– Тетушка скоро спустится к нам, мистер Натл, – сказала юная особа лет пятнадцати, державшаяся весьма сдержанно. – А пока вам придется смириться с моим обществом.
Фрэмтон Натл попытался выдавить из себя что-то вежливое, что должно было бы польстить племяннице, но при этом никоим образом не задеть тетушку, которая должна была вот-вот прийти. Втайне он сомневался более чем когда-либо прежде, что эти формальные визиты к совершенно незнакомым людям хоть в какой-то мере помогут ему подлечить нервы, с каковой целью он и прибыл в эти места.
«Знаю, что из этого выйдет, – говорила ему сестра, когда он сообщил ей о своем намерении удалиться в деревенскую глушь. – Ты захоронишься там, ни с одной живой душой и словом не обмолвишься, и нервы твои и вовсе сдадут от хандры. Единственное, что я могу сделать, это дать тебе рекомендательные письма ко всем тем, кого я там знаю. Некоторые из них, сколько я помню, довольно милые люди».
«Интересно, – подумал Фрэмтон, – миссис Сэпплтон тоже подпадает под разряд милых людей?»
– Вы многих здесь знаете? – спросила племянница, рассудив, что молча они пообщались уже достаточно.
– Почти никого, – ответил Фрэмтон. – Видите ли, года четыре назад моя сестра гостила здесь в доме священника. Это она снабдила меня рекомендательными письмами к здешним жителям.
Последние слова он произнес с явным сожалением.
– Значит, вы совсем ничего не знаете о моей тетушке? – продолжала сдержанная юная особа.
– Мне известны только ее имя и адрес, – признался гость.
«Интересно, – подумал он, – миссис Сэпплтон замужем или вдова?» Что-то неопределенное говорило о присутствии в доме мужчины.
– Ровно три года назад произошла трагедия, – сказала девушка. – Наверное, уже после того, как здесь гостила ваша сестра.
– Трагедия? – переспросил Фрэмтон.
Ему почему-то казалось, что в этом уединенном месте трагедий быть не может.
– Вас, вероятно, удивляет, что, несмотря на октябрьский вечер, дверь настежь открыта, – сказала племянница, указывая на высокую стеклянную дверь, выходившую на лужайку.
– Для этого времени года довольно тепло, – отозвался Фрэмтон. – А что, эта дверь имеет какое-то отношение к трагедии?
– Через нее три года назад, день в день, вышли ее муж и двое младших братьев; они отправились на охоту. Они так и не вернулись. На пути к тому месту, где они любили стрелять бекасов, им попалось болото, и всех троих затянула коварная трясина. То страшное лето было дождливым, и места, безопасные в прежние годы, сделались вдруг коварными. Что самое ужасное, тела их так и не нашли.
Тут голос девушки утратил сдержанность и задрожал, выдавая одолевавшие ее чувства.
– Бедная тетушка все надеется, что когда-нибудь они вернутся, а вместе с ними и маленький рыжий спаниель, который тоже погиб, и они войдут в эту дверь, как обычно. Вот почему по вечерам дверь не закрывают, пока совсем не стемнеет. Бедная дорогая тетушка, сколько раз она рассказывала мне, как они уходили в тот день. Через руку мужа был перекинут белый макинтош, а Ронни, ее младший брат, напевал: «Ты все скачешь, Берти?» Он всегда пел эту песню, когда хотел поддразнить ее. Эти слова действовали ей на нервы. Знаете, иногда, в тихие, спокойные вечера вроде сегодняшнего, меня бросает в дрожь при мысли о том, что вот сейчас они войдут в эту дверь…
Едва заметно содрогнувшись, она умолкла. Фрэмтон облегченно вздохнул, когда тетушка торопливо вошла в комнату, рассыпаясь в извинениях, что заставила себя ждать.
– Надеюсь, Вера не дала вам соскучиться? – спросила она.
– Она рассказывала очень интересные вещи, – сказал Фрэмтон.
– Вы ведь не станете возражать, если я оставлю дверь открытой, – живо проговорила миссис Сэпплтон. – Мой муж и братья должны вернуться с охс – ты, а они всегда входят в эту дверь. Сегодня они отправились на болота за бекасами, так что моим бедным коврам достанется. Все вы, мужчины, одинаковы, не правда ли?
Она весело болтала об охоте, о том, что дичи стало мало и каково будет зимой уткам. Фрэмтоца охватил подлинный ужас. Он сделал отчаянную попытку перевести разговор на менее жуткую тему, нo это удалось ему лишь отчасти. Он понимал, что хозяйка уделяет ему лишь малую толику своего внимания. Взгляд ее то и дело скользил мимо него и устремлялся через открытую дверь на лужайку. И надо же было ему явиться в такую трагическую годовщину! Поистине печальное совпадение.
– Врачи сходятся во мнении, что мне необходим полный покой. Мне следует избегать волнений и чрезмерных физических усилий, – заявил Фрэмтон, придерживавшийся весьма широко распространенного заблуждения, будто совершенно незнакомые люди, равно как и случайные знакомые, жаждут услышать малейшие подробности о болезнях и недугах, их причинах и способах излечения.
– По поводу диеты они расходятся во мнении.
– Вот как? – переспросила миссис Сэпплтон, в самую последнюю минуту подавив зевок. И вдруг она оживилась, вся обратившись в напряженное внимание, но не в ответ на то, что произнес Фрэмтон.
– Ну вот и они наконец! – воскликнула она. – Как раз к чаю, и вы только посмотрите – с головы до ног в грязи.
Фрэмтон едва заметно вздрогнул и обернулся к племяннице, обратив на нее взор, который должен был выражать сочувствие. Девушка смотрела на открытую дверь. В глазах ее застыл ужас. Похолодев от не поддающегося описанию страха, Фрэмтон повернулся вместе со стулом и посмотрел в том же направлении.
В сгущающихся сумерках по лужайке двигались к дому три мужские фигуры с ружьями в руках, а у одного из мужчин на плечи был накинут белый макинтош. По пятам за ними плелся рыжий спаниель. Они бесшумно приблизились к дому, и тут хриплый молодой голос выкрикнул из полумрака: «Берти, Берти, что ты скачешь?»
Не помня себя от страха, Фрэмтон схватил трость и шляпу. Его побег был столь стремителен, что он едва ли потом мог вспомнить, как сумел найти ворота парка. Дабы избежать неминуемого столкновения, велосипедист, ехавший по дороге, вынужден был врезаться в изгородь.
– А вот и мы, дорогая, – произнес обладатель белого макинтоша, входя в дверь. – Мы вымокли до нитки, но уже высохли. А кто это убегал отсюда, когда мы подходили к дому?
– Весьма необыкновенный человек, некий мистер Натл, – ответила миссис Сэпплтон. – Только и говорил, что о своих болезнях и сбежал, не попрощавшись и не извинившись, едва увидел вас. Можно подумать, что ему привиделся призрак.
– Наверное, все дело в спаниеле, – невозмутимо прибавила племянница. – Он говорил мне, что боится собак. Свора бродячих собак однажды загнала его на кладбище где-то на берегу Ганга, и ему пришлось провести ночь в свежевыкопанной могиле, а животные прямо над его головой рычали и скалили клыки. Это кого угодно сведет с ума.
Она была большой мастерицей по части выдумывания всяких небылиц.