Сборники рассказов

БЫК

Том Йоркфилд всегда смотрел на своего единокровного брата, Лоренса, с ленивой инстинктивной ненавистью, ослабевшей с годами и превратившейся в терпимость и безразличие. Не было никаких существенных реальных причин, чтобы испытывать к нему ненависть; он был всего лишь кровным родственником, с которым у Тома не было никаких общих вкусов или интересов; в то же время не было и поводов для ссоры. Лоренс покинул ферму в ранней юности и жил в течение нескольких лет на скромное наследство, оставленное ему матерью; он избрал своей профессией живопись, и как говорили, достиг в этом деле неплохих успехов, достаточно значительных, во всяком случае, чтобы поддерживать и тело, и душу. Он специализировался в анималистике и достиг успеха, когда на его картины установился устойчивый спрос в определенных кругах. Том испытывал успокоительную уверенность в собственном превосходстве, когда противопоставлял свое положение положению единокровного брата; Лоренс был дешевым маляром, только и всего, хотя люди могли добиться большей важности, именуя его художником-анималистом; Том был фермером, не очень крупным, это правда, но ферма Хелсери принадлежала семье уже несколько поколений и поэтому приобрела высокую репутацию. Том старался, распоряжаясь небольшим капиталом, поддерживать и улучшать породу в своем маленьком стаде рогатого скота, и он вывел быка, который значительно превосходил по всем параметрам тех животных, которых выставили соседи Тома. Животное не произвело бы сенсации на серьезных выставках рогатого скота, но это было энергичное, красивое и здоровое молодое животное, которым пожелал бы владеть любой практичный фермер. В «Голове Короля» в дни ярмарки Волшебника Кловера обсуждали много и громко, и Йоркфилд обыкновенно заявлял, что не расстанется с быком и за сотню фунтов; сотня фунтов — это большие деньги для маленького сельского хозяйства, и вероятно, любая сумма свыше восьмидесяти фунтов соблазнила бы счастливого владельца.

Именно поэтому с особенным удовольствием Том воспользовался удачным случаем: в одно из редких посещений фермы Лоренсом он отвел брата в сарай, где в уединении пребывал Волшебник Кловера — соломенный вдовец травоядного гарема. Том почувствовал, что старая ненависть к сводному брату отчасти вернулась; художник становился все более вялым, одевался совсем уж неподобающе и к тому же пытался взять в разговоре слегка покровительственный тон. Он не заметил прекрасного урожая картофеля, но с восторгом рассматривал заросли сорняков с желтыми цветами, которые находились в углу у ворот и сильно раздражали владельца, следившего за прополкой всех фермерских угодий. Потом, вместо того чтобы подобающим образом оценить стадо жирных черных ягнят, он просто закричал от восхищения, красноречиво описывая оттенки листвы в дубовой роще на далеком холме. Но теперь он собрался осмотреть величайшую гордость и славу Хелсери; он мог проявить сдержанность в похвалах и скупость по части поздравлений, но ему придется увидеть и подтвердить множество совершенств этого устрашающего животного. Несколько недель назад, во время деловой поездки в Таунтон, Том получил от сводного брата приглашение посетить студию в этом городе, где Лоренс показывал одну из своих картин, большой холст, представляющий быка, стоящего по колено в грязи на какой-то болотистой поверхности; он был хорош в своем роде, без сомнения, и Лоренс казался необычно доволен этим произведением. «Лучшая вещь, которую я создал», повторил он много раз, и Том великодушно согласился, что животное весьма жизнеподобно. Теперь человек красок должен был увидеть подлинную картину, живой образ силы и привлекательности, пиршество для глаз, картину, на которой поза и действие с каждой минутой менялись, а не оставались неизменными, ограниченными четырьмя стенками рамы. Том отворил крепкую, сбитую из дерева дверь и шагнул впереди гостя в усыпанное соломой стойло.

— А он спокойный? — спросил художник, когда молодой бык с вьющейся красной гривой вопросительно уставился на гостей.

— Временами он бывает игрив, — сказал Том, оставив единокровного брата в сомнениях, имели ли представления быка об играх сходство с кошками-мышками. Лоренс сделал парочку небрежных замечаний о внешности животного, задал вопросы о его возрасте и тому подобных деталях; потом он прохладно перевел разговор в другое русло.

— Помнишь картину, которую я показывал в Таунтоне? — спросил он.

— Да, — фыркнул Том, — белый бык, стоящий посреди какой-то слякоти. Не слишком увлекайся этими херфордами; здоровые скоты, но в них не так уж много жизни. Осмелюсь сказать, что их рисовать гораздо легче; взгляни, этот малыш все время движется, не так ли, Волшебник?

— Я продал ту картину, — сказал Лоренс с немалым самодовольством в голосе.

— Продал? — переспросил Том. — Рад это слышать, разумеется. Надеюсь, ты доволен тем, что за нее получил.

— Я получил за нее три сотни фунтов, — сказал Лоренс.

Том повернулся к нему с медленно возрастающей ненавистью. Три сотни фунтов! При самых благоприятных рыночных условиях, которые он мог себе вообразить, чудесный Волшебник едва ли принесет ему сотню. Но за кусок лакированного холста, раскрашенного его единокровным братом, заплатили втрое большую сумму. Это было жестокое оскорбление, которое достигло цели на все сто, потому что подчеркнуло триумф покровительственного, самодовольного Лоренса.

Молодой фермер хотел поставить своего родственника на место и сбить с него спесь, показывая жемчужину своей сокровищницы. А теперь они поменялись местами, и его драгоценное животное показалось дешевым и незначительным по сравнению с ценой, которую заплатили за простую картину.

Это была чудовищная несправедливость; живопись всегда была только ловкой подделкой кусочка жизни, в то время как Волшебник был реальностью, монархом своего маленького мира, индивидуальностью в сельской глубинке. Даже после того, как он умрет, он еще сохранит часть индивидуальности; его потомки заполонят луга, долины, склоны и пастбища, они будут в стойлах, хлевах и загонах, их чудесные рыжие гривы будут оживлять пейзаж и переполнять рынок; люди будут обращать внимание на многообещающих телок или массивных самцов и говорить: «Ага, эти — из потомства доброго старого Волшебника Кловера». Все это время картина висела бы себе, безжизненная и неизменная, покрытая пылью и лаком, оставаясь движимым имуществом, которое лишится всякого смысла, если развернуть холст к стене. Эти мысли сердито сменяли друг друга в мозгу Тома Йоркфилда, но он не мог облечь их в слова. Когда он выразил вслух свои чувства, то поставил вопрос прямо и резко.

— Некоторые слабовольные дураки могут выбросить три сотни фунтов за высохшие краски; не могу сказать, что я завидую их вкусу. Я предпочел бы иметь реальную вещь, а не ее изображение.

Он указал на молодого быка, который поочередно смотрел на них, приподнимая нос и время от времени опуская рога полу-игривым, полу-нетерпеливым движением головы.

Лоренс рассмеялся с раздражающим, снисходительным удовольствием.

— Я не думаю, что покупатели моих красок, как ты это называешь, должны волноваться насчет того, что выбросили деньги на ветер. Пока я добиваюсь все большей известности и признания, мои картины будут расти в цене. Та работа, вероятно, будет оценена в четыре сотни на торгах лет через пять или шесть; картины — не самое плохое вложение денег, если знать достаточно, чтобы выбирать работы правильных авторов. А ведь ты не можешь сказать, что твой драгоценный бык будет расти в цене, если ты дольше будешь держать его. Ему отпущен небольшой срок, а затем, если ты будешь и дальше держать его, цена упадет — до нескольких шиллингов за копыта и шкуру; возможно, в тот же день моего быка приобретет за серьезную сумму какая-нибудь солидная картинная галерея.

Это было уже чересчур. Объединенная сила правды, клеветы и оскорбления оказалась слишком велика, и сдержанность покинула Тома Йоркфилда. В правой руке он сжал полезную дубовую палку, а левой ухватился за свободный воротник канареечной шелковой рубашки Лоренса.

Лоренс не был борцом; опасение физического насилия лишило его равновесия точно так же, как непреодолимое негодование лишило равновесия Тома, и так уж случилось, что Волшебник Кловера был поражен беспрецедентным зрелищем человека, который перескакивает через ограду с жалобными криками, как курица, которая борется за место у кормушки. В это мгновение абсолютного счастья бык попытался перебросить Лоренса над левым плечом, пнуть его по ребрам во время полета и бухнуться на него сверху, когда он достигнет земли. Только энергичное вмешательство Тома побудило Волшебника отменить последний пункт программы.

Том преданно и нежно заботился о сводном брате до полного излечения от повреждений, которые оказались не слишком серьезны: вывихнутое плечо, пара сломанных ребер и легкое нервное истощение. В конце концов, у молодого фермера больше не было повода злиться; быка Лоренса могли продать за три сотни или за шесть сотен, им могли восхищаться тысячи людей в больших картинных галереях, но он никогда не сможет перебросить человека через себя и ударить его по ребрам прежде, чем человек упадет с другой стороны. Это было замечательное достижение Волшебника Кловера, которое никогда не забылось.

Лоренс по-прежнему остается популярным художником-анималистом, но его персонажи — всегда котята, оленята или ягнята, но никогда быки.