Предисловие

Все цвета казались серыми.

Понурые деревянные дома, ободранные крыши, занавешенные тряпьем или заткнутые закопченными подушками окна, гнилые заборы, бесплодные пустыри, убого, в темное, одетые люди.

Возле домов — ни цветов, ни деревьев.

Ни скота, ни птицы, ни собак…

Грустная, неприкрытая, задрипанная бедность…

И поезд был, как нарочно, подстать пейзажу — расхлябанные, замусоренные и холодные вагоны. Он все еще назывался «Транссибирский экспресс», но никуда не поспешал. Поначалу скорость порождала язвительность, но шутки надоели.

Паровозы сменялись, иногда сразу два тянуло состав, многим стала нравиться неторопливая езда — хоть Сибирь посмотрим!

Смотрите, смотрите, насмешничали проводницы.

Бревенчатые вокзалы, деревянные тротуары, неразборчивые фанерные лозунги. Громадные паровозные кладбища, множество старых паровозов на запасных путях, с заколоченными будками машиниста. Местные яблоки — рубль банка, чуть больше вишен. На проваливающихся дощатых перронах продавали вареную картошку с грибами. Прижав к себе замотанную мешковиной дымящуюся кастрюлю, бабы накладывали эту вкусноту в подставляемые тарелки, банки и кружки. Или так просто — на клок газеты или носовой платок. Можно обойтись и без денег — женщины охотно брали пустые бутылки, одна посудина заменяла десять копеек.

Такой обмен был на руку пассажирам.

В каждом купе скопилось громадное количество склянок из-под водки, вина и пива. По просьбе проводниц посуду не выбрасывали, хранили под нижними полками. Они рассчитывали сдать бутылки в Хабаровске, все-таки немалые деньги.

На остановках под окнами вагона-ресторана робко толпились алчущие аборигены, просили продать спиртное. Обычно им отказывали — нет ничего, свои попили! Но иногда в дверях появлялся официант с ящиком вина, его мгновенно расхватывали, сдачу не считали. Отойдя на несколько шагов, мужчины разливали вино по заранее приготовленным стаканам и выпивали. Некоторые пили прямо из горлышка.

— Ну и тундра! — дивились пассажиры. — Даже водки нет!

После Урала купить ее стало невозможно.

Ни на станциях, ни в вагоне-ресторане. Временами удавалось натащить в вагон вина, неестественного, почти черного цвета, удивительно невкусного…

А вокруг была тайга.

Осенняя, в лохмотьях неяркой зелени, она тянулась бесконечно, днями и ночами.

Слякотная тощища.

Вечно хмурое, нездоровое небо, только над Байкалом светило солнце, и все обрадовались нарядному, светлому озеру у самой насыпи.

С нетерпением ждали станции со смешным названием Ерофей Павлович, почему-то были уверены, уж там-то водка будет.

В симпатичном, прошлого века, станционном буфете, куда кинулся весь поезд, их встретили полугрубо-насмешливо.

— У нас такого не бывает! Водка! Вот вам могу предложить! — и буфетчица показала удрученным путешественникам кукиш.

— Какая водка, ребята! — воскликнул отирающийся у стойки гладко выбритый мужчина в чистом ватнике и меховой шапке. — У нас только коньяк достать можно… С резьбой! — он вынул из кармана флакон одеколона с завинчивающейся пластмассовой крышечкой.

— Точно, блядь, туземцы! — разочарованно злились пассажиры. — Хоть бы самогон гнали, что ли…

Эти озабоченные выпивкой люди ехали до Хабаровска — почти девять суток от большого города на Украине.

Знали друг друга давно — лет семь-восемь назад учились в одном институте. Каждый второй в поезде был горным инженером.

И новоиспеченным лейтенантом…

Загрузка...