Санта-Барбара. Том 10

ГЛАВА 9

— Тебе здесь нравится? — полуприкрыв глаза, спросил он.

— Да, конечно… — жарко шептала София.

СиСи принимал ее ласки с каким-то величавым спокойствием, словно турецкий султан, который наслаждается нежностью одалиски.

Ни на секунду не отрываясь от его груди, она преданно посмотрела ему в глаза.

— Почему ты такой молчаливый сегодня?

— Я не молчаливый, я просто поражен тобой и всем этим, я никак не могу прийти в себя.

— Это прекрасно… — шепнула она и снова, обвив руками его шею, припала к его губам.

Спустя несколько мгновений, когда они оторвались друг от друга, София запрокинула голову и тихо прошептала:

— Я люблю тебя. Я знаю, что и ты любишь меня.

— Ты угадала. Именно для того, чтобы ты поняла, как я люблю тебя, мы приехали сюда и спрятались от всего мира. Я никого не хочу видеть и слышать. Сейчас у меня есть только ты.

— СиСи, а ведь ты лукавишь!.. Я знаю, что твое чувство нельзя назвать просто любовью. Ты хочешь сделать меня своей рабой… Может быть, мне поухаживать за тобой? Что мне для тебя сделать, скажи?..

Она начала стаскивать с него рубашку. СиСи понял, что не может не принять такую просьбу. А потому по-королевски капризно сказал:

— Я сегодня ужасно устал… Эти туфли невыносимо жмут…

София с готовностью опустилась на пол и, демонстрируя полное удовлетворение от того, что происходило, стала медленно разувать СиСи.

Затем она снова припала к его груди и, спустя несколько мгновений, тонкая шелковая рубашка лежала на полу. За ней последовали ремень и брюки.

В жадном порыве страсти они впились поцелуем в губы друг друга. Испытав горячую трепетную страсть, они опустились на диван, целиком отдавшись друг другу.

— София, родная… Только не теряй рассудок… — спустя несколько мгновений прошептал СиСи.

— У меня мутнеет разум. Я хочу почувствовать все. И поскорее…

— Теперь мы будем вместе всегда. Я никогда не отпущу тебя ни на одну минуту. Больше для меня никто не существует. Только ты…

К счастью, рана Джины оказалась не опасной. Пуля прошла навылет, едва задев кость.

В травматологическом кабинете городской больницы Джине остановили кровь, обработали рану, наложили швы, сделали перевязку и, торжественно вручив костыли, отправили на отдых и восстановление сил домой.

В сопровождении Кейта Тиммонса она проковыляла к его машине и, усевшись на заднее сидение, раздраженно отшвырнула в сторону костыли.

— Черт побери! Только этого еще не хватало!.. — мученически закатив глаза, сказала Джина.

— Поосторожнее там с этими деревяшками! Не испорти мне салон…

— Да какой к черту салон! Ты посмотри, на кого я теперь похожа!..

— Да ничего страшного. Это может случиться со всяким. Я думаю, что ты это переживешь. Ты и не такое переживала.

— Ладно, поехали в мой офис, — предложил окружной прокурор. — Думаю, что сейчас это самое подходящее место. Туда-то уж точно Сантана не доберется.

— А ты думаешь, что ей и оттуда удастся сбежать?

— Сантана сегодня демонстрирует чудесные способности ускользать от преследования. Вполне вероятно и такое, что она выберется и оттуда. Как всякая сумасшедшая, она невероятно изобретательна. А в том, что касается ее самосохранения, она сейчас готова пойти на все. Но, как бы она того не желала, в кабинет окружного прокурора ей не пробраться. Ладно, решено. Едем.

Когда спустя несколько минут его машина остановилась перед зданием Верховного Суда, в котором находилась окружная прокуратура, Тиммонс помог Джине выбраться наружу и достал из салона машины костыли.

— Привыкай, — с улыбкой сказал он. — Тебе еще долго придется ими пользоваться.

— Это не повод для шуток! Меня только что могли убить. И не кто-нибудь, а твоя бывшая любовница, между прочим. Ты тоже должен нести за это ответственность.

— А тебе не кажется, что Сантана гонялась за тобой больше из ревности ко мне? Может быть, она хотела отомстить тебе за то, что ты теперь наслаждаешься моей любовью, а не она…

— Я об этом как-то не подумала, — попалась она на крючок. — Может быть, ты и прав…

В сопровождении Тиммонса она добралась до его кабинета и, наконец, в изнеможении застонав, отставила в сторону костыли и уселась в кресло, стоявшее рядом с рабочим столом Кейта.

— Ну, наконец-то. Как я ненавижу костыли!..

Тиммонс вышел в коридор и несколько минут спустя вернулся в кабинет с двумя пластиковыми стаканчиками, наполненными густым ароматным кофе.

— Держи, — он протянул кофе Джине. — Думаю, что это поможет тебе немного прийти в себя. Кстати, ты знаешь последнюю новость?

— Что? Сантана опять сбежала?

Тиммонс хитро улыбнулся и, выдержав длительную паузу, спокойно занял свое место. Устроившись поудобнее, он закинул ноги на крышку стола и с наслаждением отпил глоток кофе. Если бы Джина была здорова, то Тиммонс за такое явное издевательство очень близко познакомился бы с ее ноготками.

Он явно пользовался ее беспомощностью, чтобы подольше держать ее в неведении. Джина готова была выцарапать ему глаза от обиды.

— Ну что? Что? — наконец, не выдержав, вспылила она.

Тиммонс еще несколько мгновений смаковал густой черный напиток, а затем торжественно объявил:

— Сантана взяла заложника!

— Что?

— Вот именно. Ты не ослышалась. Как только мы с тобой отправились в больницу, она схватила Иден и, угрожая ей пистолетом, потребовала, чтобы СиСи Кэпвелл в обмен на свою дочь предоставил Сантане вертолет и отдал ей Брэндона.

— Так что, — продолжал окружной прокурор, — можешь радоваться. Сантана больше не будет покушаться на тебя. Думаю, что никто не выполнит ее безумные требования.

— Да ты что, Кейт, шутишь? Если СиСи решит обменять Иден на Брэндона, он сделает это в один момент!..

— Существует одна техническая сложность во всем самом деле.

— Какая? — угрюмо буркнула Джина. Тиммонс широко развел руки.

— Дело в том, что СиСи Кэпвелла пока что не удалось найти.

— А Софию?

— И ее тоже. Оба они неожиданно и бесследно исчезли. Думаю, что для тебя, Джина, это не очень хорошее известие. Наверняка, они уединились где-нибудь и занимаются тем, чем ты с удовольствием занималась бы целыми днями.

— То, что их не нашли еще ничего не значит. И вообще, Кейт, это не твое дело. Когда мне понадобится, я сама разберусь с Ченнингом-старшим.

— Ладно, я разрешаю тебе этим заняться. Но думаю, что сейчас ты вряд ли интересуешь нашего самого уважаемого гражданина.

— Ему осталось совсем недолго ждать. Да, кстати, а Сантане сказали о том, что СиСи еще не нашли?

— Не знаю. Может быть, сказали, а может быть, и нет. Все зависит от того, какую тактику изберет лейтенант Редке. Возможно, он посчитает нужным подольше держать ее в неведении. Кстати, это обычный метод поведения в таких ситуациях. Нужно всячески задерживать террориста и отвлекать его внимание разговорами о том, что кого-то или что-то не удалось найти.

— Представляю себе, что подумает Сантана, когда ей сообщат о том, что СиСи Кэпвелла нигде не удается обнаружить!..

— Что?

— Да она же сумасшедшая! Она сразу подумает, что все врут, начнет кричать, что ее обманывают… Закатит очередную истерику… А в результате, ее снова намнут жалеть и уговаривать. На месте полицейских я бы уже давно пристрелила ее, чтобы она никому не портила жизнь.

— Осторожнее, Джина. В моем присутствии тебе лучше так не отзываться о Сантане.

— А что, я, по-твоему, не права? Бог знает, что ей может сейчас прийти в голову. Если она снова посчитает себя обманутой, то ничто не помешает ей расправиться с Иден. А на этой площадке остался еще кто-нибудь?

— Кастильо.

— Я думаю, что Сантана вполне может и Круза пристрелить. С нее взятки гладки…

— Да заткнись ты, Джина. Что ты каркаешь?

Она совершенно естественным образом, как было присуще только Джине, пропустила мимо ушей столь оскорбительное высказывание. Она уже забыла о том, чего ей хотелось всего лишь несколько минут назад, и продемонстрировала основную черту своего характера — безумное, безрассудное любопытство.

— Жалко, что мы уехали… — с сожалением протянула она. — Надо было остаться там. Наверняка, мы многое потеряли, уехав оттуда.

— Если помнишь, Джина, то ты уехала оттуда потому, что собиралась навестить больницу. У тебя были там кое-какие неотложные дела. Еще скажи спасибо, что Сантана отпустила нас. А вот если бы мы действительно остались на этой площадке, то возможно Хейли в данный момент оплакивала бы смерть тетки.

— Да уж, эта больница!.. У меня все еще болит нога. Посмотри, на кого я теперь похожа!

Для пущей убедительности она продемонстрировала туго перевязанную лодыжку.

— Да перестань, Джина!… Врач сказал, что с тобой все будет в порядке.

— Между прочим, Сантана нанесла непоправимый ущерб моему здоровью!.. Я теперь на всю жизнь останусь хромой.

Чтобы не ввязываться с Джиной в перепалку относительно ее физического здоровья, окружной прокурор поспешил закрыть эту тему.

— Кстати, что касается больницы, — ехидно заметил он. — Тебя там с большим удовольствием примут. Возможно, тебе даже повезет, и вы окажетесь в одной палате с Сантаной.

— Да как ты смеешь! После того, что она со мной сделала… Я же ее разорву на части!..

— Не нервничай, дорогая. В том, что произошло очень большая доля твоей вины. Ты сама нарвалась на пулю.

— Мне непонятно, почему ты все время защищаешь эту сумасшедшую террористку? Между прочим, пистолет ей купила не я, и из больницы ее выпустила не я, и позволила ей разгуливать с этим пистолетом по улицам тоже не я.

— Зато ты раскрыла рот в самый неподходящий момент. Очевидно, старые привычки не умирают. Наверное, даже стоя в аду перед кипящим котлом, ты бы стала пререкаться с подручными Сатаны по поводу слишком низкой температуры воды.

— Нет! Вы только посмотрите!.. Как вам это понравится? Какая-то рехнувшаяся наркоманка бегает по Санта-Барбаре с заряженным пистолетом, но никого это не волнует! А главное должностное лицо, которое несет ответственность за происходящее, озабочен лишь тем, чтобы обидеть несчастную калеку. Ты пользуешься тем, что я сейчас беспомощна и издеваешься надо мной! Кейт, я возьму это на заметку.

— Джина, ты напрасно прибедняешься. Ты не из тех женщин, которые когда-либо могут оказаться беспомощными. Даже на костылях ты представляешь опасность для общества. Тебя, наверно, и из пушки не убьешь…

— О, Боже мой, Кейт, ты что, привез меня сюда, чтобы оскорблять?

Тиммонс, словно переняв у Джины ее манеру разговаривать, проигнорировал это возмущенное заявление и, обвиняюще ткнув в Джину пальцем, сказал:

— Знаешь, кто ты? Ты — акула. Акула теряет зубы, но на месте выпавших тут же вырастают новые.

Сантана по-прежнему держала пистолет, направленным на Мейсона. Рука ее заметно дрожала и ствол ходил ходуном. Но она все равно не решалась отдать оружие Мейсону.

— Пистолет заряжен, — предостерегла она. — Лучше не подходи…

— Мне это знакомо, Сантана. Со мной было то же самое. Все стало безразлично. Мне было так больно, что хотелось умереть. Хотелось сделать что-то страшное, чтобы кто-то навсегда избавил тебя от этого горя… Так было со мной, когда я потерял Мэри. Я думал, что жизнь завершилась. Я думал, что никто и никогда не сможет помочь мне. Тогда я еще не знал, какие чувства мне придется испытать. Но единственное, чего я желал — раз и навсегда избавиться от боли. Ты ведь тоже сейчас хочешь избавиться от боли?

— Не сравнивай меня с собой! Откуда ты можешь знать, что я чувствую?

— Мейсон, не зли ее! — торопливо воскликнула Иден. — Ты же видишь в каком она сейчас состоянии.

Но Мейсон не обратил никакого внимания на последние слова Сантаны. С мягкостью и состраданием глядя ей в глаза, он произнес:

— Постарайся успокоиться, Сантана. Я сталкивался с такими случаями в своей жизни. Мне знакомо все, что ты сейчас испытываешь.

— Жить становится легче, Сантана, если сам кому-нибудь поможешь. Позволь мне помочь тебе.

— Нет… Никто не поможет мне. Никто не может понять меня и никто не знает, что я чувствую.

— Возможно. Ты, конечно, в первую очередь должна помочь себе сама. Но если есть кто-то рядом, то это гораздо легче сделать.

— Как ты не понимаешь, Мейсон? Ведь мы всегда одиноки. Мы рождаемся одинокими и умираем одинокими… А все остальное время просто обманываем себя.

— Ты боишься себя. Ты боишься того, что заглянешь себе в душу, потому что этого ты себе не простишь. Семь лет назад, когда ты отказалась от Брэндона, ты возненавидела себя. Разве не так?

— Замолчи…

— Ты не могла себе этого простить. И если ты это сделаешь сейчас, то все уладится, все будет хорошо.

— Но как? — дрожащим голосом спросила она. — Как я смогу после этого называть себя матерью?

— Обстоятельства часто бывают сильнее нас, Сантана. Но надо продолжать жить. Пойдем, Сантана, — он протянул ей руку. — Брось эту борьбу. Дай мне пистолет.

— Ну же, — мягко сказал Мейсон. — Не сомневайся. Так будет лучше.

Сантана вдруг резко вскинула револьвер, будто повинуясь какому-то безотчетному приступу ярости. Но, встретившись с кротким и сердечным взглядом Мейсона, она задрожала всем телом и отдала ему пистолет. Затем обливаясь слезами, она бросилась в его объятия.

— Все будет хорошо. Все будет нормально, — успокаивающе говорил он, поглаживая ее по волосам. — Пойдем, Сантана. Ты готова?

Мейсон обнял ее за плечи и повел к скоплению полицейских машин. Проходя мимо Круза, он протянул ему револьвер.

— Возьми, Сантане это больше не понадобится.

Встретившись глазами с потрясенным взглядом Иден, Круз не выдержал и опустил голову.

Круз остановил машину у пляжа и, несколько мгновений поколебавшись, все-таки вышел из кабины и направился к бару. Туда, где несколько часов назад была арестована Сантана.

Над городом уже спустился вечер. Начинало темнеть. Тонкие перышки облаков растворились в посеревшем небе. Поднявшийся ветерок приятно холодил кожу, резко контрастируя со стоявшей целый день невыносимой жарой.

— Ты здесь? Зачем ты вернулся?

— А ты?

Иден вместо ответа опустила голову. Круз тяжело вздохнул и, покинув свое место у стойки, прошелся по дощатому настилу.

— Мне захотелось вернуться сюда, — сказал он. — Потому что я не понимаю, что произошло. Может быть, побыв здесь еще немного, я смогу понять те чувства, которые испытывала Сантана. Может быть, я смогу осознать, что происходит с ней и со мной…

— Нам еще повезло, что никто серьезно не пострадал, — сказала она.

— Никто серьезно не пострадал?..

— Только Джина! Но с ней все в порядке!.. Мне сказали, что рана неопасна, и кость оказалась целой.

— А Сантана? — глухо сказал он. — Неужели ты не видела, как она прямо на наших глазах истекала кровью? Этого я не забуду до конца своих дней…

— Я понимаю.

— Ты знаешь, — наконец, нерешительно сказал он, — когда я только начинал служить в полиции, нас долго учили, что делать на месте происшествия. Казалось, что знаний было достаточно, но, когда я получил первый вызов на место столкновения пяти машин, я начисто забыл о бумажках. Там было не до теории. Это было настоящее месиво… И, самое ужасное — там были люди… Стоны раненых я слышу до сих пор. Иногда я просыпаюсь по ночам от этих звуков…

— Так вот, — продолжил он, — и Сантану я воспринимаю сейчас точно так же. Это ужасно. У меня такое ощущение, что я безучастно взирал на то, как она гибнет… Я виноват…

— Я понимаю, — сдавленным голосом сказала она. — Я все понимаю.

Круз потрясенно мотнул головой и, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, произнес:

— Она хотела, чтобы все закончилось. Она хотела погибнуть… Она устроила все это только для того, чтобы ее убили… Как я мог спокойно смотреть на все это?

— А где сейчас Сантана?

— В полицейском участке. Она арестована. Я пытался увидеться с ней, хотел поговорить, но она не хочет… Она уже ничего не хочет…

— Я тоже очень хочу помочь.

— Мы оба хотим помочь…

— Слава богу, что хоть с тобой все хорошо. Я очень боялся.

— Пойду-ка я узнаю, что там происходит. Здесь не слишком-то интересно сидеть в неведении.

Он вышел из кабинета, оставив Джину в одиночестве. Как только Тиммонс исчез за дверью, она, забыв о раненой ноге, тут же вскочила с кресла и, опираясь руками на подлокотник, пробралась к столу.

— Что это ты там делаешь, Джина? — саркастически воскликнул он.

Она сделала вид, что не имеет никакого отношения к собственным рукам. С непринужденной улыбкой она спросила:

— Ну, что — Сантану уже задержали?

— Ты не поверишь — на площадке неожиданно появился Мейсон Кэпвелл и уговорил ее отдать ему оружие. Она сейчас в полицейском участке.

— А если она сбежит и оттуда? Когда ее перевезут в тюрьму?

— Какая ты нетерпеливая, Джина! Задержание — процесс довольно долгий и кропотливый, требующий тщательного оформления. Нужно внести в протокол разнообразные подробности. Ты можешь не волноваться — ее больше не выпустят. Тебе сейчас самое время отправляться за шампанским — праздновать победу.

— Сначала я хочу убедиться в том, что все идет так, как надо, по плану. Я же не усну до тех пор, пока не узнаю, что ее посадили в тюрьму, а не отпустили в последний момент.

— Твоя заинтересованность в деле Сантаны меня просто потрясает!

— Много ты в этом понимаешь, Кейт! Это ведь ты ее довел!

Тиммонс с такой злобой замахнулся на нее кулаком, что Джина испуганно отшатнулась.

— Ты что, Кейт, с ума сошел? Он смерил ее злобным взглядом.

— Что за базарные у тебя привычки? Зачем ты кричишь об этом на всю Санта-Барбару?

Вспомнив о том, что он не закрыл за собой дверь, окружной прокурор быстро исправил ошибку. Перед этим, однако, он осторожно выглянул в коридор, чтобы убедиться в том, что слова Джины никто не услышал.

— Надо же было тебе напомнить, отчего она пошла вразнос.

— Это было неизбежно. Сантана была обречена на этот срыв.

— А ты ее подтолкнул!

— Джина, — с плохо скрытым раздражением сказал он, — если уж на то пошло, то наркотики ей подсовывала ты, а не я. Ее не надо было толкать. Достаточно было легкого дуновения ветерка.

— Какой же ты трус, Кейт! Сначала наделал дел, наобещал Сантане золотые горы, а потом, когда судьба повернулась к тебе задницей, бросил ее и теперь все хочешь свалить на меня!

— Что — я трус?

— Вот-вот! Именно — трус! Но, кажется, ты смог выйти сухим из воды.

— И что же мне теперь делать? Что? Расскажи! Что — я должен теперь извиняться перед всеми за то, что не раскрыл рот? Ты же сама напросилась на пулю. Если бы не твоя болтливая натура, все могло бы обойтись. Тебя никто за язык не тянул!

— Если бы в этом мире существовала справедливость, то на костылях была бы не я, а ты!

— Если бы в этом мире действительно существовала справедливость, то Сантаны в полицейском участке сейчас бы не было. Я думаю, что она сидела бы у себя дома и занималась Брэндоном.

— Не надо, Кейт, — саркастически протянула она. Тиммонс сделал серьезное лицо.

— Я говорю правду. Я этого не хотел.

— Может быть, ты еще скажешь, что любил ее? — едко выпалила она.

— Да, я любил ее.

— И что, — уныло протянула она, — гораздо сильнее, чем меня? Да, теперь мне все ясно — ты и гроша ломаного не стоишь.

Тиммонс мгновенно понял, что сморозил глупость, и решил исправить ошибку, резко сменив тактику.

— А что ты делаешь сегодня вечером? — слащаво улыбаясь, спросил он.

— Ничего, — с достоинством заявила она. — Я еще не думала над своими планами на вечер. Все будет зависеть от того, посадят Сантану в тюрьму или нет. Если посадят — тогда я буду отмечать это событие шампанским, а если нет, то буду трястись у себя в постели, ежеминутно ожидая се нового появления.

— Я предлагаю тебе хороший выход из положения.

— Какой же?

— Я предлагаю тебе заехать на часок ко мне.

— Разве ты не видишь, что я сейчас на костылях?

— Но ведь они нужны тебе только в вертикальном положении, не правда ли?

— Кейт, неужели ты всерьез рассчитываешь на то, что я одарю тебя своими ласками после того, что ты мне здесь наговорил?

— Пожалуйста…

При этом окружной прокурор так комично вытянул рот в улыбке, что Джина сдалась.

— Кейт, ты просто неподражаем!

Фигура Мейсона Кэпвелла в ослепительно белом костюме, величаво вышагивавшего по коридорам полицейского участка, вызывала недоуменные взгляды и смешки окружающих. Сходство с Иисусом Христом придавала ему и короткая темная бородка.

В холле он встретился с Розой. Мать Сантаны скромно сидела на стуле в углу. Увидев Мейсона, она вскочила и с надеждой посмотрела на него.

— Тебя скоро пустят к Сантане, Роза. Мне пообещали, что она все-таки сможет повидаться с родными.

— Это ты устроил?

— Это было просто.

— Спасибо. Тебе сегодня удалось сделать удивительно много. Ты смог заставить ее выслушать тебя, а это давно никто не мог сделать.

— Это была не моя заслуга. Она сама хотела выслушать меня. Трудно объяснить…

— Ничего не надо объяснять, Мейсон. Я очень благодарна тебе. Ты сделал доброе дело. Спасибо тебе… большое…

— Какая трогательная сцена!.. — с легкой насмешкой воскликнула она.

— Здравствуй, Джина.

— Ты прямо герой дня, настоящая знаменитость. О тебе завтра будут писать все газеты, будет трубить радио и телевидение. Готовься к тому, что тебя станут осаждать репортеры.

— Ну, это не самое страшное. Было бы гораздо хуже, если бы мне не удалось сегодня помочь Сантане.

— Бьюсь об заклад, полиция теперь всегда будет приглашать тебя, если кто-нибудь вздумает выпрыгнуть из окна. Ты один сможешь заменить целую бригаду спасателей.

Мейсон смотрел на нее с легким сожалением, как истинный пастырь смотрит на заблудшую овцу.

— Сомневаюсь в том, что им это понадобится, — с добродушной улыбкой ответил он. — Думаю, что они и без меня смогут справиться.

— Ну ладно, Мейсон. Ты все равно молодец. Я думаю, что тебе в самый раз подняться, ты же всегда стремился к власти.

— Теперь я больше не интересуюсь политикой. Все мирские заботы остались для меня позади.

— А что, если для разнообразия? Представляешь, как бы это понравилось всему городу?..

— Я понимаю, что ты хочешь сказать, Джина. Демонстрируя свое нежелание продолжать этот разговор, Мейсон отвернулся. Его откровенный поступок ничуть не смутил Джину.

— Мейсон, а что с тобой случилось?

— А что ты имеешь в виду?

— Белый костюм, как мне кажется, и такая борода — это перебор!.. Люди могут подумать, что ты готовишься попасть на небеса.

— Белый цвет я выбрал сознательно, — с достоинством ответил он. — Однако, к небесам это не имеет никакого отношения. Он просто соответствует нынешнему состоянию моей души и моего ума.

— Твои шутки иногда нелегко понять, Мейсон. Он спокойно покачал головой.

— Нет, Джина. Я не шучу. Она широко улыбнулась.

— Какой же ты смешной, Мейсон!.. Мы знакомы с тобой уже много лет, а ты все еще продолжаешь удивлять меня. Это свойство характера всегда привлекало меня к мужчинам. Нужно обладать немалым талантом, чтобы уметь изменяться даже в таком возрасте.

— Ладно, не буду портить тебе настроение. Когда ты вернешь себе свою грешную душу, звони…

Джина одарила Мейсона, наверное, самым обольстительным взглядом, на который только была способна. Увидев такое, окружной прокурор, наверняка, испытал бы крайнюю степень сексуального возбуждения. Однако, Мейсона это тронуло так же, как, наверное, взгляд каменного сфинкса.

Ничуть не смутившись, он выдержал игриво-соблазнительный взгляд Джины и вместо ответа на ее недвусмысленный призыв она прочитала в его глазах обезоруживающую правду.

Сейчас Джина совершенно не интересовала Мейсона, равно как и любая другая женщина — в плотском смысле этого слова. Он выглядел каким-то отрешенным от земных радостей. Он выглядел человеком, ставшим выше своих страстей и влечений. А белый костюм и бородка Иисуса Христа только подтверждали это.

Джина была достаточно умна, чтобы понять, в каком состоянии сейчас находится Мейсон. Но она самонадеянно полагалась на свою красоту и сексуальную привлекательность.

Возможно она продолжила бы еще свои настойчивые попытки увести Мейсона в сторону от пути истинного, однако, ей помешало появление Ника Хартли.

Он вошел в холл и, увидев в нескольких метрах от себя Мейсона и Джину, решительно направился к ним.

— Мейсон, ты здесь? — с некоторым удивлением спросил он. — А где Сантана?

— Да. Но если ты хочешь с ней поговорить — напиши официальное заявление. К ней пускают только членов семьи.

— Вот как? Ну хорошо, придется написать бумагу, — затем он снова обратился к Мейсону. — Ты был храбр как лев. Мы все тебе очень обязаны.

— Храбрость, Ник, это когда побеждаешь страх, а я страха не испытывал. А волнение, вызываемое страхом, пропорционально не опасности, а нашему предчувствию беды, которой мы опасаемся, будь она реальна или воображаема. Я не испытывал никакого страха, хотя не могу сказать, что это чувство мне незнакомо. Но в своей жизни я пережил период, когда страх не приходил ко мне и это было значительно хуже, чем если бы страх меня душил.

— Да, я знаю, что источник страха в нашем сердце, а не в том, что его устрашает.

— А кто боится страдания, тот уже страдает от боязни. Ты заметил, что Сантана страдала оттого, что боялась страдания? Кстати, — с улыбкой заметил Мейсон. — Я пытался это объяснить Джине. Но пока она не может этого понять, так же как и многого остального.

— Ну ничего, надеюсь, что она скоро все поймет. До свидания.

С этими словами он величаво удалился. Джина проводила его изумленным взглядом и насмешливо бросила:

— Слушай, Ник… Что это с Мейсоном случилось? Он выглядит так, как будто переквалифицировался в бродячего проповедника. А может быть, он просто рехнулся или у него солнечный удар?

— Ты все еще здесь, киска?

— А где же мне еще быть?

— Ну, не знаю… Например, в пенистой ванне или у парикмахера…

Он довольно развязно подошел к ней и без особых церемоний обхватил за талию. Джина тут же хихикнула.

— Это я должна сделать для тебя? Наверное, ты хочешь, чтобы сегодня вечером я была как-то по-особенному нарядна?

— Вот именно! Джина, твоя проницательность заслуживает особой похвалы. Я даже могу сказать тебе какие запахи мне нравятся.

Он притянул Джину к себе и, прижавшись лицом к ее шее, шумно втянул воздух.

— Я люблю восточные запахи. Знаешь, такие… С привкусом пряностей…

Демонстрируя нахлынувшую на него страсть, Тиммонс принялся покрывать поцелуями шею Джины.

Джина с удовольствием принимала его ласки, которые были бы гораздо более уместны в каком-нибудь другом месте, но не в полицейском участке.

Того же мнения придерживался Круз Кастильо, который, выйдя из своего кабинета, без особого энтузиазма наблюдал за нежно воркующей парой голубков — Джиной и Кейтом.

— Глазам своим не верю!.. — нарушил он любовную идиллию.

— Нет-нет, — Круз успокаивающе поднял руку. — Я не собираюсь вам мешать. Если бы вы знали, какая вы прекрасная пара! Просто настоящие юные влюбленные… Моя душа радуется, когда я смотрю на вас.

На его саркастическое замечание окружной прокурор ответил холодной вежливостью, которая сама по себе есть признак оскорбления:

— Что это значит, инспектор Кастильо?

— Я думаю, что ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю! Для этого не требуется быть особым прозорливцем. Мы оба слышали, что сказала Сантана. Часть этого — правда.

Окружной прокурор зло рассмеялся и заговорил с Крузом, словно с несмышленым ребенком:

— Не смеши меня, Кастильо! Ты сейчас выглядишь просто нелепо…

— Что ты мне еще скажешь? — вызывающе спросил он.

— Меня радует твоя избирательность. То ты всем говоришь, что твоя жена спятила, что у нее галлюцинации, что она не в себе, что у нее тяжелый нервный срыв… Но стоит ей сказать то, что тебе нужно, тут же оказывается, что шарики у нее на месте.

— Значит, вы отрицаете, что посадили ее на колеса? — дрожащим от возбуждения голосом спросил он.

— Конечно, отрицаем. А что ты еще ожидал от нас услышать?

— Ну хорошо, — угрожающе произнес он. — Но вы, любимые, поскорее согласуйте свои версии, а я проведу расследование. И если я обнаружу в словах Сантаны хоть каплю правды, вам очень не поздоровится. Не сомневайтесь…

С этими словами он резко развернулся и вышел из холла. Джина проводила его испуганным взглядом. А окружной прокурор издевательски протянул:

— Давай, Кастильо, ройся… Может быть тебе за усердие разрешат посещать жену в тюрьме больше двух раз в год. Она как раз сейчас очень нуждается в этом. Ты окажешь ей неоценимую услугу, тем, что в очередной раз провалишь дело…