Счастье на краю (СИ)

Глава 2

После жидкого бульончика, больше напоминавшего тёплую водичку с картофелиной, забылась сном. Во сне мне приснилась маленькая девочка, светленькая с кудряшками, голубые глазки смотрели серьёзно, на девочке было поношенное серое платьице и большие, явно не по размеру, башмаки.

— Дочь. Вдруг осознала, что это моя дочь. Я не знала никогда эту девочку, но вдруг поняла, что это мой второй шанс, что я могу исправить ту фатальную ошибку, которую совершила по большой глупости. Это мой шанс стать мамой и этого ребёнка я спасу, а он спасёт меня.

Вскочила так, что даже закружилась голова. Но почему она в таком виде, как будто уличный ребёнок. Может это просто какие-то воспоминания?

Ночью ещё несколько раз просыпалась, девочка больше не снилась, но один раз приснился какой-то плешивый мужик, который кричал на меня, что я обманщица и мошенница и он не заплатит мне ни су*, а я плакала и умоляла его, даже встала на колени.

(*су — Денежная единица и монета Французского Королевства во второй половине XIII–XVIII веков)

Следующий раз я проснулась под утро, кто-то сильно кашлял, потом затих, а ещё через некоторое время пришли монашки и с ними здоровый мужик, который завернул тощее тело и вынес куда-то словно сломанную куклу.

Я поняла, что надо отсюда уходить. Да, слабость ещё была страшная, но страшнее было заполучить какую-нибудь заразу в этой лечебнице, куда брали всех.

В узкие окна пробивался серый свет, ко мне снова подошла монашка, с которой я говорила в первый день.

— Как ты Мари?

— Я хочу уйти, мне надо найти дочь, но я совсем не помню, где я её оставила

— Куда же ты пойдёшь, у тебя совсем нет денег, — жалостно сказала монашка, потом строго посмотрела на меня и спросила, — надеюсь, что ты не решила идти по лёгкому пути распутных женщин?

Меня даже передёрнуло, как представила себе, что здесь в условиях антисанитарии, непонятно какие болезни, и люди, и я пойду по пути Сонечки Мармеладовой?

Ну уж нет, насколько я знаю работы всегда много, просто люди думают, что это тяжело, но я лучше свинарник убирать буду, чем пойду торговать собой.

Тем более, — на этом моменте моих размышлений стало весело, — что вряд ли дадут много, уж больно я тощая.

— Нет, конечно, матушка, пойду искать работу, может вы мне подскажете, что бы я могла делать? — на мгновение показалось, что монашка не очень хотела, чтобы я уходила, но возможно, что я ошибалась.

— На фабрику снова тебя не возьмут, там всё тот же управляющий, который тебя выгнал, когда узнал, что у тебя есть ребёнок, — начала говорить монашка

Я удивилась:

— А почему нельзя иметь ребёнка?

Монашка сочувственно покачала головой:

— Можно, конечно, но, если у тебя есть муж, или ты вдова, а не девица, которая нагуляла ребёнка неизвестно от кого.

— Упс, — подумала я, — вот это поворот, значит мужа-то нет. Так это даже хорошо, зачем мне какой-то незнакомый мужик.

— И что теперь меня никуда не возьмут? — понимая всю неприглядность картины, переспросила я

— В городе вряд ли, — мягко ответила монашка, — вот если бы ты умела считать, писать, тогда можно было бы поискать работу в небольших имениях за городом.

— Бинго! Вот и мой козырь! — подумала я, а вслух сказала, — так я умею, и читать, и писать, и считать.

Монашка посмотрела на меня с подозрением:

— Пойдём

Помогла мне встать с кровати, надеть толстые тапки на завязках и повела из общей комнаты куда-то по узкому коридору.

Меня ещё знатно пошатывало, но я понимала, что, если продолжу лежать, то так здесь и останусь.

Вошли в небольшую комнату, похожую на келью. В углу и вправду стояла узкая кровать, рядом небольшой стол, на нём были письменные принадлежности.

— Садись, — неожиданно строго сказала монахиня. Положила передо мной желтоватый лист бумаги и сказала: — пиши.

— Что писать?

— Имя своё пиши

Сначала неуверенно, было заметно, что рука Мари не была приучена держать перо, но моя-то была, поэтому несколько медленно, но у меня получилось вывести первые буквы имени, а вот уже фамилию я написала довольно быстро.

Потом матушка Боншон, оказывается у монахини тоже было имя, которое она мне продиктовала, чтобы посмотреть, как я пишу другие слова, задала мне несколько элементарных арифметических задач.

С этим, конечно, я справилась ещё быстрее. Ну, серьёзно, самым сложным было сложение и вычитание цифр до тысячи.

Довольная проведённым тестом, матушка Боншон взглянула на меня и озадаченно проговорила:

— Но почему ты, грамотная пошла работать на эту ужасную фабрику? Ты могла бы устроиться на совсем другие деньги и уже точно не продавать магию.

— Я не помню, матушка, — ответила я, радуясь, что у меня есть официальная причина так сказать.

Монахиня погладила меня по голове:

— Вот и волосы свои ты продала, теперь пока не отрастут не сможешь понять, осталась у тебя магия или сожгли тебе каналы-то. Забрать-то не смогли, а вот вовремя не остановили, ты и выгорела.

Матушка снова с жалостью посмотрела на меня и продолжила:

— Ну волосы — это не страшно! Платок завяжем, сейчас многие так носят, а то объясняй каждому, что с волосами. Дам я тебе письмо рекомендательное в один дом, в дне пути от столицы, там им нужна экономка, которая может и еду сготовить и убраться, денег у них немного, но люди порядочные.

Предложение, конечно, было шикарное, но меня смущал один момент:

— Матушка, а я же не помню ни какие цены, ни где что покупать.

— Не волнуйся Мари, я всё им напишу, там тебя и научат. Только платить, конечно, много не смогут, но всё-таки больше, чем ты на своей фабрике получала, за двенадцать часов тяжёлого труда.

Как бы мне ни хотелось уйти уже сегодня, пришлось остаться ещё до утра следующего дня. Я озвучила свои опасения матушке Боншон, и она, ну, что за чудесная женщина, оставила меня на ночь в свободной келье. Мне даже дали таз и допустили в местную помывочную.

Правда пол там был склизкий, а толстые тапки меня заставили снять, вместо мыла дали горшок с какой-то вонючей жижей, похожей на смесь золы и жира. Но учитывая, что приютившее меня тельце недельку точно не мылось, то и это меня порадовало. Главное, что вода была почти горячая.

Я спросила у матушки Боншон, неужели магией нельзя что-то сделать с чистотой и с подачей воды. Монахиня снова грустно погладила меня по голове, вздохнула и сказала:

— Совсем ты как маленькая стала, ничего не помнишь. Магия такая называется бытовая и она очень дорогая, редко у кого бывает, все такие маги дворяне и они на особом учёте, служат королю за большие деньги, а у кого-то из простых редко бывает, да и то крохи. Это, если в роду кто-то из аристократов нагрешил. Вот у тебя как раз такая бытовая магия-крошка и была, поэтому и вцепились в тебя, и всё пытались вытащить, да видно не судьба.

Матушка вздохнула и продолжила:

— Может и хорошо, что ты оказалась здесь, никто и не вспомнит, что ты не выжила, а то вдруг магия восстановится, и тогда они снова захотят отобрать её у тебя. Контракт-то твой не вернули. Поди докажи, что он не выполнен с их стороны.

Утром, хорошо выспавшись, в келье было значительно теплее и спокойнее, никто не хрипел, ни кашлял, не стонал, и даже сны мне в эту ночь не снились, я оделась в простое серое платье, которое был мне слегка великовато, хотя матушка Боншон утверждала, что это именно моё платье, получив от матушки последние напутствия и рекомендательное письмо, в которое матушка положила и результаты моего тестирования, я вышла из лечебницы.

Снаружи светило солнце, душу грело то, что есть такие люди как матушка Боншон, которая дала мне с собой булочку и ещё вложила мне в руку две монетки, сказав, что за одну меня довезут до Шантильи, где находится дом семьи Моран, который и был конечной точкой моего путешествия, а на вторую я смогу купить себе поесть в дороге, потому что ехать мне примерно четыре часа.

Есть не хотелось, решила, что денёк потерплю, монетку отложила подальше и пошла искать станцию дилижансов, чтобы купить билет.

До отъезда из Парижа мне ещё надо было зайти на фабрику, найти товарок Мари, которым она возможно могла рассказать, где и у кого оставила дочку.

М-да, магическая версия Парижа не впечатлила. Возможно, в богатых кварталах и было чисто, но то, что я видела, проходя по краю центрального округа, выглядела грязно, нище и вонюче. Хотя по расположению монастырь Святого Франциска находился почти в центре, недалеко от Лувра. Навоз на улицах, которые, кстати, были вымощены брусчаткой, был наименьшим из зол. Клошары кучками возились практически около всех храмовых зданий, которых в центре было очень много.

От Сены ощутимо попахивало, был конец весны, видимо переход от холодного времени на тепло спровоцировал гниение того, что накопилось в этой «романтичной» реке.

Фабрика располагалась на другом берегу Сены, там, где не было дворцов и было мало храмов, зато виднелись трубы производств, из некоторых уже валил чёрный дым.

— Что же производили на той фабрике, где работала Мари?

Перейдя на ту сторону, сразу ощутила большую разницу. Нищих здесь почти совсем не было. Оно и понятно, некому было подавать, люди почти все ходили в такой же серой одежде, которая была и у меня, были хмурые и даже продажные женщины, встречавшиеся иногда на перекрёстках, были одеты серо.

Рабочий район, — решила для себя и сделав уверенный вид, пошла искать фабрику.

К удивлению, нашла, причём я бы точно прошла мимо, но вдруг меня окликнула одна из женщин, направлявшихся к зданию фабрики.

— Мари, ты ли это? — я подошла, женщина улыбнулась, у неё не хватало двух верхних зубов.

Я остановилась, женщина явно знала Мари.

— Ты что, Мари, не помнишь меня? Я же Кларисс, — с удивлением в голосе произнесла женщина

— Прости, я не помню никого, магию хотела продать, чуть не умерла

Женщина, которая назвалась Кларисс тут же, смягчилась и покачала головой:

— Всё-таки решилась да? Получилось?

Я отрицательно покачала головой:

— Нет, не вышло, очнулась в лечебнице для нищих, ничего не помню

Кларисс начала поглядывать на толпу женщин, стоявших на входе в здание.

— Послушай Мари, мне пора, — стала говорить она, озираясь, как будто боялась, что кто-то увидит её стоящей рядом со мной.

Но я не могла отпустить её просто так, возможно она знала, где мне искать дочь

— Постой, Кларисс, может я говорила, где оставила свою дочь?

Но Кларисс уже отходила от меня, на ходу качая головой:

— Ты никому не говорила про дочь

Вдруг из-за спины раздался неприятный мужской голос, неприятный, потому что говоривший странно тянул согласные, произнося и сильно в нос

— Так-так, и кто же это у нас здесь? Неужели шлюха Мари Фантен. Я что тебе в прошлый раз плохо объяснил?

Я обернулась и увидела того самого плешивого мужика из моего сна, перед которым Мари падала на колени.

Одет он был не в пример, толпившимся у входа на фабрику, работягам. Добротный чистый камзол чёрного цвета, брюки серые, ботинки из хорошей кожи. Под камзолом была желтовато-белая рубаха и завершал образ шейный платок, тоже серого цвета, как и брюки.

— Чего уставилась? Оглохла что ли?

Поняла, что вот этот плешивый и есть управляющий фабрикой и он вполне может знать, где находится дочь Мари, откуда-то же он узнал о тщательно скрываемом секрете. Но нормально спросить мне помешала злость, ведь из-за этого чмо, Мари пришлось пойти на смертельный ритуал. И вместо того, чтобы поклониться и ответить, я спросила:

— Господин, а откуда вы узнали, что у меня есть дочь?

Управляющий даже замолчал, так его возмутило моё нахальство, но он всё же решил вернуться к своему противному тону:

— Если ты пришла обратно проситься, то это бесполезно, ты же видела договор, на работу берём только бездетных.

Проговорив это, плешивый развернулся и пошёл ко входу на фабрику, где стал прикрикивать на женщин, которые расступались перед ним и вскоре он исчез за дверями.

Как только управляющий вошёл внутрь фабрики, я почувствовала, что кто-то тронул меня за локоть. Это была очень пожилая женщина, и у неё тоже было мало зубов и от неё плохо пахло.

Женщина, я бы даже сказала старуха, откашлялась, смачно сплюнула и хриплым голосом сказала:

— Мари, помнишь ли ты старую Лю?

— Нет, я не помню никого, — сказала я, стараясь не морщиться от запаха немытого тела, исходящего от женщины.

— Я слышала, что ты спрашивала Кларисс и господина Гризмо о дочери, — старуха снова закашлялась, снова сплюнула, меня начало подташнивать, насколько она была противная.

Я промолчала, почему-то мне казалось, что старуха ничего не знает, просто решила поживиться за мой счёт.

Но старуха оказалась очень настойчивой и оправдала моё мнение:

— Мари, если ты дашь монетку старой Лю, то я тебе расскажу, где ты оставила свою малышку.

Конечно, монетку я отдавать не собиралась, но не выслушать противную старуху, означало упустить возможность узнать, где искать дочку. Я предложила ей булочку, которую выдала мне сердобольная матушка Боншон.

То, как старуха вцепилась в булочку заставило меня устыдиться своих плохих мыслей о ней, даже, если она привирала, она действительно была голодная. Пришлось подождать, пока старуха немного насытиться, разминая булочку беззубым ртом.

— Вы скажете мне, что вы знаете? — теряя терпение спросила я, обращая внимание на то, что женщины, спешившие на фабрику, смотрели на старуху с брезгливостью, а некоторые даже ненавистью. Или мне так показалось?

— Куда ты торопишься, — хрипло проговорила старуха, на губах у неё застряли крошки от булочки, было неприятно на неё смотреть, — или ты думаешь, что ты нужна своей дочери вот такая вот полумёртвая, без работы и без денег? Почему бы тебе не подзаработать перед тем, как ты поедешь к дочери?

И тут до меня дошло. Вот же старая сутенёрша! Скорее всего она узнала о дочке от Мари, когда ту вышвырнули на улицу с фабрики. А старуха, похоже, постоянно здесь ошивается, сразу предлагая несчастным девушкам «непыльную» работёнку. Поэтому девушки и женщины, идущие на фабрику, так неприязненно на неё смотрели, потому что в определённый момент каждая может оказаться потенциальной кандидаткой для уговоров этой старухи.

А я её ещё пожалела, булочку ей дала. Бог с ней с булочкой. Но просто обидно, возможно мимо меня прошёл кто-то из работниц фабрики, кто мог что-то знать, а я здесь стою с этой вонючкой, кормлю булочкой, и выслушиваю её грязные предложения.

Преодолевая брезгливость, я наклонилась к старухе так, чтобы она точно услышала и проговорила ей прямо в лицо, надеясь, что раз уже тут есть магия, то мой блеф должен сойти за правду, хотелось ещё схватить её за рубаху и потрясти как следует, но не хотелось пачкать руки:

— Слушай, ты! Либо ты мне сейчас же говоришь, где моя дочь, либо я тебя, старую, вонючую сутенёршу прокляну.

И сразу после этих слов рубашка, надетая на сутенёршу, вдруг начала её душить. Старуха захрипела и свалилась на землю, пытаясь руками оторвать взбесившуюся рубаху от шеи, но рубашка ещё больше вцеплялась в старуху.

Я растерянно оглянулась по сторонам, может у старухи что-то не так с одеждой или у меня галлюцинации от голода?

Я протянула руку и попыталась помочь старухе с рубахой-душительницей, которая уже хрипела, катаясь в пыли. И тут произошло чудо, старухина рубаха взяла и успокоилась.

Старуха-сутенёрша встала на колени, не пытаясь подняться и, не поднимая головы, проскулила:

— Госпожа магичка, не убивайте меня, старая Лю вам всё расскажет.

Я обернулась, чтобы посмотреть, кого старуха называет госпожой, но никого не увидела. Посмотрела на свою руку, ничего необычного на руке не было и, наклонившись, снова протянула руку к старухе, но та, подняв глаза и увидев, что я протягиваю к ней руку, весьма бодро вскочила и отскочила от меня.

Я решила, что она может убежать и схватила её за рукав. Старуха заголосила, пришлось снова припугнуть:

— А ну замолчи сейчас же.

Старуха замолкла, вонять, конечно, не перестала, но по крайней мере не пыталась убежать.

— Говори, — сказала я, понимая, что пока старуха боится магичку, она мне всё расскажет.

— Я знаю только город. Слышала, как ты, простите, вы, собирались туда ехать после того, как получите деньги за магию.

Старуха замолчала. Я ждала.

Неожиданно старуха решила поторговаться:

— Мне бы монетку.

Но что-то в моем лице подсказало старухе, что не стоит усугублять. И она, вздохнув и обдав меня смрадным дыханием изо рта, в котором явно было много гнилых зубов, обречённо сказала:

— Бурж, ты собиралась в Бурж, — снова перешла на ты старуха и, развернувшись заковыляла в сторону от фабрики.

Мне пришлось снова догнать её:

— Где там в Бурже?

— Этого я не знаю, но ты говорила, что там семья, в которой тоже были дети, две девочки, — устало сказала старуха, потом странно на меня посмотрела и тихо добавила, — могла бы и поисковика нанять.

Я стояла и смотрела в спину удаляющейся от меня старой Лю, как она сама себя называла, и понимала, что зря расстраиваюсь, потому как, если старуха сказала правду, а мне казалось, что да, тогда у меня есть направление. Теперь я знаю город, это Бурж, и, если он похож на тот, который в моём мире, то это очень небольшой городок и скорее всего я смогу найти там семью с двумя маленькими девочками плюс дочка Мари. Вернее, теперь моя дочка.

Её странная фраза, что я могла бы нанять поисковика смущала. Насколько я поняла по информации от матушки Боншон, магия в этом мире была, но крайне редко встречалась у простолюдинов, в основном ей владели аристократы и с какого такого перепуга кто-то из аристократов будет мне помогать искать мою дочь.

Я решила пока выкинуть это из головы, как и непонятную ситуацию с неизвестной магичкой, которая помогла мне «разговорить» старуху.

Но старуха была права, сначала надо было устроиться на работу, потому что ребёнку нужен дом.

Понимая, что от старухи больше ничего не добиться, я не стала её догонять. Решила пойти на станцию дилижансов и купить билет, чтобы поехать в Шантильи в дом семьи Моран, где меня ждёт работа. И, надеюсь, что в первый же выходной у меня будет и время, и деньги съездить в Бурж.

Для того, чтобы дойти до станции дилижансов мне пришлось снова пройти через мост в другую часть города. До другой стороны я добралась без особых приключений, правда уже перед самым мостом мне показалось, что за мной идёт какой-то мужчина, который, увидев, что я обратила на него внимание, остановился и, засунув руки в карманы рабочей куртки, резко повернул и пошёл в другую сторону. Я же поспешила перейти через мост.

Вспоминая инструкции от матушки Боншон, снова прошла до центральной площади.

На центральной площади мне снова стало жалко булочку, которую я отдала сутенёрше, потому что там стояли тележки, возле которых суетились женщины, зазывая утренних прохожих и предлагая им какие-то лепёшки, от них так обалденно пахло и жареной рыбкой и мясом и просто какими-то специями, что у меня тут же заурчало в животе, который, казалось и вовсе прилип к спине, и так захотелось есть, что я поспешила поскорее сбежать с «вкусной» площади и направилась к западной части города, где должна была находиться станция дилижансов.

Вскоре я увидела табличку, о которой рассказывала мне матушка Боншон и поняла, что без проблем дошла до станции.

Матушка сильно волновалась, рассказывая, чтобы я держала подальше, особенно если увижу группы мужчин. Матушка говорила, что в это время разные гуляки расходятся из игральных и весёлых домов и могут быть пьяными и разгорячёнными, и даже жандармы предпочитают с ними не связываться, поэтому в утреннее время редко можно встретить жандармов на улицах. Несколько раз я действительно видела шумные компании, состоящие из мужчин и ярко одетых женщин, но следуя совету матушки, старалась их обходить.

Конечно, матушка преувеличила, что я могу быть кому-то интересной. Тощая, в сером платье, с таким же серым платком на голове, вид я имела весьма плачевный, да ещё и ходила, пока, еле переставляя ноги. В целом меня даже устраивало такое положение дел, потому что давало ощущение безопасности. Проходящие мимо прохожие, казалось, не замечали меня. Несколько раз я встречала крикливо одетых женщин, в основном с пышными формами, на них было страшно смотреть, казалось, что парижская грязь въелась в них с макушки до пят, так «фонило» от них безысходностью.

Тогда я ещё не знала, что это во мне просыпается магия, и что её первое проявление случилось в ситуации со старухой, просто казалось, что воспринимаю всё через призму прошлого опыта.

Конечно, мне человеку всю жизнь, прожившему в мире, где магия есть только в книжках, да ещё на канале Рен ТВ, было сложно поверить в то, что я только силой своего желания способна изменять окружающее пространство. Но об этом я узнала позже. А сейчас я шла и пыталась понять хватит ли мне монетки на покупку билета до Шантильи.

Монетки хватило, правда сесть я могла только в хвосте фургона, но мне так даже больше нравилось, потому как в голове фургона может и трясло меньше, но и воздуха там было гораздо меньше, а учитывая, что в фургон набилось около двенадцати человек, то наличие маленького окошка в двери, становилось неоспоримым преимуществом.

Вскоре я уже сидела в дилижансе и ехала в новую жизнь. Что ждало меня там я не знала, но знала точно, что второй шанс я не упущу.