Счастливый конец

Глава шестая

За столом сидели девять мальчиков во главе с дровосеком. Ароматный пар поднимался над миской. В очаге жарко пылали дрова.

Красный отблеск упал на лицо Людоеда.

Узнав его, хозяйка вскрикнула и заслонила собой детей. Дровосек, не растерявшись, ухватил огромное сучковатое полено и стал между Людоедом и своей семьей.

— То есть как это «вернулись»?! — прохрипел Людоед.

Тут жена дровосека выступила вперед и сказала:

— Детей привела Волшебница. Она передала мне их с рук на руки по счету, с приветом от вашей жены.

Людоед схватился за голову.

— От моей жены? — ахнул он. — Как могла она, благоразумнейшая из женщин, отдать ни с того ни с сего девять штук мальчишек, которых сама же откармливала для нашей семьи! Все ясно: она околдована. — Он заскрипел зубами в бессильной ярости. — Я этого так не оставлю! — рявкнул он вне себя, хватая за руки своих спутниц. — За мной! — И он вихрем вылетел из хижины.

— Куда вы нас тащите? — упираясь, захныкали сестры.

— К Волшебнице, объясняться. Она ограбила меня, и я беру вас в свидетели.

— Мы не хотим в свидетели! — запротестовала Золушкина мачеха.

— Не хотим! — подхватили девицы. — Волшебница рассердится и превратит нас во что-нибудь нехорошее.

Но Людоед, не слушая, волок их за собой, и вскоре они достигли жилища Волшебницы.

Большая комната тонула в полумраке. Обставленная богато, несколько старомодно, она выглядела уютной, но запущенной. Мягкая мебель, по-видимому, давно уже не выколачивалась, полы не натирались, безделушки, в изобилии расставленные повсюду, все были с каким-нибудь изъяном. Стеклянные, фарфоровые, деревянные, глиняные овечки, пастухи, собачки, девочки кувыркались, играли на свирелях, прыгали, паслись, собирали цветы, не подозревая о своих увечьях.

Сама Волшебница, утопая в мягком кресле, раскладывала пасьянс на круглом столе при мерцании свечей в медных старинных шандалах. Время от времени Волшебница поглядывала на большой таз, стоявший на треножнике. В тазу кипело варенье.

Надо сказать, что Волшебница в книжке считалась доброй. Когда-то это было действительно так, но годы изменили характер Волшебницы.

Было время, когда она, как и полагалось по ее званию, интересовалась жизнью всех обитателей книжки, вмешивалась в их дела, вступалась за обиженных, поддерживала беззащитных и обездоленных. Редко бывая дома, она являлась внезапно то тут, то там, никогда не расставаясь со своей волшебной палочкой и не стесняясь пускала ее в ход на страх обидчикам и на пользу обиженным.

С годами Волшебница стала все чаще и чаще засиживаться в кресле, тогда как раньше она позволяла себе только изредка вздремнуть в нем полчасика в промежутке между важными делами.

Постепенно Волшебница пристрастилась к картам и часами просиживала, раскладывая пасьянс и прихлебывая чай с вареньем, которого она запасала целые пуды. Дела она забросила, перестала выходить из дому и стала равнодушна ко всему, кроме своей особы. Свой покой она ценила теперь превыше всего. Тот, кто помешал бы ей разложить пасьянс или нарушил ее послеобеденный сон, мог считать себя ее заклятым врагом.

Все эти перемены не замедлили сказаться на внешности Волшебницы. Она располнела, у нее появился двойной подбородок, глаза заплыли жиром и стали маленькими, их окружила сеть мелких морщин, уголки рта опустились, одним словом, разрушение сделало свое дело. Время, по-видимому, не щадит и Волшебниц.

Эти перемены очень огорчали Волшебницу, и поэтому она давно уже никому не показывалась без вуали. Только в те часы, когда ворота были заперты на засов, а дверь — на ключ, Волшебница снимала колпак с вуалью и вешала его на гвоздик.

Так было и сегодня. Наслаждаясь покоем, растолстевшая Волшебница раскладывала пасьянс, прихлебывая чай и время от времени помешивая в тазу с вареньем своей волшебной палочкой. Делала это она, кстати сказать, напрасно. С волшебными предметами надо обращаться бережно и применять их только по назначению, иначе они портятся. Пренебрегая этими правилами, Волшебница варила варенье, напевая песенку:

Раздался страшный грохот. Безделушки попадали на пол. Таз с вареньем подпрыгнул на треножнике. Дверь распахнулась, и на пороге появился Людоед, таща за собой упирающихся мачеху с дочерьми.

— Ага! Застали! — загремел Людоед.

Волшебница вскочила с кресла.

— Как вы проникли сюда? — спросила она, возмущенная неожиданным вторжением.

— Хо-хо! — нахально ответил Людоед. — Не было еще ворот и дверей, которые устояли бы под натиском Людоеда. Мы явились сюда…

— Не вовремя, — оборвала его Волшебница. — Я не одета. — И она поспешила нахлобучить на голову колпак и скрыть лицо под вуалью.

— Не одета! — передразнил Людоед. — Все знают, отчего вы никому не показываетесь с открытым лицом. Морщины скрываете!

— Какая дерзость! — крикнула Волшебница, чуть не плача от обиды.

— А не дерзость, по-вашему, до того околдовать беззащитную женщину, мою жену, что она своими руками отдала девять штук мальчишек, которых откармливала для нашей семьи?!

Волшебница вытаращила глаза.

— Что?! — переспросила она.

— То, что вы слышите! — продолжал Людоед. — Вы обездолили целую семью! Попросту говоря — ограбили! И вот свидетели! — И он указал на своих спутниц, которые, прячась друг, за другом, всячески норовили не попасться на глаза Волшебнице.

— Мы тут ни при чем! — пискнули сестры.

— Ни при чем! — подтвердила мачеха. — И пожалуйста, отпустите нас! Мы опаздываем на бал. Подобный случай не повторится!

— Никто не выйдет отсюда, — гаркнул Людоед, — пока эта злодейка не признает своей вины и не расколдует все обратно.

— Вы, очевидно, не совсем здоровы, — холодно сказала Волшебница. — Иначе я не унизилась бы до оправданий. Заверяю вас — это недоразумение. Я никогда не вмешиваюсь в чужие сказки.

— Ложь! — раздался ангельский голос и…

…потрясая зонтиком, в комнату ворвалась Людоедиха.

Людоед попятился.

— Это… это видение… — пробормотал он.

Видение приблизилось к нему.

— Мой друг, — сказало оно, приглаживая его растрепанные усы, — все ясно. Ты околдован. Иначе ты не отдал бы этой… особе… — Людоедиха сверкнула глазами на Волшебницу, — девять штук мальчишек!

— Я отдал? — взревел Людоед. — Я? Я? Нет, ты! Людоедиха бросилась считать мужу пульс.

— Раз… два… десять… сто… стопятьдесят… — бормотала она. — Тысяча!!! — крикнула она в ужасе, и, отшвырнув руку Людоеда, схватила зонтик и замахнулась им на Волшебницу. — Вот до чего довели безобидного семьянина ваши адские козни!

Это было уже слишком.

Волшебница подняла руку. Зонтик исчез из руки Людоедихи и вылетел в окно. Тогда она в ярости смела со стола все карты. Они веером разлетелись по полу. Королевы, дамы, валеты захихикали и показали Людоедихе длинные розовые языки. Через секунду вся колода лежала на столе.

Людоедиха заметалась по комнате, круша все, что попадалось ей под руку. Толкнула треножник, пошвыряла на пол уцелевшие на полках безделушки, флаконы, чашки, опрокинула на пол таз с вареньем.

Но… едва она успела оглянуться и полюбоваться на дело своих рук, как таз снова оказался на треножнике и снова в нем розовой шапкой запенилось варенье. Безделушки и пузырьки, прыгая, как кузнечики, заняли свои привычные места.

Людоедиха задула свечи. Они тут же зажглись сами собой. Не помня себя от гнева, Людоедиха сорвала с головы мужа шляпу и запустила ею в Волшебницу.

Шляпа описала круг и, не задев Волшебницы даже кончиком пера, кинулась в огонь, горевший на треножнике. Пламя мгновенно охватило шляпу, перья затрещали, и от любимой шляпы Людоеда остался только пепел. Людоед застонал.

Тут Людоедиха села на стул и заплакала.

— Сдаюсь, всхлипывая, сказала она.

— Так-то лучше, примирительно сказала Волшебница. — Вместо того чтобы ссориться, лучше действовать сообща. Кто-то ввел вас в заблуждение, и это надо выяснить. Сейчас мы попытаемся это сделать. — И она достала из шкафа большую, выложенную перламутром старинную шкатулку.

— Нас не касаются ваши дела! — заявила Золушкина мачеха. — Мы спешим на бал. Он начнется ровно в полночь. Пока вы будете выяснять ваши недоразумения, дочки упустят принца! Не кусай ногтей! — прикрикнула она на старшую. — Не разевай рот, ворона влетит! — пригрозила младшей. — Дочки! За мной!

Все трое ринулись к дверям, но…

Гулкие удары башенных часов возвестили полночь.

— Вы опоздали, — сказала Волшебница. — Бал в королевском дворце начался.

Отдаленные звуки танцевальной музыки подтвердили это известие.

Между тем Волшебница не спеша открыла шкатулку и вынула из нее небольшое зеркало в простой оловянной оправе. С виду оно ничем не отличалось от тысячи других неразборчивых зеркал, которые отразят все, что им ни покажи. Но это зеркало было необыкновенным. В отличие от прочих оно обладало удивительным, неповторимым свойством. Это было Зеркало случайностей и недоразумений.

Вы не увидели бы в нем своего отражения, но зато оно отражало такие вещи, что, расскажи вы кому-нибудь что-либо подобное, вас сочли бы за лгунишку. Не удивительно, что Волшебница берегла зеркало и держала в шкатулке под замком.

На этот раз Волшебница, как всегда, протерла зеркало чистым платком и…

Тут она дохнула на стекло еще и еще раз, словно не веря своим глазам. Снова протерла его и снова взглянула. Но зеркало показывало одно и то же. Волшебницу. Волшебницу в черной мантии, остроконечном колпаке с вуалью, скрывающей лицо. Волшебница стояла посреди бального зала, залитого тысячами огней. Атласные юбки, перья, веера, золотое шитье камзолов, прически, украшенные цветами, меха, драгоценности — все это сверкало, слепило глаза. Среди этого великолепия чернела фигура Волшебницы.

— Что это? — вскрикнула Волшебница, сидящая в кресле. — Мираж? Сновидение? Оптический обман? Я здесь, я не на балу! — И она ощупала себя.

Людоед с женой и Мачеха с дочерьми столпились за спиной Волшебницы, заглядывая в Зеркало случайностей и недоразумений.

— Две Волшебницы! — ахнула мачеха.

— Две штуки! Одна здесь, другая там! — хохотнул Людоед.

— Молчи. Здесь что-то кроется, — насторожилась Людоедиха.

— Мамм, а где он, принц? — захныкали дочки. — Хоть посмотреть бы!

— Вон там, у колонны, в голубом, — прошептала Золушкина мачеха.

— Ни с кем не танцует, — с надеждой в голосе сказала старшая.

— Блондин! — всхлипнула младшая.

— Тсс! — прикрикнула Волшебница, не отрывая взгляда от своего двойника в зеркале.

— Волшебницы в сказках не ждут приглашений. Они приходят сами, — весело сказала Волшебница на балу, обращаясь к гостям.

— Нет, это не мираж! — догадалась Волшебница, сидящая в кресле. — Это — живое существо и притом самоуверенное! Я не допущу! Я разоблачу самозванку! — И, отшвырнув сгоряча зеркало так, что оно разлетелось на тысячу кусков.

Волшебница приказала Людоедам и Мачехе с дочерьми дожидаться ее возвращения и, пробормотав наспех волшебное заклинание, мгновенно очутилась в бальном зале.

Теперь среди толпы гостей чернели две фигуры в одинаковых мантиях и остроконечных колпаках. Две Волшебницы. У обеих были закрыты лица. Одна Волшебница была чуть поменьше ростом, чем другая.

— Не верьте ей! Не верьте! Она вас дурачит! — закричала Волшебница ростом повыше. — Я настоящая Волшебница. Я, а не она!

— Значит, одна из вас — самозванка, — сказала распорядительница бала. — Но кто же?

— Не я! Не я! Не я! — запротестовали Волшебницы в один голос.

— Тогда откройте лица!

— Нет! Нет! Нет! — снова в один голос закричали Волшебницы, хватаясь за вуали.

— Тогда… покажите какой-нибудь фокус! — предложила одна из дам.

— Сударыня! — вспылила Волшебница ростом повыше. — Волшебницы не показывают фокусов! Они творят чудеса! Это разные вещи! Стоило бы, конечно, превратить вас в зонтик или в кастрюлю, но я не унижусь до подобных эффектов. Я предоставляю это вам! — И она отвесила насмешливый поклон своей сопернице. — Докажите, что вы Волшебница.

— И докажу! — пообещала маленькая Волшебница.

Все замерли, ожидая.

— Ну, что же вы стоите сложа руки? — посмеивалась Волшебница ростом повыше. — Колдуйте, творите заклинания!

— А я не знаю ни одного.

— Тогда взмахните волшебной палочкой!

— А у меня нет палочки.

— Какая же вы после этого Волшебница? — возмутились гости.

— Самая настоящая! — не сдавалась Волшебница.

— Мы, старые Волшебницы, колдовали по всем правилам, и получалось неплохо, — усмехнулась Волшебница ростом повыше. — Посмотрим, на что способны вы!

Принц, который до сих пор безучастно смотрел на все происходящее, подошел к Волшебнице ростом пониже.

— Если вы в самом деле настоящая Волшебница, сделайте чудо. Верните мне ту, кого я люблю и с кем меня разлучили. Все затихли.

— Принц! — прозвучал молодой голос Волшебницы из-под вуали. — Не ждите от меня заклинаний и не надейтесь на колдовство. Простые слова, сказанные от души, сильнее, чем волшебные чары. Назовите по имени ту, кого вы любите.

Окликните ее, она отзовется.

В зале воцарилась мертвая тишина. Все ждали, что будет дальше.

— Золушка! — сказал принц. — Золушка, где ты? Я помню тебя так, точно мы расстались только вчера. Ты одета в атласное платье. Шлейф стелется за тобой, как голубой ручей. Ты самая нарядная, самая красивая девушка на свете. Я жду тебя. Отзовись.

Ему никто не ответил.

— Она не отвечает, — с грустным упреком сказал принц.

Волшебница покачала головой.

— Принц, это не те слова.

— Золушка! — снова позвал принц. — У крыльца нас ждет золотая карета. Хочешь, мы помчимся в ней навстречу счастью? Все будут смотреть нам вслед и завидовать. Золушка, поспеши!

И снова никто не откликнулся на его зов.

— Я засыплю тебя цветами и задарю алмазами, — пообещал принц.

Молчание.

— Золушка, — шепотом сказал принц, — я люблю тебя.

И тут… двери бального зала распахнулись настежь.

На пороге стояла Золушка. В стареньком платье с чужого плеча, в уродливом чепце, в стоптанных башмаках, щурясь от яркого света, бедная девушка казалась совсем дурнушкой.

Принц подал Золушке руку.

— Вот моя невеста! — обратился он к гостям.

Смешок пробежал по залу.

Оробевшая Золушка не смела поднять глаз.

— Во что бы ты ни была одета, в рубище или в атлас, я люблю тебя одинаково! — ласково сказал принц, улыбаясь ее смущению.

Скрывая досаду и разочарование под вежливыми улыбками, гости окружили жениха и невесту, не скупясь на поздравления и комплименты.

Грянула музыка. Принц пригласил Золушку на первый вальс.

Тем временем, пользуясь суматохой, Волшебница ростом поменьше успела выбраться незамеченной из бального зала и, когда ее хватились, была уже далеко.

Перепрыгивая со странички на страничку, она быстро достигла последней, на которой большими буквами было написано слово «конец».

— Через букву «О» я легко выберусь из книжки! Ведь я такая маленькая! — И Волшебница сбросила с плеч мантию и зашвырнула ненужный уже больше колпак с вуалью. Я думаю, читатели давно уже догадались, что Волшебница ростом поменьше была не кто иная, как Веснушка, переодетая Волшебницей. Теперь ей уже незачем было скрываться. Один шаг, и она очутилась бы за пределами сказок. Но… чей-то старческий голос окликнул Веснушку. Девочка оглянулась и увидела древнюю старушку, которая тащила на спине вязанку хвороста, изнемогая под непосильной тяжестью.

— Помоги мне, дитя мое! — попросила она Веснушку.

— Изволь, бабушка! — тут же согласилась Веснушка. — Какая большая вязанка! Тебе ни за что не донести ее. — И Веснушка взвалила вязанку себе на плечо.

— Спасибо, спасибо. У тебя, видно, доброе сердце, — растроганно сказала старушка. — Если ты так добра, как кажешься, то донесешь вязанку до моего дома и поможешь мне затопить камин. Я стара, и дым вреден для моих глаз. Каждый раз я плачу, разжигая огонь.

Идти пришлось недолго.

Когда они вошли в дом, указанный старушкой, Веснушка, присев на корточки, мигом затопила камин и протянула к огню свои озябшие руки.

— Какая холодная ночь! — сказала она. — Жалко, что в камин нельзя сунуть нос, чтобы он отогрелся. И почему это у меня прежде всего замерзает нос?

— Я знавала одну девочку, которая любила совать свой нос в чужие дела — и, представь себе, он был у нее точь-в-точь такой, как твой!

— А как ее звали, эту девочку? — полюбопытствовала Веснушка.

— Ее звали Веснушкой, — раздался зловещий голос Волшебницы.

Клубы едкого дыма вырвались из-за каминной решетки и окутали девочку. Невидимая сила оттолкнула ее от камина на середину комнаты и стала швырять бедняжку от стены к стене, словно мячик.

— Веснушка! Веснушка! Веснушка! — старались перекричать друг друга злые голоса.

Веснушка увидела сквозь дымное облако лица своих врагов — Людоеда, Людоедихи и Мачехи с дочерьми. Каждый старался ударить, ущипнуть, оцарапать Веснушку.

От страха она зажмурилась. На миг ей представилось слово «конец», напечатанное крупными буквами, и она потеряла сознание.

Веснушка не знала, много ли прошло времени с тех пор, когда она наконец очнулась. Ей показалось странным, что она не может ни шевельнуть пальцем, ни поднять и опустить ресницы. Неподвижная, скованная, она смотрела на своих врагов, которые оживленно разговаривали, указывая на Веснушку пальцами. И наконец Веснушка поняла.

Волшебница жестоко расправилась со своей соперницей.

Девочка превратилась в свой собственный портрет.

Над камином в великолепной золотой овальной раме, прикованная к полотну вместе со своими косичками и веснушками, бедняжка понимала и слышала все, что говорилось вокруг, но не могла ни защитить себя, ни сказать хоть слово упрека своим мучителям. Теперь Веснушке не бродить по сказкам и не выдавать себя за Волшебницу!

Враги ликовали.

— Это еще не все! — сказала Волшебница. — Я сделаю так, что ни один человек не узнает, кто нарисован на этом портрете. — И Волшебница взмахнула палочкой.

Тяжелые складки розовой парчи окутали маленькую фигурку. Гирлянда мелких роз украсила подол, облако кружев возникло вокруг худеньких плеч Веснушки. В ушах девочки качнулись длинные серьги. На ногах появились туфли на высоких каблуках. Бедная Веснушка съежилась под бременем этого наряда.

Волшебница отошла подальше, прищурилась и покачала головой.

— Не годится, — сказала она. — Веснушки на носу надо спрятать. Они могут испортить все дело. Кто-нибудь узнает девчонку! — И она еще раз взмахнула волшебной палочкой.

Худенькая рука Веснушки поднялась, сжимая веер. Он наполовину прикрыл ее лицо. Теперь от прежней Веснушки остались только глаза. Они смотрели на Волшебницу, и она читала в них упрек.

— Сейчас мы справимся и с этим, — сказала Волшебница и подняла еще раз волшебную палочку, но она, до сих пор беспрекословно выполнявшая все приказания Волшебницы, бездействовала.

Голубые глаза Веснушки по-прежнему в упор смотрели на Волшебницу.

— Опусти глаза, — строго приказала она. — Я приказываю. Я требую. Повинуйся. — Но, сколько она ни размахивала палочкой, все оставалось по-прежнему. Очевидно, палочка была не совсем исправна. Волшебница вспомнила, как она помешивала этой палочкой в тазу с вареньем, и впервые пожалела об этом. Но делать было нечего. — Сойдет и так, — сказала Волшебница. — Девочка неузнаваема!

— Отличная работа! — не мог не признать Людоед, хотя и был втайне недоволен вмешательством Волшебницы. Он предпочел бы сам расправиться с Веснушкой.

— Надеюсь, ничего не может случиться такого, что нарушило бы ваше колдовство? — озабоченно спросила Золушкина мачеха. — Девчонка не сбежит с портрета?

— С нее станется! С нее станется! — заверещали сестры.

— Веснушка не должна видеть своего отражения! — сказала Волшебница. — Случись это, колдовство потеряет силу.

— Надеюсь, вы приказали убрать из вашего дома все зеркала? — забеспокоилась Людоедиха.

— Не только зеркала, но кастрюли, тазы, самовары, подносы — словом, все, в чем могло бы отразиться человеческое лицо хотя бы в искаженном виде, — успокоила Волшебница.

«Все кончено для меня! — подумала Веснушка. — Я никогда не увижу моих друзей. Они сочтут меня погибшей. Я навсегда останусь в книжке и не смогу даже заплакать, когда мне станет невмоготу».

Размышляя таким образом, Веснушка увидела, как развеселившиеся враги разбились на пары и, притопывая, стали вертеться по паркету, отплясывая польку. Закутанная в розовую парчу, беззащитная пленница смотрела, как металась по стене огромная тень Людоеда, как трепетали в ушах у Людоедихи бирюзовые сердечки, как потряхивали мелкими кудряшками Золушкины сестры.

Танцуя, они пели во все горло:

Шпоры на сапогах у Людоеда звякнули в последний раз. Танец кончился.

Веснушка осталась одна.