Сборник статей анархистов-индивидуалистов. №1. Самобытность

Бенджамин Рикетсон Такер Что такое социализм. (Liberty, 17 мая 1884 года).

«Вам нравится слово социализм»? спросила меня одна дама; «я его не долюбливаю; когда я слышу его, мне как-то становится не по себе. С ним ассоциируется так много дурного? Стоит-ли беречь такой термин»?

Дама, задавшая мне этот вопрос, сама убежденная анархистка, непоколебимый друг свободы; вряд-ли нужно прибавлять, что она человек в высокой степени интеллигентный. Слова ее выражают чувство многих. Но именно чувство, которое вряд-ли выдержало-бы критику разума. «Да», ответил я, «это чудесное слово, которым часто злоупотребляют, смысл которого насильственно искажается и истолковывается самым нелепым образом; но ведь оно лучше, чем какое хотите другое слово, выражает цель экономического и политического прогресса, цель революции нашего века, являясь утверждением той великой истины, что свобода и равенство, по закону солидарности, создают благосостояние каждого отдельного лица в интересах всеобщего благоденствия. Без такого слова нельзя обойтись, им нельзя пожертвовать, нельзя допустить, чтобы его украли другие».

Но как спасти его? Есть одно только средство: извлечь его из хаоса, затемняющего его смысл, так, чтобы все его видели отчетливо и ясно, и знали, что собственно оно обозначает. Некоторые писатели включают в понятие социализма все попытки улучшения социальных условий. Кажется, Прудон сказал нечто подобное. Во всяком случае, это слишком расплывчатое определение. С этимологической точки зрения оно дозволительно; но, если считаться с происхождением этого слова, ему следует придавать более технический и определенный смысл.

В настоящее время (простите за парадокс!) общество коренным образом анти-социально, анти-общественно. Весь так называемый общественный механизм покоится на привилегии и власти; его расшатывают и растягивают во все стороны неравенства, с необходимостью вытекающие из сущности строя. Благосостояние каждого, вместо того, чтобы содействовать общему благополучию, что было-бы и со временем будет в порядке вещей, почти всегда противоречит ему. Обставленное юридическими привилегиями, богатство делается крючком для опоражнивания карманов труженика. Каждый, кто богатеет, тем самым превращает своего соседа в бедняка. Чем зажиточнее один, тем беднее все прочие. По выражению Рескина «каждое зернышко высчитанного приращения казны богача уравновешивается математическим эквивалентом оскудения бедняка». Дефицит рабочего в точности равняется прибыли капиталиста.

Но социализм желает изменить эти порядки. Социализм заявляет, что обед одного впредь не должен быть отравой другого; что никто не должен иметь возможности увеличивать свое достояние иначе как трудом; что, увеличивая свое богатство только трудом, человек не может сделать ближнего беднее; что, напротив, всякий человек, таким путем увеличивающий свое богатство, делает богаче всех других людей; что умножение и концентрация богатства посредством труда ведет к усилению, удешевлению и разнообразию производства; что всякое приращение капитала в руках трудящегося, при отсутствии монопольных прав, дает возможность каждому трудящемуся добывать продукты в большем количестве, лучшего качества, по более дешевой цене и в большем выборе; и что это приведет к физическому и нравственному перерождению человечества и к осуществлению братства между людьми. Не дивно-ли это? И можно-ли слово, означающее все вышесказанное, выбросить за окно только потому, что некоторые пытались сочетать его с властью? Никоим образом. Человек, который под этим подпишется, сам социалист, что бы он о социализме ни думал, как бы он себя ни называл, как бы яростно ни нападал на то, что ошибочно считает социализмом; человек же, который распишется в противном мнении и будет поступать в соответствии с ним, как бы он ни был мягкосерд, богат, благочестив, какое бы положение ни занимал в обществе, как бы ни относился к государству и церкви, — такой человек будет уже не социалист, а вор. Ибо в сущности есть только два класса: социалисты и воры. В сущности, социализм это война с лихоимством во всех его видах, великое анти-воровское движение девятнадцатаго века; и социалисты единственные люди, которым проповедники нравственности не имеют ни права, ни повода напомнить восьмую заповедь: «Не укради!» Эта заповедь — знамя социализма. Для него это не заповедь, а закон природы. Социализм не приказывает, он прорицает. Он не говорит: «Не укради!» А говорит: «Когда все люди получат свободу, ты не будешь красть».

Отчего же, в таком случае, моей даме делается не по себе, когда она слышит слово социализм? Я ей скажу, отчего. Оттого, что очень многие люди, понимающие зло лихоимства и желающие уничтожить его, имеют глупость воображать, что они это могут сделать посредством власти; в согласии с чем и пытаются упразднить привилегию путем сосредоточения всего производства и деятельности в государстве — конечно, к ущербу для конкуренции и всех ее благодетельных сторон, что поведет к вырождению личности и разложению общества. Это очень благонамеренные, но заблуждающиеся люди, и их усилия несомненно окажутся бесплодными. Влияние их тлетворно главным образом вот почему: множество других людей, еще не познавших вреда лихоимства и не знающих, что свобода искоренит его, но тем не менее горячо верующих в свободу ради нее самой в своем заблуждении будут видеть в попытках сделать государство альфой и омегой общества весь социализм и единственный социализм; справедливо устрашенные им, они всегда будут его избегать, навлекая на себя заслуженное презрение человечества. Но самые разумные и правильные возражения индивидуалистов такого сорта против государственного социализма, по тщательном рассмотрении, оказываются направленными не против социализма, а против государства. В этом смысле Liberty согласна с ними. Но Liberty, тем не менее, настаивает на социализме — истинном социализме, анархическом социализме: господстве на земле свободы, равенства и солидарности. От всего этого моей даме вряд-ли станет не по себе.