Санкция Айгер

Лонг-Айленд, вечер того же дня

Закатное розовато-лиловое небо отсвечивало оловом, на свинцовой шкуре океана проступали небольшие бороздки, оживая лишь на тонкой приграничной линии с берегом, где прибой лениво нес пену к самым ногам Джонатана.

Он уже несколько часов сидел на твердом песке, с того самого времени, как вернулся из города. Ощущая тяжесть и безмерную усталость, он поднялся, что-то пробурчал и стряхнул песок с брюк. В дом он еще не заходил. Потоптавшись немного у дверей, он предпочел сначала прогуляться по своим владениям и только затем решил войти в дом.

В вестибюле его ждал большой прямоугольник, упакованный в коричневую бумагу и перевязанный веревкой. Он предположил, что это Писсарро, но не удосужился проверить; он даже не дотронулся до картины. Джонатан из принципа настоял на том, чтобы отобрать ее у Дракона, но теперь он потерял к ней всякий интерес.

Неф был прохладен и полон тени. Джонатан прошел его насквозь и по ступенькам поднялся к бару. Плеснув полстакана «Лафрейга» в винный стакан, он залпом выпил, потом еще раз наполнил стакан и, облокотившись о стойку, повернулся лицом к нефу.

Краешком глаза он увидел слабый огонек — светлячковый след сигареты.

— Джем?

Джонатан побежал в оранжерею — туда, где в полумраке неясно проступали очертания женской фигуры.

— Что ты там делаешь?

— Как всегда, обозначаю свою доступность, — ответила Черри. — Это мне?

Она показала на стакан с виски.

— Нет. Иди домой.

Джонатан сел напротив нее в плетеное кресло. Он был не столько раздосадован ее появлением, сколько болезненно реагировал на тошнотворно быстрое падение адреналина, вызванное столь колоссальным разочарованием.

— Эх, доктор Хэмлок, ума не приложу, что с тобой делать. — Черри встала и взяла стакан, в котором ей только что было отказано. — Всегда стараешься так грубо ко мне подольститься. «Нет! Иди домой!» — знаю я, чего ты добиваешься этими сладкими речами. Просто хочешь затащить меня в постель. Может быть, единственный способ от тебя избавиться — сдаться, в конце концов.

Она помолчала, предоставляя ему возможность ответить. Он не ответил.

— Да, да, да, — продолжала она, заливая бальзамом слов душевную рану. — Это, конечно, единственный способ добиться, чтобы ты меня в покое оставил. Эй! Что такое каламбур по Фрейду?

Ее очередная пауза тоже не вызвала никакой реакции. К тому времени она уже взяла стакан и с недовольной миной опустилась в кресло.

— Ладно же. А как ты относишься к фильмам Марселя Карне? Считаешь ли ты, что все преимущества готовки на тефлоновой сковородке, к которой ничего не пристает, оправдывают расходы на космическую программу? Или же каковы твои взгляды на тактические проблемы массового отступления в случае итало-арабской войны? — Она помолчала. — И кто такая Джем?

— Иди домой.

— Из чего я делаю вывод, что это женщина. И должно быть, не просто женщина, судя по тому, с какой скоростью ты летел сюда от самого бара.

Джонатан заговорил с отеческими интонациями.

— Послушай, милая. Не стоит. Я сегодня не в настроении.

— Не стоит — не стоит. Прямо вечер каламбуров. Принести тебе еще выпить?

— Будь добра.

— Конечно, на самом деле тебе вовсе не хочется, чтобы я пошла домой, — сказала она, вновь направляясь к бару. — Ты плохо себя чувствуешь и хочешь об этом поговорить.

— Ты совершенно не права.

— Что тебе плохо?

— Что я хочу об этом поговорить.

— Эта самая Джем и вправду тебя присушила. Знать ее не знаю, но уже терпеть не могу. Держи. — Она протянула ему стакан. — Вот напою тебя в усмерть и воспользуюсь твоей слабостью. — Она очень правдоподобно воспроизвела скрипучий ведьминский смех.

Джонатан был зол и, следовательно, сконфужен.

— О, Господи, и вовсе мне не плохо.

— Врешь, врешь — сейчас штаны прожжешь. Кстати, у тебя в штанах ничего не жжется?

— Иди домой.

— А в постели она хороша?

Голос Джонатана немедленно стал ледяным.

— Вот теперь на самом деле иди домой.

Черри испугалась.

— Прости, Джонатан. Я, конечно, глупость сказала. Но пойми же, дружок-пирожок, думаешь, девушке очень приятно, когда она целую вечность из кожи вон лезет, чтобы мужчина ее приголубил, а тут другая женщина, да еще с таким диким именем, берет его — вот так, сразу. — Она несколько раз попыталась щелкнуть пальцами, но никакого звука у нее не получилось. — Никогда бы так не смогла.

Джонатан невольно улыбнулся.

— Слушай, дорогая, я завтра утром уезжаю.

— Надолго?

— Почти на все лето.

— Из-за этой девицы?

— Нет! Я собираюсь по горам полазать.

— И вот так случайно ты вдруг решил, после того, как встретил эту особу?

— Она здесь совершенно ни при чем.

— В этом позволю себе усомниться. Ладно. Когда едешь?

— Примерно на рассвете.

— Вот и славно! У нас же вся ночь впереди. Что скажете, мистер? А? А? Так что скажешь? Ты намерен мной заняться перед отъездом? Помни, что для нас, девственниц, это лето будет особенно тоскливым.

— Присмотри, пожалуйста, за домом, пока меня не будет.

— С радостью. Теперь давай поговорим об ответной услуге.

— Допивай и иди домой. Мне надо поспать.

Черри обреченно кивнула.

— О’кей. Эта баба уж точно здорово тебя присушила. Как я ее ненавижу!

— Я тоже, — спокойно сказал Джонатан.

— Говна собачьего!

— Расширяем лексикон?

— Я, пожалуй, лучше домой пойду.

Он проводил ее до дверей и поцеловал в лоб.

— Увидимся, когда вернусь.

— Эй, а что говорят альпинисту? Актеру желают, чтобы он ногу сломал, но для альпиниста это как-то больно зловеще.

— Да просто скажи: «Желаю успеха».

— Желаю успеха.

— Спасибо. Спокойной ночи.

— Чудно. Спасибо большое за «спокойной ночи». Всю ночь буду помнить.