Сценарий. Холодный город

Сцена пятая Областная клиническая больница под номером один

Бойцы сами перевязались, тихо и достойно. Три легкораненых, но довольных бойца. Доктор только осмотрел их и дал добро на эвакуацию. Бойцы погрузились в машины, и караван стал возвращаться домой. Даже с добычей. Две чёрные сумки бойцы вытащили из горящей машины. Что в них, доктор не знал, но по довольному лицу Александра Ивановича было понятно, что всё нормально.

Ехали опять быстро, колонной и молча, только Володя сказал, что нужны квадрокоптеры для атаки и для разведки, к ним можно и гранату привязать, и ещё много чего можно с ними сделать. Александр Иванович согласился. Вдруг позвонили по спутниковому телефону.

– Бля, отходить собрался, успеть бы, – Александр Иванович с надеждой посмотрел на доктора.

– Отогреем скорую, а там аппарат искусственного дыхания есть, может, успеем, – сказал доктор.

– Ладно, как будет так будет, – Александр Иванович, внимательно смотрел в окно машины, – Бля, без него искать начнём, – он внимательно посмотрел на доктора. – Это я не о себе думаю, а о них. Видел же, какие бойцы у меня?

– Да, впечатляет, – не слукавил доктор.

– Оп, тормозим! – вскрикнул он.

Колонна остановилась на повороте, где стоял снегоуборочный камаз. Александр Иванович и его заместитель вылезли и резво так пробежали к нему. Из других машин вышли бойцы, разойдясь по периметру дороги, вскинув автоматы наизготовку. Водитель камаза внимательно выслушал Александра Ивановича, и они, размахивая руками, о чём-то договаривались. Очень быстро договорились и довольные вернулись в машину. Бойцы, дождавшись пока командиры закроют двери джипа, сняли дозор периметра.

– Погнали, – махнул рукой заместитель.

Колонная двинулась, набирая скорость.

– Скорую завели? – это уже Александр Иванович говорил в телефон. – Хорошо, подгоняйте её к нашей больничке, да, давай, – дальше он, потыкав в циферблат прямым пальцем, снова заговорил: – Вера Петровна, да, сейчас подгонят, там, да, искусственного дыхания, да, есть, нет, Настя поедет, да, она знает, да, грузите его и сразу ходом, ага, готовьтесь.

Александр Иванович, отдал телефон заместителю.

– Ну вот, Виктор Геннадьевич, – он повернулся к доктору, – думал тебя банькой побаловать, но вишь, как повернулось. Сейчас ему капельницу ширнут и в машину погрузят. Сразу ходом и погоните, вам надо до ночи успеть.

– Да, я понял, – ответил доктор.

– Как там по ситуации будет, сейчас решим.

– Думаю, надо телефон, – сказал доктор.

– Для чего? В городе связи нет никакой, кроме проводных телефонов, да и то не везде.

– Нет, не для связи, а для контроля, всё снимем на видео, потом посмотрите, отчёт такой.

– Разумно.

– Готовьте еду в контейнерах, да, на трёх, да, прямо сейчас, – отдавал указания заместитель, забавно прижав к уху аппарат, чтобы если что слышать указания Александра Ивановича. Но тот замолчал, поглаживая дуло пистолета, о чём-то думал.

– Вроде всё, – сказал заместитель.

– Ну всё так всё, – Александр Иванович, продолжал поглаживать ствол пистолета.

– Водителем Лёха поедет?

– Да, Лёха Парадайз.

– Почему Парадайз? – улыбнулся доктор.

– А это такая история, ха, – рассмеялся заместитель. – У Лёхи в Штатах живёт родной брат, дальнобоем гоняет, всю страну уже исколесил.

– Брат-близнец, – уточнил Александр Иванович.

– Да, совсем близнец, – улыбнулся заместитель и, развернувшись к доктору, продолжил рассказывать: – Есть такая песня про рашен парадайз, там это вот – «джус лук ин май айс енд юлл си рашен парадайз», – на, наверное, сибирском английском проговорил заместитель известный парафраз из рэперской песни. – Да, так вот брат Лёхин…

– Степан, – снова уточнил Александр Иванович.

– Да, любит так отдыхать, у него значит «хаммер» чёрный поднятый в наличии и друганы, ну и водка в бумажных пакетах, ну там так принято, так вот эта его компания любит разъезжать по району, останавливаться возле полицейских или там черномордых и под этот «рашен парадайз» предлагать им выпить водки, мол, у них день рождения и если не выпьешь, то обидишь, а выпить надо, иначе обидится именинник, и тогда да-а…

– Все пили, и менты, и черномордые, ссут падлы, – улыбнулся Александр Иванович.

– Так вот, они все свои выходки такие на видео снимали и через вотсап Лёхе слали, а Лёха их в нашу поселковую группу выкладывал, и ещё там дорожные зарисовки про Америку, то с музыкой, то с комментариями, с матершинными, а то с лирическими. Н-да, ну а мы ему туда в Штаты свои зарисовки шлём, такая у нас дружба.

– Лёха в нашей этой поселковой группе известен под никнеймом Парадайз.

– Ага, понятно, – улыбнулся доктор.

– Степан у нас в батальоне вроде подрывником диверсантом был, а Лёха снайперов прикрывал, это он нам всю систему выстроил, как бои в городе вести со снайперами и прикрытием, талантливый диверсант.

– Всё чётко, бам, бам – и никого уже нет, – Александр Иванович наконец-то убрал пистолет в кобуру.

Под эти слова атамана колонна джипов въехала в посёлок и встала, растянувшись по улице, где располагалась больничка. Бойцы все вышли и стояли в ожидании приказа, а доктор же решил, чтобы не терять времени, сразу пройти к жёлтому автомобилю реанимации, возле которого собрались почти все медики.

– Сергеич его интубировал, а девчонки капельницы подключили, вроде всё работает, почти чудо, – доложила ему Вера Петровна.

Он одобрительно кивнул головой, посмотрев внутрь машины. Александр Иванович в это время давал ценные указания Насте, высокой блондинке, она слушала его, внимательно и часто кивая головой. Доктору было забавно наблюдать, как высокая девушка в чёрных сапогах на толстой подошве возвышается над невысоким суровым босом, соблюдая при этом субординацию и приличия. Наконец, получив последнее указание, она убежала в здание больнички. Потом к Александру Ивановичу подошёл водитель Лёха Парадайз, высокий улыбчивый молодой мужик, с тем был очень короткий разговор, ему просто передали автомат. И вот наступила очередь доктора.

– С тобой поедут вот Лёха и Настя. Я в них уверен, но ты главный, с тебя и спрос будет.

– Понятно.

– Вот, – Александр Иванович передал доктору небольшое устройство, похожее на пульт от сигнализации автомобиля.

– Это же пейджер, – улыбнулся доктор.

– Да. Причём рабочий, эти штуки раздают гонцам из сектора двадцать семь. Мы опробовали, работают нормально. У вас у каждого по одному. Так вот, этот, бля, пострадавший должен сказать одно слово и две цифры. Это я с него вытряс, пока он торговался с нами, н-да. Про это только ты знаешь. Вы, каждый по отдельности, скинете нам то, что он скажет, если всё совпадёт, мы выдвигаемся на адрес. Если что не так, вот, – он махнул рукой заместителю, тот передал доктору пистолет, – это твой. Пока спрячь, блокпосты будут, а что там у вас в больнице, мы не знаем. Там твоя территория, тебе и рулить. Ещё вот, – он снова махнул рукой, и заместитель передал доктору два тряпичных пакетика, – там по двадцать пять граммов золота в каждом. Это там заплатишь своим, решишь сколько и кому. Про телефон, Настя свой возьмёт, на него и снимете, кино, да, – Александр Иванович, поправил свою чёрную шапку. – Да, ещё, еду вон несут, это только для вас. Никому не давайте. Никто не оценит. Поверь мне.

– Понял, – сказал доктор, наблюдая, как две девки в чёрных валенках и чёрных норковых шубах несутся по снегу, словно утки, с сумками, где были контейнеры с едой. Наверное, самой дорогой валютой в это время. Во время войны.

К Александру Ивановичу подбежал боец, что-то тихо сказал и что-то передал.

– Зачем? – он посмотрел на заместителя.

– Думаю, надо поменять, – тихо сказал заместитель.

– Это что? – тот посмотрел в пакет. – Хорошо, ты прав, так будет поспокойней.

Они подошли к кабине, забрали у Лёхи автомат и передали ему травматический пистолет в кобуре. Лёха в этот момент выглядел как ребёнок, у которого отобрали любимую игрушку.

Доктор остался один, вдохнул морозного воздуха, свежего, как ему показалось. Опёрся левой ногой на вырубленные из снега квадратные блоки и стал смотреть на людей. Разгорячённых недавним боем бойцов ополчения, взволнованных медиков, просто людей из посёлка и девок из кухни. Доктор почти сразу, когда её увидел, узнал в девке Аньке ту продавщицу из кулинарии, которая ему отказала. Она его не узнала, да и доктору было на этот факт наплевать. «Отказала в ласке мне», – усмехнулся про себя доктор, про себя старого, уставшего и покинутого надеждой. Тогда. А сейчас она что, рядом?

Медики, девки из кухни, несколько бойцов подошли к машине реанимации. Доктор понял, что ждут только его и, оправив куртку, стряхнув снег, пошёл к жёлтой машине имени чей-то надежды.

– Всё, погнали! – Александр Иванович, пожал руку доктору, хлопнул его по плечу и побежал к своему флагманскому джипу.

Как только доктор закрыл дверь машины, водитель Лёха дёрнул фургон с места. Ещё раз дёрнул и потом уже плавно поехал по дороге за колонной джипов. Медсестра Настя, отмахав на прощание своим коллегам, села рядом с доктором на откидные стульчики и стала внимательно следить за показаниями аппарата ИВЛ.

– Мы ввели ему… – докладывала доктору медсестра Настя, он слушал её и автоматически одобрял действия команды медиков.

И ещё он понимал, что не хочет никого лечить. Это понимание пришло к нему вдруг, сейчас в машине реанимации, по дороге в областную клиническую больницу, по дороге в его родной нейрохирургический центр, где был смысл его жизни. Был. И он его потерял? Он думал о себе, а смотрел на медсестру Настю, на её кривоватый передний зуб.

– Я, я… – она смутилась, – когда война закончится, я тоже себе брекеты поставлю, как Кристина, – уже уверенно сказала она.

– Хорошо, – ответил доктор, – правильное лечение, может, нам и в клинике повезёт.

– А если там ничего нет? Назад поедем?

– Куда? Только там операционные и есть. Всё равно какой-то выход будет, полноценную ревизию ран надо сделать. Кровь найти и перелить. Сейчас главное доехать.

Машина вдруг затормозила. Доктор засобирался выходить посмотреть, что произошло, но водитель Лёха махнул рукой и сам вышел.

Они уже доехали до сворота, где их ждал камаз. К этому камазу скорую и прицепили за толстый трос. Лёха вернулся в кабину. Их немного дёрнуло, и тяжёлый камаз потянул реанимацию по белому бездорожью, прокапывая своим трёхметровым скребком дорогу. Теперь они ехали тихо, часто скатываясь в левую сторону, Лёха отчаянно крутил рулевое колесо, выравнивая машину на дороге.

Доктор с Настей держали аппаратуру и больного, чтобы он не выскользнул на пол. И так ярко-красный снегоуборочный камаз тянул за собой оранжевую машину реанимации по белому снежному полю. Тянул по только ему понятному пути, без навигации и дорожных знаков и даже совсем не по дороге. Так они ехали около часа, пока их не дёрнуло вверх, словно они собирались взлетать, взревел камаз и сам фургон скорой помощи, задев днищем о что-то металлическое, так они вырвались на очищенную танками трассу от аэропорта до города.

Доктор вышел из машины. Лёха и водитель отцепляли трос, им помогал ещё один боец, который, видимо, ехал в камазе. Парни пыхтели, шумели и были весьма довольны. Довольны тем, что всё получилось, без приключений и быстро. У доктора и его команды был шанс добраться до больницы ещё до темноты.

Водитель и боец залезли в свой камаз, который сразу взревел мотором, выпустил пар и нырнул с откоса в чистое поле, где уже по проторённой им самим дороге, но продолжая раскидывать снег, помчался назад, в сторону деревни Есаулово.

– А мы? – тихо спросила Настя, она стояла рядом с водителем Лёхой, и они оба смотрели на доктора.

– Сейчас поедем, – доктор достал пейджер из кармана и улыбнулся. – Вот, у вас тоже должны быть.

– Да, – они достали свои пейджеры.

– Когда он очнётся и рядом будет кто-то из нас, должен быть кто-то из нас, мы, очень чётко запомнив его фразу, отправляем сообщение сразу с трёх пейджеров.

– Да, мы знаем.

– А потом мы можем выдвигаться назад на базу.

– А он?

– Наша задача его вытащить с того света, а там проплатим уход, ну и… – доктор убрал пейджер в карман и, немного подумав, сказал: – Я, возможно, останусь в больнице, а вы, я думаю, вам лучше будет уехать оттуда, чем быстрее, тем лучше.

– А сейчас? – всё время спрашивала Настя, а водитель только внимательно слушал.

– А сейчас давайте прятать оружие.

– Куда?

– В больного, его точно не будут шмонать, – сказал доктор.

– А кто?

– На КПП, вояки, одно КПП точно будет у моста.

– Понятно.

Они стали укладывать по бокам у больного Лёхин автомат, пистолет доктора и длинный нож медсестры Насти.

– Мы с Настей будем сторожить больного, а ты езжай осторожно, трасса скользкая, и выбоины от гусениц танков, как рёбра, трясти будет. Ну вот, погнали, так что ли, – сказал доктор, и Лёха, махнув головой, ушёл в кабину.

Они тихо поехали, трясло вполне умеренно, но одеяло, которым был укрыт больной, всё время сползало, отрывая то ствол автомата, то ножны с чёрной рукоятью, то серое истощённое тело больного. Дорога вдруг стала ровнее, и они поехали быстрей. Доктор откинулся на спинку сиденья. Пытался о чём-то думать.

– Доктор, – сказала Настя.

Она, закинув левую ногу на нижнюю перекладину носилок, нервно теребила пальцами толстый шов чёрных джинсов. Он посмотрел на неё, подумав наконец о том, что Доктор – это его погоняло в банде Александра Ивановича. Хотя будет лучше думать, что не в банде, а в отряде сопротивления, и не погоняло, а позывной. Отряде сопротивления? Чему? Да всему. Когда нет власти, люди воюют друг с другом просто так, все против всех.

– Доктор, – повторила Настя, – вы знаете, я очень сильно боюсь.

Доктор смотрел в её серые глаза и не знал, что ответить. Эта ситуация была очередным кульбитом его судьбы. А они? В их судьбе, кто главный: тот, кто лежит сейчас без сознания, или тот, кто приехал, а его никто не ждал, и привез известия про эту вот реанимацию, которая и гремела сейчас по дороге? Кто затянул нити их судеб в узел возле этого аппарата ИВЛ? Очень много и в этой жизни стало.

– Получается, я тот, кто заварил эту кашу и мне, если что, отвечать перед Александром Ивановичем. Думаю, что вас в случае непредвиденных обстоятельств я сразу откомандирую на базу. Так и скажете Александру Ивановичу. Да, так будет правильно.

– А какие непредвиденные обстоятельства?

– Посмотрим, я сам пока не знаю, что там. Главное, у вас вот та канистра с бензином на обратный путь, – они оба посмотрели на синюю канистру с бензином, привязанную к левой стенке фургона.

Машина вдруг резко затормозила и встала перед двумя БТРами.

– Это КПП! – воскликнула Настя, натягивая одеяло на больного, стянув края его почти до пола.

– Всем выйти из автомобиля! – раздался громкий возглас.

Они вышли, закрыв дверь, Лёха уже стоял под дулом автомата, высоко подняв руки, в расстёгнутой куртке была видна его кофта или вторая куртка с рисунком в виде коленопреклонённого крестоносца.

– Кто главный? – спросил капитан комендатуры с нашивкой на кармане – «Фёдоров».

– Я, – ответил доктор.

– Путевой лист, пропуски, какие документы есть? – он внимательно смотрел доктору в глаза, а может, сразу в его непутёвую душу.

– Никаких нет. Мы везём пациента в областную больницу, нужна срочная квалифицированная помощь. Я – лечащий врач, – говорил доктор как-то, как ему казалось, неуверенно.

– Откуда вы следуете?

– Маршрут следования из села Атаманово до областной больницы номер один, – уже бодрей ответил доктор.

– А что там в вашем селе городская реанимация забыла?

– Да, м-м, – пожал плечами доктор, – это ещё до событий был вызов, а потом сами знаете, – он поправил замок куртки. – Так она вот сейчас и пригодилась.

– А вы что там делали?

– У меня там дача, – махнул рукой в сторону леса доктор, – а после событий мы организовали там медпункт для ближайших посёлков.

– Понятно.

Капитан повернулся к своим бойцам и кивнул дулом автомата на машину. Те, бодро пооткрывав все двери, стали проводить обыск, а ещё один, передав свой автомат капитану, обстучал сначала Лёху, потом доктора и совсем быстро Настю.

– Чисто, – доложил он, капитану забирая автомат.

– Извините, вы бы там с больным поосторожней! – громко сказала Настя, видимо, набравшись смелости после слов бойца о том, что она чистая.

Капитан сам заглянул внутрь скорой.

– А кто такой ваш больной? – он внимательно посмотрел на девушку.

– Это уважаемый депутат сельсовета нашего, он вступился за женщин и детей, когда банда с Большевика к нам, тьфу, – она плюнула в сторону от военных и махнула туда же рукой, – а мы, у него пулевое в живот, извините, – Настя хмуро посмотрела на капитана.

– Понятно, герой, значит, – буркнул капитан.

Бойцы закончили осмотр фургона и опять встали по периметру с автоматами наизготовку.

– Хорошо, для информации лично вам, – он снова посмотрел на доктора. – В районе аэропорта развёрнут военно-полевой госпиталь, можно туда обращаться. А в областной больнице скоро генератор кончится, это второй уже. Часть врачей и медперсонала будут переведены в район аэропорта в наш госпиталь. Пока так. Это хорошо, – он снял перчатку и протёр пальцами возле глаз, потом прищурился и сказал: – Вы первая скорая, которая через наш пост проехала. Странное ощущение, как бы жизнь налаживается, потому что скорые появились, – он улыбнулся, потом опять стал серьёзным или усталым и уже глухо сказал: – Можете ехать.

– Спасибо вам, – ответил доктор, и они быстро залезли в фургон.

Лёха снова дёрнул машину и осторожно проехал мимо двух БТРов, потом всё быстрей и быстрей погнал фургон в сторону областной больницы. За мостом был ещё один блокпост, но в районе главной дороги из центра города, а они свернули вправо, в сторону больницы. Проехав с квартал пустых нежилых домов, они остановились. Достали оружие и приготовились к прибытию на место. Лёха надел портупею с пистолетом на свою крестоносную кофту, доктор застегнул куртку и уложил пистолет в левый карман, а Настя свой нож во внутренний карман пуховика. Все успокоились.

Лёха поправил свою меховую кепку с надписью «Black Rebel» и рваным козырьком, провозгласил: «Джус лук ин май айс енд юлл си рашен парадайз», – улыбнулся Насте, хотя его глаза были грустными, и снова дёрнул фургон с места, словно повозку на Диком Западе.

Настя серьёзно смотрела на Лёху и всё теребила ножны.

– Как-то спокойней с ним, – сказал она.

– А что он тебе, умеешь обращаться с этими штуками?

– Да, я из Курагино, там все охотники, у нас, можно сказать, половина игрушек, это ножи были.

– Понятно.

– Оценивали они меня.

– Почему ты так решила?

– Смотрели так странно, особенно капитан, точно приценивались, чистая я, это необычно для блокпоста, думали, что со мной делать или сделать.

– И что?

– И что? – она возмущённо фыркнула и сжала пальцы в кулаки. – Конфисковали бы как вещь или оружие, вот и всё.

– Не думаю. Мы бы не дали тебя конфисковать, – улыбнулся доктор.

– Не дали, – она тяжело вздохнула, поправила шапочку и, несмотря на доктора, продолжила: – Мы, бабы, сейчас по-другому мир этот дурной видим, чётче, чем вы, мужики.

– Потому что вам страшно?

– Да, и поэтому. И потому, что наш мир, женский мир, умер и не воскреснет уже никогда.

– Воскреснет, когда детей начнёте рожать.

– Рожать? Да куда их рожать, в этот ужас?

– Вот лето придёт, тепло будет, вот и забеременеешь.

– Да чё это я забеременею? Ха, потому что лето? – усмехнулась Настя.

– Легко, летом всех отпустит, – доктор смотрел в окно, они уже приближались к областной больнице, уже можно было различить все пять её большущих корпусов.

– Да и не от кого, – снова поправила шапочку девушка.

– Что? – не расслышал её доктор.

– Не от кого беременеть, нету его! – громко сказал Настя.

– Да вон Лёха наш, – улыбнулся доктор, – чем плох?

– Не плох, м-м, у него уже кого только не было, – пробормотала Настя, посмотрев в окно машины. – Ой, мы уже приехали! – вскрикнула она.

Все шлагбаумы на въезде в больничный комплекс были сломаны, КПП были пусты, а стоянка автомобилей возле главного корпуса была заставлена только наполовину, места было достаточно для парковки фургона и для того, чтобы осмотреться.

Лёха остановил машину, мордой в сторону приёмного покоя. Доктор вышел в перемешанный колёсами машин снег, который застыл и превратился в одну большую ледяную рябь. Оставшиеся машины без бензина и без надобности были занесены снегом, превратившись в сугробы. Все двери во всех зданиях были закрыты, но запотевшими были окна только трёх этажей главного лечебного корпуса, где как раз и располагались два отделения гнойной и чистой хирургии и ещё и реанимации. Доктор почему-то вспомнил в этот странный момент его жизни, как в первый раз увидел жену. Нет, это когда она уже уезжала на своей чёрной «мазде» с этой самой площади.

«Ну же, давай, сим-сим, открывайся», – подумал про себя доктор.

И вот скрипнули двери бокового входа, показалась мужская фигура, она подозвала доктора маханием руки, держащей нож.

«Ага, что-то скальпели у них увеличились в размерах, пока меня не было», – пошутил про себя доктор, подходя к двери.

– Вы зачем приехали? – спросил бородатый красноносый мужик.

– Больного привезли, – ответил доктор.

– Не принимаем мы, компрессор издох, – устало говорил мужик.

– А что нам то делать?

– Ты кто?

– Врач, больного мы вам привезли, – буркнул доктор.

– Везите в аэропорт, там у военных госпиталь, туда, – мужик стал закрывать дверь.

– Э-э-э! У нас бензин кончится вот-вот, не доедем. Больного во дворе бросать? – говорил доктор и стал доставать пистолет.

– Бросайте, так многие делали, – безразлично сказал мужик.

– Пятьдесят граммов рыжья за операцию, – сказал доктор.

– Ты кто? – снова спросил мужик, внимательно смотря на доктора.

– Я Анциферов, нейрохирург, вон из, – он махнул головой на свой корпус, тихий и обледенелый.

– Не похож, – буркнул мужик.

– А ты сам-то кто?

– Нефёдов я, зав гнойной, – буркнул мужик.

– Не похож, – в свою очередь внимательно посмотрел на него доктор. – Сергей Владимирович, если не ошибаюсь?

– Нет, не ошибаешься, – он наконец широко открыл двери, – Виктор, м-м…

– Геннадьевич, – улыбнулся доктор.

– Зайди, – зав гнойной впустил доктора внутрь. – У нас полный пиздец, генератор издохнет скоро последний, мы со всех отделений на наши три этажа свезли и больных, и персонал собрали, скоро и твои придут, вечером или завтра, у них уже как два дня издох. Что тянут, не знаю. Ещё в детском корпусе есть, но там, соляра закончилась, они дровами буржуйки топят. А что за перца ты на таком лимузине припёр?

– Депутат, герой, золото, – буркнул доктор.

– Понятно, сейчас все врут, таким мир стал, – буркнул зав гнойной хирургией.

– Да? Таким он и был всегда, это нам так казалось через фильтр клятвы Гиппократа, что он какой-то другой, – буркнул доктор.

– Фильтр? – серьёзно посмотрел на него заведующий.

– Ну да, вот сейчас как гнойная хирургия выглядит?

– Никак, нет её, ничего нет.

– Быстро нас срезали, – нахмурился доктор, – наверное, во Вторую мировую народ посильней был.

– Не думаю, это нам так казалось через фильтр государственной пропаганды, – улыбнулся зав гнойной хирургией. – Пойдём, расскажешь нам свою историю.

Доктор пошёл за заведующим.

Засовы. Закрыли засовы, открыли засовы, как на строгом режиме. А может, всегда так было, просто доктор не видел?

Заведующий, передав пункт наблюдения молодому бородатому парню, повёл доктора в ординаторскую. Открыв дверь предбанника, они попали внутрь больницы. Людей было много, больных, приблудившихся, медиков и даже их детей. Запах был странный, словно внутрибольничная инфекция перемешалась с протухшей едой, но в тоже время всё это выморозилось, и этот страшноватый флёр запаха немного притупился, наверное, до весны. Но эта страшная гадость всё же жила, липкой биоплёнкой покрывая и стены, и людей, так она притаилась и ждала тепла, чтобы вырваться на свободу и называться уже штаммом. Попадая в лёгкие выживших, а оттуда по крови, по всем сосудам, чтобы вызвать отёк лёгкого в считанные минуты. Эту заразу никто не придумал, она родилась сейчас и здесь сама, так, наверное, кто-то захотел. Захотел и сделал. И звать его – Отравитель.

А они всё шли, петляя между кроватей, раскладушек, между куч мятой ткани и одежды и мятыми людьми. Доктор никого не узнавал. Не узнал он и хирургов в ординаторской. Засов на двери, два дивана, кровать, два стола, три стула, два охотничьих ружья, коробка патронов, пять ножей, «Доширак» и водка.

– Если кто не узнал, это Анциферов Виктор, наш хирург из нейрохирургии областной! – громко объявил заведующий. – У него к нам дело. Говори.

– Мир врачам! Свободу народам! – громко объявил доктор, пододвинул стул и сел на него, достав из кармана пистолет, потому что ружья, как только он зашёл в комнату, сразу разобрали и взвели для стрельбы, понятно, не по мишеням.

– Мир врачам! – ответил молодой с ножом.

– Молодец, пошутил, хм, – хмыкнул здоровый, с ружьём наперевес.

– Короче, братья, нужно провести ревизию ран брюшной полости, были сквозные пулевые ранения, первая помощь была квалифицированная, но вчера стало хуже, возможно, перитонит. Общак платит пятьдесят граммов золота за операцию.

– Ещё бы вчера помогли бы, – буркнул заведующий.

– Н-да, сейчас одна надежда на аккумулятор, если договориться с фейсами, – посмотрел на заведующего здоровый с ружьём.

– Да у нас на втором этаже в коме лежит ихний генерал, раненый героический генерал, хм, вот у них от аккумулятора ихнего хитрого вся аппаратура и работает. Нам нужно три часа, с учётом, что скоро ночь, так и побольше. Аккумулятора у них два. Один можно попросить, мы так делали два раза. Правда, больше не будем.

– На хрен их, мир врачам, – буркнул молодой.

– Сходи к ним, попроси, тогда продолжим, – сказал заведующий, махнув рукой молодому.

– Я покажу, где они, – вскочил с места молодой, поправляя одежду и привязывая к поясу ножны с тесаком.

– Пошли, – доктор встал со стула, думая: «Откуда взялось слово «ихний».

Выходя, он повернулся к хирургам, поднял руку с пистолетом вверх и сказал.

– Мир врачам!

– Мир врачам! – на этот раз ответили ему все, кто был в ординаторской.

Они пошли через всё тех же людей, незнакомых, неопрятных, больных и здоровых, старых и молодых. Его дважды узнали. Мир врачам! Повторили дважды. Это теперь навсегда. Хирург с пистолетом и скальпелем за поясом. Наверное, и клятва Гиппократа теперь другая, и тоже навсегда.

«Не забудь с больного взять золотом!»

Две крайних палаты в конце коридора был закрыты изнутри. Молодой доктор постучал два раза тихо и ещё один раз сильно. Минуты через три открыли дверь.

– Я нейрохирург Анциферов, меня отправили осмотреть больного, – сказал доктор.

Усталый, как и все, боец хмуро посмотрел на него и закрыл дверь. Доктор подумал и пнул по двери ногой.

– Можно я пойду? – выполнив свою миссию, сказал молодой боец из банда первой гнойной хирургии.

– Иди, – буркнул доктор и снова пнул по двери.

– Чё за блядь? – мат, автомат и злые глаза.

– Меня к вам направил офицер из комендатуры, фамилия Фёдоров, с КПП у Октябрьского моста, мне надо осмотреть вашего больного и обсудить перевозку его в военный госпиталь, – тихо сказал доктор, но, не увидев в глазах бойца никакой реакции, сорвался, выхватил пистолет из кармана и сунул дуло бойцу в лицо. – А не чё за блядь!

– Ладно, сейчас узнаю, – буркнул боец, убрал автомат и прикрыл дверь.

Через минуту дверь открылась, и перед ним стоял другой боец, видимо, чином выше.

– Вы один?

– Да.

– Пойдёмте.

Прямо на хирургическом столе лежал пациент. Капельницы, ИВЛ, серая кожа, запах и полное отсутствие веры, надежды и любви.

– Две операции, ранения уже почти зажили, а в сознание не приходит, – тихо говорил боец, видимо, в офицерском звании.

– Если ИВЛ отключить, он остановится, – сказал доктор, имея в виду человека.

– Да, его уже все смотрели, так все и говорят, – он почесал нос, – после инцидента местные доктора отказываются нам помогать. Вот я не понимаю, – он пристально посмотрел на доктора, – а клятва Гиппократа?

– Какая клятва? – серьёзно спросил доктор.

– Ну вот и вы туда же, – буркнул боец.

– Ладно, уже вечер, м-м, у нас во дворе скорая с ИВЛ, но нужен бензин и нужно прооперировать больного, которого мы привезли.

Они подошли к окну, выходящему на площадь перед главным входом. Боец увидел жёлтую машину с надписью «Реанимация» и немного успокоился.

– Такой обмен, оперируем, увозим, – махнул рукой в сторону окна доктор.

– Значит, наш аккумулятор нужен? – сообразил боец.

– Да, часа на три, потом, грузим вашего больного и везём его в аэропорт.

– Три часа? У нас будет три часа на сборы?

– Да. Может, больше. Уже ночь скоро.

– Да, может, с утра?

– Да, вот ещё операцию даже не начали.

– Хорошо, понял, минут через двадцать можете его забрать.

Они пожали руки, и доктор вышел из палаты, номер двести пятнадцать. Быстро спустился, доложил хирургам в ординаторской, те отправились искать медсестёр, забирать аккумулятор у фейсов и готовить операционную. Затем доктор через всё тот же боковой вход вышел на свободу.

Ночь. В редких окнах горели свечи и керосинки.

– Ой! Мы уже не знали, что нам делать! – воскликнула Настя. – Уже же ночь!

– Пока договорился, пока, н-да, – улыбнулся доктор. – Лёха, давай подгоним вон к той двери как можно ближе.

Лёха, аккуратно развернулся и спятился к указанному доктору месту.

– А сейчас, Лёха, жди нас, мы узнаем, куда его везти.

Доктор и Настя прошли через шлюзовою камеру. А дальше Настя, вцепившись в руку доктора, сказала: – Доктор, ужас какой, я только за вами буду, я ни на шаг от вас, я…

– Да, давай пошли уже.

– Ага.

Настя ослабила хватку и припрыгивая побежала вслед за доктором, петляя между совсем больными людьми, пока ещё здоровыми людьми и уже не людьми. Ещё немного, и они укрылись в ординаторской.

– Мы подогнали ко входу, что делать дальше?

– Дальше подгонять, у нас тоже всё готово, – улыбнулся здоровый хирург.

– А-а-а, – понял доктор и достал из кармана, мешочек с золотом, – вот, – он протянул его здоровому.

Тот развязал и высыпал золотые изделия в глубокую жёлтую пластиковую чашку. Покрутил их пальцами, словно прицениваясь.

– Нормально, – кивнул он заведующему и убрал чашку в столешницу, закрыв её на ключ.

– Оперировать будем на втором этаже, всё вроде ок. А это кто? – он указал пальцем на Настю.

– Медсестра моя.

– Оставишь нам?

– Нет.

– На нет и суда нет, – ухмыльнулся здоровенный хирург.

В свете двух керосинок они разглядели чистую Настю, он, и все мужики немного изменились в лице. Почему-то. Доктор вспомнил его фамилию – Горшков и имя его Александр.

– Да и похуй, Саня, есть он суд или нет! – рявкнул доктор. – Я вам рыжьё отдал, аккумулятор достал, так что идите и без лишних базаров работайте. Хорошо? – он посмотрел на заведующего. – И ещё, я сам могу ревизию сделать, не велика задача. Но тогда с вами уже другой разговор будет. Короче, братья, не будите лихо.

– Ладно, Виктор Геннадьевич, не кипятись, всё нормально, – заведующий тяжело вздохнул, – нас кто только не напрягал за это время, все поголовно, блядь, короли и королевы, а мы всё ещё нищеброды для них. И эти, блядь, тоже, устроили нам, блядь, – он кивнул головой на второй этаж.

– Ладно, Сергей Владимирович, я всё понимаю, но у нас времени ноль.

– Всё, начинаем! – заведующий вскинул правую руку, мир врачам!

– Мир врачам! – ответили все, и даже Настя где-то из-за спины доктора.

Дальше всё закрутилось, как на карусели. Быстро, шумно и даже ярко.

Раненого доктор, Лёха и молодой хирург, подхватив носилки, быстро как могли потащили по узким коридорам на второй этаж. Пыхтели, тащили и дотащили. В операционной больного у них принял высокий, рыжеволосый, молодцеватый анестезиолог Самонин Серёга, который сразу узнал доктора.

– Здрасте, Виктор Геннадьевич, – улыбнулся он, – вы насовсем вернулись?

– Не знаю, Серёга, не знаю, всё зависит от твоего опыта.

– Вы про больного?

– Да, – доктор вдруг почувствовал дикую усталость.

– Я постараюсь, – вежливо склонил голову анестезиолог.

– Постарайся, Серёга, постарайся.

В операционной собрались все неотложные хирурги, разовые халаты поверх обычной одежды, перчатки, оптика с подсветкой от батареек на головах, и два охотничьих ружья по углам.

Они расположились в кабинете старшей операционной сестры. На большом мягком диване с высокой спинкой, к которой и прижались. Стали смотреть на керосиновую лампу, о чём-то думали. Потом Настя захотела в туалет. Долго мялась, потом боялась, потом сказала. И они, блондинка Настя с Лёхой Парадайзом и керосиновой лампой пошли искать туалет.

Тишина и темнота.

Прохладно было и для сна, и для размышлений.

Доктор просто сидел и старался ни о чём не думать.

Вернулась молодёжь, шумно рассказывая о том, что туалет – это на улице, за зданием, или на третьем этаже, там ужас, они выбрали на улице, чуть не упали и поняли, что лучшее место на планете – это их база, там тепло, еда и баня, короче – парадайз.

Они снова утолкались на диване, усадив Настю в центре.

Доктору стало теплей, а когда они стали сопеть, и его утянуло в сон.

В этот раз сон был простой. Просто воспоминания о Генке Жолудеве. Да они дружили в академии, да у них была одна компания, и да, они встретились в Санкт-Петербурге, доктор приехал на курсы в институт мозга имени Бехтерева, а Генка уже там работал клиническим ординатором. Замечательное время было. Тогда же у них родилась идея о лечении психических расстройств, вызванных травмой головного мозга при рождении или после травм в детстве. Они считали, что нужно было просто удалить очаг, который давит на определённую структуру головного мозга, что и вызывает психическое расстройство. Эта идея была рождена в Эрмитаже, кода они бродили по его залам, рассуждая о человеке, о его мозге и о том, что он может натворить, от высокого искусства до страшной трагедии. Но реализация их идеи немного затянулась, собственно, и появление психиатра Жолудева в их нейрохирургическом центре было связано именно с ней. Жолудев находил пациентов, им делали МРТ и КЛТК и ещё кучу анализов, потом хирурги принимали решение по операции и, собственно, сама операция, потом выхаживание пациента и результат. Семьдесят процентов успеха, это было победой.

Доктор, первый раз увидев результат проведённой им операции, посчитал его фантастическим. Два разных человека, до и после. До – параноик и истерик, а после – флегматик и наблюдатель: смотрите, какие замечательные облака, а почему я раньше их не замечал.

Так они пришли к совсем сложным случаям. Где был только один риск.

Доктор хорошо запомнил одну пациентку, совсем молодую девушку, красивую блондинку с полностью разорванным сознанием, каждый час она была другая, невероятно сложный случай. Первый этап обследования был неудачен, они не нашли органических изменений. Но Жолудев не унимался, ещё одно МРТ, но описание результатов исследования Жолудев заказал в пяти разных клиниках, у пяти самых известных рентгенологов. И одно описание выстрелило. Они нашли органику, совсем маленькую гигрому, проросшую сосудами, последствия родовой травмы. Но плана операции не получалось, никак. Сложный доступ, невероятный риск.

Через неделю размышлений решили делать операцию на роботе «да Винчи» в другой клинике, в другом городе. Жолудев летал туда два раза, всё объяснял, договорился. Роботом управлял Доктор. Ему всегда было проще руками, кончиками пальцев, он ими чувствовал малейший трепет ткани, ритм крови в больших сосудах и капиллярах, шелест шовного материала, но самое главное – он ими чувствовал жизнь, но да, и смерть. А что? Это судьба хирурга.

Когда-то давно в одной компании была брошена фраза – кто рискует больше, пилот самолёта в полёте или хирург в операции? Тогда победил пилот самолёта. Просто потому, что было что набрать из интернета, страшное, смешное и радостное. Про хирургов ничего. Кроме их видео с операций, где только одна кровь и страх. Кровь больных, а страх тех, кто на это смотрит.

На «да Винчи» доктор провёл больше двух десятков операций. Такую установку уже заказали и в их центр, но всё обрушил этот холод. А тогда он только подправлял робота, на самом важном участке, где сходились артерии и две самых важных зоны головного мозга. Тогда только миллиметр отделял их от трагедии. Но они остановились, доктор и робот. Машина и человек. Может, их остановил кто-то ещё, кто заботился об этой молодой девушке, тот, кто и привёл её к ним.

После выздоровления девушка мало что помнила из прежней своей жизни. Она словно стала жить заново. Тихая, нет, временами смешливая и говорливая и очень красивая. Как её звали, доктор не запомнил. У него тогда началось французское приключение.

Доктор открыл глаза и посмотрел на керосиновую лампу, рядом сопели, похрапывали и попискивали две молодые личности, за которые он сейчас отвечал. А в трёх комнатах от них, наверное, уже заканчивалась операция.

«Надо опять закрыть глаза и вернуться в сон, пока есть время», – подумал доктор и тут же провалился в серую мглу нового сна.

Урсула, имя этой пациентки доктор помнил, а той девочки нет.

Странная история.

Урсула была пациенткой доктора во французском Центре нейрохирургии и изучении мозга. Тридцать восемь лет, рост сто девяносто один сантиметр, чемпионка Европы по метанию ядра. Брюнетка с синими глазами. Левую руку почти до локтя она потеряла в автомобильной аварии в Швейцарии, возле города Базель. Авария случилась пять лет назад. До этого у ней было три протеза, обычный, механический и странный. И вот за два месяца до операции ей изготовили биометрический протез, с включённым в него аналоговым нейронным биомеханическим центром. По сути, это был эксперимент. Задача доктора была в первой операции открыть и, так сказать, взбодрить остатки нервов, приготовить сосудистую сеть к контакту с биометрической матрицей протеза, а наследующий день, во второй операции присоединить протез к руке пациентки, даже не присоединить или пришить, а врастить живые клетки в биоматрикс.

Первую операцию доктор провёл за пультом нового экспериментального робота под кодовым названием «Эдуард Второй». Вроде всё получилось, хотя руками было бы быстрей, свои сомнения по поводу робота он высказал руководителям проекта. Те запретили ему сомневаться в роботах и посоветовали просто выполнять инструкцию.

На второй операции присутствовали все руководители, все профессора и все ведущие хирурги, трансляция операции велась на три больших монитора, распложённых в лекционном зале, с трёх камер в операционном блоке и двух камер робота. Сначала всё шло хорошо, прошла подготовка тканей руки, кожи, мышц, крупных сосудов, а главной задачей операции была пропустить естественный кровоток через область биоматрикса так, чтобы клетки организма приняли его за своего. Сам же биоматрикс был выращен из стволовых клеток мадам Урсулы в течение года, но только с третьего раза его удалось имплантировать в протез, в его биомеханическую часть, и когда это получилось, протез заморозили до этой операции.

И вот на этом самом важном моменте соединения сосудов робот стал тупить, словно подросток, которому было непонятно или неохота делать домашнее задание. После двух неудачных попыток доктор отключил робота и вошёл в живую операцию. Камера робота снимала работу человека с поднятых над операционным столом стальных щупалец. Робот внимательно наблюдал за движением человеческих рук, он словно учился у хирурга, запоминал и анализировал. А сам человек, сам хирург, полностью погрузившись в операцию, создавал ауру созидания, так всегда проходят восстановительные операции, ткани человека с благодарностью принимают работу хирурга. Часто монотонную и долгую по времени, но возвращающую жизнь в непростой и безысходной ситуации.

Это был триумф доктора, операцию признали ювелирной, все жали руки и подтверждали мастерство и профессора, и коллеги, и даже совсем незнакомые люди. Ночью он всё пережил заново. Как сказала жена: «Ты вернулся из операционной только ранним утром, когда свалился с кровати». Доктор тогда смеялся и был счастлив.

Рану выхаживали ещё две недели, проводили каждодневные перевязки, ставили уколы витаминных стимулирующих заживление препаратов, гормонов и антибиотиков. Сняли швы и передали Урсулу нейротренерам, которые должны были научить руку быть рукой. Это ещё заняло две недели, и вот итог. На смотровой кушетке, в белом пушистом, не больничном, халате сидела довольная мадам Урсула, она обворожительно улыбалась, показывая свои достижения. Рука работала правильно и естественно, всё было ок! Так периодически вскрикивала мадам Урсула, одно было но: цвет кожи протеза был беловато-розовый, естественный для мадам зимней, а летом, как принято в Швеции, цвет кожи у мадам поменялся на сочный бронзовый. Два месяца до операции она провела под летним французским солнцем и всё время загорала на ближнем озере. Но то, что рука отличалась цветом от, скажем, груди, мадам вообще не беспокоило. Через очередное «Ок!» она поведала врачам своё видение ситуации.

– Я раньше думала, что у меня будет рука, как у Терминатора, такой титановый протез! Помните кино, да? Я даже воображала такой момент моей встречи с Ханни, да, я снимаю одежду, – она и вправду скинула халат, вывалив, как сказал потом поляк Нагодовский, груди на всеобщее обозрение, – и подаю ему мою грудь! Этой металлической рукой мою замечательную грудь! – она и вправду подала рукой-протезом свою грудь, наверное, восьмого размера, правда, её побоялись взять.

Доктора выбрали ведущим хирургом у мадам Урсулы ещё и потому, что у них был один рост, а другие хирурги её просто побаивались. Дальше стриптиз продолжился, но в переделах разумного, видимо, так мадам Урсула решила отблагодарить врачей за их работу.

Доктор приоткрыл левый глаз и, глядя на лампу, додумал сон. Он тогда и не подозревал, что этот успех и поставит точку в его французской карьере. Его и многих других хирургов руководители проекта просто заменят на американцев, очень любивших роботов, и корейцев, никогда не нарушавших инструкции.

Да, доктор совсем пригрелся и даже не хотел вставать, хотя думал пройти посмотреть, что там в операционной. Но вставать было неохота, да и пригрелся он совсем. Девушка Настя была словно печка, сопела и распространяла тепло. Вот почему на Севере замерзших кладут к голой бабе, она его согревает, словно печка. Настя хоть и не голая, но согревала их с Лёхой Парадайзом не хуже обогревателя.

При мысли об обогревателе он снова свалился в сон, в котором словно квадрокоптер облетал тот самый французский Центр изучения мозга. Три больших десятиэтажных корпуса разного стекла, два синего, это хирургические и они же исследовательские и розовый, это лабораторный, где проводили все исследования и изготавливали протезы. Но самое главное – это пять подземных этажей лабораторий сразу под всеми корпусами, словно их подземный фундамент. Ещё был сиреневый трёхэтажный корпус реабилитации больных после операций или установки протезов. Этот корпус соединялся с настоящим футбольным полем, граничащим по периметру с беговыми дорожками, он тоже был частью реабилитационного корпуса, как и крытый бассейн белого стекла. Квадрокоптер несколько раз облетел весь периметр, даже большой посёлок на берегу озера, где жили врачи, исследователи, технический персонал и их семьи. Скоро он вернулся и стал кружить над стадионом, где по беговым дорожкам маршировал строй больных с вживлёнными в них протезами, такими, как хотела мадам Урсула, из фильма «Терминатор», титановыми металлическими руками и ногами. Сама мадам Урсула шагала во главе колонны в форме майора МГБ и, сжимая в руке-протезе красный флаг. И остальные больные были в форме МГБ, в разных званиях, но в одних фуражках светло-зелёного цвета, как и сама форма, с золотыми кокардами трёхглавых орлов. Или драконов, в этом сне было непонятно, как и было непонятно, кому улыбалась мадам Урсула во время марширования строем, или она просто делала терминаторный рык. Но всё равно, кому?

Больные сотрудники МГБ маршировали уже не один час, они не уставали, а только воодушевлялись, начиная петь строевые марши немецкого рейха времён Второй мировой войны. Кто-то из больных в звании полковника указал на квадрокоптер, и по нему сразу стали стрелять расчёты зенитных батарей всё той же Второй мировой войны. Стреляли, точно попадая в цель, и уже дымящийся квадрокоптер упал на берег озера, превратившись в доктора, у которого от неудобной позы во сне, или вдруг, или от падения на землю заболела спина. Он дымился, пытался ворочаться, приподнимал голову и видел себя со стороны, видел свои круглые глаза и ошарашенное выражение лица. Он смотрел на голую мадам Урсулу, вышедшую из озёрных волн, держа в руке-протезе знамя ЛГБТ-сообщества. Она бежала, вскидывая то вправо, то влево мокрыми чёрными волосами, игриво улыбаясь доктору и помахивая здоровой рукой. Добежав до него, она склонилась и мужским хриплым голосом с привкусом чеснока прошептала: «Мы закончили».

– Мы закончили, – тихо сказал заведующий, разбудив доктора, – с нашей стороны обязательства выполнены полностью. Вот, – он показал прозрачный пакетик с пулей внутри. – В брюшине запуталась, от неё и проблемы возникли, – он передал пакетик доктору.

– Спасибо, – так же тихо ответил доктор, у него жутко болела спина и затекли ноги.

– Сейчас с ним Самонин и его команда, выводить будут медленно. Аккумулятор фейсовский очень помог, н-да, вот бы его нам оставить.

– Поговорить с ними? – потянулся доктор, расправляя тело.

– Поговори, у тебя, видимо, скрытые способности к сложным переговорам открылись, – улыбнулся заведующий.

– Да чего только не открылось, – вздохнул доктор.

Кроме дикой усталости доктор почувствовал, что и здесь он будет лишним, хоть его о чём-то просят, а он был или есть хирург, и скоро в его работе будет необходимость, большая, и… Ещё много всего можно придумать для какой-то там мотивации. Мотивации на что? А сейчас была только усталость, пустота и боль в спине.

– Доктор, мы будем здесь ждать или вернёмся в машину? – спросил проснувшийся Лёха Парадайз.

– Да, вернёмся, – ответил доктор, ухватившись за его слова, как за слова со смыслом.

Потому что, доведя больного до операционной, доктор посчитал свою миссию исполненной, или его надсаженный усталостью организм посчитал. И по сути, он не знал, что дальше делать. Вернее, ещё нужно узнать адрес, отправить сообщение, но когда? И как? Вернуться в машину, это было правильно для подумать или…

– А, может, поедим? А то я, что-то… – промямкала Настя.

«Да, поедим», – в голову доктора вернулся вкус каши с мясом.

– Сколько у нас есть времени? – спросил доктор у заведующего.

– Часа три, но далеко не уходите, – ответил он.

– Понял, будем недалеко.

Ой как всё тело затекло! – синхронно вскрикнули подчинённые доктора. И так, разминая затёкшие тела, они вернулись к шлюзу, где дежурный из выздоровевших больных в куртке с надписью МЧС, кивнув головой и без лишних слов, выпустил их на холод.

– Надо залить бензин в бак из канистры, а то кто-нибудь увидит, греха не оберёмся, – сказал Лёха.

– А я можно туда больше не вернусь? – Настя бежала рядом с доктором, периодически цепляясь за его руку.

– А миссия?

– Да, ну да, миссия, – буркнула Настя и первой дёрнула дверь машины.

Потом Лёха, быстро отвинтил крепления канистры, и они с доктором залили бензин, потом он включил двигатель, и они все втроём уселись в кабине под струями горячего воздуха из печки.

– Доктор, – Лёха указал на уровень бензина в баке, – а нам на обратный путь не хватит, машину греть надо, чтобы не замёрзла, а это ещё минус бензина.

– Я здесь не останусь, мне здесь крышка, – буркнула Настя.

– Есть такая договорённость, – доктор расстегнул воротник куртки, ему стало тепло и снова повело в сон, – с фейсами, у них на втором этаже генерал лежит, без сознания, в коме, они им очень дорожат. Так вот, я договорился о том, что мы его вывезем в военный госпиталь в районе аэропорта.

– Это про тот, о котором нам на КПП говорили?

– Да. Фейсы должны бензина подогнать и сами как охрана поедут.

– Ой, я за! – воскликнула Настя.

– Так мы довезём, и что дальше?

– Можно там остаться, можно на базу вернуться. Как хотите.

– Я на базу вернусь, – к Насте вернулся оптимизм. – Да, только в машине еду не разогреть, надо горючку поджигать. А там тоже нельзя. Представьте, мы там среди больных и злых есть будем, это как? И еды-то на раз.

– Ладно, Лёха, глуши мотор, погрелись, – сказал доктор. – Берите еду и пойдём поищем место, где нас не найдут.

– А смотрите, потеплело, сейчас датчик минус двадцать восемь показывает, а днём ещё теплее будет, – сказал Лёха и заглушил мотор.

Настя вытащила небольшие сумки с едой. Они вышли и встали перед главным подъездом. Слева, там, где был административный корпус, стеклянные входные двери были разбиты.

Доктор смотрел на мемориальный барельеф, тусклый и обледенелый, Областная клиническая больница имени… «Почему у нас принято назвать больницы имени кого-то, ну понятно Боткина, но непонятно, почему имени этого человека. Странно, больница имени Лёви Страуса, он был тут главным менеджером пять лет, а потом его посадили в кресло выше. Хотя посадить должны были в тюрьму», – додумал доктор и сам себе улыбнулся.

– Туда пойдём, – указал на них доктор, – в кабинет братьев Ворнеров.

– Куда? – запнулась Настя.

– В кабинет главного врача, – ответил доктор и первым шагнул в сторону дверей.

Они по одному протиснулись в проход, дальше ещё одни искорёженные двери и вот вестибюль. Разграбленные киоски, перевёрнутые сиденья и изморозь на стенах. Они прошли дальше, скрипел холодный пол под ногами, и холодный воздух стягивал кожу хуже чем на воле. На стене ведущей от приемного отделения в подземный переход кто-то написал краской из баллончика:

Краска была красного цвета, на белой стене.

– Мы же туда не пойдём? – тихо спросила Настя.

– Нет, мы на второй этаж, – махнул рукой в сторону лестницы доктор, – в кабинет главного врача.

Они быстро поднялись на второй этаж, зашли в этот самый кабинет главного врача.

– Ой, чё так, – разочарованно сказала Настя, осмотрев полностью разгромленный большой кабинет.

Стулья поломанные, стол перевёрнут, телевизоры разбиты, шкаф валялся на полу в окружении сотен листов формата А4.

– Да. Может, поискать другое место? – спросил Лёха.

– Нет, не надо, – доктор протискивался между шкафом и стулом.

Он шёл к ещё одной двери, совсем неприметной, можно сказать тайной. Она оказалась закрытой, доктор поманил Лёху.

– Лёха, долбани её.

Лёха поискал по кабинету палок, потом подумал и с разбегу ногой саданул по двери. Она и открылась, хрустнув в замке. Они, сдвинув дверь, попали в тайное место отдыха главного врача всея областной больницы. Небольшое и уютное помещение с небольшим окном, пушистый очень разноцветный ковёр в обрамлении одного дивана и двух кресел. У ещё одной небольшой двери стоял высокий белый шкаф. Яркое солнце очень удачно для путников освещало всю комнату.

– Настя, там душевая с раковиной, можешь еду в ней и разогреть, – сказал доктор.

– Доктор, а вы здесь уже были, – утвердительно сказал Лёха.

– Да, два раза был удостоен чести, – улыбнулся он в ответ.

– Ой, – Настя пыталась разобраться с раковиной и чем-то там громыхала.

– Лёха, помоги ей, а потом пошманай шкаф, может, что найдёшь, – сказал доктор, устало усаживаясь на белый диван.

Он даже вытянул ноги, укутался в куртку и стал смотреть на большую картину, написанную маслом к юбилею главного врача. Где оный был изображён в виде римского патриция, не меньше, в тоге и с лавровым венцом на голове, выражение лица у изображения было одухотворённым, наверное, в этот момент он думал о врачах, об их трудной работе, о пациентах, которым они спасают жизни, а не о койко-днях, проплатах из фондов ОМС и ДМС и соцстрахе. «Всё-таки он Гиппократ», – подумал доктор, решив, что художник именно так и видел и Гиппократа, и главного врача, и ректора медицинской академии, которого изобразил точно в таком же одухотворённом виде, в тоге и венке.

Доктор улыбался своим мыслям, слушал шутливую перебранку между Настей и Лёхой, отдыхал. Белая картонная коробка стояла под подоконником у батареи, она была открыта. Баллончики спрея, белые, без опознавательных знаков, со странными, как маленькие тарелки, распылителями. Он вспомнил, как тогда наткнулся на такой-же ящик в той аптеке, где провизору выкололи глаз.

Возле доктора уже суетился Лёха, раскладывая на одном из кресел свою добычу. Два ноутбука в упаковке, два блока сигарет с фильтром, две бутылки коньяка, пять банок пива, две пачки чипсов, четыре ножа в ножнах, два бумажных пакета с деньгами, один очень толстый, три пачки презервативов, одну большую коробку с маленькими коробочками таблеток, и два больших пакета с шоколадными конфетами. Ещё Лёха выкатил сервировочный столик, установив его между диваном и креслами. Сел в свободное кресло довольный и краснощёкий. Увидев коробку со спреями, поднялся, но доктор махнул ему рукой.

– Лёха, не трогай, странные спреи, не надо, хер их знает, что там.

– Ок, понял, Доктор, – улыбнулся Лёха, – добыча, и так нормальная по сегодняшним меркам, – потом подумал и маленький пакет с деньгами убрал во внутренний карман куртки. – Это в общак, – серьёзно сказал он.

Доктор понимающе кивнул головой. Ещё Лёха развернул белую майку с большой надписью буквами чёрного цвета – Bleak Lives Matter.

– Доктор, а что, у вас главный врач негр? – улыбнулся он.

– Нет, еврей. Это ему, наверное, как сувенир привезли. Хотя он в определённом смысле тоже чёрный.

– Хм, понятно. У меня у брата в Штатах ситуация была. Он у меня там уже как семь лет живёт.

– Да, я знаю, – кивнул доктор.

– Ага, так вот, когда у них эта тема попёрла уже совсем вразнос, Стёпа им в ответ на своём прицепе написал – White Lives Matter. Такими большими буквами.

– Понятно, – кивнул доктор, он сейчас по-настоящему отдыхал.

– Ага, так вот ему эту надпись быстро затёрли. Кто-то из чёрных ночью втихаря и затёр. Он тогда новую написал – Russions Lives Matter.

– Жизни русских тоже имеют значение.

– Да, так вот её не тронули. То ли боятся, то ли не понимают. Нда-а, у него там в Техасе снова парадайз, а у нас тут всегда хуёво, – грустно улыбнулся Лёха.

– Лёха, а как там твой брат, м-м, Степан, прижился, м-м, освоился? – спросил доктор.

– Да, Стёпка мой старший брат, хм, дак просто, – Лёха потянулся в кресле ему было приятно, что загадочный и крутой Доктор интересуется его семьёй. – Это же через жену, через её грин-карту всё получилось, а там Техас, там всё просто. Стёпа как только определился с местом жительства, недалеко от Далласа, поселился, посмотрел на местных и принял решение. Съездил несколько раз в стрелковый клуб, пристрелялся, купил нож.

– Нож? – удивился доктор.

– Ну да, нож. Привёз его с клуб, там в тире поставил в тисках как мишень, прошиб лезвие на предельном расстоянии.

– А как он увидел его?

– Стёпа у нас снайпером родился, это как художник, или писатель, или вот как вы, врач, ими родиться надо.

– Согласен, ну всё же.

– У них много таких хитростей есть. Стёпа рассказывал, что с напарником его Санькой Филипповым, он тоже с нашего посёлка, тот так в ГРУ и остался служить. М-м, так вот они, два снайпера в одну мишень или там врага в один выстрел и в одну точку в одну секунду были обучены стрелять. Это, Доктор, как в кино, пули из-за угла прилетать будут, – и Лёха очень довольный развалился в кресле, наведя два пальца на картину главного врача, словно стреляя в него с двух стволов.

– А я думал, что ты снайпер, – улыбнулся Доктор.

– Я-то? Нет, это у нас в ополчении путаница получилась, кто откуда и зачем. Нас со Степаном близнецами считают почему-то. Н-да, а я-то служил в ДШБК, и наше правило, это – всё в кашу!

– В кашу?

– Да, моё оружие штурмовой Калашников, и правило – не брать пленных, а всё что движется в кашу!

– В чё? – и вот появилась Настя, разогрев на сухом военном топливе еду и даже само помещение. – О, как у нас уютно, – улыбнулась Настя, занося контейнеры. – Лёха, а ты в своём репертуаре, уже натырил.

– Настя, ты чё, это всё в общак, – надулся Лёха.

– Ой, ладно, – она тоже удобно устроилась в кресле. – Я всё думаю, вот если бы нам с Кристиной не одобрили тот небольшой отпуск и, что важно, мы бы к Кристининой бабушке в Варламово не приехали снеговиков лепить… – Настя вполне себе театрально округлила глаза, изображая ужас. – То, что с нами было бы? Здесь! – она опять театрально вскинула руки вверх.

– Всё тоже, слово есть такое, начинается с большой буквы Пз или Пд, – ответил ей Лёха.

– Лёха, это уже звуки, а не буква, буква только П, – покачала головой Настя. – Это всё её дочка, – улыбнулась Настя, – моя крестница, она нас спасла и её снеговики.

– Осталось самое малое, ещё и отсюда спастись, – буркнул Лёха.

– Да, ты прав, я больше из посёлка никуда, вот, – шумно выдохнула Настя, придвинув к мужикам еду.

Путники или соратники разобрали контейнеры и стали есть, с едой приходило тепло и спокойствие. Поели. В этот раз доктор даже не думал, что ест, просто ел, понимая, что это каша с тушёнкой.

– Виктор Геннадьевич, а вы меня не узнали? – вдруг спросила Настя.

– Нет, – озадачился доктор.

– Мы с Кристиной были в вашем центре на стажировке, решили даже остаться, но потом нас позвали в кардиоцентр, там зарплата вполовину больше была.

– Да, но, понятно, – почесал щёку доктор.

– Я была клубничкой, а Кристина вишенкой, – сказала Настя.

– Кем? Ха-а, – прыснул от смеха Лёха Парадайз.

– Чё ты? Это на корпоративе было, такой конкурс смешной, – виновато улыбнулась Настя. – Правда потом мы на работе продолжили, хи-и, – теперь она сама прыснула от смеха, – в операционную номер два вызываются Лимонадный Джо и Настя Клубничка, хи-и!

– А-а-а, – вспомнил доктор.

Этот корпоратив был после Франции, и ему было не до смеха и веселья, он тогда переживал кризис.

– На собрании Екатерина Ивановна объявила тогда, что никто из вас дальше майонеза и горчицы не поднимется. И что хватит глупостью заниматься, надо работать.

– Хи-и, а сама-то Сливовым Джемом обозвалась, хи-и, – Настя совсем развеселилась, – хи-и, – потом выдохнула и спросила: – Доктор, а как мы пристава колоть будем?

– Посмотрим, он должен просто сказать и всё, таков план. А почему пристав? – удивился доктор.

– Он, он вообще такой гадкий, недаром судебным приставом был, в больших чинах ходил, сука такая. В себя пришёл и сразу кобениться начал, то не так, это не так, и Вера Петровна перед ним лебезила. Фу.

– Я вообще не знаю, зачем эта поездка нам нужна была, – буркнул Лёха. – Мы же через Семёна, водилу ихнего, всё же просчитали, – Лёха стал расставлять на столе конфеты из открытой коробки, – вот перекрёсток, вот время их отсутствия минут пятнадцать, вернулись они на другой машине, значит, время ещё минут пять минус, короче, квартал туда-сюда и ещё должны ангары быть, чтобы камазы влезли, то есть практически мы всё знаем, остаётся район этот прочесать, и касса наша, – Лёха подкинул вверх банку пива.

– А как военные? Их КПП скоро в каждом проулке стоять будут. Нам же с ними не воевать? – округлила глаза Настя.

– Нет, Настя, с военными нам не воевать, – успокоил её Лёха, округлив свои глаза в ответ девушке, а потом снова повернулся к доктору. – А план уже наполовину реальный. У нас есть паром, он от пристани, где грузы на севера собирают до причала на той стороне. Мы уже туда грейдер отправили и два джипа бойцов. Грейдер уже дорогу до трассы расчистил, в обход города, прямо на Свободный проспект. Дачная дорога, может, знаете?

– Ну примерно, – доктор вспоминал старые трассы в обход города.

– Мы посчитали: один час по трассе, один час по Свободному, один час на поиски, и один час назад. Короче, за один день управимся. Больше времени займёт переправа, но уже парней повезли. Это всё секретная информация, – Лёха очень таинственно подмигнул Насте.

– Да? – её бровь изогнулась вверх, словно вопросительный знак, – уже весь посёлок знает, ха-ха, секретные вы наши, – улыбнулась Настя и почему-то привалилась на доктора. Потом ойкнула и отдёрнулась, снова заговорив на тему тайн. – А вот четыреста миллионов долларов, – она подняла левую руку вверх, открыв ладонь. – Как их тратить? Куда?

– Вот, – Лёха вложил в Настину руку большой пакет для стерилизации инструментов, но с деньгами, – Настя, здесь миллиона три рублей, они твои. Можешь квартиру купить после войны.

– А? Квартиру? – она раскрыла пакет, туго набитый пятитысячными купюрами, – наверное больше, – она закрыла пакет, – у меня таких денег не было никогда.

– Бери, ты же знаешь, в общак только золото или валюта.

– Ладно, – она сунула конверт внутрь пуховика, – пусть останется на память.

– Хорошо, обменялись бусами, теперь давайте собираться будем, наверное, уже пришел в себя пристав ваш, – доктор встал первым. Освобождая место для своих бойцов, которые укладывали пожитки по пакетам.

Потом они, пыхтя и скрипя обледенелым полом, вышли на свет. Лёха убрал главную часть нажитого в машину. А Настя убедила его отдать все конфеты в больничный общак, для детей. Лёха согласился.