Когда во второй половине дня я вернулась в отель, на стоянке было по меньшей мере полдюжины автомобилей. Мария убирала стаканы с одного из столов.
— Я думаю, они обязаны снизить нам плату за комнаты.
— Я просто должна была помочь, Керри. Вы знаете, что сейчас в отеле пятнадцать человек? Разве это не фантастика? Они, наверное, увидели ваш указатель, потому что первое, о чем они спрашивают, — это о бассейне.
— Колоссально! — Я постаралась произнести это с большим энтузиазмом, чем ощущала.
— Если бы мадемуазель Софи энергично взялась за дело, было бы совсем неплохо. Но она заперлась в своей комнате и не хочет выходить. Камилла отнесла ей кое-что на ленч, но все это так и стоит под дверью.
Через салон проходил Эган.
— Эган! — позвала его Мария. — Где ты был? — спросила она. — Я всюду искала тебя.
— Мне надо было съездить в Белан кое за чем. Я сообразил, что могу забрать заодно и рамы.
— Но ты мне ничего не сказал.
— Мария, дорогая, неужели я должен докладывать тебе обо всем, что делаю?
Она уставилась на него, лишившись дара речи.
Он поправился:
— Я не хотел тебя обидеть, Мария. Они просто не справились бы с этой толпой без тебя. — Он заставил себя улыбнуться и продолжал: — Ты, оказывается, совсем не белоручка — так прекрасно устроила постели!
Она казалась умиротворенной.
— Мне пришлось хорошо потрудиться.
— Арман с Лаурой приедут завтра. Мне хотелось бы вставить картины в рамы, чтобы он посмотрел их перед отправкой. Конор обещал сегодня к вечеру сделать ящик для упаковки.
Она снова приезжает. Почему это стало неожиданностью для меня? Она же является сюда каждую неделю. Так говорила Мария.
— Увидимся позже! — сказал Эган.
Мы стали подниматься по лестнице вместе.
Нам встретилась Камилла, которая несла вниз поднос из комнаты мадемуазель Софи.
— Я относила ей ужин, — сказала она мне.
— А она съела что-нибудь? — спросила я, указывая на прикрытые блюда на подносе.
— Ничего! Она, должно быть, очень голодна, бедная старушка.
Обед прошел хорошо. Огни в столовой были уже погашены, когда я увидела Берту с корзиной, полной продуктов, — она шла с велосипедом к воротам. Я подбежала к ней:
— Берта, может быть, вы поговорите с мадемуазель Софи? Ведь вы знаете ее очень давно.
Она покачала головой:
— Я уже пыталась, сегодня утром. Она отругала меня. Она просто сошла с ума!
На террасе за столиком двое англичан пили эль; они пригласили меня присоединиться к ним. Мы немного поболтали. Они разошлись по своим комнатам в одиннадцать, планируя уехать пораньше. Мои мысли были целиком заняты мадемуазель Софи, и, прежде чем войти в дом, я обошла его кругом с той стороны, где была башенка. Сквозь высокое французское окно ее комнаты был виден слабый свет. Она все еще не спала.
Мне надо было бы поговорить с ней. У нее не было никого, кому она могла бы излить душу. Высказать весь гнев, кипящий внутри нее. Даже если она снова будет проклинать меня, я должна облегчить ее участь и сделать все, что смогу.
Мне не хотелось подниматься в башенку одной. Это были личные апартаменты владельцев, совершенно обособленные от отеля, и я, поднимаясь по ступеням, чувствовала себя непрошеной гостьей. В комнате Конора не было видно света. У дверей мадемуазель Софи стоял поднос, так и не тронутый. Я наклонилась и попробовала на ощупь стакан с чаем. Он был холоден как лед. Я постучала в дверь.
Никакого ответа.
Я постучала снова и тихо сказала:
— Ну пожалуйста, мадемуазель Софи, я только хочу спросить, не принести ли вам горячего супа. В кухне никого нет, даже Берта ушла домой, но она оставила прекрасный луковый суп в горшке. Я хочу принести вам немного. Это просто деликатес.
— Идите вон! — резко отозвалась она.
— И еще горячего чая, — сказала я. — Вам будет легче заснуть, если вы выпьете чего-нибудь горячего.
Я знала, что она каждый раз, отправляясь спать, забирала с собой чайник, а привычки старых людей укореняются глубоко.
Снова тишина, потом она сказала, на этот раз печально и уступчиво:
— Мне немного нездоровится. Может быть, чай…
Ободренная этим, я поспешила вниз, разогрела суп, вскипятила свежую воду и заново собрала еду на подносе. Я осторожно поднялась по лестнице и снова постучала.
Дверь открылась, Софи пропустила меня и снова закрыла за мной дверь. В комнате был беспорядок и запах, как в норе животного. Мне даже стало стыдно своей реакции. Тяжелые металлические ставни были закрыты, и в комнату вовсе не проникал свежий воздух. Грязные одеяла валялись возле неубранной постели. Мадемуазель Софи была в сером халате. Ее жидкие волосы свисали неаккуратными прядями, глаза смотрели печально и болезненно, лицо выглядело изможденным.
Я расчистила место на маленьком столике и поставила поднос. Положила сахар в чашку. Потом пододвинула стул, усадила старуху, положив развернутую салфетку ей на колени. Может быть, эта моя забота тронула ее, и она громко воскликнула:
— До этого момента я ни разу не наслаждалась пищей, с тех пор как они приехали сюда!
— Мадемуазель Софи, они же не хотят доставить вам неприятности. И они зависят от вас. Вот и Эган отвез вас к доктору…
— Я знаю, они хотят избавиться от меня. Самое верное — это смерть. Я слаба, но все вижу и слух у меня острый.
— А почему они хотят избавиться от вас, мадемуазель Софи?
Она ела жадно, так как долго голодала, и остро взглянула на меня:
— Будто вы сами не знаете?
— Нет, не знаю.
Она вытерла рот и даже хихикнула от удовольствия:
— Да нет же, вы знаете. Вы и эта девчонка. И леди из Стамбула со своими друзьями. Вы думаете, я не знаю? Да я же слышу сквозь стены.
— Мадемуазель Софи, вы не правы.
— Они богатые, — зло сказала она. — Это вам кажется, что они бедные, вынуждены тяжело трудиться, как простые рабочие, возиться в грязи с голой спиной или прислуживать за столом, а ведь в их жилах течет кровь Жарре, какой позор! Но я-то видела письма из швейцарского банка…
— Не пойти ли вам в свою комнату, Керри?
Я встрепенулась, так же как и мадемуазель Софи. В дверях, хмурясь, стоял Конор.
— Я только принесла мадемуазель Софи чаю…
— Я прошу вас уйти. Пожалуйста.
Вот теперь и я рассердилась. Он не имел права требовать, чтобы я ушла, потому что меня пригласила войти мадемуазель Софи; он был очень груб и высокомерен. Никуда я не пойду. Я словно вросла ногами в пол.
Он схватил меня за руку и потянул наружу. Я была слишком удивлена этим, чтобы сопротивляться. Все еще крепко сжимая мою руку, он вывел меня на лестницу.
— Как вы смеете! — Я вырвала у него руку.
— Разве я не просил вас держаться подальше от нее?
— Я принесла ей чай. Она просто заболеет без пищи. Или вы хотите, чтобы она заболела и умерла, это как раз то, что вам нужно?
Я убежала в свою комнату. Я слышала, как он что-то говорил, стоя позади меня, жалкий и убитый.