Сборник по ЧЖ:NGE

Монахи с горы Хиэй

Что за диво!

Сколько своих и чужих уже перебито,

и только этот монах

при всём безумстве своём

жив до сих пор!

"Сказание о Есицуне".

— Лейтенант Каору, посмотрите на фотографии…

— Нет, я не узнаю никого.

— А теперь вот на эти…

— Тоже нет. Мисато-сан, это безнадежно. Я видела этих людей недолго и совсем не в той одежде, в которой их снимали на документы. Тут они чистенькие, подстриженные, я же помню их в мятых комбинезонах и танкошлемах. Это при условии, что они вообще учтены хоть у кого-нибудь — у нас ли, у ООН, или где-то еще.

— А еще в NOD, SEELE, IRA…

— Да, Кадзи-сан, капитан, сэр!… Что за гром??

— Синдзи! Ну зачем так хлопать дверью? И что это с тобой?

— Что, взводный? Аска вырвалась из госпиталя?

— Посмей… ся… у…фуух! Ме… ня… Ас… Ас… Асакура! Идет сюда! У нее готов сценарий, вот!

— Таак… Взвод "Эхо", смирно! Слушай мою команду — подготовить машину к отъезду по месту проживания, старший — капитан Кадзи, время десять секунд… Бегом-м-марш!!!

За спиной бетонка, на бетонке вертолеты, у вертолетов отделение спецназ — все увешаны оружием, голодны и злы. За бетонкой, далеко-далеко к югу и вниз по склону — Токио-три. А внизу горят кварталы, смотрят в небо сотни глаз. В небе свалка: нервовские конвертопланы перепахивают упавшего механоида ракетами; на них азартно пикирует звено истребителей сил самообороны, а по истребителям высаживает короба антикварная "Шилка", которую вообще-то везли в местный музей. С подачи Синдзи Икари, большого поклонника русского оружия.

Сам Синдзи в своем гигантском сине-буром роботе; а робот его на склоне горы; а по склону горы топочут еще более гигантские роботы — все в белом. Серийные EVA в количестве трех штук. Еще двое мокнут в озере Асино, и красно-пятнистый четырехглазый робот падает на колено — земля дрожит — и бьет двуручным клинком сверху вниз, пришпиливая серийника ко дну. А потом дым подымается выше, и вся картина скрывается от глаз вооруженных людей возле вооруженных вертолетов.

Подбегает посыльный: вся электроника давно забита. Где глушилками сил самообороны Японии, где металлической пылью, рассеянной в стратосфере ракетами с российской подлодки, где самопальными искровыми передатчиками террористов из NOD. Посыльный хватает крайнего спецназовца за рукав:

— Кондратенко! Старший лейтенант Кондратенко!

— Там! — двигает рукой спрошенный, и через мгновение Артем принимает пакет, отрывает ленту-пломбу. Читает.

— Что там? — в самое ухо посыльному интересуется сержант.

— Что обычно. За сбитым пилотом.

— Вертушку?

— Нет. Из робота… Эй, че-то ваш старший перекосился. Я побежал, ну его от греха.

— Группа! Обстановка: в бою с серийными EVA уничтожен робот EVA-04, пилот катапультировался в направлении… Короче — вон за тем хребтом, точнее летчику скажу. Задача: эвакуация пилота… — Артем кашляет. Пыль скребет горло, выжимает слезы. Команду на посадку лейтенант дает отмашкой, и вооруженные люди размещаются на лавках; винты хватают воздух — словно руки; вооруженные вертолеты взлетают.

— Тем, ты че грустный-то? Пилота знаешь?

— И ты знаешь. Гиса.

— Что? Гиса? Из кырска?

— Правильно говорить: Нагиса Каору. EVA-04.

— Ну! Наша Гиса из Красноярска!

— Нагиса, ты где сядешь?

— Тут, взводный, — Нагиса ловко ныряет на заднее сиденье слева, а Рэй справа. С тех пор, как девчонок нашли, они всегда садятся с обеих сторон, а иногда даже вцепляются в локти. Покуда "хвостатый капитан" Редзи устраивается и пристегивается слева от водителя, этот самый водитель — Мисато — явно подбирает слова о голубках и свадьбе, но с тех пор, как они с Кадзи помирились…

Да, помирились!

Да, мир перевернулся. Ну и что? Тут за последние две недели было и не такое!

Если в голове не укладывается, выкинь мозг — все равно ж не пользуешься.

Мозга нет и не было? Ну, тогда сдвинь крышу набекрень. И больше не отвлекай. Повесть длинная, как ни запихивай в рассказ, только руки устали.

— Синдзи-тя-ян…

— Сестренка?

— А давай Аске мороженного купим? Ей скучно там в больнице одной.

— А что доктор Менг… Доктор Акаги мне скажет?

— Не дрейфь, взводный! — Нагиса смеется. — Мы ее отвлечем!

— От Асакуры смылись — море по колено?

— Мисато? Поехали?

Перед ласковым Кадзи устоять не может ни девушка, ни бабушка. Мисато послушно давит на газ, "супра" выруливает на улицу… Рей сидит смирно, Нагиса как-то странновато на нее поглядывает. Наконец, решается:

— Знаешь, Синдзи…

Вдоль позвоночника пробегает первый разведочный муравей.

— Да?

— Вот смотри. Эти ребята… Они относились ко мне и Рэй по-разному. Сильно по-разному.

Вертолеты идут над склоном, турбины воют — все, как Артему рассказывал дед. "По левому борту ползет зеленка. А в ней, быть может, духи с ЗРК!" А может — и с ДШК. Что зенитный ракетный комплекс, что Дегтярев-Шпагин крупнокалиберный — раз «крокодилу» смерть. В Афганистане вертолетчики научились уносить хвост от неприятностей: летали высоко, и только перед самой посадкой кленовым листом завивались вниз. Это если с грузом или с десантом. А если в поиске? Если задача: отыскать спасательную капсулу? Заметить дюралевое бревно — большое-то оно большое, так ведь и гора Футаго не маленькая; много на той горе потаенных ущелий и закрытых долинок. И не единственная в Японии гора Футаго! Ползи на трехстах метрах, вычесывай кустарник глазенками!

И радиомаяки глушит какая-то сволочь. То есть, все их глушат. Но наши вроде как по делу… а только как понять, кто ж здесь наши!

— Слева! Лейтенант — слева ЗРК!

— …ляяядь! Их тут как говнааааа!

— Третий, второй — тикайте!

— Не слышу третьего! Нет связи! Нет!

— Пуск! Отмечаю пуск!

Место рождения — Уралмаш, номерной цех, номерной конвейер. Потом сдаточные полсотни километров; потом однорукий военпред, до слез помнящий Лохвицу и Коломыю; потом погрузка — лихой заводской мехвод, еще в сорок третьем году загонявший тридцатьчетверки по эшелону вдоль. Ему плюс двадцать и танку плюс двадцать. Парнишке было четырнадцать, стало тридцать четыре. Танк был тридцать четвертый, стал пятьдесят четвертый. По документам пятьдесят пятый, да кто ж не знает, что от пятьдесят четвертого отличие только в противоатомной защите. Потом платформа- брезент- поезд- перестук- стрелки- полустанки- от вагона! стрелять буду! — перегоны — выгрузка; потом город-герой Севастополь, горько-синяя Северная бухта; раскаленный трюм транспорта; рампа; песок; Синайский полуостров; перевозка завершена — выдох.

Египетский механик, которого военспец из родного Свердловска лупит по затылку:

"Фи-и-и-ильтры! Чурка нерусская, аллах…бар, фи-ильтры чистить надо! Слышишь ты, х…йллах…бар! Чи-и-и-стить, с-сука!"

Потом жара, бесконечная и вечная жара, здесь ее залежи, отсюда она разносится ветрами, поездами, самолетами, туристами на подошвах, нефтью в танкерах — по всему миру; потом время года с непонятным названием "таммуз"; потом чужие туши в прицеле, наконец, бронебойный! Удар по капсюлю! Вспышка! Вспышка того самого выстрела, после которого Эхуд Элад, не худший в Израиле командир батальона, безголовым мешком осел в люк своего "паттона" — а для чего создается и живет танк, если не для победы и смерти?

Потом арабский экипаж сбежал, а веселые от победы израильтяне накинули тросы на буксирные крюки. Отволокли к себе, вместо любимой уральской сотки присобачили стопятимиллиметровую М68 и назвали — "Тиран-5Ш". И так велика была в те годы слава Иосифа Грозного, за жестокость прозванного Виссарионычем — что весь мир знал: слово "Тиран" в названии — не от названия Тиранского залива, вовсе нет!

А уж потом настало время совершенно иное. Тоже непонятно было: кто за кого и во имя чего стреляет в спину саперу, снимающему мины на перекрестках Бейрута; патрульному в секторе Газа; но ни сапер, ни патрульный умирать отчего-то не хотели. И вот тогда-то в армии обороны Израиля завелись тяжелые бронетранспортеры. В танковых бригадах как раз объявились новомодные "Меркавы", и старые танки попали под перешивку; "Тираны" с прочими тоже. С ветеранов снимали башню, втыкая недоразумение-брызгалку боевого модуля с обидным названием пирожного, выкорчевывали уральские дизеля, ставили американские двигатели, стиснутые умением лучших в мире механиков. Слева от ужатого движка образовался проход к двери в заднем борту, и когда новорожденный "ахзарит" становился к ворогу лбом, семь пехотинцев могли безопасно выскочить через этот самый задний проход. Благо, брони на тяжелых БТР — за счет снятой башни — навешено столько, что от лба даже болванки рикошетят.

— Алло! Алло!

— Слушаю вас, говорите…

— Сто два! Сорок пять! Девятьсот четыре!

— Ноль восемь?

— Семьдесят шесть! Шесть!

— Опознание выполнено. Слушаем Вас.

— Помните Засядько Семена Михайловича? Летная куртка?

— Еще что-то можете вспомнить?

— Шоколад "гвардейский"!

— А! Василиса?

— Да! Да!

— Что случилось? У нас тут, знаете ли, запарка! В Токио бой, разве у вас там не слышно? Энергия льется водопадом, "стены" истончились до предела. Ожидаем инфильтрацию в огромных количествах.

— Это хорошо. Мне… нам как раз нужна помощь. У нас две EVA уничтожены. За горой Футаго. Пилоты катапультировались где-то в лесу. Выслали спасателей на трех вертолетах.

— И при чем тут мы?

— Вертолеты тоже сбиты! Радиосвязи с ними не было, но с базы видели: стингеры. Все три вертолета сбиты стингерами. Там был Артем Кондратенко, племянник командующего русской группировкой…

— Сочувствую вашему горю, но как тут может помочь наш отдел? Надеюсь, вы-то понимаете, чем мы занимаемся. У НЕРВ, у миротворцев, наконец, у Сил Самообороны есть спецподразделения, куда лучше способные искать и спасать сбитых в воюющих горах!

— Только именно сейчас неизвестно, на чьей стороне выступает каждая из этих организаций. Тот бой, который вам слышен — он же совсем не с Ангелами! Это именно те, кого вы назвали, делят НЕРВ и роботов! А с ними и пилотов! Уж лучше пусть ваши клиенты ищут сбитых!

— Братик?

— Рей?

— А как ты нашел нужные слова? Ну… Тогда, на телевидении?

— Это вообще-то была идея Габриэллы. Она умница! Прибежала в НЕРВ, построила Асакуру! Представляешь, Синдзи? Асакура молчала! И слушала! Целых две минуты! Да наша Габри просто клад… Ты не хотел бы перейти в ислам?

— Мисато! Опять?!

— А что? Отменная младшая жена! Я же знаю, что главной ты все равно назначишь Лэнгли!

— Да. Взводный, ты великолепно выглядел. "Путь защиты императора лежит через оборону НЕРВА и Геофронта"! "Следуйте за мечом Курибаяси!" Это их раскололо. Пополам! И у нас тотчас же стало меньше врагов! Жаль, что телеканал уцелел только один, а все эфирное вещание сдохло.

Смерть в воде — смерть в огне.

В колонне четыре танка — семьдесят вторые. Следом четыре "чапчерицы" — тяжелые БТР "ахзарит". И в замыкании еще шесть семьдесят вторых. Да, "ахзариты" те самые, от которых бронебойные рикошетят. Ну, так говорят, по крайней мере. И танки новые, с полностью упакованной динамической защитой, даже с комплексом "штора", который может отстреливать яйца быстролетящему комару, а дождевые капли разливает на троих. Ну, так говорят. А вообще-то "штора" защищает от управляемых ракет. От тех самых "стингеров", "стрел", "малюток", "корнетов" и всяких там "фаготов", которые угробили звено вертолетов со спасателями.

Ну, то есть так говорят.

Артем выпрыгнул из сбитого вертолета, сгруппировался, шмякнулся и покатился — за секунду до взрыва. И не он один успел выскочить. В Италии хороши пирожные и девушки, во Франции колготки и девушки, в Англии Кембридж и флот, в Америке машины и компьютеры, в Японии вот роботы… А в России — спецназ.

Девушки катапультировались намного раньше. Рей Аянами из EVA-00, Нагиса Каору из EVA-04. Капсулы с ними канули где-то в зеленке за четверть часа до того, как подняли звено спасателей. Потом спасателей расстреляли ракетами, потом Артем катился по склону, собирал уцелевших… Потом считали патроны и пайки. Похоронили летчиков и бортмеха — остальных из горящих вертолетов вынуть не удалось.

А потом развернулись и пошли лесом, цепью. Осталось поисковиков только трое, но приказ действовал, а если бы и нет — Артем-то обеих девушек видел. Рей приезжала на базу с братом. Давно еще, в мирное время… мирное. Всего-то один-два инопланетных монстра в месяц. Ну, а Нагисе старший лейтенант даже цветы дарил. Имя у девчонки японское, а росла-то она в Красноярске. Голыми руками гору Футаго по камешку разобрать? За Гису?

Даже не вопрос!

— Нагиса?

— Да, Рэй?

— Ты сказала, что эти парни относились к нам по-разному.

— Да. Э-э, минутку. Мисато? Куда мы едем?

— Есть хочу. В то замечательное кафе, где Кадзи получил по лбу. "Со страшной, нечеловеческой силой", как Икари говорит.

— Любимая, ты смерти моей хочешь?

— Хочу проверить, как зеленоглазая красотка из предыдущей серии выполнила совет Синдзи. А кроме шуток — там классно готовят. И я обещала… Э-э… Синдзи, ты не в обиде?

Мурашки по спине стадом. В обиде? Что может задумать начальник оперативного отдела?

— Там была такая девушка… Из школы… У них клуб твоих фанаток…

А-а-а-а-а! Вот влип! И ведь Аске расскажут… А она в госпитале… Обидится…

— Ну, Синдзи, не ной. Ты же мужчина! Ладно-ладно, я пошутила. Мы просто обедать. И я никого там не предупреждала. Но правда, стоило завернуть к ним в клуб, хорошо?

— Только с Аской.

— Извините, Кацураги-сан. Я все же хочу услышать ответ. Нагиса, так в чем ты видишь разницу? Ну, то есть, Артем… Он…

— Да так и говори: втрескался в Нагису по уши. — Кацураги спешит на помощь.

— Ну… Да. Конечно, он к тебе относился… иначе.

— Нет. Рэй, я про тех, что нашли нас первыми.

— Да! Те, которых мы так и не опознали ни на одной фотографии!

На склоне уступ, на уступе спасательная капсула. На капсуле сидит и обводит округу биноклем девушка в контактном комбинезоне. Бинокль из аварийного НЗ, оттуда же плитка шоколада. Куртка в НЗ не влезает, а жаль. Потому как скоро вечер, а вертолетов нет. И скорее всего, не прилетят вертолеты. Ведь откуда они обычно прилетают? Из Токио. А в Токио бой. Дым видно. Грохот слышно. Управились Синдзи и "Фройляйн Электровеник" с теми пятью белыми роботами, которых Рэй недострелила, а Кагиса недорезала?

И где, кстати, Рэй? Сообразит ли пай-девочка, что сегодня не каждому спасателю можно доверять?

Конец был прост: пришел тягач. И там был трос, и там был врач. Трос завели на рукоятки люка спасательной капсулы. Тягачом рванули: люк отвалился. Штурмовики нырнули в капсулу; первый получил пулю — но лицевая пластина выдержала двадцать второй калибр играючи. Девушку вытащили, побили слегка, чисто для порядка. Пистолет отобрали и кинули в пропасть. Врач ощупал обмякшее тело в контактнике и вколол стимулятор. Потом руки Аянами аккуратно связали за спиной. Потом полевой командир жестами — раскаты артиллерии в Токио глушили почти все звуки — приказал развертывать связь и докладывать об успешном захвате пилота. Боевики довольно скалились: за девчонку обещали неплохие деньги. Да и посмотреть приятно.

Тут двигатель тягача внезапно заревел, перекрыв даже рокот недалеких залпов, и за его шумом никто не понял, отчего люди на поляне начали падать — кто где стоял. Кто лицом вниз, кто на бок, кто на подвернутую ногу. Полевой командир опомнился раньше всех. Прыгнул к девушке, думая взять заложника — опоздал. Человек в лохматой накидке ухватил Рей поперек тела, грубо, в охапку — прижал к земле, накрыл собой — а над поляной шарахнуло горячим ветром. Полевой командир только и успел опознать жаркий выдох танковой пушки, а связист — которого вместе с тягачом сдуло с обрыва — успел еще сообразить, как это целый танк сумел подкрасться незаметно. Всего-то и делов, что разогнаться за поворотом тропы, пока звуки боя глушат дизель. А потом все подумают, что ревет мотор тягача.

Только хвастаться умом и сообразительностью уже некому было.

— Рэй… Нагиса… Пожалуйста. Расскажите, что же все-таки с вами стряслось. Кто вас там первыми нашел. Почему НЕРВ так завелся? Что с вами было?

— Рей, сестренка… Что бы там ни происходило… Все уже позади! Оно все уже кончилось. Понимаешь? Все кончилось. Все живы. Ну не томите же! Ведь когда мы услышали, что вы убиты в спасательной машине… Ну, ты представляешь, что мы подумали!

— Да, Синдзи-тян. Рассказываю. Меня нашли первой. Сначала террористы. Выломали чем-то люк в капсуле. Оглушили. Ничего не помню. Когда меня спасали, я находилась под воздействием укола. Потом помню: я в танке. В какой-то железной коробке. Трясет ужасно. Поверх комбинезона напялили вот этот шлем. Я завернута в брезент. И меня держат в охапку. Понимаешь? В охапку, чтобы не билась при тряске! И глаза… у них всех были такие глаза…

— Да. Они смотрели на Рэй… как я не знаю на кого. Понимаешь, взводный, вот я — пилот. Ну, чувствовалось, конечно, уважение. Да что там, глаза горели! Но Рэй… Она только посмотрит на воду — и ей три человека бросаются наливать, лбами сталкиваются! А ведь не мальчики вроде бы! Вот кто они такие?

— Мы сперва так поняли, что это спасатели. Ну, нам сказали, что вертолеты сбиты, значит — послали на танках. Все нормально. Но… форма не НЕРВ. Не японская. Не ООНовская. Знаков различия нет вообще, а субординация есть. И странно это. Это ведь танки, взводный. Ты же понимаешь: чтобы наши роботы были на ходу, надо целая Акаги Рицко с научным отделом, а чтобы наши роботы получали нормально целеуказания, надо целая Мисато Кацураги с оперативным отделом!

Девчонки еще азартно размахивают руками. Кацураги еще хмурится: "целая Мисато"! А страшно уже по уши. Чтобы десять танков — ровно рота — с четырьмя БТР — существовала в насквозь секретном и режимном Токио-3 — и никто их не знал? После NODовской атаки на город, стоившей Мисато Кацураги нового платья, а второму отделу множества погон? Десять танков сами по себе не живут. К ним непременно прилагается заправщик-другой, плюс рядовой ремонтной роты Алексей Петрович Кошкин с инструментом и верстаком, тисками и паяльной лампой, плюс — самое главное! — тридцать танкистов.

Этих вот танкистов девчонки и пытались опознать на фотографиях.

Мы-то знаем, откуда вдруг могут всплыть люди, обладающие хорошим профессиональным уровнем… и нигде, ну абсолютно нигде не учтенные, правда, Синдзи Северов? Ну то есть — Виктор Икари?

Вчера на колонну вышел Артем Кондратенко и с ним единственный уцелевший сержант. Третий спецназовец сломал ногу на спуске, никому об этом не сказал, а пустил себе пулю в голову. Чтобы не стать обузой. Потому-то русские тяжелый БТР наподобие «ахзарита» никогда не сделают. Мышление не то. Они даже вдвоем с пятью патронами едва не набросились на девять танков и три коробки непонятного назначения. Хорошо хоть, что по случаю исключительной ценности выручаемых заложниц, решили все же сперва доразведать. А понаблюдав за стоянкой, убедились, что пилотов не обижают; ну а потом уже «цыганочку с выходом» исполнили: подошли аккуратно вместе с водоносами от ручья, до самых часовых. Так и шли, не сгибаясь, словно тоже ведра несут. А водоносы их посчитали каждый за своего же товарища.

Много разного и витиеватого сказал потом Артем старшему в колонне. И закончил обидно:

— … Вы хоть и обвешаны по самое некуда… Но вы мало что не профи. Вы вообще шпаки гражданские! Как вы тут оказались только! Кто вам только танки доверил!

Если б танкисты стали возмущаться, Артем бы не удивился. В драку бы полезли — и тут мало что танкист предъявит резвому лейтенанту спецназа. Но старший выдохнул вроде как даже с насмешкой:

— Что до меня, так я просто в рай попал. Ну, то есть, жил себе, лямку тянул, дочек растил, с тещей воевал. На работе рулил трактором, пил по праздникам пиво, а по вечерам читал Круза, Аль Атоми, да смотрел иногда в зомбоящике, как наших в Чечне поливают газетною рвотой, да мажут разной… всякой… понятно, в общем. А потом стоял на остановке, автобуса ждал — тут алкаш на джипе в остановку и вмазался. И сбылась моя мечта: умер я и попал в рай. Не просто на войну, штоб, панимаишь, мужиком себя проявить… А попал я на войну справедливую, на сторону самого что ни на есть настоящего добра. Вот!

Артем чуть автомат не выронил. Видел он у брата на практике, как психи картины рисуют по стенам, как белочку веником гоняют. В специально отведенных местах. Даже как-то под большим секретом прочитал отчет, как хитроумные британские ученые обкормили ЛСД целый взвод, и что потом из этого вышло… Но чтобы под тяжелой наркотой командовать отдельной танковой ротой? Вот они, челябински трактористы, каковы суровы! А мужики-то и не знат!

Старший увидел, как гость в лице переменился, засмеялся необидно, по плечу Артема похлопал:

— Иди, лейтенант, к костру. Чаю выпей, девушкам улыбнись. А то я не вижу, на кого ты через раз оглядываешься. Мы-то вовсе гражданские подрядчики по гусеничной технике. Экскаваторы там, бульдозеры, драглайны. Большие парни на EVA главные по ландшафтному дизайну, а мы так — подчистить-закопать по мелочи, что потом от них остается. Пока не появились всякие мегароботы, наши Д-9 были лучшим способом двигать горы!

И почувствовал тут Артем, что врет командир колонны. В первых его жутких словах и то больше правды было. Но солнце садилось, и резко похолодало в горах. И подумал Артем, что пусть девушки хоть переночуют в тепле, у нагретых за день дизелей, а если что не так пойдет, то уж этих штатских лопухов они с сержантом на два счета раскатают.

Махнул Кондратенко-младший рукой извинительно, плечами двинул. Да и пошел к сержанту, ночь поделить на вахты. Бульдозеристы не охрана; а по горам тут кто только не лазает.

То ли Артемовым бережением, то ли матери истово молились — ночь прошла бестревожно.

Наутро отцы-командиры раскатывают карту на снарядном ящике. Рядышком Токио-три, всего — хребет перескочить. Вот только эта нехитрая истина до врагов тоже давно дошла. Кто враги, кто друзья, понять трудно. Лучше сразу всех записывать не во враги, так в нейтралы. Нейтралов трогать и злить не надо, а врагов бы и век не видеть… да как? Отряд в котловине, и все перевалы давно оседланы. Скомандовав переставить танки под самые развесистые деревья, комроты обращается к Артему:

— Разведайте северный перевал.

— Токио-три к югу.

— Вот именно. Покажитесь там, будто по оплошности. Сделайте вид, что пойдем на Осагуро.

Хмыкает Артем. Он бы на Токио прорывался: техники много, броня опять же. Но, видимо, танкист тоже понимает, что его там ждут. А вот чего танкист не понимает, в силу гражданского своего происхождения и подготовки — так это возросшего образовательного уровня. Начитавшись детективов, самые распоследние бомжи брошенные зимние дачи в перчатках подламывают. А из окружения даже малыши с рогатками прорываются не к цели, а от цели. Уже запомнили все, где оборона тоньше, уже стереотип сложился. Объясняет это все Артем. Тут уже хмыкает старший:

— Вот-вот. Сходи, разведай дорогу на север. А куда двинем, на восток или на запад, потом скажу.

Когда Артем и сержант возвращаются, лагерь тих. Показалось ли часовому, или правда бинокль бликовал на западном склоне — а только под снайпера подставляться никто не хочет. Девушки в среднем БТР, танкисты кемарят по машинам. Комроты у своего танка, в тени под северным бортом, а карта прямо на утоптанной глине.

— На запад пойдем, я решил, — говорит он вместо приветствия. — Потом, если все хорошо будет, вот здесь… — карандаш неприятно скрипит по жесткой бумаге — …Свернем на Готембо, когда Рамиил приходил, наши там кабеля тянули, и мы там все ходы-выходы знаем. Вот тут, если все хорошо, заночуем. Артем… Возьмешь девчонок и вот отсюда поведешь их пешим ходом. Смотри. Нас будут ловить тут и вот тут, — карандаш отчеркивает удобный для подрыва мост. — А значит, вот отсюда им придется прочесывание снять. Иначе они вот этот скат не успевают прикрыть. А что наши танки могут здесь подняться, они тоже сообразят. Они начнут движение, когда поймут, что мы прорываемся на Готембо, а потом развернемся к югу. Вот здесь с гребня они точно снимут посты: мы же ушли, правильно? И быстро перебросить людей хоть с каким бронебоем они могут только по дорогам… а это значит, что появляются свободные куски леса… Вот. И вот. А тут, в деревне уже купите гражданскую одежду — и хай себе ловят конский топот.

— А если у них столько сил, что они перекрывают вообще все?

— Тогда почему они еще нас не штурмуют прямо здесь? Почему не видим не то, что подготовки, даже окружения лагеря?

— Ну… Хорошо. Но… Одно условие.

Танкист напрягается. Сразу весь, как рубильником щелкнули:

— Слушаю.

— Расскажи мне, кто вы такие. На самом деле.

— Ну… Ладно. Как прорвем перевал — обещаю. Теперь отсыпайтесь. Начнем в семнадцать ровно, как жара спадет.

Тогда Артем выбрасывает из головы все загадки. Отсылает сержанта спать, идет и стучит в дверь среднего БТР.

— Девушки! Пусти-ите погреться… Июль месяц, мороз и метель…

Нагиса глухо смеется изнутри, потом щелкает ручка гидропривода, и броневая створка приглашающе опускается.

— Здесь все-таки здорово кормят! — Мисато довольно откидывается на спинку стула. — А что вы ели в гостях у…

— У сказки, — само вырвалось. Остается только поправиться: — У страшной.

— Ну… — Нагиса смеется. — Артема чуть не заставили лягушку есть. Ну то есть — он же спецназ! Жрет все, что бежит, пьет все, что горит…

— А продолжение пословицы мы знаем, знаем, не беспокойся, — командирская десница выходит на замах, но Кадзи начеку:

— Ми… Мисато, давай не портить вечер подзатыльниками, хорошо?

— Хочешь подождать, пока наговорит на подж… На полноценную оплеуху?

Рей снова всех спасает:

— Ну, так расскажешь? Или мне?

Каору хихикает:

— Ну, это называлось…

— Мухря мясная!

В полдень комроты приказал поесть. К вечеру желудки должны опустеть, чтобы не идти под пули с набитым брюхом, чтобы царапина по брюшине не превращалась в полноценное тяжелое ранение. Так что есть в полдень, а в полпятого на исходную.

Чтобы успеть к часу "ч", во всех танках потащили на свет зеленые коробочки пайков. Будь побольше времени, купили бы колбасы в городе, картошки там, рыбы, зелени… Благо, китайскую плитку запрятать в танк ну совершенно не проблема. Что? Баллончик с газом рванет? А ничего, красотки, что вы сидите на боеукладке, каждый снаряд в которой срывает вот такую башню, как у нас… и забрасывает ее так далеко, как ваши ясные глазки забрасывают душу несчастного мурзатого танкиста? Ничего?

В общем, плитки газовые были, воды натаскали… помним-помним! А еды нормальной не покупали, не до того было перед выходом на задание. Да и негде оказалось: в Токио тогда уже стреляли вовсю. Немного пошутили — не послать ли Артема на охоту за лягушками, благо им, спецуре, положено уметь ловить да готовить. Но потом просто вынули пайки. Следите за руками. Спасибо дяде Загорцеву, Андрей свет Владимировичу. Да, великий повар. Накормить группу, про… потерявшую паек военно-морским способом… в общем, накормить шестерых радистов одной галетой и банкой сухого молока… Этот фокус вы сегодня будете видеть в арене нашего цирка! Взяли пластиковую коробку с пайком. Отрезали корытце, где утоптан обед. И где утоптан завтрак — для сладкого, сладкое доверяем делать только командиру экипажа… Вот он галеты пока что трет в муку, отлично. Вот мука получается, куда там электрокофемолке. Высыпали. Залили кипяточком. Заправили джемом, молоком сухим, шоколадкой. Расплавилась — здорово. Пусть набухает, пока съедим первое, как раз поспеет… Мы же пока нагреем все консервы. Банки пополам. Что? Ножом? Ну, девушки, это только ради ваших прекрасных глаз сияния. Так-то мы банки зубами рвем. Что? Не верите? Нэ дай Аллах так оголодат, да! Консервы сюда, размешали. Кетчупом залили. Это что? Угадайте! Нет, это не брикет для печки, хотя горит классно. Нет, это не соска, хотя твердый — не укусишь. Это брикет горохового концентрата. Что тут еще? Банка с фаршем? Давай и фарш. Так: фарш, разогретые консервы, кетчуп, концентрат. Что? Грибы? Нет, грибы не ем. Я им пообещал вчера… Перемешали. Еще перемешали. Вот на троих и готово. Это, девушки, вам с Темычем. Тарщ старлей, ничего, что я вас так? Мне можно, я не военнослужащий. Сержанта вашего накормят в другой машине. Не сомневайтесь! Как там война, а пожрать мы завсегда успеем.

Нет, и в самом деле не военнослужащий. Присягу не давал.

А кто я? Да кто мы все?

О, товарищ лейтенант, это вопрос надо после десерта. Как раз поспело.

Как называется?

Ну вот это, первое — мухря мясная. А вон то, второе — мухря сладкая. А вот у Загорцева в группе разведчики-профи, так они научили крутить "кровь хохла". Что это? У-у, это секрет. Вечером будем есть.

Кто сказал: "если доживем"? Командир, дай ему по чавке. Нехрен.

Как ни откладывай неприятную работу, как ни отстраняй от себя мысли о ней, рано или поздно приходит время. Красная ракета — и до пола газ. На малом газу машина в гору не пойдет, а надо одолевать перевал. Вот выкатываются танки на исходную, вот ползут прицельные марки по склонам, вот уже наводчики видят места, где Артем с сержантом, да и сами они за пару часов послеобеденного наблюдения заметили какое бы то ни было шевеление, движение, неестественно торчащую веточку, неустойчиво лежащий камень — все равно, что. Снарядов у нас целый БТР. Правда, солярку из второго БТР уже разлили по бакам, но боекомплекта пока что хватает.

А потом в наушниках щелк! Чтоб выстрелом не оглушило. А у кого нет наушников, тем только на шлем надежда. И звук такой, что волосы встают дыбом. И заходятся пушки беглым, пыль на западном склоне, грохот, камни ручьями, пулеметы, ноги и огневые гнезда вперемешку по небу летят… Боевики бегут, тащат связки гранатометов, волокут пусковые чемоданчики страшных управляемых ракет, пробивающих сперва первый противокумулятивный слой, а потом прожигающих до метра закаленной стали… А вот фугасов на западной дороге нет! Поставили фугасы на юг, поставили и на север! Догадывались, что может командир схитрить: пойдет крюком да обходом.

Но… через Готембо? Потом-то куда?

Попались, толстокожие слоники. Попались. Командир у вас, видать, нетутошний. Не хаживал с монахами ко святым водопадам, не собирал грибы на склонах. А вот нечего было грибам обещать, что есть их не станешь… Выйдут танки на Готембо… выйдут. Не удержишь. Это в Чечне семьдесят вторые в атаку ходили с пустыми коробами динамической защиты, с незаряженными огнетушителями. И то по паре дырок от рпг держали. А ты из ручного противотанкового еще попади в тушку-то!

Четыре танка бьют по гребню и по дороге, пять подъезжают. Встала пятерка, навелась — лупят, а подтягиваются черепахи-БТР. Потом четыре танка. Потом опять БТР. И опять пятерка… Нет — четверка. Пятый горит. Или в днище, или в крышу. Связь все еще только короткая, что там — непонятно. Выскочат — все нормально. Нет… не выскакивает никто. Дальше, дальше, на перевал! Для этой работы на Урале сталь плавят, для нее, проклятой, гильзы прессуют, для нее Иван да Павел сшивают траки коваными пальцами, для этого мужчины в армию идут… а им — плац ломами подметать, искать дедам сигаретку, да дачи генеральские строить… Зато живы останутся… Перекат — залп — еще перекат. Еще залп! Сдуть все с гребня к свинячьей матери!

Кто держит перевал? Артем, ты спецназер хитровыделанный, дядька твой шишка в командовании, неужто слухов не ловил? Кто нас держит? А хрен знает! Всем пилоты EVA требуются. Это тебе в жены, держи крепче. А там — кому на опыты, кому вовсе на органы.

Давным-давно известно, что у танка днище сравнительно слабое. И потому бьют железных слоников на обратных скатах высот: когда танк над перевалом высовывается и днище показывает. Но на всякую хитрую есть твердый. Если высовывается танк медленно и печально, то и жизнь свою так же заканчивает. А русские танки зовут летающими. Восьмидесятки турбинные на маневрах туристические автобусы обгоняют, а и семьдесят вторые мало уступят! Взлетает над гребнем первая четверка и тяжело ухает на подвеску. Первый… Второй… Третий… Стоит третий: хана подвеске. Четвертый обходит его справа — и ловит птур в борт; искры; дым; огненный шар! Башня подлетает в дымных клубах, переворачивается — а третий установку с птурами выцелил, да осколочным! И не плачет никто в третьем: установка с людьми куда как выше башни четвертого взлетела. Мелочь, а приятно!

Прошли! Прошли танки! Фугасы бы их остановили: надежная штука. Те самые фугасы, что на северной дороге весь жаркий день ставили, потому что утром засекли перед перевалом пару разведчиков. Хорошо Артем сбегал, спасибо от всей геройской роты!

Не удержали танки на ударе снизу, не поспели выцелить, пока те хребет перескакивали — ну, для того ж и задумано! А пулеметики с вершины бессильны. Мало их на гребне осталось, да и живут они недолго: двенадцать секунд по нормативу на прицеливание; а жить захочешь, за восемь совместишь все положенные черточки-флажочки, и кнопочку нажмешь, и стопор убрать не забудешь! Шлеп — и нет ни пулемета, ни второго номера с биноклем, ни снайпера. Дырка в склоне, привет японским горам от уральской стали!

Теперь защитникам перевала только и остается: наводить управляемые ракеты, которые перед самой целью горку делают и бьют в крышу. Стая дятлов может задолбать небольшого слона. Да кто ж им даст! Лупят проскочившие танки осколочно-фугасными куда придется, дымовые гранаты во все стороны кидают, брикеты динамической защиты лопаются в свой черед, сбивая кумулятивные; да беззвучно в адском шуме вихляются стволы "штор" — должны бы птуры на подлете ловить… А четверка вот не спаслась.

Сигнал! Нам сигнал.

Девку свою держи крепче, щас полетим! Вот, Артем, я тебе обещал сказать, кто я да откуда. Я из выдуманного мира, из параллельной реальности. Мне досталась в этой пьесе очень маленькая роль, я статист, раскрашенная декорация… Будешь писать мемуары — Тем! Придумай меня живым!

Ну — Тор да поможет!

Газ в пол — пошли-пошли-пошли, девушек в охапку держат, а кто держит, летают по отсеку, ищут пятый угол; дизель стучит ровно… Ровно… Ровно… Проходим, проходим, проходим… В триплексах небо! Во всю ширь небо, далеко на горизонте море… Летим! Рожденный ползать летает страшно!

А потом удар всем брюхом по земле, а кресло чуть с ремней подвески не оторвало! Рычаги до упора, торсионы скручены до скрипа; визг; треск; грохот!

Малый газ. Едем?

Едем! Мы едем-едем-едем! Артем! Мы прошли! Подвеска цела! Мы прошли! Прошли!

Кто сказал, что черепаха — медленный и сонный зверь? Он за нашим бэтээром не угонится теперь!

— Всего-то минут пятнадцать это заняло… — Нагиса рассеянно складывает на столе палочки от куриного микрошашлыка-якитори. — Но так страшно мне даже в капсуле не было. Там хоть мозг чем-то занят. А тут… Танк без пехоты груда металла.

Рей просто молчит и прижимается к боку.

— Братик…

Парень ее — Чихиро О'Хара — в госпитале НЕРВ. Аска Сорью Лэнгли тоже в госпитале. Полгорода в руинах. И ладно бы Ангел — они, суки, по сценарию отрицательные герои. Как там сказал тот парень: "очень маленькая роль"?

— Нагиса… А что они еще рассказывали? Их командир ведь пообещал Артему все рассказать после перевала. И Артем говорил: все были при этом, все слышали.

— Я действительно из иного мира, и мне похрен, поверишь ты мне, или нет.

— Этак окажется, что у нас тут каждый второй засланец-попаданец.

— Ну, пока не знали астрономии да прикладной вычислительной механики, да пока не могли механические арифмометры клепать — "железные феликсы", знаешь их?

— Да как не знать! У дядьки кореша из артиллерии, там эти железки очень долго стояли в самоходках. Им, видишь ли, электромагнитный удар от ядренбатона похрен. Крути ручку да получай сумму или там разность, переноси на лимбы прицела — и абзац.

— Вот, пока не поняли этот момент, не могли понять, что за странный механизм археологи подняли с затонувшего древнегреческого корабля. А как сами научились, так и опознали в "хреновине с колесиками и ручками" именно что арифмометр. Заточенный под фазы луны и каких-то там ярких звезд, что для навигации полезны.

— То есть, пока мы не научимся попадать в иные реальности, мы не научимся отлавливать их агентов тут, у нас. Ишь ты, как непросто-то все… Ну, а зачем ты здесь, такой экзотический?

— За экзотикой у нас командир четверки ехал.

— Да… Неловко как-то получилось. А ты все-таки зачем?

— Ты это… Перерыв закончен. Помогай ствол трах… Штыревать, добаним — продолжу рассказ.

— Щас тебе! Потом же заправка, потом с тройки свинчивать запчасти и снаряды перегружать, а потом еще бэтр потрошить, у которого сцепление сгорело — его тоже с собой не потащим, ага?

— Потащим. На буксире. Если в колонне один БТР, сначала будут выбивать его. Ясно же, что там самое ценное. Два тоже можно как-то успеть завалить. А если три, как у нас, то придется сначала стрелять по танкам, и только потом по охраняемым объектам…

— Ты это…С темы не соскакивай. Давай, говори!

— Ну вот смотри…. Выдох! Приплыли негры в Антарктиду. Бананив нэма. Слоников нэма…. Рви на себя! Толкай! Короче: лед, снег, ветер. Нахрена оно надо? А я такой хожу и думаю: вот лед. Выдох! Можно бананы хранить. Уже технологию изобрел. Выдох! Толкай! Три-четыре-взяли!… Фух… Можно с собой много льда взять, в море вода соленая, а лед-то пресный. Выдох! Дома вода нужна. Вот еще технология, ага? Да и плыть на льдине можно… Выдох! Толкай! Три-четыре-взяли!… Людям холодно, а грузы возить… бананы те же… вот мы изобрели беспилотную… Выдох! Баржу-рефрижератор для скоропортящейся жрачки. Принцип я объяснил? Мне, видишь ли, с детства интересно было: а зачем нужен параллельный мир?

— Может, низачем.

— Выдыхай, бобер, выдыхай! Разом выдыхай, банник длинный! Если бы низачем, так не придумали бы…

— Ну ладно. Эпический Колумб. А остальные?

— А я уже говорил. Я всю жизнь жил… Ну, в нормальной, в общем стране. Только мне не нравилось отношение к оружию. Всю жизнь втирали, что оружие это зло. Потом стали втирать, что если овцам дать короткоствол, они все равно волками не станут. И тут, типа, тема. Или иди служить, там настреляешься по самое ерш твою меть, либо сиди на диване.

— А ты?

— Я не хочу ни волком, ни овцой — что с пистолетом, что без — быть. Я хочу быть человеком. Который по ситуации применяет когда танк, когда пистолет, а когда бульдозер, экскаватор, кран. Я вообще-то строитель.

— То есть, ты вроде как эмигрант. Там тебе плохо, и ты приехал сюда… А ты, командир?

— А я вообще в вас играю. Вот ты в "Цивилизацию" там играешь? Или, лучше в "Морроувинд"? Твой персонаж — он живет, когда ты в него не играешь?

— Ну ты и завернул… Философ, блин.

— Што вы, што вы. Я такое же быдло, што и ты!

— Экипаж! Хорош ржать! Банник подняли! Еще раз на песок уроните, будете собранием сочинений Шпильгаузена ствол чистить!

— А у нас нету!

— А меня не е… не волнует! Армия — найдете. Сифи… Философы!

— А ты тут зачем?

— За деньги. Я, типа, турист.

— Но тебя ж убить могут!

— А курение убивает стопроцентно. Увидишь доктора Акаги Рицко, попробуй заставить ее бросить курить, ага?

— Ты ушел от ответа.

— А на правду не обидишься?

— Ну… Попробую…

— Вот прикинь. Каменный век. Там живет такой классный крутой парень. У него лучший в округе нефритовый топор, крепко стоит… Э-э… Ну понятно, все девки его. И тут к нему попадает… Скажем, из пятнадцатого века механик-генуэзец. Какие-то колеса, рычаги, веревки, каменные стены… Нахрена? Летом и так тепло, а зима… Ну сколько той зимы? А самое главное — этот чокнутый сморчок, в котором силы меньше, чем в одной руке нормального мужчины рода Пьяной Рыбы, живет уже сорок лет! И собирается прожить еще полстолько! Да это брехня, да он колдун или эльф! Всем же известно, нормальные люди всего двадцать лет живут! Что? Огород? А что это такое? Еда? Вон же еда, по берегу бегает! Кончится? Вот это огроменное стадо? Не, никчемный какой-то человечишко. Чушь несет… Бизонов считает! А-а-а! Он посчитает всех бизонов! И теперь у нас кончатся бизоны! Мочить его, блинского колдуна!

— Ладно, я понял, что все равно не пойму… Фух… Ну ты меня заморочил…

— Послушайте, джентльмены…

— Да, Каору-домо!

— Ну… Не надо меня смущать, хорошо? Вот вы все тут из иного мира. Это я как-то поняла. Вам удалось сюда попасть, когда в Токио-3 воевали во всю ширь гигантские биомеханоиды с АТ-полем. Что-то там срезонировало с физикой пространства… привет дедушке Эйнштейну от дедушки Фрейда, как у нас говорили… И вы представляете разные… аспекты освоения иного мира. Бизнес, туризм, экзотический вояж, эмиграция, научные цели, малопонятные серым мышатам наподобие нас… Все как по книжке про освоение, например, Америки. Но почему вы все выбрали форму именно танковой роты?

— Не танковой, Каору-домо. А спасательно-эвакуационной. Не наша вина, что у вас тут спасательные вертолеты сбивают стингерами. Нам объяснили ситуацию. Мы просто выбрали наиболее толстокожие машины.

— Тут мне стало стыдно, — Нагиса накрывает горку палочек ладонью.

По щекам жар — хоть прикуривай! Да что они лапшу-то вешают! Как будто там у них спасателей стингерами не сбивают, в горячих точках госпитали не жгут, а из журналисток не выковыривают глазки, чтобы сделать гри-гри и за триста баксов толкнуть в соседней стране богатым туристам! Как-то даже обидно за ридну Японщину. Но…

Кадзи рассчитывается. Мы выходим и прежним порядком размещаемся в тойоте. Едем в город и молчим. У них там хорошо. Наверное. Но… Откуда они взялись? Ни Рей, ни Нагиса так никого и не опознали. Ни в какой базе раньше эти ребята не мелькнули и не засветились. Вот так выпали из воздуха на асфальт, а следом из того же воздуха выпали танки, снаряжение, солярка, добрый фей с картой и разъяснением здешних реалий: кого спасать, куда бежать… Какие танки заказывать, наконец! Какой, оказывается, насыщенный у нас в Токио воздух!

Зато куда все они делись в конце истории, Редзи Кадзи рассказал довольно подробно.

Привал. Пикник на лоне природы. Пять танков коробочкой и две "чапчерицы". Второй перевал пройден. Спекся седьмой танк, и первый прямым попаданием разложило на составляющие. Комроты выкинуло и чудом господним подняло на пушистую крону сосны. Оттуда после боя и сняли — ни царапины!

БТР с девушками проскочил, а БТР со снарядами подожгли залпом из доброго десятка гранатометов. Рвануло — восьмой танк кувырком, едва исхитрились на гусеницы поставить. Тоже бросить придется: управление в хлам и дизель сместился. Экипаж выжил. Ну, хоть что-то хорошее.

Ужин. Теперь бутафорит Артем: кипячение воды в пластиковой бутылке. Секрет простой: пока в бутылке над огнем есть вода, пластик между ними не плавится. Физика мешает. Бутылка корежится, но кипяток получается вполне хороший.

Улыбаться не получается. Живы. Но и только. Слишком страшно. Дня не прошло, как парень запаривал кипятком галеты — и ничего от него не осталось, семерка изнутри выгорела вся. Утром Артем еще пытался запоминать лица для рапорта. Да толку: масляные разводы, пороховая гарь, просто мелкая пересушенная глина, взбитая гусеницами в красную липкую пыль… Хрен потом опознаешь кого!

И просто — неправильно. Это гвоздь не от той стенки; это шахматы, построенные на дорожке для боулинга; это люди, которые просто не захотят вписаться в систему, поступить на службу, брать под козырек даже и лучшим командирам — к которым Артем, конечно же, причисляет своего дядю, генерала Кондратенко. Командующий российской группировкой найдет место такой роте. Но…

Это люди из иного мира. Наверное, так смотрели на коммунистов Ефремова люди Торманса. Хорошие, плохие — иные. И все тут. Это про них сказал когда-то сам японский император в хитро закрученной фразе про бурные воды весенних рек и расположение игральных костей. И думает Артем, что Синдзи бы, наверное, понял замечание императора, не зря ж ему меч подарили да повесили орден какого-то там коршуна. Садится Артем и устало закрывает глаза: когда-то и между мирами будут ходить поезда. Или какие там еще хренопланы. Ему бы девушек до места доправить.

А после ужина связист радостно извещает: есть связь с Токио. Осела на землю металлическая пыль, террористы задолбались крутить ручки умформеров, молчат электронные глушилки армейцев. Прием чистый. Вызывать вертолеты?

И тут все замолкают угрюмо и окончательно. Вопрос не такой простой, как может показаться. С чего заваруха-то началась? Кагиса нехотя рассказывает: сперва силы самообороны Японии выдвинули какой-то малопонятный ультиматум институту НЕРВ. И те, и другие — японцы. Вроде как армия РФ выдвинула ультиматум Академии Наук. Да еще и по богословскому вопросу: молилась ли ты на ночь, Дездемона?

А потом — ну ни с того ни с сего! Аску в EVA, EVA в бой. Механоид EVA — это, конечно, большой и страшный робот, обычными снарядами его и не пощекотать. Но… у противника оказались такие же большие и страшные роботы. Белые. Беспилотные. Заживляющие раны и пробоины прямо на глазах. Не замечающие боли. Да еще и целых девять. А еще японская армия. А еще террористы. Вовремя Габриэлла сообразила выставить Синдзи Икари на экраны, да обыграть наградной син-гунто. То бишь фамильный самурайский меч генерала Курибаяси, геройского защитника Окинавы. Выступил Синдзи, речь толкнул — и ударили самураи друг другу в спины. У них это фамильный спорт с эпохи Сэнгоку Дзидай, то бишь — Враждующих Царств. Вроде как хорошо: меньше противника…

Видя, что Нагиса говорит все медленней, Артем приходит на помощь. От имени миротворцев. ООН в стороне оставаться не может. Это значит — ежели силы самообороны вместе с примкнувшими рев-в-волюционными террорюгами всех размеров и сортов захомячат под себя оружие наподобие EVA… тут такая борьба за мир пойдет, что не останется камня на камня… и под камнем. Ладно бы — против EVA нет приема. Как раз есть. И меряется этот прием в мегатоннах, все равно как любовь к теще — в километрах. И вот тогда уже во всю ширь пойдут по карте стрелки рисовать. АнгелОв вам было мало? Мы идем, встречайте нас!…Вот вынимал Артем из капсулы самого Икари Синдзи. Тогда все четко было: Ангелы там, свои здесь. Этих спасать и вытаскивать. Тех — напротив, стрелять да оттаскивать.

Сегодня же черт пойми, что делается. Вызовешь вертушки, а кто прилетит по перехваченному сигналу? Самураи, которые за НЕРВ? ООН, которые за самураев? НЕРВ, который вообще ни за кого? Или те хваткие ребята, у которых Рей уже побывала в гостях — к счастью, недолго и без ущерба. Да и незачем нам приключения. Мы Голливуд-то любим больше Тарковского. Лучше хэппи-энд, чем… Ну да… Чем энд оф евангелион. Надо девушек спрятать. Хорошо спрятать, чтобы искать даже и не думали. Чтоб нашли — и успокоились.

По завершению ужина подбирают на девушек два танковых комбинезона. Два шлема. Потом девушки переодеваются в привычном уже нутре тяжелого БТРа, рожденного на Урале, прожившего полжизни в Иерусалиме, и теперь жгущего фрикционы по косогорам страны Ямато.

Затем кидают в люки БТРа скомканные контактные комбинезоны. Да по пряди волос. Артем отворачивается: если нет уверенности, что сгорит машина, что будут в обгорелых кусках одежды пинцетами искать органику на анализ ДНК — незачем волосы кидать. Но карту читать давно уже умеют все, кому положено. И после двух прорывов через перевалы ясно каждому ловцу, куда пробивается колонна и где фугасы закапывать. Горы ведь: на кривой не объедешь, на прямой не обгонишь.

Тут к Артему подходит командир танковой роты и осторожно берет за локоть:

— Артем… Ты не особо забивай себе мозг тем, что хлопцы наговорили. Лады? Кто ж по доброй воле честно ответит, с какого хрена он бегает по горам с автоматом, когда его сверстники там бизнес строят и баб делят. Так что… Ну… Сноску на ветер делай. Хорошо?

А потом к Артему подходит мехвод "ахзарита", который возил девушек всю дорогу, а теперь везет комбинезоны, пряди волос, тонкий-тонкий запах лимонных салфеток, которыми подружкам приходилось вытираться вместо мытья; везет ощущение хорошего и осмысленного доброго дела, которое поселилось в десантном отсеке как поселяется в хорошо намоленных церквях и местах силы.

Мехвод молчит. Неловко улыбается:

— Мы прорвемся… Мой король.

И вдруг кричит — на выдохе, как орут лозунги на парадах:

— Тем! Придумай меня живым!

Захлопываются люки, грохочут дизеля, встают пыльные столбы, в которых так хорошо спрятаться четверым оставшимся. Колонна уходит на Готембо — куда по ожившей связи вызваны НЕРВовские вертушки.

А сержант спецназа с Артемом и обеими девушками шаркают по горам неприметными тропинками. Куда-нибудь, где можно купить или украсть одежду. Позвонить по кодовому номеру. Дождаться бронированного джипа с парнями из второго отдела.

— Мисато… Можно с вами поговорить?

— Габриэлла? Ну, конечно.

— Мне плохо.

— Тебя кто-то обидел?

— Нет… Я не знаю, как рассказать. Скорее, я обидела.

— Твой кофе. Твой торт. Ты плачешь? Это из-за Синдзи?

— И да… И нет. Это я звонила.

— Тот перехваченный звонок, с которым Фуюцки до сих пор не знает, что делать? Засядько Семен Михайлович, летная куртка, шоколад "гвардейский", ага?

— Да. Это в отдел по инфильтрации из… Из других вселенных. Параллельных. Вы мне верите?

— Тебе — верю. Ты фантастику не пишешь. И что плохого?

— Ну… Как… Вот… Тридцать человек. Тридцать восемь, если точно. С запасными механиками, с отрядным доктором… Никто из них не захотел пойти с Артемом. И потом жить здесь. У нас. Все ушли с колонной. Они все появились здесь ради нас. Наш мир это вроде как для них рай. Я их выдернула — спасать Рей и Нагису.

— Поэтому они сталкивались лбами, наливая Рей чашку воды… Да. Теперь понимаю.

— В конце концов… Другая вселенная. Вот представляю себе остров посреди океана. Там живут люди, которые просто не умеют строить корабли. Для них континент как для нас эта самая параллель. Кто мы для них, а кто они для нас?

— Рей и Нагиса говорят — эти люди были счастливы. Должно быть, дома им не слишком-то везло.

— Ну да. Обычное дело: кто эмигрант? Кто не устроился дома… Но… Я их позвала сюда. А потом! Мисато, вы знаете, как они умерли? Мне не говорят!

Мисато опускает взгляд в чашку. Конечно, начальник оперативного отдела знает. Они с Кадзи и помирились после этого. Такой глупостью и мелочью показались им обоим годы, проведенные врозь — после того, что Редзи увидел вокруг моста на подстанцию Готембо.

Мост головной дозор проскочил быстро, лопух-подрывник паре танков не повредил: просто не успел крутануть машинку. Следующий танк просто перепрыгнул взорванный мостик через горную речку — как и все речки в горах, глубокую, крутобокую, но узкую. Узкую для танка и водителя, который наплевал на целостность собственного позвоночника. За рекой уже начинались равнины, и оттуда была возможность подтащить обыкновенные противотанковые орудия. На позиции этих несчастных пушкарей и ворвались три проскочившие речку семьдесятдвойки. Там они и стояли: с дырами в боках, улетевшими кусками брони, воняющие гарью и поганой смертью. А вокруг не было даже целых трупов — только мясо, куски да обломки. Самураи не дрогнули и не побежали. Пока танки давили пушки первого взвода, второй хладнокровно расстрелял оба танка и оба бронетранспортера, что так и остались на северном берегу речки. Потом несколько выстрелов в упор: застывшие танки и вкопанные пушки; поднятые башни, накрывшие командный пункт батареи, пулеметная очередь по ровику со складом снарядов — конечно, детонация; насквозь прошитые подкалиберными корпуса… Ни одного тела. Ничего, что напоминало бы здесь о людях.

"Я не стал плохо спать по ночам" — сказал тогда Кадзи — "Меня даже не вытошнило. Просто… мне захотелось выкинуть пистолет. Он такой глупый. Как все, что мы делаем… Как вся наша ругань. Какие детские обиды, Мисато… Они пошли до конца. Им даже наша милость не требовалась. Когда мы искали фрагменты тел для анализа и опознания… Все люки были на задрайках. Изнутри."

Комбинезоны нашли — они ведь сделаны из баллистического нейлона и горят плохо — вызвали Рицко. Нашли и пряди волос. Научный отдел быстро проанализировал ДНК — образцы имелись под рукой — и выпустил заявление о гибели пилотов… Опровергнутое гораздо более потом, когда большую часть террористов переловили и перестреляли, а Рей и Нагиса наконец-то вернулись под защиту безопасников НЕРВ…

Ну, вот все и рассказано. Кому от этого знания полегчало? К тэнгу в пасть! Лучше прожить жизнь Мисато-раздолбайкой, Мисато-свахой, даже Мисато-сводницей! Чем с умным серьезным лицом и достойными помыслами дать Габриэлле повод приставить дуло к виску…

Мисато обнимает девушку.

— Посидим до рассвета.

— А потом?

— Потом отпустит… — Мисато баюкает собеседницу. Не колыбельную же петь. А, все равно что говорить. Лишь бы голос добрый и спокойный. Уснет. — … Вот помню, было у меня в Синьцзяне, когда я служила в миротворцах…

(с) КоТ

Гомель, 12–13.03.2012