Счастье

1

Было уже за полдень, когда Дин Юсон сошел на станции Хаджин. Это был его второй приезд сюда, но какие разные чувства владели им тогда и сейчас.

Тогда на душе у него было спокойно. Теперь, несмотря на предстоящую встречу с матерью, он испытывал какое-то смущение: приехал, не доведя до конца начатое дело.

Лучше бы эта поездка состоялась до того злополучного совещания — может быть, тогда не было бы так тяжело на сердце. В поезде он ни на минуту не сомкнул глаз.

Тяжелой походкой Дин Юсон направился к выходу. На площади он осмотрелся. Кое-что тут изменилось: появились новые кирпичные дома, более оживленным стало уличное движение. Лишь на обочине, как и прежде, высилась металлическая опора высоковольтной линии и, казалось, с насмешкой взирала на старого знакомого.

С тревожно бьющимся сердцем садился Дин Юсон в автобус, который шел до машиностроительного завода. Как его встретит Сор Окчу? Но вот автобус наполнился пассажирами и, вздрогнув своим массивным корпусом, медленно тронулся с места.

Через некоторое время, натужно урча, автобус стал подниматься на перевал. Дин Юсон сидел у окна, глядя на медленно проплывавшие пейзажи, а перед его глазами стояли образы матери и Сор Окчу.

С тех пор как Дин Юсон видел их в последний раз, прошло много времени, и ему казалось, что мать очень постарела, а Сор Окчу из-за своего увечья тоже внешне изменилась… Он представил себе, как они встречают его на конечной станции, и сердце его учащенно забилось.

Поднялись на перевал. В раскрытые окна ворвался соленый морской воздух, потянуло запахом вяленой рыбы и бодрящим ароматом молодой зелени, уже покрывшей склоны сопок.

Сквозь частокол стройных сосен виднелась хаджинская бухта, а справа у подножия гор лежал завод.

Окрашенные в серый цвет, с огромными окнами, сверкавшими на солнце, выстроились в строгий ряд заводские корпуса.

По акватории бухты, ближе к скалистому мысу, скользили рыбачьи лодки, а у берега на якоре стояли большие сухогрузы, ожидавшие разгрузки.

«Родина залечивает раны, возрождается из пепла, а наши врачи…» При этой мысли его снова охватила досада: ведь и он до сих пор не выполняет свой прямой долг врача — решить проблему радикального лечения инвалидов войны. Но больше всего его тяготило сознание, что он, отчаявшись из-за постоянных неудач, сам бросил на полпути свои исследования и в таком состоянии должен предстать перед Сор Окчу.

Автобус медленно подходил к остановке. Дин Юсон пытался отыскать в толпе мать, но, к его удивлению, матери не было видно. И только когда автобус сделал еще один круг и подошел к пассажирам, ожидавшим посадки, он увидел мать. Она стояла в сторонке, у изгороди перед жилым домом.

Мать стала ниже ростом, она как-то сгорбилась — может, поэтому Дин Юсон не сразу заметил ее. Но это была его мать, о которой он думал и на берегу Нактонгана, и в тяжелые дни отступления. Он увидел ее впервые после того, как она покинула родную деревню и, преодолев путь в тысячи ли, пришла на Север. Направляясь в Хаджин, Дин Юсон знал, что его мать находится здесь, но сейчас при виде ее ему это казалось сном. Женщина тоже напряженно вглядывалась в лица прибывших, пытаясь отыскать сына. Дин Юсон высунулся из окна и помахал матери рукой.

— Ма-ма! — сдавленным голосом окликнул он мать. И только тогда старушка, узнав сына, бросилась к автобусу с протянутыми руками.

Теплое чувство заполнило грудь Дин Юсона.

«Бедная мама, сколько унижений, сколько оскорблений вытерпела она, когда после смерти отца ей пришлось гнуть спину на помещика! А какие суровые испытания она перенесла во время отступления, когда, пробираясь на Север, должна была преодолеть тысячи ли тяжелого пути!» И от этих мыслей мать становилась ему еще роднее, еще ближе.

Мать торопливо подошла к автобусу, в ее глазах стояли слезы.

— Мама! — повторил Дин Юсон, выходя из автобуса и обнимая мать.

— Юсон, мальчик мой! — Голос матери не изменился: он звучал так же мягко и нежно, как и раньше.

Встречать Дин Юсона пришел и Ди Рёнсок, с которым Дин Юсон познакомился еще в прошлый раз. Но Сор Окчу не было. Возможно, она еще работает? А может, плохо себя чувствует? Или же…

— Ну вот, снова довелось встретиться! — Ди Рёнсок крепко пожал Дин Юсону руку.

— Здравствуйте, очень рад вас видеть, — сердечно поздоровался с ним Дин Юсон и опять повернулся к матери. — Мама, милая! — В первые минуты встречи Дин Юсон ничего больше не мог сказать.

— Сыночек! Мой сыночек! — повторяла женщина; подкативший к горлу комок мешал ей говорить.

Сколько же лет прошло с тех пор, когда сын в военной форме приходил навестить ее в деревне. Она так гордилась тогда перед односельчанами, что ее сын — офицер. И вот он снова приехал и обнимает свою старенькую мать. Кажется, он стал еще выше ростом, раздался в плечах. Теперь ее сын известный врач, член Трудовой партии. Как жаль, что мужа нет в живых и она одна переживает эти счастливые минуты.

— Что же вы плачете, тетушка? — укоризненно произнес Ди Рёнсок. — Сына ведь встретили, нужно улыбаться, а не плакать. Ну, пойдемте домой, чего мы тут стоим.

— Да, да, пойдемте, — встрепенулась старушка.

Все трое направились в поселок. Дин Юсон шел рядом с матерью.

— Мама, а что с Сор Окчу? — тихо спросил он, наклонясь к матери.

— Потом, потом поговорим, она ненадолго отлучилась, — скороговоркой проговорила старушка и отвела взгляд.

Дин Юсона снова охватило тревожное чувство.

«Если Окчу действительно отлучилась ненадолго, почему же мать так волнуется?» — недоумевал он.

Пришли домой; от натертого до блеска пола шло тепло. Повсюду — на красиво расставленной мебели, на абажуре настольной лампы — лежали вышивки. Это, видно, работа Сор Окчу, подумал Дин Юсон, ведь она и в госпитале этим занималась, везде наводила порядок и уют. Мать, словно угадав мысли сына, открыла шкаф, вынула оттуда вышитую подушечку и предложила сыну. Все уселись за столик. Из кухни, где жена Ди Рёнсока готовила ужин, доносился звон посуды.

— Ну, как твое здоровье, как у тебя на службе? — Старушка участливо посмотрела на сына.

— Спасибо, мама, я здоров, как вы себя чувствуете?

— Ничего, все в порядке. На Юге я часто болела желудком, но здесь меня вылечили.

— Правда? А я так ничем вам и не смог помочь. Но как это вы проделали такой нелегкий путь — с Юга на Север? Я даже представить это себе не могу. Да еше с Сор Окчу.

— Да, путь был трудный. Но все обошлось. И тебя вот встретила, сразу радостнее стало жить. А ты почему только сейчас приехал? Я думала, мы встретимся раньше.

— У меня, мама, была срочная работа, поэтому и не приехал раньше, — ответил Дин Юсон и невольно вспомнил злосчастное совещание у профессора.

— Срочная работа, говоришь? Теперь у всех срочная работа. А вот что Сор Окчу долго не навещал, зная о ее горе, это плохо.

— Я хотел, мама, но… — Дин Юсон посмотрел на мать и замолчал. Вспомнились все его переживания, когда он, узнав от профессора Хо Герима о судьбе Сор Окчу, все никак не мог решиться написать ей письмо. — Так сложились дела…

— Какие же такие дела могли быть выше этого?

— Вы должны понимать, что я как врач не мог прийти к Окчу с пустыми руками. Я упорно работал, стараясь найти способ избавить ее от увечья…

— И что же?

— К сожалению, мои усилия не увенчались успехом…

— Вот что я тебе скажу, сынок. Зачерствел ты душой. Нельзя так. Вспомни, какой это человек, Окчу. Была почти при смерти, но нашла в себе силы выкарабкаться. Из-за этих проклятых американцев потеряла и отца, и мать. А как сражалась на фронте? Жизни своей не щадила. Неужели же тебя не волнует ее судьба? Да мы должны преклоняться перед ней, носить ее на руках! Все должен был бросить, а к ней приехать!

— Послушайте, мама… — чуть не со стоном начал Дин Юсон, но, опустив голову, умолк.

— Я не знаю, как ты, но я не могу жить без Окчу. Где бы я была теперь, если бы не она?

— Не будьте так несправедливы ко мне, мама. Я с вами во всем согласен. Меня удерживало только одно: я ничем не мог ей помочь. А где же сейчас Окчу?

— Наша девочка… Ох, не могу я говорить об этом… — С этими словами старушка встала и вышла на кухню.

Что еще случилось, подумал Дин Юсон с тревогой.

— Я тебе все расскажу, — вмешался в разговор Ди Рёнсок.

…Несколько дней назад, после обеда, к нему зашла Сор Окчу. Она казалась очень взволнованной. Он вообще заметил, что после того, как мать Дин Юсона съездила в Пхеньян, Сор Окчу сильно изменилась, стала какой-то замкнутой, как бы ушла в себя. Он вопросительно посмотрел на девушку.

«Товарищ бригадир, мне нужно на какое-то время съездить в госпиталь для инвалидов войны», — сказала Сор Окчу.

«Понимаю, но, говорят, скоро должен приехать Дин Юсон».

«Вы знаете, что мне два раза в год — осенью и весной — предоставляется возможность проходить курс лечения в этом госпитале».

«А вызов есть?»

«Да, и с нашей больницей вопрос согласован. Я должна ехать».

«Тогда конечно, поезжай. Но а как же быть, если приедет товарищ Юсон?»

«Если приедет товарищ Юсон, позаботьтесь, чтобы он хорошенько отдохнул… а потом пусть возьмет свою мать и уезжает», — тихо ответила Сор Окчу.

«Ты в своем уме? Конечно, увидеть мать — это большая для него радость, но я думаю, что он едет сюда больше из-за тебя. Разве ты этого не понимаешь?..»

«Прошу вас, не говорите об этом. Я…» Сор Окчу отвернулась и расплакалась.

«Ну что ты, что с тобой, Окчу?» Ди Рёнсок растерялся.

«Я не в силах сейчас все объяснить, но поймите меня правильно и постарайтесь, чтобы мать Юсона тоже поняла мое состояние. Я уезжаю завтра утром».

Сор Окчу вытерла слезы, склонилась в поклоне и вышла. Ди Рёнсок молча смотрел ей вслед. Что еще спрашивать? Он и так понял, что творилось в душе у девушки…

— Вот так и уехала Окчу. Беда, да и только, — тяжело вздохнул Ди Рёнсок.

Дин Юсон молчал, только курил одну сигарету за другой.

Из письма, оставленного Сор Окчу профессору Хо Гериму, было трудно догадаться, что руководило девушкой, когда она писала свое письмо. Теперь он все понял. Так вот в чем причина! Что же делать дальше? Как ему поступить?

— Можно только представить, какое насилие совершила над собой Окчу, если она, глубоко почитая вашу мать, навсегда решила расстаться с вами. Ее поступок может показаться жестоким, но ему можно найти оправдание. Поэтому не судите ее слишком строго.

— Что вы, товарищ Рёнсок!.. Да разве…

А Ди Рёнсок, словно не слыша его, продолжал:

— Что ж теперь поделаешь? Но вы не беспокойтесь об Окчу, она не пропадет, а вы живите счастливо со своей матушкой.

Дин Юсон сидел неподвижно, устремив взгляд в одну точку. Да, его поведению нет оправдания. Ведь знал же он, в каком состоянии находится Сор Окчу, а не стремился разыскать ее. Колебался даже, прежде чем писать ей. И в Хаджин медлил с приездом: мол, закончу опыты, тогда и приеду. Почему он такой нерешительный?

— Если говорить откровенно, — наконец заговорил Дин Юсон, — я ей обязан больше, чем она мне. Думаю, что всегда она будет нужнее мне, чем я ей. Поэтому я не уеду отсюда с матерью. Я не оставлю Окчу одну. Уверен, что и мама так считает.

— Что ж поделаешь, коль она так решила. Я ее понимаю; нет, это не безрассудство, — сказал Ди Рёнсок и встал.

Мать и сын оставляли его ужинать, но бригадир поблагодарил их и от ужина отказался.

Проводив гостя, Дин Юсон вернулся к себе и долго стоял неподвижно посреди комнаты, как бы раздумывая, что ему делать. Мысли путались. Его взгляд упал на книжную полку, там стояли учебники для студентов четвертого курса заочного факультета медицинского института. Он с нежностью подумал о Сор Окчу: вот ведь хватает сил еще учиться. На маленьком столике лежали раскрытые книги и тетрадки. Казалось, что их хозяйка только что занималась здесь и лишь ненадолго вышла куда-то. На столе рядом с настольной лампой Дин Юсон увидел две маленькие фарфоровые фигурки мальчика и девочки. Они улыбались друг другу с таким забавным выражением лица, что, глядя на них, нельзя было сдержать улыбку.

Эти маленькие человечки своим забавным видом, наверное, подбадривали Сор Окчу, скрашивали ее одиночество. Милая Окчу, ты стала мне еще дороже. Чувство любви к девушке вспыхнуло в Дин Юсоне с новой силой, и теперь только от него самого зависело, чтобы это чувство не угасло. Нет, оно никогда не угаснет, и он добьется своего — вылечит свою любимую.

Вошла мать и поставила перед сыном столик с ужином.

Как когда-то, они сели за столик друг против друга.

— Ну, давай ужинать, сынок, — сказала мать, протягивая сыну палочки для еды.

— Сколько лет, мама, мы не сидели вот так за одним столом?

— Ох, давно, сынок.

— Мама, а когда вы приехали в Хаджин?

— Скоро неделя будет. Я ведь как думала? Вот приедешь ты, мы возьмем Сор Окчу и все вместе поедем к тебе. Но видишь, как вышло? Ох… — Старушка пододвинула к сыну мисочку с кимчхи из молодой редьки.

— Это вы специально для меня приготовили? — спросил Дин Юсон, нежно глядя на мать.

Страдальческое выражение исказило лицо старушки.

— Что с вами, мама?

— Это еще Окчу приготовила перед отъездом. Она говорила, что ты очень любишь кимчхи из молодой редьки…

Это было дня два назад. Сор Окчу принесла несколько пучков молодой редьки. Через несколько минут она была уже на кухне и приготовила кимчхи, положив его в глиняный кувшин. Разве трудно было догадаться, для кого девушка перед отъездом готовила кимчхи?

Дин Юсон вспомнил, как в военно-полевом госпитале, когда в столовой подавали кимчхи, Сор Окчу, видя, с каким аппетитом Дин Юсон его уплетает, всякий раз незаметно пододвигала ему и свою порцию.

Милая, она не забыла о нем, она всегда о нем думала, хотя и решила навсегда с ним расстаться. И даже уезжая, приготовила его любимое блюдо.

Внимание Дин Юсона привлекли фотографии, стоявшие в стеклянной рамке на письменном столе. Рядом с его детской фотографией в рамку был вставлен снимок, сделанный в доме профессора Хо Герима в день освобождения Сеула, где он был снят вместе со своими боевыми друзьями. Поев, Дин Юсон подошел к письменному столу. Мать вышла на кухню мыть посуду. Когда она вернулась, он спросил:

— Мама, а как эти фотографии оказались здесь?

— Вон ту маленькую я привезла с собой, а эта, где ты с друзьями, была у Окчу.

— Ах, вот как… — задумчиво протянул Дин Юсон, продолжая рассматривать фотографии.

Оба долго молчали.

— Видишь, как получилось, сынок, — нарушила молчание старушка. — Окчу ушла, но ведь мы могли бы жить все вместе?

— Не отчаивайтесь, мама. Вот увидите, Окчу обязательно вернется, — твердо сказал Дин Юсон, хотя он сам еще не был в этом уверен. Просто он страстно этого хотел.

— Дай-то бог! Тебе, конечно, виднее. Но почему не могут вылечить Окчу? У вас такая прекрасная больница, взял бы ты ее к себе!

— Со временем вылечат. А вы видели нашу клинику?

— Видела, доктор Мун Донъир показывал. Раньше я даже не думала, что на свете бывают такие больницы. Куда ни войдешь — везде стоят какие-то аппараты, кругом чистота, у больных белые простыни. И как врачи стараются, ухаживают за больными. Как же могут тут не вылечить болезни! И подумать только: никто ничего не платит за лечение. Поневоле вспомнила мужа. Какой у него был крохотный кабинет! А все ж лечил односельчан — и многих вылечивал. А вот сам занемог, и пришлось отдать богу душу — никто не помог. И подумать страшно, сколько еще страдает бедных людей в Южной Корее! Но почему у нас в такой чудесной больнице наши врачи не могут вылечить Окчу?

Слова матери причиняли Дин Юсону чуть ли не физическую боль. Он не знал, что ответить. Наконец тихо произнес:

— Потому, мама, что врачи, в том числе и я, еще многого не умеют. Но в настоящее время делается все, чтобы излечить таких больных.

— Скорее бы наступил такой день!

— Этот день обязательно придет.

Дин Юсон вышел на улицу и направился к морю. Через некоторое время он оказался на стрелке, залитой ярким лунным светом. Отсюда начинался пляж. Дин Юсон медленно пошел по песчаному берегу, прислушиваясь к тихому плеску мерно набегавших волн.

У высокой, одиноко стоявшей на берегу сосны он остановился. Струящийся сквозь хвою серебристый свет луны будоражил душу.

Мысли Дин Юсона снова вернулись к тому, что рассказывала о Сор Окчу мать. И чем больше он думал о девушке, тем больше утверждался в мысли о ее благородстве. Как же ему сейчас не хватает ее! Как хотелось излить ей свою душу. Теперь ему было ясно: нужно как можно скорее увидеть Сор Окчу и объясниться — их жизнь совершенно немыслима друг без друга. Он должен принести ей радость и вселить в нее надежду.

Дин Юсон был так поглощен своими мыслями, что не заметил, как к нему подошли мать и Ди Рёнсок. Старушка, видимо, беспокоилась, куда это отправился сын, и захватила с собой бригадира.

— Юсон, сынок!

Дин Юсон от неожиданности вздрогнул и обернулся.

— Вы, доктор, уж не осуждайте Окчу за ее поступок, — сказал Ди Рёнсок.

— Я не осуждаю. Напротив…

— А ты поедешь за ней, сынок?

— Обязательно, завтра утром и отправлюсь. Что бы там ни было!

Ди Рёнсок крепко пожал юноше руку.

— Спасибо, доктор, вы поступаете благородно.

— Может быть, пойдем домой? — робко спросила мать.

— Да, пора.

Они повернули в сторону поселка.

2

По приезде в госпиталь для инвалидов войны Дин Юсон сразу же направился к главному врачу, так как считал, что лучше других должен быть осведомлен о состоянии здоровья Сор Окчу именно он.

Его приветливо встретил пожилой коренастый мужчина.

— Товарищ Сор Окчу, говорите? Да, три дня, как поступила. А вы кем ей доводитесь?

— Мы знакомы еще с фронта… Это моя невеста, — ответил Дин Юсон и покраснел.

— Вот как! Выходит, это вы писали сюда? К сожалению, мы ничего не могли вам ответить, ведь Сор Окчу, выписываясь, не оставила адреса.

— Да, я знаю. Я все знаю.

— Ну что ж, тем лучше. Вы можете встретиться с больной. Можно здесь у меня, если желаете.

— Простите, я хотел бы узнать… Как вы оцениваете теперешнее состояние Сор Окчу? — Дин Юсону хотелось услышать подробности от человека, который в течение длительного времени знал Сор Окчу и следил за ее здоровьем.

— От вас я ничего скрывать не стану. Положение у нее, конечно, серьезное, хотя…

— Я имею в виду вот что, — прервал врача Дин Юсон. — Есть ли, по-вашему, у Сор Окчу хоть какой-нибудь шанс на полное излечение?

— Что вам сказать? По сравнению с некоторыми другими больными общее состояние вашей невесты вполне удовлетворительное. Конечно, нужно всегда надеяться на полное выздоровление. Но пока мы бессильны излечить ее полностью.

Дальнейшие расспросы Дин Юсон счел излишними. Все было ясно. Никто пока не может помочь Сор Окчу, в том числе и он.

— Вы побудьте здесь, а я приглашу Сор Окчу, — дружелюбно сказал главврач и вышел из кабинета.

Дин Юсон не находил себе места. Чтобы как-то успокоиться, он стал медленно ходить по кабинету. Сейчас придет Сор Окчу, он увидит свою любимую. Сердце у него учащенно забилось.

Семь лет прошло с тех пор, как он в последний раз видел Сор Окчу в Ёнчжу, семь долгих мучительных лет ожидания. В тот трагический день, когда он увидел Сор Окчу, сраженную вражеским осколком, он рыдал от отчаяния, ибо ничем не мог ей помочь. И вот она сейчас придет. «Неужели я сейчас увижу ее?» — думал Дин Юсон и не мог в это поверить. Наверное, она сильно изменилась, лицо стало бледным, осунулось, как у всех больных. А раньше оно всегда светилось улыбкой. И сама, конечно, похудела от частых операций.

Послышались неровные шаги. Дин Юсон весь напрягся, прислушиваясь. Человек подходил все ближе и ближе, вот шаги застыли у кабинета. Стало тихо. Нервы у Дин Юсона была напряжены до предела. Наконец в дверь постучали.

Это, конечно, стучит она, подумал Дин Юсон. Охваченный волнением, он стоял как вкопанный, забыв даже ответить на стук. Затем опомнился, тихо сказал: «Войдите» — и подошел к двери.

Но дверь не открывалась. Тогда он взялся сам за дверную ручку. Прошло несколько тягостных секунд. Но вот дверь открылась — Дин Юсон так и не понял, сам ли он открыл ее, или это открыли с другой стороны, — и он увидел бледное, без кровинки лицо Сор Окчу. Только лицо.

Их взгляды встретились. Прижав к груди руки, как бы сдерживая готовый вырваться крик, Сор Окчу стояла не двигаясь.

— Окчу! — воскликнул Дин Юсон сдавленным голосом, делая шаг вперед.

Сор Окчу, казалось, не изменилась. Те же внимательные глаза, тот же овал лица, то же очертание рта. Только немного осунулась. Но нет, лицо было и прежним и другим. Появилось какое-то строгое, волевое выражение, но оно придало девушке еще большую привлекательность.

Сор Окчу сделала над собой усилие, чтобы улыбнуться, но улыбки не получилось, и она опустила глаза.

Войдя в кабинет, она дрожащей рукой прикрыла за собой дверь…

Когда ей сообщили о приезде Дин Юсона, это было так неожиданно, что она хотела отказаться от встречи, но главврач посоветовал ей встретиться, да и подкупала та настойчивость, с которой Дин Юсон добивался ее увидеть. И она решила не избегать встречи, напротив, нужно было воспользоваться ею, чтобы объясниться до конца.

— Окчу, милая, как я рад вас видеть! — Дин Юсон подошел к девушке и протянул ей руку.

— Как вы меня разыскали? — Слабая улыбка появилась на лице Сор Окчу.

— Я нашел бы вас даже на краю света. Я не могу прийти в себя от счастья, что снова вижу вас. Мама мне все рассказала. Вы столько пережили! — торопливо говорил Дин Юсон, стараясь не показывать своего волнения.

— Не больше, чем другие. — Сор Окчу только теперь увидела, как сильно похудел Дин Юсон.

— Мне говорили, что вы и работаете и учитесь, не трудно ли вам? — голос Дин Юсона звучал очень ласково.

— Ничего, справляюсь.

Оба хорошо понимали, что говорят слишком обыденные слова, которые не выражают того, что творится у них в душе. Но их горячие взгляды, дрожащие руки, взволнованные лица лучше всяких слов передавали их чувства.

— Давайте, Окчу, прогуляемся — такая чудесная погода сегодня, — предложил Дин Юсон.

Сор Окчу заколебалась, она незаметно посмотрела на свою больную ногу.

Дин Юсон догадался, что девушка стесняется своей хромоты, и молча взял ее под руку.

— Ничего, не надо, — смутилась Сор Окчу и попыталась высвободить свою руку.

Они шли рядом по белоснежной песчаной дорожке среди могучих тополей, которые, словно состязаясь друг с другом, устремляли ввысь свои вершины. Вокруг было тихо. Только легкий ветерок шумел в кронах деревьев да слышалось щебетание птиц.

Долгое время они шли молча. Дин Юсон не знал, с чего начать разговор. Наконец он нарушил это тягостное молчание.

— Милая Окчу, я очень устал. И приехал сюда, чтобы наконец объясниться с вами, — как-то жестко начал Дин Юсон, собираясь высказать девушке все, что до сих пор мучило его.

— О чем вы, Юсон? — Сор Окчу остановилась, вопросительно вглядываясь в напряженное лицо Дин Юсона. Она насторожилась: Дин Юсон всегда такой выдержанный, такой спокойный и вдруг…

— Я был в Хаджине, виделся с матерью, разговаривал с Ди Рёнсоком. Я измучился, я думал встретить там вас, своего верного товарища, которому мог бы поведать все свои мысли и чувства. Но вас там не оказалось.

— Юсон, не волнуйтесь, пожалуйста, говорите спокойнее. — Сор Окчу растерялась. Что случилось с Дин Юсоном? Она опустилась на скамейку.

— Постараюсь. Раз я пришел сюда, я не стану от вас ничего скрывать. Когда мы были на фронте, вы всегда были рядом со мной, вы во всем помогали мне.

— Юсон, вы несколько преувеличиваете.

— Нет, это правда. Кто образумил меня, когда я чуть было не отхватил Хван Мусону ногу? Вы. Кто, рискуя жизнью, помог отряду раненых выйти благополучно из окружения? Тоже вы. Вы для меня всегда были надежным товарищем, на которого можно положиться, который не оставит в беде.

Сор Окчу сидела, низко опустив голову. Она не пыталась возражать. Да, то были трудные, но такие счастливые дни!

— И вот я снова прошу вашей поддержки. Вас пугает, что вы можете стать мне в тягость. Но ведь не вам, а мне нужна ваша помощь. Поэтому вполне возможно, что я могу стать вам обузой.

— Юсон, но что же все-таки случилось?

— Окчу, — заговорил спокойнее Дин Юсон, — в отделении восстановительной хирургии, где я сейчас работаю, находится больной Хван Мусон, раненный на Нактонганском рубеже.

— Тот самый?

— Да, тот самый. И до сих пор мы не можем полностью излечить его. Сейчас его состояние настолько ухудшилось, что мы вынуждены будем ампутировать ему ногу.

— Но как же так?

— Я делал все, что мог. Я считал, что если мне удастся вылечить Хван Мусона, то это позволит решить актуальную проблему лечения инвалидов войны. Но все мои труды закончились неудачей. Вот почему и к вам я приехал с пустыми руками.

Дин Юсон оперся локтями на колени и обхватил голову руками.

— Говорите, говорите, Юсон, все как есть.

Сор Окчу всегда верила в Дин Юсона, она считала, что в любом деле ему должна сопутствовать удача, и сама искренне этого желала. И сейчас она была крайне обескуражена, что увидела перед собой совершенно другого Дин Юсона, какого-то растерянного, опустошенного. Видно, и впрямь его постигла серьезная неудача.

Отняв руки от лица и повернувшись к девушке, Дин Юсон подробно рассказал о мотивах, побудивших его к исследованиям, о неудачах, преследовавших его в процессе проведения опытов.

— Окчу, я знаю, только вы сможете понять меня. Поэтому я приехал сюда. Я верю, что вы поможете мне, как это делали не раз во время войны. Поймите, мы должны быть вместе!

Сор Окчу молчала. Ей было очень тяжело, и она лишь сильнее сжимала губы.

— Я понимаю вас. Но я не могу поступить так, как поступаете вы. Мне слишком дороги мои чувства, которые вы вызвали во мне в те далекие фронтовые дни.

— Спасибо, Юсон. Но мне… — Сор Окчу осеклась, что-то теплое заполнило грудь и мешало говорить. Любовь Дин Юсона оставалась такой же пламенной, как и прежде, и она страдала, что не может теперь принять эту любовь… — но мне жаль, что я не смогу вам теперь ничем помочь. В моем положении я просто не в состоянии это сделать. Прошу вас, поймите меня! — Сор Окчу бессильно уронила голову.

— Не надо так говорить, не надо, милая Окчу.

— За эти годы я многое передумала. Я навсегда сохраню в своем сердце самые нежные чувства, которые до сих пор питаю к вам.

— Но вы думаете только о себе!

— Нет, так мне велит моя совесть. Прошу вас, не мучайте меня больше.

— Окчу!

Дин Юсон смотрел на девушку умоляющим взглядом. Почему, почему она не хочет понять его!

— Значит, это все? Я не верю, что если бы со мной произошло то, что случилось с вами, вы бы меня бросили!

Избегая взгляда Дин Юсона, Сор Окчу отвернулась, ее хрупкие плечи вздрагивали.

— Почему вы молчите?

— Юсон, вы не смеете так говорить! — через силу выдавила из себя Сор Окчу, глотая слезы.

— Вы обманываете себя. Еще раз я говорю вам: мои чувства к вам остались прежними. Прошу вас, поймите.

— Умоляю, не мучайте меня. Я желаю вам всего самого хорошего, но своего решения не изменю. Возвращайтесь в Хаджин, заберите маму и уезжайте оттуда. Я умоляю вас! — Сор Окчу повернулась и медленно пошла в сторону госпиталя.

— Окчу! — окликнул ее Дин Юсон, сделав несколько шагов ей вслед. Но Сор Окчу не обернулась.

Дин Юсон не стал ее больше звать. Он понял, что никакая сила не заставит девушку вернуться назад.

«Зачем, зачем, Окчу, вы так поступили!» Он несколько раз мысленно повторил эти слова и бессильно опустился на скамейку.

Медленно стали сгущаться вечерние сумерки. Сумрачно было и на душе Дин Юсона.

3

Заведующим отделением восстановительной хирургии был назначен Чо Гёнгу. Приехав из Пхеньяна, он попросил Рё Инчже доложить о положении дел в отделении. И вот уже который час у него из головы не выходил Дин Юсон.

«Что же это такое? Пусть у него не хватило силы воли, пусть недостает принципиальности, но он же прирожденный ученый! Разве можно так легко отступать! Спасовать только потому, что Рё Инчжэ и Хо Герим выступили против него?» — размышлял Чо Гёнгу.

В другое время Дин Юсон запросто пришел бы к Чо Гёнгу поговорить, облегчить душу. Но на этот раз он только поздоровался с ним и с мрачным видом удалился. Чо Гёнгу был озадачен, он не мог этого понять и решил встретиться с Дин Юсоном наедине.

Вечером он вызвал Дин Юсона к себе, но врача не оказалось на месте. Тогда он вызвал Гу Бонхи — у нее было воскресное дежурство. Та пришла тоже с угрюмым видом, казалось, что ее лицо даже утратило обычную свежесть.

— Мне сказали, что Юсона нет. Вы не знаете, где бы он мог быть? — спросил Чо Гёнгу.

— Не знаю, говорят, ушел еще утром и пока не возвращался.

— Он всегда уходил по воскресеньям?

— Нет, раньше, когда занимался исследованиями, он всегда бывал в лаборатории.

— Почему же теперь он бежит из клиники?

Гу Бонхи молча опустила голову.

— Бонхи, что случилось? Почему вы таитесь от меня?

— Товарищ Чо Гёнгу, раньше доктор Юсон целыми днями был занят научно-исследовательской работой, а теперь все свободное время проводит на теннисной площадке…

— На теннисной площадке? Вот это здорово! Говорят, он еще в школе неплохо играл в настольный теннис, даже в чемпионы выбился. — На лице Чо Гёнгу появилась ироническая усмешка. Так вон оно что — теннис! — Почему же он изменил своим прежним привязанностям?

— Доктор Юсон забросил свои опыты, он даже не интересуется, что предпримут с Хван Мусоном.

И Гу Бонхи подробно рассказала о том, что произошло на совещании врачей; о поездке Дин Юсона в Хаджин и его встрече в госпитале с Сор Окчу; о том, в каком подавленном состоянии вернулся он оттуда.

— Меня вот что беспокоит, — продолжала Гу Бонхи, — конечно, профессор Хо Герим и доктор Рё Инчже правы, когда говорят, что исследования доктора Юсона не имеют пока научно-теоретического обоснования. Но это не значит, что мы не должны заниматься ими. Почему мы не верим в свои силы? Почему мы должны сидеть, сложа руки, и ждать?..

Выслушав девушку, Чо Гёнгу спросил:

— А где находится бывшая лаборатория доктора Юсона?

— Это рядом с виварием, в пристройке…

— Не могли бы вы меня проводить туда?

Чо Гёнгу собрал лежавшие на столе бумаги, спрятал их в ящик и вслед за Гу Бонхи вышел из кабинета.

Он шел по садовой тропинке и никак не мог объяснить себе поведение Дин Юсона, не укладывалось оно в его сознании. Ведь он так верил в свой метод, так горячо взялся за исследования! И Чо Гёнгу пока не знал, что нужно сделать, чтобы образумить Дин Юсона.

В лаборатории свет не горел, в комнатах царило запустение. Гу Бонхи зажгла свет. Из комнат потянуло холодом. Письменный стол, операционные столы были покрыты слоем пыли, повсюду в беспорядке лежали медицинские инструменты.

— Действительно, все забросил… — сказал Чо Гёнгу, пораженный увиденным запустением.

Гу Бонхи была готова провалиться сквозь землю, словно все это произошло по ее вине. Она принялась расставлять мебель, собирать разбросанные инструменты.

— Бонхи, принесите, пожалуйста, ведро воды и тряпку. — Чо Гёнгу снял пиджак.

— Товарищ заведующий, оставьте, мы сами все сделаем, — Гу Бонхи растерялась, видя, что Чо Гёнгу стал засучивать рукава.

А тот, не говоря ни слова, раскрыл настежь дверь, взял веник и начал подметать пол. Гу Бонхи стояла в нерешительности, потом бросилась в приемный покой за водой. Когда она вернулась, Чо Гёнгу сметал с подоконников пыль…

— Давайте я… — Гу Бонхи попыталась взять у него щетку.

— Ничего, Бонхи, на фронте приходилось все делать.

Слова Чо Гёнгу напомнили девушке фронтовые дни.

Вспомнилось, как Чо Гёнгу, помогая санитаркам, приводил в порядок крестьянские дома, выделенные для приема раненых, как он, помогая медсестрам, выносил с поля боя тяжелораненых.

Гу Бонхи сырой тряпкой протирала письменный стол, стулья, операционные столы. Наконец они все привели в порядок, и Чо Гёнгу надел пиджак.

— Бонхи, в семье Хо Герима произошло столько знаменательных событий. Сначала он сам получил звание профессора, затем сын, окончив институт, стал инженером. Теперь вроде настало время профессору и о невестке подумать… — Чо Гёнгу улыбнулся и лукаво посмотрел на Гу Бонхи.

— Сонсэнним, не шутите. А знаете, тогда на совещании врачей я не пошла против профессора, хотя была и не согласна с ним. — Девушка до сих пор тяжело переживала свое тогдашнее поведение.

— Еще бы! Такая величина, к тому же будущий свекор, — Чо Гёнгу добродушно улыбнулся.

— Сонсэнним, не знаю, права ли я. Но мне кажется, что исследования доктора Юсона, несмотря на нерешенные технические вопросы, нужно продолжать. Хотя бы из чувства долга перед Сор Окчу, Хван Мусоном, да и другими.

— Я понимаю вас, Бонхи, и разделяю ваши чувства. Надеюсь, что скоро это поймет и доктор Юсон. Его исследования представляют большой практический интерес, и их непременно нужно продолжать.

Они еще долго, беседуя, сидели в лаборатории, в надежде, что Дин Юсон, увидя свет, придет сюда. Но он не появлялся.

— Бонхи, сходите в отделение, может быть, он там. Да скажите няне, чтобы она ужин товарища Юсона принесла сюда. И вот еще что. У меня в кабинете в книжном шкафу на нижней полке лежит рюкзак, прихватите его с собой.

Чо Гёнгу остался один. Дин Юсон все еще не появлялся. «А может быть, он в приемном покое?» — подумал Чо Гёнгу и вышел из лаборатории.

На небе взошла луна. Ее яркий свет заливал садовую дорожку, струился между фруктовыми деревьями, усыпанными пышными цветами.

Погруженный в свои мысли, Чо Гёнгу медленно шел по садовой дорожке. Вдруг он услышал голоса и остановился. Голоса доносилсь из-под яблони. Чо Гёнгу присмотрелся и, к своему удивлению, увидел сидевших рядом доктора и Хван Мусона.

— Товарищ Мусон, право, мне стыдно вам в глаза смотреть, — четко донеслось до Чо Гёнгу. — Вы верили мне, и я стремился оправдать ваше доверие, но моя работа закончилась полным провалом. Больше всего меня мучает, что я должен оперировать вас старым методом. Простите меня за невыполненное обещание…

Хван Мусон не отвечал. Наступила тишина. Чо Гёнгу внимательно прислушивался.

Но вот заговорил Хван Мусон.

— Не убивайтесь так, доктор. Я уже давно смирился со своей участью. Но я все равно счастлив, что лечился у вас, — как бы подбадривая врача, говорил Хван Мусон.

Дин Юсон встал.

— Да, наверное, я плохой врач, вы должны презирать меня, — сказал он упавшим голосом.

— Доктор Юсон, это уж чересчур! — сказал Хван Мусон и тоже встал.

Они направились в сторону приемного покоя. Дин Юсон, по-видимому, решил проводить больного до палаты.

Чо Гёнгу задумчиво смотрел им вслед. «Так безоговорочно признать свое поражение… Что же это такое?»

Через некоторое время Дин Юсон снова пришел в сад. Он сел на ту же скамейку под яблоней, где недавно сидел с Хван Мусоном. Вид у него был удрученный.

Чо Гёнгу неслышно подошел к нему и сел рядом.

— Товарищ Юсон, что же все-таки произошло? — тихо спросил он.

— Товарищ Чо Гёнгу, я…

— Ну, давайте потолкуем. Почему вы ведете себя, словно провинившийся школьник? Даже не верится, что это вы тот самый «нактонганский военврач». Что с вами?

Дин Юсон не отвечал.

— Значит, совсем забросили опыты? — жестко спросил Чо Гёнгу. — Как вы могли?

— У меня не было другого выхода.

— Не было? Вы должны продолжать свои исследования. Вспомните, что вы говорили мне прошлой осенью. Ведь тогда вы верили в успех? Что же изменилось? Конечно, неудачи неизбежны. Без этого научных исследований не бывает, — Чо Гёнгу в упор посмотрел в освещенное луной лицо Дин Юсона.

— Да, ваши советы тогда вдохновили меня, я приступил к исследованиям, твердо веря в успех. Но результаты оказались плачевными. В довершение ко всему даже профессор Хо Герим выступил против, и я… — Дин Юсон не закончил фразы.

— Это еще ничего не значит. Вы что же, за три месяца хотели добиться полного успеха? Так не бывает. Л ваши неудачи еще не говорят о бесперспективности нового метода. Должен сознаться, я не думал, что вы так легко сдадитесь. Что же касается профессора Хо Герима, то я о нем думаю несколько иначе, чем вы. Безусловно, он авторитетный ученый, но в медицинской науке у нас не могут безраздельно господствовать отдельные авторитеты. Надо продолжать ваши исследования, они не только могут, но и должны быть успешными. Что значит бросить эти исследования? Это значит бросить на произвол судьбы и Хван Мусона, и Сор Окчу, и сотни других больных с такими же увечьями. Ведь они составляют самый большой процент среди инвалидов войны. И бросить их только потому, что один или два человека выступили против!

— Дело не в этом… Просто я не в силах разрешить некоторые технические вопросы. — Слова Чо Гёнгу больно задели самолюбие Дин Юсона.

— Дело именно в этом, — прервал его Чо Гёнгу. Несомненно — он понял это только теперь, — Дин Юсон до сих пор находится в плену прежних отношений с профессором Хо Геримом — как ученик с учителем. И самое серьезное заключалось в том, что Дин Юсон ввиду этого полностью сдавал свои прежние позиции и соглашался с выводами профессора. — Послушайте, Юсон, — тихо, но твердо продолжал Чо Гёнгу, — допустим, что вы не смогли преодолеть некоторые технические трудности, но все равно нужно биться за свои принципы. Я не сомневаюсь, они имеют под собой реальную почву.

Дин Юсону было тягостно выслушивать критику Чо Гёнгу, но он не обижался, он считал ее справедливой.

— Возьмите себя в руки, Юсон. Когда я приезжал сюда прошлой осенью, мы обстоятельно все с вами обсудили. И уезжая, я верил, что вы успешно завершите свои опыты. Как же можно теперь все бросить? У вас богатый военный опыт, вы немало сделали и после войны. Надо, стиснув зубы, продолжить исследования по пересадке губчатой кости, и при поддержке коллектива мы сможем в конце концов вылечить и Хван Мусона, и многих других.

Чо Гёнгу старался воодушевить Дин Юсона, вдохнуть в него новые силы.

— Вы снова стараетесь поддержать меня. Но в ходе исследований я понял, что мне не хватает многих навыков в такого рода исследованиях, технических навыков.

— Технических навыков? Слов нет, техника — это важно. Но чтобы овладеть техникой, нужно, черт возьми, быть готовым морально. Понятно? — Чо Гёнгу сильно ударил себя кулаком по колену. — Ну, хорошо. Я вас вот о чем еще хочу спросить. Вы ездили в Хаджин, но почему вы вернулись без матери и Сор Окчу?

— Я не могу без боли вспоминать об этой поездке. Сор Окчу оставила меня, — тихо сказал Дин Юсон.

— Оставила?

Дин Юсон подробно рассказал о своей поездке в Хаджин, о посещении госпиталя, о встрече с Сор Окчу и о ее решении.

— Да, все не просто. Видно, она не могла поступить иначе. Но все равно, ее нельзя было оставлять. Во что бы то ни стало ее нужно было привезти сюда и заставить лечь в нашу клинику, — решительно сказал Чо Гёнгу.

Направляясь к месту своего нового назначения, Чо Гёнгу считал, что Дин Юсон уже привез и мать, и Сор Окчу и что девушка находится у них в клинике.

— Не скрою, у меня было очень тяжело на душе, когда я ехал в Хаджин. После всех этих неудач с опытами, когда у меня совсем опустились руки, я надеялся найти утешение хотя бы у нее. Но когда я понял, что она не изменит своего решения, я совсем растерялся. А тут еще мое бессилие помочь ей. Конечно, понять ее поступок не так уж трудно, но ведь и я ничего не сделал, чтобы избавить ее от тяжелого недуга?

— И как любящий человек, и как врач-хирург вы обязаны были вселить в нее надежду. Это ваш святой долг. Мы обязательно возьмем сюда Сор Окчу. А для этого непременно нужно общими усилиями завершить начатые вами исследования, — энергично сказал Чо Гёнгу. — Но оставим пока этот разговор, вы, кажется, еще не ужинали? Пойдемте в лабораторию. Я просил, чтобы ужин принесли туда. — И Чо Гёнгу увлек Дин Юсона за собой.

— В лабораторию?.. — Дин Юсон замялся, идти туда ему не хотелось — ведь лабораторию уже несколько дней никто не убирал.

— Да. Вас это удивляет? — сказал Чо Гёнгу, продолжая идти. Дин Юсон поневоле пошел за ним. Лаборатория была освещена. Дин Юсон от неожиданности даже остановился. А Чо Гёнгу как ни в чем не бывало, словно хозяин, вошел в помещение.

— Ну, садитесь, — предложил Чо Гёнгу, войдя в лабораторию. Дин Юсон с любопытством оглядывал помещение, будто пришел в незнакомый дом. Краска стыда залила его лицо. Как это он, в самом деле, мог все забросить?

— Спасибо вам, сонсэнним, — сказал он наконец и благодарно посмотрел на Чо Гёнгу.

— Да садитесь же вы.

Чо Гёнгу пододвинул к себе рюкзак, лежавший на столе.

— Возьмите этот рюкзак, Юсон, в нем хранятся дубликаты историй болезни, рентгеновские снимки и адреса раненых бойцов, которых мы из полевого госпиталя направляли в тыл для лечения.

Дин Юсон был поражен.

— Смотрите, здесь все систематизировано. Вам это может впоследствии пригодиться. Когда ваши опыты завершатся успешно, можно будет всех этих бывших бойцов разыскать и сделать им операции по вашему методу.

Дин Юсон чуть не с благоговением посмотрел на Чо Гёнгу. Вот кто действительно думает об инвалидах войны, даже сумел сохранить эти бесценные документы — немые свидетельства мужества наших воинов в те суровые фронтовые дни. А вот ему в свое время не пришла в голову такая мысль.

Дин Юсон развязал рюкзак. Нахлынули воспоминания. Просматривая мельком одну историю болезни за другой, он обнаружил историю болезни Хван Мусона… Она была начата еще на Нактонганском фронте. С большим вниманием вглядывался Дин Юсон в пожелтевшие от времени страницы, в выцветшие строки чернил… «Поступил в госпиталь 6 сентября 1950 года…» Почерк был знакомый: писала Сор Окчу. А вот записи Чо Гёнгу, который оперировал Хван Мусона. Но о том, что раненому собирались ампутировать ногу, записи не было.

Дин Юсон мысленно оглянулся на свое прошлое.

Он всегда считал, что не совершал в жизни поступков, которых можно было бы стыдиться. Его совесть была чиста. Так было и во время учебы и после нее, когда он как «неблагонадежный» временно находился в тюремном заключении. В числе первых он вступил в ряды Народной армии. Но, кажется, его представления о совести слишком легковесны. Чем он лучше тех, у кого слова постоянно расходятся с делом. Да, ему еще далеко до Чо Гёнгу, и до Сор Окчу тоже. Вот они по-настоящему живут интересами других, готовы всегда помочь ближнему в ущерб себе. Ведь благодаря им и он осознал всю ответственность врача перед обществом. Однако как же он ведет себя в последнее время? Ведь он все забросил, спасовав перед трудностями, возникшими на его пути.

Чо Гёнгу говорит, что, прежде чем полностью овладеть врачебной профессией, сложными техническими приемами, нужно подготовиться к этому морально. Вот он напомнил ему о случае на фронте с Хван Мусоном. Ведь это был молчаливый укор ему за утрату чувства коммунистического человеколюбия.

Дин Юсон продолжал просматривать истории болезни, и перед глазами возникали имена раненых, картины боевых действий, которые не забывались им никогда.

— Спасибо вам, товарищ Чо Гёнгу. Я постараюсь… — Он не договорил — ему что-то стеснило грудь.

— Благодарить пока рано. Я хотел лишь подчеркнуть, что вы должны не забывать своего долга перед революцией. Вспомните, чем вы руководствовались, когда отвергли мрачную южнокорейскую действительность и вступили в ряды добровольческой армии. Не желанием ли служить революционным народным массам, внести свой вклад в дело революции? Родиться человеком легко, но вот прожить жизнь, как подобает человеку, это не всем удается. Тут нужна огромная самоотдача, напряженная борьба за лучшее будущее, настойчивое самоусовершенствование. Чтобы воплотить в жизнь идеалы, которыми вы руководствовались, вступая в добровольческую армию, вы должны напряженно работать, веря, что вернуть здоровье инвалидам войны, таким, как Хван Мусон, можно. Это и будет ваш вклад в дело революции. Смелее же идите вперед, не страшитесь неудач. Кстати, ознакомьтесь с этими трудами. — Чо Гёнгу передал Дин Юсону книги по медицине, купленные им во время заграничных поездок, и тетрадь с его собственными записями.

— Огромное вам спасибо.

— Так что берите себя в руки и за дело! Общими усилиями мы добьемся успеха.

Чо Гёнгу поднялся и крепко пожал Дин Юсону руку.

4

Было ясное свежее утро. Профессор Хо Герим шел по только что политой улице и полной грудью, вдыхал бодрящую свежесть. На душе было спокойно, шагалось легко. Профессору удалось наконец разрешить одну сложную проблему и значительно продвинуть вперед свою научную работу. А тут еще пришло письмо от Хо Гванчжэ. Сын сообщал, что за производственные успехи он получил государственную награду.

Профессор испытывал необычный прилив сил. Казалось, что ни научные проблемы, ни сложные операции, ни преподавательская деятельность не тяготят его больше. Теперь, когда он освободился от административных обязанностей, он наверняка сумеет завершить свою монографию.

На работе профессор облачился в свежий халат, надел белую шапочку и подошел к зеркалу. У него давно вошло в привычку появляться перед больными в опрятном виде, и особенно когда был амбулаторный день. Он остался доволен своим видом, кажется, сегодня он выглядит даже помолодевшим. И профессор испытал смешанное чувство удовлетворения и неловкости. Он поправил воротник халата, сдвинул ниже на лоб шапочку. Затем подошел к столу, взял стетоскоп, еще кое-какие медицинские инструменты, необходимые при осмотре больных, положил их в карман халата и вышел из кабинета. Амбулаторный день профессор проводил регулярно, один раз в неделю.

В регистратуре уже было много больных, стоявших б очереди за направлением к специалистам. Профессор прошел в отделение восстановительной хирургии. Там тоже уже сидели больные. Многие из них, знавшие профессора в лицо, поднимались со своих мест и почтительно кланялись. Отвечая кивком головы на их приветствия, профессор прошел в кабинет.

С тяжелым сердцем ожидал начала приема Дин Юсон. Сегодня он должен был вместо Гу Бонхи ассистировать профессору.

— А где же Гу Бонхи? — спросил профессор, здороваясь и пристально вглядываясь в Дин Юсона.

Профессор знал, что последние десять дней, прошедшие после совещания врачей, Дин Юсон находился в полной прострации. И его состояние еще более ухудшилось после приезда из Хаджина. В лаборатории он перестал бывать, всю исследовательскую работу забросил, занимался только лечебной практикой, да иногда читал лекции. Прежнего энтузиазма как не бывало. Вчера во второй половине дня он ассистировал профессору во время операции на тазобедренном суставе, и здесь делал все машинально, без прежнего усердия. Профессор несколько раз замечал, как, о чем-то задумавшись, Дин Юсон делал ошибки, и профессору приходилось его каждый раз поправлять. Хо Герим сочувствовал Дин Юсону, ему хотелось чем-то помочь своему бывшему ученику, но профессор не знал, как это сделать.

— Гу Бонхи сегодня на операции, — тихо ответил Дин Юсон.

— Ну ничего, думаю, что вы и один справитесь, — сказал профессор и добродушно улыбнулся, надеясь улыбкой смягчить несколько суровое выражение лица своего ассистента.

Дин Юсон на эту реплику не ответил ни слова.

— Кажется, сегодня очень много больных? — теперь уже обращаясь к медсестре, спросил профессор.

— Да. — С почтением глядя на профессора, сестра положила перед ним целую стопку историй болезни.

Хо Герим достал из кармана и положил на стол стетоскоп, молоточек, транспортир, складную линейку. Все это бывает нужно при проведении осмотра. Он потер руки. Это вошло у него в привычку: профессор никогда не прикасался к больным холодными руками.

Вскоре начался прием. Профессор время от времени посматривал на Дин Юсона, принимавшего больных за противоположным столом.

Во время приема Дин Юсон был немногословен. Примет одного больного, и в ожидании следующего безучастно смотрит в окно, пока медсестра не подаст ему очередную историю болезни.

Был первый час. В кабинет вошла девушка. У нее на ноге от голени до бедра бугрились обширные послеожоговые рубцы. Просматривая ее историю болезни, профессор взглянул на Дин Юсона.

— Товарищ Юсон, подойдите, пожалуйста, ко мне. Давайте вместе посмотрим больную, — сказал он.

Из-за шрамов от полученного во время войны ожога нога в колене не разгибалась, и больная была в полном отчаянии. На нее было жалко смотреть. Дин Юсон с состраданием взглянул на девушку. На лице профессора появилось выражение озабоченности.

— Одевайтесь, — наконец произнес после осмотра профессор. Он раскрыл историю болезни и задумался, барабаня по столу пальцами.

Юсон не сводил с него глаз. Спустя некоторое время профессор сказал:

— К сожалению, больная, вам придется набраться терпения и ждать. В настоящее время мы еще не располагаем такими средствами, чтобы вылечить вас. Возвращайтесь домой, а мы со временем вас вызовем. — Голос профессора звучал необычайно спокойно, даже равнодушно.

Дин Юсон недоумевал. Ему казалось, что больная как раз подходит для их клиники. Тем более, что профессор занимался проблемами пересадки кожи и его монография на эту тему как будто уже находилась в стадии завершения. Почему же он не стал заниматься этой больной?

А ведь только что профессор собственноручно выписал направление на госпитализацию нескольким пациентам со шрамами на лице, которые нуждались лишь в косметической операции. «Как же так, — недоумевал Дин Юсон, — укладывать в клинику людей для косметической операции и отказывать таким больным, как эта девушка?»

Дин Юсон с жалостью смотрел вслед уходящей девушке, которая не скрывала своего отчаяния. И чувство сострадания потом целый день не покидало его.

Рабочий день закончился, кабинеты опустели, ушли даже сестры. И только профессор и Дин Юсон еще оставались в амбулатории, подводя итоги дня.

Но вот все закончено, можно идти домой, но профессор медлил. Он решил сегодня поговорить с Дин Юсоном начистоту.

Некоторое время сидели молча. Профессор собирался с мыслями.

— Товарищ Юсон, мне кажется, что вы очень близко все принимаете к сердцу. Так нельзя! — наконец нарушил молчание профессор. Казалось, что этими словами он хотел выразить свое сочувствие сидевшему с поникшей головой Дин Юсону.

— Что? Я… — Дин Юсон даже растерялся. — Но как же иначе? Вот сегодня мы осматривали больных и я хотел… — Дин Юсон запнулся.

— Что вы хотели? Говорите.

— Скажите, разве эта девушка с послеожоговыми шрамами не нуждалась в вашей помощи? Почему вы не оставили ее в клинике?

— Потому что заниматься врачеванием, когда еще не разработана методология лечения таких дефектов, как у этой девушки, бессмысленное занятие. А у наших врачей, кстати, нет должного внимания к научному изучению новых направлений в области восстановительной хируррии. Мы не должны быть пассивными исполнителями каждого желания больного. Нужно сперва решить научно-технические вопросы в новой проблеме. Заниматься же бесперспективными исследованиями — это потеря драгоценного времени. Это лишний раз подтвердили ваши опыты. Неужели, Юсон, вы до сих пор верите в успех своих исследований?

Дин Юсон не ответил.

— Чем скорее вы выбросите из головы свои мечты и займетесь разработкой новой конкретной темы, тем лучше будет для вас. Ну, хотя бы решением проблемы послеожоговых рубцов, как у нашей больной, которую я сегодня не принял в клинику.

У профессора возникла мысль поручить Дин Юсону заняться научной разработкой методов лечения послеожоговых рубцов.

— Я вам бесконечно благодарен, профессор, но только я хотел бы… — Дин Юсон вспомнил свой разговор с Чо Гёнгу.

— Учтите, я плохого вам не посоветую. С вашими способностями, с вашей настойчивостью вы сможете быстро справиться с этой проблемой.

— Но я хотел бы все же продолжить свои прежние исследования, — решился наконец Дин Юсон закончить свою мысль.

— Что? — В глазах профессора мелькнуло недовольство. — Зачем вы упрямитесь, я же вам желаю только добра.

— Не сомневаюсь. Но даже если мои исследования закончатся неудачно, я все-таки предпочел бы заниматься восстановительными операциями на черепе. У меня ведь в этой области есть кое-какой опыт…

— Честно говоря, я не совсем уверен, что у вас тогда все прошло благополучно.

— Но ведь операция прошла успешно! Нужно только обосновать научно этот метод и на его основе…

— Я хотел, чтобы вы прислушались к моему совету, — перебил Дин Юсона профессор, — и не тратили бы попусту и время и силы. Я ведь серьезно подумал поручить вам заняться проблемой лечения послеожоговых рубцов, до чего у меня самого пока не дошли руки. Но, как видно, вас это не устраивает. — Последние слова профессор произнес холодным тоном. — Что ж, желаю вам удачи. — Он встал и направился к выходу.

— Простите, профессор, я не хотел огорчать вас. — Дин Юсон тоже встал и посмотрел вслед уходящему учителю. По покрасневшему затылку профессора можно было судить, что он был крайне недоволен.

Хо Герим молча открыл дверь и вышел в коридор.

В открытую дверь дохнуло холодным воздухом.

Дин Юсон стоял в полной растерянности. Обхватив голову руками, он медленно опустился на стул. «Как же ты низко пал, если тебе предлагают взять другую тему?..»

Был уже поздний вечер, а Дик Юсон все еще сидел в амбулатории.

5

В лаборатории царило оживление. До самого рассвета не выключался свет, в клетках метались испуганные кролики и собаки.

Закончив дела в отделении, Чо Гёнгу направился в виварий и после осмотра подопытных животных засел в лаборатории. Вот уже третий день Чо Гёнгу, не сомкнув глаз, встречал рассвет в этой лаборатории. А затем, наспех съев принесенный из дома завтрак, направлялся в отделение восстановительной хирургии и занимался своими прямыми обязанностями.

Несколько дней назад на общем партийном собрании Чо Гёнгу был избран членом парткома клиники. Своей главной задачей теперь он считал неуклонное проведение в жизнь решений партии, направленных на восстановление здоровья инвалидов войны. И когда Чо Гёнгу узнал, что Дин Юсон прекратил свои опыты, он решил помочь ему довести начатую им работу до успешного завершения. Все свое свободное время он теперь отдавал опытам. Понимая практическое значение этих исследований, Чо Гёнгу даже отложил на время свою работу над книгой «О новых методах консервации кости».

Чо Гёнгу пытался досконально проследить ход опытов, которыми руководил Дин Юсон, познакомиться с оперативными методами, которые тот разрабатывал, и установить, наконец, причину неудач. Прежде всего он хотел еще раз убедиться в высокой приживляемости губчатой кости. Он внимательно просматривал рентгеновские снимки, записи о ходе проведенных опытов, скрупулезно сопоставляя и сравнивая положительные и отрицательные результаты. У него не осталось ни малейшего сомнения в том, что метод пересадки губчатой кости имеет явное преимущество перед традиционным методом пересадки компактной кости.

«Так в чем же причина неудач?» — размышлял Чо Гёнгу. Он обстоятельно поговорил с Дин Юсоном, но объяснения последнего его не удовлетворили. Нет, причина в чем-то другом. На следующий день вечером Чо Гёнгу встретился с Гу Бонхи и Мун Донъиром, которые принимали непосредственное участие в опытах Дин Юсона.

— Извините, что так поздно побеспокоил вас. Устраивайтесь поудобнее, — приветливо встретил он врачей. — Меня интересует ваше мнение о причинах наших неудач.

Первым заговорил Мун Донъир.

— На мой взгляд, причина кроется в преждевременном снятии гипса.

— А что думает товарищ Гу Бонхи?

— Мне кажется, что здесь не могло не сказаться влияние каких-то внешних факторов. Кроме того, я думаю, не могут ли повлиять на результаты опытов высокие адсорбционные свойства губчатой кости?

— Наверное, вы в чем-то правы. Но почему вы не высказали свои соображения на совещании?

— Вообще-то у меня не было полной уверенности в своих предположениях, но главное — просто не хватило мужества, — искренне призналась Гу Бонхи.

— Вот те на! Не хватило мужества! Как же такое могло случиться с вами, отважным воином?

Гу Бонхи не ответила. Дело было не в том, что она была робкого десятка, просто она стушевалась перед профессором.

— Будем продолжать опыты, будем докапываться до сути. Сообща мы непременно должны добиться успеха.

Врачи ушли, но Чо Гёнгу еще долго сидел за столом, погруженный в раздумье. Он пока не мог ни принять, ни отвергнуть предположения, которые высказали Гу Бонхи и Мун Донъир. Но почему ни Хо Герим, ни Рё Инчже не обратили на них внимания? Почему, наконец, сам Дин Юсон прошел мимо них?

Разумеется, на решение Дин Юсона прекратить исследования повлиял авторитет Хо Герима, тут сказалась его слабохарактерность, отсутствие силы воли, размышлял Чо Гёнгу, и ему вдруг вспомнилось, как в прошлое воскресенье все сотрудники клиники были на взморье. Организовали соревнования по настольному теннису. В заключительной встрече играли Дин Юсон и Мун Донъир.

По сравнению с Мун Донъиром, который от начала и до конца атаковал, Дин Юсон все время защищался. Защищался он виртуозно, но вот атаковать не решался и в конце концов проиграл. Игра Дин Юсона в настольный тенис, казалось, давала представление о его характере. Да, именно слабохарактерность привела его к поражению на совещании врачей. Однако в тот же день Чо Гёнгу стал свидетелем другого события, позволившего судить о Дин Юсоне по-иному.

В полдень организовали заплыв на длинную дистанцию, и Дин Юсон неожиданно занял первое место. Было загадкой, как это Дин Юсон, родившийся в уезде Даньян, где не было моря, мог так хорошо плавать. Тайну Дин Юсон открыл во время ужина. Он с детства мечтал о дальных заплывах и поэтому настойчиво учился плавать. Это заставило Чо Гёнгу изменить свое мнение о характере врача.

Чо Гёнгу знал, что Дин Юсон всегда ставил перед собой большие задачи. В клинике он тоже не ограничился только лечением больных, а усердно занялся научными поисками, направленными на борьбу за жизнь людей. И занялся целеустремленно, страстно. Значит, нужен какой-то толчок, чтобы Дин Юсон снова загорелся научными исследованиями, поверил бы в себя.

Но правы ли Гу Бонхи и Мун Донъир? И Чо Гёнгу снова и снова перелистывал записи о проведенных опытах. И тут он вспомнил рассказ Дин Юсона о том, как Хван Мусон и его невеста сделали прививку на больной яблоне в больничном саду.

Прививка, удобрения, подпорки… Он решил встретиться с Хван Мусоном.

В конце следующего дня Чо Гёнгу пригласил Хван Мусона к себе. Кстати, он поговорит с ним и о его лечении. Надо будет заверить его, что, несмотря на неудачу опытов, проведенных Дин Юсоном, они будут их продолжать и больному надо запастись терпением. А еще Чо Гёнгу хотел подробно узнать о сделанной Хван Мусоном прививке на яблоне, об уходе за деревом после прививки.

— Извините, товарищ Мусой, что мы не смогли вас до сих пор исцелить, так уж получилось, — сказал Чо Гёнгу, когда больной вошел к нему в кабинет. — Но мы обязательно добьемся своего.

— Ну что вы! Я очень тронут отношением ко мне доктора Дин Юсона, его заботой обо мне. Жаль, конечно, что ему пришлось напрасно затратить столько сил. А я нисколько…

— И я, и доктор Юсон глубоко сожалеем, что нам пока не удалось добиться положительных результатов. Но прошу поверить нам еще раз.

— Спасибо, сонсэнним.

— Только прошу вас, не падайте духом, наберитесь терпения.

— Ничего, я подожду. А скажите, медсестру Сор Окчу тоже еще не излечили? — спросил Хван Мусон. И его интересовала судьба девушки.

— Мы ее положим в нашу клинику. Будем лечить вместе с вами.

— Это правильно. Уж больно хорошая девушка. Я так рад, что она осталась жива. Ведь думали, что она погибла. Мы все так переживали.

— Я понимаю вас. А теперь хочу задать вам один вопрос, — сказал Чо Гёнгу, меняя тему разговора.

— Пожалуйста.

— Это вы делали прививку на яблоне в больничном саду?

— Да, я.

— Что нового вы применили в этой прививке?

— Нового?

— Я имею в виду, что принесло успех.

— Ну прежде всего преимущество самого метода, а кроме того, устойчивое крепление, надежность подпорок.

— Подпорок?

— Дело в том, что, как бы хорошо ни была сделана прививка, если подпорки окажутся слабы, дерево при порывах ветра будет обязательно раскачиваться, в результате чего привой начнет смещаться,' и операция закончится неудачей.

— Вот оно что. Значит, преимущество метода и надежные подпорки! — Некоторое время Чо Гёнгу сидел задумавшись. — Ну что ж, все понятно. Спасибо вам за консультацию.

Проводив больного до палаты, Чо Гёнгу торопливо прошел в лабораторию и снова стал знакомиться с материалами проведенных опытов. Что же было сделано неправильно, ведь сам метод не вызывает сомнений. Видимо, что-то делалось не так во время операций и особенно в послеоперационный период.

На следующий день Чо Гёнгу вызвал в операционную Гу Бонхи и Мун Донъира.

— Проведем еще одну опытную операцию, — сказал он врачам.

Оперировал Чо Гёнгу, он строго следовал методу, который применял Дин Юсон. Но вот после операции наложили более тугие, более прочные шины, изобретенные самим Чо Гёнгу. После этого кролик находился под постоянным наблюдением.

Через две недели сделали рентгеновский снимок. До полного успеха было еще далеко, но уже было ясно, что весь секрет кроется в креплении операционного поля.

— Ну вот, кажется, ситуация проясняется. Отнесите все записи и снимки Юсону. Нужно будет с ним встретиться.

И Чо Гёнгу протянул все данные о сделанной операции Гу Бонхи.

6

Было уже поздно, когда Дин Юсон в душевном смятении вышел из амбулаторного корпуса. Дорога к отделению восстановительной хирургии терялась в темноте. В больничных корпусах, в четыре ряда выстроившихся слева от амбулатории, свет давно погас.

Почему Хо Герим так настойчиво советовал ему выбросить из головы мысль о прежних исследованиях и заняться новой проблемой — лечением послеожоговых рубцов? Он без энтузиазма встретил это предложение, что, естественно, не понравилось Хо Гериму.

Но во всем виноват он сам, он потерпел фиаско, и теперь ему суют эти послеожоговые рубцы. И обидно, и горько, а винить некого, кроме самого себя.

Он надеялся, что Чо Гёнгу что-нибудь придумает — сам он не видел выхода из создавшейся ситуации. Будто какая-то непреодолимая стена стояла перед ним. Предложение профессора было ему не по душе, а категорически от него отказаться он не смел.

В подавленном состоянии вошел Дин Юсон в ординаторскую, сел за стол и привел в порядок бумаги. Он уже хотел пойти в лабораторию, как в коридоре послышались торопливые шаги, затем открылась дверь и вошла Гу Бонхи.

— Доктор Юсон, добрый вечер! — раздался ее веселый и звонкий голос.

Дин Юсон обернулся, но, занятый своими невеселыми мыслями, на приветствие девушки даже не ответил.

— Юсон, взгляните, что я вам принесла! Заведующий велел вам показать. — С этими словами Гу Бонхи положила перед Дин Юсоном дневник лабсраторных исследований и рентгеновские снимки.

— Что это?

Дин Юсон взял дневник, бегло просмотрел записи, а затем стал внимательно разглядывать снимки. Записи были сделаны рукой Чо Гёнгу. Это были записи о проведенной им операции над кроликом и послеоперационные рентгеновские снимки.

Глаза Дин Юсона лихорадочно заблестели.

В материалах, присланных Чо Гёнгу, содержались убедительные доказательства в пользу метода трансплантации губчатой кости и сведения о креплениях, примененных в ходе операции.

— Крепления? — невольно вырвалось у Дин Юсона.

— Да, крепления. Преимущество губчатой кости бесспорно, но успешное решение этой проблемы следует искать именно здесь.

— Крепления! Крепления! — Дин Юсон несколько раз вслух произнес это слово. Казалось, все слишком просто. Но, может, именно в этой простоте и заключена суть проблемы.

— Чо Гёнгу уже две недели, каждый день…

Гу Бонхи, борясь с волнением, подробно рассказала Дин Юсону, как Чо Гёнгу уже две недели каждый день работает в лаборатории, что он доискивается до причины неудач, постигших Дин Юсона, что он даже отложил начатую им еще в Пхеньяне работу над монографией «О новых методах консервации кости», что он изо всех сил старается завершить опыты, начатые Дин Юсоном.

— Что? Он сам?

Дин Юсон в общем-то знал, что Чо Гёнгу, желая ему помочь, в течение многих дней все свободное время проводит в лаборатории, но о том, что он ради этого отложил свою собственную работу, Дин Юсон услышал впервые.

Поведение Дин Юсона озадачило Гу Бонхи. Чо Гёнгу самоотверженно трудится, стараясь напасть на верный путь в дальнейших исследованиях, а он чуть не брови насупил от неудовольствия. В чем дело?

Дин Юсон постоянно, еще в Сеуле, ощущал заботу со стороны Чо Гёнгу, однако он не мог даже думать, что Чо Гёнгу может до такой степени поступиться личными интересами ради другого человека, пусть даже коллеги.

Чем же объяснить такой поступок? Совестью ученого, чувством товарищества, партийным долгом?

Нет, причина крылась в другом. Здесь просто была другая социальная система, другой мир. Он в корне отличался от того мира науки, что царил в Южной Корее, где можно было встретить и надувательство, и ложь, и плагиаторство. Это было в порядке вещей. Там за деньги можно было купить и чужой труд, получить ученую степень, там со спокойной совестью можно было присвоить себе чужие заслуги.

Конечно, Дин Юсон знал о высокой нравственной атмосфере, царившей в кругах ученых Народной Республики, и все же он искренне был удивлен бескорыстным поступком заведующего отделением. Видимо, таким и должен быть настоящий человек, который руководствуется принципами коммунистической морали. Такое недоступно ученым из Южной Кореи, где деньги превыше всяческих моральных ценностей.

Дин Юсон торопливо собрал со стола все принесенные Гу Бонхи материалы и, не обращая внимания на девушку, чуть не бегом поспешил в лабораторию. Гу Бонхи последовала за ним. У ярко освещенного лабораторного корпуса он постучал в дверь и, не дождавшись ответа, вошел в помещение. В лаборатории, пропитанной запахом креозола, был один Чо Гёнгу. Он внимательно рассматривал прооперированного кролика, лежавшего на операционном столе.

— Товарищ Чо Гёнгу!

Дин Юсон подошел к Чо Гёнгу и в нерешительности остановился. Он искал подходящие слова, чтобы выразить охватившие его чувства, и от волнения не находил их.

— Товарищ заведующий!..

— Товарищ Юсон, что это вы? — удивился Чо Гёнгу, не понимая, чем вызвана такая взволнованность.

— Товарищ Чо Гёнгу, мне все известно. Вы взялись за чужую работу и отложили свою…

— Юсон, о чем вы говорите? Что значит «чужая работа»?

— Но ведь вам же самому надо завершать монографию. Ведь так? А вы из-за меня…

— Товарищ Юсон, почему вы считаете, что ваша работа для меня является чужой? Партия придает огромное значение нашей работе по восстановлению здоровья инвалидов войны. Так разве можно делить эту работу на «свою» и «чужую»?

Чо Гёнгу усадил Дин Юсона на стул, рядом с собой. Вошла Гу Бонхи и тоже присела.

В комнате установилась тишина…

Дин Юсон снова вернулся к своим исследованиям, которые совсем было забросил. Прежде всего он внимательно стал изучать способы послеоперационного крепления, предложенные Чо Гёнгу.

7

В отделении восстановительной хирургии клинической больницы медицинского института с утра царило оживление. Сегодня был обход профессора. Хо Герим в тщательно отглаженном белоснежном халате и в такой же шапочке, натянутой до самых бровей, в сопровождении заведующего отделением Чо Гёнгу, врачей и медицинских сестер только что вышел из первой палаты и направлялся во вторую. Зная требовательность профессора, персонал клиники еще накануне навел в палатах идеальный порядок.

Дин Юсон как лечащий врач обслуживал вторую палату. Нервы его успокоились, он вновь обрел прежнюю уверенность и спокойно ожидал прихода профессора. За последние несколько дней он резко переменился к лучшему, стал совсем другим человеком. Теперь, когда с помощью Чо Гёнгу была выявлена причина его неудач, он спокойно вел поиск, ясно видя перспективы работы. Прежде всего он привел в идеальный порядок истории болезней всех больных, скрупулезно изучил недуги каждого и составил перспективный план их лечения. Все эти данные он старался держать в уме — он хорошо знал привычки профессора, любившего, чтобы во время обхода врачи отвечали ему без запинки, как ученики учителю о выполнении заданного урока.

Еще у дверей палаты Дин Юсон приветливо поздоровался с профессором. Хо Герим сразу заметил происшедшую с Дин Юсоном перемену. Кажется, Дин Юсон вновь обрел душевное равновесие, удовлетворенно подумал профессор, и на его лице появилась мягкая улыбка, хотя он принадлежал к категории людей, сдержанных во внешнем проявлении чувств.

Профессор вошел в палату. Он самым внимательным образом осмотрел комнату, от его взгляда не ускользнуло ничего: ни общий вид палаты, ни настроение больных и медперсонала. Хо Герим остался доволен, сказал, что ему нравится новое размещение коек, опрятность и уют, поддерживаемый в палате. Потом он направился к больному, который лежал на первой койке от входа.

Дин Юсон начал давать объяснение:

— Ли Сунпхар, пятидесяти лет, рабочий. Поступил с переломом плеча правой руки, рентгеновские снимки и лабораторные анализы подтверждают диагноз.

— Что намерены предпринять? — спросил профессор.

— Будем оперировать. Хотим применить новый метод при проведении операции. Ждем результатов лабораторных исследований, — волнуясь, ответил Дин Юсон.

— Новый метод? А почему же вы отказались от старого метода, каким пользуется наш уважаемый коллега Рё Инчже? — Хо Герим выжидающе посмотрел на Дин Юсона.

Наступило неловкое молчание. Дин Юсон замешкался с ответом. Но вскоре к нему вернулось самообладание, и он уже приготовился ответить профессору о своей твердой решимости проводить дальнейшие операции по новому методу, но его опередил Чо Гёнгу.

— Уважаемый профессор, мы сообща решили еще немного понаблюдать за больным и дождаться результатов наших исследований.

— Чего же ждать? — По лицу профессора пробежала тень недовольства.

— По-моему, есть смысл дождаться результатов исследований, проводимых товарищем Юсоном…

— Но ведь на совещании врачей мы решили приостановить эти исследования.

— Но как же можно приостанавливать научные эксперименты, руководствуясь мнением всего лишь несколь» ких человек? У нас появились обнадеживающие результаты.

— Напрасно все это… — Не закончив фразы, профессор с каменным выражением лица направился к следующему больному.

Он осмотрел всех больных и остановился у последней койки. На ней лежал больной, страдающий от судорог и незаживающих шрамов, полученных в результате сильных ожогов.

— А, это тот самый…

Больной поступил в больницу несколько дней назад по личному распоряжению Хо Герима. Дин Юсон собрался было докладывать о состоянии больного, но профессор его остановил.

— Минуточку. Кто у вас занимается лечением послеожоговых травм?

— Пока… никто…

— Как никто? Я же предложил это вам, товарищ Юсон.

— Уважаемый профессор! Я решил продолжить свои исследования…

— Что? Как неприятно мне это слышать от вас. Когда я предлагал вам эту тему, я исходил исключительно из ваших интересов. А вы этого не поняли. — На лице профессора появилось выражение досады.

Дин Юсон ничего не ответил.

Заговорил Чо Гёнгу.

— Профессор, давайте вернемся к этому вопросу позже. — Он взял профессора под руку и увел его в следующую палату.

Обход профессора завершился только к полудню. В кабинете заведующего отделением коротко подвели итоги, и Чо Гёнгу отпустил всех врачей, кроме Рё Инчже, Дин Юсона и Гу Бонхи.

— Товарищ заведующий кафедрой, я хотел бы сказать несколько слов по поводу изучения в нашей клинике проблем, связанных с лечением послеожоговых рубцов, — сказал Чо Гёнгу, когда все ушли. — Поскольку эта тема близка сфере интересов ваших исследований, мы думали подключить к ней товарища Юсона. — Этим предложением Чо Гёнгу хотел несколько смягчить недовольство профессора.

— Напрасно беспокоились. Интересы моих поисков несколько иные. Я просто хотел подсказать товарищу Юсону новое направление в его исследовательской работе. Тем более что он ведь отказался от своих прежних исследований. Мне казалось, что чем раньше мы предложим новую тему, тем лучше для него. А вы как считаете?

— Простите, профессор, я не знаю, в каком направлении вы работаете в данный момент, но в одном я не сомневаюсь: круг ваших исследований, по-моему, настолько широк, что в него не трудно включить и проблему лечения послеожоговых травм. А холодильные камеры, которые вы просили недавно, я думаю, можно приобрести. Мы обратимся за помощью к рабочим металлургического завода. И это задание уже поручено доктору Гу Бонхи.

— Разве это возможно сделать у нас? — с недоверием спросил профессор.

Ему действительно была необходима холодильная камера для изучения процессов заживления ран при пересадке кожи на большие участки тела. Успех дела во многом зависел от приобретения такой камеры, и это не было преувеличением. Он с надеждой посмотрел на Гу Бонхи; ему было приятно, что такое ответственное поручение доверили именно ей, этой милой девушке, которую любит его сын.

— Вполне. Попросим и товарища Хо Гванчжэ, он непременно поможет.

— Ну что ж, попробуйте. С этим вопросом, кажется, все ясно. Давайте поговорим о другом. Скажите, пожалуйста, что будем делать с больным Ли Сунпхаром? Ведь поиски товарища Юсона, как известно, ни к чему не привели, — Хо Герим решил вернуться к прерванному во время обхода разговору.

Рё Инчже, словно ожидая этого, тут же поднялся с места.

— Прошу больного Ли Сунпхара оставить на моем попечении, — сказал он, — тем более что первую операцию ему делал я.

— Не возражаю. А что вы намерены предпринять теперь? — спросил Чо Гёнгу.

— Снова делать операцию с пересадкой компактной кости, как мы это делали не раз. Ведь поиски доктора Юсона, как я понимаю, не увенчались успехом. Или это не так? — с иронией в голосе ответил Рё Инчже.

— Значит, хотите опять применить прежний метод?

— Вы лучше меня знаете, что метод пересадки компактной кости дает иногда хорошие результаты. У нас тоже сделано несколько удачных операций. К тому же необходимо учитывать и моральное состояние больных, ведь они ждут от нас скорейшей помощи.

— Не думайте, что я этого не понимаю. Но ведь больному уже однажды делали операцию старым методом, и она оказалась неудачной. Зачем же снова подвергать его риску? Вам же известно, что при старом методе благополучный исход достигается не более чем в пятидесяти случаях из ста. Так что и повторная операция может оказаться неэффективной. Нам же надо добиваться стопроцентного результата. И кто действительно заинтересован в таком результате, тот не может отстаивать позицию, какую занимаете вы.

— Я с вами не могу согласиться. Вы думаете только об одном больном, Ли Сунпхаре, а всех остальных с подобными заболеваниями почему-то не берете в расчет, — не сдавался Рё Инчже. Он как-то зло посмотрел на собеседника.

— Каждого больного необходимо оперировать со всей тщательностью и осторожностью, надеясь на успех. Вернуть человека к активной трудовой деятельности — вот вопрос, который мы с вами должны решать. Долг врача — постоянно чувствовать свою высочайшую ответственность перед страной.

— Что же вы предлагаете в данном конкретном случае? Не думаете же вы, что цель можно достичь одними благими пожеланиями? Разве опыты с губчатой костной тканью у нас увенчались успехом? Что же осталось? Будьте добры, ответьте, — продолжал отстаивать свою позицию Рё Инчже.

— Считаю необходимым интенсивно продолжать опыты товарища Юсона. Мне думается, что желаемый результат будет достигнут. Во всяком случае, я надеюсь на это. И ответственность беру на себя. Всех наших больных, инвалидов войны, мы должны поставить на ноги.

Хо Герим пока сидел молча, он лишь внимательно прислушивался к спорящим, но последние слова Чо Гёнгу заставили его вступить в спор.

— Вы оба заинтересованы в выполнении указаний партии и товарища Ким Ир Сена. Их, разумеется, надо выполнять. Однако есть ли смысл тратить время и силы на изучение свойств губчатой костной ткани дальше, если до сих пор желаемого результата мы не достигли?

— В настоящее время, профессор, мы вправе рассчитывать на успех. Мы изучили причины неудач и убедились, что поиски в целом ведутся в правильном направлении, а ошибки, как нам кажется, были допущены в послеоперационный период. Мы сейчас определенным образом продвинулись вперед.

— Как далеко?

— Думается, ждать уже недолго. У нас будет что обещать нашим больным.

— Не верю я в это… А товарищу Юсону я желал только добра. Зачем ему тратить попусту драгоценное время! — Этими словами профессор как бы подвел итог спору и вышел из кабинета.

8

Вниз по течению реки Миран плавно скользил пассажирский пароход. В каюте у открытого иллюминатора сидела Гу Бонхи и рассматривала приближающиеся корпуса металлургического завода; на душе у нее было тревожно.

Ни холодный ветер, дувший с реки, ни волны со свинцовым отливом, бившиеся о борт парохода, ни прохладные брызги воды не могли остудить взволнованное лицо девушки.

После последнего совещания в кабинете Чо Гёнгу прошло несколько дней, а ее до сих пор беспокоил неприятный осадок, оставшийся на душе от последних слов профессора, сказанных в адрес Дин Юсона. Каждый раз, когда Гу Бонхи задумывалась над поведением профессора на этом совещании, она испытывала душевное смятение и старалась подавить его в себе. Внешне она для всех оставалась доброй, жизнерадостной, отзывчивой девушкой, а вот когда оставалась одна…

Днем Гу Бонхи вела амбулаторный прием в поликлинике, затем шла в стационар, а вечером, когда ей случалось уединиться где-нибудь в тихом уголке ординаторской, снова и снова предавалась беспокойным мыслям и у нее портилось настроение.

В свое время между клинической больницей мединститута и металлургическим заводом развернулось «Движение за взаимопомощь». Встал вопрос о командировке на завод нескольких врачей. Первой в список попала Гу Бонхи. При выборе учли, что на заводе работает Хо Гванчжэ и с его помощью ей будет там работать проще, чем кому-либо еще. Но она тут же отвела свою кандидатуру: в таком скверном душевном состоянии ей не хотелось встречаться с любимым. А там она его непременно встретит и тогда должна будет рассказать ему о профессоре. Мы так давно не виделись, думала она, наша встреча должна быть радостной, а я своим разговором испорчу все. Что же делать? А если я расскажу ему обо всем, еще неизвестно, как он это воспримет. Как отнесется к позиции отца? К тому же я не смогу скрыть, что я разделяю точку зрения Дин Юсона. Что же тогда будет? Ведь он из тех сыновей, кто беспрекословно подчиняется воле отца. И она колебалась — рассказать или не рассказывать? Она сперва решила не рассказывать, но тут же отказалась от своего намерения. Гу Бонхи считала, что между любящими людьми не должно оставаться ничего недосказанного. И она никак не могла решиться ехать на завод.

Но тут ее и Дин Юсона вызвал к себе Чо Гёнгу.

— Вы едете на завод, чтобы на месте позаботиться о здоровье рабочих. Это почетная миссия, именно о такой взаимопомощи говорил товарищ Ким Ир Сен. Это будет полезно и для вас — своими глазами увидите труд рабочих, их неиссякаемый трудовой энтузиазм. Ваша командировка положительно скажется и на сплочении коллектива нашей клиники. Надо быть выше личных интересов, Бонхи, я хорошо понимаю ваше душевное состояние, но, думается, что эта командировка даст вам возможность еще лучше узнать Хо Гванчжэ. А товарищ Дин Юсон поедет как представитель отделения восстановительной хирургии, — закончил разговор заведующий отделением.

И Гу Бонхи поехала.

Сойдя с парохода, она все еще не могла освободиться от тягостных раздумий и молча шагала вслед за Дин Юсоном.

У завода над проходной висел транспарант: «Досрочно завершим строительство второй домны!»

Предъявив командировочные удостоверения, молодые люди прошли на заводскую территорию.

Мощное дыхание огромного завода захватило Гу Бонхи, и она страшно досадовала, что из головы все еще не выходят мрачные мысли.

Наконец они оказались на строительной площадке второй доменной печи. Богатырский остов домны, словно гигантский цилиндр, вздымался высоко в небо. Сверкающая искрами сварки панорама строительства напоминала поле сражения. Шум бетономешалок, шуршание движущихся лент конвейера, треск автогенной сварки, удары молота, лязг лопат — все это наполняло грохотом обширную территорию. Десятки мощных грузовиков один за другим Подвозили огнеупорный кирпич, гравий, песок и другие строительные материалы. С помощью кранов их тут же поднимали наверх. А там на головокружительной высоте работали электросварщики; создавалось впечатление, что они парят в воздухе, словно горные орлы.

Гу Бонхи и Дин Юсон с трудом нашли кабинет-времянку начальника цеха. Их тепло встретил хозяин кабинета, немолодой человек, не по-модному стриженный ежиком. Узнав о причине приезда врачей, он вышел в цех, оставив дверь кабинета приоткрытой, сложил ладони рупором и закричал, обращаясь куда-то ввысь, в направлении верхушки строящейся печи.

— Товарищ Гванчжэ! Товарищ Гванчжэ! — Но никто не откликнулся.

— Что за человек! Прямо сладу с ним нет. Вот уже двое суток не спускается с этой верхотуры. Еду доставляют ему на кране. Впервые мне такой встречается. Рабочие прозвали его «инженер-орел». Вот ведь инженер, а работает наравне с рядовыми рабочими. И откуда только силы берутся?!

Начальник цеха подошел к столику, на котором стоял телефонный аппарат, снял трубку и позвонил в «первую небесную».

— Позовите к аппарату товарища Хо Гванчжэ. — Голос начальника цеха звучал несколько суховато. Спустя некоторое время в трубке раздался громкий голос.

— Хо Гванчжэ вас слушает.

— Послушай, ты в своем уме? Ты что, и впрямь решил стать орлом и улететь в поднебесье? Поскорее спускайся. Приехали дорогие гости.

— Кто?

— Кто-кто? Говорят тебе, что дорогие гости.

— Передайте, пожалуйста, им трубку.

— Ты опять за свое, ну и характер…

Начальник цеха развел руками и протянул трубку Гу Бонхи, но она, попятившись, кивнула на Дин Юсона. Дин Юсон взял трубку и, протягивая ее Гу Бонхи, улыбнулся. Своей улыбкой он как бы говорил: «Говори, говори; тогда он быстро спустится». Гу Бонхи покраснела, но трубку не взяла.

— Здравствуйте, товарищ Гванчжэ! Это говорит Дин Юсон.

— Здравствуйте, товарищ Юсон! Каким образом вы оказались у нас? — В голосе инженера слышалось удивление.

— Да вот дела привели. Вы не могли бы спуститься к нам? Со мной вместе приехала и Бонхи.

— В самом деле? Я немедленно спускаюсь! — раздался радостный голос Хо Гванчжэ.

— О вас, Бонхи, мы знаем со слов Хо Гванчжэ. Говорят, он обязан вам жизнью. Я очень рад встрече с вами. — Начальник цеха пригласил гостей садиться. — Вот решили построить домну за год, думаем, что справимся.

Из коридора послышались торопливые шаги, через мгновение с шумом распахнулась дверь и вошел Хо Гванчжэ. В руке он держал свернутый в рулон чертеж и большую рейсшину.

Гу Бонхи радостно улыбнулась.

Хо Гванчжэ ответил девушке такой же улыбкой и заговорил с Дин Юсоном.

— Вот, товарищ Юсон, выполняем решения партии, строим вторую домну.

— Мы уже в курсе дела. Начальник цеха нам все рассказал. Очень рад за вас, за ваши успехи. Говорят, вы даже удостоились прозвища «орел». Ну, а как у вас со здоровьем?

— Я здоров. Все в порядке.

— Это хорошо. Помогает рабочая закалка.

— Что вы. Какая закалка, я ведь здесь не так давно.

— Скажите, пожалуйста, — заговорил начальник цеха, — с чем пожаловали к нам? Мне звонили из парткома, просили оказать вам всяческое содействие.

— Спасибо. Вы действительно должны нам немножко помочь. Дело в том, что в нашей больнице сейчас развертывается «Движение за взаимопомощь», и мы хотели бы проводить его совместно с вашим заводом.

— Я слышал об этом, очень хорошее начинание.

— Мы думаем начать его следующим образом. Наши врачи приедут на ваш завод, на месте проведут диспансеризацию, нуждающимся окажут медицинскую помощь и одновременно изучат формы организации работы на вашем предприятии. Наиболее приемлемые для наших условий формы мы постараемся внедрить у себя в клинике.

— Ну что ж, очень хорошо. Думаю, руководство поддержит ваше предложение. Я непременно сообщу об этом в партком.

— Спасибо. И еще есть одна просьба. Поручите, пожалуйста, инженеру Хо Гванчжэ помочь товарищ Бонхи решить вопрос об изготовлении на вашем заводе холодильной камеры. Эта камера очень нужна для научной работы профессора Хо Герима — отца товарища Хо Гванчжэ.

— Попробуем удовлетворить вашу просьбу. Гванчжэ, ты вместе с Бонхи отправляйся в конструкторское бюро, потом зайди в механосборочный цех. Я позвоню туда. А мы с вами пойдем в партком, — обратился он к Дин Юсону.

Гу Бонхи и Хо Гванчжэ направились в механосборочный цех. Там их встретил начальник цеха. Он сообщил, что ему уже звонили из парткома и что он готов оказать им самое широкое содействие. В помощь им он выделил еще одного инженера, и они втроем отправились в конструкторское бюро, где их уже ждали заводские конструкторы. Гу Бонхи передала им схему холодильной камеры, вычерченную самим профессором. Пока обсуждали отдельные конкретные вопросы и в общих чертах намечали контуры будущей установки, наступил обеденный перерыв.

— Бонхи, пойдемте к реке, пройдемся. Юсон, видимо, задержится, — предложил Хо Гванчжэ. — Он пойдет еще в завком обсудить общий план сотрудничества больницы с заводом.

Молодые люди вышли к реке. Неожиданно подул сильный ветер. Он пригнал с юга огромную черную тучу, пронесся над равниной и обрушился на водную гладь. Словно рассердившись, темно-серая вода сразу поднялась волной и с шумом набежала на берег. Порывистый ветер трепал волосы, концы шарфов, полы одежды, но молодые люди не обращали никакого внимания на взбунтовавшуюся стихию и молча продолжали идти по берегу.

Они еще долго так шли, пока не увидели длинную скамейку, стоявшую под плакучей ивой, и присели на нее. Хо Гванчжэ заговорил первым:

— Бонхи, скажите, пожалуйста, раз отец просит сконструировать холодильную камеру для новых исследований, значит, дела у него идут хорошо? — На широком лице Хо Гванчжэ появилась легкая улыбка.

— Да. У него, кажется, работа продвигается успешно.

— А как работается Юсону?

— Тоже ничего, — ответила Гу Бонхи, хотя понимала, что говорит неправду, и это ее огорчало. Она никак не могла решиться рассказать любимому человеку о позиции отца в отношении научных поисков Дин Юсона. Она решила отложить этот нелегкий разговор до следующего раза.

— Это правда? — Хи Гванчжэ, видимо, почувствовал фальшь в голосе Гу Бонхи.

Бонхи покраснела и отвернулась.

— В самом деле у Дин Юсона нет никаких неприятностей?

— По-моему, нет.

— Бонхи, вы говорите неправду. — Хо Гванчжэ уже не скрывал своего раздражения.

Гу Бонхи подняла глаза на молодого человека, девушка выглядела испуганной.

— Я все знаю. Вчера отоларингологи из вашей больницы проводили профилактический осмотр рабочих. Они очень сочувственно отзывались об опытах, проводимых доктором Юсоном, хотя, по их словам, он оказался в трудном положении, не встретив одобрения со стороны одного из руководителей клиники, который настаивает на прекращении опытов. Это правда, Бонхи? — настойчиво спрашивал Хо Гванчжэ. Он не сомневался, что речь шла об отце, но ему хотелось услышать подтверждение этого от Гу Бонхи.

Гу Бонхи молчала, не зная, как выйти из затруднительного положения. У нее не хватало духа рассказать об отрицательной реакции профессора Хо Герима на новаторство Дин Юсона.

— Бонхи, я очень хорошо понимаю, почему вы не хотите говорить правду. Но если вы действительно по-настоящему уважаете отца, вы обязаны рассказать мне все, ничего не утаивая.

Гу Бонхи по-прежнему хранила молчание, глядя в землю и водя носком туфли по влажному песку. Настойчивость Хо Гванчжэ была ей неприятна. Ей казалось, что он не хочет понять ее душевного состояния. И в то же время она осознавала, что утаивать уже известные факты не имеет смысла.

— Поймите меня, Бонхи, я его сын, я не должен находиться в неведении. Я должен знать все, что касается отца, — В голосе Хо Гванчжэ звучали умоляющие нотки.

— Хорошо. Я скажу, — не выдержав настойчивости Хо Гванчжэ, ответила девушка. — В последнее время между Чо Гёнгу и Дин Юсоном, с одной стороны, и профессором Хо Геримом — с другой, возникли разногласия.

— Разногласия? По какому поводу? Объясните, пожалуйста.

— Я как раз и собираюсь это сделать.

Как бы желая успокоить себя, Гу Бонхи сломала ивовую ветку и принялась обрывать с нее листочки. Покончив с этим, она подробно изложила суть конфликта, возникшего среди врачей.

— Профессор не одобряет опытов Юсона. Считает его труд напрасным, не верит в конечные результаты, — заключила девушка. — А по-моему, он не прав… — Тут Гу Бонхи замялась и фразу не закончила.

— Говорите, говорите, что вы хотели сказать.

— Конечно, я… у меня нет глубоких познаний в этом вопросе, — продолжала Гу Бонхи, сочувственно глядя на юношу, — я просто не знаю всех аспектов проблемы. Но когда речь идет о здоровье людей, мне кажется, профессор Хо Герим… Откровенно говоря, когда думаешь об инвалидах войны, о нашей Сор Окчу, да и о самой проблеме… Понимаете, по-моему, надо всячески поддерживать начинания Чо Гёнгу и Дин Юсона. Но профессор Хо Герим — ваш отец. Поэтому я не посмела выступить против него на последнем совещании, где он категорически высказался против Юсона. И сейчас я просто не знаю, что мне делать. Я не нахожу себе места… — Гу Бонхи поднялась, сделала несколько шагов и стала под ивой.

Через некоторое время встал и Хо Гванчжэ. Он ничего не сказал, лишь с благодарностью подумал о Гу Бонхи, которая принимала так близко к сердцу поступки его отца. Конечно, он был недоволен отцом, и это недовольство уже тяготило его. Неужели отец ошибается?.. И чего он хочет?.. Почему он против?..

— Бонхи, простите меня. Мне как-то стало стыдно за отца. — Хо Гванчжэ с трудом выдавил из себя эти несколько слов.

Извинение Хо Гванчжэ за отца смутило Гу Бонхи, в груди образовалась сосущая пустота. Она с беспокойством посмотрела на юношу. Хо Гванчжэ, бессильно опустив плечи и низко склонив голову, машинально направился в сторону дебаркадера. Гу Бонхи пошла за ним. До переправы они шли молча, Дин Юсон все еще не появлялся.

Наконец Хо Гванчжэ повернулся к девушке:

— Бонхи, я считаю, что должен как можно скорее поговорить с отцом.

Гу Бонхи ничего не ответила. Зная профессора, она была убеждена, что этот разговор доставит Хо Гванчжэ одни неприятности.

Дин Юсон прибежал лишь перед самым отправлением парома.