Сайберия. Том 2

Глава 14

Как же холодно!

От мороза сам воздух кажется тягучим, густым, осязаемым как жидкость. Так и норовит просочиться в каждую мелкую щель, растечься под одеждой по коже, впитываясь всё глубже, проникая до самых костей. Помогает только движение. Стоит даже ненадолго замереть на месте — и холод набрасывается с удвоенной силой, жадно ползает по тебе невидимыми колючими щупальцами.

Вот только куда двигаться-то?

Деревья с белёсыми, покрытыми коркой инея стволами обступают меня со всех сторон. Кустарника и мелкого подлеска почти нет — только толстенные, в обхват, сосны, прямые и высокие, как мачты. Сугробы между ними похожи на песчаные дюны, сформированные причудливыми ветрами. Да и сам снег, как песок — сыпучий, колючий, оглушительно хрустящий под ногами и почти не держащий следов.

Сбивчивое, неглубокое дыхание вырывается изо рта облачками пара, и каждый выдох, кажется, безвозвратно уносит из тела ещё одну частичку тепла. Отороченный мехом капюшон и воротник, ресницы, брови — всё заволокло белым инеем, влага из лёгких оседает на них, мгновенно замерзая. Шарф, которым перемотана нижняя часть лица, уже покрылся и изнутри, и снаружи ледяной коркой, которую дыхание не в силах растопить.

Да где я?! Что это за проклятый, промёрзший насквозь лес? Сколько я уже бреду так? Как вообще здесь оказался? Вопросы эти бьются в мозгу без остановки. Какое-то время назад я даже выкрикивал их вслух, но сейчас губы уже просто не слушаются.

Вокруг всё темнее, и я уже не знаю — сумерки это, или просто уже перед глазами всё меркнет. Я так выбился из сил, что больше всего хочется упасть и заснуть. Но холод заставляет двигаться дальше и дальше.

Где-то слышал, что умирать от переохлаждения не больно. Когда температура тела падает до критической точки — боль уходит, становится тепло и сонливо. И просто постепенно теряешь сознание. Всё равно, что уснуть.

Вот бы того, кто придумывает подобную чушь, сюда забросить, вместо меня! Я бы поглядел, падла, как ты тут вздремнёшь в сугробе! Ещё и сосульку тебе в задницу, для полного счастья! Размером с оглоблю…

Я замер, краем глаза уловив какое-то движение. Показалось, что за деревьями, в быстро сгущающейся мгле, вдруг мелькнул тёплый оранжевый огонёк. Я заморгал, приглядываясь. Вытянул руку из рукавицы и в который раз потёр занемевшее от мороза лицо, убрал ледышки с ресниц.

Нет, не показалось!

Это было похоже на кусок лёгкой полупрозрачной ткани — призрачной, колышущейся на ветру, словно флаг. И светящейся явно различимым оранжевым светом, особенно в передней части, где мерцало что-то вроде округлого ядра. И вокруг этой штуки вился пар, будто она выделяла тепло.

Так и есть!

Стоило подойти к этой странной штуковине вплотную, как в лицо ощутимо повеяло жаром, будто от раскаленных углей в печи. Да и в целом стало понятно, что это не мираж, а вполне реальное, хоть и призрачное существо. Что-то вроде медузы, сотканной из эдры, издающей едва различимое гудение. Или скорее даже жужжание.

Она зависла примерно на уровне моей груди, так что теплого облака, которое она распространяла, как раз хватало, чтобы погреть руки и лицо. Я стянул меховые рукавицы и принялся тереть ладони друг о друга, массировать обмороженное лицо. Занемевшие щёки и кончики пальцев от тепла начало покалывать, с каждой секундой всё сильнее, так что я зашипел от боли. Но всё равно тянул их всё ближе к источнику жара. Замёрз я так, что сейчас бы с радостью даже на костёр уселся.

Медуза, будто почуяв мои прикосновения, попыталась отплыть от меня, но я её догнал, снова жадно ловя источаемое ей тепло. Та, ускорившись, снова оторвалась, и я снова догнал её.

Так я упрямо преследовал её несколько минут — напролом, проваливаясь по колено в снег, перелезая через поваленные деревья, карабкаясь на обледенелые валуны. Больше всего я сейчас боялся упустить её, потому что понимал, что без источника тепла быстро окочурюсь.

Впрочем, зря беспокоился. Понаблюдав за движениями медузы, я понял, что она запросто могла бы улететь от меня, если бы захотела. Но она двигалась так, что я всегда мог до неё дотянуться. А если отставал — то зависала в воздухе, дожидаясь меня. И вела по извилистой траектории куда-то всё дальше в лес. Заманивает? Вот только куда?

А, плевать! Как будто у меня есть выбор…

«Автономный магический конструкт. И весьма устойчивый» — всплыла в мозгу фраза, сказанная голосом Путилина. Я даже на секунду увидел его — задумчиво прохаживающегося из стороны в сторону с прямой, как копьё, спиной, с незажжённой курительной трубкой в руке…

Медуза петляла ещё несколько минут, пока не вывела меня на довольно обширную поляну.

Изба!

Я так сосредоточился на том, чтобы не отставать от источающего тепло призрака, что не замечал ничего вокруг, и дом вынырнул перед мной, словно из-под земли.

Небольшой квадратный сруб из старых растрескавшихся брёвен, с толстой соломенной крышей и узкими горизонтальными оконцами, больше похожими на бойницы. Приподнятый на толстых сваях так, что под ним вполне можно пробежать, не особо пригибаясь. Рядом с ним — ещё один, поменьше. Оба выглядят нежилыми — тёмные, покосившиеся, покрытые толстой коркой инея.

Какой-то сюр. Избушки на курьих ножках, блин…

Да где я, чёрт побери?! Хоть убей, не помню, как здесь оказался. Это сон? Или горячечный бред?

Медуза, чуть покружив над торчащим из-под земли пнём, покрытым грубоватой резьбой со знакомыми рунами, приземлилась в глубокую выемку в верхней его части и угнездилась там, сжавшись в плотный комок размером с кулак.

И погасла.

Нет, нет, нет! Я зашарил ладонями по пню — будто мучимый жаждой путник, пытающийся ладонями ухватить пролитую воду, быстро впитывающуюся в песок.

— Заблудился? — раздался позади ласковый женский голос.

Прозвучало вполне дружелюбно. Да и сам голос был приятный — глубокий, грудной, обволакивающий, с явными нотками кокетства. Но у меня от него мурашки по хребту пробежали. Размером с жука-навозника.

Я медленно обернулся.

Она стояла рядом с избой, придерживаясь одной рукой за сваю. Красивая. Белая мраморная кожа, алые губы, искрящиеся зеленые глаза — яркие, будто светящиеся изнутри. Грива медно-рыжих волос, спадающих буйными волнистыми локонами ниже поясницы. Одета лишь в тонкую льняную рубаху, едва доходящую до середины бёдер, с незатейливой двухцветной вышивкой.

— У, замёрз-то как, бедненький! — рассмеялась она, держась за сваю и отклонившись в сторону, будто на шесте для стриптиза. Снег поскрипывал под её босыми ногами.

Я отшатнулся, побежал прочь, но не успел сделать и нескольких шагов, как пришлось затормозить на самом краю высокого обрыва. Сердце в пятки ушло от ужаса. Я едва удержался, балансируя на кромке вертикальной каменной стены, уходящей вниз, в промёрзлую мглу. Где-то там, в десятке метров подо мной покачивались от ветра верхушки деревьев…

— Ну, куда же ты, добрый молодец? — продолжала хихикать рыжеволосая ведьма.

Сон… Это просто сон! Кошмар. Но как от него очнуться?

Я ущипнул себя за щёку — зло, крепко, стараясь сделать больно. Кажется, даже отщипнул кусочек кожи — мороз так притупил ощущения, что и не поймёшь толком.

Метнулся в другую сторону, но тоже наткнулся на обрыв. Рванул между срубами, но по другую сторону поляны упёрся на непроходимую стену из колючего бурелома. На ведьму старался не глядеть, но она непостижимым образом оказывалась всюду, куда я оборачивался. И снисходительно смеялась на все мои попытки сбежать.

От смеха её мутилось сознание, сердце колотилось всё сильнее, колени подкашивались. Остановившись, я зло выругался. Сжал кулаки, постарался успокоиться.

— Кто ты?

Звук собственного голоса показался незнакомым — какой-то каркающий, хриплый.

— Да неужто не узнал? — с издёвкой спросила рыжая, уже откровенно потешаясь. — Ну ладно, ладно, успокойся. Замёрз совсем, из сил выбился. А я тебе уже и баньку истопила.

Двери одной из изб — той, что поменьше, вдруг со скрипом распахнулись, выпуская наружу целое облако густого горячего пара.

— Ну, не стесняйся! Заходи скорей, выстудишь же.

Ситуация вымораживала меня своей нелепостью. Нет, это даже не сон. Это бред! Я брежу. Чёртова албыс залезла мне в мозг!

Или… Может, я и вовсе умер? Может, лежу сейчас где-то там, в парке, истекая кровью. И не было никакой победы. Как раз то было сном — жуткая бойня, которую устроила албыс. Раненый Путилин, Демьян, с рёвом вырывающий из груди медные когти, Варвара, оказавшаяся медведем-оборотнем…

Я зажмурился и помотал головой. Морок не исчезал. Зато баня в нескольких шагах от меня так и манила исходящим изнутри жаром. Плюнув на всё, я заскочил внутрь и захлопнул за собой дверь.

Придерживая дверь изнутри обеими руками, будто боясь, что ведьма начнёт ломиться ко мне, я пару минут просто стоял, греясь и обшаривая взглядом предбанник.

Внутри было тихо, только дрова потрескивали в печке. Полутьму рассеивал лишь одинокий кристаллик солнечника в углу, да сквозь щели в печной заслонке пробивались отсветы жаркого огня. Предбанник крошечный, тесный. Сухие бревенчатые стены, сколоченная из широких досок лавка у стены, груда толстых поленьев рядом с печкой, пара деревянных вёдер — вот и вся нехитрая обстановка.

И что дальше?

Я постарался успокоиться. Дыхание постепенно выровнялось. Влажный горячий воздух обволакивал кожу, с каждым вздохом прогревал внутренности. Настывшая, покрытая снежной коркой одежда быстро напиталась влагой и стала казаться тяжелой, давящей на плечи.

Отпустив, наконец, дверную ручку, я прошёлся по предбаннику, скрипя старыми половицами. Заглянул в саму баню. Там попросторнее. Широкий полок, исходящая жаром каменка с раскалёнными булыжниками, рядом железный чаном с горячей водой, в углу здоровенная деревянная бадья с холодной…

Я цеплялся за каждую мелкую деталь, ловил запахи, тактильные ощущения, словно не терял надежды убедиться, что сплю. Но если это и сон, то очень уж реалистичный. И очнуться не получается.

А, да какого чёрта? Будь что будет!

Быстро, с каким-то злым остервенением стянул с себя настывшую, задубевшую на морозе одежду. Сбросил тяжёлые, отороченные овечьим мехом унты, размял замёрзшие пальцы, которые уже еле чуял. Посидел на лавке, вытянув ноги к печной заслонке и шипя от боли — кровь постепенно возвращалась в замёрзшие конечности, и казалось, будто в кожу вонзаются десятки иголок. Однако вместе с болью накатывали и приятные ощущения — я постепенно согревался, оттаивал, и по всему телу разливалась истома. Минут через десять, окончательно расслабившись, я разделся уже окончательно и зашёл в баню.

Хоть убей, не помню, сколько я бродил по этой промерзшей тайге, да и вообще, как тут оказался. Как это часто бывает со снами — начало не запомнилось. По ощущениям, я здесь уже много часов. Чудом ничего себе не отморозил, но продрог так, что даже сейчас, когда кожа горит от влажного пара, продолжаю дрожать от озноба, будто внутри до сих пор не оттаял.

Поддал полный ковш на камни, опустил ступни в шайку горячей, почти обжигающей воды и на несколько минут завис в облаке пара — таком густом, что скрадывались очертания стен. Разомлел, веки потяжелели, вода по коже стекала медленными щекочущими струйками…

— Спинку потереть?

Тьфу, зараза! И дождалась же, когда всё-таки расслаблюсь!

Рыжая ведьма сидела рядом на полке, опираясь на одну руку и игриво наматывая на палец прядку волос. Она тоже была нага, мраморно-белая кожа покрылась крупными бисеринками пота. Фигура — сочная, гипертрофированно женственная, невольно манила своими изгибами. Поймав мой взгляд, рыжая огладила себя по груди, сжав ненадолго полушарие и потеребив крупный яркий сосок.

— Нравлюсь? — подмигнула она.

— Зря стараешься. Я же помню, как ты выглядишь на самом деле, — процедил я. И добавил, будто выплюнул:

— Албыс!

Рыжая лишь рассмеялась и, сладко потянувшись, придвинулась ко мне ближе, прижавшись горячим упругим бедром. Провела мне по груди кончиками пальцев с яркими острыми ноготками, поблескивающими медью.

— Ну, какой ты скучный. Расслабься! Откройся мне!

— Да что тебе нужно от меня? — огрызнулся я, взглянув в её зелёные глаза с необычно пёстрой, нечеловеческой радужкой. — Сгинь!

— Что мне нужно? — изобразила она удивление. — Это ведь ты сам пришёл ко мне. Ты сам сорвал мне охоту. Ты сам поймал меня.

Она прижалась ещё плотнее, потёрлась об меня, как кошка, и зашептала, хихикая и почти касаясь губами уха:

— А теперь что же, не знаешь, что со мной делать? А?

Я, стиснув зубы, молчал.

— Дурак! — неожиданно окрысившись, зашипела она. — Глупый, жадный, самонадеянный человечишка! Думаешь, ухватил жирный кусок? Смотри, не подавись!

Не выдержав, я оттолкнул её так, что она соскользнула с полка. Но её это нисколько не смутило. Приподнявшись на локтях и бесстыдно раскинув ноги, они продолжала издевательски хохотать, запрокидывая лицо к потолку. Смех этот ввинчивался в мозг, вызывая головокружение и вспышки боли в висках.

Зло сплюнув, я бросился к двери — хотелось глотнуть свежего воздуха, пусть даже ледяного. Но ведьма вдруг неуловимо быстрым движением настигла меня, вцепилась сзади за волосы. Силища в ней была нечеловеческая — схватив, как котенка за шкирку, она швырнула меня обратно к полку. Я едва успел выставить хоть какую-то защиту, обволакиваясь эдрой Укрепления, чтобы не долбануться головой.

Албыс тут же подлетела ко мне снова и, рванув за волосы, окунула головой в бадью с холодной водой. Я несколько раз дёрнулся, пытаясь высвободиться, но это было ошибкой. Только зря тратил силы, да ещё и воздух в лёгких не удержал — вода забурлила от крупных пузырей.

Быстро накатало удушье, стиснувшее грудь колючим обручем. Следующие попытки вырваться больше напоминали агонию, становясь всё слабее.

Прежде, чем я отключился, албыс вытащила мою голову из бадьи и дала глотнуть воздуха. Но только затем, чтобы потом снова макнуть. И снова. И снова.

— Кто ты? — скрипучим страшным голосом, уже не пытаясь изображать из себя красавицу, визжала ведьма каждый раз, когда вынимала мою голову из воды. — Что ты со мной сделал? Как ты посмел, человечишка? Кто ты?!

Я вдруг вынырнул из тьмы, судорожно хватая ртом воздух. Перед глазами мельтешили мутные цветные пятна, но, когда удалось сфокусироваться, я разглядел перед собой старые растрескавшиеся доски пола. Я лежал лицом вниз, свесившись через спинку кровати. Дернулся, пытаясь подняться, но обнаружил, что руки мои крепко привязаны к столбикам по углам ложа.

И руки эти непривычно тонкие, маленькие. Детские! На вид — как у трехлетки.

Это тоже сон? Если так — то он ещё хуже, чем предыдущий. Потому что здесь я даже сам двигаться не могу. Я будто заперт в этом теле, и лишь следую его движениям. Сторонний наблюдатель.

Тёплая мягкая ладонь опустилась мне на голову, зарываясь в волосы пальцами.

— Тсс… Тихо, тихо, Богдан… Всё хорошо… Потерпи немного.

Я приподнял голову, пытаясь заглянуть в лицо женщины, склонившейся надо мной. Но глаза резанул свет подвешенного к потолку солнечника, брызнули слёзы. Я успел разглядеть лишь смутный силуэт. Длинные темные волосы, расшитое платье из грубоватой ткани с кучей деревянных и костяных украшений.

— М-мама! — вырвался из груди чужой голос — тонкий, жалобный. — Больно!

Боль и правда накатила — запоздало, но зато будто вся разом, с избытком. Мне будто содрали кожу со спины и щедро засыпали солью. Я взвыл от ужаса, и женщина присела рядом со мной, торопливо суя мне что-то в рот.

Вцепился зубами во что-то жёсткое, воняющее застарелым потом и чем-то древесным. Сложенный вдвое кожаный ремень. Когда боль слегка отступила — а может, я просто чуть привык к ней — выплюнул кляп с чёткими отпечатками зубов.

— Сейчас, сейчас… Выпей!

Женщина поднесла мне ко рту деревянную плошку и буквально влила что-то терпкое, густое и явно хмельное. Рот и горло обожгло так, что я закашлялся. Но и правда быстро стало легче. Голова закружилась, всё тело начало неметь, а сам я начал проваливался в забытье.

— Долго возишься! — проскрипел откуда-то из-за спины надтреснутый старушечий голос. — И отвара слишком много…

Женщина, не обращая внимания на старуху, молча придвинула ближе к изголовью табурет с разложенными на нём приспособлениями и оплывшим огарком свечи.

— А, всё одно — не сдюжит! — не унималась карга. — Да и поздно уже. Только силы зря тратишь. Если хочешь избавиться от выродка — проще было выкинуть его на мороз.

— Язык придержи! — огрызнулась темноволосая, сверкнув глазами. — И молись, чтобы мой сын выжил. Иначе я сама тебя на мороз выброшу, к Стылым!

Голова моя уже стала тяжёлой, как гиря, перед глазами всё плыло, но я упрямо пытался приподняться и сфокусировать взгляд. Разглядеть её лицо…

Удалось лишь на несколько коротких мгновений — прежде, чем я провалился обратно в темноту. Но увидел ясно, во всех подробностях, отпечатавшихся в мозгу, как фотография. Чёткий красивый профиль с высокими скулами. Сосредоточенно сдвинутые брови, упрямо поджатые губы. Ожерелье из костяных бусин и кусочков эмберита. Одинокую слезинку, скатывающуюся по щеке.

И тонкое изогнутое лезвие, похожее на птичий коготь, которое она прокаливала в пламени свечи.

— Кто ты?! — исступлённо визжала рыжеволосая яга, снова вырывая мою голову из воды. Брызги, попадающие на каменку, громко шипели, обращаясь в пар.

Вода снова окутала меня, заливая ноздри, уши, громким бульканьем заглушая все остальные звуки. Твёрдые когтистые пальцы на моих плечах и шее впивались в кожу так, будто вот-вот начнут рвать плоть, как пластилин.

— Кто ты?!

— Игорь! Игорь, проснись! К нам кто-то лезет!

Испуганный женский шёпот зашелестел в темноте — тихий, не громче шороха от сминаемого одеяла. Часто моргая спросонья, я прислушиваюсь к звукам, доносящимся со стороны двери. Невнятное шебуршание в районе замочной скважины, постукивания, металлический лязг…

Сон, как рукой сняло. Пистолет на своём месте — опускаю руку к ножке кровати, к самодельному держателю, и ребристая рукоятка чётко ложится в ладонь. Быстро вскакиваю, огибаю кровать, стараясь ступать мягко, не шлёпая босыми ногами по полу.

— Не ходи, пожалуйста! Я боюсь! Давай я позвоню в полицию?

Смутный женский силуэт в углу кровати — длинные светлые волосы, подтянутое к самому подбородку одеяло. Вспыхивает экран смартфона, выхватывая из темноты расширившиеся от испуга глаза.

— Сиди тихо. Я сейчас.

Тёмный проём, ведущий в коридор. На ходу на ощупь проверяю обойму, щёлкаю предохранителем.

В замке входной двери явно кто-то копается с отмычкой — со стороны скважины доносятся вполне недвусмысленные звуки. Плавно переставляя ноги и держа пистолет наготове, подкрадываюсь вплотную. Приоткрываю глазок, выглядываю.

В поле зрения двое. Одного узнаю сразу по характерной причёске. Второй стоит чуть поодаль, возле самого лифта. Третий ковыряется с замком.

Пфф! Ну и дебилы. Прошлого раза им, видно, оказалось недостаточно. Ну, что ж, раз не понимаете по-хорошему…

Быстрым поворотом рукоятки открываюсь изнутри и тут же пинком распахиваю двери наружу, ударяя присевшего в лоб так, что тот заваливается на спину. Второй, ошалев, выпучивает глаза, видя направленный на него ствол.

— Здорово, говноеды! В гости решили заглянуть?

Тьма снова сменяется светом, воздух врывается в лёгкие. Я уже плохо соображаю, где я. Яркие вспышки воспоминаний сменяют друг друга, как узоры в калейдоскопе, будто чёртова ведьма ковыряется у меня в голове, наугад вырывая на поверхность образы из моей памяти. Без всякой логики и смысла, чередуя флешбэки то из моей прошлой жизни, то из жизни настоящего Богдана. Многие сцены я даже толком не успеваю осознать, потому что они проносятся перед глазами мимолётными образами.

Сколько всё это длится? Минуту? Час? Вечность? Сознание плывёт, подкатывает ощущение приближающегося безумия. Но спасает ярость, нарастающая в груди и ждущая только шанса вырываться наружу. Ненависть к албыс сильнее страха, сильнее чувства беспомощности, сильнее даже желания выжить. Я уже даже не пытаюсь задерживать дыхание, когда погружаюсь с головой снова. Но пытаюсь сосредоточиться на том, чтобы накачать эдрой руки.

Наконец, удаётся ударить тварь локтем под дых, отбрасывая от себя. Разворачиваюсь и, пока она не успела схватить меня снова, бью ещё раз — на этот раз прямо в лицо.

Ведьма отлетела спиной вперёд, упала прямо на каменку, и раскалённые булыжники зашипели, соприкасаясь с ее кожей. Но она на это не обратила никакого внимания. Развернулась ко мне, зашипела, быстро теряя человеческий облик. Лицо её исказилось, разваливаясь почти пополам в страшном зубастом оскале, жёлтые звериные глазищи распахнулись на пол-лица, из пальцев полезли знакомые медные когти. Остальное тело пока оставалось человеческим — женским, утрированно привлекательным, с пышными бёдрами и упруго колышущимися от движений грудями. Нелепое и омерзительное сочетание в духе мифических гарпий.

— Сгинь, я сказал! — заорал я, замахиваясь снова.

Она зарычала в ответ уже в полный голос, но не нападала, только корчилась, пытаясь напугать. Вот только страх я сейчас увидел в её собственных глазах.

— Пересмешник! — вдруг пролаяла она невнятно — зубастая пасть и лиловый, похожий на собачий язык были плохо приспособлены для человеческой речи.

— Догадалась, наконец? А теперь угомонись уже! Сдохни!

Я ударил, вкладывая в кулак всю доступную эдру и всю свою ярость. Ведьма даже не пыталась прикрыться, и от удара разлетелась на странные рыжие лоскуты, похожие на обрывки войлока.

— Богдан! Очнись! Богдан, ты меня слышишь?

Это было так похоже не один из предыдущих нырков в воспоминания, что я дёрнулся, крепко схватив склонившегося надо мной человека за грудки.

Под пальцами затрещала ткань, Полиньяк сдавленно пискнул, пытаясь вырваться. Я, окончательно придя в себя, шумно выдохнул и отпустил его.

— Да что с тобой такое? — отряхнувшись, проворчал француз. — Чуть не задушил!

Утирая со лба выступившую испарину, я огляделся. Не сразу, но узнал обстановку фельдшерского пункта на территории университета. Дверь в соседнюю комнату приоткрыта, оттуда доносится знакомый голос Лебедевой. За спиной Полиньяка стоит Варвара — уже одетая в студенческую форму, с заплетёнными в неизменную косу волосами. Тоже смотрит на меня встревоженно.

— Ты как вообще, в порядке? — спросил Полиньяк. — Мокрый вон весь…

— Да так… Кошмар приснился.

Сердце тяжело ворочалось в груди, в голове до сих пор шумело. Но я быстро приходил в себя, заодно припоминая события последних часов. Албыс. Жуткая мясорубка в парке рядом с женским общежитием. Аспект Огня, едва не спаливший меня изнутри…

В груди саднило, будто внутри засело что-то твёрдое и острое. Впрочем, это было недалеко от истины. Узел тонкого тела, который я обозвал Сердечником, пульсировал, будто настоящее сердце, то растягиваясь, то опадая под движениями заключённой внутри него сущности албыс.

Ведьма не успокаивалась. Билась изнутри, как пойманный дикий зверь, раз за разом бросающийся на прутья клетки. В этом был и свой плюс — сущность была мощным источником эдры. Мой «бензобак» в грудном узле был уже переполнен, и всё тонкое тело светилось, едва переваривая входящий поток энергии.

Сама структура Сердечника более-менее сохранилась. Ячейки с Аспектами Укрепления и Исцеления работали по-прежнему — я даже проверил это, переключившись пару раз с одного на другой. Пара свободных ячеек тоже осталась. Но всё остальное место занимала поглощённая сущность ледяной демоницы.

И ей было явно тесно в этой хрупкой тюрьме.

Я заметил, что часть Сердечника уже окуталась тёмно-фиолетовыми прожилками, похожими не то на сетку вен, не то на прожилки на древесном листе.

«Думаешь, что поймал меня?» — прошелестел вдруг знакомый голос — так явственно, что я вздрогнул.

Меня будто снова холодом обдало. Кажется, я проглотил кусок, который не в состоянии переварить! Причём тварь уже вросла в моё тонкое тело, и вряд ли от неё получится избавиться.

И этот кошмар… Что, если это не просто сон, а морок, наведённый албыс? Значит, она сохранила часть своих возможностей, даже будучи проглоченной? Но тогда это ещё большой вопрос, кто кого раньше переварит.

Ну, зашибись! Мало мне раздвоения личности из-за постоянно всплывающих чужих воспоминаний. Теперь у меня в башке еще и демон засел?

— Богдан! — окликнул меня Жак и зыркнул в сторону двери. Там стояла Лебедева — немного осунувшаяся, с заспанным лицом и наспех уложенной причёской.

Я подошёл к ней и, заглянув за её плечо, увидел на кушетке Путилина. Он был без сознания, а может, просто спал. Правая рука была забинтована от запястья до локтя и зафиксирована в полусогнутом положении широкой лямкой.

— Как он? — спросил я.

— Спит. Я могу оставить его здесь ещё на несколько часов. Ему надо набираться сил. Много крови потерял.

— А можно взглянуть?

Она улыбнулась и шагнула чуть в сторону, пропуская меня в смотровую.

— Ну, проходи. Мы ведь, как выяснилось… коллеги. Только ты почему-то скрывал свой Дар.

— И собираюсь делать это и впредь, — ответил я, может быть, чуть жёстче, чем следовало. — Надеюсь, я могу рассчитывать на вас в этом вопросе?

— Да, конечно, — заметно смутилась целительница и, кажется, немного обиделась. — Или вы считаете меня сплетницей?

Ну вот, и на «вы» перешла. Точно обиделась. Ладно, спишем мою неуклюжесть на последствия стресса.

Я подошёл к Путилину и переключился на Аспект Исцеления. Тут же увидел под кожей светящуюся сетку кровеносной системы, тёмные очертания скелета, пульсирующий в груди комок слева.

Хоть сыщик был и бледен, как полотно, но всё же выглядел куда лучше, чем когда мы тащили его сюда. И свежий шрам на руке смотрелся уже не так пугающе. Наклонившись, я, не касаясь, провел ладонью вдоль него, попутно щедро вливая целительной эдры. Лишним не будет.

— Повезло, что крупные сухожилия не задеты, — прокомментировала Лебедева. — Он не только выздоровеет, но и со временем сможет полностью восстановить подвижность руки. Особенно под присмотром хорошего целителя… И я имею в виду не себя.

— Вы мне льстите, Лилия Николаевна, — покачал я головой. — Я полный профан в этих делах. Думаю, вы справитесь лучше.

— Зато силы вам не занимать. Я это вижу. Рана была чудовищная, а вы, судя по рассказам очевидцев, зарастили её буквально за секунды. Срастили крупные артерии, не дали ему истечь кровью…

— Очевидцы… — я невольно оглянулся в сторону коридора. — Несколько преувеличивают. Но я действительно постарался сделать всё, что мог. Правда, очень торопился, так что пришлось работать грубо. Шрам, скорее всего, останется неприглядный.

— Ему, похоже не привыкать, — вздохнула Лебедева, взглянув на Путилина со смесью жалости и восхищения. — Вы взгляните только! На нём ведь живого места нет. Страшно представить, что ему довелось пережить. А ведь и не старый ещё…

Путилин и правда выглядел, как бойцовый пёс, побывавший в десятках схваток. Кое-где шрамы покрывали его буквально в два слоя — застарелые рубцы пересекались более свежими. Форма и размеры ран тоже были самыми разными. Ожоги, рваные, резаные, кусаные, несколько небольших отметин, характерных для огнестрела.

— Он… на вредной работе, — усмехнулся я.

— А вас не нужно осмотреть? — спросила Лебедева после неловкой паузы. — Я, собственно, для этого вас и позвала. Ничего не беспокоит?

— Нет, благодарю вас.

— Только не скромничайте. Я понимаю, что у вас у самого Дар, и посильнее моего. Однако часто целители не могут применять свои способности на себя. Как говорится, сапожник без сапог…

— Не мой случай.

— Кхм… Что ж, тогда, пожалуй, я тоже сделала всё, что могла. Ваших друзей я уже подлечила и перевязала. Если не возражаете, я провожу вас и на время закрою медпункт. Всё-таки полночи на ногах… Мне тоже нужно отдохнуть.

— Да-да, конечно, Лилия Николаевна! Спасибо вам огромное и… Можете всегда рассчитывать на мою помощь.

Коротко поклонившись, я протянул ей руку ладонью вверх. Она ответила учтивой улыбкой и, заметно смутившись, протянула мне свою.

Сроду не целовал дамам ручки, но сейчас это получилось, как нечто само собой разумеющееся. В местном этикете я по-прежнему ориентировался хреново, но, кажется, начинал понемногу пропитываться самим духом этой эпохи.

Из парка мы вышли все вчетвером — я, Велесов, Полиньяк и Варвара. Уже рассвело, было часов семь утра. Но несмотря на ранний час, в парке было полно народу. Только вот не студентов, а по больше части полицейских, военных и прочих силовиков. К счастью, нам удалось без проблем покинуть территорию — выпускали на постах без лишних вопросов, а вот впускали неохотно, видимо, не желая наплыва зевак. При нас какого-то тощего типа в клетчатых брюках стащили с забора при попытке проникновения в парк в обход постов.

— Руки прочь, держиморды! — верещал тот. — Я по специальному заданию «Томского вестника»! Вы мне ещё ответите за препятствование работе прессы!

— И куда дальше? — спросил я, только сейчас заметив в руках Варвары здоровенный чемодан — тот самый, с которым видел её в самый первый день.

— А я это… Меня дядя Демьян с вами пожить пригласил, — покраснев, ответила девушка.

Я удивлённо обернулся на Велесова.

— Ну чего? — буркнул он. — Негоже приличной девице в общаге ютиться, с профурсетками всякими. Да и вообще… Такие, как мы, должны держаться вместе.

— Собираешь свою стаю? — усмехнулся я.

Шутка не удалась — Велесов почему-то отреагировал на это слово довольно резко. Промолчал, но зыркнул весьма красноречиво. Я, чтобы сгладить неловкость, примиряюще поднял руки.

— Да нет, я-то только за. И сам хотел предложить.

— А я? — жалобно вклинился Полиньяк. — А я ведь тоже в вашей стае?

Велесов в ответ так тяжко вздохнул, что мы с Варварой, не сговариваясь, рассмеялись. Только Жак оставался серьёзен, с опаской поглядывая на вампира.

— Да и ты тоже, — проворчал, наконец, Демьян. — Куда ж тебя девать-то теперь…

Полиньяк расплылся в улыбке до ушей, что в сочетании с его растрепанной шевелюрой и потрескавшимися стёклами очков выглядело особенно комично.

Мы двинулись в дорогу. Спешить было особо некуда, так что до усадьбы решили дойти пешком.

— Только не тесновато ли нам будет? — спросил я по пути. — Ну, ладно, Жака я могу в своей каморке приютить, если часть хлама ещё вытащим. А вот Варя… С Радой поселим?

— Да ради такого дела можно всё-таки в дом перебраться, — подумав, предложил Велесов. — То мы вдвоем с Радой были, а сейчас нас пятеро. В южное крыло можно переехать, оно поменьше остальных. К зиме только подготовимся. Жар-камня закупим, дров побольше…

Эта идея всем понравилась. По дороге мы даже успели обсудить некоторые детали. Да и вообще много чего успели обсудить. Прохожих на улицах почти не было, так что мы спокойно шагали по пустынным улицам, болтали в полный голос, хрустели ломким тонким ледком, намёрзшим на лужах за ночь. Постепенно начали и перешучиваться, порой подначивая друг друга.

Более странную и разношёрстную компанию сложно было представить — это было видно даже со стороны. А уж если знать, какие у каждого скелеты в шкафу… Но после пережитого этой ночью мы и правда стали друг другу, как родные. По сути, каждый из нас будто заново родился. Некоторые — в прямом смысле.

К набережной мы вышли уже в приподнятом настроении.

— А вон там и наша усадьба, — указал я на крышу, виднеющуюся за деревьями. — Дом реально здоровенный, всем места хватит. Порядок там надо навести и починить кое-что. Но, думаю, управимся, надо только…

Резкий звук, донёсшийся из сада, заставил меня осечься на полуслове. Демьян, следующий чуть впереди нас, замер на месте, как вкопанный. Резко повернул голову в сторону дома. В глазах его мелькнул ужас.

— Рада! — выдохнул он, сверкнув кончиками клыков из-под верхней губы.

Не успели мы опомниться, как огромный старый волчара, взяв с места в карьер, рванул к забору. Двигался он неестественно быстро, гигантскими скачками, порой, кажется, на четырёх лапах, как зверь. Несколько мгновений — и он уже скрылся за забором, нырнув в неприметную калитку.

Я от неожиданности даже не успел перехватить у него Аспект Зверя, так что, рванув за ним, заметно опаздывал. Но тоже нёсся изо всех ног, не обращая внимания ни на что вокруг. Потому что звук, разорвавший утреннюю тишину, сложно было с чем-то перепутать.

Выстрел!