В этом разделе представлены отчеты ТАСС о ходе двух процессов: в Краснодаре (в июле 1943 года) и Харькове (в декабре 1943 года). Если на первом процессе рассматривались дела пособников немецко-фашистских захватчиков, то на Харьковском процессе рассматривались дела немецких военных преступников. Помимо этих двух процессов имели место и другие военные суды, в силу массового характера гитлеровских зверств.
Москва, 19 апреля 1943 г.
В освобожденных Красной Армией от немецко-фашистских захватчиков городах и селах обнаружено множество фактов неслыханных зверств и чудовищных насилий, учиненных немецкими, итальянскими, румынскими, венгерскими, финскими фашистскими извергами, гитлеровскими агентами, а также шпионами и изменниками родины из числа советских граждан над мирным советским населением и пленными красноармейцами. Многие десятки тысяч ни в чем неповинных женщин, детей и стариков, а также пленных красноармейцев зверски замучены, повешены, расстреляны, заживо сожжены по приказам командиров воинских частей и частей жандармского корпуса гитлеровской армии, начальников гестапо, бургомистров и военных комендантов городов и сел, начальников лагерей для военнопленных и других представителей фашистских властей.
Между тем, ко всем этим преступникам, виновным в совершении кровавых расправ над мирным советским населением и пленными красноармейцами, и к их пособникам из местного населения применяется в настоящее время мера возмездия, явно не соответствующая содеянным ими злодеяниям[95].
Имея в виду, что расправы и насилия над беззащитными советскими гражданами и пленными красноармейцами и измена родине являются самыми позорными и тяжкими преступлениями, самыми гнусными злодеяниями, Президиум Верховного Совета СССР постановляет:
1. Установить, что немецкие, итальянские, румынские, венгерские, финские фашистские злодеи, уличенные в совершении убийств и истязаний гражданского населения и пленных красноармейцев, а также шпионы и изменники родины из числа советских граждан караются смертной казнью через повешение[96].
2. Пособники из местного населения, уличенные в оказании содействия злодеям в совершении расправ и насилий над гражданским населением и пленными красноармейцами, караются ссылкой в каторжные работы на срок от 15 до 20 лет.
3. Рассмотрение дел о фашистских злодеях, виновных в расправах и насилиях над мирным советским населением и пленными красноармейцами, а также о шпионах, изменниках родины из числа советских граждан и о их пособниках из местного населения возложить на военно-полевые суды, образуемые при дивизиях действующей армии в составе: председателя военного трибунала дивизии (председатель суда), начальника особого отдела дивизии и заместителя командира дивизии по политической части (члены суда), с участием прокурора дивизии.
4. Приговоры военно-полевых судов при дивизиях утверждать командиру дивизии и приводить в исполнение немедленно[97].
5. Приведение в исполнение приговоров военно-полевых судов при дивизиях — повешение осужденных к смертной казни — производить публично, при народе, а тела повешенных оставлять на виселице в течение нескольких дней, чтобы все знали, как караются и какое возмездие постигнет всякого, кто совершает насилие и расправу над гражданским населением и кто предает свою родину.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. КАЛИНИН
Секретарь Президиума Верховного Совета СССР А. ГОРКИН
РГВА ф.4, оп.11, д.75, л.568—570. Подлинник.
Город Н., 14 июля. Сегодня перед судом Военного Трибунала Северо-Кавказского фронта предстала группа изменников Родине, пособников врага, активных участников злодеяний немецко-фашистских оккупантов на территории гор. Краснодара и Краснодарского края.
В переполненном зале присутствуют сотни трудящихся — рабочие и служащие предприятий и учреждений города Н., представители интеллигенции, колхозники, приехавшие на процесс из станиц. Многие из них являются живыми свидетелями кровавого шестимесячного хозяйничанья немецко-фашистских извергов в городах и станицах Кубани. У многих из них гитлеровские оккупанты убили и замучили родных и близких, разграбили нажитое многолетним трудом имущество, лишили крова.
Дело слушается в открытом судебном заседании. Председательствует полковник юстиции тов. Н.Я. Майоров, члены Трибунала — полковник юстиции тов. Г.К. Захарьянц и майор юстиции тов. Н.Н. Костров, при секретаре майоре юстиции тов. Л.А. Гореве. Государственное обвинение поддерживает военный прокурор генерал-майор юстиции тов. Л.И. Яченин. Защищают по назначению суда адвокаты тт. А.И. Назаревский, В.И. Якуненко и С.К. Казначеев. К участию в судебном следствии привлечена экспертиза в составе главного судебно-медицинского эксперта Наркомздрава СССР д-ра В.И. Прозоровского, главного судебно-медицинского эксперта Наркомздрава РСФСР доцента В.М. Смольянинова, главного судебно-медицинского эксперта Красной Армии проф. М.И. Авдеева, консультанта московской судебно-медицинской экспертизы д-ра П.С. Семеновского и судебного химика С.М. Соколова.
По настоящему делу преданы суду по обвинению в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 58—1 «а» и 58—1 «б» Уголовного Кодекса РСФСР (измена родине)[99]: Кладов И., Котомцев И., Ластовина М., Мисан Г., Напцок Ю., Павлов В., Парамонов И., Пушнарев Н., Речкалов И., Тищенко В. и Тучнов Г.
В вечернем заседании Военного Трибунала было оглашено Обвинительное Заключение.
Обвинительное заключение подробно воспроизводит жуткую картину массовых убийств ни в чем неповинных советских людей, которые были тысячами уничтожены немецко-фашистскими захватчиками, временно оккупировавшими Краснодарский край.
Данными предварительного следствия установлено, что все эти убийства, зверства, насилия и грабежи проводились частями и карательными органами 17-ой немецкой армии под командованием генерал-полковника Руоф.
Непосредственное руководство и осуществление всех этих зверств было возложено на Краснодарское гестапо, во главе с шефом гестапо немецким полковником Кристман.
В состав гестапо входила особая карательная команда тайной полиции, под наименованием «Зондеркоманда СС-10-а», которая непосредственно и осуществляла все эти злодеяния.
Следствием установлены факты: издевательств над арестованными и сожжения заключенных, содержавшихся в подвалах Краснодарского гестапо; массовых убийств больных Краснодарской городской больницы, Березанской лечебной колонии, а также детской краевой больницы, расположенной на хуторе «3-ья речка Кочеты» Усть-Лабинского района.
Наконец, следствием установлены факты удушения окисью углерода в специально оборудованных автомашинах «душегубках» многих тысяч советских людей.
«Зондеркоманда СС-10-а» представляла собой карательную команду гестапо, насчитывавшую около 200 чел. Начальником указанной «зондеркоманды» являлся шеф гестапо — немецкий полковник Кристман, а его непосредственными помощниками в деле истребления советских людей были немецкие офицеры: Раббе, Босс, Сарго, Сальге, Ган, Эрих Мейер, Пашен, Винц, Ганс Мюнстер, немецкие военные врачи тюрьмы и гестапо. — Герц и Шустер, а также сотрудники гестапо — переводчики Якоб Эйкс и Шертерлан.
Кроме того гестапо были завербованы и принимали участие во всех зверствах, привлеченные в качестве обвиняемых по настоящему делу, предатели — Тищенкo В., Тучков Г., Речкалов И., Ластовина М., Пушкарев Н., Мисан Г., Напцок Ю., Парамонов И., Котощев И., Павлов В., Кладов И.
Произведенным расследованием установлены следующие конкретные факты злодеяний, совершенных в Краснодарском крае немецко-фашистскими захватчиками.
Вскоре после занятия Краснодара, в результате систематических облав и массовых арестов мирных жителей, подвалы Краснодарского гестапо были до отказа переполнены заключенными. Никакого «следствия» по делам этих сотен и тысяч ни в чем неповинных людей не производилось. Арестованные подвергались самым изощренным пыткам и избиениям, причем судьбу их лично решал своей властью шеф гестапо полковник Кристман, который и давал приказы о физическом уничтожении арестованных.
Начиная с осени 1942 года, немцы начали применять для уничтожения советских людей специально оборудованные автомашины, которые получили известность среди населения под наименованием «душегубки».
«Душегубки» представляли собой крытые 5—7-тонные грузовики серого цвета с дизель-мотором. Эти машины были обиты внутри оцинкованным железом и снабжены в задней части кузова двухстворчатой, герметически закрывающейся дверью. В полу кузова находилась решетка, под которой проходила труба с отверстиями, соединявшаяся с выхлопной трубой мотора. Отработанные газы дизель-мотора, содержащие окись углерода высокой концентрации, поступали в кузов машины, вызывая быстрое отравление и смерть от удушения помещенных внутри людей.
По нескольку раз в неделю, а в январе месяце, перед отступлением немцев из Краснодара, по 2—3 раза в день «душегубки» загружались арестованными из подвалов здания гестапо, помещавшегося на улице Орджоникидзе, 61. Погрузкой обычно руководил заместитель шефа гестапо, он же начальник гестаповской тюрьмы, капитан Раббе. Перед этим арестованные раздевались, а затем но 60—80 человек загружались в «душегубку», дверь которой герметически закрывалась, и машина, простояв несколько минут со включенным мотором, направлялась к противотанковому рву, расположенному за заводом измерительных приборов. «Душегубку» обычно сопровождал конвой полицейских из «Зондеркоманды СС-10-а». В противотанковом рву производилась выгрузка и беспорядочное закапывание людей, которые были уже умерщвлены газами в пути следования машины. В машину обычно загружались мужчины, женщины и дети совместно.
Несмотря на то, что немцы пытались законспирировать этот чудовищный метод истребления советских людей, с течением времени жители, проживавшие по соседству с гестапо, а через них и местное население, узнали о назначении этих машин.
Узнали также о «душегубках» и арестованные, которые при посадке в машину начали оказывать сопротивление, оглашая двор гестапо криками и воплями, в связи с чем их вталкивали в машину посредством насилия. Крики несчастных вскоре после, того, как включался мотор, постепенно стихали, и находившиеся там люди погибали.
Свидетельница Гажик Евдокия Федоровна, наблюдавшая однажды картину насильственной посадки в машину «душегубку» одной арестованной женщины с пятилетней девочкой, показала:
«В этот «автобус» гестаповцы силой вталкивали женщину в возрасте, примерно, около 30 лет. Женщина в машину не шла, сопротивлялась и всё время рвалась к стоявшей сзади девочке 4—5 лет, которая кричала: «мамочка, мамочка, я поеду с тобой». Не сумев осилить арестованную, гестаповец схватил девочку и смазал ей каким-то черным полужидким веществом губы и нос. Ребенок моментально упал в бессознательном состоянии и был брошен гестаповцами в кузов машины. Увидев всё происшедшее, мать подняла истерический крик и бросилась на гестаповца. После нескольких секунд борьбы, гестаповцу удалось обессилевшую женщину втащить в машину».
В «душегубках» истреблялись не только арестованные, но и лица, случайно схваченные на улицах при массовых облавах.
При раскопке противотанкового рва среди жертв фашистских мерзавцев были обнаружены трупы с корзинками и другими предметами, с которыми погибшие направлялись в город, на базар и т.п. При раскопках противотанкового рва в районе совхоза №1 было обнаружено множество трупов, впоследствии опознанных родными.
Так, житель гор. Краснодара Коломийцев Николай Кузьмич опознал труп своей жены Коломийцевой Раисы Ивановны, арестованной гестапо 2.II.1943 г. Рабочий завода «Краснолит» Петренко Василий Николаевич опознал трупы своей жены Веры Зиновьевны, сына Юрия 7 лет и дочери Инны 3-х лет. Жена Петренко была арестована вместе с детьми также 2.II.43 г. Священник Георгиевской церкви гор. Краснодара Ильяшов лично опознал известных ему жителей г. Краснодара — Луганского Кирилла, Головатого Владимира и др.
В августе 1942 г. в Краснодарскую городскую больницу приехал врач гестапо немец Герц, который собрал сведения о численности и составе больных. Вскоре после этого Герц приехал в эту больницу с несколькими немецкими офицерами, которые осмотрели больницу и уехали.
22 августа Герц явился к главному врачу больницы доктору Башлаеву. и объявил ему и другим врачам, что, согласно установке, полученной от немецкого командования, больные должны быть «убраны» из больницы. Вскоре во двор больницы прибыла «душегубка», куда начали насильно загонять больных.
В первый рейс было погружено около 80 человек, машина ушла и вскоре вернулась. В течение последующих двух часов машина сделала 4 рейса, забрав свыше 300 больных, которые все были умерщвлены указанным выше способом, а трупы их были выброшены в противотанковый ров у завода измерительных приборов.
Эти факты установлены показаниями очевидцев: Макарова, Кантонистова, Мохно и др.
Так, свидетель Мохно показывает:
«Сделав несколько рейсов, эта же машина подошла и к корпусу, где были больные мужчины. От немецкого офицера поступило распоряжение — всех мужчин, могущих как-либо, передвигаться, раздеть и выводить их к машине. Здесь опять поднялся шум, стоны и крики больных, но немцы зверствовали, они хватали их и вталкивали в машину, а тяжело больных на носилках выносили, и немцы, тоже бросали в машину».
Однажды в момент погрузки больных в машину на территорию больницы явился за справкой задолго до того выписавшийся из больницы житель г. Краснодара Иван Иванович Котов. Один из немецких офицеров, наблюдавших за погрузкой, увидев Котова, схватил его и втолкнул в «душегубку». В дальнейшем, когда дверь машины захлопнулась и машина двинулась, то Котов, почувствовав удушье, порвал сорочку и, омочив ее собственной мочой, закрыл себе рот и нос. Через некоторое время он впал в бессознательное состояние и очнулся уже в противотанковом рву, где он лежал среди беспорядочно сваленных трупов. Выбравшись из рва, Котов возвратился домой.
На следствии Котов показал:
«...Немец, стоявший у машины, с непонятными мне выкриками бросился на меня, схватил сзади за воротник пиджака и втолкнул меня в машину. Когда я был брошен в машину, там уже находилось много людей. Сколько их было, не могу сказать. Здесь были мужчины и женщины. В машине было очень тесно. Люди стояли, прижавшись друг к другу. В машине стояли стоны, крик, плач, люди совершенно обезумели, видимо предчувствуя, что немецкие варвары готовят нам кошмарные пытки и смерть. За мной в машину были брошены еще человек пять, после чего дверь машины, захлопнулась, и через несколько минут машина двинулась с места. Во время движения я почувствовал, что начинаю задыхаться. Я сорвал с себя рубашку, смочил ее мочой и закрыл ею рот и нос, после этого я сразу почувствовал облегчение».
После истребления больных Краснодарской больницы в ней было оставлено лишь 20 коек, на которые принимались новые больные. Однако фактически это отделение больницы явилось ловушкой, так как врач гестапо Герц дважды приезжал за новыми больными, поступавшими в это отделение, и также увозил их в «душегубке».
5 сентября 1942 г. этот же гестаповец Герц явился в Березанскую лечебную колонию и объявил главврачу этой колонии Кирееву, в присутствии врача Шаповаловой, что 7 сентября прибудет машина за больными, которых также нужно истребить. Киреев попросил Герца не забирать хотя бы выздоравливающих, занятых на сельскохозяйственных работах. Герц на это согласился и дал распоряжение выздоравливающих вывести в отдельное помещение. Утром 7 сентября «душегубка» прибыла в колонию и в нее начали грузить больных женщин, предварительно раздевая их донага. Многие из больных пытались сопротивляться, но их силой заталкивали в «душегубку».
В общей сложности из Березанской колонии было таким образом вывезено и истреблено 320 больных, трупы которых были засыпаны в противотанковом рву, расположенном в 5 клм. от колонии.
Через несколько дней после этого в колонию прибыла группа немцев, во главе с офицером из гестапо Гансом Мюнстером. Эта группа разграбила все материальные ценности и продукты, принадлежащие колонии.
В октябре 1942 г. в колонию было доставлено из Краснодара 17 больных, которые впоследствии также были истреблены в «душегубке». Что же касается выздоравливающих больных, которые были оставлены по разрешению Герца, то 20 октября 1942 г. их по приказу Ганса Мюнстера погрузили в количестве 60 чел. в грузовик и вывезли к противотанковому рву, где они и были расстреляны. Перед этим одна из больных, по имени Маруся, в исступлении закричала: «Придут наши и отомстят за нас». Мюнстер избил эту больную прикладом винтовки, до крови искалечив ей лицо и голову. Больной Добунцов пытался бежать но был убит выстрелом из винтовки.
В сентябре 1942 г. немцы таким же образом организовали истребление больных детей, находившихся в детской краевой больнице, помещающейся на хуторе «3-ья речка Кочеты», Усть-Лабинского района, Краснодарского края. В указанной больнице поселились офицер гестапо Эрих Мейер и переводчик Якоб Эйкс.
21 сентября 1942 г. к больнице подъехала одна «душегубка» и одна легковая машина, в которой прибыл врач Герц и с ним еще несколько немцев. В «душегубку» были в одних трусиках и майках помещены 42 больных ребенка, которые были истреблены указанным выше способом. Трупики детей были сброшены в специальную большую яму, вырытую еще за несколько дней до этого в районе хутора «Чернышева» местными жителями, по приказанию Мейера и Эйкса, якобы для установки зенитного орудия.
В процессе предварительного следствия по настоящему делу в 13 пунктах были разрыты ямы с закопанными в них трупами жертв немецко-фашистских палачей и была произведена судебно-медицинская экспертиза. Из огромного количества обнаруженных в этих местах трупов были подвергнуты судебно-медицинскому исследованию 623 трупа, из них 85 трупов детей, 256 трупов женщин и 282 трупа мужчин, в том числе 198 трупов стариков.
На основании всесторонних судебно-медицинских, судебно-химических и спектроскопических исследований, экспертная комиссия, в составе Главного судебно-медицинского эксперта Наркомздрава СССР д-ра Прозоровского В.И., главного судебно-медицинского эксперта Наркомздрава РСФСР — доцента Смольянинова В.М., главного судебно-медицинского эксперта Красной Армии д-ра медицинских наук профессора Авдеева М.И., консультанта московской городской судебно-медицинской экспертизы д-ра Семеновского П.С. и судебного химика Соколова С.М., — пришла к заключению, что причиной смерти в 523 исследованных случаях было отравление окисью углерода, а в ста случаях смерть наступила в результате огнестрельных пулевых ранений, нанесенных в подавляющем большинстве случаев в голову.
В своем заключении комиссия экспертов указывает, что смертельное действие окиси углерода безусловно могло иметь место при поступлении отработанных газов от дизель-мотора в закрытое помещение.
Комиссия констатировала:
«Если источник поступления окиси углерода (в том числе и выхлопные газы) находится в закрытом помещении, то концентрация окиси углерода в этом помещении нарастает чрезвычайно быстро, что может привести к наступлению смерти даже в течение нескольких минут (до 5—10)».
Таким образом, материалы судебно-медицинской экспертизы полностью подтвердили полученные предварительным следствием данные о массовом зверском уничтожении органами гестапо, советских граждан, содержавшихся под стражей в Краснодарском гестапо, а также и других мирных жителей, больных, как взрослых, так и детей, находившихся на излечении в Краснодарской больнице, Березанской лечебной колонии и Краевой детской больнице.
Общее количество советских граждан, удушенных путем применения машин «душегубок», достигает 7 000 человек.
Обвинительное заключение также излагает установленные обстоятельства массовых арестов и истязаний советских граждан в Краснодарском гестапо.
В подвалах гестапо ежедневно производились избиения заключенных. Гестаповцы зверски избивали их шомполами, палками и ногами, загоняли им под ногти булавки и т.п. После этих пыток арестованные сбрасывались в подвалы в бессознательном состоянии и обезображенные до неузнаваемости.
Особенно изощрялся в отношении истязаний арестованных шеф Краснодарского гестапо полковник Кристман и врач гестапо Герц. Свидетельница Морошникова, содержавшаяся некоторое время в гестапо, показала:
«За время моего пребывания в камере 1-1 Краснодарского гестапо я была очевидцем, когда с допроса в камеру сильно избитыми возвращались Бронник Вера, Яценко Ирина, Григорьева Груня и целый ряд других советских девушек и женщин. По их рассказам, офицеры гестапо избивали их плетьми, ногами, предварительно раздев догола. Некоторые из них при допросе были изнасилованы. Возвращаясь в камеру, девушки были покрыты сплошными кровоподтеками и струпьями запекшейся крови, некоторых из них в таком состоянии бросали в одиночки, где лишали воды или выдавали сильно соленую воду».
По показаниям свидетельницы Гажик, из подвалов, где содержались заключенные, систематически доносились вопли о помощи. Нередко приходилось слышать, как заключенные кричали: «Дайте глоток воды или хотя бы кусочек хлеба. Умирают дети!».
Перед своим бегством из гор. Краснодара, вызванном вступлением Красной Армии, гестаповцы осуществили новое чудовищное злодеяние.
10.11.1943 г. здание гестапо было подожжено отрядом «Зондеркоманды СС-10-а», под руководством офицера Гана. Быстро распространившееся пламя и взрывы предварительно заложенных мин сделали невозможным спасение заживо горящих заключенных. Из пламени удалось выскочить только одному заключенному, фамилия которого осталась неизвестной, так как он вскоре скончался в результате перенесенных пыток и полученных при пожаре ожогов, что подтверждается показаниями свидетелей Рожковой, Добровой, Гажик и обвиняемого Пушкарева.
В общей сложности, количество арестованных советских граждан, погибших мучительной смертью при поджоге здания гестапо, достигает 300 человек. Некоторые из числа обгоревших трупов, обнаруженных потом в подвалах гестапо, носили на себе следы чудовищных пыток и издевательств. Так, например, среди этих трупов был обнаружен труп неизвестного мужчины средних лет с отрубленными руками.
В своем зверском стремлении истребить как можно больше советских граждан немецко-фашистские бандиты не останавливались перед самыми гнусными провокациями. Так, например, однажды населению города было объявлено, что на Новом базаре будут продаваться мясные отходы (требуха). Поверив в, это объявление, голодные жители собрались в указанном месте. Вместо мясных отходов туда прибыла крытая машина с полицейскими и немецкими солдатами, доставившая неизвестного краснофлотца, которого, тут же в присутствии собравшихся повесили на столбе. В последний момент краснофлотец, обратившись, к плачущей толпе, закричал: «Не плачьте! Палачи народа ответят тысячами своих жизней. Скоро наши придут и за всё отомстят».
В другом случае населению города было объявлено немецким командованием, что несколько тысяч пленных бойцов Красной Армии, якобы, будут проведены через город и что населению разрешено оказать им помощь продовольствием. В связи с этим большое количество жителей гор. Краснодара вышло навстречу, захватив с собой подарки и продукты, но вместо советских военнопленных им навстречу были пущены автомашины с немецкими ранеными солдатами, причем тут же была произведена фото и киносъемка, которая по замыслу немецких провокаторов должна была иллюстрировать «встречу», якобы, устроенную советскими гражданами немецким солдатам.
Подводя итоги чудовищным злодеяниям, установленным произведенным расследованием, обвинительное заключение указывает, что всю полноту ответственности за зверства и злодеяния, учиненные в период оккупации, гор. Краснодара и Краснодарского края за пытки и издевательства, за массовые расстрелы и истребление изуверскими методами, путем удушения газами в специально приспособленных машинах, за сожжение и др. виды умерщвления ни в чем неповинных советских граждан, в том числе стариков, женщин и детей, — несут руководители разбойничьего фашистского правительства Германии и немецкого командования, а в частности, командующий 17 армией генерал-полковник Руоф, а также непосредственные исполнители этих злодеяний:
Кристман — полковник, шеф Краснодарского гестапо
Раббе, — капитан, заместитель гестапо
Сальге — офицер гестапо
Сарго — офицер гестапо
Пашен — офицер гестапо
Викц — следователь гестапо
Ган — офицер гестапо
Мюнстер Ганс — офицер гестапо
Мейер Эрих — офицер гестапо
Герц — врач гестапо
Шустер — врач гестапо
Эйкс Якоб — сотрудник гестапо
Шертерлан — сотрудник гестапо.
Наряду с ними обвиняются во всех этих зверствах и злодеяниях привлеченные в качестве обвиняемых по настоящему делу: Тищенко В., Тучков Г., Речкалов И., Ластовина М., Пушкарев Н., Мисан Г., Напцок Ю., Парамонов И., Котомцев И., Павлов В., Кладов И.
Все они на предварительном следствии признали себя виновными в предъявленных им обвинениях и дали подробные показания о своей предательской деятельности и соучастии в зверствам немецко-фашистских оккупантов.
Всем, обвиняемым предъявлены обвинения по ст. 58-1 «а» и ст. 58-1 «б» Уголовного Кодекса РСФСР. Дело слушанием продолжится несколько дней.
Продолжение заседания 14 июля
После короткого перерыва Военный Трибунал приступает к допросу обвиняемых. Первым допрашивается подсудимый Тищенко. Это — прожженный изменник, добровольно поступивший на службу в немецкую полицию, переведенный в гестапо — вначале старшиной «зондеркоманды» и, наконец, следователем гестапо.
Представитель государственного обвинения генерал-майор юстиции тов. Яченин спрашивает подсудимого, какова была система работы гестапо. Тищенко вынужден признать, что в гестапо полностью и безраздельно действовал дикий разнузданный произвол, система массового истребления советских людей..
Прокурор: Расскажите об этом конкретнее и подробнее.
Тищенко: Арестованным в гестапо никаких обвинений не предъявляли, свидетелей не вызывали, очных ставок не делали. Офицеры допрашивали в сильно нетрезвом виде, били арестованных шомполами, палками, плетьми, коваными сапогами, вырывая волосы, срывая ногти. Офицеры Кристиан, Раббе, Сальте, Сарго и другие насиловали арестованных женщин.
Прокурор: Это — система?
Тищенко: Да, система.
Подсудимый Тищенко, всячески пытающийся умалить свою роль, признает, что он лично избивал арестованных, что по материалам, представленным Тищенко, были расстреляны советские активисты Саркисов и Патушинский, а остальные заключены в концлагери.
Подсудимому задается вопрос о «душегубках» — автомашинах, специально оборудованных для зверского умерщвления советских граждан. Тищенко отвечает подробно, с явным знанием дела. Это были машины грузоподъемностью 7—8 тонн с двойными стенами и фальшивыми окнами, придававшими им вид автобуса, в задней стенке кузова имелась герметически закрывающаяся дверь. Внутри кузова была сделана решетка, под нею проходила выхлопная труба, по которой отработанный газ поступал из дизеля в кузов. При работе мотора, когда машина стояла на месте, смерть наступала через 7 минут, если машина находилась в движении — через 10 минут. Арестованным стало известно, что в этой машине их ожидает мучительная смерть. Поэтому они всячески сопротивлялись при посадке, кричали и звали на помощь. Гестаповцы вталкивали свои жертвы в машину силой. Посадкой в «душегубки» обычно руководили шеф гестапо полковник Кристиан, Раббе и другие немецкие офицеры. Тищенко показывает, как однажды на его глазах в «душегубку» загнали 67 взрослых и 18 детей.
Когда на вопрос прокурора о возрасте детей, брошенных в «душегубку», Тищенко отвечает: «От одного года до пяти лет» — в зале раздаются невольные возгласы возмущения. Нет меры возмездия, которая была бы достаточной для гитлеровских, детоубийц.
Каждое слово подсудимого изобличает его, как изменника родине, оголтелого гитлеровского пособника. Тщетно пытается Тищенко увильнуть от вопроса председателя суда и прокурора — чем собственно объясняется такая его быстрая гестаповская карьера — инспектор полиции — старшина «зондеркоманды» — следователь гестапо.
Председательствующий: Значит, немцы вам доверяли, если так быстро вас продвигали по службе?
— Да, — отвечает Тищенко, — доверяли.
Тищенко полностью признает себя виновным в измене родине, в том, что он добровольно перешел на сторону врага, поступил на службу в немецкую полицию, а затем в гестапо, принимал участие в слежке за советскими гражданами, в их избиениях и пытках, в их массовом истреблении.
На этом заседание суда 14 июля заканчивается. Объявляется перерыв.
Утреннее заседание 15 июля
Сегодня с утра продолжался допрос обвиняемых. В ходе судебного следствия полностью вскрылась картина чудовищных преступлений немецко-фашистских захватчиков и их пособников — массовое истребление советских людей, истязания, насилия, грабежи, которые совершали изо дня в день гитлеровские негодяи на территории гор. Краснодара и Краснодарского края.
Из 11 обвиняемых десять состояли на службе в так называемой «зондеркоманде СС-10-А» (особая команда тайной полиции) — в карательном органе гестапо. Все они поступили туда добровольно и ревностно выполняли, свои палаческие обязанности, стараясь всячески выслужиться перед немецкими хозяевами. В «зондеркоманду», так же, как и в полицию, немцы вербовали различные уголовные элементы — растратчиков, воров, в свое время осужденных советским судом и отбывавших наказание (таковы Речкалов, Котомцев, Тучков), бывших кулаков, антисоветски настроенных людей. Это — самые мерзкие человеческие отбросы, лишенные чести, изменники и предатели, ставшие активными пособниками злейших врагов и палачей советского народа.
Утреннее заседание начинается продолжением допроса обвиняемого Тищенко. Этот предатель, выслужившийся до должности следователя гестапо, дополняет свои вчерашние показания новыми фактами кровавой расправы немецких оккупантов над мирными советскими гражданами. Он приводит многочисленные примеры насилий, творимых шефом гестапо полковником Кристманом, офицерами Раббе, Сальте, Сарго и другими над советскими женщинами, рассказывает, как заключенным в подвалах гестапо людям, страдавшим от жажды, давали соленую воду, как насильно сажали в «душегубки» женщин, а вслед за ними, как поленья дров, бросали маленьких детей. Когда одна из матерей, показывает Тищенко, не вынесла страданий своего ребенка и бросилась ему на помощь, ее сшибли с ног ударом приклада. Ребенок, которого насильно тащили в «душегубку», укусил немца за руку, другой немец ударом приклада размозжил ребенку голову.
Следующим допрашивается обвиняемый Пушкарев. Он поступил на службу в гестапо добровольно, вскоре выслужился и был назначен группенфюрером, вместе с другими гестаповцами выезжал в станицы.
Прокурор требует, чтобы Пушкарев более подробно рассказал об этих поездках.
— Нас снабдили фальшивыми документами, — показывает Пушкарев, — и отправили по станицам под видом военнопленных, освобожденных из лагерей. Нам дали задание выявлять советских активистов и людей, сочувствующих партизанам. Во время поездки я был свидетелем расстрела немцами 20 мирных жителей в Анапе. Их предварительно раздели, пинками загнали в яму и расстреляли в упор из автоматов.
Прокурор спрашивает сочиняемого, что ему известно о злодеяниях гестапо. Пушкарев приводит ряд фактов — один чудовищнее другого. Однажды в гестапо привезли целую семью — больного мужа, жену и 10-летнего ребенка. Мужчину, несмотря на то, что он был болен и не мог самостоятельно двигаться, отнесли на руках в подвал и полуголым бросили на нары. Стояли сильные заморозки, часовой слышал раздававшиеся из подвала стоны и крики о помощи. К утру они затихли больной замерз.
Как группенфюрер, Пушкарев часто бывал караульным начальником.
Прокурор: То-есть обеспечивали охрану жертв гестапо?
— Да, — отвечает Пушкарев. — Я видел, как людей приводили в гестапо, отправляли на допрос, возвращали в камеры. Они выходили с допроса редко, большей частью их выносили и выволакивали с обезображенными лицами, синяками, кровоподтеками, переломанными конечностями. Особенно свирепствовал шеф гестапо полковник Кристиан. Не отставали от него, впрочем, и другие офицеры.
Из показаний обвиняемого выясняется, что Пушкарев был весьма «требовательным» к своим подчиненным группенфюрером. «Это вам не советская власть, нас немцы воспитали иначе», — сказал он одному из своих подчиненных. В декабре был случай, когда только что арестованная гестапо женщина пыталась бежать, это ей могло удаться, но, желая выслужиться перед немцами, группенфюрер Пушкарев дал команду стрелять, а когда полицейский замешкался, — выхватил у него винтовку и сам застрелил женщину.
Обвиняемый Пушкарев полностью подтверждает показания других обвиняемых о «душегубках». Его показания особенно важны, так как он принимал, непосредственное участие в погрузке арестованных в эти страшные машины.
— Руководили погрузкой, — показывает Пушкарев, — Кристиан, Раббе, Ган, доктор Герц и другие немецкие офицеры. Сначала в машины загоняли женщин, потом мужчин. При мне в машину бросили 11 детей, в том числе грудных. Стоял невообразимый плач и стон. Кто сопротивлялся, тех избивали до полусмерти и бросали в машину насильно. Затем запирали дверь и включали мотор.
Пушкарев из зондеркомандовцев последним ушел из помещения гестапо перед бегством немцев из Краснодара. Он участвовал еще в одном страшном злодеянии немецких оккупантов.
— Перед уходом немцев, — показывает Пушкарев, — в камере было полно арестованных. Стоя в карауле, я слышал выстрелы и крики в подвале. После того, как оттуда вышли немецкие офицеры, из окон подвала вырвалось сильное пламя. Я понял, что офицеры подожгли здание вместе с находившимися в нем арестованными. Крики усиливались, стали душераздирающими и, наконец, постепенно затихли.
Прокурор: Зачем вы были поставлены на пост, для чего находились, в карауле? Для того, чтобы помешать несчастным жертвам спастись?
Пушкарев: Да, когда люди сгорели, караул сняли.
Показаниями Пушкарева вскрываются мерзкие провокации немецких оккупантов. Людей, уничтоженных самими гестаповцами, оккупанты пытались представить «жертвами советской власти».
— Однажды, — показывает Пушкарев, — немцы распустили слух, что через город пройдет партия русских военнопленных, которым можно давать продукты. Когда народ собрался на улицах — пустили навстречу автомашины с немецкими ранеными и организовали фотографирование и киносъемку. Эта инсценировка должна была изображать встречу раненых немецких солдат населением Краснодара.
Заканчивая свои показания, Пушкарев говорит, что, как ему проболтался в нетрезвом виде следователь Винц, незадолго до отступления немцев был получен секретный приказ командующего 17-й немецкой армией генерал-полковника Руоф: при отходе из Краснодара не оставить от города камня на камне, сжечь всё, истребить как можно больше советских граждан, а остальных угнать, с собой.
Успешное наступление Красной Армии помешало гитлеровским извергам в полной мере осуществить этот злодейский замысел.
Допрашивается подсудимый Речкалов. Растратчик и вор, дважды судимый и отбывавший наказание, он добровольно поступил в гестапо.
— Для чего вы это сделали? — спрашивает прокурор.
— Искал работу полегче, а заработок побольше, — объясняет Речкалов.
Как и другие обвиняемые, Речкалов выезжал на облавы, охранял арестованных, старательно делал всё, что приказывали ему немецкие палачи. Однажды он сопровождал «душегубку» к противотанковому рву. Вот что он показал об этом.
— Во время погрузки люди сопротивлялись и кричали. «Что вы делаете, ведь меня ни разу не допрашивали», — кричала одна женщина. Когда погрузка закончилась и машина тронулась, вслед за ней поехали верхом 12 карателей из «зондеркоманды», в том числе и я. У противотанкового рва машина остановилась, и мы начади выгрузку. Все люди были мертвыми. По трупам было видно, что перед смертью они испытывали страшные муки. У одной женщины в руке была зажата прядь волос, вырванных ею из головы. Среди трупов я видел несколько детских.
Отвратительное впечатление производит обвиняемый Мисан. Невнятной скороговоркой он показывает, отвечая на вопросы суда и прокурора, как он лично участвовал в погрузке в «душегубки» арестованных, в том числе женщин и детей, как добровольно вызывался расстрелять полицейского Губского, которого немцы заподозрили в тайном сочувствии советской власти, и как, выполнив эту палаческую обязанность, завоевал доверие гестаповских офицеров.
Мисан пытается увертываться, но обвиняемые Парамонов, Напцок, Речкалов и другие тут же на суде изобличают его как тайного агента гестапо, провокатора и шпиона.
Впечатление законченного предателя производит обвиняемый Котомцев. Бывший военнослужащий, он добровольно сдался в плен и перешел на сторону врага, поступил на службу в полицию, а затем в гестапо. Котомцев, как он сам показал на суде, участвовал в трех карательных экспедициях.
— Одну карательную экспедицию, — показывает Котомцев, — возглавлял «сам» шеф гестапо полковник Кристиан. Во время этой экспедиции была повешена одна неизвестная девушка, заподозренная в том, что она поддерживает связь с партизанами; всё же остальное население было выгнано с хутора.
— Как же отблагодарило вас немецкое командование? — спрашивает прокурор.
Котомцев пытается прикинуться, что не понимает вопроса, но в конце концов отвечает, что получил от шефа гестапо благодарность.
Прокурор: За что? За верную службу немецким оккупантам, за то, что помогали им истреблять советских людей?
— Да, — отвечает Котомцев, сам подводя этим ответом итог своей преступной изменнической деятельности.
Следующим допрашивается обвиняемый Напцок.
— Знали ли вы, — спрашивает его председательствующий, — что «зондеркоманда» — это карательный орган гестапо, что его основной функцией являлось истребление советских людей.
— Да, — отвечает обвиняемый, — знал.
Председательствующий: Следовательно, вы сознательно изменили родине и перешли, на сторону злейших врагов нашего народа.
Напцок (после непродолжительного молчания): Да, сознательно.
Последним на утреннем заседании допрашивается обвиняемый Тучков. Он полностью признает, что, поступив на службу гестапо, всячески старался выслужиться перед немецкими офицерами, активно участвовал во всей террористической и провокаторской работе, которую проводило гестапо на территории Краснодара и Краснодарского края.
Вечернее заседание 15 июля
На вечернем заседании, был закончен допрос обвиняемых. Допрашивались Кланов, Парамонов, Павлов и Ластовина. Их показания дополнили новыми деталями картину, нарисованную остальными обвиняемыми. В частности полностью подтверждено всё, что связано с изобретенными немецкими извергами «душегубками» — специально оборудованными автомашинами для зверского умерщвления людей. Вначале, как показали подсудимые, рейсы этих «душегубок» производились по определенным дням, затем, когда Красная Армия перешла в наступление и немецкие захватчики почувствовали, что скоро им придется бежать из Краснодара, они начали истреблять советских людей с лихорадочной поспешностью. «Душегубки» заработали с предельной нагрузкой, совершая по нескольку рейсов в день. Всего по неполным подсчетам в них умерщвлено до 7 000 человек, в том числе сотни детей.
Все подсудимые полностью признали себя виновными в предъявленных им обвинениях — активном пособничестве немецким захватчикам, в насилиях и зверствах над населением Краснодара и Краснодарского края. Все они поступили на службу в гестапо, выполняли все злодейские приказы и распоряжения немецких офицеров, непосредственно участвовали в массовом истреблении советских людей.
Подсудимый Ластовина работал санитаром в Березанской лечебной колонии, где находились сотни больных.
После того, как немцы вывезли на «душегубках» и умертвили этим изуверским способом большинство больных, они собрали остальных и повезли их на грузовиках к противотанковому рву. Ластовине немцы приказали сопровождать грузовики с обреченными людьми, и он с радостью согласился.
— Когда сажали в машину, — показывает Ластовина, — больные сопротивлялись, молили о пощаде, но немцы силой вталкивали их в кузов. Одной больной по имени Маруся, которая сопротивлялась особенно сильно и под конец крикнула: «Наши за всё отомстят!» — немецкий офицер разбил голову и бросил женщину в машину. Всех отвезли за 5 километров к противотанковому рву и по пять человек начали вытаскивать из машины. Я их раздевал, а после расстрела сбрасывал в противотанковый ров.
После короткого перерыва суд перешел к допросу свидетелей. Они нарисовали в своих показаниях страшную картину террористического разгула гитлеровских мерзавцев, невероятных насилий и издевательств, которым они подвергали население оккупированных городов и сёл. Первой допрашивается свидетельница Климова. Она рассказала о том, что ей довелось видеть и пережить, когда она была арестована и брошена в подвал гестапо.
— Женщин, — показывает Климова, — сидевших в нашей камере, приводили после допросов в таком состоянии, что их невозможно было узнать. Как сейчас, помню страшный рассказ одной девушки, возвратившейся с допроса. Немецкие офицеры приказали раздеть ее и обнаженной привязать к столу. Завели патефон, и пока пластинка проигрывалась, — девушку били смертным боем. Потом начался допрос. Поскольку она ни в чем не признавалась, немцы снова завели патефон и били ее до тех пор, пока не была проиграна пластинка. Так продолжалось два часа.
С напряженным вниманием выслушивается присутствующими показание свидетеля Головатого.
— У меня, — говорит свидетель, — был арестован сын 17 лет, комсомолец. Его взяли в гестапо. С тех пор я его не видел. Лишь после того, как немцы были изгнаны из Краснодара, я увидел сына, но уже мертвым. В противотанковом рву я нашел изуродованный, искалеченный труп своего сына. Возле него лежало множество других трупов, в том числе трупы женщин и маленьких детей. Убитые были, свалены немцами в противотанковый ров рядами один на другой. Вместе со мной был рабочий нашего завода, он также обнаружил здесь зверски изуродованные трупы, своей жены и маленького ребенка.
Свидетель изобличает сидящих на скамье подсудимых, как подлейших изменников родине и активных пособников гитлеровцам во всех их кровавых злодеяниях и насилиях, чинимых над советскими людьми.
Утреннее заседание 16 июля
На утреннем заседании 16 июля продолжался допрос свидетелей. 22 свидетеля прошло перед Военным Трибуналом. Среди них — люди, побывавшие сами в лапах гестапо, потерявшие родных и близких, непосредственные очевидцы кровавых зверств фашистских захватчиков.
Утреннее заседание начинается допросом свидетеля Коломийцева.
— В начале февраля, — показывает свидетель, — была арестована моя жена. Увидел я ее лишь 28 февраля — мертвой в противотанковом рву. Ее лицо пересекали продольный полосы с небольшой синевой.
Прокурор: Много там было других трупов?
Коломийцев: Тысячи. Бросалось в глаза множество детских трупов, в том числе детей грудного возраста, женщин, дряхлых стариков. На многих были ясно видны следы жестоких побоев и пыток. На большинстве трупов не было никаких следов огнестрельных ранений — по всей видимости их удушили каким-то отравляющим веществом.
Прокурор: Что вам до этого было известно о зверствах немцев?
Коломийцев: С первого дня хозяйничания в Краснодаре они начали истреблять советских людей, а в конце января это приобрело массовый характер. По всему городу были установлены виселицы, вешали также на телеграфных столбах. Так, я помню висевший несколько суток труп мужчины, на груди которого была надпись: «Воровал дрова у Германии». Его повесили только за то, что он взял с кладбища несколько сухих сучьев.
Следующим допрашивается свидетель Петренко.
— Вскоре по приходе немцев в Краснодар, — показывает он, — меня вызвали в гестапо и предложили указать местонахождение известных мне советских активистов. Дали два дня срока. Я не захотел стать предателем и скрылся из города в одну из станиц, а семья не успела, и гестапо в порядке мести арестовала мою жену и вместе с нею двоих детей.
Прокурор: Сколько им лет?
Петренко: Сыну семь, дочери три.
Прокурор: Продолжайте ваши показания.
Петренко: После освобождения Краснодара от немецких оккупантов я вернулся в город и начал искать свою семью. Где только я не был, побывал во всех подвалах гестапо, пересматривая трупы заживо сожженных гитлеровцами людей, наконец, бросился к противотанковым рвам. Там не было счета трупам. Среди них я нашел жену и дочь. Обе были раздеты. Сына я нашел спустя две недели в том же рву. Все они, как после выяснилось, были умерщвлены при помощи «душегубки».
Прокурор: Что вы видели в подвалах гестапо, когда искали трупы?
Петренко: Сгоревших заживо людей. По их позам было видно, что перед смертью они страшно мучились и в отчаянии пытались выбраться из подвала.
После Петренко дает показания старая женщина Агриппина Антоновна Корольчук, живущая невдалеке от противотанкового рва, куда немцы сбрасывали свои жертвы.
— Большие закрытые машины, — показывает Корольчук, — ходили ко рву мимо нашего дома каждый день. Их обычно сопровождали верховые с лопатами.
Однажды машина застряла в грязи. Как немцы ни старались ее вытащить, у них ничего не вышло. Тогда они загнали нас всех в дом, чтобы мы не смотрели. Но из окна я украдкой видела, как к машине подъехала подвода и немцы начали наваливать на нее трупы. Навалят, отвезут ко рву, сбросят туда и снова приезжают к машине. Так это продолжалось шесть или семь раз подряд, пока не вывезли всех.
О массовой расправе немецких оккупантов с мирными советскими гражданами говорит в своих показаниях и свидетельница Талащенко, также живущая возле противотанкового рва.
Среди тех, кого немцы ежедневно привозили на расстрел, было много женщин и детей. У меня и сейчас стоит в ушах их душераздирающий крик: «Боже мой, сколько нас здесь безвинных!». ...Ежедневно подъезжала к противотанковому рву и «душегубка», ее подводили вплотную к насыпи, открывали дверь и выбрасывали трупы, как дрова, чуть закидывали землей и уезжали.
Допрашивается свидетель Ильяшев — старик, священник Георгиевской церкви.
Он рассказывает о многих русских семьях, у которых немцы отняли кормильца, замучили мать, убили сына или дочь.
Буквально назавтра после бегства немцев из Краснодара меня пригласили в одну семью, которая переживала большое горе. Только что привезли труп единственного сына, убитого фашистскими палачами. Назавтра я был в семье моего знакомого фотографа Луганского. Еще недавно мы с ним встречались, а сейчас вот пригласили совершить погребальный обряд.
— Немцы убили? — спрашиваю.
— Немцы, батюшка, будь они прокляты!
Я не мог совершать обряда — слезы безудержно катились из глаз, думалось о русских людях, безвинно погибших на своей родной земле от руки немецких извергов. Погибла от их проклятых рук и моя соседка Раиса Ивановна. Я близко знал ее семью — хорошая, дружная и трудолюбивая русская семья. Немцы удушили Раису Ивановну каким-то отравляющим веществом — никаких ран на ней не было, только лицо избороздили красноватые полосы.
— Многие прихожанки рассказывали мне, — продолжает свидетель Ильяшев, — как немцы переодевались в красноармейскую форму и накануне своего отступления ходили по домам и говорили: «Что вы ждете, граждане, Красная Армия уже здесь, идите и помогайте ей». Доверчивые люди выбегали на улицу, многие брали с собой припрятанное оружие. А немецкие провокаторы вылавливали их и убивали.
Всё, что творили здесь немцы — массовые репрессии, облавы, истребление тысяч мирных людей — окончательно убедило меня в том, кто такие немцы. Я свидетельствую здесь перед всем русским народом, перед всем миром, что это дикие звери, и нет у меня слов, которые бы выразили всю ненависть и проклятье наше этим извергам!
Еще об одной немецкой провокации показывает свидетельница Скрынникова:
Немцы объявили, что такого-то числа, в такой-то час мимо собора проведут большую партию пленных красноармейцев и, мол, кто желает, может передать, им продукты. Собрались тысячи людей. Тогда немцы пустили грузовики со своими ранеными, а сами забрались на балконы и телеграфные столбы, и защелкали фотоаппараты — вот, дескать, как население Краснодара приветствует немецкую армию. Когда грузовики прошли, немцы начали разгонять толпу, применяя насилие и оружие.
С огромным вниманием присутствующие выслушивают показания свидетеля Козельского — врача Краснодарской городской больницы.
В первые дни оккупации (рассказывает доктор Козельский) в нашу больницу явился так называемый немецкий врач, а попросту — гестаповский палач Герц. Он спросил, сколько больных и кто они. Через несколько дней пришла группа немецких офицеров в сопровождении того же Герца. 22 августа по коридорам больницы вновь раздался топот кованых сапог немецкой солдатни. По приказанию Герца в кабинет главного, врача собрались все врачи нашей больницы. Герц снял с пояса револьвер, положил на стол к ломаным русским языком спросил:
— Коммунисты, комсомольцы, евреи есть?
Услышав, что среди врачей коммунистов, и евреев нет, Герц продолжал:
— Я — немецкий офицер, мне приказано изъять отсюда больных. Немецкое командование приказало, чтобы больных во время войны не было. Они должны быть уничтожены. Как их уничтожат, вас не касается.
Воцарилось гробовое молчание. Лица всех присутствующих были бледны, как мел. Кто-то спросил:
— А как же выздоравливающие? Ведь они скоро поправятся, это почти уже здоровые люди.
— Об этом я скажу вам, — грубо оборвал Герц, — а сейчас приступаю к делу.
Я вышел во двор и увидел, что пока Герц нас собирал — погрузка в «душегубку» уже началась. Первое время больные не догадывались, в чем дело, — им сказали, что перевозят в другую больницу, — но потом догадались. Крики, и вопли, буквально раздирали душу. «Душегубку» загрузили до отказа — она отвозила свои жертвы и возвращалась за новой партией. За несколько рейсов немцы умертвили более 300 больных. Должен добавить, что, уничтожив больных, немцы оставили в больнице небольшое отделение человек на 20 — это была настоящая ловушка, чтобы привлекать, и истреблять новых больных — «душегубка» приезжала еще пару раз и забирала тех, кто попадался в эту ловушку. То же самое, как мне потом стало известно, произошло и в детской больнице «Третья речка Кочеты». Очевидцы рассказывали мне, что, когда детей погрузили и машина тронулась, из кузова раздались приглушенные детские крики и плач. Среди работников детской больницы были люди, которые потом лично узнавали своих маленьких пациентов, зверски умерщвленных немецкими извергами. Когда была отрыта одна из ям — в ней обнаружили сорок два трупа с метками детской больницы на белье.
Полностью подтвердила эти показания Козельского свидетельница Анохина. Она лишь добавила, что тех больных, которые не могли идти самостоятельно в машину, немцы выносили на носилках и сбрасывали в кузов.
О трагедии, разыгравшейся в Березанской лечебной колонии, показала свидетельница Мохно.
Однажды в колонию ворвался немецкий офицер и приказал всех больных отправлять во двор. Тем, кто сопротивлялся, скручивали руки. Их избивали и насильно бросали в кузов.
«Русский больной газом капут», — слышала я, как говорил кому-то, ухмыляясь, немецкий солдат.
Свидетельница подробно сообщает также о фактах немецкой провокации:
Как-то был пущен слух, что на новом базаре будут раздавать мясные отходы — требуху. Собралось много народа — люди за время хозяйничания немцев вконец изголодались. Стоят — ждут. Вдруг подъезжает грузовик, оттуда выводят человека в матросской тельняшке, накидывают ему на шею петлю и собираются вешать. Женщины замерли от ужаса, многие заплакали. Тогда матрос крикнул: «Не плачьте, скоро наши вернутся и за всё отомстят!».
Свидетель Котов — человек, который был брошен немцами в «душегубку» и спасся только благодаря своей исключительной находчивости и хладнокровию.
— Двадцать второго августа, — как показал Котов, — я пришел за справкой в третью городскую больницу, где раньше находился на излечении. Когда я вошел во двор, то первое, что мне бросилось в глаза, — это большая автомашина с темносерым кузовом. Я не успел сделать и двух шагов, как какой-то немецкий офицер схватил меня за воротник и толкнул в кузов. Там было битком набито людей — некоторые были совсем раздеты, некоторые — в нижнем белье. Дверь захлопнулась. Я почувствовал, что машина тронулась. Через несколько минут мне стало плохо, я начал терять сознание. В свое время я обучался на курсах ПВХО и сразу понял в чем дело — нас травят каким-то газом. Я разорвал рубашку, смочил ее мочой и прижал к носу и рту. Стало легче дышать, но всё же сознание я потерял. Очнулся я в яме среди десятков трупов. Кое-как выбрался и с большим трудом дополз домой.
Жуткую картину истребления немецкими оккупантами детей воспроизводит в своих показаниях свидетельница Иноземцева — работница детской больницы.
Тринадцатого сентября (показывает Иноземцева) в детскую больницу приехала группа немецких офицеров — Эрих Мейер, Якоб Эйкс и другие. Они остались у нас на несколько дней, шныряли по всем палатам, следили за детьми и медицинским персоналом. 23 сентября, выйдя на дежурство, я увидела во дворе большую темносерую машину, внешним видом напоминающую товарный вагон. Высокий немец грубо спросил меня, сколько людей живет в окрестностях больницы и кто они по национальности. Это оказался доктор Герц — один из самых лютых гестаповских палачей. Приехавшие с ним немцы по его приказу начали грузить детей в машину. Одевать детей не разрешали, хотя и сказали нам, что везут их в Ставрополь — а это путь немалый.
Дети были лишь в трусах и майках. Закончив погрузку, палачи захлопнули дверь, и машина тронулась, а следом за ней пошла легковая машина, в которой сидели немецкие офицеры. Через 20—25 минут они вернулись и начали пьянствовать. Никогда не забуду, как маленькие дети — среди них были и годовалые — плакали и кричали, инстинктивно чувствуя, что над ними затевают что-то страшное.
— Прощай, товарищ Сталин, прощайте, нянечки, я больше не вернусь, — крикнул один из наших маленьких питомцев Володя Зузуев. Пока я живу на свете — мне не забыть этого страшного дня.
То, что показала свидетельница Иноземцева, полностью подтверждает и свидетельница Попович: 42 ребенка из детской, больницы «Третья речка Кочеты» были зверски умерщвлены немецкими извергами в их дьявольских «душегубках».
Свидетельница Ивко, живущая в окрестностях Краснодара, оказалась невольной очевидицей того, что произошло после того, как «душегубка» выехала за ворота детской больницы.
Как-то приехали к нам немцы (показывает Ивко), и заставили жителей вырыть большую яму — сказали, что это для установки зенитного орудия. Ну, мы побоялись ослушаться и вырыли. Через несколько дней около нашей кооперативной лавки остановилась большая серая машина.
Из кабинки выскочил немец и побежал в правление колхоза. Я тем временем подошла к машине — слышу приглушенные стоны. Прислушалась: в самом деле стоны. Заслышав шаги, я быстро отскочила от машины. Вижу немец выходит из правления и ругательски ругает нашего учетчика — такой, сякой, русская свинья, где хочешь доставай лопату. Когда лопату достали, машина поехала дальше — прямо к яме, которую мы вырыли несколько дней назад. Минут через 15 туда же проехала и легковая машина с офицерами.
Все мы сразу поняли, в чем дело и заплакали. Наверное, думаем, повезли негодяи убивать партизан или евреев. А вскоре прибегает девочка, смотрю, на ней лица нет. Оказывается, она была у ямы, поворошила, свеже-насыпанную землю, с песком зацепила темно-синюю детскую майку. Потом мы узнали, что здесь немцы закопали детей из больницы «Третья речка Кочеты», которых они удушили газом в своей «душегубке».
Затем допрашивается свидетельница Рожкова. Вот что она показала.
— Накануне бегства немцев из Краснодара к нам в дом зашел неизвестный человек. Вернее сказать не зашел, а заполз. Оказалось, что это пленный красноармеец узбек. Он выбрался из подвала гестапо после того, как немцы подожгли здание. Мы его напоили, уложили отдохнуть, но все наши старания были напрасны — вскоре он умер.
Прокурор: Как выглядел?
Рожкова: Он был весь изранен и обожжен, челюсть у него была сбита набок.
Прокурор: Успел он вам что-нибудь сказать?
Рожкова: Единственное, что успел сказать, — в камере, где он сидел, было 40 человек и из всех сорока спасся только он один. А остальные все заживо сгорели.
Последней допрашивается свидетельница Гажик. Она жила рядом с домом, где помещалось гестапо, и часто, подметая улицу, наблюдала, что там творится.
Я много раз (показывает свидетельница), слышала женские крики и детский плач. Они раздавались из подвала гестапо. Часто заключенные слабыми голосами просили: «Дайте хоть глоток воды». Когда часовой зазевается, иногда удавалось сунуть в окно через решетку кружку с водой иди корку хлеба, и тогда я слышала взволнованные детские голоса: «Не пей, не пей всё, оставь мне хоть немножко».
Через забор я видела, как сажали людей в «душегубку». Я слышала собственными ушами, как пятилетняя девочка, не понимая, что происходит, кричала матери, которую волокли в машину: «Мамочка, я поеду с тобой». Тогда один из немецких офицеров вытащил из кармана тюбик и смазал девочке губы каким-то веществом.
Она затихла, и ее бросили в кузов. Мать вцепилась ногтями в морду немецкому палачу и укусила его — ей скрутили руки и тоже бросили в машину.
Уходя, немцы поджигали дома — на наших глазах они подожгли здание Госбанка, табачного склада и другие. После взрыва здания гестапо я спустилась в подвал. Первое, что я увидела, был труп с отрезанными руками. Кругом лежали обугленные трупы и рядом с ними — покоробившиеся от жара банки из под бензина. Трупов было так много, что их я не могла сосчитать. И не только в подвале. Весной нам отвели под огород участок во дворе дома, где помещалось общежитие «зондеркотанды» — вот этих (свидетельница указывает на скамью подсудимых). Когда начали копать, обнаружили несколько трупов замученных советских людей.
Допросом свидетельницы Гажик заканчивается утреннее заседание.
Вечернее заседание 16 июля
На вечернем заседании суда представили свое заключение судебно-медицинские эксперты — главный судебно-медицинский эксперт Наркомздрава СССР, директор государственного научно-исследовательского института судебной медицины Наркомздрава СССР доктор В.И. Прозоровский, главный судебно-медицинский эксперт Наркомздрава РСФСР — заведующий кафедрой судебной медицины второго Московского медицинского института доцент В.М. Смольянинов, консультант Московской городской судебно-медицинской экспертизы доктор П.С. Семеновский и судебный химик С.М. Соколов.
Общее заключение судебно-медицинской экспертной комиссии огласил доктор В.И. Прозоровский, который сообщил, что эксгумация трупов жертв немецко-фашистских захватчиков позволила установить следующее:
Трупы располагались в ямах, представляя своеобразные клубки человеческих тел. Одни трупы находились в лежачем — горизонтальном положении, с раскинутыми в стороны руками и ногами, то вверх, то вниз лицом; другие трупы были в лежачем положении с полусогнутым туловищем, были трупы и в позе сидящего или стоящего человека, руки, ноги и головы разных трупов так переплетались, между собой, что при попытке изъять отдельный труп из ямы извлекалось сразу несколько трупов. Это свидетельствует, что трупы были подвергнуты не погребению, а были беспорядочно сброшены в ямы и закопаны в них.
На трупах мужчин, женщин и детей (в том числе и грудных), как правило, одежда и обувь отсутствовали. В тех же случаях, где одежда была обнаружена, она представляла собой поношенное белье и ветхое верхнее платье. В некоторых ямах вместе с трупами между ними обнаружены деревянные костыли (протезы), вещи домашнего обихода (корзинки, бутылки и т.п.).
Всего с 1 марта по 26 июня 1943 года было эксгумировано и подвергнуто исследованию 623 трупа.
Судебно-медицинские, судебно-химические и спектроскопические исследования с бесспорностью установили, что причиной смерти в 523 случаях было отравление окисью углерода, а в 100 случаях — огнестрельные ранения головы и грудной клетки.
По ходатайству представителя государственного обвинения Суд приобщает к делу акт Краснодарской городской Чрезвычайной Государственной Комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников.
Председательствующий объявляет судебное следствие законченным и предоставляет слово представителю государственного обвинения, генерал-майору юстиции т. Л.И. Яченину. Его обвинительная речь с огромным вниманием была выслушана сотнями трудящихся, присутствующих в зале суда.
Речь государственного обвинителя генерал-майора юстиции тов. Л.И. Яченина
— С чувством глубокой скорби за невинно пролитую кровь тысяч замученных советских людей, — начинает свою речь государственный обвинитель, — с чувством неутолимой ненависти к немецким захватчикам за зверства, и насилия, за горе и слезы нашего народа, я начинаю свою обвинительную речь.
Мы прошли с вами, товарищи судьи, за эти несколько дней процесса по следам зверя. Перед нами раскрылись черные провалы противотанковых рвов, превращенных немецко-фашистскими извергами в гигантскую могилу более 7 тысяч мирных советских людей — женщин, детей и стариков. В наших ушах еще и сейчас стоит стон и предсмертные хрипы растерзанных, удушенных, расстрелянных наших братьев, сестер и детей.
Коричневая саранча за шесть месяцев опустошила и обездолила богатейший Краснодарский край. Откатившись под ударами Красной Армии, она оставила за собой реки крови, потоки слез, горы трупов, дым пожарищ, бездну безысходного народного горя.
Краснодарский край — не исключение. Везде, где ни ступит нога фашистского зверя, воцаряется мрачная ночь, гибнет жизнь и в открытые могилы сбрасываются сотни и тысячи ни в чем неповинных людей.
Такова сущность фашизма, такова его, людоедская программа в действии.
Еще до начала войны об этих кровавых планах, с дьявольской откровенностью, говорил гнусный главарь фашистской банды Гитлер.
И его подручные, по его прямому приказу, убивают, душат, грабят, вешают.
Гитлер и его клика годами воспитывали в немцах мораль диких зверей, вытравляя, хотя бы малейшие намеки на совесть, честь. Товарищ Сталин 6 ноября 1941 года, характеризуя гитлеровцев, привел в своем докладе слова Гитлера и Геринга:
«Убивайте, говорит Геринг, каждого кто против нас, убивайте, убивайте, не вы несете ответственность за это, а я, поэтому убивайте!»
«Я освобождаю человека, говорит Гитлер, от унижающей химеры, которая называется совестью. Совесть, как и образование, калечит человека. У меня то преимущество, что меня не удерживают никакие соображения теоретического или морального порядка».
Кончится нашей победой война, будут восстановлены разрушенные здания Краснодара и других наших городов. Вновь расцветут сады и в них зазвенит детский смех. Наша земля залечит глубокие раны, нанесенные этой фашистской ордой, но черные ямы противотанковых рвов, похоронившие тысячи человеческих жертв, обгорелые стены здания гестапо, под которыми нашли смерть в огне 300 советских патриотов, тысячи удушенных, расстрелянных, растерзанных, замученных, — вечно будут стоять страшной тенью, чудовищных злодеяний и звать нас к неукротимой мести и к расплате.
Враг еще на нашей земле, он продолжает свои насилия над советскими людьми захваченных территорий. И сейчас, когда я произношу свою речь, где-то в еще оккупированных немецко-фашистскими варварами районах рокочут моторы «душегубок», вывозящих новые жертвы в подготовленным для них могилам.
Всю полноту ответственности за зверства и злодеяния, учиненные в период оккупации г. Краснодара и Краснодарского края, — говорит далее государственный обвинитель, — за пытки и издевательства, за массовые расстрелы, сожжение и изуверское истребление отравляющими газами, за сожжение и повешение ни в чем неповинных советских людей — стариков, женщин и детей, несут руководители разбойничьего фашистского правительства Германии и немецкого командования.
За эти страшные злодеяния отвечает командующий 17-й немецкой армии генерал-полковник Руоф, за них полностью отвечает палач Краснодара шеф гестапо — полковник Кристман, а также его заплечных дел подмастерья офицеры гестапо — капитан Раббе, Сальге, Пашен, Сарго, Винц, Ган, Мюнстер, Эрих Мейер, выдававший себя за врача Герц и сотрудники гестапо — Якоб Эйнс и Шертерлан.
Переходя к обстоятельствам дела, прокурор устанавливает подлую изменническую деятельность предателей Тищенко, Речкалова, Напцок, Мисана и других подсудимых, привлеченных к ответственности по этому делу.
Прокурор напоминает суду о жутких подробностях пыток, истязаний и массовых убийств ни в чем неповинных людей, которые широко практиковались Краснодарским гестапо и в которых вместе с немцами принимали участие предатели, сидящие сейчас на скамье подсудимых. Говоря о пытках и зверствах немецко-фашистских палачей, государственный обвинитель подчеркивает: самые утонченные пытки, самые жестокие избиения проводил лично начальник гестапо — полковник Кристман. Все в гестапо знали, что если повели арестованного к шефу, то он будет там замучен.
Государственный, обвинитель указывает также и на то, что Краснодарское гестапо и, так называемая, Зондеркоманда систематически организовывали выезды в станицы и хутора Краснодарского края для истребления советских людей.
— Эти карательные экспедиции, — говорит прокурор, — стоили много крови русским людям. Шестнадцать повешенных советских патриотов в станице Крымская, ни в чем неповинная, девушка, повешенная, на хуторе Курундупе, массовые избиения, аресты и расстрелы в районе Темного Гастагая, повальный грабеж населения, — вот только некоторые вехи кровавого пути, пройденного гестаповцами в Краснодарском крае.
В этих карательных экспедициях принимали самое активное участие подсудимые Пушкарев, Речкалов, Котомцев, Напцок и Павлов.
Прокурор напоминает суду о чудовищных подробностях, пыток и истязаний, которым подвергались жертвы гестапо до того, как перед ними раскрывались двери «душегубок».
— Широким потоком, — говорит прокурор, — вливались в подвалы гестапо всё новые, и новые узники. Здесь томились и семидесятилетние старики, и юные девушки, и маленькие дети, захваченные вместе с матерями.
Со звериной жестокостью и чисто немецким хладнокровием проводили гестаповцы массовое истребление советского населения.
Звери, именующие себя носителями технического прогресса, они изобрели специальные машины — «душегубки» для массового истребления людей. Они создали конвейер смерти.
— По неполным подсчетам, — говорит далее прокурор, — основанным на ряде свидетельских показаний, «душегубки» из подвалов гестапо вывезли и уничтожили 6 930 человек.
Прокурор переходит затем в изложению фактов истребления советских людей в больницах и лечебных учреждениях края, которые были превращены фашистскими извергами, в ловушки.
Прокурор подробно излагает обстоятельства истребления более чем 300 больных, вывезенных в «душегубках» из Краснодарской городской больницы, 320 больных из Березанской лечебной колонии, дополнительно еще 17 больных из той же колонии и, наконец, 60 человек выздоравливающих, которые были вывезены к противотанковому рву и там расстреляны немецко-фашистскими палачами.
Затем прокурор излагает установленные на судебном следствии обстоятельства истребления 42 больных детей, находившихся на излечении в Краснодарской детской краевой больнице, что на хуторе «3-ья речка Кочеты».
— Здесь, — говорит прокурор, — возвращались к жизни и здоровью, окруженные заботой советской власти 42 больных ребенка, но «душегубка» докатилась и сюда. 21 сентября сюда прибыл немецкий офицер Герц. За, несколько дней до этого в колонию прибыли гестаповцы Эрих Мейер и Якоб Эйнс. Сами гестаповцы погрузили всех детей в «душегубку» и вывезли со двора больницы.
Мейер и Эйкс еще за несколько дней до этого заставили местных жителей вырыть глубокую яму, якобы для установки зенитного орудия.
Закончив свои приготовления, детоубийцы приступили к уничтожению детей. Посадка детей сопровождалась трагическими сценами. Полураздетые дети сопротивлялись, молили о помощи, о защите, цеплялись ручонками за санитаров и врачей, некоторые падали в обморок.
Когда после изгнания фашистских разбойников из Краснодарского края представители общественности вскрыли места погребения, их глазам представилось бесформенное месиво переплетенных детских трупиков в майках и трусиках, на которых были штампы детской краевой больницы. Некоторые эти вещи приобщены как вещественные доказательства к делу.
Прокурор напоминает суду, что заключением судебно-медицинской экспертизы, произведшей эксгумацию, осмотр и вскрытие 623 трупов из числа обнаруженных в ямах и противотанковых рвах в г. Краснодаре, Березанской колонии и близ хутора «3-ья речка Кочеты», установлено, что в 523 случаях смерть последовала от отравления окисью углерода и в 100 случаях — от огнестрельных смертельных ранений.
— Немецко-фашистские палачи, — говорит далее прокурор, — не останавливались и перед самыми гнусными провокациями для того, чтобы выявить среди населения г. Краснодара советских патриотов для расправы с ними. Такой кровавой провокацией ознаменовали гитлеровцы и свое оставление Краснодара.
Один из арьергардных отрядов, составленный из людей, владеющих русским языком и одетых в красноармейскую форму, обходил дома жителей Краснодара и призывал молодежь вооружиться и начать преследование отступающего врага. Кое-кто из доверчивых юных патриотов поддались на эту провокацию и заплатили за это своей жизнью.
Можно было бы до бесконечности продолжить этот список провокаций, но в этом нет надобности.
Звериный облик фашистских извергов-кровопийц и без того ясен до содрогания.
Свои последние дни в Краснодаре немецкие варвары отметили самым злодейским актом. Под утро 10 февраля ярко запылало, облитое бензином, начиненное зажигательными минами, окруженное усиленной полицейской охраной здание гестапо. Около 300 человек заключенных погибли в пламени. Только одному обожженному и изуродованному красноармейцу удалось вырваться из огненного ада и он перед своей смертью рассказал свидетельницам Гажик, Дубровой и Рожковой о последних ужасных минутах узников Краснодарского гестапо.
— Чудовищный кровавый вихрь, — говорит далее прокурор, — пронесся над городами и селами Краснодарского края и унес в могилы десятки тысяч человеческих жизней, но он не сломил ни на минуту духа советских людей и их веры в победу. В момент, когда смерть уже глядела в его глаза, краснофлотец, с накинутой на шею петлей, на площади Краснодара, отбросив пинком ноги в сторону предателя-полицейского, крикнул рыдающим женщинам: «Не плачьте Палачи народа ответят тысячами своих жизней. Скоро наши придут и за всё отомстят».
И окровавленная, избитая Маруся с Березанской лечебной колонии в последние минуты жизни также бросила в лицо палачам: «Придут наши и отомстят за нас».
Пройдут года. На лучшей площади возрожденного Краснодара будет воздвигнут памятник герою-краснофлотцу и всем тем безвестным патриотам, которые отдали свою жизнь за нашу Советскую Родину, за свой великий народ.
Так склоним же головы перед прахом принявших мученическую смерть наших братьев и матерей, наших детей и сестер и поклянемся именем их отомстить страшной местью за предсмертные муки, за их кровь, за страшную их судьбу!
Поклянемся до конца выполнить приказ Великого Сталина:
«Освободить от гнета немецких захватчиков граждан наших сёл и городов, которые были свободны и жили по-человечески до войны, а теперь угнетены и страдают от грабежей, разорения и голода, освободить, наконец, наших женщин от того позора и поругания, которому подвергают их немецко-фашистские изверги». «...Мстить беспощадно немецким захватчикам за кровь и слезы наших жен и детей, матерей и отцов, братьев и сестер».
Беспощадная месть, к которой призывает наш гениальный учитель и вождь, свершится; она неминуемо настигнет фашистских зверей, терзавших Краснодарский край, виновников тысяч смертей мирных жителей. Она настигнет и этих гнусных немецко-фашистских пособников, представших сейчас перед судом Военного Трибунала!
После этого государственный обвинитель перешел к оценке индивидуальной вины подсудимых. Дав подробный анализ чудовищных преступлений каждого из подсудимых, прокурор закончил свою речь требованием смертной казни в отношения подсудимых Пушкарева, Мисан, Напцок, Котомцева, Кладова, Речкалова, Тищенко и Ластовина, преступления которых квалифицированы по ст.ст. 58-1 «а» и 58-1 «б» Уголовного Кодекса РСФСР.
В отношении подсудимых Парамонова, Тучкова и Павлова, как менее активных пособников главных обвиняемых, прокурор считает возможным не применять смертной казни.
Заканчивая свою обвинительную речь, прокурор сказал:
«Сегодня советский закон опускает карающую руку на голову предателей, фашистских наймитов и лакеев. Завтра суд истории, суд свободолюбивых народов произнесет свой неумолимый приговор над кровожадными властителями гитлеровской Германии и всеми ее сообщниками — врагами человечества, повергшими мир в кровавую пучину нынешней войны. Ни одному из них не уйти от беспощадной кары.
Кровь за кровь, смерть за смерть!»
* * *
После речи, государственного обвинителя на вечернем заседании 16 июля, председательствующий предоставил слово адвокату т. Казначееву, защищающему по назначению суда на процессе подсудимых Тищенко, Парамонова и Ластовина. Свою речь адвокат т. Казначеев начинает с того, что людоедская сущность фашизма, известная человечеству еще до войны, раскрылась, однако, во всей своей омерзительности во время войны.
— Прежде всего мне хочется, — говорит адвокат т. Казначеев. — выразить свое сожаление о том, что главные организаторы и вдохновители этих чудовищных преступлений пока еще не сидят на скамье подсудимых. Главные обвиняемые по этому делу — это Гитлер и его преступная банда генералов и офицеров немецкой армии, в руках которых лица, сидящие сейчас на скамье подсудимых, являлись тупым орудием выполнения их злодейских указаний и распоряжений.
Признавая всю тяжесть совершенных его подзащитными Тищенко, Парамоновым и Ластовина преступлений, адвокат т. Казначеев просит суд при определении их судьбы учесть их чистосердечные признания и то обстоятельство, что они были лишь выполнителями преступной воли фашистско-немецких убийц.
Затем слово предоставляется адвокату т. Якуненко, защищающему по назначению суда подсудимых Пушкарева, Тучкова, Котомцева и Кладова. В своей речи адвокат просит суд сохранить жизнь подсудимому Тучкову. В отношении Пушкарева адвокат просит учесть то обстоятельство, что он сам явился с повинной после освобождения Краснодара от немецко-фашистских захватчиков и полностью сознался в совершенных им преступлениях. Аналогичные просьбы адвокат т. Якуненко выдвинул и в отношении подсудимых Котомцева и Кладова.
— Главная тяжесть преступления и ответственности, — говорит адвокат т. Якуненко, — лежит на тех, кто, как и их пособники, не уйдет от суда. Не «группенфюреры» вроде моего подзащитного Пушкарева, а тот фюрер, который является главным организатором бесчисленных злодеяний и убийств, — Адольф Гитлер и его банда будут сидеть на скамье подсудимых, на грядущем суровом, но справедливом суде.
После речи адвоката т. Якуненко суд объявляет перерыв до утра 17 июля.
Утреннее заседание 17 июля
Утреннее заседание 17 июля начинается речью адвоката т. Назаревского, защищающего по назначению суда подсудимых Павлова, Речкалова и Мисана, Адвокат т. Назаревский, говоря об ужасах шестимесячного пребывания немцев в Краснодаре и Краснодарском крае, обращает внимание суда на то, что немецко-фашистские палачи — основные виновники всех этих чудовищных преступлений и злодеяний должны нести основную ответственность за всё, что они совершили. Адвокат т. Назаревский говорит:
— Судьба подсудимого Павлова наглядно показывает, к каким страшным последствиям приводит потеря мужества и чувства долга перед Родиной. Здесь первоисточник его падения. Павлов запутался в кровавой гестаповской паутине. Он потерял чувство долга и мужества и стал предателем и изменником. Подсудимого Речкалова потянуло его уголовное прошлое. Но в своих показаниях на суде Речкалов обнаружил, что он искренне до конца осознал всю гнусность своего падения и, если ему сохранить жизнь, он не пощадит ее, чтобы искупить свою вину перед Родиной. Подсудимый Мисан также искренно признал свою вину и осознал тяжесть совершенных им преступлений. На этом основании адвокат т. Назаревский просит суд сохранить жизнь его подзащитным.
Так как подсудимый Напцок в начале судебного заседания отказался от защитника, то председательствующий предоставляет ему самому слово для защитительной речи. Но Напцок от этого отказывается. Председательствующий предоставляет последнее слово подсудимым.
Все подсудимые в своих последних словах полностью признают себя виновными, но просят суд учесть, что они являлись лишь выполнителями преступной воли немецко-фашистских убийц и что на службу к немецким палачам они пошли из чувства страха. Подсудимые просят суд сохранить им жизнь и дать возможность искупить свои кровавые преступления перед Родиной и советским народом.
Выслушав последние слова подсудимых, суд удаляется на совещание для вынесения приговора.
Приговор Именем Союза Советских Социалистических Республик
14—17 июля 1943 года Военный Трибунал Северо-Кавказского фронта в составе председательствующего — председателя Военного Трибунала Северо-Кавказского фронта полковника юстиции Майорова Н.Я., членов: заместителя председателя Военного Трибунала того же фронта — полковника юстиции Захарьянц Г.К. и члена Военного Трибунала фронта — майора юстиции Кострова Н.Н., при секретаре майоре юстиции Гореве Л.А., с участием государственного обвинения в лице военного прокурора, генерал-майора юстиции Яченина Л.И. и защиты по назначению суда, в лице членов адвокатуры Казначеева С.К., Якуненно В.И. и Назаревсного А.М., в открытом судебном заседании в гор. Краснодаре, рассмотрел дело о зверствах немецко-фашистских захватчиков и, их пособников на территории г. Краснодара и Краснодарского края, по которому обвиняются:
1. Тищенко Василий Петрович — 1914 года рождения, уроженец хутора Бичевая Балка, Павловского района, Краснодарского края.
2. Речкалов Иван Анисимович — 1911 года рождения, уроженец деревни Пичевки, Юргамышского района, Челябинской области, дважды судим за хищение и осужден каждый раз к пяти годам лишения свободы, наказания отбыл.
3. Ластовина Михаил Павлович — 1883 года рождения, уроженец станицы Ново-Титаровской, Краснодарского района, Краснодарского края, кулак.
4. Тучков Григорий Петрович — 1909 года рождения, уроженец станицы Ново-Дмитриевской, Советского района, Краснодарского края.
Все четверо — в совершении преступлений, предусмотренных ст. 58-1 «а» УК РСФСР.
5. Пушкарев Николай Семенович — 1915 года рождения, уроженец гор. Днепропетровска.
6. Мисан Григорий Никитович — 1916 года рождения, уроженец станицы Суздальской, Горяче-Ключевского района, Краснодарского края.
7. Напцок Юнус Мицухович — 1914 года рождения, уроженец аула Лекшукай, Тахтамукаевского района, Краснодарского края.
8. Котомцев Иван Федорович — 1918 года рождения, уроженец деревни Половец, Зуевского района, Кировской области. Судим в 1937 году за хулиганство и осужден на 2 года лишения свободы. Наказание отбыл.
9. Павлов Василий Степанович — 1914 года рождения, уроженец гор. Ташкента.
10. Парамонов Иван Иванович — 1923 года рождения, уроженец гор. Ростова на Дону.
11. Кладов Игнатий Федорович — 1911 года рождения, уроженец деревни Сизикова, Невьянского района, Свердловской области.
Все семь — в совершении преступлений, предусмотренных ст. 58-1 «б» УК РСФСР.
Материалами предварительного и судебного следствия Военный Трибунал фронта установил:
9 августа 1942 года немецко-фашистские войска, временно захватив гор. Краснодар и территорию Краснодарского края, во прямому указанию гитлеровского правительства и приказанию командующего 17-й германской армией генерал-полковника Руоф, при самом активном участии гестапо — немецкой тайной полиции, действовавшей под руководством шефа гестапо — полковника Кристман, его заместителя капитана Раббе, офицеров-гестаповцев — Пашен, Босс, Сарго, Сальге, Ган, Винц, Эрих Мейер, Ганс Мюнстер, немецких военных врачей тюрьмы и гестапо Герц и Шустер, сотрудников гестапо — переводчиков Якоб Эйкс и Шертерлан, совместно со своими пособниками — изменниками и предателями нашей социалистической родины — Тищенко В., Речкаловым И., Мисан Г., Ластовина М., Пушкаревым Н., Тучковым Г., Парамоновым И., Напцок Ю., Котомцевым И., Павловым В. и Кладовым И., в течение более полугода различными зверскими методами истребляли мирное население гор. Краснодара и Краснодарского края. Гитлеровскими извергами и поименованными выше их пособниками расстреляно, повешено, удушено посредством отравляющих газов окиси углерода и замучено много тысяч ни в чем неповинных советских людей, в том числе женщин, стариков и детей.
Немецкие захватчики и их сообщники сожгли все промышленные предприятия, лучшие здания и дома мирных жителей гор. Краснодара, разграбили и уничтожили имущество государственных, хозяйственных, культурных и общественных организаций гор. Краснодара и Краснодарского края, забрали у населения всё продовольствие и другие материальные ценности и угнали в немецкое рабство большое количество советских граждан. В феврале месяце 1943 года после изгнания Красной Армией германских оккупантов с территории Краснодарского края все вышепоименованные чудовищные злодеяния были советскими органами вскрыты во всей их полноте.
Судебным следствием также установлены факты систематического истязания и сожжения гитлеровскими разбойниками многих арестованных советских граждан, находившихся в подвалах гестапо, и истребления путем отравления газами окиси углерода в специально оборудованных автомашинах «душегубках» около семи тысяч невинных советских людей, в том числе свыше 700 человек больных, находившихся в лечебных заведениях гор Краснодара и Краснодарского края, из них 42 человека детей в возрасте от 5 до 16 лет.
Выслушав объяснения обвиняемых, показания свидетелей, заключение судебно-медицинской экспертизы, а также речи государственного обвинения и защиты, Военный Трибунал установил виновность каждого из подсудимых, заключающуюся в том, что:
1. Тищенко в августе месяце 1942 года добровольно поступил на службу в немецкую полицию, в сентябре месяце 1942 года был переведен в порядке поощрения сначала на должность старшины карательного органа гестапо «Зондеркоманды СС-10-А», а затем — следователя гестапо, одновременно являясь тайным агентом последнего.
Занимая у немецких, захватчиков названные выше должности, Тищенко вместе с офицерами гестапо Боссом и др. часто выезжал на облавы и аресты партизан, коммунистов и других советских активистов. Под руководством, офицеров — гестаповцев Сарго и Сальге вел на них следственные дела, избивал их плетьми, по его инициативе было задушено несколько человек, числившихся за ним, заключенных советских граждан путем отравления окисью углерода в специально оборудованных для этой цели автомашинах «душегубках».
2. Пушкарев в августе месяце 1942 года добровольно поступил на службу к гитлеровцам в полицию, затем, вскоре был переведен на должность группенфюрера, командира отделения в вышеуказанной «Зондеркоманде».
Пушкарев совместно с гитлеровцами — офицерами Штейн, Герц, Ган и др., под руководством шефа гестапо полковника Кристман, неоднократно выезжал с провокаторскими и карательными целями в станицы Гладковскую, Красный Псебебо, гор. Анапу и другие пункты, где участвовал в розысках, арестах и расстрелах партизан и других советских активистов.
Будучи начальником караула гестапо Пушкарев охранял арестованных советских граждан, участвовал в их истязаниях и избиениях, присутствовал при погрузке их в автомашины «душегубки», в которых немецко-фашистские палачи умерщвляли людей путем отравления окисью углерода.
В начале февраля 1943 года перед изгнанием немцев из гор. Краснодара принимал участие в поджоге гестаповцами и взрыве здания, где помещалось гестапо, с находившимися в нем арестованными советскими гражданами, в результате чего последние погибли.
3. Речкалов, будучи досрочно освобожден из места заключения, где он отбывал наказание за кражу, и уклонившись от мобилизации в Красную Армию, перебежал на сторону немецко-фашистских захватчиков в августе месяце 1942 года, добровольно поступил на службу в немецкую полицию, откуда через несколько дней за ревностное отношение к службе был переведен в «Зондеркоманду СС-10-А».
Выполняя обязанности полицейского и тайного агента гестапо, Речкалов нес охрану арестованных, неоднократно выезжал в составе карательного отряда гестапо в станицы Гладковскую, Ново-Покровскую, Гастогаевскую и г. Анапу для выявления, арестов и убийств советских граждан.
В декабре месяце 1942 года сопровождал автомашину с отравленными окисью углерода людьми к противотанковому рву и участвовал в их разгрузке и закапывании.
4. Мисан в августе месяце 1942 года добровольно поступил на службу в немецкую полицию, а через 12 дней был переведен в «Зондеркоманду СС-10-А», где он систематически нес охрану арестованных советских граждан, которые на его глазах подвергались истязаниям.
Мисан неоднократно принимал участие в погрузке арестованных советских людей в автомашины «душегубки», в которых гестаповцы умерщвляли их окисью углерода.
Мисан изъявил желание участвовать в расстреле гражданина Губского, проводившего антифашистскую деятельность. Мисан расстрелял Губского, чем заслужил доверие немецких оккупантов, и был после этого назначен тайным агентом гестапо.
5. Котомцев в сентябре месяце 1942 года добровольно поступил на службу в полицию при лагере для военнопленных, а в ноябре месяце 1942 года перешел добровольно на службу в «Зондеркоманду СС-10-А», в составе которой активно помогал гестапо в истреблении советских граждан, участвуя в карательных экспедициях но борьбе с партизанами.
В январе месяце 1943 года Котомцев с карательным отрядом участвовал в вылавливании и арестах партизан в хуторе Курундупе и станице Крымской. При активном участии Котомцева в Курундупе была повешена девушка за связь с партизанами и в станице Крымской было повешено 16 человек советских людей.
6. Напцок добровольно поступил на службу в «Зондеркоманду СС-10-А» гестапо, где систематически нес охрану находившихся в ее застенках советских граждан. Много раз выезжал с карательной экспедицией по выявлению и истреблению партизан и других советских граждан. В январе с.г. при активном участии Напцок в станице Гастогаевской и на хуторе Курундупе были повешены несколько советских людей.
7. Кладов в период временной оккупации немцами гор. Краснодара, в сентябре 1942 года добровольно поступил на службу в «Зондеркоманду СС-10-А» гестапо, где охранял арестованных и одновременно был назначен тайным агентом по вылавливанию партизан и других лиц, помогавших Красной Армии.
8. Ластовина, скрывшись от репрессии в 1932 году, как кулак, прибыл в гор. Краснодар, где и устроился в больнице на службу в качестве санитара. В декабре 1942 года в период временной оккупации немецко-фашистскими захватчиками гор. Краснодара участвовал с гестаповцами в расстреле шестидесяти человек больных советских граждан.
9. Тучков в период временной оккупации немецкими захватчиками гор. Краснодара добровольно поступил на службу в немецкую полицию, а затем перешел в «Зондеркоманду СС-10-А», в составе которой 3 раза участвовал в облавах и арестах сочувствующих советской власти людей.
10 и 11. Парамонов и Павлов добровольно поступили на службу в «Зондеркоманду СС-10-А» гестапо и находились в ней до изгнания фашистов из гор. Краснодара, неся в этой команде охрану арестованных и здания гестапо, участвуя в облавах и арестах партизан.
Таким образом, виновность всех перечисленных выше подсудимых в измене Родине доказана их собственными признаниями и показаниями свидетелей.
На основании ст.ст. 319—320 Угол.-Процес. Кодекса РСФСР[100] и, руководствуясь Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19-го апреля 1943 года об изменниках Родины, Военный Трибунал
ПРИГОВОРИЛ:
Тищенко Василия Петровича, Речкалова Ивана Анисимовича, Ластовина Михаила Павловича, Пушкарева Николая Семеновича, Мисана Григория Никитовича, Напцок Юнуса Мицуховича, Котомцева Ивана Федоровича, Кладова Игнатия Федоровича — к смертной казни через повешение.
Тучкова Григория Петровича, Павлова Василия Степановича и Парамонова Ивана Ивановича, — как менее активных пособников, уличенных в оказании содействия немецко-фашистским злодеям, совершавшим зверские расправы с советским гражданским населением и пленными красноармейцами — к ссылке в каторжные работы сроком на двадцать лет каждого.
Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
Председательствующий — полковник юстиции — Н. Майоров.
Члены: полковник юстиции — Г. Захарьянц.
майор юстиции — Н. Костров.
Приговор над изменниками Родины приведен в исполнение
18 июля в 13 часов в г. Краснодаре на городской площади был приведен в исполнение приговор над изменниками Родины — Тищенко, Пушкаревым, Речкаловым, Мисаном, Котомцевым, Напцок, Кладовым и Ластовина, приговоренными Военным Трибуналом Северо-Кавказского фронта по делу о зверствах немецко-фашистских захватчиков в гор. Краснодаре и Краснодарском крае к смертной казни через повешение. На площади присутствовало свыше 30 тысяч трудящихся Краснодара и колхозников близлежащих станиц. Оглашение приговора Трибунала было встречено долго не смолкавшими аплодисментами всех присутствовавших на площади. Трудящиеся Краснодара с исключительным единодушием одобряют приговор.
Краснодар, 18 июля. (ТАСС).
О ПРОЦЕССЕ
«Я ехал из Москвы в Харьков. Очередная редакционная командировка на этот раз была не на фронт, а на судебный процесс,начинавшийся в Харькове над тремя немцами и одним русским. Процесс предстоял над мелкими сошками гитлеровской машины уничтожения. Главный обвиняемый, офицер военной контрразведки германской армии, был всего-навсего капитаном, остальные двое немцев в еще меньших чинах. И русский тоже был не бургомистром, и не начальником полиции, а всего-навсего шофером душегубки.
Однако процесс этот был первый за войну… На процесс, чтобы писать о нем, поехали известные всей стране люди, как Илья Эренбург и Алексей Толстой, являвшийся заместителем председателя Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию фашистских злодеяний. Поехало на процесс и большинство сидевших в Москве иностранных корреспондентов».
«Я долго ждал этого часа. Я ждал его на дорогах Франции. Я ждал его в Истре и Волоколамске, глядя на пепелища и виселицы. Я ждал его в селах Белоруссии, в городах омраченной Украины. Я ждал часа, когда прозвучат слова: «Суд идет!». Сегодня я их услыхал. Суд открыт… Мы запомним день 15 декабря — в этот день мы перестали говорить о предстоящем суде над преступниками. Мы начали их судить».
В ложе прессы К.Симонов и И.Эренбург
ХАРЬКОВ, 15 декабря. (ТАСС).
Сегодня в гор. Харькове в Военном Трибунале 4-го Украинского фронта под председательством генерал-майора юстиции тов. А.Н. Мясникова и при участии государственного обвинителя полковника юстиции тов. Н.К. Дунаева началось слушанием дело о зверствах немецко-фашистских захватчиков на территории гор. Харькова и Харьковской области в период их временной оккупации.
По настоящему делу преданы суду по обвинению в преступлениях, предусмотренных Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 года, чиновник 560 группы германской тайной полевой полиции старший ефрейтор вспомогательной полиции Рецлав Рейнгард, офицер германской военной контрразведки Лангхельд Вильгельм, заместитель командира роты СС «зондеркоманды СД», унтерштурмфюрер СС Риц Ганс и их пособник, изменник Родине Буланов, служивший в качестве шофера в харьковской «зондеркоманде СД».
В судебном заседании участвует судебно-медицинская экспертиза в составе главного судебно-медицинского эксперта НКЗ СССР директора научно-исследовательского института судебной медицины г. В.И. Прозоровского, профессора кафедры судебной медицины 2 Московского медицинского института т. В.М. Смольянинова, старшего научного сотрудника института судебной медицины т. П.С. Семеновского, главного судебно-медицинского эксперта
2-го Украинского фронта, майора медицинской службы т. М.П. Притворова, судебно-медицинского эксперта, майора медицинской службы т. Г.И. Городниченко и патологоанатома майора медицинской службы т. Д.Е. Якаша.
Обвиняемых защищают по назначению от суда адвокаты тт. Н.В. Коммодов, С.К. Казначеев и Н.П. Белов[101].
Председательствующий генерал-майор юстиции тов. Мясников производит опрос подсудимых и свидетелей, предупреждая свидетелей об их обязанности показывать суду правду. Председатель предупреждает судебно-медицинских экспертов, что они должны представлять суду свои заключения в соответствии со своими специальными познаниями. Присутствующие на суде переводчики предупреждаются председателем об их обязанности с абсолютной точностью переводить все вопросы и ответы.
После того, как опрос подсудимых и свидетелей закончен, суд оглашает обвинительное заключение. Его зачитывает секретарь суда капитан юстиции т. Кандыбин.
Обвинительное заключение подробно воспроизводит чудовищную картину массовых убийств и истязаний ни в чем не повинных советских людей, которые были тысячами уничтожены немецко-фашистскими извергами, временно оккупировавшими город Харьков и Харьковскую область.
Ниже приводится текст обвинительного заключения.
Обвинительное заключение по делу о зверствах немецко-фашистских захватчиков в г. Харькове и Харьковской области
По мере изгнания немецко-фашистских захватчиков с временно оккупированной советской территории вскрываются всё большие и большие злодеяния, творимые войсками германской армии.
После освобождения от немецких фашистов города Харькова, и Харьковской области были выявлены многочисленные факты чудовищного истребления немцами мирных советских граждан, в том числе женщин, стариков и детей.
Немецко-фашистские войска, под руководством своих начальников, удушили в специально оборудованных газовых машинах — «душегубках», повесили, расстреляли и замучили многие десятки тысяч советских людей, разграбили имущество государственных, хозяйственных, культурных и общественных организаций, сожгли и разрушили целые города и тысячи населенных пунктов, угнали в немецкое рабство многие сотни тысяч мирных жителей.
Все эти злодеяния и бесчинства являются не отдельными изолированными фактами, а лишь звеном в большой цепи преступлений, которые творились и творятся немецкими захватчиками по прямому указанию германского правительства и верховного командования немецкой армии.
Еще задолго до войны главарь немецких фашистов Гитлер, излагая планы порабощения Европы, указывал на необходимость истребления славянских пародов — русских, украинцев, поляков, чехов и других.
Ближайший помощник Гитлера — Геринг, реализуя установки своего хозяина, призывал немцев убивать советских граждан.
Эти людоедские установки фашистских руководителей являлись и являются основой воспитания немецкой армии, давшего свои кровавые плоды.
Для практического осуществления планов Гитлера по истреблению славянских народов германское командование в своих военных школах и училищах ввело специальный курс лекций на тему о необходимости истребления советских людей.
Так, обвиняемый но настоящему делу старший ефрейтор германской армии Рецлав Рейнгард, пришедший обучение в отдельном батальоне «Альтенбург», на следствии показал:
«На курсах даже было организовано несколько лекций руководящих чиновников ГФП (германской тайной полевой полиции), которые прямо указывали о том, что народы Советского Союза и особенно русской национальности являются неполноценными и должны быть, в подавляющем большинстве, уничтожены, а в незначительной своей части использованы немецкими помещиками в качестве рабов.
Эти указания исходили из политики германского правительства в отношении народов, оккупированных территорий и, надо признать, что в практической работе каждым военнослужащим германской армии, в том числе и мной, неуклонно выполнялись».
Когда началась война с СССР, эти установки немецкие войска начали проводить в жизнь во временно оккупированных районах Советского Союза.
Вторгнувшись на территорию нашей Родины и встретив повсеместное сопротивление советского народа, немецко-фашистские армии и германские карательные органы начали широко применять разбой и убийства ни в чем не повинных советских людей.
Взятый в плен частями Красной Армии оберштурмбаннфюрер Хейниш Георг — бывший заместитель начальника штаба Гесса, занимавший на временно оккупированной советской территории пост окружного комиссара города Мелитополя, член национал-социалистской партии с 1923 года, на допросе показал:
«В середине августа 1943 года в одном из поселков близ города Ровно состоялась конференция 28-ми окружных комиссаров Украины.
Работой конференции руководил имперский комиссар Украины — Кох.
Из докладов окружных комиссаров вытекало, что население сопротивляется насильственной мобилизации на работу в Германию.
В связи с этим Кох говорил о необходимости усилить мероприятия: против населения и не останавливаться перед тем, чтобы уничтожить лишних несколько тысяч человек.
В частности, он заявил, что принял решение отправить на работу в Германию максимальное количество работоспособных жителей районов Северной Украины, а остальное население этих районов полностью уничтожить, так как в этих районах действовало несколько неуловимых партизанских отрядов, а ранее применяемые к мирному населению репрессивные меры — сожжение деревень, массовые расстрелы и уничтожение жителей этих районов, по словам Коха, удовлетворительных результатов не дали.
Уничтожение наибольшего числа граждан Советской России может пойти только на пользу Германии, так как это ослабляет Россию.
Последние слова Коха отражают линию Гитлера и его ставки. Особенно беззастенчиво германское командование проводит эту линию при отступлении, когда производятся максимально полные разрушения всех населенных пунктов и принудительная эвакуация местного населения.
Того, кто отказывается эвакуироваться, расстреливают на месте.
Дети, старики, а также женщины, угоняемые немцами, погибают от голода, так как их никто не снабжает продовольствием, от болезней и лишений. Ясно, что такого рода мероприятия не имеют другого смысла, кроме уничтожения максимального количества советских людей с тем, чтобы большевики не получили рабочей силы и пополнений в армию».
Таким образом зверское истребление советских людей путем умерщвления их в газовых автомобилях — «душегубках», расстрелов и избиений, насилия и грабежей, чинимых немецкими войсками в городе Харькове и Харьковской области, являются выполнением чудовищных планов правящей клики фашистской Германии по уничтожению советского народа.
Следствием установлено, что зверства, насилия и грабежи в городе Харькове и Харьковской области во время их оккупации немцами чинились офицерами и солдатами германской армии и в частности:
дивизией СС «Адольф Гитлер», под командованием обергруппенфюрера войск СС Дитрих;
дивизией СС «Мертвая голова», которой командовал группенфюрер войск СС Симон;
германскими карательными органами;
Харьковской «зондеркомандой СД», во главе с ее начальником штурмбаннфюрером Ханебиттер;
группой германской тайной полевой полиции г. Харькова, возглавляемой комиссаром полиции Кархан и его заместителем — секретарем полиции Вульф;
560 группой ГФП при штабе 6-й германской армии — комиссаром полиции Мериц;
привлеченными по настоящему делу в качестве обвиняемых:
Рецлав Рейнгардом, чиновником 560 группы германской тайной полевой полиции;
Лангхельд Вильгельмом — капитаном германской военной контрразведки;
Риц Гансом — заместителем командира роты СС «зондеркоманды СД»;
пособником немцев, изменником Родины:
Булановым Михаилом — шофером Харьковской «зондеркоманды СД».
Предварительным следствием установлена система:
удушения — окисью углерода в специально оборудованных автомашинах «душегубках» многих тысяч советских людей;
зверской расправы над мирными советскими гражданами и уничтожения городов и населенных пунктов временно оккупированной территории;
массового истребления стариков, женщин и малолетних детей;
расстрелов, сожжения и издевательств над советскими ранеными и военнопленными.
Всё это является вопиющим нарушением правил ведения войны, установленных международными Конвенциями и общепринятых правовых норм.
I.
Судебным следствием по делу о зверствах немецких оккупантов в городе Краснодаре, произведенным в июле 1943 года, было установлено существование специально оборудованных автомашин, называемых «душегубками», в которых германские карательные органы умерщвляли мирных советских граждан окисью углерода.
Судебно-медицинская экспертиза, производившая эксгумацию и исследование трупов, обнаруженных в противотанковом рву близ города Краснодара, в своем заключении от 29 июня 1943 года констатировала:
«На основании судебно-медицинских данных — розовой, розовокрасной и яркокрасной оболочки кожных покровов, слизистой губ, скелетных мышц, наружной оболочки сердца, брюшины, наружной оболочки кишечника, слизистой оболочки желудка, поверхности разрезов почек и в некоторых случаях других внутренних органов (например: легких, сердца), — судебно-химических и спектроскопических исследований крови, кровянистой жидкости и кусочков органов, изъятых из трупов при судебно-медицинских исследованиях, установлено, что причиной смерти в 523 случаях (из эксгумированных 623 трупов) было отравление окисью углерода».
Как установило следствие, такие же «газовые автомобили», получившие название «душегубки», немцы применяли для умерщвления мирных советских граждан, помимо Краснодара, также и в городе Харькове.
Машины эти, как показывают обвиняемые немцы, привлеченные по настоящему делу, а также и свидетели, являвшиеся очевидцами творимых немцами злодеяний, — представляют собой крытые больших размеров автомашины темносерого цвета, с дизель-мотором.
Внутри эти автомашины обиты оцинкованным железом и в задней части кузова имеют две двухстворчатые, герметически закрывающиеся дверцы. Пол кузова оборудован деревянной решеткой, под которой проходит труба с отверстиями, соединяющаяся с выхлопной трубой мотора.
Отработанные газы дизель-мотора, содержащие окись углерода высокой концентрации, поступают в кузов автомашины, вызывая быстрое отравление и смерть от удушений запертых в машине людей.
Обвиняемый по настоящему делу старший ефрейтор германской армии Рецлав Рейнгард, чиновник группы германской тайной полевой полиции в городе Харькове, принимавший непосредственное участие в умерщвлении советских людей посредством газовых автомобилей — «душегубок». — показал:
«Массовые казни путем повешения и расстрелов казались для германского командования слишком хлопотливыми и медленными средствами для достижения поставленных перед карательными органами задач, поэтому приходилось задумываться над применением более простых способов истребления населения и, надо сказать, что они были найдены.
Придя как-то в первых числах марта 1942 года в тюрьму, я обратил внимание на группу полицейских, столпившихся около находившейся во дворе большой автомашины темносерого цвета, которая стояла около самого входа в тюрьму с открытыми сзади дверцами.
Увидев среди столпившихся полицейских своего знакомого сотрудника СД Каминского (немец из Берлина, служивший до войны в отряде СС), я спросил у него, что это за машина и для какой цели она предназначена.
Каминский рассказал, что это «газовый автомобиль» и предназначен для умерщвления людей.
Впоследствии мне много раз приходилось наблюдать работу этой машины и несколько раз принимать непосредственное участие в погрузке в нее арестованных, содержавшихся в Харьковской тюрьме. При этом я убедился, что газовый автомобиль вполне соответствует своему назначению».
Применение немцами для уничтожения советских граждан «газовых автомобилей» — «душегубок» подтверждают также привлеченные по настоящему делу в качестве обвиняемых немцы: унтерштурмфюрер Риц Ганс, заместитель командира роты СС, капитан германской армии Лангхельд Вильгельм — офицер военной контрразведки, изменник Родины Буланов Михаил — шофер Харьковской «зондеркоманды СД», а также свидетели: немцы оберштурмбаннфюрер Хейниш — окружной комиссар города Мелитополя, Кош Карл — инженер роты 79 германской пехотной дивизии и Бойко Иван — шофер Харьковской «зондеркоманды СД».
Свидетель оберштурмбаннфюрер Хейниш показал:
«В СД (служба безопасности) был изготовлен так называемый «газовый автомобиль». По внешнему виду он почти ничем не отличался от обыкновенного тюремного автомобиля, но его кузов закрывается герметически и выхлопные газы от мотора по специальной трубке направляются в кузов. В эту машину помещается несколько десятков человек. Им, обыкновенно, объявляется, что они отправляются в другую тюрьму или лагерь.
Когда автомобиль трогается, газы направляются в кузов и находящиеся там люди задыхаются».
Показывая о применении немцами этого страшного орудия смерти, сами же немцы — обвиняемые по настоящему делу, рисуют чудовищные картины подготовки к умерщвлению и насилию над советскими гражданами во время погрузки их в газовые автомобили—«душегубки».
Тот же обвиняемый ст. ефрейтор германской армии Рецлав показал:
«Когда доходила очередь до посадки в машину женщин, — это были самые страшные картины. Все без исключения женщины, не говоря уже о детях, рыдали, падали на колени, умоляя пощадить их. Плач женщин перемешивался с плачем детей, которые обращались к нам, к непосредственным участникам и исполнителям этих злодеяний, с просьбами о пощаде. Но в ответ на это получали пинки, удары прикладами винтовок и рукоятками пистолетов.
В таких случаях я, а вместе со мной и другие чиновники ГФП и СД скручивали женщинам руки и вталкивали их в машину.
С детьми дело обстояло еще проще. Их хватали за руки, а нередко и за ноги и с размаха бросали в кузов машины.
Такие действия вызывали проклятия по адресу немцев, и двор наполнялся душераздирающими криками, мольбой о помощи и пощаде.
Мне припоминается такой факт, когда женщина, на глазах которой офицер СД бросил в кузов машины ее ребенка, — набросилась на офицера, вцепилась руками ему в лицо и расцарапала его до крови.
В большинстве случаев с такими непокорными арестованными расправлялись просто: их тут же пристреливали, а затем бросали в машину».
Свидетель Бойко Иван Семенович, работавший шофером в Харьковской «зондеркоманде СД» и ставший вследствие этого очевидцем многих, злодеяний немецких фашистов, показал:
«Больные, поняв, что они обмануты и что им готовят гибель, при посадке в машину сопротивлялись, но гестаповцы загоняли людей в «газваген» ударами прикладов и палок, заставляя более здоровых втаскивать в машину тех кто не мог передвигаться самостоятельно.
В кузове машины слышались крики о помощи и рыдания женщин.
Когда в «газваген» было погружено около 50 человек больных и обслуживающего персонала, дверь машины захлопнули, и она направилась за город».
Свидетельница Подкопай Ульяна Никитична, проживающая в городе Харькове по Рыбной улице, где размещался гараж гестапо, в котором стояли «душегубки», показала:
«Среди арестованных были мужчины, женщины и дети, которых гестаповцы пинками и прикладами загоняли в машину. У многих на лицах были синяки и кровоподтеки, одежда порвана. Женщины и дети плакали, но гестаповцы их хватали и насильно вталкивали в машину.
Когда автомашина была битком набита людьми и ее хотели уже закрыть,
два гестаповца ввели во двор плачущую женщину с двумя девочками лет 8 и 10-ти.
Одна из девочек, не понимая, что происходит, торопясь, стала кричать: «мама, иди быстрее, а то машина уйдет без нас».
Подойдя к машине, женщина, услышав из нее крики и стоны, заплакала еще сильнее и остановилась, но ее силой втолкнули в кузов.
Одна из девочек в это время тоже заплакала и стала кричать: «мама, мама».
Стоявшие рядом гестаповцы схватили обеих девочек и вбросили в машину к обезумевшей от страха матери. Вслед за этим двери машины захлопнулись, и она выехала со двора тюрьмы».
Следствием также установлено, что немецкие захватчики трупы советских людей, после умерщвления их в «душегубках», вывозили на окраину города Харькова, где выбрасывали в пустые бараки и другие полуразрушенные здания, обливали бензином и затем сжигали.
Обвиняемый старший ефрейтор германской армии Рецлав по этому вопросу показал:
«В конце марта 1942 года я принимал участие в погрузке людей в «газовый автомобиль» и затем получил приказание Ханебиттер сопровождать машины к месту разгрузки. Проехав через город, мы достигли бараков Харьковского тракторного завода и там остановились. При этом начальник команды СД Ханебиттер приказал находившимся с нами солдатам «зондеркоманды» разгружать трупы и складывать их в коридор одного из бараков, в котором, как я видел своими глазами, уже находилось большое количество трупов, привезенных, видимо, раньше.
Когда разгрузка была закончена, Ханебиттер дал команду отвести все машины в сторону за исключением одного грузовика, на котором ехала группа солдат «зондеркоманды».
Из этого грузовика, по указанию Ханебиттер, солдаты взяли несколько банок с бензином, пошли во внутрь барака, облили все выброшенные туда трупы, затем облили некоторые места наружной части барака и подожгли его».
Факты сожжения немцами трупов людей, умерщвленных посредством «газового автомобиля» — «душегубки» в бараках Харьковского тракторного завода, помимо обвиняемого Рецлава, подтверждаются показаниями свидетеля Серикова Даниила Александровича, Ризван Порфирия Иосифовича и заключением судебно-медицинской экспертизы, производившей эксгумацию и исследование трупов, вскрытых на территория города Харькова и его окрестностях.
Исследовав обстоятельства сожжения трупов в бараках Харьковского тракторного завода и останки тел и костей, извлеченных при раскопке на месте сожжения бараков, — судебно-медицинская экспертиза в своем заключении от 15 сентября 1943 года констатирует:
«При осмотре территории нескольких сгоревших бараков ХТЗ обнаружено значительное число обгоревших человеческих костей и целых черепов без механических повреждений.
При разрытии одной из нескольких щелей (укрытий) около одного сгоревшего барака среди золы, земли и мусора также были найдены обгоревшие человеческие кости (ключицы, ребра, позвонки) и целые черепа без механических повреждений.
Кроме того, также были найдены обгоревшие куски одежды, ложки, котелки, металлический замок от дамской сумочки и т.п.».
Боясь ответственности за совершаемые чудовищные преступления и истребление советских людей при помощи специально оборудованных автомашин немецкие фашисты за последнее время стали принимать меры к тому, чтобы скрыть применение ими этого орудия смерти.
Оберштурмбаннфюрер Хейниш на допросе показал, что в июле 1943 года на закрытом совещании 5-ти окружных комиссаров Таврической области выступил начальник СД и гестапо по Крыму и Таврии генерал-лейтенант полиции фон Альвенслебен, который заявил, что Гитлер крайне недоволен болтливостью лиц, которым так или иначе стало известно о существовании «газового автомобиля». В результате этой болтливости, заявил фон Альвенслебен, а также в результате беспечности отдельных руководителей СД и гестапо материалы о «газовом автомобиле» попали в руки русских.
В связи с этим, как заявил Хейниш, фон Альвенслебен передал им предписание Гитлера о необходимых мерах к прекращению подобного рода болтливости и к усилению конспирации при использовании «газового автомобиля», (т.3, л.д.5).
II.
Стремясь истребить возможно больше мирных советских граждан, немецкие захватчики, помимо уничтожения людей посредством «газовых автомобилей» — «душегубок», прибегали к массовым расстрелам, виселицам, истязаниям и пыткам над советскими людьми.
В результате систематических облав и массовых арестов мирных советских граждан, как показали обвиняемые по настоящему делу — Рецлав, Риц, Лангхельд и изменник Родины Буланов, тюрьмы гестапо и других германских карательных органов были переполнены ни в чем не повинными советскими людьми.
Чиновники фашистских карательных органов на допросах каждого арестованного, независимо от наличия на него материалов, подвергали нечеловеческим пыткам и избиениям шомполами, резиновыми дубинками, плетками и палками, добиваясь таким образом от них «показаний».
Причем многих из них избивали до такой степени, что они умирали прямо на допросах.
Особенно жуткое зрелище представляла расправа немецких извергов с советскими детьми и подростками. Неединичны случаи, когда малолетних детей немцы живыми бросали в ямы и закапывали.
В городе Харькове, по распоряжению гестапо, многие мирные советские граждане были переселены из городских квартир в специально отведенные бараки, расположенные на территории рабочего городка Харьковского тракторного завода.
Во время переселения из городских квартир в этот рабочий поселок, как показал обвиняемый Буланов, советские граждане подвергались неоднократным ограблениям и издевательствам со стороны немецких солдат и сотрудников гестапо.
После того, как все переселяемые были водворены в бараки, немцы стали формировать партии по 200—300 человек в каждой, куда входили также и подростки, дети и старики, а потом под видом отправки их в глубокий тыл уводили в балку, расположенную в 4—5 километрах от рабочего городка Харьковского тракторного завода, где и расстреливали их у заранее приготовленных больших ям.
В декабре 1941 года гестаповцами было, расстреляно 900 советских граждан, находившихся на излечении в Харьковской больнице, среди которых было много детей и стариков. Расстрел их был произведен в 4—5 километрах от города Харькова, недалеко от дороги, идущей в сторону Чугуева. Трупами были наполнены две больших ямы, которые заранее были подготовлены для этой цели.
Обвиняемый Буланов, участник этих расстрелов, показал:
«Мне было предложено на трехтонной автомашине выехать в больницу, находившуюся на окраине города Харькова. Там уже находились и другие машины. Как только я поставил свою машину вплотную к парадному одного из больничных корпусов, гестаповцы стали выводить больных в одном белье и погружать их в кузов машины. В каждую машину помещалось до 40 человек.
Погрузив свою машину, я отвез их к месту расстрела, которое было оцеплено гестаповцами.
Там больных из машин вытаскивали и ставили к яме. На месте разгрузки слышался душераздирающий плач, вопли взрослых и детей, больные, умоляя, просили о пощаде, однако гестаповцы не обращали на это внимания, расстреливали всех, сваливая их затем в яму.
Насколько я помню, исключительным зверством отличались — переводчик гестапо Берг Ганс и медфельдшер Алекс. Оба они сопротивляющихся ударами сбивали с ног, сбрасывали в яму, а затем расстреливали.
Я видел, как некоторые из сопротивляющихся, сброшенные в яму, будучи только ранеными, окровавленные, пытались подняться. Их снова сбивали с ног, а затем по приказанию участников этого злодеяния — шефа гестапо и переводчика Берг Ганс — закапывали еще живыми.
Среди закопанных в ямах живыми было много подростков и детей».
Лесопарк, расположенный в районе поселка Сокольники, на окраине города Харькова, покрыт густой сетью могил, в которых закопаны жертвы немецко-фашистского террора.
Описывая чудовищные картины расстрелов советских людей в лесопарке, свидетели Беспалов Александр Филиппович и Даниленко Дарья Васильевна, проживающие в поселке Сокольники и являющиеся невольными очевидцами творимых немцами злодеяний, показали, что на протяжении 1942—1943 г.г. немецкие фашисты почти ежедневно на нескольких машинах доставляли в лесопарк обреченных на смерть людей, где над ними издевались, мучили и расстреливали их. Некоторые из заключенных набрасывались на немцев, но их сбивали с ног, кололи штыками, били ногами и прикладами винтовок.
По лесу раздавались душераздирающие крики и стоны умирающих людей. Видно было, как отдельные люди корчились в предсмертных судорогах и в таком положении немецкими палачами сбрасывались в ямы.
Картину одной из таких зверских расправ свидетель Беспалов обрисовал следующим образом:
«В конце июня прошлого года я лично видел, как в лесопарк было привезено на 10—12 грузовых автомашинах до 300 девушек и женщин.
Несчастные в ужасе метались из стороны в сторону, плакали, рвали на себе волосы и одежду, многие падали в обморок, по немецкие фашисты не обращали на это внимания. Пинками, и ударами прикладов и палок заставляли их подняться, но с тех, кто не поднимался, палачи сами срывали одежду и бросали в ямы. Несколько девушек, с которыми были дети, пытались бежать, но были убиты.
Я видел, как после автоматной очереди некоторые женщины, шатаясь и размахивая беспомощно руками, с душераздирающими криками шли навстречу стоявшим немцам. В это время немцы их расстреливали из пистолетов...
Обезумевшие от страха и горя матери, прижимая к груди детей, со страшными воплями бегали по поляне, ища спасения.
Гестаповцы вырывали у них детей, хватали их за ноги или за руки и швыряли живыми в яму, а когда матери бежали за ними к яме, то их расстреливали».
Подтверждая факты массового расстрела советских людей в лесопарке, свидетель Даниленко показала:
«В конце января 1943 года на этом же месте немцы в течение двух дней опять расстреливали советских граждан. В эти страшные два дня в лесу была слышна стрельба и невероятные крики людей, слышны были, мужские, женские и детские голоса.
Весной 1943 года, когда снег растаял и земля, которой были засыпаны ямы, осела, я вместе с другими жителями ходила засыпать ямы. Когда я пришла к месту, где были расстреляны наши советские граждане, то увидела, что обе ямы были набиты трупами расстрелянных. Из-под небольшого слоя земли были видны торчащие голые человеческие руки и ноги».
III.
Международные правовые нормы запрещают жестокое обращение с военнопленными.
Военнопленные — раненые и больные, согласно этим международным положениям, должны пользоваться защитой со стороны воюющего, во власти которого они окажутся.
Однако, попирая всякие международные правовые нормы, германо-фашистские головорезы систематически уничтожали и уничтожают советских раненых военнопленных.
Более того, в лагери военнопленных германское военное командование помещает мирных советских граждан, захваченных на временно оккупированной территории Советского Союза, рассматривая их, как военнопленных.
Так, свидетель фельдфебель германской армии Янчи Гейнц, сотрудник при офицере контрразведки в лагере военнопленных именуемом «Дулаг-231», показал:
«Кроме советских военнослужащих, в германском лагере военнопленных «Дулаг-231» находились также мирные граждане, захваченные на оккупированной территории Советского Союза и расцениваемые германским командованием, как военнопленные. Среди этих мирных жителей были старики, женщины и дети.
Мне известно, что пленники из мирного гражданского населения оккупированных германскими войсками советских областей были не только в нашем лагере, но и в других германских лагерях, именуемых официально лагерями для военнопленных.
Мирные советские граждане заключаются в лагери военнопленных под предлогом эвакуации населения, в других случаях под предлогом набора рабочей силы для отправки в Германию и, наконец, в целях изоляции нежелательного элемента, в том числе детей и подростков, как потенциальных бойцов антинемецких формирований».
С целью уничтожения советских военнопленных, больных, раненых и гражданского населения немцы создали невыносимые условия содержания больных и раненых в госпиталях, военнопленных и мирных граждан в лагерях. Их морили голодом, медицинской помощи не оказывали и чрезмерной скученностью и отсутствием элементарных санитарных условий вызывали среди них массовые эпидемические заболевания, приводящие к большой смертности.
Беспричинно и путем искусственного создания «материалов обвинений» немцы расстреливали и заживо сжигали раненых и военнопленных, предварительно учиняя над ними пытки и издевательства, вплоть до натравливания на них собак.
Все эти злодеяния немцев находят свое подтверждение в показаниях обвиняемых Рица, Лангхельда и свидетелей: немца Янчи Гойнца. профессора Каткова Е.С., врача Джинчвиладзе Г.3., медицинской сестры Сокольской В.А., Козловой М.А. и других, а также актами судебно-медицинской экспертизы.
О нечеловеческих мучениях советских военнопленных и мирных граждан в германских лагерях дал показания и обвиняемый по настоящему делу капитан германской армии Лангхельд, являвшийся непосредственным участником всех этих убийств и издевательств.
Лангхельд показал:
«Зверства, которые чинили германские офицеры и солдаты и я в том числе над русскими людьми путем истребления, голодной смертью, физическими избиениями истощенных людей, расстрелами, травлей собаками и проч., соответствовали установкам германского правительства по отношению к русским людям...
По моему приказанию люди расстреливались неоднократно.
Так, например, в мае—июне 1942 года, в Дергачах, близ Харькова, по моему приказанию была расстреляна группа русских военнопленных, примерно в 20 человек, по обвинению в связи с местным населением... Я должен заявить, что обвинение в данном случае было спровоцировано, ибо в самом деле люди были просто истреблены за то, что они русские.
Другой случай расстрела группы русских офицеров был на сборно-пересыльном пункте военнопленных осенью 1941 года.
Выбрав 10 русских средних офицеров, я приказал солдатам на глазах у всех военнопленных расстрелять их из автоматов.
Трупы расстрелянных были сброшены в заранее подготовленные ямы.
Как правило, русские не выдавали военных секретов, в связи с чем я избивал военнопленных палкой толщиной в 4—5 см., после чего допрашиваемых нередко из моего кабинета приходилось выносить. Избиения военнопленных практиковались во всех частях немецкой армии.
...На толпу измученных и голодных людей во время раздачи скудной пищи конвойные солдаты натравливали собак.
Собаки врывались в толпу, рвали в клочья одежду и тела пленных, сшибали отдельных из них на землю и таскали, терзая их, по земле. Некоторых растерзанных и полуживых военнопленных и гражданских лиц солдаты пристреливали и приказывали выбросить за ограду, чтобы не возиться с их лечением».
В марте 1943 года немцы расстреляли и сожгли захваченных ими в плен 800 раненых бойцов и офицеров Красной Армии, находившихся на излечении в 1-м армейском сортировочном госпитале 69-й армии, размещавшемся в городе Харькове по улице Тринклера.
Описывая обстоятельства этого злодеяния немецко фашистских захватчиков, свидетели профессор Катков, врач Джинчвиладзе и медсестра Сокольская, работавшие в то время в госпитале, показали, что 13 марта 1943 года к госпиталю подъехали три автомашины с эсэсовцами дивизии «Адольф Гитлер», которые закрыли дверь, ведущую в 8-й корпус, и бросили в него зажигательный снаряд. Корпус загорелся. Спасаясь от смерти, находившиеся в корпусе раненые выбрасывались из окон горящего здания, но здесь же расстреливались эсэсовцами из автоматов.
На другой день группа эсэсовцев в количестве 9-ти человек вновь явилась в этот госпиталь и, выгнав из палаты медперсонал, расстреляла всех остальных раненых, находившихся в других корпусах госпиталя.
Свидетель Козлова Мария Александровна, муж которой был зверски убит во время этой кровавой расправы гитлеровцев, показала:
«Будучи в действующей Красной Армии, мой муж был ранен и помещен на излечение в 1-й армейский госпиталь, находившийся в то время в городе Харькове.
15 марта я решила снести ему передачу. Подойдя к месту расположения госпиталя, я не могла сразу узнать, что это тот самый госпиталь, в котором находится на излечении мой муж.
Жуткая картина встала перед моими глазами, везде и всюду груды развалин, по всей территории валялись трупы сожженных и зверски замученных советских граждан. Видя чудовищные злодеяния, я, не помня себя, побежала к уцелевшему от огня 4-му корпусу. Ужас охватил меня, когда я вошла в первую палату. Горы трупов, изуродованных до неузнаваемости, валялись в ней. В беспамятстве я подбежала к кровати мужа — она была пуста и залита кровью. При этом труп своего мужа, обезображенный и окровавленный, я увидела на полу валявшимся между кроватями. Голова была пробита, один глаз выколот, руки сломаны, из зияющих ран еще сочилась кровь».
Таким образом, материалами следствия — показаниями обвиняемых, свидетелей, а также актами судебно-медицинской экспертизы установлено, что немецко-фашистские захватчики за период временной оккупации города Харькова и Харьковской области умертвили в «газовых автомобилях» — «душегубках» и повесили, расстреляли и замучили в застенках гестапо свыше 30 000 советских граждан.
IV.
Таким образом является установленным, что всю полноту ответственности за массовые убийства и злодеяния, учиненные немецко-фашистскими захватчиками в период временной оккупации города Харькова и Харьковской области, за пытки и массовое истребление мирных жителей, за расстрелы и умерщвление путем удушения окисью углерода, в специально оборудованных автомашинах «душегубках», за сожжение и другие виды уничтожения ни в чем не повинных советских людей, в том числе женщин, стариков и детей, несут руководители разбойничьего фашистского правительства Германии и верховного командования германской армии.
Установлено также, что в преступлениях, явившихся объектом расследования по настоящему делу и конкретно изложенных выше, принимали непосредственное участие нижеследующие командиры и начальники немецких воинских, полицейских и карательных организаций:
1. Командир дивизии СС — «Адольф Гитлер», обергруппенфюрер Дитрих;
2. Командир дивизии СС — «Мертвая голова», группенфюрер войск СС Симон;
3. Начальник Харьковской «зондеркоманды СД», штурмбаннфюрер Ханебиттер;
4. Начальник группы германской тайной полевой полиции города Харькова — комиссар полиции Кархан;
5. Начальник 560 группы ГФП при штабе 6-й германской армии — комиссар полиции Мериц;
6. Зам. начальника группы германской тайной полевой полиции города Харькова — секретарь полиции Вульф.
Виновность всех вышеназванных лиц в совершенных ими преступных действиях полностью доказана произведенным расследованием, в силу чего все они подлежат уголовной ответственности за преступления, совершенные ими в отношении советских граждан на советской территории, в соответствии с уголовным законодательством Союза ССР.
Наряду с ними виновными во всех этих зверских злодеяниях являются участники преступления, привлеченные в качестве обвиняемых по настоящему делу сотрудники военных, полицейских, разведывательных и карательных органов немецкой армии — Рецлав Рейнгард, Риц Ганс, Лангхельд Вильгельм, а также их; пособник, изменник Родины Буланов Михаил.
Конкретная преступная деятельность названных лиц выразилась в нижеследующем:
РЕЦЛАВ Рейнгард, являясь чиновником германской тайной полевой полиции в Харькове, вел следствие по делам ряда арестованных советских граждан, вымогая у них показания путем нечеловеческих истязаний и пыток и фальсифицируя в отношении их заведомо искусственные обвинения.
Составил заведомо вымышленные заключения о том, что трое арестованных якобы сознались в антигерманской деятельности, и умышленно вписал в эти заключения 25 человек рабочих Харьковского тракторного завода и Харьковской городской электростанции.
На основании его заключений эти рабочие были арестованы и в дальнейшем из них 15 человек были расстреляны, а 10 умерщвлены посредством «душегубки».
Неоднократно лично погружал в «душегубку» советских граждан, убив таким образом еще до 40 человек.
Сопровождая «душегубку» к месту разгрузки на территорию Харьковского тракторного завода, принимал непосредственное участие в сожжении трупов удушенных.
РИЦ Ганс, являясь заместителем командира роты СС при Харьковской «зондеркоманде СД», принимал участие в истязаниях и расстрелах мирных советских граждан.
В нюне 1943 года участвовал в массовом расстреле ни в чем не повинных советских людей в районе деревни Подворки, близ Харькова.
Участвовал в допросах арестованных «зондёркомандой СД».
Лично избивал их шомполами и резиновыми палками, добиваясь получения от них заведомо вымышленных показаний о проводимой якобы ими антигерманской деятельности.
ЛАНГХЕЛЬД Вильгельм, являясь офицером военной контрразведки, принимал непосредственное участие в расстрелах и зверствах, чинимых над военнопленными и мирным населением.
Допрашивал военнопленных, путем истязаний и провокаций добивался от них заведомо вымышленных показаний.
Сфальсифицировал ряд искусственных дел против советских граждан, по которым было расстреляно до 100 человек.
БУЛАНОВ Михаил Петрович, изменив Родине, перешел на сторону немцев и поступил к ним на службу на должность шофера Харьковского отделения гестапо.
Принимал участие в истреблении советских людей путем их удушения в «душегубке».
Вывозил на расстрел мирных советских граждан.
Принимал личное участие в расстреле группы детей, в количестве 60 человек.
Все обвиняемые, привлеченные по настоящему делу, а именно: Рецлав Р., Риц Г., Лангхельд В. и Буланов М.П., признали себя виновными в предъявленном им обвинении и дали подробные показания о своей преступной деятельности.
На основании изложенного обвиняются:
Рецлав Рейнгард, 1907 г. рождения, уроженец гор. Берлина, со средним образованием, чиновник германской тайной полевой полиции города Харькова, старший ефрейтор вспомогательной полиции.
Риц Ганс, 1919 года рождения, уроженец гор. Мариенверден (Германия), немец, с высшим образованием, член национал-социалистской партии с 1937 г., зам. командира роты СС, унтерштурмфюрер СС.
Лангхельд Вильгельм, 1891 г. рождения, уроженец г. Франкфурт на Майне, немец, член национал-социалистской партии с 1933 года, офицер военной контрразведки германской армии, капитан, —
в том, что:
являясь военнослужащими германской армии, в 1941—1943 г.г. принимали непосредственное участие в массовом и зверском истреблении мирных советских людей посредством применения специально оборудованных автомашин, называемых «душегубками», а также в том, что лично участвовали в массовых расстрелах, повешении, сожжении, грабежах и издевательствах над советскими людьми, — т.е. в преступлениях, предусмотренных Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 года.
Буланов Михаил Петрович, 1917 года рождения, уроженец станции Джанибек, Казахской ССР, русский, беспартийный, в том, что: изменив Родине, добровольно перешел на сторону немцев в поступил на службу в германские карательные органы.
Вместе с немцами принимал непосредственное участие в массовом уничтожении советских людей путем удушения их в «душегубках».
Лично расстреливал мирных советских граждан, в том числе стариков, женщин и детей, — т.е. в преступлениях, предусмотренных Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 19 апреля 1943 года.
Вследствие изложенного, перечисленные выше лица подлежат суду Военного Трибунала.
Обвинительное заключение составлено 11 декабря 1943 г.
* * *
После оглашения на суде обвинительного заключения и перевода его на немецкий язык все подсудимые, отвечая на вопрос председательствующего, заявили, что полностью признают себя виновными в предъявленных им обвинениях.
* * *
Первым допрашивается подсудимый Вильгельм Лангхельд — капитан германской контрразведки. Он признает, что являлся непосредственным участником массовых расстрелов советских людей. Недаром он считался примерным служакой и получил от своего командования три награды. Отвечая на вопросы прокурора, Лангхельд рассказывает о том, как в лагерях для военнопленных гитлеровцы фабриковали ложные обвинения, на основании которых ни в чем неповинные люди подвергались расстрелу.
— Мое непосредственное начальство, — показывает он, — майор Люляй сделал мне замечание, почему у меня мало расстрелов. Я извинился, сказал, что недавно в этом лагере и еще не имел возможности себя проявить.
Прокурор. — А вы не пытались доказать майору, что военнопленные не совершили никаких преступлений?
Лангхельд. — Да. Я знал, что нет преступлений и нет дел, по замечание майора воспринял, как приказ создать их; если нет, то выдумать. Я приказал привести ко мне одного из самых истощенных пленных, думая, что от него мне удастся легче получить нужные показания.
Прокурор. — То есть вымышленные?
Лангхельд. — Да, разумеется, вымышленные, спровоцированные. Когда ко мне привели пленного, я спросил, известно ли ему, кто в лагере собирается совершить побег, и пообещал при этом улучшить его питание. Пленный отказался назвать мне какие бы то ни было фамилии, сказав, что он о таких случаях не знает. Но так как я всё-таки должен был выполнить приказ майора, то приказал бросить пленного на землю и избивал его палками, пока он не лишился сознания. Затем я составил протокол, пинками поднял потерявшего сознание пленного и попытался заставить его подписать протокол. Он снова отказался.
Прокурор. — Кто же всё-таки подписал протокол?
Лангхельд. — Переводчик.
Прокурор. — Следовательно, этот протокол был подложный?
Лангхельд. — Да.
Прокурор. — Что же в нем было записано?
Лангхельд. — Мы написали, что двадцать военнопленных якобы собираются совершить побег. Фамилии назвали совершенно произвольно. Я просто выбрал их из лагерного списка. На следующий день протокол доложили майору, и он распорядился всех расстрелять. Это распоряжение было выполнено.
Прокурор. — Таким образом были расстреляны ни в чем неповинные люди?
Лангхельд. — Да.
Из дальнейших показаний подсудимого выясняется, что подобная практика у Лангхельда и других немецких офицеров была системой. Подсудимый показывает о втором таком же случае. На этот раз его жертвой были тесть ни в чем неповинных украинских женщин. Это были крестьянки ближайших деревень. Они приходили в лагерь искать своих родственников. Желая отличиться перед начальством, Лангхельд решил добиться от этих женщин показаний в том, что они якобы помогали установить связь между партизанами и находящимися в лагере военнопленными. С этой целью пыли арестованы шесть женщин, из них одна с пятилетним ребенком. От них добивались вымышленных показаний теми же методами: раздевали, бросали на скамью, били палками и шомполами. Но никакие мучения и пытки не могли вынудить у советских женщин ложных признаний. Они падали без сознания, но не сказали ни слова.
— Как вела себя женщина, у которой был ребенок, — спрашивает прокурор, — и как вел себя ребенок?
Лангхельд. — Ребенок сначала цеплялся за мать, плакал, а затем отполз в угол и забился там в страшном испуге.
На следующий день Лангхельд написал служебную записку в местную комендатуру, указав, что якобы им вскрыты пять случаев связи партизан с военнопленными. Местная комендатура увезла пятерых женщин и, как выяснилось впоследствии, расстреляла.
Прокурор. — Но ведь женщин было шесть. Что же стало с шестой?
Лангхельд бесстрастным тоном показывает, что шестая в ту же ночь умерла от побоев, и поэтому для него не было смысла включать ее в служебную записку. Этой шестой и была женщина с пятилетним ребенком.
На вопрос прокурора, что же стало с ребенком, Лангхельд отвечает: он цеплялся за мертвую, мать, громко кричал. Ефрейтору, который пришел, чтобы вытащить труп женщины из помещения, это надоело, и он застрелил ребенка.
Ропот возмущения пробегает по залу. Подлые детоубийцы! Они ответят за свои чудовищные злодеяния.
Допрос продолжается.
Прокурор спрашивает подсудимого, являлись ли подобные случаи единичными или они были системой в германской армии.
— Это имело место всюду, было системой, — отвечает Лангхельд.
Он далее указывает, что эту систему утверждали и поощряли приказы и распоряжения германского правительства и командования германский армии. На вопрос прокурора — значит можно считать установленным, что приказы о массовом уничтожении ни в чем неповинных советских людей исходили от германского правительства, Лангхельд отвечает твердо и четко: — Да. Он приводит факт, когда по его распоряжению в Дарницком лагере были расстреляны десять ни в чем неповинных офицеров Красной Армии, чтобы «предупредить побеги».
— Эта моя инициатива, — добавляет он, — была полностью одобрена командованием.
Лангхельд признает, что он не только знал о существовании так называемого «газового автомобиля» — специально оборудованной автомашины для удушения советских людей окисью углерода, но и видел лично эту машину, наблюдал, как производится в нее погрузка советских граждан.
Из дальнейших показаний Лангхельда выясняется страшная картина режима террора и провокации, царивших в немецких лагерях военнопленных. В этих лагерях вместе с военнопленными содержалось под видом военнопленных и гражданское население. Военнопленных и содержащихся под видом военнопленных гражданских лиц морили голодом, травили собаками, уничтожали под всяким предлогом и вовсе без предлогов. Лангхельд приводит такой факт. В одном из лагерей пленные жили под открытым небом. Чтобы согреться, они по ночам зажигали костры. Лагерное начальство само давало на это разрешение, а затем солдаты открывали стрельбу по беззащитным людям, собравшимся у костров. Это была заранее обдуманная изуверская провокация.
— Скажите, Лангхельд, — спрашивает прокурор, — сколько лично вы уничтожили советских граждан?
Фашистский палач глубокомысленно поднимает глаза кверху, минуту думает и отвечает: — Точно цифру назвать затрудняюсь, но полагаю, что не менее ста.
Прокурор. — А известно ли вам, сколько всего было уничтожено немцами советских людей за время оккупации Харькова и Харьковской области?
Лангхельд. — Я слышал, что было уничтожено более тридцати тысяч человек. Столько же, а то и больше уничтожено в Киеве, около пятнадцати тысяч — в Полтаве.
Так Лангхельд и ему подобные проводили на практике указание германского правительства о массовом истреблении советских людей.
Председатель суда, генерал-майор юстиции Мясников уточняет путь палача Лангхельда по советской земле. Он был в Полтаве, под Киевом, в Дергачах, в Россоши.
Председатель. — И везде вы принимали такое активное участие в истреблении советских людей?
Лангхельд. — Да, везде.
Председатель. — Вам неизвестны случаи, когда германское командование привлекало бы своих офицеров к ответственности за издевательства над мирным населением?
Лангхельду этот вопрос кажется непонятным: такая практика не только не наказывалась, но всячески поощрялась германским командованием. И на вопрос председателя, за что он получил три награды, не за то ли, что так рьяно уничтожал советских людей, Лангхельд отвечает: — Да, я старался выполнять приказы моего начальства.
Председатель. — Вопрос имеет член суда тов. Харчев.
Член суда тов. Харчев. — По каким мотивам и когда вы вступили в национал-социалистскую партию?
Лангхельд. — В национал-социалистскую партию я вступил в 1933 году, главным образом потому, что считал ее программу правильной.
Председатель. — У экспертов имеются какие-либо вопросы к подсудимому Лангхельду?
Эксперты. — Вопросов не имеется.
Председатель (к защите). — Имеются ли у защиты вопросы к подсудимому?
Защитник Коммодов. — Чем подсудимый Лангхельд занимался до войны?
Лангхельд. — До войны я был чиновником в городском управлении города Франкфурта на Майне.
Коммодов. — С какого времени вы на Восточном фронте?
Лангхельд. — С начала войны.
Коммодов. — Разделяли ли вы взгляды национал-социалистской партии до вступления в партию?
Лангхельд. — Нет, я до этого не был членом партии.
Коммодов. — Принимали ли вы участие в войне 1914—1918 гг.?
Лангхельд. — Да, я был участником мировой войны 1914—18 гг.
Коммодов. — Как вы объясните личное свое участие в совершении тех преступлений, в которых признаете себя виновным?
Лангхельд. — Я выполнял приказы своего начальства, и если бы я их не выполнил, то был бы предан военно-полевому суду.
Председатель. — У защиты имеются еще вопросы к подсудимому?
Защита. — Нет.
Логика фактов — самая сильная логика. Когда председатель суда, суммируя все факты, выявленные во время допроса Лангхельда, спрашивает его, считает ли он германское правительство и командование германской армии полностью ответственными за все эти злодеяния, за массовое истребление советских граждан, Лангхельд отвечает: — Да, считаю.
После этого суд объявляет перерыв до 10 часов 16 декабря.
Утреннее заседание суда 16 декабря 1943 г.
Заседание начинается ровно в 10 часов утра.
Председатель, генерал-майор юстиции т. Мясников. — Судебное заседание Военного трибунала продолжается. Продолжаем допрос подсудимого Лангхельд.
Вопрос председателя суда.
— Подсудимый Лангхельд, где вы видели «газовую машину»?
Подсудимый Лангхельд отвечает через переводчика Копылова.
— Я видел «газовую машину» в Харькове.
Председатель. — Когда?
Лангхельд. — Это было примерно в мае 1942 года, когда я был в служебной поездке в Харькове.
Председатель. — Опишите, что представляет собой «газовая машина».
Лангхельд. — Насколько я припоминаю, «газовая машина» представляет из себя автомобиль темносерого цвета, совершенно закрытый, имеющий сзади герметически закрывающуюся дверь.
Председатель. — Сколько вмещала людей эта машина?
Лангхельд. — Примерно 60—70 человек.
Председатель. — При каких обстоятельствах вы видели эту «газовую машину» в Харькове?
Лангхельд. — Я был на Чернышевской улице, 76, где размещался штаб СД, и слышал во дворе этого здания сильный шум и крики.
Председатель. — Что же там происходило?
Лангхельд. — «Газовая машина» в это время подъехала к главному входу здания, и можно было видеть, как туда насильно загоняли людей, причем у дверей «газовой машины» стояли немецкие солдаты.
Председатель. — Вы присутствовали, когда загоняли людей в «газовую машину»?
Лангхельд. — Да, я находился в нескольких шагах от «газовой машины» и наблюдал это.
Председатель. — Расскажите, как происходила погрузка людей в «газовую машину».
Лангхельд. — Среди людей, которые грузились в «газовую машину», были старики, дети, пожилые, и молодые женщины. Добровольно эти люди не хотели входить в машину, и поэтому эсэсовцы пинками и ударами прикладов загоняли людей в газовый автомобиль.
Председатель. — А почему люди не шли добровольно в машину? Что, они знали, что это за машина?
Лангхельд. — Я предполагаю, что эти, люди догадывались о судьбе, которая их ожидает.
Председатель. — Кто руководил погрузкой в «газовую машину» в вашем присутствии?
Лангхельд. — Я затрудняюсь назвать какие-либо определенные имена, так как всё это были лица мне незнакомые, но, во всяком случае, это были эсэсовцы. Возле газового автомобиля я встретил одного своего знакомого, капитана германской армии.
Председатель. — Как его фамилия?
Лангхельд. — Это был капитан Бойко.
Председатель. — В каких городах оккупированной советской территории применялась «газовая машина» для истребления советских людей?
Лангхельд. — Я слышал от капитана Бойко, что подобный газовый автомобиль применялся в большинстве городов оккупированной советской территории, как-то: в Харькове, Полтаве, Киеве.
Председатель. — Известно ли вам, что и в Смоленске была применена «газовая машина», как об этом вы показали на предварительном следствии?
Лангхельд. — Да, об этом я также слыхал, что и в Смоленске газовый автомобиль применялся.
Председатель. — По чьему приказу?
Лангхельд. — Так как «газовая машина» применялась эсэсовцами, то можно заключить, что применение этого автомобиля производилось по указанию правительства.
Председатель. — Назовите фамилии и должности своих помощников, с которыми вы работали.
Лангхельд. — Моими помощниками являлись фельдфебель Рунге, переводчик Шульц, старшие ефрейторы Этман и Майнэ.
Председатель. — Они также принимали активное участие в расстрелах и избиениях русских военнопленных и мирных граждан?
Лангхельд. — Да, они все принимали одинаковое участие.
Председатель. — Уточните виновность каждого из них в отдельности.
Лангхельд. — Фельдфебель Рунге в основном выполнял приказы по приведению в исполнение расстрелов. Трое остальных принимали участие в избиениях на допросах и тому подобных действиях.
Председатель. — Следовательно, в отношении своих подчиненных вы являлись таким же лицом, как и майор Люляй?
Лангхельд. — Да, это можно так сказать.
Председатель. — Вы признаете это?
Лангхельд. — Да, я это признаю.
Председатель. — Расскажите, почему немецкие офицеры и солдаты, как вы показывали на следствии, проходя по лагерю, срывали с военнопленных фуражки и бросали их в запретную зону?
Лангхельд. — Солдаты этим занимались как развлечением, чтобы таким образом выразить свою ненависть по отношение к русским.
Председатель. — Как это происходило дальше?
Лангхельд. — Когда пленные пытались поднять принадлежавшие им фуражки, то охрана стреляла в них. Само собою разумеется, что при этом бывали случаи, когда они их убивали.
Председатель. — Были ли еще случаи, когда стреляли по пленным?
Лангхельд. — Да. Такие случаи имели место, и я сам наблюдал подобные факты в лагере в Полтаве.
Председатель. — Кто стрелял — солдаты или офицеры?
Лангхельд. — Особенно отличался в этом вахмистр, фамилию которого в настоящий момент я припомнить не могу.
Председатель. — Значит военнопленных избирали в качестве мишени, так?
Лангхельд. — Да, можно сказать, что военнопленных в данном случае рассматривали, как дичь, по которой можно стрелять.
Председатель. — Немецкие офицеры и солдаты раздевали военнопленных?
Лангхельд. — Да. Все хорошие вещи, которые имелись у военнопленных, отбирались у них.
Председатель. — То есть их грабили?
Лангхельд. — Да, так можно сказать.
Председатель. — И вы в том числе грабили?
Лангхельд. — Да, я принимал в этом участие.
Председатель. — Куда девались вещи, которые грабили у военнопленных?
Лангхельд. — Как правило, такие вещи раздавались военнослужащим рот.
Председатель. — У мирного населения немецкая армия также отбирала вещи?
Лангхельд. — В отношении гражданского населения я не могу дать никаких подробных показаний.
Председатель. — А куда девались из лагерей трупы убитых военнопленных?
Лангхельд. — За пределами лагерей были вырыты ямы, и туда бросали трупы убитых пленных.
Председатель. — Какое ориентировочно количество военнопленных погибло в лагерях?
Лангхельд. — Наивысшая цифра составляет ориентировочно за сутки 60 мертвых пленных.
Председатель. — Получается, что это были не лагери военнопленных, а лагери смерти?
Лангхельд. — Да, можно сказать.
Председатель. — Есть ли дополнительные вопросы у военного прокурора?
Военный прокурор. — Нет.
Председатель. — У защиты имеются вопросы?
Защита. — Нет.
Председатель. — Садитесь, подсудимый Лангхельд.
После Лангхельда суд приступает к допросу подсудимого Рица. Допрос подсудимого начинает прокурор.
Прокурор. — Подсудимый Риц, скажите, какой у вас был чин в германской армии?
Подсудимый Риц отвечает через переводчика Стеснову, что у него был чин унтерштурмбаннфюрера СС, который соответствует чину лейтенанта.
Прокурор. — Вы служили в войсках СС?
Риц. — Да, я служил в войсках СС.
Прокурор. — Какие функции выполняли войска СС?
Риц. — Войска СС применяются так же, как и обычные армейские части, однако к СС-овцам предъявляются определенные требования: арийское происхождение, определенный рост, преданность национал-социализму и т.п.
Прокурор. — Какие функции выполняла часть, которой, вы командовали?
Риц. — Я руководил ротой СС, которая являлась карательным органом и была прикомандирована к «зондеркоманде СД» в гор. Таганроге.
Прокурор. — В частности, что эта рота конкретно делала?
Риц. — Рота СС действовала по приказу «зондеркоманды СД» города Таганрога и выполняла карательные функции, как то: расстрелы, принудительную эвакуацию населения из деревень и перевозку и охрану арестованных.
Далее, отвечая на вопросы прокурора, Риц уточняет «деятельность» роты СС, заместителем командира которой он был. Оказывается, эта «деятельность» заключалась, главным образом, в уничтожении мирного населения путем фальсификации разного рода искусственных обвинений. При этом истреблялись и старики, и женщины, и дети. Риц признает, что только по его личным приказам было уничтожено таким путем около 300 человек в районе Таганрога.
Прокурор. — А другими сведениями вы не располагаете, т.е. о других районах ничего не знаете?
Риц. — Мне известно также об уничтожении мирных граждан в Харькове. Об этом я узнал, когда был проездом в городе Харькове, а затем, когда находился при «зондеркоманде» города Харькова.
Прокурор. — Расскажите подробно об этом.
Риц. — 31 мая 1943 года я прибыл в Харьков и явился к начальнику «зондеркоманды» города Харькова Ханебиттер, которого я знал еще ранее по Германии. Там я познакомился также с офицерами «зондеркоманды» — заместителем начальника «зондеркоманды» Ирхнер, офицерами Фаст, Петерс, доктором Каппе и лейтенантом Якобе. Я могу рассказать о некоторых случаях, которые мне приходилось наблюдать в Харькове. В первую очередь мне приходилось сталкиваться с лейтенантом Якобе, который заявлял мне, что сейчас у них очень много работы с арестованными, содержащимися в Харьковской тюрьме, но что, слава богу, у них имеется специальный метод, который помогает им освобождать тюрьмы от арестованных. Тогда я спросил у него, что это за специальный метод. Якобе ответил, что это — газовый автомобиль. Когда я услыхал термин — «газовый автомобиль», я вспомнил, что мне было известно еще в Германии об этой машине. Я помню об этой машине со времени пребывания в районе Варшавы, где мне приходилось наблюдать, как при помощи этой машины вывозилось неблагонадежное население г. Варшавы. Из разговоров с секретарем национал-социалистской организации г. Варшавы — Рихтером мне стало известно, что часть населения г. Варшавы эвакуировалась по железной дороге, а другая часть погружалась в «газовую машину» и уничтожалась. На мой вопрос, что это за машина, Рихтер ответил, что это самая обычная грузовая, транспортная машина, но у нее выхлопные газы направляются в кузов, при помощи которых и уничтожаются находящиеся в ней люди. Подобного рода объяснения о газовой машине я получил также в сентябре 1942 г. в Риге от инженера-строителя Деппе и, кроме того, в мае 1942 г. от чиновника русского городского управления Майер, рассказавшего, что при помощи газового автомобиля уничтожалось мирное население г. Витебска. Об этих рассказах вышеуказанных лиц я вспомнил сейчас же, как только мне лейтенант Якобе сообщил, что в Харькове применяли газовый автомобиль. Я попросил лейтенанта Якобе разрешить мне осмотреть эту машину. Лейтенант Якобе дал на это свое согласие, заявив, что как раз для этого есть подходящий момент, так как на следующий день в 6 часов утра будет происходить погрузка в этот «газовый автомобиль», и я могу явиться во двор тюрьмы и посмотреть. На следующий день я явился в условленное время во двор тюрьмы, где находился лейтенант Якобе, поздоровался с ним, после чего он показал мне стоящую во дворе машину. Это была самая обыкновенная военная машина, предназначенная для перевозок, только с герметически закрывающимся кузовом. Лейтенант Якобе открыл дверцы машины и показал мне. Внутри эта машина была обита железными листами, в полу машины имелись отверстия, через которые поступали выхлопные газы из мотора, при помощи которых и отравляли находящихся в ней людей. Вскоре после этого открылись двери тюрьмы и группами оттуда начали выводить арестованных. Среди них были женщины различных возрастов и старики, которые шли в сопровождении СС-овцев. Особенно тяжелое впечатление произвел на меня вид этих людей, люди были исхудавшие, с всклокоченными волосами, со следами побоев на лице. Те из арестованных, которые не хотели идти, получали побои и пинки. Им дано было приказание направиться к машине и погрузиться в нее. Хочу добавить еще, что количество арестованных составляло примерно 60 человек. Когда началась погрузка в машину, часть арестованных пошла в машину, другая же часть не хотела входить и оказывала сопротивление, но насильно вталкивалась эсэсовцами пинками и ударами прикладов. Наблюдая это, я спросил лейтенанта Якобе, почему известно этим людям, что их, ожидает в «газовой машине». Лейтенант Якобе ответил мне на это, что собственно людям не говорили о том, что их ожидает, но так как «газовая машина» нашла уже широкое применение в Харькове, то многим, видимо, известно, что их ожидает в этой машине.
Прокурор. — Сколько раз вы наблюдали подобную погрузку в «газовую машину»?
Риц. — Я наблюдал это только единственный раз, о котором рассказываю.
Прокурор. — Присутствовали вы при массовых расстрелах советских граждан?
Риц. — Да, я принимал в этом участие.
Прокурор. — Расскажите об этом подробно.
Риц. — Ханебиттер мне сказал, что предстоит расстрел примерно 3 000 человек, которые при занятии гор. Харькова, советскими войсками приветствовали приход советской власти. Ханебиттер сказал мне, что я имею возможность присутствовать при этом расстреле.
Прокурор. — Вы сами напросились присутствовать при расстреле?
Риц. — Да, я сам просил майора Ханебиттер разрешить мне присутствовать при этой операции.
Прокурор. — Расскажите подробно об этом.
Риц. — 2 июня майор Ханебиттер, захватив меня, выехал с рядом офицеров в деревню, расположенную недалеко от г. Харькова — Надворки или Продворки, где должен был происходить расстрел. В пути мы обогнали три автомашины, нагруженные арестованными, в сопровождении эсесовцев, которые также направлялись туда. Машина, на которой я ехал, обогнала машину с арестованными и прибыла на лесную поляну, где были подготовлены ямы. Эта поляна была оцеплена эсесовцами. Вскоре после этого появились автомашины с арестованными. Ханебиттер сказал, что в этот день подлежит расстрелу до 300 человек. Арестованные были разделены на небольшие группы, которые поочередно расстреливались эсесовцами из автоматов. Не хочу умалчивать и о своем участии в этой операции. Майор Ханебиттер сказал мне: «Покажите, на что вы способны», и я, как военный человек, офицер, не отказался от этого, взял у одного из эсесовцев автомат и дал очередь по арестованным.
Прокурор. — Среди расстреливаемых были женщины и дети?
Риц. — Да, я помню, что была женщина с ребенком. Женщина, пытаясь спасти ребенка, прикрыла его своим телом, но это не помогло, так как пули, пронизали ее и ребенка.
Прокурор. — Сколько человек было в этот раз расстреляно в вашем присутствии?
Риц. — Мне майор Ханебиттер сказал, что в этот день должно было быть расстреляно до 300 человек.
Прокурор. — Не видели ли в ямах, в которых хоронили расстреливаемых людей, умерщвленных при помощи газового автомобиля?
Риц. — Да, когда мы, офицеры, потом осмотрели место расстрела, то лейтенант Якобе показал мне одну из ям, где слегка из-под присыпанной земли видны были очертания человеческих трупов. Якобе сказал, что вот, дескать, пассажиры вчерашней поездки на «газовом автомобиле».
Прокурор. — Вы занимались допросами арестованных мирных советских граждан?
Риц. — Да, я принимал участие в допросах советских граждан в городе Таганроге.
Прокурор. — Расскажите, как вы допрашивали советских граждан.
Риц. — Сначала я допрашивал арестованных согласие тем юридическим познаниям, которыми я обладал. Однако вскоре ко мне явился начальник зондеркоманды города Таганрога Эккер, который заявил, что так дальше дело не пойдет, что люди эти толстокожие и к ним надо применять другие меры. И тогда я начал избивать их па допросах.
Прокурор. — Побои были системой допроса советских граждан?
Риц. — Да, можно со всей определенностью сказать, что были системой. В городе Харькове, как я уже раньше показал, я имел возможность присутствовать при допросах и убедился, что все, начиная с начальника и кончая младшим чином зондеркоманды, избивали, причем сильно избивали на допросах. Так что, повторяю, это, безусловно, система.
Прокурор. — Вот вы, Риц, человек с высшим юридическим образованием очевидно, считающий себя человеком культурным, как вы могли не только наблюдать эти избиения, но и принимать в них активное участие. Расстреливать ни в чем повинных людей, причем расстреливать не только по принуждению, но и по собственной воле?
Риц. — Я должен, был выполнять приказ, так как если бы я приказа не исполнил, то меня представили бы к военно-полевому суду и наверняка приговорили бы к смертной казни.
Прокурор. — Это не совсем так, потому что вы сами изъявили желание участвовать при погрузке людей в «газовую машину» и вас туда никто специально не приглашал.
Риц. — Да, верно то, что я сам изъявил желание присутствовать при этом, но прошу учесть, что тогда я еще являлся новичком на восточном фронте и хотел лично, убедиться, действительно ли здесь, на восточном фронте, применяется такая автомашина, о которой я слышал ранее. Поэтому я и изъявил желание лично присутствовать при погрузке в нее людей.
Прокурор. — Но в расстрелах невинных советских граждан вы, ведь, принимали непосредственное участие?
Риц. — Я уже показал ранее, что при расстрелах в Подворках майор Ханебиттер сказал: «Покажите, на что вы способны». Не желая оскандалиться, я взял у одного из эсэсовцев автомат и стал расстреливать.
Прокурор. — Следовательно, на этот мерзкий путь, на путь расстрелов ни в чем неповинных людей, вы стали по собственной воле, ибо вас к этому никто не понуждал?
Риц. — Да, я действительно в этом должен признаться.
Прокурор. — Вот вы, Риц, человек, обладающий некоторыми познаниями в области права, скажите — на восточном фронте нормы международного права немецкой армией в какой-либо степени соблюдались или нет?
Риц. — Я должен сказать, что на восточном фронте не могло быть и речи ни о международном, ни о каком-либо другом праве.
Прокурор. — Скажите, Риц, по чьему приказу всё это происходило, почему эта система совершенного бесправия и зверской расправы с неповинными людьми утвердилась?
Риц. — Это бесправие имело свои глубокие причины, а именно: оно вызвано указаниями Гитлера и его сотрудников, указаниями, которые можно подробно проанализировать.
Прокурор. — Расскажите подробно и конкретно, кто же именно виноват во всем этом?
Риц. — Первый и основным виновником я считаю Гитлера, призывающего, во-первых, к водворению системы жестокости и, во-вторых, говорившего о превосходстве германо-арийской расы, которая призвана водворить порядок в Европе. Он также говорил о необходимости уничтожения малоценного русского народа. Далее я хочу указать на Гиммлера. Гиммлер неоднократно говорил, что нечего обращать внимание на параграфы, приговаривающие к смерти, а надо приговаривать согласно своему арийскому чувству. Это германо-арийское чувство в Германии надо было как-то прикрывать, а на восточном фронте немецкие войска творили неприкрыто. Далее я хочу сказать о Розенберге, на чей счет следует записать пропаганду, восхваляющую превосходство германской расы. Эта пропаганда, которую проводил Розенберг и в отношении русских, как варваров, привела к такому поведению германских солдат. Таким образом, говоря о действительных глубоких причинах этих злодеяний, я счел нужным указать на эти три имени, с которыми, безусловно, связаны преступления немецких войск.
Председатель. — Подсудимый Риц, расскажите кратко свою биографию.
Риц. — Я родился в 1919 г. в городе Мариенвердер (Германия) в семье профессора. С 1925 г. я сначала три года посещал народную школу, а затем девять лет гуманитарный университет, который и окончил, сдав испытания. Затем семь месяцев я отбывал трудовую повинность, после чего поступил в Кенигсбергский университет, где изучал право, а также занимался музыкой. С 1939 года я был призван в германскую армию, по затем был отпущен в отпуск для того, чтобы в марте 1940 года сдать государственный экзамен. До октября 1940 года я числился в рядах армии, но затем был демобилизован в связи с болезнью желудка и занимался в первое время судебной деятельностью при оберпрезидиуме Восточной Пруссии в Кенигсберге. С апреля 1941 года по май 1943 года я работал в качестве юриста в Познани. В конце мая 1943 года по так называемой тотальной мобилизации я был призван в германскую армию и направлен на восточный фронт.
Председатель. — Какие вы занимали общественные посты, будучи членом союза гитлеровской молодежи?
Риц. — Будучи членом союза гитлеровской молодежи с 1933 года, я вначале занимал небольшие руководящие должности, но затем был в Познани председателем суда чести союза гитлеровской молодежи.
Председатель. — Подсудимый Риц, сколько времени вы находились в Таганроге?
Риц. — Я находился в Таганроге с 5 июня по 1 сентября 1943 года.
Председатель. — Вы со своей ротой производили карательные мероприятия не только в Таганроге, но и в окрестностях Таганрога?
Риц. — Рота производила расстрелы, как я показал ранее, в районе песчаных карьеров, расположенных северо-восточнее города Таганрога. Кроме того, рота осуществляла и другие карательные экспедиции.
Председатель. — Сами вы принимали участие в расстреле в песчаных карьерах?
Риц. — Да, принимал участие в расстрелах, произведенных в песчаных карьерах.
Председатель. — Какое количество людей было расстреляно в песчаных карьерах?
Риц. — Там было расстреляно до 60 человек.
Председатель. — Это за один раз?
Риц. — Да, за один раз.
Председатель. — А всего?
Риц. — В общем за два раза было расстреляно 120 человек, общее количество расстрелянных составляло примерно 2 000—3 000 человек.
Председатель. — Это по Таганрогу?
Риц. — По Таганрогу и его окрестностям.
Председатель. — Назовите должности и фамилии гестаповцев, которые принимали активное участие в расстрелах в Таганроге и его окрестностях.
Риц. — Начальником и лицом, который полностью был ответственным за проведение расстрелов, являлся руководитель зондеркоманды гаупштурмфюрер Эккер, непосредственным участником расстрела был фельдфебель Шульц. Помню также капитала Васбергер, лейтенанта Хейнтель и рядовых Майнгор и Речке.
Председатель. — Расскажите вы, лично, принимали участие в расстрелах в яме, в окрестностях Таганрога?
Риц. — Как и во многих других случаях, я получил приказ от руководителя зондеркоманды гаупштурмфюрера Эккер выделить команду для расстрела. Взялся за это я сам. Выслав команду, я выехал на место расстрела проверить, насколько точно проводится в жизнь мое указание.
Председатель. — Что вы видели на месте?
Риц. — Когда я прибыл па место, я увидел яму, примерно размером 50 X 50 метров, глубиной 4 метра. Там находилась группа лиц, подлежащих расстрелу, примерно 50 человек, и команда под руководством фельдфебеля Туркел. Арестованные были избиты и плохо одеты. Фельдфебель Туркел доложил мне о готовности начать расстрел. Я ответил: начинайте, после чего был открыт огонь. Сразу же после открытия огня в яме образовался клубок окровавленных тел, среди которых были еще недобитые люди. Тогда я предложил спуститься в яму двум рядовым и прикончить тех, кто остался в живых. Вслед за этими двумя эсэсовцами сошел в яму и я. Двух людей, которые, будучи ранеными, еще были живы, я пристрелил из пистолета. После того, как операция была закончена, я приказал двум рядовым остаться на месте в качестве охраны, а остальной части команды вернуться в Таганрог, куда отправился и сам для того, чтобы рапортовать Эккеру о выполнении задания.
Председатель. — Были ли там женщины и дети?
Риц. — Детей при этом я не видел, на что там были женщины — это я могу совершенно точно сказать.
Председатель. — В каких городах применялись газовые машины?
Риц. — Мне известно о применении «газовых автомобилей» в Харькове, о чем я уже подробно рассказывал. Дальше из разговоров с Эккером и офицерами зондеркоманды СД мне известно, что последнему рассказывал бывший заместитель начальника СД по Краснодару Раббе, что и там применялись «газовые машины».
Председатель. — Кого уничтожали в Краснодаре в «газовых машинах»?
Риц. — Мне известно, что в Краснодаре уничтожалось гражданское население. Кроме того, при помощи «газового автомобиля» были уничтожены больные, находившиеся в больнице.
Председатель. — То есть уничтожали женщин, детей и больных?
Риц. — Это правильно.
Председатель. — Сколько человек было уничтожено в Краснодаре?
Риц. — Там было уничтожено несколько тысяч.
Председатель. — Вы показали, что уничтожение населения путем «газовой машины» происходило в Варшаве и Риге. Кто руководил в Варшаве и Риге уничтожением людей путем применения «газовых машин»?
Риц. — Это происходило в указанных городах также под руководством гестапо.
Председатель. — А кто конкретно руководил?
Риц. — Это мне неизвестно.
Председатель. — От кого вам стало известно, что «газовая машина» применялась в Варшаве?
Риц. — Об этом мне рассказывал, как я показал уже выше, некий Рихтер, бывший руководящий работник окружного руководства национал-социалистской партии.
Председатель. — А о гор. Риге откуда вам стало известно?
Риц. — Об этом мне известно от инженера-строителя Деппе и от некоего майора, бывшего чиновника Рижского городского управления.
Председатель. — Есть ли у защиты вопросы к подсудимому?
Коммодов. — Скажите, остались ли вы верны идее национал-социалистской партии в настоящее время?
Риц. — Я не могу сказать, что я остался верен взглядам национал-социалистской партии, так как за время нахождения на Восточном фронте я имел возможность шаг за шагом убедиться в ложности тезисов национал-социалистской партии.
Коммодов. — Понимаете ли вы теперь, что германское правительство и национал-социалистская партия обманывают немецкий народ?
Риц. — Слово «обман» будет самым подходящим для этого определением.
Коммодов. — Разделял ли ваш отец профессор воззрения национал-социалистской партии?
Риц. — Мой отец, который до прихода Гитлера к власти был членом либеральной партии, в связи с тем, что он хотел сохранить свою должность, вступил в национал-социалистскую партию, стал ее членом. Однако я не могу сказать, что он полностью разделял взгляды национал-социалистской партии.
На этом допрос подсудимого Рица заканчивается.
По окончании допроса подсудимого Рица , после пятнадцатиминутного перерыва, утреннее заседание 16 декабря продолжается.
Допрашивается подсудимый Рецлав.
Прокурор. — Скажите, подсудимый Рецлав, из какой семьи вы происходите, какое имеете образование?
Рецлав. — Мой отец был служащим больничной страховой кассы. Я имею среднее образование.
Прокурор. — Чем вы занимались до войны?
Рецлав. — Я был заместителем начальника отдела по рассылке газет в редакции франкфуртской газеты.
Прокурор. — С какого времени вы служите в германской армии?
Рецлав. — С мая 1940 года.
Прокурор. — В качестве кого вы служили в германской армии?
Рецлав. — В начале мая 1940 года я получил подготовку в качестве радиста в артиллерийской части. Затем, совершив поход во Францию, я был переведён в охранный батальон, дислоцировавшийся вначале во Франции, а затем в Померании.
Прокурор. — Что это за охранный батальон?
Рецлав. — Этот батальон занимался охраной пленных, причём тогда мы охраняли французов и бельгийцев.
Прокурор. — Как вы попали в этот батальон?
Рецлав. — Я был назначен в этот батальон, так как находился в том возрасте, который после французского похода уже не призывался в действующую армию.
Прокурор. — Этот батальон был подчинён германской тайной полиции?
Рецлав. — Нет, он скорее являлся ополченским. В мае 1941 года из этого батальона я был переведён в батальон особого назначения «Альтенбург».
Прокурор. — Расскажите подробно, что из себя представляет батальон «Альтенбург».
Рецлав. — Батальон «Альтенбург» является школой, где проходили подготовку чиновники германской тайной полевой полиции.
Прокурор. — Как вы попали в этот батальон?
Рецлав. — Я был направлен командованием.
Прокурор. — Сколько в этом батальоне было человек?
Рецлав. — Количество личного состава батальона колебалось, но в то время, когда я обучался, там находилось около 200 человек.
Прокурор. — Кого готовил этот батальон?
Рецлав. — В этом батальоне подготовлялись чиновники германской тайной полевой полиции. Это была единственная в Германии школа, где они проходили подготовку. Обучение охватывало военную подготовку и специальную подготовку по линии службы тайной полевой полиции.
Прокурор. — Какие дисциплины изучались в батальоне «Альтенбург»?
Рецлав. — В этом батальоне велось преподавание в основном по следующим предметам: уголовное право, практика допросов, арестов, обысков, агентурная работа среди гражданского населения. Кроме того, нам читали специальные лекции.
Прокурор. — Какие именно?
Рецлав. — Руководящие чиновники гестапо нам читали специальные доклады, в которых освещалась роль германского народа как носителя высшей германской расы и его задачи по установлению «нового порядка» в Европе и связанных с этим мероприятий.
Прокурор. — Что же это за мероприятия?
Рецлав. — Нам говорили, что советский народ, как низшая раса, должен быть уничтожен.
Прокурор. — Следовательно, в батальоне вас обучали методам уничтожения советских людей?
Рецлав. — Да.
Прокурор. — Эта установка исходила от германского правительства?
Рецлав. — Да, эти установки германское правительство годами посредством печати, кино и радио внедряло в умы немцев.
Прокурор. — Следовательно, из вас готовили не чиновников, а палачей в этом батальоне?
Рецлав. — Да, как я позднее убедился на практике, так можно сказать.
Прокурор. — И в своей практической работе вы выполняли палаческие установки, которые получили в батальоне «Альтенбург»?
Рецлав. — Да, я так же, как и другие чиновники тайной полевой полиции, выполнял эти указания.
Прокурор. — То-есть вы принимали непосредственное участие в истреблении советских людей?
Рецлав. — Я должен признать, что по приказу своих непосредственных начальников я принимал личное участие в истреблении советских граждан.
Прокурор. — Расскажите, как вы истребляли советских граждан?
Рецлав. — Когда я был в г. Житомире, где располагалась 560 группа «ГФП» (тайная полевая полиция), то убедился, что те методы, которые нам преподавали, в практической работе применяются.
Прокурор. — Говорите конкретнее.
Рецлав. — Как правило, все лица, которые задерживались военными властями и передавались для следствия в «ГФП», подвергались сначала избиению. Если арестованный давал нужные нам показания, то избиения прекращались, а в отношении тех, которые показаний не давали, избиения продолжались и дальше, так что нередко бывали случаи смертельного исхода...
Прокурор. — Значит, если человек не признавался, его убивали, а если признавался — его расстреливали. Правильно это?
Рецлав. — Да, так было в большинстве случаев.
Прокурор. — Были ли случаи, когда фабриковались дела, фальсифицировались показания?
Рецлав. — Да, всё это имело место и довольно часто, можно сказать, что это было в порядке вещей.
Прокурор. — Кроме расстрелов и виселиц, ещё к каким способам уничтожения советских людей прибегала тайная полевая полиция?
Рецлав. — Кроме этого, насколько я знаю, применялась «газовая машина».
Прокурор. — Что из себя представляет «газовая машина»?
Рецлав. — Когда я в марте 1942 года зашёл во двор Харьковской тюрьмы, я увидел там большую закрытую автомашину, окрашенную в тёмносерый цвет.
Прокурор. — Один раз видели эту машину или несколько раз?
Рецлав. — После этого я часто видел указанную машину.
Прокурор. — Расскажите всё, что вам известно о применении «газовой машины».
Рецлав. — В марте 1942 года я увидел во дворе Харьковской тюрьмы стоявшую автомашину. Я спросил знакомого мне солдата харьковской команды СД Каминского, для чего применяется эта машина, так как мне было известно, что до сих пор на расстрел возили в машине открытого типа. На это Каминский ответил, что эта машина является новым методом истребления русских, сокращающим много времени. Далее Каминский объяснил, что отработанные газы, поступающие из мотора в кузов автомашины, через некоторое время отравляют находящихся в машине людей. Я сам в середине и в последних числах мая получил от комиссара полиции Кархан указание передать 20 человек, арестованных по подозрению в антинемецкой деятельности, в распоряжение службы безопасности СД. Вместе со мной были фельдфебель Фольман и унтер-офицеры Тецман и Герлиц. По приходе в канцелярию тюрьмы я увидел там штурмфюрера СД Фрезе. Я доложил ему о цели своего прихода, на что Фрезе сказал, что как раз сегодня тюрьма подлежит очистке, и предложил мне принять в этом участие. Вскоре в тюремную канцелярию явился штурмбаннфюрер доктор Ханебиттер, предложивший всем сотрудникам выйти во двор. Когда мы вышли во двор, то к двери тюрьмы подъехала «газовая машина». Доктор Ханебиттер приказал нам забрать из камер арестованных. У меня был на руках список с именами 20 заключённых. Я их вызвал из различных камер, после чего им было приказано построиться в коридоре. Затем некоторым из них было объявлено, что они переводятся в другую тюрьму, а другим было сказано, что их переводят в лагерь. После этого арестованные были выведены во двор тюрьмы, где перед выходом уже стоял «газовый автомобиль». Там сотрудники СД производили погрузку арестованных в машину, и мы присоединили к ним приведённую нами партию. Правда, назначение «газового автомобиля» держалось в строгой тайне, но, тем не менее, некоторым, очевидно, было известно о нём. Некоторые арестованные сопротивлялись при посадке в «газовый автомобиль», и при этом их ударами дубинок, прикладов и рукоятками пистолетов загоняли туда. Среди этих арестованных находились старики, женщины и даже дети. Как раз в этот день разыгралась дикая сцена. Женщины плакали, некоторые бросались на колени, умоляя сохранить им жизнь. Припоминаю случай, когда у одной женщины был вырван из рук ребёнок и она забилась в рыданиях, бросилась на стоящего офицера СД и расцарапала ему лицо. Этот офицер СД немедленно вынул пистолет и пристрелил женщину. Труп её был брошен солдатами СД в автомобиль.
Прокурор. — Сколько всего было уничтожено советских людей при помощи «газового автомобиля»?
Рецлав. — Со слов сотрудника СД Каминского мне известно, что в марте месяце было уничтожено всего 5 000 человек. Если учесть эту цифру и то, что «газовый автомобиль» совершал ежедневно свои смертные рейсы, то можно считать, что общее количество умерщвлённых в городе Харькове, примерно, 30 000 человек.
Прокурор. — Сколько советских людей уничтожено при помощи «газового автомобиля» и при вашем непосредственном участии?
Рецлав. — Я лично два раза принимал участие в погрузке людей в «газовый автомобиль», в марте и июле 1942 года. Каждый раз я погружал до 20 человек.
Прокурор. — Как хоронились умерщвлённые в «газовом автомобиле» люди?
Рецлав. — Трупы умерщвлённых хоронились во рву, южнее Харькова, или сжигались.
Прокурор. — Почему сжигались?
Рецлав.— В конце марта 1942 года я получил приказ сопровождать «газовый автомобиль» и поехал в район бараков Харьковского тракторного завода. Когда мы туда прибыли, Ханебиттер приказал все автомашины, за исключением «газового автомобиля» и автомашины с сотрудниками СД, отвести в сторону. «Газовый автомобиль» остановился возле обращенного в серый цвет барака. Сотрудники СД выпрыгнули из автомашины, на которой они приехали, и стали выгружать трупы умерщвлённых людей из «газового автомобиля» в этот барак. Когда я сам зашёл в барак, то увидел, что боковые помещения справа и слева от коридора барака были уже завалены трупами, очевидно, привезёнными ранее.
Прокурор. — Сколько трупов, примерно, было в бараке вместе с привезёнными?
Рецлав. — Количество их составляло, примерно, 300—350 трупов.
Прокурор. — Продолжайте показания.
Рецлав. — Когда привезённые нами трупы умерщвлённых людей были сложены в коридоре барака, то солдаты СД вошли в барак и облили бензином трупы. Также были облиты бензином наружные стены барака, затем солдаты СД бросили зажжённый факел внутрь барачного помещения и подожгли его. Я видел ещё 6 подобных бараков, сожжённых таким же способом.
Далее подсудимый Рецлав показывает, что он видел эти сожжённые бараки и знает, что и в них были также сожжены трупы людей, умерщвленных в «газовом автомобиле».
Прокурор. — С какой целью умерщвлённые в «газовой машине» сжигались в бараках?
Рецлав. — Это было вызвано тем, что назначение «газовой машины» должно было держаться в строгой тайне, поэтому и следы её работы — трупы — должны были быть сожжены.
Прокурор. — У меня вопросов к подсудимому больше не имеется.
Председатель. — Подсудимый Рецлав, в каких оккупированных советских городах вы работали?
Рецлав. — Я был в июне 1942 года в городе Житомире, работал в 560-й группе тайной полевой полиции. 560-я группа тайной полевой полиции была придана к штабу шестой германской армии, и вместе с этой группой я был в городах Иваньков, Переяслав, Дубны, Полтава.
Председатель. — Были ли вы в Житомире?
Рецлав. — В Житомире я был со второй половины июня до сентября месяца.
Председатель. — Во всех этих городах вы тоже занимались уничтожением советских людей?
Рецлав. — Да, во всех этих городах группа «ГФП» — тайной полевой полиции — проводила аналогичную деятельность.
Председатель. — Сколько было уничтожено советских людей в тех городах, в которых вам приходилось бывать?
Рецлав. — Только тайной полевой полицией в городе Житомире было уничтожено, примерно, 5—8 тысяч человек. Точную цифру я затрудняюсь назвать.
Председатель. — На предварительном следствии вы называли количество истреблённых советских людей также в Переяславе и Лубнах?
Рецлав. — Да, называл, но в этих городах уничтожением советских граждан занимались органы СД. Мне известны следующие данные: в Киеве было уничтожено 35 000 советских граждан, в Лубнах — 4 000, в Переяславе — 2 000. В отношении Полтавы я сведениями не располагаю.
Председатель. — В уничтожении какого количества советских граждан вы принимали непосредственное участие?
Рецлав. — При моём участии в «газовую машину» было погружено не более 40 человек. Кроме того, по приказанию комиссара полиции Мериц, находясь в городе Житомире, я принимал участие в массовых расстрелах.
Председатель. — Кто ещё занимался массовыми расстрелами?
Рецлав. — Все работники 560-й группы тайной полевой полиции.
Председатель. — Подсудимый Рецлав, расскажите, как вы фальсифицировали дела о рабочих, которых допрашивали?
Рецлав. — В апреле 1942 г. я получил приказание начальника тайной полевой полиции города Харькова комиссара полиции Кархан допросить двух арестованных. Кархан предупредил меня, что необходимо изобличить арестованных в партизанской деятельности и добиться от них. показаний об их соучастниках. На допросе я установил, что оба арестованных были рабочими Харьковского тракторного завода. У меня создалось мнение, что эти лица невиновны, и я доложил, об этом комиссару полиции Кархан. Кархан спросил меня: не применял ли я побои. Я ответил отрицательно. Тогда Кархан приказал мне избить арестованных. Я выполнил приказание Кархана, но это не дало желаемых результатов.
Председатель. — Расскажите подробно, как вы выполнили приказание Кархана?
Рецлав. — Я одолжил у фельдфебеля Тихнер принадлежащую ему резиновую дубинку, которой он обычно пользовался на допросах, и бил ею арестованных.
Председатель. — Добились ли вы этим чего-нибудь?
Рецлав. — Ничего я таким путём не добился и об этом доложил комиссару полиции Мелисс, который направился в кабинет, где я допрашивал. Мелисс сказал мне, что при допросах надо быть более изобретательными. Указывая на арестованных, он сказал: посмотрите, вот у этого арестованного чудесная борода. Выдерните из неё волосы, а другого поколите иголкой. Я выполнил и это приказание, но никаких результатов не добился.
Председатель. — Выдернули человеку всю бороду и не добились никаких результатов?
Рецлав. — Это не совсем так, я выдернул волосы из бороды одного арестованного, а другого я немного поколол иголкой. (В зале движение).
Председатель. — Скажите, что стало с рабочими, которых вы допрашивали?
Рецлав. — Мне так и не удалось добиться от них нужных показаний. Тогда комиссар полиции Кархан приказал мне через паспортное бюро города Харькова достать список рабочих тракторного завода и выписать из него 15 фамилий. Я выполнил это приказание Кархана и на следующий день передал ему список на 15 рабочих. Мне известно, что двое арестованных, которых я допрашивал, были удушены «газовым автомобилем», а 15 рабочих, фигурировавших в моем, списке, были расстреляны.
Председатель. — На этих 15 рабочих вы давали какое-либо заключение?
Рецлав. — Нет, вообще в тайной полевой полиции не заводилось никаких дел и не писалось никаких заключений. Я просто составил список и передал его комиссару полиции. И по списку они были расстреляны.
Председатель. — Как часто вы пользовались таким методом следствия?
Рецлав. — Подобный метод был применён мною два раза: один раз в апреле — по приказанию комиссара полиции Кархан, а другой раз позднее по приказу комиссара полиции Вульф. Здесь дело касалось рабочих электростанции.
Председатель. — Кто командовал батальоном, в котором вы обучались?
Рецлав. — Батальоном командовал Кроне.
Председатель. — Кто читал вам лекции об истреблении советских людей?
Рецлав. — По знакам различия это были руководящие сотрудники германской тайной полевой полиции. Но так как на курсах они не постоянно преподавали, а делали лишь доклады, я их фамилии не знаю.
Председатель. — Не помните ли фамилии двух рабочих Харьковского тракторного завода, которые были умерщвлены в «газовой машине», и тех 15 рабочих, которые были расстреляны?
Рецлав. — Нет, не помню. За время моей работы мне пришлось возиться с таким большим числом арестованных и пленных, что запомнить все эти русские фамилии я не в состоянии.
Председатель. — Часто ли приходилось вам быть при погрузке советских людей в «газовую машину»?
Рецлав. — Лично я только два раза принимал участие в погрузке людей в «газовый автомобиль», но видеть мне «газовый автомобиль» приходилось часто, так как я ежедневно совершал обход Харьковской тюрьмы.
Председатель. — Расскажите, подсудимый, как происходила посадка людей в машину, особенно женщин и детей.
Рецлав. — Вообще погрузка в «газовый автомобиль» происходила сравнительно спокойно, так как в большинстве случаев люди не знали цели и назначения этой машины, но бывало, что один или несколько человек стариков, женщин и детей доставляли нам затруднения. В таких случаях сотрудникам СД приходилось подгонять их ударами прикладов и палок.
Председатель. — Признаёте ли вы, что систематически занимались истреблением советских людей?
Рецлав. — Да, признаю, хотя я и делал это всё по приказу моего непосредственного командования.
Председатель. — От кого же исходили указания по истреблению советских людей?
Рецлав. — Я получал приказы от своих начальников. Хочу также добавить, что германский народ годами воспитывался национал-социалистскими руководителями в духе проведения подобной политики.
Председатель. (Обращаясь к защите). — Имеются ли у защиты вопросы к подсудимому?
Казначеев. — Подсудимый Рецлав, вы рассказали здесь о ряде зверств, и я буду вас просить уточнить, в какой мере вы лично считаете себя ответственным за совершённые злодеяния?
Рецлав. — Господин Казначеев, я признаю себя виновным во всех преступлениях, которые совершил по приказу моего непосредственного командования.
Казначеев. — Чем было обусловлено то, что, имея специальность радиста, вы были направлены в батальон по охране военнопленных, а затем в батальон «Альтенбург»?
Рецлав. — Когда я кончил своё обучение в качестве радиста, окончилась война с Францией, и поэтому меня не использовали в качестве радиста, а направили в батальон по охране военнопленных. Далее, в связи с тем, что я являлся непригодным к действительной военной службе, а также в связи с тем, что по роду своей работы, как канцелярский служащий, я имел достаточную подготовку, меня направили в батальон «Альтенбург».
Казначеев. — Меня интересует вопрос о том, кто производил отбор в батальон «Альтенбург» и как он производился.
Рецлав. — В батальон «Альтенбург» меня отобрал бывший начальник батальона по охране военнопленных.
Казначеев. — Сколько времени вы пробыли в батальоне «Альтенбург»?
Рецлав. — Курс, который проходили находившиеся в батальоне «Альтенбург», длился шесть недель.
Казначеев. — Все ли лица, находившиеся в батальоне «Альтенбург», направлялись в дальнейшем на службу в тайную полевую полицию?
Рецлав. — Нет, не все. По окончании курса всем было предложено написать подробно свою биографию, после чего часть курсантов была отправлена обратно по месту своей прежней службы.
Казначеев. — Вы сразу были направлены на службу и сразу стали чиновником полиции?
Рецлав. — Да, это было именно так. Я был направлен чиновником полиции. То же самое было и с большинством других, за исключением лишь небольшого числа, которые показали себя неспособными.
Казначеев. — Чиновником полиции вы прослужили около года?
Рецлав. — Да.
Казначеев. — Больше вопросов к подсудимому Рецлаву не имею.
Председатель. — На очереди допрос подсудимого Буланова. Прокурор имеет вопросы?
Прокурор. — Да. Подсудимый Буланов, сколько времени вы прослужили в гестапо и «зондеркоманде»?
Буланов. — В гестапо я прослужил с октября 1941 г. по февраль месяц 1943 г.
Прокурор. — В каких городах протекала карательная деятельность «зондеркоманды»?
Буланов. — Как мне известно, карательная деятельность нашей команды протекала в городе Харькове и в станице Нижне-Чирской.
Далее подсудимый Буланов подробно излагает факты зверской расправы с гражданским населением, которая проводилась «зондеркомандой» в Харькове, станице Нижне-Чирской и других районах. Работая в качестве шофёра «зондеркоманды», Буланов неоднократно присутствовал при расстрелах мирных советских граждан.
Прокурор. — Вы лично принимали участие в расстрелах советских людей, когда и где это происходило?
Буланов. — Да, работая шофёром гестапо, мне приходилось часто ездить на расстрелы, а также на аресты советских граждан в городе Харькове, в станице Нижне-Чирская и в других районах.
Прокурор. — Вот, расскажите об этом подробно.
Буланов. — В начале декабря месяца 1941 года в Харькове по приказанию шефа гестапо было расстреляно около 900 человек, находившихся на излечении в Харьковской больнице.
Прокурор. — Какое вы участие принимали в этом деле?
Буланов. — Мне было предложено подать трёхтонную машину в распоряжение Харьковской больницы. Когда я прибыл в Харьковскую больницу, туда прибыли также, кроме моей машины, ещё 9 грузовых трёхтонных автомобилей.
Прокурор. — Сколько рейсов сделали?
Буланов. — Мне пришлось сделать четыре рейса, за которые я доставил к месту расстрела, примерно, около 150 человек.
Прокурор. — Видели ли вы, как расстреливали немцы?
Буланов. — Да.
Прокурор. — Расскажите, как это происходило?
Буланов. — Когда я прибыл в больницу, то мне было сказано, чтобы я подал машину к одному из больничных корпусов. В этот момент гестаповцы стали выводить больных в одном белье и погружать их в машины. После погрузки, в сопровождении немцев, я повёл машину к месту расстрела. Это место находилось, примерно, в четырёх километрах от города. Когда я прибыл к месту расстрела, там уже стояли крики и плач расстреливаемых больных. Немцы расстреливали их на глазах у остальных больных. Люди молили о пощаде, падали в холодную грязь голыми, но немцы сбивали их в ямы, после чего производили расстрел.
Прокурор. — Расскажите, что вам известно о расстреле детей в Нижне-Чирской детской больнице?
Буланов. — Летом, когда команда СД была разбита по отделениям, и выехала в разные города, районы и местечки, то мне пришлось с отделением команды СД поехать в станицу Нижне-Чирская. Числа 25—26 августа 1942 года мне и шофёру Блохину было предложено приготовить машины. Когда машины были готовы, нам приказали вести их в Нижне-Чирскую детскую больницу. Когда мы приехали туда, то гестаповцы стали выводить детей из больницы и погружать в машины. Дети были оборванные, распухшие от голода. Многие дети сопротивлялись и не хотели погружаться в машину, но гестаповцы стали их уверять, что они поедут к дядям и тётям в город Сталинград. Некоторые дети, поддавшись уговорам, сели в машину, некоторые же сопротивлялись до конца, после чего гестаповцы насильно погрузили и их в машину, и мне было приказано застегнуть сзади машины брезент. Когда я выполнил это приказание, то в сопровождении немцев поехал на станцию Чирокая, где за мостом, в 3—4 километрах от станицы Нижне-Чирская, была заранее приготовлена яма. Подъехав к яме, я, по приказанию шефа отделения, а также и другие гестаповцы стали водить детей к яме, около которой стоял гестаповец, немец Аликс, фамилии точно не знаю. В упор из автомата в голову он расстреливал детей, после чего сталкивал их в яму. Дети, видя происходившее, вырывались и кричали: «Дядя, я боюсь», «Дядя, я хочу жить, не стреляйте в меня» и т.д., но на это немцы не обращали внимания.
Прокурор. — В каком же возрасте были дети?
Буланов. — Дети были в возрасте от 6 до 12 лет.
Прокурор. — Вы, Буланов, видели «газовую машину», в которой люди умерщвлялись окисью углерода?
Буланов. — В январе 1942 года к нам в гараж из Германии прибыла такая автомашина. Немцы эту машину называли «газенваген».
Прокурор. — А ремонтировать вам её приходилось?
Буланов. — Приходилось мне также её ремонтировать и производить чистку. При производстве чистки машины я видел внутри кузова, когда выметал, детские шапочки, башмачки, очевидно, спавшие с умерщвлённых детей.
Прокурор. — Расскажите подробно, что из себя представляла эта машина, устройство её, как она выглядит, как умерщвлялись люди в этой машине?
Буланов. — Эта машина представляет из себя двухосный огромных размеров автомобиль тоннажем примерно 5—7 тонн. Окрашена она в серую краску. На ней поставлен шестицилиндровый мотор. Кузов этой машины имеет двухстворчатую дверь, герметически закрывающуюся. Герметичность достигалась, очевидно, при помощи каучуковой прокладки, которая была на дверцах.
Прокурор. — Это прокладка дверей?
Буланов. — Да, прокладка дверей. Внутри кузов обит оцинкованным железом, внизу кузова находится деревянная решётка.
Прокурор. — То-есть эта решётка представляет из себя пол?
Буланов. — Да, как бы пол, на который становятся ногами арестованные. Внизу машины находится выхлопная труба мотора, от которой через специальный шланг в кузов проходит отработанный газ. Когда люди погружаются в автомобиль, он закрывается, включается мотор и идёт до места выгрузки. В этот период люди умерщвляются.
Прокурор. — Вы много раз наблюдали, как грузили людей в «газовую машину»?
Буланов. — Мне приходилось наблюдать погрузку несколько раз, а выгрузку приходилось наблюдать 20 с лишним раз.
Прокурор. — Кто из немцев обслуживал эту машину?
Буланов. — Шофёром на этой машине был немец лет 35—36, вид у него был болезненный. Фамилии его я не знаю.
Прокурор. — А по чьему приказанию эта машина использовалась, знаете?
Буланов. — По приказанию шефа гестапо.
Прокурор. — Как фамилия?
Буланов. — Фамилии шефа я хорошо не помню, как будто Ханебиттер.
Прокурор. — Какое участие вы принимали в погрузке в эту машину?
Буланов. — Моё участие выражалось в том, что я возил полицейских на место выгрузки.
Прокурор. — Сколько раз?
Буланов. — Мне приходилось возить больше 20 раз за период с января по июнь 1942 года.
Прокурор. — Сколько же, таким образом, на ваших глазах, при вашем участии было умерщвлено людей этой машиной?
Буланов. — Когда я привозил полицейских на место выгрузки, мы выгружали трупы в бараки Харьковского тракторного завода, после чего гестаповцы зажигали эти бараки. Когда мы вновь приезжали на место, то бараки были уже сожжены. Таким образом, мне приходилось сваливать трупы в два барака. Но до этого там были уже трупы. Точно определить я не могу, но приблизительно на моих глазах было сожжено до 600 трупов, а то и больше.
Прокурор. — Бараки эти сжигались на ваших глазах?
Буланов. — Я видел только, как их обливали какой-то жидкостью, но когда зажигали бараки, мне не приходилось видеть.
Прокурор. — Приходилось видеть вам, как грузили в эти «душегубки» детей, грудных младенцев?
Буланов. — Неоднократно. Два или три раза приходилось видеть, как гестаповцы погружают женщин с детьми в «душегубки».
Прокурор. — Какое же вознаграждение от немцев вы получили за свою предательскую деятельность?
Буланов. — От немцев я получал содержание 90 марок или 900 рублей, также получал паёк, солдатский. Кроме того, вещи от расстрелянных советских граждан, которые оставались, когда немцы отбирали себе лучшие, а прочее давали нам. (В зале шум).
Прокурор. Что же, лучшие вещи немцы отправляли в Германию?
Буланов. — Хорошие вещи немцы отправляли в Германию.
Прокурор. — У меня вопросов нет.
Председатель. — Объявляется перерыв до 18 часов.
Вечернее заседание суда 16 декабря 1943 г.
Председатель. — Судебное заседание Военного Трибунала продолжается. Подсудимый Буланов, вам приходилось, ремонтировать «душегубку»?
Буланов. — Да, мне приходилось ремонтировать «душегубку».
Председатель. — Вы показывали, что принимали участие в расстреле 60 детей?
Буланов. — Да, я рассказывал об этом.
Председатель. — Вы этих детей привозили к месту расстрела?
Буланов. — Да.
Председатель. — Из машины детей выводили вы?
Буланов. — Да, я, а также и другие гестаповцы.
Председатель. — Вы показывали, что за свою работу получали деньги и вещи расстрелянных. Какие вещи вы получили за свою работу?
Буланов. — Получил пальто для жены и себя, а также получил два костюма и обувь.
Председатель. — Подсудимый Буланов, из ваших показаний следует, что вы изменили Родине, продались немцам за 90 марок, принимали активное участие в систематических расстрелах и уничтожении ни в чём не повинных советских людей. Признаёте вы себя виновным в этом?
Буланов. — Да, признаю.
Председатель. — У защиты имеются вопросы к подсудимому?
Защитник Белов. — В процессе следствия вы рассказывали всё честно и искренно, как здесь на суде?
Буланов. — Нет, когда меня арестовали, я, боясь, что в прифронтовой полосе со мной могут поступить жестоко, скрыл свою работу в гестапо, когда же меня перевели в лагерь, я решил рассказать всю правду.
Белов. — Скажите, подсудимый Буланов, известно ли вам, успела ли эвакуироваться «зондеркоманда», в которой вы служили?
Буланов. — «Зондеркоманда», в которой я служил, успела эвакуироваться.
Белов. — У меня больше нет вопросов.
Председатель. — У подсудимых есть вопросы к Буланову? Подсудимые через переводчика Иванову, переводившую им весь допрос Буланова, ответили, что вопросов не имеют.
На этом допрос обвиняемых заканчивается. Председательствующий генерал-майор юстиции т. Мясников объявляет, что суд переходит к допросу свидетелей.
Первым допрашивается свидетель Хейниш. Допрос его ведётся через переводчика Копылова.
Председатель. — Ваш год рождения?
Хейниш. — Я родился 8 ноября 1901 года в городе Нойштадт.
Председатель. — Из какой семьи происходите?
Хейниш. — Из семьи торговца.
Председатель. — Ваш военный чин?
Хейниш. — Я имею чин оберштурмбаннфюрера. В прошлом, являлся заместителем начальника штаба Гесса, а в последнее время был окружным комиссаром в гор. Мелитополе. Мой чин соответствует чину генерал-майора.
Председатель предупреждает свидетеля Хейниш, что он должен давать Военному Трибуналу правдивые показания. За дачу ложных показаний он будет отвечать по закону.
Председатель. — Свидетель Хейниш, к вам имеет вопросы военный прокурор.
Прокурор. — Скажите, свидетель, вы член национал-социалистской партии?
Хейниш. — Да.
Прокурор. — С какого года?
Хейниш. — С 1923 года.
Прокурор. — Вы занимались активной партийной работой?
Хейниш. — Да
Прокурор. — Какую партийную работу вы выполняли?
Хейниш. — Я был организатором и руководителем отряда СД в городах Бремен, Франкфурт на Майне и политическим руководителем штаба Гесса до 1941 года.
Прокурор. — Какие вы имеете награды?
Хейниш. — Я имею следующие награды: бронзовую, серебряную и золотую медали национал-социалистской партии и почётный знак национал-социалистской партии, как член партии с 1923 года.
Прокурор. — Что вы делали и чем занимались, будучи в Мелитополе комиссаром?
Хейниш. — В мою задачу входило руководство управлением хозяйства и эксплуатацией вверенной мне области. Я должен был выкачивать сельскохозяйственные продукты для обеспечения армии и германского тыла.
Прокурор. — Что же, жители охотно сдавали вам продукты?
Хейниш. — Население неохотно сдавало продукты, саботировало сдачу их, а часть населения вообще не была в состоянии сдавать требуемую норму сельско-хозяйственных продуктов.
Прокурор. — Что же вы делали с людьми, которые не сдавали продукты?
Хейниш. — Те лица, которые сопротивлялись и не сдавали нужные продукты, были арестованы гестапо и СД и ликвидированы.
Прокурор. — Что значит ликвидированы?
Хейниш. — Ликвидировать — значит уничтожить, расстрелять.
Прокурор. — Следовательно, вы занимались грабежом, а гестапо — убийствами.
Хейниш. — Так точно.
Прокурор. — Сколько людей было уничтожено в вашу бытность в Мелитополе?
Хейниш. — За время с 1 сентября 1942 года по 14 сентября 1943 года в Мелитопольской области было уничтожено 3—4 тысячи человек.
Прокурор. — Известно ли вам, что в Мелитополе после изгнания немцев было обнаружено 14 000 трупов? Не преуменьшаете ли вы цифру?
Хейниш. — Это расхождение объясняется тем, что ещё в 1941—42 гг. при оккупации Мелитополя органы гестапо и СД уничтожили многих советских граждан.
Прокурор. — Сколько таких больших операций было проведено в вашу бытность а Мелитополе?
Хейниш. — За время моей работы в Мелитополе было примерно 3—4 массовых операции, в частности в декабре 1942 года было арестовано 1 200 человек сразу.
Прокурор. — Это что, в ночь под Рождество?
Хейниш. — Да.
Прокурор. — За что же были арестованы эти люди?
Хейниш. — За саботаж и антигерманские настроения.
Прокурор. — А что же сделали с этими людьми потом?
Хейниш. — Они были направлены в Симферопольский лагерь и там расстреляны или уничтожены при помощи «газового автомобиля».
Прокурор. — Там был лагерь для военнопленных?
Хейниш. — В России не организовывались концентрационные лагери, а использовались для этой цели лагери для военнопленных.
Прокурор. — Следовательно, гражданское население заключалось в лагери для военнопленных?
Хейниш. — Да.
Прокурор. — Расскажите всё, что вам известно о «газовом автомобиле».
Хейниш. — «Газовый автомобиль» представляет собой тип тюремного автомобиля с герметически закрывающейся двухстворчатой дверью, в котором выхлопные газы из мотора поступают по специальной трубке в кузов и таким образом все находящиеся в этом автомобиле люди удушаются.
Прокурор. — Вы давно знаете о существовании этого «газового автомобиля»?
Хейниш. — Я о существовании «газового автомобиля» узнал во время совещания окружных комиссаров, на котором присутствовал генерал-лейтенант полиции фон Альвенслебен.
Прокурор. — Расскажите о совещании и о том, что вы узнали тогда о «газовом автомобиле».
Хейниш. — Генерал-лейтенант полиции фон Альвенслебен заявил на совещании, что в руки русских попали материалы о «газовом автомобиле». По заявлению генерал-лейтенанта полиции фон Альвенслебен, фюрер, то-есть Гитлер, распорядился о том, чтобы болтовня по поводу «газового автомобиля» прекратилась, иначе виновники будут преданы специальному суду СС.
Прокурор. — Вы лично видели когда-нибудь «газовый автомобиль»?
Хейниш. — Да, «газовый автомобиль» я видел в городе Ровно, правда, не во время его работы, а во время стоянки.
Прокурор. — Вы принимали участие в умерщвлении людей посредством «газового автомобиля»?
Хейииш. — Нет, не принимал.
Прокурор. — Расскажите подробно о вашей беседе с Зоман.
Хейниш. — Зоман рассказал мне в беседе, что смерть от отравления газами безболезненна и более гуманна. Он указал, что смерть в «газовом автомобиле» наступает очень быстро, но на самом деле она наступала не в 12 секунд, а более медленно и была связана с муками. Зоман рассказал мне о лагере в Аушвиц (Германия), где также применялось отравление газами арестованных. Им говорили, что их переводят в другое место, а иностранным рабочим объясняли, что их отправляют на родину, и под этим видом направляли в баню. Лица, подлежащие казни, сначала поступали в барак с надписью «Дезинфекция», где раздевались мужчины отдельно и женщины и дети — отдельно. Затем им приказывали перейти в другой барак с надписью «Баня». Во время мытья открывали специальные клапаны, в помещение поступал газ, от которого люди умирали. Затем умерщвлённых сжигали в специальных печах, в которых одновременно может быть сожжено до 200 трупов.
Прокурор. — Вам не говорил Зоман, по чьему указанию стали применяться казни газом?
Хейниш. — Зоман рассказывал мне, что осенью 1942 г. состоялось совещание между Гитлером, Гиммлером и начальником СД Кальтербрунером, где было решено приступить к казням путём применения газов.
Прокурор. — Может быть, вы скажете о своём отношении к зверствам Гитлера и его клики?
Хейниш. — Как национал-социалист я призван выполнять приказания и указания, полученные от фюрера. Однако я отрекаюсь от жестокостей.
Прокурор. — Отрекаетесь от жестокостей?
Хейниш. — Да.
Прокурор. — А к отравлению людей газом вы тоже отрицательно относитесь?
Хейниш. — Я считал, что отравление путём газа гуманное средство, но я не знал, что при этом смерть наступает после таких продолжительных мучений.
Прокурор. — Не известны ли свидетелю какие-либо документы, характеризующие политику германского правительства в оккупированных странах, в частности во временно оккупированных районах СССР?
Хейниш. — Нет, такие документы мне неизвестны. Однако из высказывания авторитетных руководителей я знаю, что предполагалось довольно быстро разбить русскую армию. Учитывая, что держать в повиновении русский народ будет весьма затруднительно, было приказано беспощадно применять репрессивные меры по отношению к гражданскому населению. Нечего было останавливаться перед арестами и расстрелами, так как только, таким образом была возможность держать, народ в повиновении и провести колонизацию страны. Кроме того, нужно было ослабить силу народа путём уменьшения количества людей, т.е. путём их истребления. Имперский комиссар Украины Кох говорил в августе этого года на совещании окружных комиссаров о трудностях, связанных с вербовкой рабочей силы для отправки в Германию. Кох требовал от комиссаров беспощадного применения всех имеющихся средств для поставки в Германию требуемого контингента рабочих. Далее Кох заявил на этом совещании, что он предполагает насильственным путём эвакуировать всё население районов Северной Украины в Германию. Кох говорил, что в борьбе с партизанами сожжение деревень и тому подобные репрессивные меры не приносят требуемых результатов, так как партизаны имеют возможность всегда укрыться в лесистых районах. С целью ослабления упорства русского народа Кох предлагал уничтожить все ненужные элементы.
Прокурор. — Что же, эти установки Коха отражали собой линию германских правителей?
Хейниш. — Так точно.
Прокурор. — У меня вопросов больше нет.
Председатель. — Скажите, свидетель Хейниш, кто такой Зоман?
Хейниш. — Зоман являлся начальником службы безопасности (СД) Бреславльского округа.
Председатель. — От него вам стало известно о применении газов?
Хейниш. — Так точно.
Председатель. — В каких городах применялись бани для отравления газами мирного населения?
Хейниш. — Уничтожение людей путём отравления газом должно было быть проведено в концентрационных лагерях.
Председатель. — На оккупированной немцами территории?
Хейниш. — В оккупированных областях нет концентрационных лагерей.
Председатель. — Значит, в Германии?
Хейниш. — Да.
Председатель. — Известно, что в Мелитополе 14 000 человек было удушено, повешено и расстреляно, вы же показали только о 4-х тысячах. Остальные 10 тысяч человек когда же были уничтожены?
Хейниш. — Наибольшая часть советских элементов была уничтожена сразу же после занятия города.
Председатель. — Значит, тогда, когда проходили передовые части германской армии?
Хейниш. — Так точно.
Председатель. — И население уничтожали передовые части германской армии?
Хейниш. — Да.
Председатель. — Но потом передовые части германской армии прошли дальше за Мелитополь, кто же уничтожил 4 000 человек?
Хейниш. — Гестапо и СД.
Председатель. — А при отступлении немецкой армии также уничтожалось мирное население?
Хейниш. — При отступлении германских войск города и деревни сжигались, а мирное население подвергалось насильственной эвакуации.
Председатель. — Какие задачи стояли перед вами, как окружным комиссаром, на случай эвакуации города Мелитополя?
Хейниш. — Я получил лично от полевого коменданта указания о проведении насильственной эвакуации населения. Её проводили армейские части.
Председатель. — Какие вы имели директивы в отношении разрушения в городах государственных и общественных зданий, жилых помещений?
Хейниш. — Помещения и учреждения города и важные в оборонном отношении здания были уничтожены хозяйственными отрядами армии.
Председатель. — По чьему приказу?
Хейниш. — По приказу полевого коменданта.
Председатель. — Кто в это время был полевым комендантом?
Хейниш. — Генерал Тазер.
Председатель. — По вашим показаниям выходит, что, когда германские передовые части вновь занимали территорию, они убивали и грабили мирное население, а потом гестапо, СД и другие карательные органы уничтожали советских людей. Перед отступлением частей германской армии также уничтожалось мирное население. Правильно это?
Хейниш. — Я не имею права критиковать указания фюрера, обусловленные военным временем. (Смех в зале).
Председатель. — Что вам известно о вывозе имущества и ценностей из занятых германской армией территорий и какие на этот счёт имелись директивные указания свыше?
Хейниш. — Я имел указание от имперского комиссара — всё, что не нужно германской армии на месте, выкачать у населения (это касается сельскохозяйственных продуктов) и отправить в Германию. Исполнительной властью в этом отношении пользовались хозяйственные отряды при генеральном комиссариате.
Председатель. — А кто вывозил имущество и ценности?
Хейниш. — Этим занимались хозяйственные отделы в округах, а в германской армии — хозяйственные команды.
Председатель. — Хозяйственные отделы кому подчинялись?
Хейниш. — Хозяйственные отделы были подчинены главному хозяйственному отделу при генеральном комиссаре.
Председатель. — Как вы считаете, кто виновен во всех совершённых немцами злодеяниях, в разрушении городов, селении, в уничтожении ни в чём не повинных людей?
Хейниш. — Я не распоряжаюсь гестапо и СД.
Председатель. — У защиты имеются вопросы к свидетелю Хейниш?
Защитник Белов. — Не сможет ли свидетель Хейниш сказать, какое наказание по законам военного времени предусматривается за уклонение от эвакуации при отступлении германских войск?
Хейниш. — Об имевшихся приказах по этому поводу я ничего не могу сказать.
Защитник Белов. — А если уклонится сотрудник «зондеркоманды» от эвакуации при отступлении германских войск?
Хейниш. — Он тогда, согласно военным законам, расстреливается.
Защитник Белов. — У меня нет больше вопросов.
На этом допрос свидетеля Хейниш заканчивается.
Председатель. — На очереди допрос свидетеля Кош.
Входит свидетель Кош, который даёт, свои показания суду через переводчика.
Председатель. — Ваша фамилия, год рождения?
Кош. — Кош, Карл, родился 27 декабря 1908 года.
Председатель. — Какое имеете образование?
Кош. — Архитектор.
Председатель. — Какую занимали должность в армии?
Кош. — Я служил в сапёрных частях.
Председатель. — Командиром или рядовым?
Кош. — Я был сапёр.
Председатель. — Какой имели военный чин?
Кош. — Рядовой солдат.
Председатель предупреждает, что свидетель обязан показывать правду.
Прокурор. — Скажите, свидетель Кош, что вам известно о способах истребления германской армией мирного советского населения.
Кош. — Кроме массовых расстрелов, которыми пользуются национал-социалисты для уничтожения мирного советского населения, мне ещё известно о специальном способе, а именно о «газовом автомобиле».
Прокурор. — Откуда вам известною «газовом автомобиле»?
Кош. — Я слышал о «газовом автомобиле» от моих товарищей, а также эту машину видел лично.
Прокурор. — Расскажите, при каких обстоятельствах и где вы этот автомобиль видели.
Кош. — Это было в начале мая 1943 года в Сретенке близ Волновахи, где находился наш батальон. В этот день я должен был по служебным делам быть в Волновахе. Закончив свои дела, я должен был ожидать грузовой автомобиль, который принадлежал нашему батальону и который должен был меня отвезти обратно в Сретенку. Я стоял на шоссе и ожидал автомобиль. В этот момент по шоссе ехала в моём направлении большая автомашина, которую я принял за тюремный или почтовый автомобиль. Автомобиль остановился возле меня. Из кабины шофера вышел унтершарфюрер и спросил — не видел ли я большую грузовую машину с эсэсовцами. Затем унтершарфюрер подошёл ко мне, закурил папиросу, и я заметил, что унтершарфюрер был слетка навеселе. Я обратился к нему с вопросом — не может ли он меня подвезти на своей машине по направлению к Мариуполю. Он засмеялся и, подойдя вместе со мной к задней двери автомашины, смеясь, заявил: «Ну, что ж, полезайте, здесь места хватит для многих». Когда он открыл дверь, оттуда понесло отвратительным запахом. Машина была совершенно пустой. И в этот момент я подумал, что, вероятно, это и есть тот «газовый автомобиль», о котором я раньше слышал. Я сказал: «Что же, вы хотите меня на этой машине прокатить в небеса?» Унтершарфюрер внезапно умолк, стал серьёзным и спросил: — А что вы знаете об этой машине? Я ответил, что о «газовом автомобиле» я много слышал. Унтершарфюрер ответил, что это — действительно «газовый автомобиль», но я об этом ни звука никому не должен говорить, так как эта машина держится в строгой тайне. Унтершарфюрер далее заявил, что они только что приехали из одной местности, где были умерщвлены 42 русских.
Прокурор. — От кого вы впервые услышали об этой «газовой машине»?
Кош. — Впервые я услышал о существовании «газовой машины» от унтер-офицера Хаас. Хаас до этого был на центральном отрезке Восточного фронта и рассказывал, что он видел «газовый автомобиль» в окрестностях Смоленска, а также в Витебске и Белгороде. Я слышал также о «газовой машине» от Винн и Бернхольд — военнослужащих 179 батальона 1 роты 79 германской пехотной дивизии. Эти люди также говорили, что они видели и слышали про «газовые машины» на центральном отрезке фронта в районах Смоленска, Витебска и Белгорода. Неудивительно, что теперь все народы связывают имя немцев с варварами. За это обозначение германский народ может благодарить Адольфа Гитлера, а также за то, что сейчас совсем невесело быть немцем. (Смех и оживление в зале). Кровь и кровь сопровождает весь этот гитлеровский трест с начала его основания до конца. Гитлеровцы праздновали тризну крови всюду, где они появлялись.
Было бы самым справедливым, если бы Гитлер и его клика нашли бы себе место в этом «газовом автомобиле», который они выдумали на позор Германии.
Следующим допрашивается свидетель Янчи.
Председатель. — Ваша фамилия?
Янчи отвечает через переводчика Копылова.
Янчи. — Янчи Гейнц.
Председатель. — Год рождения?
Янчи. — 1916 года.
Председатель. — Место рождения?
Янчи. — Город Вена.
Председатель. — Образование?
Янчи. — Высшее образование.
Председатель. — В какой должности в армии были?
Янчи. — Я был фельдфебелем.
Председатель. — Свидетель Янчи, вы должны показать только правду. За дачу ложных показаний свидетели подвергаются ответственности по закону.
Прокурор. — Вы служили в лагере 271?
Янчи. — Да.
Прокурор. — Кто содержался в этом лагере?
Янчи. — В этом лагере содержались формально только военнопленные. В действительности там было и гражданское население.
Прокурор. — Расскажите, какой режим был в лагере военнопленных и что вам известно о лагере военнопленных в городе Вязьме.
Янчи. — В городе Вязьме в октябре и ноябре 1941 года имелся лагерь военнопленных.
Прокурор. — Сколько было заключённых в этом лагере?
Янчи. — Когда мы прибыли, в этом лагере было примерно 25 000 военнопленных и лиц гражданского населения.
Прокурор. — Расскажите, как эвакуировали заключённых из лагеря в Вязьме в Смоленск?
Янчи. — Командованием лагеря в городе Вязьме было решено этапировать в Смоленск заключённых.
Прокурор. — Сколько предполагалось этапировать человек?
Янчи. — 15 000.
Прокурор. — Известно свидетелю, сколько человек из 15 000 дошли до Смоленска?
Янчи. — Да. Из смоленского лагеря от приёмщика было сообщение, что в Смоленск прибыло 2 000 человек.
Прокурор. — Куда девались остальные 13 000?
Янчи. — Эти 13 000 по пути умерли от истощения, а часть просто была расстреляна охраной. Военнопленные, среди которых были женщины, старики и дети, ещё до отправки были истощены, разуты и раздеты. По пути многие от усталости и истощения падали и умирали от голода, истощённых солдаты из охраны расстреливали.
Прокурор. — Расскажите, свидетель, как были размещены и как потом жили оставшиеся в Вязьме военнопленные и гражданские лица?
Янчи. — 10 000 оставшихся военнопленных и гражданских лиц были переведены в здание, находившееся на площади завода.
Прокурор. — Это по Пекарной улице?
Янчи. — Да.
Прокурор. — Это здание, куда были переведены военнопленные и гражданские лица, по своей площади было достаточно для размещения такого количества людей?
Янчи. — Нет, военнопленные и гражданские лица были вынуждены стоя находиться в здании день и ночь, не имея возможности спать. Они стояли так, как стоят в переполненном трамвае. Здание было настолько заполнено, что первое время туда невозможно было зайти.
Прокурор. — Какая погода была в это время?
Янчи. — Погода была чрезвычайно скверная, сырость, дождь и холод.
Прокурор. — Вы сказали, что в здание нельзя было совершенно войти, а что же, потом стало свободнее там?
Янчи. — Да, после того когда большая часть находившихся там военнопленных и гражданских лиц умерла, в лагере стало немного свободнее.
Прокурор. — Много людей умерло в лагере?
Янчи. — Из 10 000, которые там находились, умерло 6 000.
Прокурор. — Медицинская помощь больным оказывалась?
Янчи. — В самом лагере не было врача, имелось лишь небольшое помещение, оборудованное под лазарет.
Прокурор. — Расскажите, свидетель, как кормили содержавшихся в лагере?
Янчи. — Никакой кухни в лагере не было, питание заключалось в следующем: сторожевым командам выдавался ящик с концентратами (пакетиками) каши, солдаты сторожевой команды, чтобы облегчить себе раздачу пищи, выходили на лестницу и оттуда бросали в толпу заключённых пакетики с концентратами.
Прокурор. — А приготавливать пищу можно было?
Янчи. — Никто об этом не заботился, считали, что такой метод раздачи пищи вполне удовлетворителен.
Прокурор. — Всем давалась пища?
Янчи. — Нет, при таком способе раздачи пищи могли получить эти пакетики с кашей лишь те счастливцы из заключённых, которые находились в первом ряду и могли поймать налету бросаемые пакетики, а остальная масса военнопленных, среди них и гражданские лица, дети, старики и больные, находившиеся в лагере, не могли получить эту пищу и умирали от голода.
Прокурор. — Много было в лагере детей, женщин, стариков?
Янчи. — Да.
Прокурор. — Расскажите, свидетель, были ли случаи расстрела военнопленных и гражданских лиц?
Янчи. — Да, охранная команда использовала всякую возможность для стрельбы по заключённым: например, при раздаче еды охранная команда стреляла по военнопленным и гражданским лицам из винтовок со сторожевой башни, стреляли и из пулемётов, бросали гранаты. По предложению офицера контрразведки капитана Живан, командиром лагеря майором фон Титскрон был издан специальный приказ, позволяющий стрелять. Я уже сказал, что заключённые, которые получали пакеты с кашей, не имели возможности её приготовить, для этого не было никаких средств. Они собирали из грязных луж и сточных канав воду и таким образом старались себе что-нибудь сварить, а также собирали по лагерю остатки топлива и раскладывали костры. При таком количестве военных и гражданских лиц необходимо было зажигать костры и в темноте. Лагерная охранная команда использовала приказ Титскрон для того, чтобы открывать стрельбу не только по тем, кто разводил костры, ко также и по тем пленным которые собирали поду из луж или щепки и остатки топлива в лагере. В этом лагере стреляли с утра до вечера. Если бы кто-либо приблизился к лагерю, он мог бы подумать, что здесь идёт сражение стрелковых частей.
Прокурор. — Свидетель, вы в помещение лагеря заходили?.
Янчи. — Да, я заходил в помещение лагеря, но лишь тогда, когда после всех этих расстрелов и смертей лагерь настолько опустел, что в него можно было зайти.
Прокурор. — Расскажите подробно, что вы видели в помещении лагеря, когда заходили?
Янчи.— Вид, который представлял собою лагерь после того, как туда можно было зайти, был ужасен. Площадка перед фабричным зданием была превращена в целое море грязи, которая местами доходила до полуметра, и в этой грязи были погребены сотни трупов военнопленных и трупов гражданских лиц. Так, можно было видеть в одном месте высовывающуюся руку, в другом — ногу, в третьем — голову. Особенно сплошным было скопление трупов около стен фабричного здания. Там лежали трупы расстрелянных, около лагерных стен находились также умирающие, сидя или стоя в каком-нибудь из углов лагеря, где они искали убежище от холода. На площадке перед фабричным зданием было большое количество канав, в которых собралась грязь и дождевая вода, и там лежали трупы, посиневшие и вздувшиеся от воды. Некоторые из этих канав использовались военнопленными, как отхожие места. Там также было большое количество трупов. Я никогда ранее не представлял себе, что человек перед смертью может быть настолько истощённым. Они были настолько истощены, что их трупы представляли собой обтянутый кожей скелет. Головы представляли собой настоящие черепа. В здании была та же картина: оконных проёмов в этом здании не было. Крыша этого здания была наполовину сломана, был сильный сквозняк.
Прокурор. — Расскажите, хоронили трупы умерших и расстрелянных военнопленных?
Янчи. — Трупы стали хоронить лишь тогда, когда в лагере» почти все умерли, всюду лежали горы трупов, на одном лишь чердаке их было более 500—600. Тем же, которые ещё могли двигаться, были даны в руки обрывки телефонного провода, который прикреплялся петлёй за шею, руку или, ногу умершего или убитого, и таким образом тащили через весь лагерь к заранее вырытым ямам, куда их сбрасывали и засыпали землёй. Особенно ужасным было, что военнопленные, которые хоронили трупы, знали, что через пару дней они сами будут сброшены в эти ямы.
Прокурор. — Расскажите, свидетель, какое положение было в лагерях в Борисове, Касторном и Миллерове?
Янчи. — В этих лагерях было положение такое же, как и в Вязьме.
Прокурор. — Расскажите, свидетель, были ли в лагере собаки?
Янчи. — Да, были. Официально собаки находились в лагере для охраны лагеря, но фактически они использовались для натравливания на военнопленных, а также на гражданское население, которое скапливалось возле лагеря, чтобы узнать о судьбе своих близких.
Прокурор. — Кто-нибудь из инспекторских лиц посещал лагерь?
Янчи. — Да, и очень часто.
Прокурор. — И что же после этого режим лагеря улучшался?
Янчи. — Нет, положение не изменялось.
Прокурор. — Следовательно, об этих ужасах, которые творились в лагерях, знало высшее командование?
Янчи. — Да, высшее командование безусловно было осведомлено о положении в лагерях, так как в тот же лагерь, в Евдаково, прибыл полковник Рит, который заявил, что прибыл прямо от Адольфа Гитлера. Верховное командование не только было осведомлено о порядках, царивших в лагерях, но и само их организовывало. Эти лагеря были по существу не лагерями для военнопленных, а лагерями, где истреблялись военнопленные и гражданское население Советского Союза,
Прокурор. — Скажите, свидетель, кто является непосредственным виновником гибели советских военнопленных и гражданских лиц в 231 лагере?
Янчи. — Непосредственными виновниками гибели заключённых в 231 лагере являются в первую очередь комендант лагеря 231, работавший с начала советско-германской войны до декабря 1941 года, майор Фонст, затем сменивший его подполковник Гутшмидт, офицер контрразведки, доктор Гжеван, лагерный врач доктор Рабензонфнер и адъютант, он же заместитель коменданта лагеря, лейтенант Кирис. Это основные виновники.
Прокурор. — Вы жили в гор. Харькове?
Янчи. — Да, я был в Харькове.
Прокурор. — Расскажите, что вам известно о военнопленных и гражданских лицах, находившихся в лагере 364, который был расположен на Холодной Горе?
Янчи. — В лагере на Холодной Горе в гор. Харькове я жил всего четыре дня. Я приехал туда, чтобы взять оттуда заключённых на работу. То, что я там видел, нисколько не отличается от того, что было в лагере 231. Кроме того, мне об этом лагере много рассказывал офицер Хельгеман.
Прокурор. — В этом лагере на Холодной Горе также содержались лица из гражданского населения?
Янчи. — Да, я сам видел гражданских лиц в этом лагере.
Прокурор. — Расскажите подробно об этом лагере.
Янчи. — Этот лагерь был размещён в здании бывшей тюрьмы. В помещение я не входил, но был во дворе лагеря. Там также лежали трупы умерших и умирающие, которым никто не оказывал помощи. Все они были истощены, оборваны, многие из них не имели обуви. Охранные посты ударами палок гнали этих заключённых на работу. За эти 4 дня, которые я был в лагере, пришёл приказ об отправке пешим порядком в Полтаву. Этапирование проходило так же, как из Вязьмы в Смоленск. Люди были так истощены, что большинство из них до места назначения не дошло. Через несколько дней мне довелось ехать в автомашине в Коломак, и я увидел, что дорога была усеяна трупами пленных и лиц из гражданского населения. Среди них были женщины и дети. Несколько сот военнопленных оставалось в лагере на Холодной Горе. Они были уже настолько истощены, что не могли стоять. Как я позднее слышал от солдат, которые оставались там в лагере, незадолго до прихода советских войск военнопленные, оставшиеся в лагере, были расстреляны.
Следующим допрашивается свидетель Бойко.
Председатель. — Пригласите в зал судебного заседания свидетеля Бойко.
(В зал судебного заседания входит свидетель Бойко).
Председатель. — Ваша фамилия?
(Обвиняемым вначале переводят допрос на немецкий язык переводчик Стеснова, затем переводчик Иванова).
Свидетель. — Бойко.
Председатель. — Имя и отчество?
Бойко. — Иван Семёнович.
Председатель. — Год рождения?
Бойко. — 1900.
Прокурор. — Расскажите, как вы попали на службу к немцам?
Бойко. — В октябре 1941 года в г. Киеве я пошёл работать шофёром, а также переводчиком в карательный отряд при гестапо.
Прокурор. — Потом вы вместе с командой переехали в Харьков?
Бойко. — Через некоторое время отряд переехал из Киева в Харьков, куда мы приехали 16 ноября 1941 года.
Прокурор. — Расскажите, как переселялись по приказу германского командования граждане города Харькова из городских квартир в бараки. Вы знаете об этом?
Бойко. — Через некоторое время был приказ начальника СД о выселении жителей города Харькова за город, в бараки, находящиеся вблизи Харьковского тракторного завода.
Прокурор. — Расскажите, как вывозили из больницы города Волчанска больных людей и уничтожали их?
Бойко. — 12 июня 1942 г. был получен приказ о выделении 15 человек. В это число попал и я, и мне надо было выехать в город Волчанок. По приезде в Волчанск для размещения прибывших была избрана больница. Больница была переполнена, но Гельмрих дал приказ очистить больницу от людей и вывезти их оттуда. После этого стали выполнять приказ. Немецкие солдаты, войдя в больницу, приказали всем больным одеваться якобы для переезда в Харьков. Все начали одеваться, но ввиду того, что был отдан приказ не надевать на себя одежду, некоторые из них поняли, в чём дело, и здесь началась паника. Их гнали, они не хотели выходить. Больные рвались к дверям, но здесь кругом стояли гестаповцы и выходить не разрешали. В тех, которые пытались уйти, стреляли, и в результате этого много было ранено и убито. Затем началась погрузка в машину с применением палок и оружия.
Прокурор. — Сколько человек было уничтожено таким путём?
Бойко. — В первый раз они вывезли 50 человек, а потом остальных. Всего было уничтожено 90 человек, около 80 больных, а остальные — обслуживающий персонал больницы.
Прокурор. — Расскажите, что вам известно об уничтожении советских граждан — жителей города Воронежа, высланных по приказу фон Радецкого?
Бойко. — После того, как наш отряд закончил работу в Волчанске, мы выехали оттуда в город Воронеж. Когда мы проезжали Белгород, «газенваген» остался в Белгороде. Через Курск мы приехали в Воронеж.
Прокурор. — По дороге вы никого не арестовали?
Бойко. — По дороге из Волчанска в Курск, а затем в Воронеж всё время происходили аресты и расстрелы. По приезде в Воронеж фон Радецкий издал приказ, чтобы все жители, оставшиеся в городе, покинули его а тот, кто останется в городе, будет расстрелян или повешен. Приказано было идти по направлению к местечку Хохол. Запуганные жители с детьми из города направились к местечку Хохол. Часть жителей была оставлена на месте, а других направили в другую сторону для проверки документов.
Прокурор. — Сколько человек тогда уничтожили?
Бойко. — Около 2 000 человек.
Прокурор. — Расскажите, как производилось уничтожение?
Бойко. — Прибывших пешком в местечко Хохол заключённых я и другие шофёры повезли по направлению к селу Матрёновка. По прибытии на место мы получили приказ разгрузить машину. Среди приехавших на машинах началась паника. Тех, кто пытался бежать, немедленно расстреливали. Я помню, как одна женщина, плача, кричала: «Зачем вы нас убиваете, не убивайте». Помню, как одна девочка умоляла гестаповца не расстреливать её мать. Она просила: «Дяденька, не убивайте мою мйму». Но гестаповец расстрелял сначала мать, а потом и девочку.
Прокурор. — Потом куда вы поехали?
Бойко. — Так продолжалось здесь несколько дней, и было расстреляно около 2 000 человек. После мы поехали в город Курск. Когда мы находились при гараже в городе Курске, шофёр Ганс Хери рассказал мне, как расстреляли людей в Курске. Он говорил, что несколько машин подъехало к тюрьме. В них были погружены арестованные, которых по приказу Радецкого отвезли к баракам и расстреляли. Ввиду нехватки патронов осталось нерасстрелянных 25 человек. Радецкому посоветовали, чтобы их отвезли в тюрьму и расстреляли в следующий раз, но он отдал приказ — обратно в тюрьму не возить, а убить их лопатами, винтовками и другими предметами.
Прокурор. — Следовательно, 25 человек, для которых не хватило патронов, были убиты винтовками и лопатами?
Бойко. — Да, винтовками и лопатами.
Прокурор. — Потом куда вы поехали?
Бойко. — Потом отряд выехал в Киев. Отсюда отряд поехал в Чернигов для борьбы с партизанами, но я заболел и остался в Киеве при местной команде. Я оставался на Институтской улице №5 в главном штабе.
Прокурор. — Главный штаб чего?
Бойко. — Главный штаб гестапо.
Прокурор. — Расскажите, что вы делали в Киеве?
Бойко. — Я работал в гараже. Шофёры, которые давно работали здесь говорили, что в Киеве каждый день происходят аресты в расстрелы. Я видел газовую машину, которая стояла в гараже. Она уходила утром и возвращалась к вечеру.
Прокурор. — Назовите, свидетель Бойко, фамилии гестаповцев, руководивших массовым уничтожением советских граждан в Харькове.
Бойко. — Штурмбаннфюрер Гранбель, оберштурмфюрер Фейнгольц, оберштурмфюрер Кирхе, оберштурмфюрер Фаст и его помощник Петерс.
Утреннее заседание суда 17 декабря
На утреннем заседании 17 декабря продолжался допрос свидетелей. Как и в предыдущие дня, зал переполнен народом. С напряжённым вниманием следят присутствующие за ходом судебного заседания, вскрывающего всё новые жуткие подробности преступлений, которые чинили немецко-фашистские захватчики в период временной оккупации Харькова и Харьковской области.
Перед Военным Трибуналом проходит группа свидетелей — бывших работников 1 армейского сортировочного госпиталя 69-й армии.
Показания свидетелей вскрывают во всех подробностях страшную трагедию, разыгравшуюся в госпитале, в котором находились раненые красноармейцы, после захвата Харькова немцами.
— То, что мне пришлось видеть и пережить в период немецкой оккупации, — говорит свидетель Джинчвиладзе, — просто не вмещается в человеческом сознании: в восьмом корпусе госпиталя было собрано 400 тяжело раненых, нуждавшихся в немедленной оперативной помощи и находившихся в операционной и готовящихся к очередной операции, когда раздался глухой взрыв. Навстречу мне с криком бежали, санитарки. Оказывается, к госпиталю подъехали, эсэсовцы и, предварительно заколотив все входные двери, бросили в помещение две зажигательные бомбы. Первый этаж моментально охватило пламя. Огонь перекинулся на кровати, где лежали раненые. С загоревшейся одеждой они поползли к окнам. Многие были так слабы, что, не успев проползти нескольких шагов, падали мёртвыми. Тех же, кто успел добраться до окон и вылезти на подоконники, пристреливали из автоматов эсэсовцы, оцепившие здание кругом. Нельзя передать словами то, что происходило в этот момент: горящие люди метались по палатам, им нигде не было спасения — в помещении бушевал огонь, а за окнами подстерегали пули. Такая же сцена разыгралась и во втором этаже, куда вскоре перекинулся огонь. Нам удалось спрятать группу раненых на лестничной клетке и, когда эсэсовцы, видимо, думая, что все раненые погибли в огне, уехали, вытащить их через окна на улицу. Из 400 человек, находившихся в корпусе, спаслось не более 50.
Раненых, оставшихся в других корпусах госпиталя, постигла та же участь. Назавтра в госпиталь вновь приехал отряд эсэсовцев, и начался массовый расстрел. Эсэсовцы обшаривали все углы, подвалы. Некоторых раненых вытаскивали во двор и там расстреливали, других приканчивали на месте. Эта кровавая расправа продолжалась 4 дня. Трупы убитых 12 дней лежали, во дворе и в подвалах. Гестаповцы не разрешали их хоронить.
Показания Джинчвиладзе дополняет свидетель, профессор Катков, являвшийся к моменту этой трагедии заместителем начальника и фактически исполняющим обязанности начальника госпиталя. Его показания с неоспоримой ясностью устанавливают, что это чудовищное преступление было заранее обдумано, подготовлено и организовано гитлеровцами.
— Накануне трагедии, — показывает Катков, — в госпиталь явился немецкий офицер и приказал сосредоточить всех раненых в одном из корпусов, где, как он заявил, будет госпиталь для русских. Когда это было сделано, к госпиталю подъехали эсэсовцы, оцепили корпус, в котором мы начали сосредоточивать раненых, и подожгли его зажигательными бомбами, а тех, кто, спасаясь от огня, пытался выскочить в окно, расстреливали из автоматов. Назавтра немцы начали обходить помещения остальных корпусов — палата за палатой, подвал за подвалом. Подойдя к какому-либо помещению, они вначале бросали туда несколько гранат, давали очередь из автоматов и затем, войдя в помещение, добивали тех, кто ещё оставался в живых. Каким-то чудом уцелевшие раненые рассказывали мне потом, что впереди немцев шёл офицер, который освещал карманным фонарём все углы. Подходя к каждой кровати и убедившись, что человек мёртв, он говорил: «Капут» и шёл дальше.
Не довольствуясь этими зверствами, немецкие изверги распяли одного из тяжело больных, прибив его гвоздями к стене во дворе госпиталя. Вокруг распятого собралась кучка немцев, они весело хохотали, а многие фотографировали свою жертву.
Все присутствующие с огромным удовлетворением восприняли приведённые свидетелем Катковым факты исключительной самоотверженности и патриотизма русских женщин. Рискуя жизнью под немецкими пулями, женщины, фамилия которых, к сожалению, остались неизвестны, проникали на территорию госпиталя, приносили раненым, уцелевшим от расправы, еду , ухаживали за ними, как родные матери и сестры.
Следующей допрашивается свидетельница Сокольская, работавшая медицинской сестрой в 1 сортировочном госпитале. Её показания полностью подтверждают всё, о чём говорили на суде предыдущие свидетели.
Я находилась 14 марта в помещении госпиталя, когда раздался взрыв. Это немцы бросили зажигательные бомбы. В здании начался пожар. Раненые, спасаясь от мучительной смерти в огне, сползали с кроватей, но большинство тут же падало. Но и тем из них, кто добрался до окон, не удалось спастись. Немцы подстерегали их и расстреливали из автоматов.
Свидетельница Сокольская рассказывает о неслыханном преступлений гитлеровцев во дворе госпиталя. В одном из подвалов они нашли человека, который ещё был жив. Несчастного выволокли во двор и хотели тут же пристрелить. Один немец уже поднял было автомат, но другой ему что-то сказал, и оба громко захохотали. Первый немец куда-то убежал и быстро вернулся с молотком и гвоздями. Оба немца набросились на полуживого человека и, сорвав с него одежду, начали прибивать его к стене на потеху себе и другим немецким извергам.
Сильнейшее впечатление на всех присутствующих произвело краткое показание свидетельницы Козловой. Во время кровавой бойни, учинённой гитлеровскими извергами, в госпитале погиб её муж, который находился там на излечении.
— Когда я пришла в госпиталь, — рассказывает Козлова, — я не узнала здания. Вместо корпуса высились обгоревшие развалины. Внутри здания я увидела множество трупов. Ими было завалено всё помещение. Чтобы пройти из одной комнаты в другую, приходилось буквально шагать по трупам, среди них я нашла обезображенный труп своего мужа.
О кровавой растраве с советскими людьми, учинённой фашистами в Сокольническом лесопарке, показал проживающий на территории парка свидетель Беспалов. Из окна своего дома, на расстоянии каких-нибудь 150 метров, он трижды видел, как гитлеровские звери уничтожили несколько тысяч советских граждан, в том числе много детей, женщин, стариков.
— Несколько часов, — рассказывает Беспалов, — немцы возили арестованных к заранее приготовленным ямам. Всем было приказано раздеваться. Тех, кто сопротивлялся, избивали и насильно, сорвав одежду, живыми втаскивали в ямы и затаптывали ногами. Вещи, отобранные у раненых, немцы собрали, погрузили на машины и с песнями уехали.
Через несколько дней в то же место была привезена большая партия женщин и детей. Лес огласился громкими криками и плачем.
Немцы избивали свои жертвы прикладами, топтали ногами, а детей вырывали из рук матерей. Многие гитлеровцы развлекались тем, что ещё до начала массового расстрела избирали себе жертву и расстреливали её из пистолета. Затем всех загнали в яму и расстреляли из автоматов.
— Возле моего сада, — показывает Беспалов, — немцы выкопали яму огромных размеров. В течение трёх дней они свозили сюда арестованных советских граждан. Среди них были и военнопленные, и женщины, и маленькие дети, и глубокие старики. Невозможно описать душераздирающие сцены, которые здесь разыгрывались. Люди плакали, прощались друг с другом, матери и отцы прижимали к груди детей, некоторые, отчаявшись, плевали в физиономии своим палачам, бросались на них с кулаками. Всех обречённых гитлеровцы загнали в яму, забросали ручными гранатами и одновременно выпустили по ним несколько автоматных очередей.
Такая же расправа, как показывает далее свидетель Беспалов, была учинена немцами над большой группой советских женщин, которых они собрали якобы для заготовки леса.
На вопрос председателя суда подсудимый Буланов подтверждает показания свидетеля и говорит, что он сам неоднократно возил в Сокольнический лесопарк осуждённых на расстрел советских граждан.
Следующим допрашивается свидетель Сериков. Он воспроизводит в своих показаниях обстановку, в которой производилось переселение тысяч харьковчан из городских квартир в бараки тракторного завода. С наступлением темноты переселяющимся было запрещено двигаться по улицам, заходить в дом, чтобы обогреться, им также не разрешали. Люди были раздеты и разуты. В это время стояли лютые холода, и многие замерзали прямо на улице. С наступлением рассвета то тут, то там можно было видеть трупы замерзших людей.
Свидетель показывает далее о тот, что он видел бараки, битком набитые трупами.
— Однажды, — говорит Сериков, — комендант погнал меня на работу расчищать бараки. Я лично выносил из бараков обгоревшие трупы и складывал их в траншеи. Несколько раз я наблюдал, как к баракам, где были сложены трупы, подъезжали немецкие солдаты и поджигали их.
Свидетельница Подкопай, проживающая в Харькове на Рыбниковской улице 8, где помещался гараж гестапо дополняет вскрытую на суде картину массового уничтожения советских людей посредством «душегубки».
— Во дворе гаража, — говорит она, — было много машин. Но одна из них обращала на себя особое внимание это была машина с огромным кузовом, окрашенным в тёмносерый цвет. Я спрашивала шофёра гестапо Бойко, что это за машина. Он сначала отмалчивался, говорил, что это секрет, а потом всё-таки рассказал: «Эта машина, — сказал мне Бойко, — предназначена для того, чтобы отравлять людей газом».
Однажды я стояла на дворе, когда подъехала «душегубка». Всех немедленно загнали в помещение. Из окна я видела, как немецкие солдаты вытаскивали из машины трупы. Впоследствии я узнала, что «душегубка» отправилась в очередной рейс, но по дороге испортилась и была возвращена в гараж для ремонта.
О зверском истреблении больных показал свидетель Гайдамак, проживавший на территории больницы Липецкого района, Харьковской области.
— Однажды мы увидели, — показывает Гайдамак, — что на территорию больницы пришёл большой отряд немецких солдат. Мы все бросились по домам прятать свои пожитки, так как шали, что раз пришли немцы, значит начнутся грабежи. Немцы приказали нам всем закрыть окна, запереть двери и предупредили, что всякий, кто выглянет на улицу, будет расстрелян. Вскоре после этого раздался ружейный залп. Я потихоньку выглянул в окно и увидел, что немец ведёт по больничному двору за ограду группу полураздетых больных. Снова раздался залп. Он повторялся много раз. Больные кричали, вырывались из рук палачей, — но немцы, подталкивая и избивая их прикладами винтовок и автоматов, принуждали идти к месту казни. Эта кровавая расправа продолжалась, пока не стемнело. Вскоре после этого многие работники больницы рассказывали мне, как происходило дело. К главврачу явился немецкий офицер и предложил отравить больных ядом. Когда главврач отказался, офицер заявил: «Ну, в таком случае я сам их уничтожу». Он приказал всему медицинскому персоналу оставаться на местах, а сам направился во двор больницы и руководил расстрелом. Так было расстреляно 435 больных, в том числе много женщин.
Вечернее заседание 17 декабря
На вечернем заседания 17 декабря допрашивается свидетель Головко, работавший врачом Липецкой больницы.
— 21 ноября 1941 г., — показывает свидетель, — в больницу явилось трое немецких офицеров — один капитан и два лейтенанта. Один из них заявил мне, что имеется распоряжение об уничтожении всех больных, находящихся на излечении в нашей больнице, и предложил мне взять на себя отравление их ядом. Я горячо протестовал и заявил, что обязанность врачей лечить, а не травить людей. Тогда офицер спросил: «Может быть, кто-либо из медперсонала вашей больницы возьмёт на себя выполнение этого задания?»
Я ответил, что таких у нас не найдётся. Тем не менее офицер приказал мне собрать медперсонал и довести до его сведения это предложение. Я подчинился приказу, собрал весь медицинский персонал. Как я и ожидал, все работники больницы единодушно поручили мне заявить офицеру, что они отказываются стать палачами наших больных. Я довёл об этом до сведения офицера. Тогда он заявил: «В таком случае я сделаю это сам». Я пытался спасти больных, сказав, что если германскому командованию нужно помещение нашей больницы, то оно будет немедленно освобождено. «Нет, помещение нам не нужно, — ответил офицер, — нам нужно уничтожить больных». Он приказал всем работникам больницы войти в помещение и не выходить оттуда под угрозой расстрела. После этого во двор вошла группа германских солдат, другие солдаты окружили всю территорию больницы, а за оградой, на перекрестках дорог были выставлены пулеметы. По всему было видно, что немцы готовились к этой операции очень тщательно и продумали всё до мелочей. Офицер приказал солдатам выводить больных из отделений по 10 человек. Больных выводили из здания и приказывали идти в больничный сад. А там, в овраге, лежало несколько немецких солдат во главе с офицером. Когда больные приближались к оврагу, немцы открывали огонь. Кое-кто из больных пытался бежать, но немецкие солдаты их догоняли и добивали. В это время подъехала другая машина — прибыл ещё один немецкий офицер, заявивший, что он врач, присланный принять от меня больничное имущество. Услышав слово «врач», я обрадовался и просил его помочь приостановить это зверское убийство беззащитных больных. Офицер заявил, что его дело принять имущество, а всё остальное его не касается. Войдя в склад, этот «врач» первым делом выбрал себе свитер, примерил его и сказал «гут» и пошёл дальше. Тем временем в саду шли расстрелы. Они продолжались до позднего вечера и назавтра с утра возобновились. Были уничтожены почти все больные, за исключением нескольких, которые не могли двигаться. Немецкие солдаты выносили их во двор и там расстреливали.
— Сколько было в больнице больных? — спрашивает председатель суда.
— 435, — отвечает свидетель.
Председатель. — Дети и женщины среди них были?
Головко. — Да, более половины.
Председатель. — Использовалось ли в дальнейшем помещение больницы германским командованием?
Головко. — Нет, оно пустовало более года и только непродолжительное время использовалось в качестве казармы.
Суд приступает к допросу свидетельницы Осмачко. Это пожилая колхозница стояла под расстрелом, и только благодаря случайности ей удалось спастись от смерти.
— Услышав выстрелы, — показывает Осмачко, — несколько наших колхозниц решили выйти за село посмотреть, в чём дело. Я тоже пошла и взяла с собой своего сына Владимира. Не успели мы выйти за село, как нас остановили немецкие солдаты. Они приказали нам выстроиться вдоль дороги и повели в поле. Там возле большой ямы немцы расстреливали людей. Нас они поставили на край ямы и открыли по нас стрельбу. Женщины закричали, многие упали, обливаясь кровью. Я тоже упала в яму и потеряла сознание. Когда очнулась, слышу — стреляют. Рядом со мной лежал труп моего сына Владимира. Сверху продолжали падать прямо на меня всё новые и новые трупы. Я едва удержалась, чтобы не закричать, но решила, что единственное для меня спасение притвориться мёртвой. Я пролежала в яме дотемна, а когда гитлеровцы закончили расстрел и ушли, выбралась из ямы и кое-как доползла до дома.
Председатель суда генерал-майор юстиции Мясников объявляет, что допрос свидетелей окончен.
* * *
После допроса свидетелей суд заслушал заключение судебно-медицинской экспертизы.
Акт, составленный судебно-медицинской экспертизой, зачитал профессор кафедры судебной медицины 2-го Московского Медицинского института В.М. Смольянинов.
Старший сотрудник Института судебной медицины П.С. Семеновский и судебно-медицинский эксперт 69 армии майор медицинской службы Г.И. Городниченко дали ответ на вопросы, поставленные перед судебно-медицинской экспертизой на утреннем заседании суда 17 декабря.
Главный судебный медицинский эксперт НКЗ СССР В.И. Прозоровский зачитал общее заключение судебно-медицинской экспертизы по данному делу.
Заключение судебно-медицинской экспертной комиссии в судебном заседании Военного Трибунала 4-го Украинского фронта
Судебно-медицинская экспертиза исследовала в гор. Харькове и его окрестностях места, преступлений немецко-фашистских захватчиков — места, где ими производилось уничтожение советских граждан. Это — пожарище корпуса армейского госпиталя, где были расстреляны и сожжены военнопленные, тяжело раненые воины Красной Армии. Это — места массовых расстрелов здоровых, и больных, малых детей, подростков, молодых, пожилых и престарелых женщин и мужчин на территориях лесопарка «Сокольники», вблизи села Подворки, в Дробицком яру и на территории лечебницы колонии «Стрелечье». Судебно-медицинская экспертиза исследовала на этих территориях ямы-могилы и эксгумировала из них трупы расстрелянных, отравленных, сожженных и иным способом зверски истребленных советских граждан. Судебно-медицинская экспертиза исследовала места, где немецко-фашистские оккупанты уничтожали путем сожжения трупов следы своих преступлений — отравлений окисью углерода. Это — пожарище на территории, где находились бараки для рабочих Харьковского тракторного завода.
Изучение территорий на которых закапывались трупы или производилось их сожжение, изучение ям-могил и положения трупов в них, сопоставление с материалами судебного следствия дают право считать, что количество трупов умерщвленных советских граждан в гор. Харькове и его ближайших окрестностях исчисляется в несколько десятков тысяч человек, цифра же 30 000 уничтоженных советских граждан, называемая подсудимыми и некоторыми свидетелями, является весьма приближенной — несомненно преуменьшенной. В 13 ямах-могилах, что были раскрыты только на территории города и его ближайших окрестностей, оказались огромные массы трупов. В большинстве этих могил они были в исключительном беспорядке, хаотично переплетаясь между собой, образуя неподдающиеся описанию клубки человеческих тел. Трупы лежали так, что допустимо говорить об их сваливании, сбрасывании, но не о погребении в братских могилах. В двух ямах, что находятся на территории лесопарка «Сокольники», были обнаружены трупы, лежавшие правильными рядами, ничком, с руками, согнутыми в локтях, и кистями рук, прижатыми к лицу или шее. На всех трупах оказались сквозные огнестрельные ранения головы. Такое положение трупов не случайно. Оно свидетельствует о том, что жертв заставляли ложиться вниз лицом и в этом положении расстреливали. В ямах-могилах, где были трупы, или в тех местах, где их сжигали, судебно-медицинская экспертиза находила предметы бытового обихода и личного пользования (сумки, мешки, ножи, котелки, кружки, очки, замок от дамской сумочки и пр.).
Факт, установленный материалами следствия, что перед умерщвлением советских граждан одежда и обувь с них снимались, имеет полное подтверждение судебно-медицинских данных, так как эксперты при эксгумации трупов чаще всего обнаруживали обнаженные или полураздетые трупы.
Для того, чтобы определить, кто из советских граждан подвергался истреблению и как оно производилось, было эксгумировано и исследовано в гор. Харькове и его окрестностях 1 047 трупов. Это оказались трупы 19 детей и подростков, 429 женщин и 599 мужчин. Возраст покойных колебался от 2-х до 70 лет. Обнаружение в ямах-могилах трупов детей и подростков, женщин и стариков, а также и инвалидов, с наличием на трупах или возле них гражданской одежды, вещей домашнего обихода и личного пользования — свидетельствует о том, что немецко-фашистские власти уничтожали мирное советское население независимо от пола и возраста. С другой же стороны обнаружение на трупах мужчин молодого и среднего возраста одежды военного образца, принятого в Красной Армии, и предметов военного снаряжения (котелки, кружки, пояса и др.) говорит об уничтожении советских военнопленных.
Истребление советского населения (мирных граждан и военнопленных) производилось путем отравления окисью углерода, расстрелов, сожжения и убийства тупыми, твердыми, тяжелыми предметами. Всё это с исключительной бесспорностью, без всяких противоречий, установлено материалами предварительного и судебного следствия, а также с научной объективностью доказано судебно-медицинской экспертизой.
Показания подсудимых и свидетелей констатируют, что в различных местах временно оккупированной территории СССР применялся немецко-фашистскими захватчиками специально оборудованный мощный автомобиль, в кузове которого с помощью выхлопных газов, содержащих окись углерода, производилось умерщвление советских граждан. Судебно-медицинская экспертиза это впервые безусловно доказала при исследованиях трупов, эксгумированных на территории города Краснодара и его окрестностей. И тогда совокупностью судебно-медицинских, судебно-химических и спектроскопических исследований крови на тканях и органов трупов было с бесспорностью установлено наличие окиси углерода. Такой же метод отравления окисью углерода, что и в городе Краснодаре, является доказанным при судебно-медицинском исследовании у некоторой части трупов, эксгумированных на территории города Харькова. Конструирование автомобиля, получившего наименование «газового автомобиля» или «душегубки», рассчитанного на то, чтобы посредством выхлопных газов, поступающих в герметически закрытый кузов автомашины, умерщвлять находящихся в нем людей, должно быть признано, как разработка специального механизированного метода для одновременного отравления больших групп людей. Кроме отравления окисью углерода, следственными и судебно-медицинскими данными установлено, что немцы широко применяли в городе Харькове и его окрестностях расстрелы из автоматического огнестрельного оружия, стреляя, как правило, в затылочную часть головы, заднюю поверхность шеи и спину. Исследования трупов также показали, что имели место случаи, когда для умерщвления применялось раздробление костей черепа и разрушение головного мозга посредством ударов тупым, твердым, тяжелым предметом. Надлежит отметить, что в городе Харькове было произведено особо мучительное истребление тяжело раненых советских военнопленных путем их сожжения в сочетании с расстрелом. Это доказано материалами предварительного и судебного следствия, а также судебно-медицинскими исследованиями частей трупов, найденных на пожарище сгоревшего корпуса Армейского госпиталя, когда, в частности, в дыхательных путях обгоревшего трупа было найдено наличие копоти, что свидетельствует, о прижизненном действии дыма и пламени. Следы своих преступлений, прежде всего отравления окисью углерода, немецко-фашистские захватчики пытались уничтожить, сжигая трупы отравленных. Однако материалами следствия и обнаружением частей скелетов от трупов, подвергнутых сожжению на территории бараков Харьковского тракторного завода, устанавливается факт сожжения трупов. Судебно-медицинская экспертиза, основываясь на всей совокупности данных своих исследований, предварительного и судебного следствия, констатирует:
а) многочисленность мест захоронения на территории города Харькова и его ближайших окрестностей;
б) колоссальное количество трупов в ямах-могилах;
в) разновременность захоронения трупов в отдельных могилах;
г) различную степень сохранности трупов в одной и той же могиле;
д) характеристику трупов по полу и возрасту;
е) однотипность методов умерщвления;
ж) применение специально приспособленного для уничтожения людей «газового автомобиля».
Считаем это доказательствами систематического, массового, планово организованного истребления мирных советских граждан и военнопленных.
Главный судебно-медицинский эксперт Наркомздрава СССР,
директор Государственного научно-исследовательского института
судебной медицины Наркомздрава СССР — Прозоровский.
Профессор кафедры судебной медицины
2-го Московского медицинского института,
доктор медицинских наук — Смольянинов.
Старший научный сотрудник Танатологического отделения
Государственного научно-исследовательского института
судебной медицины Наркомздрава СССР — доктор Семеновский.
Главный судебно-медицинский эксперт
69 армии майор медицинской службы — Городниченко.
Патологоанатом майор медицинской службы — Якуша.
После перевода текста заключения судебно-медицинской экспертизы на немецкий язык председатель суда, генерал-майор юстиции Мясников, объявляет судебное следствие законченным.
На этом вечернее заседание 17 декабря закончилось.
Утреннее заседание 18 декабря
Открыв заседание, председательствующий предоставил слово государственному обвинителю.
Речь государственного обвинителя, полковника юстиции Н.К. Дунаева
Граждане судьи!
С момента вероломного нападения гитлеровской Германии на нашу Родину народы Советского Союза каждый день узнают о новых преступлениях, о новых чудовищных злодеяниях, которые немецко-фашистские захватчики совершили на нашей земле.
Еще сравнительно недавно весь мир был потрясен кровавыми зверствами немецко-фашистских захватчиков, установленными на Краснодарском процессе, и вновь на этом суде мы убедились в тех ужасах, которые сотворили немецкие разбойники на территории Харькова и Харьковской области.
Горы трупов зверски убитых мирных советских людей нагромождены гитлеровцами во всех местах, где они побывали.
Тысячи истребленных детей, погубленных женщин и стариков, сожженных больных военнопленных — вот кошмарные следы немецкой оккупации.
«Как средневековые варвары или орды Аттилы, немецкие злодеи вытаптывают поля, сжигают деревни и города, разрушают промышленные предприятия и культурные учреждения» — говорил товарищ Сталин в своем докладе, посвященном 26 годовщине Великой Октябрьской социалистической революции.
Перелистывая кровавые страницы настоящего дела, представляется, что речь идет о самых мрачных периодах средневекового варварства, которые, впрочем, далеко перещеголяли современные немецкие палачи.
Не впервые в истории приходится сталкиваться с немецкими зверствами. Они общеизвестны.
Но всё, что было известно до сих пор, никак не может сравниться с тем, что немецкие захватчики натворили в эту войну, на нашей земле.
В Харькове и Краснодаре, всюду, где побывали немцы, — одни и те же кошмарные картины злодеяний, массовых убийств и разрушений встают, перед нашими глазами.
Перед глазами всего мира груды развалин, кучи щебня и пепла вместо цветущих городов и сёл нашей Родины. Глубокие ямы, до краев заваленные расстрелянным и, повешенными и удушенными советскими людьми.
Общеизвестно, что это не случайные преступления отдельных немцев, а глубоко продуманная, подробно разработанная программа истребления русского, украинского, белорусского и других народов, что это — система уничтожения населения во временно захваченных районах Советского Союза.
Общеизвестно, что истребление народов Советского Союза было провозглашено Гитлером задолго до начала войны, навязанной нам немецко-фашистскими захватчиками.
Гитлер, Геринг, Геббельс, Гиммлер и иже с ними — вот кто являются главными вдохновителями и организаторами массовых убийств и злодеяний, совершенных немцами на советской земле, в Харькове, Краснодаре и других городах.
Обергруппенфюреры и группенфюреры войск СС — Дитрих и Симон, начальники гарнизонов, коменданты и жандармы, руководители гестапо всяческих рангов и званий немецкие палачи — вот кто непосредственные виновники гибели сотен тысяч советских граждан.
Далее прокурор подробно излагает факты чудовищных злодеяний, совершенных немецкими палачами в Харькове и Харьковской области. Приводя даты и называя места, в которых учинялось массовое истребление советских граждан, указывая методы этого истребления — расстрелы и виселицы, удушение окисью углерода в «душегубках» и истязания, сожжение заживо и т.п., прокурор говорит:
— Товарищи судьи! Мы имеем перед собою бесспорные доказательства того, что все эти чудовищные злодеяния немецкие захватчики творили по прямым указаниям руководителей германского разбойничьего правительства и верховного командования немецкой армии.
Прокурор далее подчеркивает, что, как это с предельной точностью доказано на предварительном и судебном следствии, массовые зверства и убийства мирных жителей в Харькове и Харьковской области совершались офицерами и солдатами германской армии и германскими карательными органами, а именно:
дивизии СС «Адольф Гитлер» — под командованием обергруппенфюрера войск СС — Дитриха;
дивизии СС «Мертвая голова» — под командованием группенфюрера войск СС — Симона;
германской «зондеркомандой СД» в г. Харькове, возглавляемой штурмбаннфюрером — Ханебиттер;
группой германской тайной полевой полиции г. Харькова во главе с ее начальником — комиссаром полиции Кархан;
привлеченными в качестве обвиняемых по настоящему делу Лангхельд Вильгельмом, Риц Гансом, Рецлав Рейнгардом и их пособником, изменником Родины — Булановым.
Переходя затем к изложению конкретной вины каждого из подсудимых, прокурор подробно указывает факты злодеяний, которые совершил каждый из них, и перечисляет неоспоримые судебные доказательства, которыми вина подсудимых доказана, — их собственные признания, показания свидетелей, заключение судебно-медицинской экспертизы и т.п.
После этого прокурор, ссылаясь на общеизвестные нормы международного права, а также на Гаагскую конвенцию 1907 года и Женевскую конвенцию 1929 года, устанавливающие правила ведения войны, констатирует, что немецко-фашистские захватчики цинично попирают все международные законы и обычаи ведения войны, несмотря на то что Германия 27 ноября 1909 г. присоединялась к Гаагской конвенции, а 21 февраля 1931 г. она поставила свою подпись под конвенцией 1929 года.
В связи с этим прокурор говорит:
— Присоединившись к этим конвенциям торжественно и добровольно, Германия затем цинично я подло их нарушила, как нарушила и заключенные ею договора о мире.
«Всюду, где только на советскую территорию вступали германские захватчики, — говорит нота товарища Молотова от 6 января 1942 года, — они несли с собою разрушение и разорение наших городов сел и деревень».
Творя гнуснейшие насилия над мирными жителями временно захваченных территорий, безудержно расправляясь со стариками, женщинами и детьми, не щадя раненых и больных, истребляя военнопленных, немецко-фашистские варвары поддирают все международные законы и обычаи войны, творят уголовные преступления.
Для ответственности подсудимых немецких военнопленных не имеет никакого значения то обстоятельство, что приказы вышестоящих немецко-фашистских военных инстанций предписывали террор и истребление в отношении советского гражданского населения и военнопленных красноармейцев.
Есть действия, преступность которых очевидна для каждого, это тем более относится к тем чудовищным преступлениям которые были предметом настоящего судебного разбирательства.
Эти преступления совершались как по приказу гитлеровского правительства и немецкого командования, так и в порядке проявления собственной инициативы подсудимых, отдававших приказания своим подчинённым об истреблении советских граждан.
Подсудимые полностью признали это на судебном процессе.
Таким образом, вопрос об ответственности подсудимых за содеянные ими преступления является очевидным. Ссылки обвиняемых только лишь на исполнение приказа несостоятельны. Сошлёмся даже на немецкие материалы времён Веймарского режима. Известно, что посте первой мировой войны Лейпцигский трибунал в 1921 году пытался прикрыть зверства немцев в войне 1914—1918 г.г.
Это, как известно, была «комедия суда». Но и этот суд по частному случаю вынужден был для успокоения возмущённого мирового общественного мнения по делу о зверском потоплении немецкой подводной лодкой английского госпитального судна «Ландоуэр Кестл» заявить, что, хотя деяние обвиняемых проистекало из прямого или косвенного распоряжения их командира, это не освобождает их от ответственности, так как не может быть никакого сомнении в том, что обвиняемые, отдавали себе отчет в нечестности и преступности замысла командира.
Далее. Вашингтонский договор 1922 года устанавливающий правила подводной войны, считает, что всякое лицо, на службе какой какой державы оно бы ни находилось, действующее по приказу высшего начальства или нет, которое нарушит одно из указанных правил, будет считаться нарушителем законов войны и будет подлежать суду и наказанию, как если бы оно совершило акт пиратства.
Из этого видно, что не может быть и речи о том, что приказы начальства освобождают от ответственности гитлеровских извергов за их чудовищные злодеяния.
Многочисленные приказы гитлеровского правительства и гитлеровских военных властей предписывают совершение таких действий, которые явно и несомненно для всех и каждого являются величайшими преступлениями и вопиющими нарушениями международного нрава.
Германский служащий, поджигающий мирные города и селения, расстреливающий мирных граждан, загоняющий в пылающие дома женщин, стариков и детей, — не может не знать, что такие действия являются издевательством над международным правом и над законами всех цивилизованных стран.
Поскольку война со стороны гитлеровской Германии носит характер широко организованного военного разбоя, уголовная ответственность за совершённые злодеяния должна быть возложена как на вдохновителей, так и на исполнителей преступлений, ибо иначе большинство чудовищных злодеяний, чинимых фашистскими преступниками, остались бы безнаказанными, поскольку преступники могли бы прикрываться приказами начальства.
Бывшие военнослужащие немецко-фашистской армии, занимающие сегодня скамью подсудимых, являются уголовными преступниками и должны понести заслуженную кару за совершенные ими уголовные преступления.
«Декларация об ответственности гитлеровцев за совершаемые зверства», подписанная в 1943 году главами Правительств Соединенных Штатов Америки, Советского Союза и Великобритании, совершенно ясно предупреждает, что те германские офицеры, солдаты и члены нацистской партии, которые были ответственны за зверства, убийства и казни, или добровольно принимали в них участие, будут судимы по законам тех государств, на территории которых они совершили свои злодеяния.
Подсудимые Рецлав, Риц, Лангхельд, творившие кровавые злодейства на территории Советского Союза, должны отвечать в уголовном порядке перед советским судом по законам Союза Советских Социалистических Республик.
— Перед нами, граждане судьи, — говорит прокурор, — на этом судебном процессе ещё и ещё раз раскрылись кровавые, страшные дела гитлеровских разбойников, проливших море человеческой крови мирных советских жителей — детей, женщин и стариков, предавших огню и разрушению многочисленные наши города и сёла, причинивших неисчислимые бедствия и страдания нашему народу.
На этом процессе, перед лицом всего мира ещё и ещё раз показана и доказана чудовищная вина всех подсудимых, как тех, которые уже сидят на скамье подсудимых, так и тех, кто ещё будет сидеть на ней.
Их кровавые преступления вскрыты, разоблачены и доказаны: показаниями многочисленных свидетелей я потерпевших; подробными и научно обоснованными данными судебно-медицинской экспертизы; публичными и полными признаниями самих подсудимых и, наконец, множеством вещественных доказательств, имеющихся по этому страшному делу.
Неисчислимо количество этих вещественных доказательств неслыханных преступлений, которые сотворили на нашей земле подлые гитлеровские захватчики. Эти вещественные доказательства — сожжённые и взорванные дома и улицы, горы трупов, огромные котлованы и рвы, доверху наполненные останками заживо погребенных, удушенных, повешенных, расстрелянных, насмерть замученных ни в чем не повинных советских людей.
Эти вещественные доказательства находятся неподалеку, граждане судьи, в пригородах Харькова, в лесопарке, на территории тракторного завода и во многих других местах, превращенных фашистскими палачами в чудовищные могилы десятков тысяч жертв. Они взывают к мщению за невинно пролитую кровь!
На этом процессе ещё и ещё раз было показано всему человечеству, какие страшные, чудовищные плоды дала немецкая тупость, чванливая самоуверенность и человеконенавистничество, помноженные на дьявольскую гитлеровскую систему.
Ещё великий писатель земли русской Лев Николаевич Толстой, могилу которого, священную для русского народа и всего мира, варварски осквернили современные гунны — немецкие фашисты, останавливаясь на тупом бездушии немецких солдат и их руководителей, писал:
«В самом деле, что должно сделаться в голове какого-нибудь Вильгельма германского, ограниченного, малообразованного, тщеславного человека с идеалами немецкого юнкера, когда нет той глупости и гадости, которую бы он сказал, которая бы не встречена была восторженным хох и как нечто в высшей степени важное... он скажет, что солдаты должны убивать по его воле даже своих отцов — кричат ура! Он скажет, что евангелие надо вводить железным кулаком — ура! Он скажет, что в Китае войска должны не брать в плен, а всех убивать, и его не сажают в смирительный дом, а кричат ура и плывут в Китай исполнять его предписание...»
Героическая Красная Армия, руководимая великим Сталиным, нанесла немецкой военной машине ряд сокрушительных ударов и гонит немецкие банды с нашей советской земли!
Великая битва, которую ведут с озверелыми бандами Гитлера свободолюбивые народы всего мира и в первую очередь народы Советского Союза, — ещё не закончилась, но исход её уже предрешен.
Близится час полного и окончательного разгрома немецких армий, великий час победы. С гордостью будут говорить наши потомки, что в этом невиданном по своим масштабам сражении, в этом поединке света и тьмы, в этой войне, в которой решались судьбы нашей Родины и судьбы мира, — первые и решающие удары нанесла наша Красная Армия, наш народ, столь доблестно и героически встретивший коварное нашествие вооружённого до зубов врага!
Заканчивая свою обвинительную речь, я обращаюсь к вам, граждане судьи, с требованием сурово наказать трёх подлых представителей фашистского Берлина и их гнусного пособника, сидящих на скамье подсудимых, наказать за их кровавые преступления, за муки и кровь, за слёзы, за жизнь наших детей, наших жён и матерей, наших сестёр и наших отцов!
Сегодня они несут ответ перед советским судом, перед нашим народом и всем миром за совершённые ими злодеяния, масштабы и гнусность которых далеко превосходят самые чёрные страницы человеческой истории, ужасы средневековья и варварства!
Завтра будут отвечать их начальники — атаманы этих разбойников, вторгшихся на мирную, счастливую землю, на которой наш народ трудился, растил своих детей и строил своё свободное государство.
Я обвиняю Рецлава, Рица, Лангхельда и Буланова в преступлениях, предусмотренных частью 1-й Указа Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик от 19 апреля 1943 года.
Именем закона и справедливости,
Именем десятков тысяч замученных и растерзанных людей,
Именем всего нашего народа, — я прошу Вас, граждане судьи, как государственный обвинитель, приговорить всех четверых подлых преступников к смертной казни через повешение.
* * *
После речи государственного обвинителя председательствующий поочерёдно предоставляет слово защитникам подсудимых адвокатам т.т. Н.В. Коммодову, С.К. Казначееву и Н.П. Белову.
Адвокат т. Н.В. Коммодов начинает свою речь с подробного анализа изуверской системы воспитания в фашистской Германии, порождающей таких нравственных уродов в преступников, как подсудимые.
— Является сомнение, — продолжает адвокат, — можно ли на одну доску поставить их, совершивших эти злодеяния, и тех, кто вдохновил их на эти преступления. Их сделали убийцами, убив сначала у них душу. И вот это сомнение, товарищи судьи, дает мне нравственное право поставить вопрос о возможном отступлении от той меры, которую предлагает прокурор.
Адвокат т. С.К. Казначеев, также признавая чудовищность преступлений, совершенных подсудимым Рецлавом, говорит:
— Нельзя забывать, что Рецлав служил в той бандитской армии, где чувство человечности расценивалось, как слабость, а разнузданность и изуверство, как заслуга. Нельзя забывать, что основные преступления совершались им по приказам и директивам фашистских заправил. Нет меры тяжести преступлений, совершенных Рецлавом. Но, учитывая те моменты, о которых я только что говорил, а именно, что Рецлав выполнял изуверские приказы своего начальства, что он долгие годы подвергался сам фашистской обработке, что теперь он осознал содеянное и в нем произошел психологический перелом, я полагаю возможной просьбу о сохранении ему жизни.
Защитник Буланова адвокат т. Н.П. Белов, признавая гнусность преступлений, которые совершил изменник Родины Буланов, просит суд учесть его молодость и его раскаяние.
* * *
После прений сторон председательствующий предоставляет последнее слово подсудимому Лангхельд.
Лангхельд. — Высокий суд, я ничего не имею добавить к своим показаниям. Я избивал русских военнопленных. По моим указаниям они расстреливались. По моим указаниям арестовывалось гражданское население, которое впоследствии расстреливалось. Я прошу принять во внимание, что не один я таков. Такова вся германская армия. Не один я творил зверства. Я не хочу как-либо преуменьшить свою вину. Хочу лишь указать, что глубокие причины всех зверств и преступлений немцев в России нужно искать в германском правительстве. Гитлеровский режим сумел подавить благородные чувства германского народа и воспитать у него низменные инстинкты. Это производилось как путем пропаганды, так и актами массового террора.
Особенно это нашло свое развитие в германской армии во время войны. Можно вспомнить слова германского поэта: «Это проклятие зла, которое в свою очередь порождает зло». Это зло, повторяю, показало себя особенно в настоящую воину. Это зло дало себя знать в приказах в указаниях высших германских военных инстанции. Противоречить этим указаниям или их не выполнять, это означало приговорить себя самого к смерти. Я также был жертвой этих приказов и указаний.
Прошу принять это во внимание. Прошу также принять во внимание мой преклонный возраст, а также то, что я как на предварительном следствии, так и на суде рассказал всю правду.
Председатель. — Садитесь, подсудимый Лангхельд. Подсудимый Риц, вам предоставляется последнее слово.
Риц. — Господа судьи, судебное следствие приходит к концу, и вы предоставили мне возможность сказать свое последнее слово. Я хочу, однако, со всей ясностью открыто заявить о моем отношении ко всему происходившему здесь. Я хочу, чтобы вы вынесли впечатление от моих показаний, данных как на предварительном следствии, так и на суде, и убедились, что я всегда открыто говорил обо всем, желая полностью, раскрыть картину совершенных преступлений. Как раньше, так и в настоящий момент, я не намерен преуменьшать степень своего соучастия в преступлениях. Зверство остается зверством. Я повторяю, что не хочу ни в какой мере преуменьшать свое участие в этом. Я хочу, однако, чтобы вы не вынесли такого впечатления, что я совершал убийства и зверства потому, что я получал от этого какое-то удовольствие или имел какое-то удовлетворение. Дело не в этом. Дело в том, что я действовал по приказу. Дело во всей приказной системе германской армии, заставившей меня выполнять те или иные действия. Выслушав речь господина прокурора, я хочу просить суд, чтобы он принял во внимание старый принцип римского права — преступления под принуждением. Поверьте мне, что если бы я не выполнял приказ, то меня бы судил германский военный суд и приговорил к смерти, ибо совершенно ясно, что гитлеровская система направлена не только против чужих народов, но и против своего народа, если среди него найдутся такие лица, которые сопротивляются выполнению приказов.
Прошу, господа судьи, принять также во внимание мои жизненный путь. Когда гитлеровская система пришла к власти, я был еще ребенком, мне было всего тринадцать лет. С этого времени я подвергался систематическому и планомерному влиянию гитлеровской системы, воспитанию в духе мифа о господстве германской расы, воспитанию, которое говорило, что лишь германский парод призван первенствовать, воспитанию. утверждавшему, что другие народы и расы являются низшими и подлежащими уничтожению. Я подвергался систематической обработке со стороны таких учителей, как Гитлер, Розенберг, Гиммлер, которые в таком духе воспитывали весь германский народ. Из этих же источников к началу войны прибавились новые пропагандистские тезисы, которые, впрочем, можно было встретить и до войны. Я имею в виду тезисы о некультурности и малоценности русского народа. Так они учили нас. Затем, при тотальной мобилизации я попал на фронт. Когда я прибыл на Восточный фронт, я убедился, что во всех этих фразах Гитлера, Розенберга и других нет ни слова правды, я убедился, что на Восточном фронте в германской армии не существует ни малейших понятий о каких-либо международных правовых нормах, что здесь нет правды во всем том, что творят германские власти, но мне ничего уже не оставалось, как идти дальше по этому пути.
На Восточном фронте я убедился и в другом, что система, на знамени которой написано: «Убийство и зверство», эта система не может быть правильной. Я понял, что уничтожение такой системы было бы справедливым актом. Я молод, жизнь еще только развертывается передо мной. Я обращаюсь к вам с просьбой сохранить мне жизнь для того, чтобы, я мог посвятить себя борьбе против этой системы. Я могу доказать, что я способен вести борьбу против нее. Сегодня, господа судьи, я нахожусь здесь перед вами в качестве обвиняемого. Однако я уверен, что придет день, когда на скамью подсудимых сядут главные виновники и вдохновители преступлений, которые, как доказал и этот процесс, являются организаторами кровавых преступлений. Я хочу обвинять эту систему, которая отравила наше сознание, молодых офицеров и солдат Германии. Я хочу выступить также и от имени германского народа, чье имя запятнали они, не только на десятилетия, а может быть, и на столетия.
Я — солдат и нахожусь перед судом солдат. Я прошу учесть всё то, что я здесь говорил прямо и открыто. Я знаю, что предстоит вынесение приговора, приговора справедливого, в котором, я надеюсь, будет учтено всё то, о чем я сейчас говорил. Я кончил.
Председатель. — Садитесь, подсудимый Риц. Подсудимый Рецлав, вам предоставляется последнее слово.
Рецлав. — Господа судьи, господин прокурор. Я признаю себя виновным в совершенных мною преступлениях.
Я хочу подчеркнуть, что в каждом отдельном случае я действовал по приказанию моих непосредственных начальников. В том случае, если бы я эти приказания не выполнял, то мне пришлась бы занять место моих жертв. Все мои преступные деяния являются следствием преступной пропаганды гитлеровских властителей. Нам вдалбливали в головы, что германский народ является высшей расой, а другие народы низшей. Нам говорили, что при установлении нового порядка в Европе германский народ должен был играть роль господина, а остальные народы должны быть его рабами.
За время моего нахождения на Восточном фронте, а также и в плену у русских я имел возможность убедиться в обратном. Я имел возможность убедиться в том, что гитлеровская пропаганда насквозь лжива. Я хочу открыть глаза германскому народу на лживость гитлеровской пропаганды.
Подытоживая всё вышесказанное, я прошу помиловать меня и дать возможность но возвращении в Германию обратить свое желание в действие. На этом я кончаю.
Председатель. — Подсудимый Рецлав, садитесь. Подсудимый Буланов, вам предоставляется последнее слово.
Буланов. — Я не хочу оправдываться перед вами, потому что я признаю себя виновным во всех совершенных мною преступлениях, которые я творил под угрозой немецкого оружия. Я признаю себя виновным в том, что был пособником немцев, которые творили кровавые злодеяния над советским народом. Я не могу выразить все, что я пережил. Но я хочу, чтобы вы почувствовали это. Работая у немцев, я насмотрелся на жуткие дела, которые они творили над советскими гражданами.
Я прошу вас, граждане судьи, об одном, чтобы вы при вынесении приговора сохранили мне жизнь, дабы в дальнейшем я мог бы искупить свою вину перед Родиной. На этом я заканчиваю.
Председатель. — Подсудимый Буланов, садитесь.
Суд удаляется на совещание.
Приговор именем Союза Советских Социалистических Республик
15—18 декабря 1943 года, Военный Трибунал 4-го Украинского фронта в составе: председательствующего — Председателя Военного Трибунала фронта генерал-майора юстиции Мясникова А.Н., членов: полковника юстиции Харчева М.А. и майора юстиции Запольского С.С, при секретаре, — капитане юстиции Кандыбине Н.М. с участием государственного обвинителя военного прокурора — полковника юстиции Дунаева Н.Н. и защиты по назначению суда адвокатов Коммодова Н.В., Казначвева С.К. и Белова Н.П. в открытом судебном заседании в гор. Харькове рассмотрел дело о зверствах немецко-фашистских захватчиков в гор. Харькове и Харьковской области, по которому обвиняются:
1. Лангхельд Вильгельм, 1891 года рождения, уроженец гор. Франкфурт на Майне (Германия), немец,, член национал-социалистской партии с 1933 года, офицер военной контрразведки германской армии, капитан;
2. Риц Ганс, 1919 года рождения, уроженец города Марненверден (Германия), немец, с высшим юридическим образованием, член национал-социалистской партии с 1937 года, заместитель командира роты СС, унтерштурмфюрер СС;
3. Рецлав Рейпгард, 1907 года рождения, уроженец города Берлина, немец, со средним образованием, чиновник германской тайной полевой полиции города Харькова, старший ефрейтор;
4. Буланов Михаил Петрович, 1917 года рождения, уроженец станции Джаныбек, Казахской ССР, русский, беспартийный;
Все четверо — в совершении преступлений, предусмотренных 1-й частью Указа Президиума Верховного Совета Союза ССР от 19 апреля 1943 года.
Материалами предварительного и судебного следствия Военный Трибунал фронта установил:
Вероломно напав на Советский Союз и временно оккупировав часть его территории, немецко-фашистские войска по прямому указанию гитлеровского правительства, вопреки подписанным и ратифицированным Германией международным конвенциям о правилах ведения войны, зверски истребляли мирное население, угнали в немецкое рабство сотни тысяч советских граждан, грабили, сжигали и разрушали материальные и культурные ценности советского народа.
На территории гор. Харькова и Харьковской области зверства и насилия над советским мирным населением чинились офицерами и солдатами:
Дивизии СС «Адольф Гитлер» под командованием обергруппенфюрера войск СС — Дитрих;
Дивизии СС «Мертвая голова» под командованием группепфюрера войск СС — Симон;
германскими карательными органами;
Харьковской «зопдеркомандой СД», возглавляемой штурмбаннфюрером Ханебиттер;
группой чермапскон тайной полевой полиции гор. Харькова, возглавляемой комиссаром полиции Кархан;
привлеченными к уголовной ответственности по настоящему делу — Лангхельд Вильгельмом, Риц Гансом, Рецлав Рейнгардом, совместно с их пособником — изменником Родине Булановым Михаилом.
В период временной оккупации гор. Харькова и Харьковской области немецко-фашистскими захватчиками расстреляно и повешено, заживо сожжено и удушено посредством окиси углерода свыше 30 000 мирных, ни в чем не повинных советских граждан, в том числе женщин, стариков и детей.
Так, в ноябре 1941 года в гор. Харькове, по распоряжению гестапо, из городских квартир было переселено в бараки, расположенные на территории Харьковского тракторного завода, около 20 000 мирного советского населения. Впоследствии группами по 200—300 человек они направлялись в близлежащую балку и там расстреливались.
Немецкое командование, выполняя прямое указание разбойничьего гитлеровского правительства об истреблении советского народа, не останавливалось и перед уничтожением находившихся на излечении больных и раненых советских граждан, в том числе и детей.
Так, в декабре 1941 года гестаповцами было расстреляно 435 человек больных, находившихся в Харьковской областной больнице, среди которых было много стариков и детей.
В марте 1943 года немцами было расстреляно и заживо сожжено 800 раненых бойцов и офицеров Красной Армии, находившихся на излечении в 1-м армейском сортировочном госпитале 69-й армии, размещавшемся в г. Харькове по улице Тринклера.
Многочисленные, безвинно арестованные советские граждане подвергались в фашистских застенках гестапо и других карательных органах жестоким истязаниям и всякого рода надругательствам, причем нередко доводились таким путем «на допросах» до смерти.
Вопреки общепринятым законам и обычаям ведения войны, немецкое командование насильственно помещало мирных советских граждан, захваченных на временно оккупированной территории Советского Союза, в лагери военнопленных и рассматривало их, как военнопленных.
В этих лагерях, путем истязаний, расстрелов, доведения до голодной смерти и создания невыносимых условий, происходило массовое уничтожение военнопленных и гражданского населения, помещенного в эти же лагери.
Для массовых убийств советских граждан немецко-фашистские захватчики применяли так называемые «газенвагены», большие закрытые автомашины, которые известны у русских «душегубками». В эти «газенвагены» немецко-фашистские захватчики загоняли советских граждан и умерщвляли их путем пуска специального смертельного газа — окиси углерода.
С целью сокрытия следов совершенных чудовищных злодеяний и массового истребления советских людей путем удушения окисью углерода в «газенвагенах» немецко-фашистские преступники сжигали трупы своих жертв.
Во время успешного наступления Красной Армии летом 1943 года и освобождения гор. Харькова и Харьковской области от немецких оккупантов все чудовищные злодеяния, совершенные немецко-фашистскими преступниками, были вскрыты Советскими органами и подтверждены предварительным и судебным следствием.
Выслушав объяснения подсудимых, показания свидетелей, заключение судебно-медицинской экспертизы, а также речи государственного обвинения и защиты, — Военный Трибунал установил виновность каждого из подсудимых в следующем:
1. Лангхельд Вильгельм, являясь офицером немецкой военной контрразведки, принимал активное участие в расстрелах и зверствах над военнопленными и мирным населением, при допросах военнопленных, путем истязаний и провокации, добивался от них вымышленных показаний.
Лично сфальсифицировал ряд дел, по которым было расстреляно около ста ни в чем не повинных советских военнопленных и мирных граждан.
2. Риц Ганс, являясь заместителем командира роты СС при Харьковской «зондеркоманде СД», лично принимал активное участие в истязаниях и расстрелах мирных советских граждан в районе деревни Подворки близ Харькова, осуществлял руководство расстрелами, производившимися «зондеркомандоп СД» в гор. Таганроге, и, допрашивая арестованных, избивал их шомполами и резиновыми палками, добиваясь от них таким путем вымышленных показаний.
3. Рецлав Рейнгард, являясь чиновником немецкой тайной полевой полиции в гор. Харькове и проводя следствие по делам арестованных советских граждан, вымогал у них, путем истязаний и пыток — выдергивание у арестованных волос и пытка иголками — вымышленные показания, составил фиктивное заключение в отношении 28 арестованных советских граждан об их виновности в антигерманской деятельности, в результате чего часть арестованных была расстреляла, а другая часть умерщвлена посредством «душегубки».
Лично загонял в «душегубку» советских граждан, предназначенных для умерщвления, и сопровождал «душегубку» к месту разгрузки, а также принимал участие в сожжении трупов удушенных.
4. Буланов Михаил Петрович, изменив Социалистической Родине, добровольно перешел на сторону врага, поступил к немцам на службу шофером Харьковского отделения гестапо, принимал личное участие в истреблении советских граждан посредством «душегубки», вывозил на расстрел мирных советских граждан и участвовал в расстреле 60 детей.
Таким образом, виновность всех перечисленных выше подсудимых в преступлениях, предусмотренных 1-й частью Указа Президиума Верховного «Совета Союза ССР от 19 апреля 1943 года, как предварительным, так и судебным следствием доказана.
Руководствуясь ст. 296 УПК УССР и Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 19 апреля 1943 года, — Военный Трибунал фронта —
ПРИГОВОРИЛ:
Лангхельд Вильгельма, Риц Ганса, Рецлав Рейнгарда и Буланова Михаила Петровича к смертной казни через повешение.
Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
Председательствующий генерал-майор юстиции — А. МЯСНИКОВ,
Члены:
Полковник юстиции — М. ХАРЧЕВ.
Майор юстиции — С. ЗАПОЛЬСНИЙ.
Приговор над осуждёнными к смертной казни через повешение немецко-фашистскими злодеями Лангхельд, Риц, Рецлав и изменником Родине Булановым — приведён в исполнение
19 декабря с.г. в 11 часов в городе Харькове на городской площади был приведен в исполнение приговор Военного Трибунала 4-го Украинского фронта над осуждёнными к смертной казни через повешение немецко-фашистскими злодеями — Лангхельд Вильгельмом, Риц Гансом, Рецлав Рейнгардом и их пособником — изменником Родине Булановым Михаилом Петровичем, за зверское истребление мирных советских граждан, в том числе женщин, детей и стариков в городе Харькове и Харьковской области.
На городской площади во время приведения в исполнение приговора Военного Трибунала присутствовало свыше 40 000 трудящихся города Харькова и колхозников близлежащих районов Харьковской области, бойцы и офицеры Красной Армии, представители советской и иностранной прессы.
Оглашение и приведение в исполнение приговора было встречено трудящимися города Харькова и присутствовавшими колхозниками районов Харьковской области с большим удовлетворением, бурными и долго не смолкающими аплодисментами.
ХАРЬКОВ, 19 декабря. (ТАСС).
Следующим допрашивается подсудимый Бень — заместитель председателя подпольного «совета министров». Подтвердив свои показания, данные на предварительном следствии, Бень показывает что «Армия Крайова» непосредственно подчинялась лондонскому эмигрантскому правительству и что новая подпольная организация «НЕ» была создана «Бур» — Комаровским еще в июле 1944 года. В феврале 1945 года подпольное польское правительство приняло к сведению заявление Окулицкого о том, что «НЕ» существует, сохранила штабы «АК», оружие и осуществляет радиосвязь с лондонским «правительством». Целью организации «НЕ» явилась борьба с СССР.
— Я признаю, — заявляет подсудимый Бень, — что как министр подпольного польского правительства я несу полную моральную и политическую ответственность за всю деятельность этого правительства.
Прокурор напоминает подсудимому его показание от 12 мая:
«Армия Крайова» действовала на территории Польши по директивным указаниям польского «правительства» в Лондоне, с которым командующие «Бур» — Комаровский, а затем Окулицкий осуществляли радиосвязь по своим радиопередатчикам. Мне известно, что командование «Армии Крайовой» вело политическую и террористическую работу. При «Армии Крайовой» существовали законспирированные судебные органы, которые выносили смертные приговоры и под видом борьбы с якобы предателями, осуществляли расправу над польскими патриотами.
Бень признает, что ему было известно о том, что подпольная организация широко применяла методы политических убийств.
Касаясь восстания в Варшаве, Бень заявляет, что это восстание было квалифицировано в политических кругах «Стронництва людове» как политическая авантюра. Подсудимый подтверждает, что после подавления немцами варшавского восстания, когда «Бур» — Комаровский сдался в плен, его переемник Окулицкий начал организовывать подрывную работу в тылу Красной Армии.
На вопрос адвоката Брауде — как подсудимый Бень оценивает сейчас деятельность подпольного правительства, в котором он принимал участие, подсудимый Бень заявляет, что он считает ошибкой, что члены подпольного польского «правительства» последовали указаниям «правительства» Арцишевского и остались в подполье для борьбы против Красной Армии.
Суд переходит к допросу председателя подпольного «совета министров» подсудимого Янковского, который в основном подтверждает предъявленное ему обвинение. Подсудимый принимал деятельное участие в переговорах с немецким генералом фон дер Бахом, во время которых был поставлен вопрос о том, что Польша, должна вместе с Германией выступить против СССР.
Прокурор (обращаясь к подсудимому Янковскому): Признавая свою преступную деятельность в соответствии с предъявленным вам обвинением, сообщите, по указаниям кого вы эту деятельность осуществляли.
Янковский: Главным образом, по указаниям лондонского правительства.
Далее, отвечая на вопросы прокурора Янковский говорит о своих взаимоотношениях с «Армией Крайовой», признавая, что его указания командованию этой армии насчет общей политики были обязательны. Янковский утверждает, что в других отношениях «Армия Крайова» зависела непосредственно от главнокомандующего в Лондоне.
На вопрос председательствующего о том, куда девалось оружие частей «АК», участвовавших в варшавской авантюре, подсудимый ответил, что все оружие по договору о капитуляции было сдано немцам. Допросом подсудимого Янковского утреннее заседание суда заканчивается.
* * *
На вечернем заседании были допрошены свидетели В.М. Герман, Ф.А. Янсон, А.Ю. Кузьминский, Ч.И. Свечковский (Клевенхавен), А.Л. Гролинская, Ч.А. Станкевич.
Показания свидетелей изобличают организаторов, руководителей и участников польского подполья в ведении подрывной работы в тылу Красной Армии, в совершении террористических и диверсионных актов против Красной Армии.
Объявляется перерыв до 11 часов утра 19 июня.