Счастье Феридэ - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Бадри Рахми Хаметдин (ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ) #4

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Пансион, 17 октября

О Аллах, куда я попала! Все приключения, которые произошли со мной ранее, просто детский лепет по сравнению с тем, что ожидает меня впереди. Но как выкарабкаться из этой ситуации, я не знаю. Профессор Штольц все рассчитал правильно. Меня искать никто не будет. Тетушка Бесимэ и Неджмие уверены, что я в Аладжакая, а Ихсан, наверное, возвратившись в Турцию, попробует выбросить меня из сердца. Так что надеяться придется только на саму себя. Хорошо еще, что доктор оставил мне дневник.

— Я прочитал твои записи и решил, что мир может потерять еще одного литературного гения, если тебе не дать возможности писать. — Говоря это, профессор бросил тетрадь на мою постель.

«И за это спасибо», — подумала я и отвернулась к стенке.

Несколько дней от слабости я не могла вести дневник. Но потом, взяв себя в руки, я решила обязательно продолжать его. Во-первых, чтобы было с кем делиться, так как профессор лишил меня общества. Во-вторых, я надеялась, что когда-нибудь выберусь отсюда и эти записи послужат доказательствами, если память мне изменит.

Я подробно описала, как попала в этот странный пансион, теперь наступило время рассказать, что случилось потом.

Очнулась я в небольшой комнате, похожей скорее на больничную палату, чем на приют для бедных. Правда, моему удивлению не было предела, когда я заметила, что в помещении нет ни одного окна. Голова была тяжелой, веки — словно налитые свинцом, очень хотелось пить. Я попробовала пошевелить руками и почувствовала слабость во всем теле…

Вдруг распахнулась дверь, и в комнату вошел профессор. Он взял мою руку и пощупал пульс.

— Как вы себя чувствуете?

С трудом разжав губы, я ответила:

— Ужасно…

— Тяжелая голова, сухость во рту, полная слабость?

— Да.

— Это последствия наркоза. Часок-другой, и все пройдет. Если будете хорошо себя вести, то я разрешу вам встать.

Мне было очень трудно говорить. К тому же я не совсем понимала, в какую историю попала. Однако вспомнив, что меня насильно заперли в этот пансион, я с возмущением прошептала:

— Выпустите меня отсюда… Немедленно…

Вздохнув, профессор потер подбородок.

— Я считаю, что должен рассказать вам все. Не буду обманывать, но вы — именно тот человек, которого я искал давно… Не считайте меня последним негодяем, я просто ученый… Неплохой ученый, как мне кажется. Поверьте, все, что здесь делается, это не какое-нибудь ветеринарство, а большая наука. Да, большая! И вы можете гордиться тем, что попали именно сюда. Подумайте, какая банальность вас могла ожидать: семья, дети, старость и смерть… Ваша жизнь была бы потрачена на ничего не значащие мелочи… Но вы же созданы для другого…

Резкая боль в голове мешала мне сосредоточиться. Профессор то выплывал из тумана, то снова скрывался. Я усилием воли заставила себя не заснуть.

— Феридэ, вы меня слышите? — Голос доктора раздавался над самым ухом.

— Да-да, продолжайте…

— Нет, сегодня вы недостаточно хорошо подготовлены. Поговорим в следующий раз.

Как доктор выходил, я уже не видела.

18 октября

На следующий день доктор вновь посетил меня. Я уже начала приходить в себя и даже немного подумала о своем положении. Было ясно одно — в этом доме я пленница. Но зачем меня здесь держат? Этими вопросами я засыпала доктора, не успел он переступить порог.

— Вы сегодня прекрасно выглядите… Не пытались вставать?

— Слабость в ногах непонятно откуда, — довольно миролюбиво ответила я.

Профессор хмыкнул.

— У вас нервное истощение — это и ежу понятно.

— Но до встречи с вами я себя прекрасно чувствовала.

— Не сваливайте всю вину на меня… Судя по вашим рассказам, хлебнуть вам пришлось немало.

В этом случае доктор был прав.

— Может быть, но я немного лечилась.

С интересом профессор переспросил:

— Лечились? А где?

— В Обзоре… Это недалеко от Варны.

Если это кудахтанье можно было назвать смехом, то доктор рассмеялся.

— Знаю я эту больницу… Прекрасное обслуживание.

Я гневно сдвинула брови.

— Уж получше, чем здесь. Там меня хоть выпускали подышать свежим воздухом.

— Всему свое время. Еще нагуляетесь, — уверенным голосом заявил профессор. — Давайте-ка лучше познакомимся.

Ваше имя я знаю. А меня зовут герр Штольц. Немного фактов из биографии? Я вижу, вы сразу же желаете узнать, на каких правах я держу вас здесь… Подождите немного.

Мне было очень неприятно наблюдать за этим человеком. Его лысина покрылась капельками пота. Можно было подумать, что Штольц волнуется. Я бы так и решила, если бы не знала профессора как жестокого и деспотичного человека. А ведь волнение — удел слабых. Штольц больше напоминал машину, у которой вместо сердца было железо.

— Я продолжу, с вашего позволения. — Доктор снова почесался. — Родился я в маленьком баварском городке. Родители мои — потомственные пивовары — мечтали, что я стану адвокатом. Следуя их наставлениям, я и поступил в университет на юридический факультет. Но судьба свела меня с одним малоизвестным доктором. Чего у него было не отнять, так это самоотверженного служения своей работе. Значительно позднее я понял, что этот человек заразил меня профессией врача. Бросив юридический факультет и поступив на медицинский, я с жадностью стал учиться, впитывая, как губка, знания по всем предметам. Мои сокурсники женились, обзавелись детьми, а я день и ночь проводил в лаборатории. И, поверьте, не зря! Однако годы шли, я старел, а моя идея никак не хотела реализовываться. Мне мешали мои противники, которые как ученые были ничто…

На мгновение Штольц задумался, видимо, вспоминая своих недругов, но, дернув головой, словно желая избавиться от мрачных мыслей, продолжил:

— Теперь я наконец-то у заветной черты, и никто пе помешает мне получить фактическое подтверждение моего открытия. Мой препарат — это революция не только в психиатрии, но и в общественных отношениях.

— Простите, — наконец мне удалось вставить слово, — но я-то тут при чем?

— Вы, Феридэ, — моя надежда! Я хочу испробовать препарат на вас…

Вскочив с кровати, я бросилась к двери. Изо всех сил молотя кулаками, я закричала:

— Помогите!.. Помогите!..

Профессор явно не ожидал от меня такой прыти. Он растерянно протер очки, но не двинулся с места.

— Кричите, кричите, хоть глотку надорвите — не поможет. — Лицо его казалось спокойным. — Здесь стены покрыты изоляционной материей.

В холодных глазах доктора я прочитала крушение своих надежд на спасение. Мне не оставалось ничего другого, как покориться судьбе…

19 октября

Утром, заглянув ко мне на несколько минут, профессор был необычайно приветлив. Он даже не вспомнил про мою вчерашнюю истерику.

— Как себя чувствуете? — традиционно начал он.

— Примерно так же, как канарейка в клетке.

Доктор прищурил глаза.

— Вы сами создаете себе клетку. Будь вы немного разумнее и не так горды, то уже давно бы разгуливали по моему чудесному саду.

— Что-то я не заметила отдыхающих, когда приехала к вам, — сказала я с сарказмом.

— Состояние здоровья остальных жителей пансиона не позволяет им совершать такие прогулки, — как ни в чем не бывало ответил мужчина и добавил: — А вы, я вижу, выглядите гораздо лучше.

— Вас это беспокоит?

Доктор поправил очки.

— Наоборот, я рад.

— Это намек на то, что вы можете начинать свой эксперимент? — зло отреагировала я.

Присев на кровать, профессор почесал мочку уха и спокойно проговорил:

— Напрасно вы так пренебрежительно относитесь к серьезной научной работе. Поймите, я ведь хочу вашего добровольного согласия…

— Вы имеете в виду документ? — спросила я, догадавшись, к чему именно клонит доктор.

— Что-то вроде этого…

— А если я не подпишу?

Профессор взглянул на ручные часы и озабоченно произнес:

— Да-а-а, задержался я в вашей обители или как там у вас… кельи, кажется…

Я промолчала.

— Ну что ж, значит, до завтра. — Мужчина поднялся и направился к двери. Однако, не дойдя до нее примерно шага, он повернулся и сказал: — Кстати, я зашел к вам, чтобы сказать о том, что уезжаю и возвращусь только завтра.

— Вы собираетесь до завтрашнего дня всех жителей пансиона отправить под наркоз? — язвительно спросила я у ненавистного докторишки.

— У вас, оказывается, прекрасное чувство юмора. Жаль, что оно пропадает здесь… — На лице у доктора появилась наигранная горечь, которая вскоре сменилась прежним каменным выражением. — Так вот, о деле. На время поездки в пансионе меня заменит студент… Подумайте о моем предложении…

Дверь закрылась, и я вновь оказалась в одиночестве. Однако сообщение доктора о том, что в это здание имеют доступ и другие люди, меня искренне порадовало. Втайне я надеялась, что со студентом мне придется гораздо проще, тем более что он в отличие от профессора мало походил на каменную стену или безупречный часовой механизм. Возможно, доктор подбирал помощника по своему образцу и подобию, но в данном случае играла роль еще и молодость.

Через час после ухода профессора мне пришла в голову неожиданная мысль о побеге. Она настолько захватила меня, что до обеда ни о чем другом я не могла и думать.

В полдень, как обычно, я услышала скрежет ключа в замке. Дверь распахнулась, и на пороге показалась старушка надзирательница. Наконец-то я могла спокойно рассмотреть это создание. Старушке было лет семьдесят. Она была худощава. На грубом, словно высеченном из камня лице, смуглом и морщинистом, особенно выделялись острые злые глаза да седые усы. Я содрогнулась от ужаса. Эта старая женщина напомнила мне персонаж из давно забытой страшной сказки. «Придется привыкать, Чалыкушу, — подумала я, — ведь до этого твое общество состояло только из одного доктора. Теперь жизнь обещает стать разнообразнее, ведь попечителей будет двое… Впрочем, нет — трое. Как же я могла позабыть о студенте, который должен был навестить меня позже!»

Держа в руках поднос с горячим обедом, старая женщина молча подошла ко мне и поставила его на кровать рядом со мной.

— Спасибо, — поблагодарила я.

Старуха слегка наклонила голову и сверкнула глазами.

— Извините, — попыталась я завести разговор, — раньше я слишком плохо чувствовала себя и поэтому, возможно, была не очень внимательна к вам…

Женщина, не говоря ни слова, присела на край кровати и уставилась на меня.

— Вы давно работаете у доктора? — спросила я, надеясь разговорить не слишком вежливую прислугу.

Указав пальцем на тарелки, старуха скрестила руки на груди и недовольно пробежалась по мне взглядом. По ее суровому лицу я поняла, что беседы у нас не получится…

После обеда я почувствовала себя неважно, но внезапно накатившийся сон избавил меня от борьбы с головокружением и легкой тошнотой. Когда я проснулась, состояние мало изменилось, однако головная боль явно уменьшилась. Не знаю, сколько еще времени я провалялась в постели, стараясь подавить в себе неприятные ощущения, но, когда ко мне вернулась способность спокойно подумать о предстоящем побеге, как назло, в дверь постучались. Еще через мгновение раздался грохот открывающегося замка, и в дверном проеме показалась худощавая фигура рыжеволосого юноши. В руках он держал тарелку с овсяной кашей и чашку с кусочком белого хлеба.

— Извините, госпожа, — осторожно пробубнил он. — Доктор просил меня зайти и поинтересоваться состоянием вашего здоровья… И заодно принести вам ужин.

— Вы так и собираетесь держать тарелку в руках, пока я буду есть? — усмехнувшись, поинтересовалась я.

— О, извините, — растерянно проговорил студент. — Я совершенно позабыл о подносе! Вы пока подержите это, а я за ним сбегаю.

Юноша передал мне чашку и тарелку, а сам выбежал за дверь, лишь слегка прикрыв ее. Мне ужасно хотелось выглянуть в коридор, но когда я наконец решилась, было уже поздно — оттуда доносились шаги моего юного надзирателя. Тяжело дыша, он заскочил в комнату и подошел к кровати.

— Как-то я не подумал сразу об этом… — виновато произнес он, положив поднос на одеяло, покрывающее мои ноги.

Поставив тарелку и чашку, я поинтересовалась:

— Вы, видимо, тоже ученый?

— Ну, как вам сказать… — замялся юноша. — Я окончил три курса медицинского в Софии…

— Почему же сейчас не на занятиях?

— Меня выгнали.

— Если не секрет, за что?

— За участие в одной студенческой пирушке, но это не важно. Ведь по успеваемости я был одним из лучших.

— А как вы сюда попали?

— Меня пригласил сам профессор. Он обещал, что устроит мои дела с восстановлением на учебу.

— Вам нравится то, чем вы занимаетесь у доктора?

Этот вопрос заставил молодого человека собраться с мыслями.

— Профессор Штольц просил быть учтивым с вами, но особенно не болтать… — стараясь напустить на себя серьезный вид, заявил он.

— А мне доктор сказал, что я здесь надолго, и поэтому подумалось, что будет нелишним познакомиться.

— Так, значит, вы все-таки подписали… — облегченно вздохнул студент.

Я потупила глаза.

— А что мне остается делать…

Молодой человек явно обрадовался.

— Это здорово. Наконец-то мне хоть будет с кем поговорить.

— Неужели вы так одиноки в этой усадьбе?

— Пожалуй, — задумался он. — Немая старушка, необразованный извозчик, кухарка и… профессор — вот моя компания. Разве с ними можно побеседовать по душам?

— Да-а-а, — протянула я, радуясь, что отношения со студентом начинают складываться даже лучше, чем я думала.

— А чем же не устраивает вас доктор?

— Он — гений, а с такими людьми всегда тяжело.

— Гений?.. — повторила я, округлив глаза.

— Да-да, — воодушевился молодой человек. — Я помню его еще по лекциям на нашем факультете. Профессор Штольц — великолепный психиатр. Кроме того, он ведет исследовательскую работу…

— В своей области?

— Доктор занимается вопросами, связанными с когнитивными процессами, — решил блеснуть накопленными познаниями мой собеседник.

— Мне это ни о чем не говорит…

— Ну, это… — задумался студент, подбирая более простую формулировку, — это связано с воздействием на подсознание человека.

— С какой целью?

— Как с какой? — удивился молодой человек. — Конечно, для того чтобы подчинить людей низшего уровня более развитой прослойке общества.

— А по-моему, ваш доктор просто сумасшедший, — заметила я, чем, как мне показалось, немало обидела своего собеседника.

— О, как вы не правы! — воскликнул он. — Пройдет некоторое время, и, поверьте, вы будете думать о профессоре Штольце совершенно иначе.

— Хотелось бы в это верить, — подыграла я студенту, раздумывая над тем, как получше его использовать для осуществления побега.

Рыжеволосый юноша оказался болтлив, и это было мне на руку. По крайней мере теперь я могла хоть что-то узнать.

Например, куда попала и какие люди меня окружают.

— Профессору можно верить, — продолжал молодой человек, — особенно когда дело касается науки. Тут он непревзойденный гений.

— Пожалуй. Только в медицине я разбираюсь мало… — попыталась я поддержать авторитет доктора, видя, какое раболепие питает к нему юноша.

Мой шаг оказался удачным, ибо после этой фразы студент, видимо, решив, что окончательно переубедил меня, завелся еще больше.

— Если бы вы видели его библиотеку… — покачал он головой. — Чего там только нет!

— Доктор мне обещал показать ее, — соврала я, — но вы, наверное, знаете, каким было мое состояние в минувшие дни.

— Профессор мне не рассказывал об этом, — признался рыжеволосый, — однако я помню вас в тот день, когда мы познакомились. Выглядели вы неважно.

— Да, — согласилась я.

— Видите, как хорошо, что вы попали к нам, — обрадовался студент моему признанию. — Теперь, наверное, понимаете, что я вам плохого не порекомендую…

— Хотела у вас спросить… Точнее попросить… — начала я и, покраснев, замялась.

— Конечно, конечно, мне будет очень приятно исполнить любую вашу просьбу, — поспешил с ответом юноша, также зардевшись.

Мой голос прозвучал робко:

— Когда я договорюсь с доктором о прогулках по саду, вы не будете так любезны составить мне компанию?

Молодой человек стал пунцовым.

— Для меня это большая честь…

— Значит, договорились.

Студент согласно кивнул головой. Мне показалось, что после этого небольшого разговора он готов был сидеть в моей комнате до самого вечера, но поскольку я уже достигла задуманного и к тому же ужасно болела голова, юношу необходимо было спровадить.

— Сколько сейчас времени? — поинтересовалась я.

Рыжеволосый порылся в карманах и достал часы.

— Половина восьмого, — спокойно ответил он.

Тут я вспомнила о том, что совершенно не ориентируюсь не только во времени суток, но даже не знаю, какое сегодня число.

— Сегодня… — начала я.

— Девятнадцатое, — улыбнулся, догадавшись с полуслова, студент.

— Скоро нам не понадобится язык, — сделала я ему комплимент.

Молодой человек вновь покраснел. Однако, к моему разочарованию, уходить он так и не собирался. Взявшись за голову, я тихо проговорила:

— От закрытого помещения у меня что-то заболела голова.

Студент подхватился с места.

— Сейчас я принесу вам какую-нибудь болеутоляющую таблетку

— Будьте так любезны.

Он выбежал за дверь. Я поднялась и хотела выглянуть в коридор, но услышала приближающееся шарканье немой надзирательницы. Подойдя к моей комнате, она захлопнула дверь и сделала несколько оборотов ключом.

Минут через пять студент опять возвратился, но я не нашла иного средства избавиться от него, как притвориться спящей. Открыв дверь, он подошел ко мне, но будить не решился.

Когда осторожно на цыпочках он покинул помещение, я принялась обдумывать свой дальнейший план.

Теперь мне стало ясно, что главных действующих персонажей, с которыми мне придется столкнуться, будет трое: доктор Штольц, рыжеволосый студент и немая надзирательница (наконец-то я нашла объяснение ее молчанию). «Наиболее подходящий для осуществления моего плана, конечно, студент, — подумала я. — Он-то и поможет мне выбраться отсюда, когда доктор уедет куда-нибудь по своим делам…»

Пансион, 20 октября

Как только доктор возвратился из поездки, он сразу же заглянул ко мне.

— Как здоровье нашей Чалыкушу? — бодро прозвучал его голос.

Услышав имя, которым меня называли лишь близкие люди, я едва не вскочила с кровати, чтобы выцарапать мерзавцу глаза, но невероятным усилием воли все-таки смогла удержать себя от этого поступка.

— Я попрошу вас больше никогда не называть меня так! — возмущенно воскликнула я.

— Почему же? — усмехнулся Штольц. — Мне даже очень нравится имя Чалыкушу.

Я почувствовала, что мои ноздри раздуваются от ярости.

— Если вы залезли в мой дневник, — ответила я, — то это абсолютно не значит, что то же самое вы должны проделать с моей душой!

Профессор слегка стушевался и решил перевести разговор в более безопасное русло.

— В мое отсутствие я просил присмотреть за вами студента…

— Да, он приходил.

— Надеюсь, никоим образом ваше обостренное чувство гордости не было затронуто?

— Конечно, он ведь боится вас…

— Скажем, уважает, — уточнил доктор. — Впрочем, я не могу не отметить вашей наблюдательности…

— Мне показалось, что он отличается от серых стен, — намекнула я на свое заточение.

Доктор присел на кровать и равнодушно произнес:

— А ведь вас здесь никто и не собирается держать… Вы сами своим упрямством посадили себя в клетку.

— Скажите прямо, — устав от размытых фраз Штольца, попросила я, — какую бумагу мне нужно подписать?

— О, — замахал рукой профессор, — это абсолютно ничего не значащая мелочь…

— И все же?

— Ваше согласие на лечение новыми средствами.

— Короче, вы собираетесь испытать свой феноменальный препарат на мне и хотите, чтобы я дала на это согласие? Ведь так?

— Да.

— Значит, я должна подписаться под тем, что отдаю себя в руки профессора Штольца для того, чтобы он распоряжался моей жизнью так, как ему заблагорассудится?

— Вот здесь вы не правы. — Доктор встал со своего места и заходил по комнате. — Во-первых, вы нужны не мне, а мировой науке. Право не знаю, почему вас пугает мое предложение… А во-вторых, поверьте, вас никто не заставит насильно поставить подпись. Это дело добровольное.

— Если добровольное, то отпустите меня отсюда! Я не хочу участвовать в вашем эксперименте.

Доктор остановился и усмехнулся.

— Я не могу это сделать.

— Почему?

— Как медик я считаю, что у вас есть ряд болезней, некоторые из которых могут перейти в тяжелую форму. Вам необходим постельный режим… и временная изоляция от общества…

— Изоляция? — осеклась я.

Доктор поправил очки.

— Вот так-то, дорогая.

— Я не верю ни единому вашему слову! — привстав, отчаянно произнесла я.

— Не волнуйтесь так. — Профессор был невозмутим. — Вы можете прослушать целый ряд очень полезных для вас советов…

Я поняла, что мой протест по меньшей мере наивен, и поэтому, натянув до глаз одеяло, замолчала.

— Так о чем я говорил?.. — почесал затылок доктор. — Ах, да! О том, что предпринимаемые мною меры предосторожности с научной точки зрения оправданы.

— Другими словами, из этих четырех стен я никогда не выйду? — сквозь одеяло спросила я.

— Феридэ, мы же интеллигентные люди и всегда можем найти компромисс…

— Вы меня шантажируете?

— Я всего лишь хочу поскорее начать работу.

— В ваших силах сделать это и без моего разрешения.

— Мне нужна ваша помощь.

— Как кролика?

— Как человека, который самоотверженно служит науке и выполняет свой долг перед человечеством. Вы не чернь и должны это понять!

Доктор, почувствовав, что начинает переходить на эмоции, замолчал. Вообще же в этот день, как мне показалось, Штольц был в своих доводах непривычно пространен. Он в длинные фразы пытался вложить лишь одну простую мысль: «Или вы начинаете принимать препарат и ведете дневник своего состояния, или остаетесь в этих четырех стенах навсегда».

— Я могу подумать? — Мне захотелось выиграть еще несколько дней.

— У вас было достаточно времени. — В этих резких словах был прежний Штольц. — Но если вы отказываетесь послужить науке, то я могу оставить все как есть. Потом будет бессмысленно уговаривать меня возвратиться к этому вопросу. Подумайте об этом, Феридэ.

Доктор, в этот раз даже не осмотрев меня, откланялся и вышел за дверь. Еще через мгновение защелкнулся замок, и его уверенные шаги начали постепенно удаляться. Вслед за ними все тише и тише слышалось шарканье надзирательницы…

Я одна, и мне ужасно невыносимо в этой маленькой комнатушке с серыми стенами. Наверное, меня мог бы понять лишь человек, проведший не один день в карцере. Но в карцер сажают провинившихся, а в чем виновата я?..

Наверное, еще неделю проведи я в этом сером склепе, сумасшествие было бы неминуемо. Я уже начинаю забываться: что такое день и что такое ночь. Вчера на улице был сильный дождь. А может быть, мне это только показалось.

После обеда я вновь заснула. Совершенно неожиданно. Это произошло примерно через полчаса после того, как из моей комнаты вышла надзирательница, забрав пустую посуду. Еще совсем недавно я чувствовала себя относительно бодро, но вдруг мои веки начали слипаться. Мне это показалось странным, и я попыталась сопротивляться наступающей пустоте, однако…

Второго визита доктора в этот день я не ожидала. Да и судя по утреннему посещению, особого желания видеться со мной у него тоже не было. Тем не менее вечером я была немало удивлена, увидев его в стенах своего карцера.

— У меня для вас сюрприз, — заявил профессор с порога. — Как вы думаете, какой?

В это время у меня всегда болела голова, и поэтому мне трудно было понять его игривый настрой. Я промолчала. Не дождавшись ответа, доктор достал карманные часы и положил их на кровать рядом со мной.

— Это вам.

Я непонимающе посмотрела на часы, а потом на Штольца.

— Мне показалось, что это внесет некоторое разнообразие в вашу безрадостную жизнь.

— Вы очень добры, — зло ответила я, восприняв подарок как издевательство.

— Но и это еще не все, — проговорил доктор, блеснув оправой очков. — В ближайшие дни я подыщу вам какую-нибудь книгу для чтения, это необходимо в вашем состоянии. К сожалению, не могу предложить сегодня — в моей библиотеке сугубо научная литература…

Говоря все это, профессор внимательно наблюдал за выражением моего лица. Конечно, часы и книга были очень кстати, но я старалась сохранить холодное спокойствие.

— Вы, кажется, умеете играть на рояле? — неожиданно спросил он.

Я скривила губы в усмешке.

— Вы очень внимательно читали мой дневник…

— У меня во флигеле есть рояль…

— Пожалуй, рояль в эту комнату не влезет, — саркастически заметила я, удивляясь произошедшим со Штольцем переменам.

— Кроме того, — не обращая внимания на мои реплики, продолжил доктор, — я хочу предложить вам совершить небольшую пятиминутную прогулку на улицу.

Позабыв о внимательном взгляде профессора, я искрение обрадовалась.

— На улицу?! — вырвалось у меня.

— Да, — подтвердил доктор, кивнув головой. — Сейчас дежурная принесет вашу одежду.

Я не верила своим ушам.

— Что-нибудь случилось, профессор? — Мною овладел интерес. — Это на вас не похоже.

— Вы меня плохо знаете, — отреагировал Штольц. — И если вы считали доктора деспотом, то глубоко ошибались!.. Я не тюремщик и хочу, чтобы вы так не думали.

— А как же мне думать?

— Я — ученый и прошу с этим смириться.

Дверь за спиной профессора открылась, и в комнату вошла старуха, держа в руках мое платье. Подойдя к кровати, она положила мой наряд рядом с часами и удалилась.

— Переоденьтесь, — произнес Штольц, — а я подожду вас за дверью.

Он вышел, а я, так и не сообразив, что же все-таки произошло, принялась одеваться. Затем, словно желая войти в чей-то кабинет, я постучала в дверь.

— Выходите, Феридэ, — послышался из-за двери голос доктора.

Я толкнула дверь, но она, к моему большому удивлению, не открылась. Выйти в коридор мне удалось лишь с третьей попытки, когда я налегла на дверь плечом.

— Ослабели совсем, — заметил профессор. — Но можете не волноваться, — ваше здоровье идет на поправку.

Я слегка покачивалась, так как за последние дни совершенно отучилась ходить. Доктор схватил меня под руку и по коридору повел к выходу из здания пансиона. Мы проходили мимо закрытых дверей, и мне показалось, что я слышала, как оттуда доносились стоны людей.

— Там тоже больные? — спросила я у профессора, указывая на одну из дверей.

— Тяжелобольные, — пояснил он. — Я пытаюсь их вылечить.

— Это правда? — В голосе моем проступало недоверие. — Или они такие же больные, как и я?

— Судя по тому, как неустойчиво вы держитесь на ногах, я не стал бы утверждать, что вы абсолютно здоровы. Но с вами проще — вы начинаете выздоравливать.

Мы подошли к сидящей у выхода надзирательнице.

— Дайте на несколько минут женщине свое пальто, — распорядился доктор. Старуха поднялась с табурета и, сбросив пальто, протянула его мне.

— Не стоит, — запротестовала я.

— Вы забыли, что сейчас не лето, а конец осени. — Штольц взял у надзирательницы пальто и набросил его мне на плечи. — Вот так-то будет лучше. Вы ведь совершенно не представляете, что сейчас творится на улице.

Когда профессор открыл входную дверь, меня обдало свежим воздухом, наполненным запахами осени.

— Смелее, смелее. Проходите, — уговаривал меня доктор, рукой указывая, в какую сторону нужно идти.

Я же, словно опьянев, не могла сдвинуться с места и жадно смотрела на вечерние очертания сада, раскинувшегося за проемом двери. Штольц помог мне переступить порог, и мы оказались на улице.

С тех пор как я попала в заточение, казалось, прошла целая вечность. Деревья стояли совершенно голые, даже листва, сплошь покрывающая землю, уже успела поблекнуть и увянуть. По небу плыли тяжелые облака. Заходящее солнце окрасило не только их, но и все, что находилось во дворе. Красный свет и черные тени — сейчас было их время.

Возможно, еще неделю назад увиденное мне показалось бы мрачноватым, но в этот момент я по-настоящему наслаждалась всем тем, что было вокруг меня. Мне захотелось, чтобы это мгновение продолжалось бесконечно, но вдруг профессор, до этого стоявший молча, заставил меня вернуться к реальности.

— Хватит, нам нужно возвращаться, — словно гром прозвучал его холодный голос.

Я хотела попросить доктора побыть здесь еще немного, но, уже зная его характер, поняла, что он ни на минуту не отклонится от своего графика. Я еще раз окинула взглядом двор и тихо согласилась:

— Хорошо, идемте, профессор.

Когда мы возвратились в комнату, Штольц с усмешкой на лице поинтересовался:

— Вам понравилась прогулка?

— По-моему, это вопрос, не требующий ответа. — Я села на кровать и, взглянув в глаза доктору, спросила: — Неужели вам доставляет удовольствие наблюдать за тем, как я тихо умираю в этой комнате?

— Бессмысленная смерть меня никогда не прельщала, поверьте, Феридэ.

Я опустила голову, догадавшись, что скрывается за словами профессора.

— Да-да, — словно прочитав мои мысли, утвердительно кивнул он. — Все зависит только от вас.

После улицы мне стало невыносимо тесно и душно в этой серой комнате. «Может быть, все-таки подписать его бумагу?» — пришло мне на ум, но, спохватившись, я решительно выбросила эту мысль из головы. Ведь во мне еще жила надежда на побег. Но как его совершить?

Несколько часов назад, выйдя за порог дома и оглядевшись, я заметила, что мне будет не под силу перебраться через деревянный забор усадьбы. А что, если мне выйти просто через ворота? Задвижка на них, насколько я успела рассмотреть, была недостаточно сложной С ней бы я управилась. Замка нет — это хорошо. Но, когда я окажусь на улице, что делать дальше? Это окраина, и извозчики редко бывают в этих местах… Убегать… но в каком направлении? Неделю назад, подъезжая сюда, я даже не выглянула на дорогу… Спрятаться в чьем-нибудь доме? Однако соседи знают профессора гораздо лучше, чем меня, и выдадут тут же, поверив ему. А он-то сумеет выдумать правдоподобную небылицу, чтобы убедить и даже напугать людей. Что делать за воротами?..

Ладно, это я решу позднее, а сейчас нужно подумать, как вырваться из этого дома. Во-первых, нужно дождаться, когда доктор куда-нибудь поедет. Во-вторых, необходимо спровадить старушку надзирательницу… например, на кухню. Таким образом, это должно произойти перед обедом или после него, когда старуха пойдет мыть посуду.

Но после обеда я обычно засыпаю. Почему?.. Уж не кладут ли мне в компот снотворное?.. Конечно! И как только раньше я не догадывалась об этом: значит, если побег будет после обеда, то в полдень я не должна ничего пить.

И последнее — выйти на улицу мне поможет студент. Доктор очень кстати вывел меня на прогулку. Кажется, я видела в окне флигеля юношу… И, следовательно, он видел меня. А потому, если я его попрошу сделать то же, что и доктор, думаю, особенных возражений у него не будет. Но как поступить, окажись я за воротами усадьбы? Пока не знаю…

Пансион. 21 октября

Сегодня я попробовала не пить компот, но все равно захотела спать. Однако на этот раз мне удалось превозмочь свой сон.

Ровно час после обеда меня никто не тревожил, и я, лежа в кровати, рассматривала подаренные доктором часы. «Пожалуй, он был прав, когда говорил, что этот предмет внесет некоторое разнообразие в мою жизнь, — думала я, стараясь не пропустить мгновение скачка минутной стрелки на одно деление. Наконец-то у меня появилась хоть какая-то игрушка».

От этого занятия меня оторвал щелчок отрывавшегося замка. Дверь бесшумно распахнулась, и я увидела профессора. Он был явно обескуражен, застав меня не спящей Настолько, что даже позабыл о приветствии.

— Вам уже настолько лучше, что организму не нужен дневной сон. Это похвально, — нашелся он.

— У вас тоже новые привычки, — заметила я.

— Да? — Доктор изобразил удивление.

— Например, не стучаться в дверь.

— Ах да. — Штольц почесал лысину и через мгновение добавил: — Просто мне не хотелось вас будить своим стуком.

— Но вы могли бы прийти и позже.

— К сожалению, нет. Сегодня у меня много работы. Я хотел лишь посмотреть на ваше состояние.

— Посмотрели?

— Да.

— И каков ваш диагноз?

— Я считаю, что вы совершенно готовы для начала серьезной работы.

Доктор демонстративно посмотрел на наручные часы.

— О да! Меня уже ждут дела.

Он повернулся и, на этот раз уже не попрощавшись, вышел за дверь.

Зачем он приходил, я так и не поняла.

Пансион, 22 октября

Вчера вечером я собиралась о многом подумать, но неожиданно для себя рано заснула. Видимо, сказалось то, что в обед я не спала. Сегодня же доктор заглянул ко мне необычайно рано. Не было и восьми (теперь, когда у меня есть часы, время суток определить несложно).

— Доброе утро, — бодро поприветствовал он меня, едва переступив порог.

В ответ я кивнула.

— Пришел сообщить, что сегодня меня ждут в гостях мои знакомые, и поэтому я хочу оставить вас вновь на попечительство моего лаборанта.

Я равнодушно взглянула на профессора.

— Я уеду ровно в полдень, — доктор посмотрел на часы. — А вернусь в шесть часов вечера.

«Зачем Штольц говорит об этом? Я же его не просила давать отчет в том, куда он направляется и когда вернется, — подумалось мне. — А впрочем, будем считать это счастливым стечением обстоятельств. Ведь более удачное время для его отлучки и придумать нельзя было».

Теперь у меня наконец появлялся шанс осуществить свой план. Я искренне обрадовалась этой новости, но постаралась не показать своего настоящего настроения.

— Жаль, — печально произнесла я.

Доктор посмотрел на меня поверх очков.

— Вы, Феридэ, жалеете о моем отсутствии?

— Почему же и нет. Ведь позавчера вы открыли для меня мир, который я считала уже утраченным навсегда.

— Вы преувеличиваете.

— Нисколько.

Штольц, пройдясь по комнате, остановился на середине.

— Скоро, Феридэ, — уверенно проговорил он, — вы будете разгуливать по двору словно хозяйка. Играть на рояле, вести светские разговоры с моими друзьями…

Профессор говорил много, но я его уже не слушала. Меня больше интересовали подробности моего побега. Теперь я должна была решить, как вести себя со студентом.

Юноша, несмотря на суровое воспитание профессора Штольца, не смог заимствовать у того холодный расчетливый ум и казался по-детски наивным. Кроме того, хоть парень и старался походить во всем на своего кумира, многие человеческие черты еще не успел потерять. Именно этим я и решила воспользоваться. А мой план выглядел так.

Когда молодой человек выведет меня во двор, то я должна сделать вид, что теряю сознание. Он побежит за нюхательной солью, а я тем временем выбегу за ворота. А что дальше?

Впрочем, это уже не важно. Главное — вырваться из этих серых стен. Да поможет мне сегодня Аллах!

1 ноября

Я все еще в пансионе. Какой ужас!..

Но обо всем по порядку.

Четыре дня назад, когда, объявив о своем отъезде, доктор покинул мою комнату, я, вся сгорая от нетерпения, принялась ожидать предобеденного часа. Ведь именно тогда должен был зайти ко мне студент. Через каждые пять минут я смотрела на свои часы, но, к сожалению, поторопить их не могла. Несколько раз я даже встала с постели и прошлась по комнате, чтобы проверить, насколько я сильна. Оставшись относительно довольной собой, я примерила оставленное в моей комнате после первой прогулки платье. Я сама попросила доктора об этом, и он любезно согласился. Наконец, когда до обеда оставался ровно час, я улеглась в постель и, положив около подушки часы, уставилась на дверь.

Через пятнадцать минут ко мне постучались.

— Войдите, — громко сказала я, надеясь, что меня услышат за дверью.

— Добрый день, — поздоровался студент.

— Очень рада вас видеть, — улыбнулась я и, заметив, что в руке у молодого человека какой-то журнал, поинтересовалась: — Уж не историю ли моей болезни вы собрались написать за время отсутствия доктора?

— Почему вы так решили? — удивился юноша, осторожно подходя к кровати.

— Не просто же так вы взяли с собой тетрадку. — Глазами я указала на журнал.

— А-а-а! — Свободной рукой студент стукнул себя по голове. — Профессор сегодня сказал мне, чтобы я подыскал для вас какую-нибудь книгу. Но, к сожалению, вся моя художественная литература осталась в Софии. Я смог лишь отыскать этот журнал.

Молодой человек протянул мне журнал. Я внимательно посмотрела на обложку. Это был американский «Сэнчери» за тысяча девятьсот четвертый год.

— Ого! — Я была слегка шокирована. — Вы читаете по-английски?

— Нет, — искренне признался рыжеволосый. — Я пытался освоить этот язык, купил несколько самоучителей и журнал, но постоянные поручения профессора не дают возможности сосредоточиться на этом предмете.

— А почему вы решили, что я знаю английский? — кокетливо спросила я.

— Доктор сказал, что вы прекрасно знаете французский, и предположил, что английский тоже, может быть, вам знаком.

Перелистав несколько страниц, я оторвала взгляд от журнала и посмотрела на молодого медика.

— И на этот раз ваш профессор угадал. Однако смею заметить, что эти мои познания очень скромны.

Студент обрадовался.

— Теперь вам будет не так уж скучно здесь.

— Пожалуй, — согласилась я и, выдержав небольшую паузу, добавила: — Ваш профессор просто меняется на глазах. Сначала он дарит часы, потом журнал, а вчера принял решение каждый день после обеда выпускать меня во двор на десять минут.

— Это правда?! — Казалось, его радости не было предела.

— А разве вам доктор не сказал об этом?

— К сожалению, профессор мне мало о чем говорит… но это не важно…

Студент вдруг замялся и густо покраснел. На его лице отразилась нерешительность.

— Вы хотели о чем-то спросить меня? — помогла я.

— Да, — выдохнул юноша.

— Спрашивайте смелее.

— Помните наш прежний разговор? — робко начал рыжеволосый.

— Да, конечно.

Молодой человек, явно волнуясь, потер щеку.

— Так вот, тогда вы предложили мне составить компанию в прогулках по саду:

Я, довольная собой, искренне улыбнулась.

— То предложение остается в силе.

Глаза юноши засветились радостью и восторгом. Кажется, мой план начинал осуществляться. Я даже не ожидала, что молодой человек окажется настолько податлив и что убедить его будет так легко. Теперь главное — не выпускать инициативы из своих рук, и поэтому, отложив в сторону журнал, я продолжила:

— Первую прогулку мы можем совершить уже сегодня.

Студент вдруг задумался.

— А что скажет на это доктор?

— Он не доверяет вам? — быстро спросила я.

Мой вопрос, казалось, задел его за живое.

— Профессор мне абсолютно доверяет, — гордо вздернув голову, произнес он. — Но…

Я, указав рукой на лежащее неподалеку платье, как бы невзначай проговорила:

— Неужели ему в этот день так и придется пылиться в этой серой комнате?..

На лице студента отразилась внутренняя борьба между страхом и чувством сострадания. Кроме того, он, по всей вероятности, понимал, что от этой ситуации зависит его авторитет. А ему явно не хотелось упасть в моих глазах.

— Впрочем, воля ваша… — Я безразлично посмотрела в потолок.

— Думаю, профессор не будет сердиться на меня, если на пять минут мы выглянем во двор, — стараясь казаться решительным, проговорил рыжеволосый. — Но давайте оставим эту прогулку в тайне.

Я вопросительно посмотрела на юношу.

— Каким образом?

— Об этом я подумаю сам. Ведь я здесь хозяин, а не вы…

— И все-таки мне интересно, — настаивала я.

— Значит, так. — Молодой человек сел на край кровати и заговорщицки произнес: — Главное, чтобы из прислуги нас никто не видел…

— Но это же невозможно, — ответила я шепотом. — У выхода из пансиона надзирательница…

— После обеда, — голос студента тоже стал тише, — она забирает посуду у больных и уходит ее мыть на кухню, а потом отправляется за продуктами. Но обычно, когда профессора нет дома, она просто сбрасывает тарелки в мойку на завтра и сразу же уходит.

— А как долго ее не будет?

— Если учитывать, что доктор в отъезде, то с час… хотя при хозяине она пропадает не больше двадцати минут.

— Хорошо, — согласилась я. — А как быть с остальными?

— Кучер уехал вместе с профессором, а кухарка, зная, что работа появится лишь вечером, пошла прогуляться по Варне.

— Вам бы следователем работать с такими аналитическими способностями. — В моих глазах, как мне показалось, отразилось восхищение.

— Я еще и науке пригожусь, — приподняв подбородок, заметил юноша.

В это мгновение молодой человек напомнил мне профессора Штольца, и я не преминула воспользоваться этой ассоциацией:

— Вы очень похожи на своего учителя.

Студенту, видимо, понравилось такое сравнение, и он покраснел от удовольствия.

— Да ну, что вы. До профессора мне еще далеко… — потупил он взор.

— Значит, вы приглашаете меня на прогулку? — попыталась я возвратиться к прежней теме.

Мой собеседник поднял глаза.

— Да, но минут на пятнадцать. Для того чтобы такие прогулки стали более частыми, сегодня мы должны быть осторожны.

— Целых пятнадцать минут! — восторженно воскликнула я. — Да вы просто отчаянный человек! Даже у профессора не находилось для меня больше пяти минут.

Гордый собой, юноша по-деловому продолжил:

— До обеда остается полчаса. Столько же на сам обед. Еще полчаса на то, чтобы старушка успела прибрать за больными и отправиться в лавку. Значит, ждите меня через полтора часа… И еще. Я попросил бы вас не пить сока, который подадут на обед.

— Это почему же? — удивилась я.

Но молодой человек, не ответив, встал и направился к выходу.

— Я буду ждать вас с нетерпением, — полетел ему вослед мой мягкий голос.

Когда за гостем закрылась дверь, мне стало ужасно не по себе от всего того лицемерия, к которому приходилось прибегать. Но что оставалось делать? Ведь я была в нескольких шагах от желанной свободы.

Приведя себя в порядок и переодевшись, в условленное время я уже была абсолютно готова к предстоящему побегу. Пока все складывалось очень удачно. Даже гораздо лучше, чем я предполагала.

Наконец дверь в темницу отворилась, и в открывшемся проеме показался студент.

— Ну, как вы? — спросил он. — Все в порядке?

Я утвердительно кивнула.

— Тогда идемте.

Студент, поддерживая меня под руку, вывел в коридор. Затем он снял пиджак и накинул его на мои плечи.

— На улице прохладно, — пояснил он.

Через несколько секунд мы уже переступили порог пансиона.

Сырой воздух свободы освежил мое лицо. Неужели еще несколько секунд, и я окажусь за стенами этой тюрьмы? — не верилось мне.

По-светски взяв мою ладонь, студент помог спуститься с крыльца.

— Спасибо, — чуть ли не в реверансе поблагодарила я. — Вы очень любезны.

Краска вновь выступила на лице моего провожатого. Однако в его выражении я про себя отметила отсутствие сомнений в предпринятом шаге.

— Вы давно здесь? — решив избавиться от внезапно возникшего неловкого молчания, спросила я.

— Месяцев девять.

— Должно быть, уже хорошо знаете профессора? — говоря это, я взяла молодого человека под руку, и мы направились в сад.

— Как мне кажется, неплохо, — ответил он, неуклюже ступая.

— А почему он, немец, живет в Болгарии?

— Здесь есть возможность спокойно работать. Это — главное. И, кажется, у него были какие-то неприятности с ученым советом в Германии. Впрочем, это неудивительно. Ему многие завидуют. Ведь он не просто психиатр. Он — экспериментатор, способный своей мыслью двигать науку вперед.

— Давно он здесь?

— Года три.

— Наверное, в Варне профессора очень уважают?

Молодой человек оживился.

— Да не то слово! Здесь его боготворят.

— Гости небось замучили?

— Скорее наоборот. В этом доме я видел человека три, не больше.

— Почему же?

— Профессор Штольц считает, что лишние люди только мешают серьезной работе.

— А в чем, если не секрет, смысл этой работы?

На мгновение студент задумался.

— Можете не отвечать…

— Почему же. Мы ведь теперь друзья. Ведь так?

Юноша с надеждой посмотрел мне в глаза.

— Конечно, — ответила я, не отводя взгляда.

— В таком случае кое-что я, пожалуй, смогу вам сказать. — Голос рыжеволосого парня стал доверительным. — Профессор синтезирует новый препарат, с помощью которого можно будет управлять подсознательными процессами человека.

— Иными словами, управлять людьми, — подытожила я.

— Да. То есть нет. — Мой собеседник слегка замялся, но затем уверенно продолжил: — Возможности препарата гораздо шире. Вот представьте: идет войско в наступление; возникает какая-то преграда, не проходимая на первый взгляд; солдаты в растерянности; начинается паника; бой проигран. А все это произошло не потому, что армия была малочисленна или гораздо хуже, чем противник, вооружена, а потому, что был надломлен дух воинов. Их подсознание просто не было способно противостоять страху перед, казалось бы, непреодолимой преградой. И первым симптомом стало сомнение…

— Значит, — догадалась я, — вы хотите, чтобы люди перестали сомневаться?

— Очень отдаленно, но вы понимаете меня, — кивнул головой студент.

— Но ведь если человека избавить от сомнений, то сколько бед он может натворить…

— Верно! — обрадовался моей реплике юноша. — Профессор тоже не хочет, чтобы так произошло, и поэтому он думает над тем, чтобы сделать эти процессы управляемыми. То есть контролировать и направлять их в необходимое русло более высшим разумом.

— Высшим разумом? — не поняла я.

Студент снисходительно улыбнулся.

— Не забывайте, что мы живем в классовом обществе, где есть низшие и высшие существа.

Этим признанием я была просто ошарашена. Мой невинный юноша, оказывается, разделял эти ужасные мысли! И что самое страшное — при всем при этом он был совершенно спокоен. Теперь мне стало абсолютно ясно, что пансион представлял собой своеобразный полигон, где велись испытания сомнительных идей над живыми людьми. «Как все-таки здорово, что сегодня я решила покинуть это страшное место, — подумала я и с нетерпением взглянула на прихваченные с собой часы.

— У нас еще есть десять минут, — произнес юноша, по-своему истолковав мое движение.

«Нет, — в мыслях ответила я. — У тебя есть две минуты и ни секунды больше».

— Теперь вы, наверное, понимаете, что это — уникальнейшее во всей Европе место, если не единственное в своем роде. — Студент развел руками, словно пытаясь охватить всю усадьбу.

Я подошла к дереву и, взявшись за голову, тихо простонала:

— Что-то мне дурно…

— Вам плохо? — забеспокоился юноша, схватив за локоть.

— У меня головокружение…

— Давайте я помогу вам возвратиться в комнату, — заботливо проговорил студент.

«Только этого мне и не хватало!» — подумала я и как подкошенная, рухнула на опавшую листву.

Испугавшись, молодой человек заметался вокруг меня. «Куда только делись его познания в медицине?» — подумала я, почувствовав, как он сильно потянул меня за руку, а потом начал хлестать по щекам. Наконец он догадался, что у меня обморок.

— Сейчас я сбегаю за нюхательной солью! — крикнул он и метнулся в сторону флигеля.

Когда студент скрылся за дверью, я вскочила на ноги и бросилась к воротам. Подбежав, я навалилась на них всей своей тяжестью. Но ворота не поддались мне. Я попробовала еще раз — результат оказался тот же. «Почему?» — в отчаянии подумала я и, к своему огорчению, заметила, что на воротах появился огромный замок. Однако я не растерялась и в долю секунды оказалась у встроенной в ворота двери. Дернув ручку на себя, я надеялась, что дверь откроется, но и на этот раз удача отвернулась от меня.

Время шло, а я все никак не могла оказаться по ту сторону забора. Я провела взглядом по всему ограждению и не обнаружила ни одного выхода. Еще раз я попыталась навалиться на дверь. Бесполезно! На ней тоже был замок. Наверное, я не обратила бы внимания на прикрепленную к нему бумажку, если бы не выписанное на ней большими буквами мое имя. Я схватила листок и судорожно пробежала его глазами. Там было написано следующее:

«ФЕРИДЭ! Не утруждайте себя лишними проблемами. Ваши попытки сбежать из пансиона ни к чему хорошему не приведут. Запомните это раз и навсегда. Успокойтесь и возвращайтесь в свою комнату. Прислушайтесь к моему совету. Ведь я никогда не желал вам ничего плохого.

Профессор Штольц».

Тут же в порыве ярости я разорвала записку на мелкие кусочки.

— Ты мерзавец, Штольц! — вырвался из моей груди отчаянный крик, и, словно ища на ком сорвать свое негодование, я посмотрела на окна флигеля.

О Аллах! В окне второго этажа маячила фигура Штольца. Он, оказывается, никуда не уехал и все происходящее на дворе спокойно наблюдал из своего окна. Я хотела выкрикнуть ему все самые непристойные слова, которые знала, но вдруг почувствовала, что лишилась дара речи. Рыдая, я замолотила кулаками по двери. Но она не распахнулась и оттуда не вышел принц-освободитель…

Я бросилась бежать вдоль забора, толкая каждую досточку, надеясь, что хотя бы одна из них окажется плохо закреплена.

Но мои надежды рушились с каждым шагом. Я уже ничего не видела перед собой. Из глаз ручьем лились слезы. «Все равно я выберусь отсюда, — стучало у меня в голове. — Выберусь, вот увидите. Сейчас же!.. Вам меня не поймать!.. Ни Штольцу, ни студенту, ни немой старухе…»

Внезапно я почувствовала сильный удар. Стало темно, словно глухой беззвездной ночью. Мне показалось, что земля уплыла из-под моих ног и я лечу в черной пустоте… Одна… Нет больше профессора, нет больше старухи-надзирательницы, нет пансиона, вообще больше никого и ничего нет.

Только пространство и я… Вскоре непроглядную темноту сменяет ослепительный свет. Но это не солнце. Это гораздо ярче и теплее солнца. Однако оно не режет глаза и не обжигает своими лучами. Оно ласковое и приятное… Мне хочется остаться здесь навсегда, однако свет гаснет, и надо мной вновь земное небо… Его пытаются загородить какие-то огромные люди. Они наклоняются ко мне и о чем-то переговариваются между собой… Затем меня начинает слегка покачивать, словно я лежу на морских волнах… Какой-то темный невзрачный коридор… Дверь… Я чувствую под собой что-то мягкое. Наверное, это трава… Она белая, но не такая добрая и ласковая, как тот свет, похожий на тысячу солнц. Вскоре воспоминание превращается в вату, которая уже ничем не сменяется…

Спустя пять дней мне рассказали о том, что произошло в тот злополучный полдень.

Когда я, будучи в невменяемом состоянии, побежала вдоль забора, то со всего размаху налетела на стену.

Именно этот удар я и помнила. Он был настолько сильным, что я лишилась чувств. Заметив это, из флигеля выбежали доктор и студент. Они подняли меня и отнесли в мою комнату. Три дня я находилась в бреду. На четвертый пришла в себя, но отказывалась кого-либо признавать. Лишь через неделю я заговорила.

— Дайте вашу бумагу, Штольц, — были мои первые слова. — Я подпишу ее…

Пансион

Да, я сделала то, чего так добивался доктор. Теперь он со спокойной совестью может делать со мной все что угодно для его научных изысканий. Штольц рад. Часто улыбается. Видимо, торжествует свою победу над слабой женщиной.

Каждый день меня посещают мысли о смерти. Да, я не хочу жить. Я — Чалыкушу, и для меня жизнь — это свобода. Теперь я в этом убеждена.

Доктор приходит ко мне по три раза в день. Он дает какой-то порошок и затем тщательно изучает, как мой организм реагирует на препарат.

Студента ко мне больше не допускают. Впрочем, видеть его у меня нет особого желания.

Целыми днями я ничего не делаю. Даже к подаренным часам я потеряла всякий интерес. Зачем мне теперь знать время? Это ведь ничего не меняет…

Пансион

Сегодня мне на глаза попался журнал. Я его открыла и попробовала читать. Начала с рассказа (или романа) модного нынче американского писателя. И что же я там прочитала? Хочется процитировать:

«Все произошло с непостижимой быстротой. Туман раздался в стороны, как разрезанный ножом, и перед нами возник нос парохода… Суда столкнулись… Должно быть, встречный пароход ударил нас в середину борта, но это произошло вне поля моего зрения… Я упал плашмя на мокрую палубу и не успел еще подняться на ноги, как услышал крик женщин. Это был неописуемый душераздирающий вопль… Я вспомнил, что пояса хранятся в салоне, и бросился туда, но у дверей столкнулся с толпой обезумевших пассажиров… Я стаскивал спасательные пояса с полок над головой, а краснолицый человек надевал их на бившихся в истерике женщин…»

Рассказ (в журнале была лишь первая его часть) повествовал о крушении парохода. Меня вряд ли заинтересовал такой сюжет, если бы с Кямраном не случилось нечто подобное.

Медленно, строчка за строчкой, я погружалась в описание трагедии, но где-то в середине произведения мне пришла мысль о том, что нечто подобное я уже где-то слышала. Я попыталась вспомнить, но от усилия только разболелась голова. Однако я заставила себя дочитать рассказ до конца. А подсказка пришла совершенно неожиданно, когда ко мне заглянул профессор.

— Добрый день, Феридэ, — поприветствовал он.

— Добрый день, доктор, — машинально повторила я и вдруг спохватилась.

Ну конечно, доктор!.. Доктор Хуршид-бей рассказывал мне эту историю. Почти слово в слово… Но тогда она была о Кямране… Какой же подлец!..

Увы, но я постепенно начинаю забывать о том, что есть на свете добрые, искренние, честные люди…

Пансион

В моей комнате появилось окно. Прорубить его отдал распоряжение профессор Штольц. Он посчитал, что я заслуживаю большего, чем имею. Целый день столяр провозился над моим окном в мир.

Минувшую ночь я не спала и смотрела на сверкающие в небе мириады звезд. У меня защемило сердце, и я почувствовала себя ужасно одинокой и бесполезной…

Мне разрешили выходить во двор каждый день, правда, всего лишь на десять минут. Я не должна отходить от крыльца и все время быть в поле зрения старушки надзирательницы. Доктор почему-то уверен, что я никуда не убегу. Пожалуй, он прав.

Пансион, 8 ноября

Несколько пасмурных дней… Хоть погода и соответствовала моему настроению, но перенести их мне оказалось тяжело. Все время шел проливной дождь. На улицу я не выходила. Доктор Штольц при каждом своем визите находил меня скучающей у окна. Он пытался подбодрить, говоря какие-то комплименты в мой адрес, но это получалось у него как-то неуклюже и настолько холодно, что меня начинал бить озноб.

Сегодня выглянуло солнце. Мне оно показалось необычным. Пожалуй, слишком приветливым. Я вспомнила о Кямране и своих приключениях с Ихсаном. Если раньше эти воспоминания согревали меня, то теперь от них лишь защемило сердце…

Профессор Штольц появился как обычно, ровно в девять часов.

— Какие ощущения на этот раз? — задал он свой традиционный вопрос, присев на кровать.

— Постоянная головная боль, — традиционно призналась я, — временами отпускает, но ненадолго.

— Это последствия пережитого шока. Я даю вам успокаивающие. Они должны помочь… Как сон?

— Тревожный.

— Какие ощущения после приема моего препарата?

— Сжимает виски, провалы памяти.

— Попробуем немного изменить состав. Я думаю, это ликвидирует побочные эффекты.

Штольц почесал лысину и перешел на свою обязательную анкету. Обычно она выглядела так: он задавал вопросы, а я отвечала «да» или «нет».

Несмотря на то что мои ответы оказались такими же, как и вчера, профессор остался доволен. Он даже позволил себе улыбнуться.

Закончив осмотр, доктор насыпал в стакан порошок, спрятал свои принадлежности, но вместо сухого: «встретимся через шесть часов» вдруг как можно мягче спросил:

— Как думаете жить дальше?

Этот вопрос меня немного удивил.

— Ожидаю, что когда-нибудь, идя ко мне, вы перепутаете свой препарат с цианистым калием.

Штольц почесал мочку уха.

— Не нравится мне ваше настроение, — протянул он. — Слишком уж мрачное. Беря вас на испытание, я рассчитывал на сильного духом человека, которого не могут сломить никакие трудности. И что я вижу?

Заметив, что я не собираюсь отвечать на его вопрос, доктор ответил сам:

— Я вижу слабую, опустившуюся женщину, которая сама, своими руками, хочет загнать себя в могилу. Вы думаете, Штольцу нужен ваш труп? Нет. Ваш труп никому не нужен! Уж поверьте…

Смотря сквозь доктора, я спокойно спросила:

— Разве я плохо отвечаю на ваши вопросы?

— Нет, вы отвечаете хорошо. — Голос Штольца стал эмоциональнее. — Да разве в этом дело?

— А в чем же?

— Дело в том, что вы мне в какой-то мере напоминаете собаку на сене.

— На чем? — переспросила я.

Доктор, не обратив внимания на мой вопрос, вскочил с кровати и пустился в объяснения:

— Вы не только сами жить не хотите, но и мешаете проведению эксперимента. Вы же умная женщина, подумайте об этом… Я считал, что смогу найти в вас единомышленника, даже соратника, если хотите. А что получил? Черт знает что!

— Не ругайтесь, — попросила я.

Мои слова слегка отрезвили Штольца, и он, успокоившись, присел.

— Извините, Феридэ. — Голос его звучал ровно. — Я хотел лишь сказать, что вы напрасно так отчаиваетесь. Обещаю, что ваша жизнь будет не намного хуже среднего жителя Варны. Я ценю ваше благородное происхождение и, поверьте, в этой усадьбе вам никогда не будет отведена такая же роль, как и плебеям…

Я устала от затянувшегося визита доктора и для того чтобы его красноречие побыстрее закончилось, решила молчать.

— Вы мне не верите? — не унимался Штольц.

Я сжала губы.

— Хорошо. — Доктор вновь встал и тоном, не терпящим возражений, проговорил: — Сегодня приглашаю вас на ужин. Вечером я сам зайду за вами.

В семь часов Штольц, как и обещал, был в моей комнате. Окинув взглядом мое платье, он скривил рот.

— Нужно будет приобрести новый наряд.

— Зачем? — пожала я плечами.

— Затем, что начиная с этого дня, вы будете ужинать в моем доме.

Этой фразой доктор, наверное, удивил бы меня, если бы не добавил:

— Для нашей работы необходимы условия, приближенные к нормальной жизни.

— Понятно, — устало кивнула я.

Штольц взял меня за руку и вывел в коридор. Остановившись у выхода из здания, он снял со старушки пальто и накинул мне на плечи. При этом доктор заметил:

— Пальто тоже вам необходимо. Ведь скоро начнутся холода…

Быстро миновав двор, мы оказались во флигеле. Гостиная располагалась на первом этаже. Когда мы вошли в комнату, Штольц сразу же усадил меня за стол и сам, сев напротив, позвал кухарку. Та тут же появилась на пороге.

Это была невысокая темноволосая женщина, небогато, но опрятно одетая.

— Несите ужин, — слегка наклонил голову профессор.

— На двоих? — спросила она.

— Да.

Женщина тут же вышла и через три минуты возвратилась с ужином на подносе. Расставив тарелки и чашки на столе, она, ожидая дальнейших приказаний, застыла на месте. Штольц, взяв вилку, поковырял ею в каше и недовольно проговорил:

— Сейчас четверть восьмого, а каша уже холодная.

Кухарка заволновалась.

— Простите, герр Штольц, но обычно вы ужинаете ровно в семь часов…

Доктор сверкнул глазами.

— Три часа назад я вас предупреждал, что на этот раз все приготовить необходимо к четверти восьмого. Или я ошибаюсь?

Женщина часто заморгала.

— Вы правы, герр Штольц, впредь этого не повторится…

— Идите, — махнул рукой доктор.

— Слушаюсь, — кивнула служанка и вышла за дверь.

— У вас порядки, как в армии, — заметила я, проводив взглядом женщину. — Еще немного — и вам начнут отдавать честь.

Профессор пожал плечами:

— Я не виноват, что порядок теперь остался только в армии… Да и то… Меня раздражают расхлябанность и непунктуальность, и я не собираюсь с этим мириться. А вы ешьте, иначе совсем остынет.

Аппетита у меня не было, но исключительно ради интереса, чтобы сравнить еду узников пансиона и их хозяина, я решила попробовать. К моему большому разочарованию, отличия оказались незначительными.

Закончив ужин, доктор вновь позвал кухарку.

— Уберите это. — Он указал на тарелки. — И до завтра вы можете быть свободны. Я вас отпускаю.

— Спасибо, герр Штольц.

Женщина убрала со стола, и уже минут через пятнадцать за ней закрылась дверь.

Все это время профессор сидел молча. Мне же не оставалось ничего другого, как заняться осмотром комнаты.

Помещение это казалось очень маленьким для гостиной. Неожиданно мало оказалось и мебели: несколько кресел, стол, рояль и, видимо, единственным напоминанием о том, что здесь жил ученый, являлся высокий, до потолка, книжный шкаф, сплошь уставленный всевозможными научными трудами. Глядя на все это, трудно было говорить о каком-то особом вкусе, но зато нельзя было отрицать опрятность хозяина и его любовь к чистоте.

— Феридэ, я позвал вас сюда, потому что хотел серьезно поговорить с вами. — Неожиданно зазвучавший голос профессора прервал мой осмотр.

— О чем? — удивилась я. — Неужели это настолько важная проблема, что о ней нельзя было поговорить в пансионе?

Доктор почесал затылок.

— Помните, Феридэ, я когда-то говорил вам, что, как только вы подпишете документ, все изменится…

Я решила промолчать.

— Так вот, — продолжил он, — сейчас и наступило время начать эти изменения.

Штольц надел очки и посмотрел на меня поверх них.

— С этой минуты вы, Феридэ, получаете право в любой день после обеда беспрепятственно выходить на улицу. Кроме того, вы будете каждый вечер ужинать в этом доме. Если захотите, конечно… В вашем распоряжении также и моя библиотека…

Заметив безразличие на моем лице, профессор скрестил руки на груди и добавил:

— Я понимаю, что вам тяжело так сразу осознать, что все радости жизни вновь возвращаются к вам… Чтобы вам было легче адаптироваться, я вас оставлю на час в гостиной, а у меня в это время обход пациентов.

Доктор взглянул на часы.

— Да, — недовольно закивал он головой, — время вынуждает меня покинуть вас и идти.

Поднявшись с кресла, Штольц направился к выходу. На пороге он обернулся.

— Совсем забыл… У нас на рояле никто не играет. Так что считайте его своей собственностью.

Через минуту я уже была совершенно одна в этой чужой и неуютной гостиной. Я встала и подошла к окну. Из него, как на ладони, просматривался пансион. В дверном проеме деревянного домика исчезла спина и лысина Штольца. И только теперь я поняла, как важны для меня эти перемены. Во мне вновь проснулась надежда вырваться отсюда. Настроение явно улучшилось. Неожиданно для себя я обнаружила, что смотрю не отрываясь на рояль. Я подошла к инструменту и, сев за него, открыла крышку. Мои пальцы коснулись клавиш, и полилась печальная мелодия…

Я не знаю, сколько времени я просидела за роялем и сколько бы еще отдавалась своим музыкальным воспоминаниям, если бы не появился Штольц.

— Браво, Феридэ!

Я вздрогнула от его голоса и хлопков в ладоши.

— Извините. — Я встала из-за рояля.

— Нет-нет, — жестом остановил меня хозяин. — Раньше я лишь читал о том, что вы неплохо играете, но то, что я услышал, превзошло все мои ожидания. У меня даже родилась одна интересная идея, которая касается вас.

Я вопросительно посмотрела на ученого.

— Да-да, Феридэ, это касается вас. Послезавтра сюда должен заехать один мой приятель-иностранец, и мне бы хотелось, чтобы вы составили нам компанию.

— Вам необходимо музыкальное сопровождение?

— Это не единственное ваше качество. Вы умны и красивы. Я даже горжусь, что у меня такая пациентка… Так вы принимаете предложение?

Я задумалась. Вновь ожившая мысль о побеге заставила меня утвердительно кивнуть головой и сказать:

— Да, герр Штольц, я принимаю ваше предложение.

Пансион, 10 ноября

Этот начавшийся с густого тумана день превзошел все мои даже самые смелые ожидания. Ведь самое большее, на что я рассчитывала, — это то, что гость Штольца окажется человеком более-менее порядочным и с его помощью мне удастся передать весточку в Турцию. А там она попадет к Ихсану, и офицер сразу же бросится мне на выручку.

Таков был мой план, но судьба распорядилась иначе.

В шесть часов вечера, как мы и договорились с профессором, я переступила порог его дома и прошла в гостиную. Там никого не было, и я, достав какую-то медицинскую книгу, уселась в кресло. Вскоре послышались шаги спускающегося из своего рабочего кабинета Штольца.

— Вы пунктуальны, Феридэ, — заметил он, показавшись на пороге гостиной, и, взглянув на часы с досадой, произнес: — Что-то наш гость опаздывает.

— А кто он? — полюбопытствовала я. — Наверное, тоже медик…

— Нет. Землевладелец. Иногда он оказывает мне финансовую поддержку. А я помогаю ему… Советами…

— Вы говорили, что он иностранец…

— Совершенно верно.

— Откуда?

Штольц посмотрел на меня поверх очков.

— Из одной соседней страны, — уклончиво ответил он и выглянул в окно.

— Часом не из Турции?

— Нет. Я предупредил бы вас об этом.

— Если иностранец, — рассуждала я вслух, — то Болгария и Германия тоже отпадают. Откуда же он может быть?

— Не гадайте, Феридэ, — раздраженно оборвал меня Штольц. — Приедет, и увидите сами.

— Как вам угодно, — согласилась я и уткнулась в совершенно непонятные строки книги.

— А вот и он, — обрадовался доктор и, повернувшись ко мне, проговорил: — Значит, с вами мы договорились. Если вы не хотите, чтобы такой вечер был для вас последним, то должны вести себя благопристойно и не разглашать секретов моей научной деятельности. Вам понятно?

— Да.

Вскоре я услышала легкий скрип открывшейся двери и уверенные шаги в прихожей.

— А где же мой дружище Штольц? — донесся, как мне показалось, очень знакомый голос. — Что-то я не вижу нашего борца за всемирный прогресс… Уж не за государственной ли премией уехал?

Через мгновение говоривший стоял уже на пороге гостиной. Что произошло дальше, точнее всего можно было бы назвать немой сценой, ибо гостем оказался не кто иной, как князь Орлов.

— А вот и… — не договорил он, заметив меня сидящей в кресле.

Рот Орлова так и оставался открытым до тех пор, пока не заговорил Штольц.

— Рад видеть князя в моем скромном жилище, — проговорил доктор, подойдя к гостю, и, пожав ему руку, указал на меня. — А это новая сотрудница моей лаборатории. Зовут ее Феридэ.

— Феридэ? — Князь изобразил удивление. — Первый раз слышу такое чудесное имя. А какая милая! Профессор, у вас отменный вкус. Мне бы такие кадры…

— Да полно вам, Орлов, — оборвала я князя. — Доктор читал мой дневник.

Штольц бросил на меня косой взгляд, подчеркивая тем самым, что я начинала переходить отведенные мне границы. Орлов тем временем, уцепившись за мою последнюю фразу, попытался пошутить:

— Как читал? Неужели ваш дневник вышел отдельным тиражом. В таком случае мне, как одному из главных действующих персонажей, вы должны презентовать хотя бы экземпляр. Согласитесь, без меня ваша книга стала бы намного тоньше.

Князь подошел ко мне и поцеловал руку.

— Очень милая женщина, — повторил он.

Я была в полной растерянности и даже не знала, радоваться мне или огорчаться из-за того, что гостем оказался именно князь Орлов. Я прекрасно понимала, что передо мной — отъявленный негодяй и авантюрист, но разве был у меня выбор? «Будь что будет», — в мыслях сказала я себе и решила начать игру.

— Так это и есть тот сюрприз, о котором вы мне говорили, профессор? — обратился к хозяину князь.

До этого молча наблюдавший сцену Штольц решил подать голос:

— Да, и, по-моему, насчет сюрприза я не ошибся.

— Пожалуй, — согласился Орлов и без приглашения опустился рядом со мной.

Штольц, видимо, уже достаточно хорошо изучивший характер князя, не обиделся на такую бестактность гостя и сам уселся напротив.

— Значит, вы знакомы?

— Еще бы, — положив ногу на ногу, усмехаясь, проговорил Орлов. — Но кто бы мог подумать, что придется свидеться, да еще в доме профессора Рихарда Штольца!

Я смотрела на князя и пыталась понять, какие чувства он питает сейчас ко мне. Остались ли у него прежние симпатии или же после истории в гостинице он жаждет мести — от этой дилеммы зависела моя дальнейшая судьба.

— Так расскажите, Феридэ, что привело вас в медицину? — издевательски произнес Орлов. — Что-то я не замечал раньше за вами таких склонностей.

На меня сверкнули ледяные глаза Штольца. Пришлось ответить заранее обговоренной фразой:

— Я встретила доктора, и он увлек меня своими научными изысканиями. Затем он пригласил меня поработать в его лаборатории. Мне понравилось, и я решила остаться.

Штольц облегченно вздохнул и явно повеселел.

— Сейчас принесут ужин, — объявил он.

— Может быть, и мне открыть пансион и заняться врачеванием… — протянул князь, опустив слова доктора. — Феридэ, вы пойдете ко мне работать?

— Если вы собираетесь быть хирургом, а мне предложить место ассистента, то нет, — спешно ответила я.

Орлову, видимо, понравилась эта словесная перепалка, и он решил ее продолжить:

— Почему же нет?

Я хотела ответить, но в этот момент зашла кухарка с подносом в руках. Она принесла чай и печенье.

— Благодарю, ближайшие два часа вы можете быть свободны, — проговорил Штольц, наблюдая, как женщина расставляет на столе чашки.

Кухарка поклонилась и вышла. Проводив взглядом уходящую прислугу, профессор взглянул на часы. На этот раз раздражение не отразилось на его лице.

— Люблю я эту немецкую пунктуальность, — покривил душой князь, заметив жест доктора.

— Феридэ, вы мне не раз играли на рояле, — попытался перевести разговор Штольц. — Прошу вас, сыграйте еще.

Орлов удивленно посмотрел на меня:

— Так чем вы все-таки здесь занимаетесь, Феридэ? Лечите больных или музицируете?

— А это не одно и то же? — усмехнувшись, я встала и подошла к роялю.

Сев за инструмент, я сыграла несколько лирических мелодий.

— Браво, — сухо похвалил профессор, когда я закончила.

— Великолепно! — воскликнул Орлов и спустя мгновение добавил: — Однако слишком уж печальное настроение сегодня у вас.

Вместо меня ответил доктор:

— Сегодня у нас было много работы… Кстати, насчет дел. Князь, мне хотелось бы обговорить с вами некоторые деловые вопросы. Тем более Феридэ уже нужно идти спать.

— Немножко позже, — отозвался Орлов и, взяв стул, подсел ко мне.

— Вы будете играть? — удивилась я, пытаясь встать.

— Я хочу немножко поднять вам настроение, — придержав меня за руку и усадив на прежнее место, князь пальцами пробежался по клавишам. — Вы мне поможете в этом. Да и дела у нас со Штольцем будут решаться быстрее.

Доктор одобрительно кивнул головой.

— Начнем? — Орлов наиграл простенькую гармонию и затем спросил у меня: — Вы запомнили?

Я утвердительно кивнула головой. Князь начал играть какую-то веселую пьеску. Несколько раз я попыталась слегка аранжировать мелодию, перебирая клавиши пальцами одной руки.

— Смелее, Феридэ, — подбодрил он. — У вас очень здорово получается.

Я попробовала «смелее».

— Игра в четыре руки — совсем другое дело! — радостно воскликнул Орлов.

И хотя я пыталась что-то импровизировать, мысли мои были о другом. Мне показалось, что князь не испытывает ко мне никакой антипатии. Наоборот, он был дружелюбен и приветлив. Значит, нужно было действовать. Улучив минуту, когда Штольц нетерпеливо посмотрел на часы и выглянул в окно, я слегка толкнула князя локтем и, нагнувшись к нему, тихо проговорила:

— Вытащите меня отсюда.

— Никаких проблем, — ответил он.

— Как вы собираетесь это сделать?

— Надо подумать.

— Думайте.

Орлов начал слегка сбиваться с ритма и переключил свое внимание на клавиши. К моей большой радости, это длилось всего лишь мгновение. Наконец он прошептал:

— Я вас украду.

— Не шутите, — рассердилась я.

— Я не шучу. Через день я вновь буду тут.

— И что же?

— В заборе напротив пансиона две доски будут плохо закреплены.

— Как я их найду?

— Там будут нарисованы крестики.

— А дальше?

— Ровно в семь я ожидаю вас в фаэтоне.

— В каком месте?

— Там, где вы вылезете.

— Князь, вы — гений!

— Вы сомневались?

Мы вновь переключили внимание на клавиши. Князь играл неважно, но в это мгновение незамысловатая пьеска показалась мне самой лучшей на свете…

Пансион, 13 ноября

Даже если это месть, она слишком жестокая…

Я с нетерпением ждала этого вечера и облегченно вздохнула лишь тогда, когда увидела во дворе князя Орлова. Нам даже удалось перекинуться несколькими словами наедине.

— Князь, вы помните наш разговор? — спросила я.

— Я помню все, что говорю, — ответил он.

— Значит, ваши слова остаются в силе?

— Без сомнений.

— И все будет так, как мы условились?

— О чем речь!

— Значит, в семь?

Орлов согласно кивнул головой. В это время на пороге флигеля появился Штольц, и мы были вынуждены прервать наш разговор. И перед тем как пойти к профессору, князь, на мгновение задумавшись, произнес:

— Кажется, в это время у доктора ужин?

— Да.

— Придется вам отказаться.

— Я понимаю, — ответила я, подумав, что время оказалось подобрано очень удачно.

— Ну, тогда до вечера.

— До встречи.

— И не забывайте про цену, — с этими словами Орлов удалился.

Он впервые намекнул мне о том, что делает это все не просто так. Впрочем, чего еще можно было ожидать от него? Князь был в своем амплуа. Однако этот его намек сейчас мало беспокоил меня, ведь главное — вырваться отсюда.

Я возвратилась в свою комнату и, взяв в руки часы, стала внимательно следить за стрелками. Они двигались слишком медленно, и я начала сердиться на них. Эта ситуация и чувства, которые овладели мной, показались уже знакомыми. В душу закрались тревожные предчувствия, что и на этот раз что-нибудь произойдет. Я постаралась пересилить их и подумать о том, что я буду делать, когда окажусь на свободе…

Без четверти семь ко мне зашел доктор, обеспокоенный тем, что меня все еще нет во флигеле. Он пригласил пойти на ужин к себе, но я отказалась, объяснив это тем, что неважно себя чувствую. Штольц поверил мне.

Без пяти минут из дома доктора вышел князь Орлов и направился к воротам. Профессор вышел его проводить. Они попрощались, пожав друг другу руки, и Штольц закрыл калитку на замок за ушедшим гостем. Потом он возвратился назад во флигель.

Теперь настало мое время действовать. Я отошла от окна и направилась к выходу. Старушка надзирательница лишь удивленно вздохнула, видя, что в такой поздний час я собираюсь на прогулку.

И вот, не сворачивая, я уже иду к забору. Под ногами шелестит листва. С каждым мгновением остается все меньше и меньше шагов, которые мне предстоит сделать по этому двору. Я волнуюсь. Гулко бьется сердце. В душе я взываю о помощи к Аллаху. И вот они — заветные доски. Прежде чем толкнуть их, я прикладываю ухо к забору. С другой стороны доносится порывистое сопение коня. Значит, все так и будет, как обещал Орлов. Я слегка пробую толкнуть помеченные крестиком доски. Они оказываются податливы Я рукой отнимаю одну и ставлю рядом, другую отодвигаю в сторону. Передо мной появляется белый конь, запряженный в крытый фаэтон. На козлах сидит бородатый кучер.

— А где Орлов? — спрашиваю я.

Вместо ответа на мой вопрос бородатый безразлично говорит:

— Залезайте в коляску.

Я послушно выполняю его приказ.

— Плотно задвиньте шторки, — слышится слегка сипловатый голос кучера.

Я задвигаю их настолько, что в фаэтоне становится абсолютно темно.

— Трогаем, — я понимаю, что это последняя фраза моего возничего.

Экипаж сотрясается и, переваливаясь с боку на бок, рывками начинает двигаться. «Неужели это все! — проносятся в голове моей мысли. — Отныне я свободна!» Мне хочется высунуться из окна и закричать на весь мир эти слова, но я послушно выполняю наказ кучера. Ему видней, как мне поступать. Когда нужно будет, он обо всем скажет. Моя задача сидеть и ждать…

Мы едем очень долго, уже, наверное, полчаса, а бородатый все молчит. Постепенно мне начинает казаться, что не князь Орлов спасает меня, а я похищена какими-то злыми разбойниками и они везут свою жертву в дремучий лес. От таких мыслей мне становится страшно. Хочется спросить у кучера, куда мы едем, но я, собрав все свои силы, продолжаю молчать…

Наконец фаэтон замедляет свой ход и вскоре совсем останавливается. Кто-то подходит к нему. «Наверное, это Орлов», — сгораю я от нетерпения. Дверца открывается, я отдергиваю шторку и… О Аллах! Передо мной распахнутая входная дверь во флигель, и у коляски — профессор Штольц…

Пансион, 15 ноября

Эти дни я много думала о том, что произошло. А что, собственно, произошло? Разве можно было ожидать от подлеца доброго поступка? Конечно, нет. Слава Аллаху, что я сохранила присутствие духа в тот момент…

Когда открылась дверца фаэтона, я не упала в обморок и не стала биться в истерике и рвать на себе волосы. Под ехидной усмешкой Штольца я спокойно, с достоинством сошла на землю и тихо, но с гордостью проговорила:

— Вы отъявленный мерзавец, Штольц. Вы хотите подчинить себе массы людей, но у вас это не получится. Ведь вы не способны подчинить себе даже такую слабую и беззащитную женщину, как я. Вы и Орлов — свора отпетых негодяев, которые рано или поздно свое получат.

Профессор даже растерялся от такой моей реакции на его шутку. Он думал, что если меня покатают пару кругов вокруг его усадьбы, то я лишусь разума. Не вышло. Я помню все, что было потом…

Доктор, придя наконец в себя, издевательски произнес:

— Я надеюсь, госпоже понравилось путешествие?

— Да, — ответила я, — если бы не ваш небритый кучер, похожий на разбойника, то я даже могла поверить вам… А от Орлова я иного и не ожидала.

Доктор почесал лысину.

— А мне показалось иначе.

— Не тешьте себя иллюзиями… — Мне захотелось сделать ему больно, и я добавила: — Вы никчемный психиатр, да и к тому же неважный актеришка.

Видимо, Штольца это сильно задело. Вдруг его голос стал серьезен:

— Вы получили слишком много свободы, не умея распоряжаться ею. Придется оставить вам лишь самое необходимое.

Я посмотрела ему в глаза и усмехнулась:

— Вы можете закрыть меня в комнате, вы можете заколотить окно, но вы не измените Чалыкушу.

— Я не собираюсь изолировать вас. Вы такая мне даже больше подходите. А потому я не отказываюсь от тех привилегий, которые вам даровал. Изменится лишь одно: теперь на прогулках вас будет сопровождать дежурная.

— Немая старушка надзирательница?

— Да. И запомните — отсюда убежать невозможно… Тем более такой слабой и беззащитной женщине, как вы.

Пансион, 16 ноября

Еще вчера мне казалось, что я достаточно сильна духом и смогу пережить случившееся, но сегодня я осознала всю безысходность моего теперешнего положения. Ненавистная старушка ходит за мной по пятам. Мне даже кажется, что ночью, когда я сплю, она сидит под моей дверью или подглядывает в замочную скважину и только, когда приходит доктор, на время покидает меня. Штольц торжествует окончательную победу. У меня же непрестанно крутится в голове навязчивая мысль о самоубийстве. Но это невозможно хотя бы потому, что я никогда не остаюсь одна. Чтобы не причинить себе еще большей боли, я стараюсь не думать о своей прежней жизни — о Кямране, Ихсане, Недждете.

Доктор не раз говорил, что отсюда нет выхода. Я не хочу в это верить, однако минувшие события и каждый следующий день заставляют меня поверить в правоту его слов… Мне не хочется ни с кем разговаривать…

Днем во дворе случайно столкнулась с Орловым, заехавшим в гости к Штольцу.

— Вы прекрасно выглядите, — как ни в чем не бывало произнес он.

Я отвернулась, делая вид, что не знакома с ним.

— Феридэ, не стройте из себя обиженную. Когда-то вы были ко мне не очень любезны, я ответил тем же. Теперь мы квиты. Самое время начать новые отношения.

Я снизошла до ответа этому ничтожеству:

— Я никогда не причисляла себя к категории подлецов, и поэтому общего у нас с вами быть не может.

— Вы так думаете? Между прочим, у нас со Штольцем неплохие отношения, и за определенную сумму я бы договорился с ним…

Я презрительно усмехнулась:

— Сомневаюсь, что доктор продаст меня. Он потратил слишком много сил на этот проект.

— Успокойтесь, Феридэ, все в мире покупается и продается…

— Не меряйте людей по себе. Доктор — фанатик, не забывайте про это.

— Я куплю ему еще один пансион.

— Тогда вы получите мой труп.

— Судя по тому, как профессор любит вас, вам не дадут это сделать.

Мне надоели бредни этого ненормального. Я и так слишком много позволила ему сказать…

Пансион, 17 ноября

Вечерами доктор приглашает меня на ужин. Но я отказываюсь. Мое состояние здоровья резко ухудшилось. Профессор не понимает, в чем дело.

— Условиям, в которых вы живете, остальные больные могут только позавидовать. Чего вам не хватает, Феридэ? — спросил он сегодня.

Тяжело вздохнув, я ответила:

— Я пленница — и этим все сказано.

Доктор пожал плечами:

— Каждодневные прогулки, библиотека, рояль, в конце концов, — чем не светская жизнь.

— Но это все — ваши желания. Временами мне начинает казаться, что я превратилась в машину: вы приказываете — я выполняю, вы чего-то не хотите — я не делаю…

Неожиданно для меня Штольц обрадовался:

— Прекрасно! Нам нужно продолжать работу.

Я много думала о внезапной радости профессора. Может быть, это и есть удачный эксперимент. Я вдруг представила себе, как через месяц-другой профессор покажет меня на ученом совете. Он взойдет на кафедру и скажет:

— Феридэ, пойдите выпейте воды…

— Слушаюсь, герр Штольц, — отвечу я и выполню его приказ.

— Феридэ, поднимите руки…

— Слушаюсь, герр Штольц.

— Феридэ…

— Слушаюсь.

— Феридэ…

— Слушаюсь…

Ученые шумно зааплодируют.

— Браво, профессор Штольц!

От такой картины мне становится невыносимо горько.

Пансион