Уже восьмой день по утрам и в обед по всей деревне стоял бабий крик и галдеж. Кто–то распорядился, чтобы пастух гонял стадо не на ближнее поле, как до этого, а в дальний лес. Поэтому бабы в обед должны были ходить за две версты по жаре с подойниками доить коров.
Откуда вышло такое распоряжение, было совершенно неизвестно.
— Вот дурная голова–то, ногам покою не дает, — кричали все, — целую неделю бегаем, прямо измучились, как собаки.
— Да кто это выдумал–то?
— Собака его знает. И пастух–то сам не знает. Вякнул, говорит, ктой–то. А кто — неизвестно.
И как только приходило время гнать скотину, так со всех концов кричали:
— Чтоб у него ноги отсохли, у окаянного!
— Да у кого — у него?
— А лихая его знает.
— Не гонять коров совсем, вот и все! — говорили бабы, идя сзади коров и подгоняя их по грязным от навоза бокам хворостинами. — Что это за мученье такое! А то — кто приказал, — неизвестно, зачем приказал — тоже неизвестно, а они все прут…
— А сама–то зачем идешь?..
— Что ж я одна изделаю…
На девятый день бондарь, все время молчавший, вдруг выскочил из избы и с налитыми кровью глазами закричал на свою бабу:
— Не гоняй корову!!! Я его, сукина сына, измочалю. Кто это выдумал?!
— Кто его знает, — сказал сосед, сидевший перед своей избой на завалинке; — может, Семен–плотник, у него корова недойная, ему, конечно, все равно. Он что–то с председателем намедни шел.
— Где он, черт?.. Я его сейчас отчитаю.
И бондарь, как был в фартуке и в валенках, побежал к плотнику. Тот стоял около строящегося амбара над бревном и тесал его по отмеченной мелом черте.
— Ты какого же это черта умничаешь! — крикнул бондарь. — Только об себе и думает, а об людях не надо?
Плотник воткнул топор и сел иа бревно верхом, потом высморкался в сторону, утер полой нос и только тогда поднял голову.
— Ты что? Ай лихая укусила?
— Меня–то не укусила, а вот ты распоряжения дурацкие даешь.
— Какие распоряжения?
— Какие… У тебя корова недойная?
— Ну, недойная.
— Ты с председателем намедни шел?
— Шел. Что дальше будет?
— Говорил?
— Говорил…
— Так какого же ты черта!
— Да об чем говорил–то? Черт! — крикнул плотник.
— Об чем? — спросил в свою очередь бондарь.
— Лесу просил,
— Лесу?..
— Ну, да.
— А коров в лес на весь день не ты приказывал гонять?
— Что ж я, начальство, что ли?..
— Так какой же это домовой исхитрился? — спросил озадаченно бондарь.
— Черт их знает… это, должно, шорник. Он что–то на жену намедни кричал, когда она коров доить шла.
— Так бы и говорил… Умники чертовы! — кричал бондарь, еще издали увидев шорника, который распялил на кольях горожи шлею и мазал ее дегтем из баклажки.
Шорник, перестав мазать, оглянулся.
— Умники чертовы, что ж у вас голова–то работает? Раз она у вас не так затесана, значит, нечего соваться, куда не спрашивают.
Шорник воткнул помазок в баклажку.
— Об чем разговор?..
— Ты на жену намедни кричал?
— Я, может, каждый день на нее кричу. Тебе–то какое дело? Да бить еще буду, ежели захочу… И то ты мне не указ.
— За что ты на нее кричал?
— А ты что, начальство?
— Не начальство, а беспорядок из–за вас получается.
— Прежде били — не получался, а теперь только крикнешь — и получится? Ты еще придешь и скажешь, что я сплю с ней не так… С чего ты привязался–то, скажи на милость?
— С того, что из–за вас, чертей, коров за пять верст в лес гонят, бабы с ног сбились, бегамши доить туда.
— Я‑то при чем?
— Как при чем ты?
— Да так… Я сам всю глотку ободрал, кричамши, чтоб туда не гоняли.
— Так кто же это исхитрился?
— Черт их знает. Небось, какой–нибудь домовой с нижней слободы.
Бондарь побежал на нижнюю слободу, и через несколько времени оттуда послышалась его ругань:
— Настроили этих советов чертовых, вот все дуром и идет.
Потом, хмурый и недовольный, он вернулся и на вопрос шорника, кто дал такое распоряжение, только махнул рукой и сказал:
— Никто не знает. Все отказываются. Прямо чисто домовой подшутил.
— Что за оказия такая?.. — говорили мужики в недоумении.
— Значит, какая–нибудь собака вякнула, вот и пошло дело.
На утро бабы сгоняли к околице коров в сторону леса и, увидев бондаря, который стоял у порога своей избы, кричали:
— Дядя Прокофий, куда ж гнать–то?
— А я почем знаю…
— Ах, оглашенные, они опять туда гонят! — кричала какая–то баба.
— Дядя Прокофий, куда гнать? — спросил пробегавший мимо бондаря пастух. — В лес, что ли?
— Гоните в лес, ну вас к черту, — сказал бондарь, — какой–то умник выдумал.
— Говорят, в лес опять велено, — сказал пастух, подойдя к бабам.
— Вот господь, казнь–то египетскую послал. Чтоб у него ноги отсохли, у окаянного… Только бы дознаться, кто это выдумал.