Саймон и программа Homo sapiens

9

Ему нравится представлять, как я фантазирую о сексе.

Вряд ли мне стоило читать это на ночь. Я лежу в кромешной тьме, снова и снова перечитывая эту строчку в своем телефоне. Внутри все дрожит и сжимается — всему виной это письмо. Я возбужден. Это странновато. И сбивает с толку. В хорошем смысле. Блю обычно очень осторожен с тем, что пишет.

Ему нравится представлять, как я фантазирую о сексе!

Я думал, только у меня появляются подобные мысли о нас.

Интересно, какой была бы наша личная встреча после всех этих писем? Стали бы мы вообще разговаривать? Или сразу перешли бы к делу? Думаю, я могу это представить. Блю в моей спальне, и мы наедине. Он садится рядом со мной на кровать и смотрит на меня своими глазами цвета морской волны. Глазами Кэла Прайса. А потом прикасается к моему лицу и вдруг целует.

Мои руки поднимаются к лицу. Ну, то есть моя левая рука. Правая рука занята.

Я вижу эту картину. Его поцелуи не похожи на поцелуи Рэйчел, Анны или Карис. Даже близко. Они из какой-то другой стратосферы. Я чувствую электрические покалывания во всем теле, мозг превратился в вату, и я почти уверен, что слышу свое сердцебиение.

Мне надо быть очень-очень тихим. Нора спит за стеной.

Его язык у меня во рту. Его руки скользят мне под рубашку, и он проводит пальцами по моей груди. Я уже близок. Почти невыносимо. О боже. Блю.

Мое тело превращается в желе.

В понедельник Лиа перехватывает меня, как только я ступаю на территорию школы.

— Привет, — говорит она. — Нора, я забираю его.

— Что такое? — спрашиваю я.

Земля здесь идет под уклон, и бетонное ограждение вокруг школы местами оказывается настолько низким, что частенько служит мне подставкой для задницы.

Лиа избегает моего взгляда.

— Я сделала тебе сборник, — говорит она, протягивая мне диск в прозрачном пластмассовом футляре. — Можешь перекинуть его на плеер, когда вернешься домой. Как хочешь.

Я переворачиваю диск. Вместо списка песен Лиа сочинила хокку:

— Лиа, это прекрасно.

— Ага, ладно. — Сидя на ограждении, она отодвигается, опирается на руки и смотрит на меня. — Хорошо. Все в порядке?

Я киваю:

— Ты про?..

— Про то, как вы бросили меня на хоумкаминге.

— Мне правда жаль, Лиа.

Уголки ее губ медленно ползут вверх.

— Тебе ужасно повезло, что сегодня твой день рождения.

А потом она достает из сумки праздничный колпак, надевает его мне на голову и добавляет:

— Прости, если я погорячилась.

В обед в столовой меня ждет огромный торт. На всех при этом праздничные колпаки. Такова традиция. Никто не получает свой кусок торта, пока не наденет колпак. Гаррет, похоже, претендует сразу на два куска: у него на голове, как рога, красуются два колпака.

— Са-а-аймон, — произносит Эбби (хотя, скорее, поет своим низким голосом с хрипотцой). — Закрой глаза, вытяни руки.

Я чувствую что-то очень легкое на ладони. Открываю глаза и вижу бумажный галстук-бабочку, раскрашенный карандашом золотого цвета.

Несколько человек за другими столами смотрят на нас, и я понимаю, что улыбаюсь и краснею.

— Мне надеть его?

— Ну да, — говорит Эбби. — Без вариантов. Золотая бабочка для твоего золотого дня рождения.

— Какого-какого?

— Золотого. Семнадцатый день рождения семнадцатого числа, — отвечает она, театрально задирает подбородок и протягивает руку. — Николас, скотч!

Бог его знает, сколько времени Ник держал три кусочка скотча на подушечках своих пальцев. Честное слово, он будто ее обезьянка.

Эбби прикрепляет ко мне бабочку и тыкает пальцами мои щеки. Последнее она делает на удивление часто, потому что утверждает, что у меня очаровательные щечки. Что бы это ни значило.

— Скажи, когда будешь готов, — говорит Лиа.

Она держит пластиковый нож и стопку тарелок, и, кажется, старается не смотреть ни на Ника, ни на Эбби.

— Полностью готов.

Лиа разрезает пирог на аккуратные небольшие квадраты, и кажется, будто в атмосферу выплескиваются волшебные волны наслаждения. Угадайте, какие нерды стали сегодня самыми популярными ребятами в школе?

— Нет колпака — нет торта, — устанавливают правила с другого конца стола Морган и Анна.

Пара человек складывают колпаки из тетрадных листов, а один парень даже умудряется водрузить себе на голову коричневый пакет из-под обеда как поварской колпак. Когда речь заходит о тортах, люди теряют всякий стыд. Прекрасная картина.

Сам торт настолько идеален, что я знаю, это дело рук Лии: наполовину шоколадный, наполовину ванильный (никогда не могу выбрать между ними двумя) и с той удивительно вкусной глазурью из «Пабликс»[22]. Но не красной. Лиа знает мое мнение на этот счет: красная глазурь слишком красная на вкус.

Лиа — профессионал, когда дело доходит до дней рождения.

Я приношу остатки торта на репетицию, и мисс Олбрайт разрешает нам устроить пикник на сцене. Ну то есть как пикник: ребята из драмкружка берут коробку с тортом в кольцо и, нависая над ней, как стервятники, заталкивают в рот куски.

— О господи, кажется, я только что набрала три килограмма, — говорит Эмми Эверетт.

— Сочувствую, — вздыхает Тейлор. — Наверное, мне повезло, что у меня очень быстрый обмен веществ.

Без шуток, в этом вся Тейлор. Даже я знаю, что за подобные слова народ тебя может вполне оправданно прикончить.

Кстати о жертвах, связанных с тортом: Мартин Эддисон валяется на сцене, уткнувшись лицом в пустую коробку из-под торта.

Мисс Олбрайт перешагивает через него.

— Ладно, ребята. За работу! Возьмите карандаши. Я хочу, чтобы вы сделали кое-какие пометки в сценарии.

Я не против.

Сцена, которую мы играем, происходит в таверне, и мои заметки просто о том, что я должен сохранять пьяный вид. Жаль, что на экзаменах их нельзя использовать как шпаргалки. Кое-кому они реально помогли бы улучшить результаты.

Сегодня мы репетируем без перерыва, но я не в каждой сцене, так что на самом деле у меня много свободного времени. Сбоку от сцены стоят подиумы, оставшиеся с хорового концерта. Я сижу с краю, поставив локти на колени. Иногда я забываю, как приятно просто сидеть и наблюдать.

Мартин стоит за кулисами слева и рассказывает Эбби какую-то историю, нервно жестикулируя. Эбби качает головой и смеется. Так что, видимо, Мартин все-таки не сдался.

Внезапно передо мной вырастает Кэл Прайс. Он легонько толкает мою ногу носком своей кроссовки.

— Эй, — говорит он. — Счастливого дня рождения!

Вот так поистине счастливый день рождения.

Он садится на подиум возле меня.

— Будешь отмечать?

Ох.

Окей. Я не хочу врать. Но и не очень хочу, чтобы он знал, что в планах у меня — провести время с семьей и читать поздравления на «Фейсбуке». Хотя сегодня понедельник, так? Никто не ждет, что я устрою что-то крутое в понедельник.

— Да, наверное, — наконец говорю я. — Будем есть торт-мороженое. — И добавляю: — С «Орео».

Я не мог не упомянуть «Орео».

— Клево, — кивает Кэл. — Надеюсь, у тебя хватит для него места в желудке.

Никакой явной реакции на «Орео». Но, наверное, это еще ничего не значит.

— Ну ладно, — говорит Кэл и подается вперед. Я не хочу, чтобы он вставал. Он встает. — Еще раз поздравляю.

Но потом на долю секунды он кладет руку мне на плечо. И я почти не верю, что это произошло.

Я не шучу. Дни рождения — просто охренительная штука.