, ей казалось, что Одиль не симпатизирует Мад. Так о чем же они могут говорить?

– Но это несправедливо, – сказала Одиль.

Мадлен ответила что-то, но Клара не разобрала что, а если бы она еще замедлила шаг, то луч фонарика Мадлен осветил бы то место на ее теле, куда фонариком обычно не светят.

– Мне потребовалось немало мужества, чтобы сделать это, – произнесла Одиль немного громче.

– Да бога ради, Одиль, не будьте смешной, – сказала Мадлен отчетливо и без малейшего сочувствия в голосе.

Прежде Клара не знала Мадлен с этой стороны.

Она так сосредоточилась на подслушивании, что налетела на кого-то. Это оказался Жиль. Клара подняла глаза.

Они пришли.