Саи не раз говорил, что его жизнь будет разделена на несколько периодов. Первые шестнадцать лет будут отмечены божественными играми, следующие шестнадцать — чудесами, а остальные — поучениями и наставлениями.
Саи хотел, чтобы все приезжающие к нему получали пищу, а с этим порою бывали проблемы: пожертвований не хватало для того, чтобы накормить всех паломников. Когда те, кто готовил пищу, приходили к Саи и тихо, чтобы никто не слышал, сообщали ему об этом, он просил принести пару кокосовых орехов, разбивал их, ударяя один о другой, и затем опрыскивал кокосовым соком кастрюли с продуктами.
— Продолжайте подавать еду всем, кто уже прибыл, — говорил он, — и тем, кто придет позже! И не беспокойтесь, я накормлю всех!
Еды и в самом деле хватало.
Сешама Раджу никак не мог постигнуть тайну воплощения, но, любя своего брата и наблюдая за его растущей популярностью, он боялся, что слава испортит «простого сельского парня», попавшего раньше времени во взрослый мир. Одни поклонялись Саи, другие проклинали его. Сешама решил написать брату письмо, в котором попытался предостеречь его от опасностей и передать толику своей мудрости. К сожалению, оно не сохранилось, но до нас дошел ответ Бабы. Отвечая тому человеку, в семье которого он вырос, Саи обращался и ко всем любящим его.
Всем, кто мне предан!
Дорогой мой! Я получил известие, написанное и посланное тобой. Я уловил в нем волнующийся поток твоей преданности и искренней любви вместе со скрытой тревогой и сомнениями. Позволь мне сказать тебе, что невозможно проникнуть в сердце и раскрыть природу мудреца, йога, аскета или святого. А люди наделены разными качествами и умственными представлениями, так что всякий судит по себе, говорит и доказывает, исходя из собственных предубеждений. Но нам следует держаться своего пути, своей мудрости, своего решения, не поддаваясь общепринятым мнениям. Как гласит пословица: только плодоносному дереву достается град камней от прохожих. Дурные всегда клевещут на добрых, у добрых же это вызывает лишь усмешку. Таковы нравы этого мира. Было бы удивительно, если бы подобного не происходило.
Людей скорее следует жалеть, а не осуждать. Они не знают. У них нет терпения рассудить как следует. Они преисполнены страстей, гнева и самомнения, что мешает им ясно видеть и понимать. Вот они и пишут всякую всячину. Если бы только они знали, они не стали бы говорить и писать такое. Да и нам не следует придавать особого значения подобным замечаниям и принимать их близко к сердцу, как, по-видимому, это делаешь ты. Истина непременно когда-нибудь восторжествует. Неистинное никогда не одержит победу. Может казаться, что неистинное одолевает истину, но эта кажущаяся победа останется в прошлом, и истина будет восстановлена.
Великим не пристало гордиться, когда их почитают, и унывать, когда над ними насмехаются. Практически ни в одном священном тексте нет правил, которые регулировали бы жизнь великих людей, предписывая навыки и устои, каковым им надлежало бы следовать. Им самим известен их путь, их мудрость свято направляет и вершит их действия. Уверенность в себе, благотворная деятельность — вот их отличительные знаки. Они могут быть заняты и обеспечением благосостояния своих последователей, и предоставлением им плодов их действий. Зачем же тебе испытывать смятение и беспокойство, если Я стойко придерживаюсь того и другого? В конце концов, восхваление или порицание людей не касаются Атмы — Реальности, они могут коснуться лишь физической оболочки.
У Меня есть Своя «задача»: заботиться обо всем человечестве и обеспечить всем жизнь, полную ананды — блаженства. У Меня есть Свой «обет» — привести всех сбившихся с пути к добру и спасти их. Я привязан к «делу», которое люблю, — избавлять бедных от страданий и давать им то, чего им недостает. У меня есть «причины для гордости», так как Я спасаю всех, кто Меня почитает и поклоняется Мне. У Меня есть свое определение преданности. Преданные Мне должны встречать радость и горе, обретение и утрату с равной твердостью. А это значит, что Я никогда не оставлю тех, кто предался Мне. Если Я занят столь полезным делом, как могу Я запятнать Свое имя, как ты этого опасаешься? Я посоветовал бы тебе не внимать столь абсурдным толкам. Махатмы — великие души — не обретают величия оттого, что кто-то их называет так, и не умаляются, когда их зовут мелкими. И только тех низких людей, что услаждают себя опием и гашишем, объявляют себя непревзойденными йогами, цитируют священные тексты, чтобы оправдать свое сластолюбие и гордыню, или сухих ученых-«знатоков», восторгающихся своей казуистикой и искусными аргументами, будет волновать восхваление или порицание.
Ты наверняка читал жизнеописания святых и божественных личностей. В тех книгах ты должен был прочесть и то, что против них выдвигались гораздо более суровые и нелепые обвинения. Такова доля махатм везде и всюду и во всякие времена. Зачем же тебе тогда принимать все это так близко к сердцу? Разве не доводилось тебе слышать о собаках, что лают на звезды? Надолго ли их хватит? Истина скоро одержит верх.
Я не оставлю Своей миссии и не переменю Своего решения. Я знаю, что исполню их. Я встречу честь и бесчестие, славу и хулу, которые могут стать следствием этого, с равным спокойствием. Внутри Себя Я бездействую. Я действую лишь во внешнем мире и ради этого мира — беседую, еду куда-то, — и ради того, чтобы возвестить людям о Своем пришествии. Помимо этого, у Меня нет никаких забот.
Я не принадлежу ни к какому месту, не привязан ни к какому имени. У Меня нет понятий «мое» или «твое». Я отвечаю на любое имя, каким бы ко мне ни обращались; я иду туда, куда Меня зовут. Это Мой самый первый обет. Я еще никому до сих пор этого не открывал. Для Меня этот мир есть нечто стороннее, далекое. Я действую и вращаюсь в нем только ради человечества. Никто не может постичь Моей славы — кто бы он ни был, каким бы ни оказался метод его исследования, как бы ни были длительны его попытки.
Ты сам сможешь стать свидетелем этой славы в последующие годы. Преданным последователям надлежит обладать терпением и выдержкой.
Меня не интересует и не заботит то, чтобы эти факты стали известны, и для Меня нет необходимости писать эти слова. Я пишу их потому, что чувствую, тебе будет больно, если Я не отвечу.
Итак, твой Баба
Однажды, когда Баба совершал один из визитов в Бангалор, сидящий напротив дома, где принимали Саи, сапожник долго смотрел на вереницы роскошных машин и людей с цветами и фруктами, которые проходили и проезжали мимо него. Все были счастливы и радостно рассуждали о Вишну, Кришне и Бабе. Сапожник долго стеснялся, но наконец решился и вошел в дом. Баба сидел на высоком стуле и говорил о чем-то духовном. Сапожник заслушался и даже не обратил внимания на то, что Баба пристально смотрит на него. Святой поднялся со стула и пошел к дверям, в которых стоял сапожник. Тот принес Бабе маленькую, уже почти увядшую гирлянду цветов и до того растерялся, что даже не успел протянуть ее Саи, и тот взял ее сам. При этом он спросил на тамильском:
— Чего ты хочешь, зачем пришел сюда?
Сапожник сказал, что хотел просто посмотреть на аватару. Но когда увидел Саи и услышал его слова, то захотел, чтобы тот побывал у него в доме. Естественно, это было только желание, и вряд ли сапожник даже мечтал об этом. Но на вопрос Саи он ответил прямо и искренне:
— Я хочу, чтобы вы посетили мой маленький дом и приняли от меня подарок, который будет лучше, чем эта скромная гирлянда…
Саи похлопал его по плечу:
— Хорошо, я приду. Твое желание будет исполнено.
После чего развернулся и поднялся на свой «трон».
Сапожник, собиравшийся объяснить Бабе, где он живет, еще долго стоял у дверей, но на него уже никто не обращал внимания. Вскоре он понял, что ему необходимо вернуться к своему лотку, чтобы принимать клиентов, зарабатывая деньги на жизнь своей семьи.
Он вышел счастливым. И стал рассказывать всем, что Баба обещал его посетить. Ему никто не верил, люди лишь смеялись над ним:
— Кто ты, а кто Баба! Разве живой Бог пойдет в гости к нищему сапожнику?!
В этот день сапожник просидел на своем месте гораздо дольше обычного, ожидая, что сейчас выйдет сам Баба или хотя бы его люди, чтобы узнать адрес, по которому им следует нанести визит. Увы, из здания напротив выходило множество людей, но никто так и не подошел к сапожнику. Вышел из дома и сам Баба, сел в машину и уехал. Опечаленный сапожник отправился домой.
Ему не хотелось в это верить, но, похоже, Баба просто обманул его! Тем не менее радость от встречи с аватарой была настолько велика, что он рассказал о своем мимолетном разговоре соседям. Многие восхищались и его смелостью, и великодушием Бабы, но больше было тех, кто просто насмехался над бедняком и крутил пальцем у виска:
— И ты поверил?! Бедные люди никому не нужны!
Шли дни. Баба больше не бывал в доме напротив лотка сапожника. И как тому ни было горько, он заставил себя забыть и о своих мечтах, и об обещании аватары.
Но как-то к ящику сапожника подкатил автомобиль. Тот в панике вскочил: обладатели автомобилей не отдавали ему обувь в починку. Скорее всего, это был кто-то из мэрии, решивший лишить его насиженного и выгодного места, или из полиции — с дурными вестями!
Но из машины вышел Баба и, улыбаясь, сказал:
— Ты думал, что я забыл о тебе… Но главное, что ты не забыл обо мне… Садись в машину…
Вышедший человек открыл багажник, и ошарашенный сапожник положил в него свои инструменты. Так же молча он сел в машину, и она тронулась с места. Только сапожник хотел сказать, что им необходимо повернуть, как Саи Баба велел водителю:
— Здесь налево…
Сапожник изумился: «Откуда Баба знает, где он живет?!» Но святой продолжал уверенно говорить водителю, куда вести машину, а потом и вовсе сказал:
— Останови здесь. Дальше не проехать, мы пойдем пешком…
Затем Баба вышел из машины и, как будто бывал здесь уже сто раз, быстро зашагал по узким кривым улочкам к дому сапожника.
Сапожник хотел бежать в магазин, чтобы купить хоть какое-то угощение для дорогого гостя, но Баба остановил его:
— Не стоит беспокоиться! У тебя дома уже есть угощение для нас!
Когда же они вошли в хижину сапожника, то Баба материализовал множество фруктов и сладостей, заполнивших пустой стол. Сам же отломил себе лишь небольшой кусочек банана и сел в углу.
Хижина сапожника на многие годы превратилась в место паломничества.
Но не все было так радостно, и далеко не все люди признавали в Бабе аватару. Наряду со многими, поклоняющимися ему, находились и те, кто желал его убить…
Стоит, наверное, рассказать о нескольких покушениях на жизнь Бабы. Они случаются и до сих пор, но первое произошло, когда Баба был еще очень молод и жил в доме Карнамов. В праздничный день вместе с двумя своими последователями он посетил несколько домов в Путтапарти. Везде его угощали, люди были рады его визиту. Но одна из соседок, завидуя популярности Бабы и считая, что он жулик, решила его отравить. Как только они вошли в этот дом, Баба сказал своим спутникам:
— Принимайте поздравления, но не принимайте пищи!
Хотя те и кивнули, Баба еще раз повторил свое предупреждение. Сам же он ел все, что предлагали, и много шутил. Когда все вернулись в дом Карнамов, он объяснил, что пища была отравлена.
Его близкие ужаснулись, но Саи лишь от души посмеялся над этой попыткой причинить ему вред. Через некоторое время он извергнул из себя все съеденное. Некоторые люди, не поверив в такое коварство соседки, тайно взяли остатки той пищи и дали их собакам. Животные немедленно умерли в страшных мучениях.
Баба же осуждающе покачал головой:
— В чем провинились бедные собаки?
В другой раз несколько местных хулиганов решили проучить Бабу, «чтобы тот не слишком задавался», и подстерегли его на реке, когда с несколькими преданными он совершал бхаджаны.
— Не беспокойтесь, — сказал Баба преданным, — это всего лишь местные ребята…
Те не могли понять, что он имеет в виду, но вскоре увидели, что к ним направляются агрессивно настроенные молодые люди, вооруженные камнями и дубинами. Баба встал и, испустив из своей ладони луч света, ослепил нападавших. После чего сказал паломникам, показывая на лежащих на песке злодеев:
— Пусть они остаются здесь, а мы с вами, по жалуй, вернемся в деревню… Не беспокойтесь, через несколько часов они смогут видеть…
Несколько людей из этой компании позже стали почитателями Бабы.
К угрозе смерти Баба всегда относился иронично. Как-то во время вечерней прогулки на берегу реки его ужалила змея. Все были очень испуганы, так как укус кобры в этих местах смертелен. Баба же лишь улыбался и отвергал помощь, которую ему предлагали:
— Послушайте, зачем мне ваша помощь, если я могу помочь себе сам?
Он тут же материализовал амулет и, приложив его к месту укуса, сообщил всем, что абсолютно здоров. После чего отправился в деревню и приступил вместе с остальными верными к ужину. Многие уговаривали его не есть, так как пища могла усилить воздействие яда. Но Баба лишь посмеивался и уточнял с иронией:
— Неужели, правда?!
И съел в этот день гораздо больше, чем обычно, подтрунивая над беспокоившимися. Потом люди стали просить Бабу не спать ночью, но он, посмеиваясь, ушел к себе и на следующий день проснулся позже, чем обычно. Когда же решил утром умыться, его просили избегать холодной воды. Он нырнул в пруд и долго плавал, комментируя стоящим на берегу:
— Где же здесь холодный ключ, никак не могу отыскать…
Так Баба развеивал недоверие к своей божественной природе.
Саи Баба было тяжело жить в окружении стольких людей. Он часто жаловался на то, что они отвлекают его и лишают духовной концентрированности. Нередко он старался незаметно ускользнуть из дома и отправиться в горы, где никто не мешал ему размышлять и молиться.
Обнаружив, что Саи нет, Суббамма очень пугалась: ведь ему было всего четырнадцать. Собрав окружающих, она шла на поиски. Обычно они обнаруживали Саи где-нибудь неподалеку, сидящим на камне, на песчаном берегу реки или на холме за рекой.
Увидев пришедших к нему людей, Саи вставал и принимал виноватый вид из-за того, что причинил беспокойство. Но был и доволен, что сумел несколько часов поразмышлять в тишине. О том, чтобы его не искали, он даже не просил: многие боялись, что Саи уйдет в Гималаи и оставит их или решит изнурять себя в горах непосильной аскезой.
Однажды Саи захотел предпринять путешествие в Ураваконду. Из желающих сопровождать его собрался целый караван воловьих упряжек. Саи был недоволен, но ничего не стал говорить, чтобы не обижать людей, которые хотели как лучше.
Как только караван вошел в горы, Саи тут же слез со своей повозки и скрылся из виду. Караван остановился, все стали искать Саи. И когда уже решили, что он не вернется, он появился довольный и отдохнувший. Увы, это исчезновение не послужило людям уроком.
В Ураваконду прибыли в четверг, традиционный день поклонения Саи. Его «сестра» Венкамма, оставшаяся дома, к вечеру вспомнила, что давно просила у Саи портрет Бабы из Ширди. Он сказал ей, что непременно подарит его в один из четвергов.
«Вот и еще один четверг прошел, — подумала Венкамма, лежа в постели, — а портрета так и нет…»
Тут она услышала, как кто-то тихо позвал на улице:
— Матушка, матушка!
Венкамма прислушалась, но, поскольку зов не повторился, открывать не пошла. Еще некоторое время она лежала, вслушиваясь в шорохи. Внезапно что-то зашуршало в ее комнате. Думая, что это могут быть крысы, которые едят припасы (звук раздавался от мешков с продуктами), она зажгла лампу и подошла к мешкам.
Никаких крыс она не увидела, но между мешками торчала белая бумажная трубка, которой здесь раньше не было. Она развернула ее и обнаружила, что это портрет Саи из Ширди, который был ей обещан.
Она поняла, что Саи никогда не забывает своих обещаний и может исполнять их, даже находясь далеко, в Ураваконде!
Однажды Баба решил совершить паломничество в Дхармаварам. Набралось двадцать повозок сопровождающих. Сам Саи с несколькими преданными молодыми людьми шел в конце каравана. Когда стемнело, он, поняв, что никто не обращает на него внимания, отделился от них и, обогнав караван сбоку от дороги, вышел к первой повозке.
Оборотившись молодой девушкой, он попросил его подвезти:
— Мой муж лежит в больнице в Дхармавараме, я иду весь день, и у меня очень устали ноги…
При этом он, тяжело вздыхая, даже пустил слезу. Женщины, сжалившись над несчастной, посадили ее в повозку. Тут из конца каравана пришла весть о том, что Саи пропал. Телеги были остановлены, и все принялись искать Саи. Причем некоторые даже ругались, что, дескать, в темноте в горах проще переломать ноги, чем кого-нибудь найти. Саи тут же был найден перед первой телегой, но когда караван был готов тронуться в путь, обнаружилась еще одна пропажа: девушка, которую обещали подвезти.
Решили, что она продолжила путь пешком, спеша к больному мужу. Нескольких молодых людей выслали вперед, чтобы они догнали девушку. Но они вернулись, говоря, что дорога пуста как минимум на две мили. Решили спросить всезнающего Саи: куда же делась пассажирка?
— Никуда, — улыбнулся Баба, — не беспокойтесь за нее, вы сейчас разговариваете именно с ней…
Но даже эти чудеса не могли убедить многих людей в божественности Сатьи…
Как-то к Педда Венкапа Раджу, отцу Сатьи, приехали в гости друзья из Пенуконды. Был среди них и друг его детства, Шри Кришнамачари, давно покинувший Путтапарти и державший в Пенуконде адвокатскую контору.
Венкапа вместе с друзьями отправился в дом Карнамов, где все угощались кофе. Разговор, естественно, зашел о Сатье, который в это время отправился проведать свою мать.
— Я знаю тебя как простого и честного человека, — говорил Шри Венкапе. — Как ты можешь объяснить все, что происходит вокруг твоего Сатьянараяны?
Педда Венкапа лишь пожал плечами:
— Прости меня, мой друг, но то, о чем ты спрашиваешь, и для меня самого большая загадка. Я пока лишь тщусь разгадать ее…
— Понятно, — покачал головой Шри, — все меняется, даже горы разрушаются, и города исчезают с лица земли. А честные люди начинают обманывать простых сельских тружеников…
Венкапу эта фраза сильно обидела. Не сказав больше ни слова сидящим за столом, он отправился быстрым шагом к себе домой.
— Даже старые друзья не верят мне, — почти закричал он Саи, — вместе с сединой на мою голову пришел позор!..
— Успокойся, — ответил Баба, — просто приведи этих людей сюда, и их недоверие будет развеяно, как утренний туман ярким солнцем. Обещаю, больше никогда в жизни ты не услышишь позорящих тебя слов. Прости меня…
Педда Венкапа вернулся к Карнамам и сказал, что все, кто отказывается верить в его честность, могут последовать за ним, и им будут предоставлены доказательства его правоты. Естественно, никто не отказался от такого приглашения. Вместе с гостями из Пенуконды отправилась и Суббамма. Как только они вошли в комнату, где восседал Саи, он сразу обратился к ней:
— Я много рассказывал тебе о Ширди Саи. Не хочешь ли ты взглянуть на место его упокоения?
— Да, конечно, — кивнула та.
Саи взял Суббамму за руку и повел в глубь дома, в одну из комнат. Как только он открыл дверь, женщина увидела гробницу, окруженную цветами и благовониями, на нее повеял ветер, пропитанный ароматным дымом жертв, а неподалеку сидел служитель и читал мантры. Не успела еще Суббамма прийти в себя от увиденного, как Саи спросил:
— А теперь не желаешь ли увидеть храм Анджанейи? — и показал рукой вдаль.
Суббамма подняла глаза и увидела всю панораму Ширди — до самого горизонта с заходящим солнцем.
Они вернулись к гостям. Сначала Суббамма не могла вымолвить ни слова, но вскоре стала уговаривать Шри пройти в ту же комнату вместе с Саи. Усмехаясь, Шри поднялся со своего места и пошел вслед за мальчиком. Когда он вернулся, на нем не было лица. Одного за другим приглашал Саи гостей посмотреть на Ширди и надгробие. Последним был Венкапа. Вышел он из комнаты другим человеком: все его «загадки» были разгаданы. Он уже не сомневался в божественности того, кто обитал в теле его сына.
Его друзья из Пенуконды стали наперебой приносить ему извинения за проявленную бестактность и за то, что посмели усомниться в его честности и в божественности его сына.
Приняв извинения, Венкапа отправился к своим дочерям и жене и строго приказал им больше никогда не докучать Саи какими-либо обидами или претензиями:
— Каждый день благодарите Бога, что Он явился в наш дом!
Как-то в 1941 году по Буккапатнаму пронесся слух, что деревню обещал посетить сам Свами Дигамбар, легендарный индийский святой с парализованными ногами. Вот уже много лет он не надевал на себя никакой одежды, и даже само имя его означало «обнаженный» (или, если переводить буквально, «прикрытый лишь сторонами света»). К тому же Свами давным-давно дал обет молчания и ни разу его не нарушал, и потому считался трижды святым.
Все с нетерпением ожидали встречи двух гуру, старого и молодого, и даже не могли предположить, чем этот визит закончится. Почитатели внесли в деревню паланкин Свами и поставили его на землю возле дома Карнамов, где уже поджидал святого Саи Баба.
Он с поклоном протянул пожилому мудрецу большое полотенце, что вызвало гул в толпе зрителей.
— Что это за подарок, — шептали они.
Но вскоре все разъяснилось.
— Приветствую тебя, мудрейший, — сказал Саи, — вот только объясни мне одну вещь. Твоя нагота говорит о том, что ты разорвал все свои связи с миром и его мнение, его разговоры и пересуды тебя не волнуют. Но по чему же ты тогда не бросил этот мир и не удалился в какую-нибудь лесную пещеру? Или тебе страшно, и мир, дающий тебе учеников, имя, пищу и славу, по-прежнему манит тебя?
Эти слова из уст пятнадцатилетнего мальчика удивили и восхитили присутствующих, поразили мудростью. Свами Дигамбара также выглядел ошеломленным и грустным. Возможно, этот духовный человек услышал то, в чем боялся себе признаться…
— Я понимаю твои трудности и сомнения, — продолжил Баба. — Ты опасаешься, что, если удалишься от людей, у тебя не будет пищи и крова… Я обещаю тебе, что любой, произнося имя Господа, где бы он ни находился, получит все, что ему нужно, чтобы продолжать славить Бога. И еще обещаю тебе, что сам прослежу за этим. Окажись ты высоко в Гималаях или глубоко в лесных чащобах, я не оставлю тебя без пищи.
Но если такой веры и мужества у тебя нет, то медитируй прямо здесь — пусть люди не утруждают себя, перенося тебя с места на место. И еще, тогда тебе придется прикрыть свою наготу, чтобы не вводить никого в искушение…