Сборник рассказов

Маг, ведьма и тени

— Ты маг? — в который раз спрашивает Тимур.

— Нет.

— Тогда кто?

Он щурит глаза и весь подбирается, словно хищник, готовящийся к прыжку.

Тимур умеет в этом мире столько, что иногда я с ужасом думаю, что будет с моим телом, если примитивная система распознавания «свой — чужой», накрепко вбитая Тимуру в голову, однажды даст сбой и опознает во мне врага. Спасает то, что таких систем у него в голове несколько — по одной с каждого предыдущего жизненного этапа. Они внахлест накладываются друг на друга и в момент принятия решения срабатывают все разом. Жизненный опыт — плохой помощник, если его слишком много, а у Тимура его хоть отбавляй: от службы в горячих точках и незаконченного высшего образования до звания магистра в какой-то очень серьезной организации.

— Что есть человек? — многозначительно говорю я и умолкаю, потому что сам слышу фальшь и излишнюю помпезность своих слов.

Тимур криво улыбается. Левой рукой ставит на стол бутылку водки и начинает пить — сегодня полнолуние…

Я достаю с полки второй стакан, наливаю.

— За твое здоровье.

— А говоришь — не маг, — усмехается Тимур, который, оказывается, еще в состоянии отслеживать ситуацию.

— Тим…

Я пытаюсь непринужденно улыбнуться и одновременно отвести взгляд.

— Да ладно. Не хочешь говорить — не говори ничего. Просто выпьем.

Забывшись, он тянется к пачке сигарет правой рукой и удивленно смотрит на пальцы, послушно обхватившие картонный четырехугольник.

— Я не просил меня лечить! — тонкий флер безумия и опьянения рождает в его глазах нездоровый блеск, — Я в своем мире. Смерть в нем тоже моя… Хоть зверем, хоть человеком… Не смей. Пока не скажешь, зачем сюда явился, — он нехорошо улыбается уголками губ. — Покусаю!

Он может. Когда мы здорово набрались в кабаке за знакомство, у Тимура развязался язык. Обычно, в обсуждении скользких тем он еще сдержаннее, чем я — он обучен хранить секреты. Но в день встречи, мы оба сболтнули друг другу лишнего. С тех пор на пике депрессии Тимур пытает меня, кто я такой, а я знаю, почему он третий месяц торчит в Левске и носа не высовывает, чтобы не попасться на глаза своим бывшим братьям из сверхсекретной организации с труднопроизносимым названием. Незадолго до нашей встречи Тимур завалил оборотня.

Мне начинает здесь нравиться.

Запредельное количество племен, и не только человеческих, на разных стадиях развития. Религий — пруд пруди. Наука тоже имеется: отметает все и вся, погружая служителей в замкнутую иллюзорную среду. Все это сдобрено политикой, шпионажем и контршпионажем и происходит в трехмерном пространстве, на густо заселенных участках суши, не залитой водой… Они еще воевать умудряются! Просто непреодолимое стремление к крайностям. И местный маг в состоянии аффекта может разрушить энерго-информационную структуру с двойным типом перехода… Или, если пользоваться их терминологией, «завалить оборотня голыми руками».

Мой приятель Тимур сунул ему в пасть распорку, и в то мгновение, что она держалась, пропихнул в глотку кулак, порвал пищевод и пережал дыхательные пути. Так они и катались по земле, хрипя и круша все вокруг, пока бедная зверюга не задохнулась. Победителю тоже досталось, но у него хватило ума к своим не возвращаться. Это у Тимура определитель «свой — чужой» многослойный. А у его бывших друзей весьма примитивный. Контактировал с чужой энергоинформационной структурой — все. Не наш.

И не так уж они и не правы, раз их зараженный товарищ не дал себя застрелить, а ударился в бега, пойдя на поводу у чужеродного инстинкта самосохранения. Тимур клялся мне, что сможет остановиться, а если нет, то непременно сдастся до того, как натворит бед. Как наркоман, который думает, что сможет соскочить с иглы, если захочет. Он был дисгармоничен, сущности конфликтовали, помню, я увлекся, распутывая этот энергоинформационный клубок, спаянный с биологической основой…

Благодаря нашей встрече оборотнем Тимур не стал, но в полнолуние он теперь правой рукой пошевелить не может, пьет по-черному и рассуждает на различные философские темы матом. Такая вот слабость у человека. Меня к себе больше не подпускает. Не признается, но боится, что я его необратимо изменю и превращу во что-то похуже волка.

— Странно, — говорю я.

— Что странно? — спрашивает Тимур.

— Ты навязываешь мне стиль мышления.

— Ничего я не навязываю! Я боюсь тебя трогать, меня вышибает на полдня.

— Плохо, если не ты. Получается, что я слишком здесь.

— Слушай, — Тимур тоскливо смотрит в стакан с водкой, — может, попробуешь говорить отгадками? Один разок. Чисто для разнообразия… Кто ты? Откуда? Ты один или есть еще такие…

— Чисто для разнообразия — вот тебе отгадка: я не один.

— Где… Кто… Кто еще здесь?! Отвечай, з-зараза! — он вскакивает, опрокидывает табурет и валится на пол.

Я чувствую его страх. А он — мой.

— Ты слишком пьян, Тим. Я зайду в другой раз.

— Вероника Васильевна, здесь статистика за полгода, с разбивкой по месяцам, как вы просили.

Ника, не глядя, взяла листы и прошла к лифту. Девчонка раскрыла глаза, изучая детали ее костюма, и раздула ноздри. Напрасно. В том ценовом диапазоне, который могла себе позволить молодая женщина, только что принятая в корпорацию на должность рядового менеджера, таких запахов не существовало.

Ника еще не забыла, как воспринималось у них в офисе периодическое появление божественно одетых бизнеследи и бизнес-менов, по сравнению с которыми все присутствующие мужчины казались карликовыми самцами, независимо от роста и типа телосложения.

Божества проплывали в направлении кабинета директора, разворачивая за спиной сверкающий шлейф красивой жизни, в который узорами вплетались обрывки сплетен, придавая призрачному одеянию особый шик.

— Мэйнстримщики из Москвы приехали, — шепотом произносил кто-нибудь. И слово шелестящим эхом еще долго блуждало по коридорам офиса, будоража воображение.

Бизнес-центр «Мэйнстрим» располагался в центре столицы. Блеск его стеклопакетов манил и притягивал не только взоры рекламщиков всей России. С ним сотрудничали все уважающие себя региональные холдинги, само слово «Мэйнстрим» ассоциировалось со словом успех.

По сути — это был аналитический центр. По собственной методике (разумеется, ноу-хау) его специалисты просчитывали потребности различных социальных слоев населения и соотносили результаты с тем, что в данный момент предлагалось на рынке, либо находилось в стадии разработки, определяя с точностью до 99,9 % наиболее перспективные направления. Проще говоря, они лучше всех знали, что пойдет и кому это впихнуть и, не стесняясь в прайсах, торговали информацией, прилагая к ней проекты проведения рекламных компаний.

Корпорация процветала и расширялась. Раз в год всем желающим предлагалось попробовать свои силы и поучаствовать в конкурсе на должность сотрудника корпорации «Мэйнстрим».

Вероника узнала о конкурсе случайно. Она подрабатывала в рекламном отделе газеты «Новости региона». Получалось неплохо. Круг клиентов постепенно расширялся, и она уже всерьез подумывала бросить осточертевшую сразу после училища работу участковой медсестры, когда узнала о дате проведения очередного конкурса. Вся редакция только об этом и говорила. Вероника подумала: «Почему бы нет?», заполнила длиннющую анкету и отправила заявку на участие. На присланные конкурсные вопросы она отвечала больше наугад, поскольку никакого понятия о медиапланировании, психологии продаж и прочих мудреных вещах у нее тогда не было. Разве что пару раз позвонила подруге, которая училась на экономическом.

Кнопку «отправить» Ника нажимала легко и весело, без всякого сердечного трепета, без страха и без надежды. А вот когда ей пришел ответ с приглашением приехать в Москву для участия во втором туре, сердечко чуть не выпрыгнуло из груди. В дорогу ее собирали всем общежитием.

Разноцветные крылья удачи подхватили Веронику и кружили в праздничном вихре все время проведения второго тура, лихорадочных сборов и переезда в Москву, и даже весь первый год работы во всемирно известной корпорации. Она с упоением считала сыпавшиеся на нее доллары и работала, не помня себя. Бесконечные отчеты, придирки начальницы, статистическая обработка, беготня по клиентам с договорами, составление и правка баз данных — все, от чего в пору было удавиться, целый год вдохновляло молодую сотрудницу на трудовые подвиги. Она даже тетке звонить перестала. Но, как выяснилось, все это было только подготовкой к настоящему звездному часу.

— Вероника Васильевна, я с удовольствием наблюдал за вашей работой весь прошедший год, — сказал генеральный директор (Сам Генеральный Директор!) корпорации «Мейнстрим» Жорж Блэккерман, отложив в сторону «Паркер» с золотым пером, — и я считаю, что вы достойны пройти дальнейшее обучение с зачислением в штат сотрудников отдела Потребительского спроса нашей корпорации.

— О-о-о… господин… мистер Блэккерман, я…

Ника тогда немного задохнулась и думала только, как бы не упасть с краешка стула, на котором сидела. Она так до конца и не поняла, в чем заключается специфика работы отдела, но успела кивнуть головой в знак согласия. И господин Блэккерман царственным жестом отдал ее на попечение секретарши.

— Стоимость курсов ПК-пользователей будет вычитаться из вашей зарплаты. Вы не возражаете? — скучным тоном спросил серкетарша, оглядев ее с головы до ног.

— Нет-нет. Но я умею работать с компьютером…

— Это компьютеры нового поколения. Подпишите вот здесь.

— Здесь?

— Здесь. В виртуальном рабочем пространстве вы будете отслеживать нарастание и спад спроса по определенным позициям. Пока на территории России. Первое образование у вас медицинское?

— Да, но… только среднее. И я не уверена…

— Вы владеете английским?

— Немного, но…

Секретарша высокомерно фыркнула.

— Тогда будет вычитаться еще стоимость обучения иностранным языкам. Пока английский и немецкий. Вы согласны?

— Да… На всей территории России?!

Темп жизни снова увеличился вдвое. С утра в офисе она садилась за компьютер, окончательно просыпалась, выбирала в меню раздел «Медицина» и, прихлебывая кофе, начинала просматривать регион за регионом, сортируя информацию по значимости.

Если где-то обнаруживалась утечка на химическом производстве, в регионе ожидалась вспышка бронхо-легочных заболеваний, и можно было предлагать свои услуги крупнейшим поставщиками медикаментов. Ника ненадолго отключалась, обзванивала производителей и дистрибьюторов и заканчивала переговоры на этапе предварительных договоренностей. Черновую работу по подписанию контрактов выполняли девочки на побегушках из ее бывшего отдела.

Сначала она работала грубо и «ловила» то, что лежит на поверхности. Но постепенно вошла во вкус и научилась находить связь между событиями, которые на первый взгляд не имели к заболеваемости населения никакого отношения.

Например, выборы. Если в крае проходило банальное переизбрание на новый срок, ничего интересного ждать не приходилось. Но если регион шумел, как растревоженный улей, и кандидаты шли, что называется, ноздря в ноздрю, продажи на фармацевтическом рынке взлетали по нескольким позициям: от валерьянки до ультрамодных сердечных средств и антидепрессантов. Как-то однажды Ника даже на секунду задумалась, есть ли в их необъятной корпорации отдел, занимающийся политикой. И какая область человеческой деятельности еще не входит в сферу интересов корпорации «Мейнстрим». Но мимолетная мысль растворилась в бешеном темпе информационных потоков. График был жестким. Из часового обеденного перерыва половину времени она лежала в кресле с закрытыми глазами и уговаривала себя пойти в комнату отдыха перекусить и пообщаться с коллегами. Подругами она так и не обзавелась.

Женская часть отдела «Потребительского спроса» состояла из сотрудниц, которых Ника, вспомнив песенку из детского мультика, мысленно разделила на две категории: «пиявки» и «лягушки». Худощавые «пиявки» увлекались горными лыжами, диетами и фитнесом. Они без конца что-то постили в соцсети, обменивались колкостями и реагировали на Нику как на живое существо, только если ей улыбался кто-либо из присутствовавших здесь же мужчин. Пучеглазые «лягушки» любили шопинг и кулинарные шоу, листали глянцевые журналы, фыркали, если Ника оказывалась не в курсе жизни звезд отечественной поп-музыки и кино, и вяло грызлись с «пиявками». Такое ущербное общение было все же лучше, чем ничего. Создать себе круг интересов вне работы у Ники не хватало сил. По вечерам она училась.

И наконец, настал момент… нет, не прозрения. Просто она впервые, с тех пор как уехала из родного города, не ощутила радости в день получения зарплаты. Ностальгии по грязным провинциальным улочкам она не испытала. Острого желания вернуться в городскую поликлинику на три копейки в месяц — тем более. Но и радости не было. Она вообще ничего не почувствовала. Проверила карточку, убедилась, что деньги перечислены и, не истратив ни рубля, отправилась домой спать.

Ника положила отчет в соответствующую папку. Весь день работа не клеилась. Вечером почему-то не завелась ее любимая «Ауди». Бросив ее на парковке, Ника отправилась домой пешком. Когда-то она очень любила метро. Любила теплый ветер, летящий перед электропоездом, бесконечные ступени эскалаторов, мелькающие в вагонах лица и ярко освещенные станции. Ника вспомнила, как невольно замедляла шаг на мостике над поездами и еле удерживалась, чтобы не крикнуть: «Посмотрите, я здесь! Вы видите? Я тоже в Москве!»

— Беги, девочка.

Она вздрогнула и обернулась. Рядом на платформе стояла Элеонора из «команды пиявок». Элеонора! В метро. Ее черные волосы разлетелись по плечам, глаза блестели. Из-под распахнутого норкового полушубка виднелась мятая красная футболка с номером «9» на груди. Сначала Ника подумала, что коллега пьяна…

— Что с тобой, Нора? Как ты здесь оказалась?! У меня-то машина сломалась…

— Я знаю. Ника, послушай! У меня мало времени. Ты никогда не задумывалась, что за информацию ты «ловишь»? На каком принципе работает компьютер, за котором ты сидишь?

— Н-ну…

Никой ее называли только дома. Здесь, она для всех была Верой. Или Вероникой.

— Этажом выше сидит отдел, который в реале моделирует все, что ты считываешь, — Элеонора говорила тихо и отрывисто. — Ты собираешь информацию о проделанной ими работе. Компьютер — фуфло! Это просто антенна. Хитроумная, на каких-то там принципах построенная, но антенна! Она усиливает твою врожденную способность к интуиции и превращает тебя в сверхэкстрасенса, который может охватить взглядом целую страну. Через таких как ты и я Блэккерман оценивает свои проекты. Ну и попутно для отвода глаз зарабатывает бабки на рекламных компаниях.

— Во всех конторах есть стукачи… — Ника глупо улыбалась, — ты меня провоцируешь… Да?

Еще вчера Ника и слушать бы не стала весь этот бред. Поезд постоял, хлопнул дверями и уехал. Нора истерично рассмеялась и принялась судорожными движениями выцарапывать из пачки сигарету, спохватилась, сунула пачку обратно в карман и подняла голову, вглядываясь в лицо собеседницы.

— Помнишь конкурсную анкету? — спросила она. — Вспомни. Ты же попала сюда только благодаря ей!

— Она очень длинная.

— Что ты написала в графе: «были ли среди ваших родственников лица, занимавшиеся нетрадиционной медициной?»

— Что бабушка умела порчу снимать… — машинально сказала Ника. Разглашать данные анкеты строжайше запрещалось, но Ника почему-то сказала и тут же затараторила, оправдываясь, — при чем тут это?! Бабушка по отцовской линии! Родители в разводе… Меня с девяти лет вообще тетка воспитывала!

— Вспомни анкету, вспомни, как ты ее заполняла, — почти умоляла Элеонора, дергая ее за воротник.

Десять листов вопросов, на которые Ника отвечала, наугад рисуя плюсики и минусы. Она помнила только, что не понимала и половины громоздких словосочетаний, состоявших из незнакомых терминов. Подруги сидели над тестом несколько дней, обложившись справочниками по мировой экономике, но никто из них не прошел во второй тур.

— Ника! Поверь мне. Я занималась аналитикой рынка сотовой связи… Долго объяснять. Картинка все как-то не складывалась… Я пошла и села в обычный автобус, представила, что я в кабинете за компом и попробовала просмотреть то, что окажется в радиусе действия. Ты знаешь, — Элеонора еще придвинулась, перешла на шепот, зрачки ее глаз расширились, — вокруг звенят мобильники на все лады, люди улыбаются, достают их, с кем-то разговаривают, а я слышу: «купи…», «сходи…», «оплати…», ну и так далее. Их зомбируют на заказ, понимаешь?!

— Нора, ты рехнулась! Пойдем отсюда. Пойдем, пожалуйста, — она схватила ее за руку, — тебе к врачу нужно. Я помогу!

— Нет. Со мной все кончено. Он меня убьет, потому что я догадалась… Беги, Ника. Беги сегодня же. Посмотри, в кого превратились девчонки из нашего отдела! Я еще помню, какой сюда пришла секретарша шефа… Она же мумия! Никому не говори, что видела меня. Выбрось мобильник — по нему тебя вычислят. Кстати, знаешь, как звонят наши телефончики? — она усмехнулась и кончиками пальцев смахнула слезу со щеки, — «Работай»… Переоденься. Лучше всего — в чужую одежду, чтобы на ней еще сохранялся отпечаток биополя бывшего владельца. Если есть любимое украшение или талисман — не надевай… Прощай.

Элеонора вырвала руку, не оглядываясь, пошла к эскалатору, через секунду смешалась с толпой, и Ника, наконец, села в электропоезд. Дома она всю ночь плакала, ворочалась с боку на бок, ненадолго забываясь тревожным сном, снова плакала и уснула только под утро. Когда она добралась до работы, весь вчерашний день казался ночным кошмаром.

Первым делом Ника проверила машину. «Ауди» завелась, с пол-оборота. Ника пожала плечами, заглушила двигатель, поднялась к себе, включила компьютер, налила кофе… Элеоноры нигде не было видно.

— Нора умерла, представляете? Нора умерла…

Ника медленно поставила на стол чашку. Разговор рассыпался, она могла воспринимать только отдельные реплики.

— Ночью, от сердечного приступа…

— А я всегда говорила, что спорт до добра не доведет…

— Ну конечно, надо отдыхать и правильно питаться…

— И не ссориться с людьми!

— Ой Леша, о покойниках либо хорошо, либо никак…

До обеда Ника работала. Почти не дышала, ни на кого не смотрела, и работала, стиснув зубы так, что лицо превратилось в каменную маску.

— Вера, ты разве уходишь?

— Ага, — беззаботно сказала Ника, — ее ведь хоронить будут, а у меня черного костюма нет. Прикроете, если опоздаю, а, девочки?

— Бери брючный, так практичнее…

Ника медленно вышла из здания, свернула за угол, в первом попавшемся банкомате сняла наличные, в первом попавшемся бутике переоделась во все новое, включая нижнее белье, шагнула за дверь магазина с пакетом старой одежды в руке и побежала.

— Вряд ли ты поймешь меня.

Я стаскиваю струящийся шифон защиты, некоторое время любуюсь результатами своей работы и оборачиваюсь. Тимур стоит за спиной и вглядывается в геометрическое совершенство моих построений. Идеально симметричная конструкция, в которой нет ни одной лишней линии, ни одной незавершенной черточки, трижды просчитана толщина каждого штриха и полукружья… Взгляд не отвести. Для человеческой психики это не так уж безопасно, но за Тимура я почти спокоен. Наверное, для него это похоже на 3D модель, заполненную упругими золотыми нитями.

— На чертеж смахивает… — говорит Тимур и вдруг замолкает, открыв для себя объем и цвет. Он вспомнил, что он маг. Пылающая конструкция повисает перед ним в пустоте. Он ощущает ее вибрацию, слышит ее музыку, видит светящееся облако ее ауры и, судя по выражению лица, начинает догадываться об истинных размерах моего творения.

— Что это… Что это такое?!

Достаточно. Я набрасываю невидимое покрывало.

— Скажем… индикатор мироздания, его слепок. Я не творец. Если конструкции чего-то не хватает, я в силах ее достроить, если отдельные элементы разрушаются, я их восстанавливаю. Никто не может сотворить мир. Его можно только гармонизировать, или полностью перестроить. Это тоже работа с чистой энергией, но мне больше нравится мое направление.

— Ты здесь не один, — Тимур мечется по кухне. В его памяти мучительно всплывают обрывки предыдущего разговора. — Есть антигерой, который расшатывает основы!

— Ты мыслишь категориями войны. Вся человеческая философия здесь умещается в одном штрихе. Это не значимо…

— Но мир по-прежнему не гармоничен! — кричит Тимур. — Посмотри вокруг!

— Мне незачем смотреть вокруг. На самом деле конструкция четырехмерна. По ней можно прокатиться в прошлое и будущее. Ваши колебания рождаемости, войны и эпидемии не угрожают общей гармонии, потому что они цикличны и…

Кажется, я увлекся. Или выпил лишнего. Это тело перестраивает меня, я начинаю по-настоящему пьянеть. Я начинаю испытывать потребность в общении и всерьез спорить с тем, кто не достоин даже тонкого штриха. Кто рвал бы соплеменников в кровавые ошметки и жрал их, пока не нарвался бы на серебряную пулю от бывших друзей. В день, когда мы встретились, ему оставалось до первого полнолуния не больше недели.

— Я же знаю, что ты не поймешь, — устало говорю я.

— Где уж нам убогим, — усмехается Тимур. Он надолго умолкает, и я ощущаю легкое покалывание его пристального взгляда.

— Вот что я тебе скажу, — задумчиво говорит Тимур, — как волшебник волшебнику. Нельзя изменить мир, к которому не принадлежишь, — он грустно улыбается, — ты уж прости мне человеческую точку зрения, но ты строишь иллюзию. Сколько времени ты здесь? Я имею в виду на этой планете. Сколько лет твоему телу?

Я молчу.

— Вот видишь… Ты увяз в вечном настоящем. Обрати внимание, ты всегда говоришь в настоящем времени. Я все думал: почему? Прошлое и будущее для тебя заключено в спиралях твоей вечно недостроенной конструкции. Но стоит кому-либо равному тебе прийти сюда и взяться за дело, не испугавшись ручки испачкать, вся твоя геометрия рухнет, как карточный домик. Представь, что сюда заявился парень из «дестроеров», о которых ты обмолвился. Что ты сможешь противопоставить ему? Он-то будет разрушать не изображение действительности, а саму действительность! Он развалит твой мир и использует его как строительный материал, а ты так и будешь сидеть у кульмана и недоумевать, почему на чертеже исчезает один уровень за другим.

— Во Вселенной нет такого понятия — «мой мир».

— И такого понятия как одиночество, — жестко говорит Тимур. — Тогда почему ты приходишь?

Я хочу напомнить, что это он ко мне пришел. Подошел на улице и начал настойчиво знакомиться, разглядев необычную ауру. Тем самым избежал участи превратится в зверя… Но почему-то я молчу.

Тимур встает и идет к двери. Водка кончилась. Полная луна. Закономерность.

— Ты прав, мне не понять. Тебя не понять! — вдруг говорит он, взявшись за дверную ручку. — Но не «того парня» — твоего противника.

— Мы не противники.

— Придумай сам, как это называется в ваших категориях.

Я не протягиваю ему руку на прощание. Все равно сейчас он не сможет ее пожать. Хороший символ — рукопожатие. Это то немногое из частного материального, что мне здесь нравится… Я достаю из воздуха нежно светящееся стило — люблю свою работу! Шагаю в окно сквозь плоскость стекла и пленку магической защиты, разворачиваю поле изначальной многомерности, которое Тимур обозвал кульманом, встаю на временную линию и перестаю существовать…

Сначала — аэропорт. Ника на такси примчалась в Домодедово, купила билет на ближайший рейс до Екатеринбурга, сдала в багаж сумку со старой одеждой, мобильником и кредитной карточкой и пошла прочь, считая урны. В первую — серьги, во вторую кольца, в третью… Она долго перебирала в пальцах тоненькую золотую цепочку — подарок тетки. «Чтоб все ладом. В столицу едешь, не куда-нибудь…» Ника прикусила губу, моргнула и разжала пальцы. Тоненький золотой ручеек сверкнул и исчез в груде мусора. Теперь на аэроэкспресс до Павелецкого вокзала. От Павелецкого по кольцу — до Комсомольской. На улице стемнело, когда она села в пригородную электричку.

Элеонора обмолвилась об экстрасенсорных способностях. Якобы они должны иметься у всех сотрудников «Мейнстрима», работающих на верхних этажах. Говорят, экстрасенсы видят биополе как светящуюся оболочку вокруг человека…

Ника напряглась и пристально посмотрела на соседку по вагону, которая угощала ее ирисками. Не увидев никакого намека на ауру, Ника расслабилась, откинувшись на спинку сидения. Навалилась усталость, глаза начали слипаться. События последних суток непрерывно крутились в голове. «Куда я еду? Зачем? Нора просто спятила… А может, — Ника поерзала, устраиваясь поудобнее, и зевнула, — может, та встреча в метро мне приснилась? Какая глупость! Сойду на ближайшей станции, вернусь в Москву. Завтра извинюсь, спишу все на нервный срыв из-за смерти Норы, попрошу отгул… И не будет этой дурацкой бессмысленной беготни и этого жесткого сидения…» Голова девушки клонилась на грудь. Она представила как входит в теплый, залитый светом офис, садится в уютное кресло, включает комп и летит, летит над необъятными просторами ее образ… «Какой еще образ? Точно, это мое изображение. Его транслируют из офиса…в МВД?!»

— Девушка, что с вами?

— Ох, извините. Такое приснилось. Кошмар просто!

— Это поза неудобная. Со мной сто раз так было.

Она рассеянно кивнула, снова закрыла глаза, представила себя за компом и целенаправленно начала поиск. «Разыскивается Полынцева Вероника Васильевна 1990 года рождения. Приметы: Рост около167 см., волосы русые, глаза…» Ника выпрямилась. Нет, в Москву, пожалуй, рановато возвращаться. Но у открытия была положительная сторона. Раз они подключили ментовку — «по энергетическому следу» ее не вычислили. Значит, надо немедленно сойти и найти, где переночевать, пока ее лицо не украсило телевизионные передачи типа «Областной кримтайм» и стенды «Разыскивается». Иначе она просто упадет от усталости.

Ника переночевала у бабульки, к которой ее пристроила сердобольная соседка по вагону, а днем высунула нос только в парикмахерскую, располагавшуюся в подвале той же хрущевки. Там ее безобразно покрасила и криво постригла дородная тетя в рваном нейлоновом переднике. Ника поразилась тому, как быстро она привыкла к хорошему. В общаге девчонки и стригли, и красили друг друга, и казалось, что красиво так получается, как в рекламе… Черт бы побрал эту рекламу!

Наличные деньги, которых было не так уж много таяли на глазах. В сумерках, она выбралась к шоссе и тормознула «Газель». Голова была пустой и легкой. Еще несколько часов ей можно позволить быть такой…

— Тебе куда?

За рулем сидел молодой парень.

— А вам куда?

— В Левск.

— О, и мне туда же! Долго ехать?

— По такой дороге часа четыре. Залезай, если едешь, холодно.

Ника посмотрела на логотип на борту машины, который принадлежал одному из ее бывших клиентов.

— Вы медикаментами торгуете?! — Ника рассмеялась.

— Не, я вожу. Фирма торгует. Тебя как звать-то, веселая?

— Наташа.

Водитель подбросил ее до автовокзала Левска. Ника перебралась с освещенного места в тень домов на противоположной стороне улицы. Снежок искрился в свете фар изредка проезжавших машин и поскрипывал под ногами. В небе светила полная Луна. Городок спал. А Ника все шагала, из последних сил откладывая момент, когда придется планировать дальнейшие действия, и ей показалось… Снежок поскрипывал не только под ее ногами.

Ника замерла и перестала дышать. Ее как будто мгновенно выжгли изнутри. Она резко обернулась. Темные куртки, темные шапочки, надвинутые на глаза… Впереди призрачной надеждой светились витрины круглосуточного супермаркета. Но дорогу к ним преградила еще одна фигура. Такая же темная, только вместо шапочки лицо скрывал меховой капюшон «Аляски». Ника испуганно попятилась и уперлась спиной в холодную кирпичную стену многоэтажки. Ее крик потонул в хриплых воплях преследователей. Оскалившись и роняя с губ пену, они внезапно попадали к ее ногам, в бессильной злобе проскребая наледь до асфальта.

— Девушка, вы себя совсем не бережете… Так любите под луной гулять?

Парень в «Аляске» подошел и протянул руку. Припадочные бандиты затихли и остались лежать на снегу. Глаза незнакомца посверкивали в темноте синеватыми электрическими сполохами, окрашивая пар, валивший изо рта. Мех капюшона переливался призрачным свечением. Пахло водкой. Ника тихонько всхлипнула от страха, закрыла рот ладошкой и медленно сползла по стене вниз, сосчитав кирпичи затылком.

— Э-э-э! Вот черт… Теперь у нас ведьмы в обмороки падают, — растерянно сказал Тимур, взял незнакомку за шиворот и дернул вверх, заставляя подняться на ноги. Она тряслась, закрывалась от него руками и что-то бессвязно бормотала. Все так же за воротник Тимур оттащил ее в переулок, подальше от поля боя.

— Слушай… Ну сколько можно, в самом деле! Твою мать… Тебе что, удобно так идти?

Ника почувствовала, что ее отпустили, постояла и осторожно открыла левый глаз. В темноте переулка она не смогла как следует рассмотреть своего спутника, но лицо у него было обычное. Человеческое. Капюшон он снял, снежинки падали на темные волосы.

— Испугалась?

— Очень. С-спа… спасибо.

— Пожалуйста. Нам, джентльменам, не трудно. Тебе куда?

— Уже никуда. Меня все равно найдут, — сказал Ника, всхлипнула, спрятала лицо в ладонях и беззвучно заплакала, размазывая по щекам остатки косметики. Парень переступил с ноги на ногу, вздохнул, взял ее за локоть и потащил за собой.

— Тогда пойдем. Все хорошо… Перестань! Не найдут они нас… Как тебя зовут?

— Ника.

— Тимур. Мы пришли, Ника. Я тебя сейчас отпущу, ключ от подъезда достану. Не убегай от меня, пожалуйста.

Следом за ним Ника вошла в вонючий подъезд хрущевки и поднялась на пятый этаж. Сначала она подумала, что ее спаситель — левша. Правую руку он держал в кармане, и все замки открывал левой. И только в прихожей, увидев, как он неловко стаскивает с плеча куртку, она осторожно спросила, перестав, наконец, всхлипывать:

— Тимур, что у тебя с рукой? Это из-за меня? Это они тебя…

— Нет-нет. Не из-за тебя, — Тимур как-то странно улыбнулся, — остеохондроз замучил. Ничего, к утру станет лучше. Только шпроты будешь сама открывать. Чем еще тебя угощать, даже и не знаю. До магазина я так и не дошел. Проходи.

Он провел ее на кухню, которая имела совсем не жилой вид. На столе, по которому были рассыпаны сигареты, стояли два маленьких граненых стакана и тарелка с объедками, которую Тимур бросил в раковину. У батареи выстроилась целая выставка пустых бутылок, на облупившемся подоконнике притулился чайник. Над единственным навесным шкафом расплылось по потолку темное пятно, по всем приметам осенью и в оттепель крыша протекала.

— Садись, будь как дома. На тех, кто на тебя напал, стояла наведенная защита. Что можем сказать по данному поводу?

Ника молчала, скрючившись на шаткой табуретке. Мысли перепутались, снова подступили слезы. Тимур набрал в чайник воды из крана, тихо матерясь, с грехом пополам водрузил его на плиту, приоткрыл форточку и закурил.

— Профессионально наведенная защита, — повторил он. — Ну? Сама расскажешь, во что вляпалась или как?

— Я… я даже не знаю, — она подняла глаза и обмерла. — Мамочка… Оконное стекло горит!

Парень выстрелил окурком в темноту ночи, чертыхнулся, прикрыл форточку и сел на табуретку напротив.

— Ведьма и такая дремучая? — он недоверчиво сощурился. — В игры со мной играешь, Ника?

— Я не ведьма! — почти крикнула она. — Я не понимаю, о какой защите ты говоришь. Я никогда не видела, чтобы светились стекла! Я сошла с ума как Нора. Я просто сошла с ума…

— Кто такая Нора? — чуть мягче спросил Тимур.

— Никто. Мы вместе работали. Вчера ее убили. Я следующая. Они гоняются за мной, потому что я последняя, кто видел ее перед смертью. Она говорила странные вещи. Сказала, что мне нужно бежать.

— Человек должен занимать в пространстве столько места, сколько его тело, если не хочет, чтобы его нашли, — назидательно произнес Тимур. — А у тебя аура светится как гирлянда! И еще эти… «антенны раскидистые». Не ведьма она, блин! На окне блокировка, она реагирует на твою спонтанную активность. Благодаря ей нас здесь не обнаружить. Да посмотри, не бойся — не ослепнешь!

Ника осторожно подняла глаза. Холодное синее пламя струилось по оконному проему и тускнело по мере того, как Ника успокаивалась.

— Что же это со мной… — прошептала она.

Тимур покачал головой.

— Откуда ты, Ника?

— Из Москвы.

— А вид такой, словно с Луны упала. Успокойся, здесь тебя никто не тронет. Рассказывай все по порядку. Кто за тобой гонится и почему?

И Ника выложила первому встречному всю историю с самого начала, с того момента, как заполнила анкету.

— Вот же ночка выдалась, — пробормотал Тимур, — просто охренеть! Слушай, Ника, скоро рассвет — самое поганое время, я пойду поваляюсь немного. Мне надо… Только не уходи: менты тебе не помогут. А потом мы что-нибудь придумаем.

— Хорошо бы… Можно мне в душ? — робко спросила Ника.

— Угу.

Придерживая здоровой рукой больную, Тимур встал из-за стола и побрел в комнату.

— Твой Жорж Блэккреман — не человек, — обронил он.

— Как это не человек? А кто?!

— Я не знаю, кто… Утром договорим.

— Я… Да-да, конечно, извини. Тебе чем-то помочь? Я медколледж заканчивала…

— Нет, спасибо. Мне просто надо дожить до рассвета. Полотенце в шкафу.

Тимур заполз на широкую кровать, которая стояла посреди единственной комнаты, потеснив шкаф с одеждой. В углу на тумбочке расположился запыленный телевизор. Другой мебели в квартире не было.

Ника ополоснулась. Вместо халата она накинула клетчатую рубашку, сушившуюся над ванной, и не запомнила, как уснула на краешке чужой кровати, завернувшись в плед у ног спасителя, который глухо стонал во сне. Тревожить его она не решилась. Так и уснула, прислушиваясь к его тяжелому дыханию.

— Ника!

В замороженные зимние окна билось солнце.

— Ника, вставай, мы едем в Москву.

— Мы? Как в Москву?!

Она вскочила и остановилась в дверях кухни, запахнув полы рубашки. Тимур наливал чай. Секунду она разглядывала своего спасителя. При свете дня он казался моложе. Коротко стриженный темноглазый, подтянутый. Этой бомжеватой квартире и закопченной кухоньке соответствовала разве что щетина на его небритых щеках. Ника вспомнила неведомых преследователей, корчившихся на снегу. Что он сделал с теми тремя… И как?

— Это единственное место, где тебя сейчас не ищут. Ты бы ни за что туда не вернулась, правильно?

Она кивнула.

— Надеюсь, не ты одна так думаешь, — Тимур поставил чашки на стол, где уже лежал на чистой тарелке нарезанный сыр и хлеб. С утра парализованная рука у него действовала не хуже здоровой, только пальцы еще плохо слушались. Зашуршала обертка шоколада.

— Угощайся. А то я вчера привел девушку в гости и заставил консервы открывать… Непростительно! Тебе идет, — он кивнул на рубашку.

— Тимур… Ты говорил, что на окнах блокировка, и нас здесь не обнаружат. Выходит, ты… Ты сам тоже от кого-то прячешься? От кого?

— От сослуживцев.

— Почему?!

— Они считают меня оборотнем и на меня охотятся. Застрелить хотят. Ника, пей чай. Перестань меня бояться, я и обидеться могу.

Ника сделала над собой усилие, чтобы не втянуть голову в плечи, придвинула чашку и опустила глаза, старательно разглядывая трещинку на дне.

— А на самом деле ты… не…

— Как видишь. Иначе ты бы утром не проснулась, а меня бы давно вычислили, у нас методики веками обкатанные.

— Ничего не понимаю, — призналась Ника. — Если ты в самом деле не опасен… Почему ты не хочешь встретиться с ними и все рассказать?!

— Из-за одного знакомого, который мне помог, — Тимур неожиданно тепло улыбнулся, взглянув в окно. — Он слишком неместный, чтобы встречаться с нашими спецслужбами. Космополит. Интеллигент… Эта встреча может закончиться непредсказуемо. Судя по тому, что ты рассказала, у него проблемы, — Тимур больше не улыбался. — И у нас с тобой, и у всей нашей цивилизации. Ника, мне нужно попасть в здание корпорации «Мейнстрим».

— Хорошо.

— Хорошо? — недоверчиво переспросил он.

— Да! Я ничего не поняла, Тимур. Даже кто ты такой. Но я не хочу больше ни от кого бегать.

В центре моего творения — куб. Он расползается во всех измерениях, вспарывая зеркально острыми гранями кружево построений. Я не могу это видеть. Отворачиваюсь. Плачущий звон рвущихся нитей преследует меня, и я все равно чувствую, как маленькими смерчами закручиваются разорванные причинно-следственные цепочки, прежде чем рассыпаться в прах.

Наверное, это и есть боль…

Оцепенение медленно проходит, унося в небытие мечту о совершенстве.

Я наблюдаю за тем, как угасает зимний день. Как ты назвал моих соплеменников, работающих с чистой энергией, Тимур? Дестроеры? Смешно… но тебе простительно. Никто не пришел сюда воевать со мной. Это всего лишь труд моего коллеги. Более совершенная модель. Смелое решение. Живой кристалл тессеракт, вершина геометрического гения, и в отличие от тебя я в силах оценить красоту чужой игры…

Я прикасаюсь ладонью к остаткам своего творения. В меня в панике рвутся вихри той энергии, что я туда вкладывал. В плач вплетается новый звук. Глухой и прерывистый, он нарастает, стучит в ушах и в груди, он бьется внутри меня как раненый зверь. И я вдруг чувствую, каким гробовым холодом веет от граненого куба. И стучит, стучит сердце. Мое сердце, которого я раньше никогда не слышал в этом теле. Мой личный счетчик времени. Картина стремительно отдаляется, превращаясь в плоский чертеж. Я дисгармоничен для чужой структуры, и она выбрасывает меня в «здесь и сейчас». И пока она меня совсем не выбросила…

В моей руке все еще светится стило. Я перехватываюсь, сжимаю пальцы и, испугавшись собственного глухого рычания, с размаху всаживаю свой любимый рабочий инструмент в самую середину чертежа.

— Этот мир полярен!

Он сожрал меня, но теперь я имею право назвать его своим… Он заразил меня войной. Мне не хочется выздоравливать, пока эта кристаллическая тварь не сдохнет!

— Где ты, сволочь?

Я иду в город. Я падаю с неба в самый центр огромного города. Туда, где в багровых отсветах горящего бизнес-центра встает в ночи лохматая тень моего врага. Тимур умеет в этом мире даже слишком много, он почти феноменален, но его максимум — это охрана.

Жаль, что я больше не чувствую своего сердца. Это второе, после рукопожатия, что останется в памяти надолго. Я бросаю на свое убежище прощальный взгляд. Из покореженного кульмана торчит узкая рукоять кинжала. Человеческая оболочка медленно оседает на пол…

Дверь кабинета вспучилась и разлетелась в щепки. Тимура оглушило и отбросило ударной волной. Сил у него осталось только на то, чтобы не потерять сознание, глядя в звездное небо, где сцепились и переплелись, кромсая друг друга и поднимаясь все выше, две громадные мглистые тени.

Здоровенную дыру в потолке, откуда все еще падали обломки, пробило то, что вырвалось на свободу из тела Жоржа Блэккермана. В последний момент тварь изменила направление, словно что-то выдернуло ее вверх, пробив три последних этажа. На мгновение Тимур увидел чужое небо, серебряное от звезд, и все угасло.

— Я уж думал, ты не придешь, — прошептал он.

— Тимур, ты цел? Тимур! Надо уходить. Здание горит, скорее! Поднимайся. Ну, вставай же!

— Поздравляю, теперь у тебя тоже есть понятие враг…

— Тим, вставай! — почти крикнула Ника.

Он смотрел на нее невидящими глазами, не помнил, кто она, не слышал, как она плачет и не почувствовал, как она его поцеловала. На полу, на стенах и поломанных офисных столах таяли сверкающие черные кристаллики.

Ника все-таки добилась того, что Тимур поднялся на ноги, опираясь о ее плечо.

— Да не надо меня держать… Сам пойду… — хрипло сказал он и запнулся за труп охранника.

Что-то трещало. Свистел ветер. В дыры на потолке сыпался мусор, валил снег и заглядывало блеклое городское небо. На улице кто-то орал в мегафон, перекрикивая сирены. Механический голос требовал покинуть здание и не пользоваться лифтами. Над головой раздался приближающийся рокот вертолета, дребезжавший в разбитых окнах.

Ника вывела Тимура из разрушенной приемной в пустой темный холл.

В голове у него все еще гудело, он пошатнулся и опустился в кресло, засыпанное пылью и осколками пластика. Сотрясение мозга в этих потусторонних разборках он точно заработал…

— Тим!

— Все в порядке… Подождем здесь, Ника. Это наш спецотдел. Свои.

— Ты уверен? Тимур, очнись. Ты от них в Левске скрывался! От своих.

Остановившись напротив, Ника тщетно пыталась сдержать дрожь и слезы, которые прочертили на запыленных щеках горячие дорожки.

— Больше незачем, — сквозь дурноту он обвел глазами царивший вокруг кавардак. — По-моему, мы неплохо поработали, можно сдаваться… Ника… Давай сходим куда-нибудь после ближайшего полнолуния?

Вопрос застал ее врасплох. На секунду девушка перестала дрожать и испуганно оглядываться в ожидании неведомых «своих».

— А…

— Раньше меня не выпустят.

Она поняла, губы тронула нервная улыбка.

— У тебя есть живой свидетель, который спал с тобой под полной Луной! В прямом смысле слова. Им моих показаний будет недостаточно?

Тимур слабо улыбнулся в ответ уголком рта. Наверное, первый раз он улыбался, представляя себе карантинную клетку.

— Порядок такой, — сказал он.