утник шел по извилистой тропе, вьющейся средь зеленой равнины. Посох, котомка, плащ и крепкие горные ботинки — вот были его единственные товарищи в этом долгом путешествии.
Он шел не оглядываясь, хотя за спиной осталась горная гряда, которую он только что пересек. Там тропа была не только узкой, но и опасной — справа отвесная гора, слева пропасть. Но он прошел и не разбился, и вышел в долину — тогда к чему тратить силы на воспоминания?
У ручья он присел оглохнуть и напиться воды.
— Здравствуй, ручей, — сказал он перед тем, как зачерпнуть воды. Путник так долго шел один, что научился находить собеседника во всем — в камне, в дереве, в луговом кузнечике, в пролетающем облачке, в легком ветерке…
— Здравствуй, Путник! — прожурчал ему ручей. — Прими мою Любовь!
— Благодарю, — ответил Путник и наклонился к воде.
В ручье отразилось его лицо — загорелое, продубленное солнцем и ветрами, с выражением спокойной сосредоточенности. Такие лица бывают у людей, которые осознанно и неутомимо стремятся к какой-то важной цели. Путник улыбнулся отражению и стал пить. Вода была холодной и вкусной, и ее было вдоволь.
— Спасибо, ручей! — поблагодарил Путник, утолив жажду. — Света и Любви!
— А ты мудрый, — заискрился улыбкой ручей. — Далеко ли держишь путь?
— Далеко. Домой, — ответил Путник. — Домой…
Он вскинул на плечо котомку, на прощание махнул рукой ручью и отправился дальше. Но вскоре он ощутил, что котомка потяжелела и стала тянуть плечи.
— Это снова ты? — спросил он, уже зная ответ. — Я же тебе сказал, что расстался с тобой навеки.
— Возьми меня с собой, — попросила она. — За много лет мы сжились, сроднились.
— Нет, Обида. Не сроднились. Я — сам по себе, ты — сама по себе. Я больше не буду носить тебя ни за пазухой, ни на горбу. Я не могу вернуться домой с обидой, не хочу. Спрыгивай с котомки.
— Может, передумаешь? — спросила Обида.
— Ни за что. Слишком много мне пришлось выстрадать, чтобы принять это решение. Я всех простил. И себя тоже. Я отпустил тебя, обида, и ты меня отпусти.
Обида с тяжким стоном спрыгнула, отпустила. Идти сразу стало легче.
Долина кончилась, потянулись перелески. И тропка превратилась в проселочную дорогу. Шагать по ней было весело, и Путник даже замурлыкал какую-то мелодию.
Вскоре солнце склонилось к горизонту, сгустились мягкие синие сумерки. Путник свернул с дороги, нашел подходящее дерево, подошел близко и прикоснулся к нему ладонью.
— Света и любви! Примешь меня на ночлег? — обратился он к дереву.
Дерево зашумело листвой и окутало его волной мягкого тепла — словно тоже прикоснулось.
— Благодарю. — Путник погладил дерево по шероховатой коре и стал устраиваться на ночевку. Он расстелил плащ и улегся на него, завернувшись и подоткнув со всех сторон. Ему не впервой было ночевать вот так, под открытым небом — дорога домой была долгой, и не всегда на ней попадалось жилье, готовое приютить одинокого Путника. Зато всегда находился или стог сена, или такое же вот дерево, или большой камень, которые давали Путнику защиту и тепло.
— Хочешь спать? А я не дам!
Он и не услышал, как она подкралась. Но прошли те времена, когда он ее боялся.
— Не угадала, Боль. Тебе больше нет места в моей душе.
— Но раньше же ты носил меня в сердце?
— Раньше — да. А теперь я наполнил сердце Любовью. Любовь и Боль несовместимы, уж кому об этом знать, как не тебе?
— Ты вспомни, вспомни… Сколько зла они тебе причинили? Сколько ран на твоей душе? Наносили удар в спину… Разбивали сердце… Клевали в печень… Били под дых… Плевали в душу… На тебе же живого места нет, Путник!
— Я залечил свои раны Любовью. Любовь исцеляет. И тогда Боль проходит. Так что проходи мимо, Боль. Я буду спать сладко и крепко, ты же знаешь.
Боль испарилась так же тихо, как и подошла. А Путник лег по-удобнее и сразу уснул — он уже давно научился засыпать вот так, едва закрыв глаза. И дерево всю ночь тихонько баюкало его шелестом листвы и делилось с ним энергией земли.
Утром Путник проснулся бодрым и отдохнувшим. Он отыскал родник, умылся и напился, сорвал с куста пару горстей лесных орехов — это был его завтрак. А может, и обед. Но запасаться впрок Путник не стал — он давно научился полагаться на Провидение, и до сих пор оно его ни разу не подводило. Самое трудное было поверить, что Мир в любую секунду готов выполнить его просьбу — если она разумна и необходима для достижения Цели.
И Путник снова зашагал по дороге. Над ним закружились какие-то лесные птицы, что-то оживленно обсуждая на своем странном языке. Но Путник давно научился слушать не ушами — сердцем, а сердце не знает языковых барьеров.
— Спрашиваете, как я нахожу верную дорогу? Так же, как и вы. Вы ведь тоже безошибочно находите дорогу домой. Мой компас — сердце. Оно подскажет.
Птицы в восторге заметались вокруг Путника, выписывая сложные вензеля.
— Вы правы. Нет ничего более радостного, чем возвращение домой. Особенно после того, как наскитался вдоволь, по самое «не хочу».
Птицы вновь защебетали.
— Да, я тоже побывал в разных странах, за морями, за лесами. И теперь точно знаю, что есть только одно место, где твое гнездо. А все остальное — это просто остановки между перелетами. Я понял — и теперь возвращаюсь. А вы летите вперед и предупредите, что я иду. Я вовсе не хочу захватывать их врасплох.
Птицы взмыли в небо и помчались вперед — сообщать радостную весть. А Путник продолжал вышагивать по дороге, посматривая по сторонам. Места казались ему знакомыми, и сердце наполнилось радостным волнением. Путник понял, что конец его путешествия близок.
И вскоре за очередным перелеском он увидел то, к чему так стремился и ради чего он проделал столь долгий путь — Город Детства. Путник остановился, опираясь на свой верный посох.
— Здравствуй, Город! Я шлю тебе свою Любовь, — медленно сказал Путник. — Когда-то я ушел от тебя искать лучшей жизни. Мне довелось пожить разной жизнью — иногда лучше, иногда хуже, но никогда так, как в Городе Детства. И вот я возвращаюсь. Примешь ли ты меня?
Путник еще постоял, ловя ощущения. Город молчал — может, было еще далеко, а может — раздумывал, хочет ли он принять своего блудного сына. Но Путник не для того проделал свой долгий путь, чтобы в последний момент предаться опасным сомнениям. Он подтянул котомку и двинулся к Городу.
Еще издалека он увидел, что на дороге растерянно суетится какая-то нелепая фигурка. Подойдя ближе, он увидел, что это девчонка — длинная, тощая как карандаш, нескладная, некрасивая, да к тому же отчаянно конопатая. На обочине валялся мешок, а вся дорога была усеяна рассыпавшимися яблоками.
— Помощь нужна? — спросил Путник. Он уже знал, что в мире существует и исправно действует Закон Отражений — все твои деяния возвращаются к тебе рано или поздно. И помощь — тоже.
— У меня порвался мешок! — ликующе сообщила девчонка и захохотала. — Вот умора! Все яблоки раскатились!
— Это так смешно? — тоже улыбнулся Путник.
— А мне все смешно! — сказала девчонка. — Выбор-то небогатый: или смеяться, или плакать. Мне смеяться больше нравится.
— Молодец! — одобрил Путник. — И я того же мнения… Сейчас поможем твоему горю.
Он раскрыл котомку, порылся в ней и достал большую иглу и суровые нитки. Не раз они спасали положение в дороге, латая его одежду, и теперь вот сгодились. Путник взял в руки мешок, оценил размеры повреждения и стал стягивать края дыры суровой ниткой. Он работал умело и сноровисто — в чужих краях ему пришлось научиться многому, в том числе и надеяться только на себя. Это дома и стены помогают, а на чужбине ты поневоле вынужден стать самодостаточным. Никто тебя там не ждал, сам явился, и обижаться не на кого.
Пока Путник чинил мешок, девчонка танцевала среди яблок, сама напевая себе песенку. Путник не знал этой песенки — видать, ее сложили за время его отсутствия. Долго же его не было в Городе Детства… Он посматривал на девчонку и радовался: от нее веяло свежестью юности, и непривязанностью, и беспечностью, и почему-то весной.
— Готово, — сказал Путник, закончив работу и оторвав нитку. — Складывай яблоки, я подержу мешок.
— Спасибо, вы меня очень выручили, если бы не вы, я бы так и торчала тут со своими яблоками, очень хорошо, что я вас встретила, а я всегда встречаю нужных людей в нужное время, это счастье у меня такое, я вообще удачливая, это у меня с детства, я вам очень благодарна… — без умолку трещала девчонка, сноровисто собирая яблоки и закидывая их в мешок.
За счет стянутой дыры мешок стал чуть меньше, и часть яблок в него не вошла. Девчонка собрала их в подол.
— Открывайте вашу котомку, я вам яблок положу! — предложила девчонка.
Путник привык путешествовать налегке, но теперь он почти дошел до цели, и можно было слегка изменить своим правилам. Он развязал котомку и подставил ее девчонке. Она отпустила подол, и в котомку с грохотом посыпались яблоки, краснобокие, крупные, распространяющие вокруг себя аромат лета. Девчонка восхищенно засмеялась.
— Это был яблочный водопад! — придумала она. — Пусть это будут Яблоки Радости!
— Ты всегда такая выдумщица? — просил Путник.
— Всегда! — гордо сказала девчонка. — Я выдумываю всякие приятные штуки, и они становятся моей жизнью. И ты тоже можешь. Попробуй!
— Обязательно попробую, — пообещал Путник. — Спасибо тебе за радость!
— Надо говорить не «спасибо», а «благодарю», — посоветовала девчонка. — Дарить благо — это лучше, чем просить «спаси, бог». Да же?
— Ну же, — согласился Путник. — Благодарю, красавица!
Теперь она и правда казалась ему красавицей — высокая, тоненькая, как былинка, порывистая, и конопушки ее были веселыми, словно брызги солнца.
Он продолжил свой путь, улыбаясь, думая о смешной солнечной девчонке и ее умении придумывать себе жизнь. Пожалуй, это то, что стоило положить в копилку мудрости, которую Путник старательно собирал в пути.
Он уже подходил к городу, когда нагнал старика. Старик стоял и с огорчением рассматривал свою клюку, сломанную пополам.
— Помощь нужна? — привычно обратился к нему Путник.
— Пожалуй, да, — поднял на него выцветшие глаза старик. — Приветствую тебя, и с возвращением домой!
— Откуда вы знаете?
— В моем возрасте осталось уже мало тайн, — объяснил старик. — Возможно, поэтому люди и умирают — ведь когда больше нечего познавать, мир становится блеклым.
— Это правда, — признал Путник. — По дороге я видел много людей, и среди них были такие, что начали умирать, будучи совсем молодыми. Как будто жизнь для них потеряла свою привлекательность.
Но вы не производите такого впечатления, несмотря на ваш почтенный возраст.
— Мне все еще интересно жить, — улыбнулся старик. — Вот, сломалась клюка. Это незадача. Такого со мной еще не было. Надо придумать, как теперь добраться до дома. Это задача. Пока есть новые задачи — мне интересно.
— Можно, я побуду неизвестным в вашей задаче? — предложил Путник. — И предложу вам свой посох. Он служил мне верой и правдой, не раз спасал меня в пути, и вам поможет добраться до дома.
— Благодарю, добрый человек, — ответил старик и принял посох. — За эту великую милость я отвечу на любой твой вопрос. Это все, чем я могу отблагодарить тебя. Спрашивай!
Путник раздумывал недолго.
— Я очень долго отсутствовал, — начал он. — Я знаю, что многие были на меня в обиде — как и я на них. Сейчас, когда я вернусь… Смогут ли они простить меня? Будут ли они мне рады?
— Не задавайся вопросом, что будут чувствовать они. Думай о том, что будешь делать ты. Есть ли прощение в тебе? И есть ли в тебе радость? Подари им то, что хочешь получить, и тогда оно у них будет. Даже если до сих пор не было. Ты понял меня, сынок?
— Я понял, — ответил Путник. — Пожалуй, я и сам знал ответ на этот вопрос. Весь мир — это отражение меня самого.
— Ты недаром проделал свой путь, — одобрительно сказал старик. — Ты возвращаешься к себе. И там, в той точке, куда ты придешь, ты получишь желаемое.
— Желаемое? Признаться, я и сам еще не могу точно сказать, что хочу обрести. Просто возвращаюсь — и все.
— Ну, это я могу сказать тебе точно. Ты обретешь покой. К этому и стремится всю жизнь каждое человеческое существо, а доходят — единицы. Ты, пожалуй, у цели.
— Тогда мне надо идти. Пойдем вместе?
— Нет, сынок. Молодость не должна ждать стариков. Иначе мир остановится, замрет и начнет разрушаться. Продолжай свой путь, а я буду идти тихонько, опираясь на твой посох, и стану молиться за тебя.
— Света и Любви!
— Света и Любви…
Вскоре Путник вошел в город. Город Детства изменился. Он был совсем другой, и только отдельные фрагменты оживляли какие-то смутные воспоминания. И люди были другие. Они спешили по своим делам, не обращая внимания на Путника. Он предполагал, что может случиться так, и все равно его мягко обняла за плечи печаль. Слишком долго он отсутствовал, Город забыл его.
— Я вернулся, Город, — шептал он на ходу. — Ты нужен мне больше, чем я тебе. Мы будем заново узнавать друг друга, и ты обязательно вспомнишь меня. Просто нам обоим нужно время…
Путник свернул на знакомую улочку — туда, где когда-то был его дом. И сразу увидел знакомые лица. Здесь жили его соседи и родные, и вот кто-то уже узнал его, а кто-то помахал ему из-за забора. Новость понеслась по улице, впереди захлопали двери, заколыхались занавески на окнах.
Он подошел к своему дому и замер у калитки. Дом вовсе не ждал его, как он себе не раз представлял в своих мечтаниях. Все было переделано, покрашено в незнакомый цвет, во дворе росли чужие цветы и стояла резная беседка, на крылечке играли дети… Он понял: дом не дождался его, в нем жили другие люди.
Он не сразу заметил, как вокруг него стали собираться местные жители. Среди них были и знакомые, и совсем незнаковые лица. Они подходили, останавливались поодаль и смотрели на него по-разному — кто улыбаясь, кто настороженно, кто напряженно, словно силясь что-то вспомнить. Были и откровенно враждебные взгляды. Что ж, они имели на это право. Он поглубже вздохнул, распрямил плечи и обратился к людям:
— Я мечтал об этом дне. О дне, когда я вернусь. Мне пришлось проделать долгий путь, и вот я здесь. Здравствуйте, люди!
Ему никто не спешил отвечать. Затем мужчина, который, по всему, был здесь сейчас за главного, выступил вперед.
— Ты не помнишь меня, наверное. Я вырос, пока ты скитался по свету. Но сейчас я говорю от имени этих людей. Мы живем здесь вместе, а ты теперь чужак. Твой дом занят, и мало кто скучал о тебе. У нас своя жизнь. Что ты хочешь?
— Немного. Всего лишь обрести покой, — ответил Путник.
— Все мы об этом мечтаем. Но сейчас ты нарушаешь покой многих из нас, — возразил мужчина.
— Не беспокойтесь. Я уже не тот, что был. Я многое понял. Я был бунтарем, а теперь больше всего ценю равновесие. Я не претендую ни на что свое — здесь больше нет моего, потому что и я — другой. Может быть, только воспоминания…
— Где ты собираешься жить? — настойчиво спросил мужчина.
— Я построю себе дом — там, где есть место. Или куплю свободный. Если не получится — сниму угол, на первое время, пока не устроюсь основательно.
— Не держишь ли ты камня за пазухой? — выкрикнула из толпы немолодая женщина. Путник вспомнил ее, когда-то они с ней были в очень непростых отношениях.
— Не держу, — улыбнулся Путник, снимая с плеча котомку и распахивая плащ. — Я открыт перед вами, люди! Почувствуйте меня! Во мне нет ни обид, ни претензий, ни желания кому-то что-то доказать. Я уже все себе доказал. Только Свет и Любовь — то, чем я по дороге наполнял свою душу. И это все, чем я могу поделиться с вами.
— А подалки ты не плинес, фто ли? — спросил его какой-то мелкий голопузый пацан с замурзанной мордахой.
Действительно… как же он не подумал о подарках? Но тут же вспомнил смеющееся лицо в конопушках («придумай себе жизнь!») и обрадовался:
— Ну как же не принес? Целую котомку!
Он развязал котомку и раскрыл ее пошире.
— Это Яблоки Радости! Тут много, хватит всем! Угощайтесь, берите, пробуйте! И пусть радость войдет в ваш дом!
И вслед за пацаном, который первым вгрызся в сочную мякоть, люди стали один за другим подходить и брать яблоки.
— Приветствуем…
— В добрый час!
— Благодарствуйте…
— И впрямь, чудные яблочки…
— С возвращением…
— С прибытием, стало быть, домой!
Лица расцветали улыбками. Кто-то уже пожимал ему руку, кто-то хлопал по плечу. А он смотрел поверх голов, в небо, и впервые за весь свой долгий путь плакал.
Он был дома. Он завершил круг. Он вернулся к себе и наконец-то обрел покой.
И вновь мы с Эль сидим, отдыхаем и обсуждаем разные аспекты Счастья.
— Если Счастье дается нам при рождении, как детское приданое, то как и куда оно девается потом? — рассуждала я. — Ведь дети абсолютно счастливы!
— Ну, не совсем так, — поправила меня Эль. — Когда ребенок голоден, или ему холодно, или одиноко, он искренне несчастен. Вспомни, как он горько плачет, призывая маму, которая накормит, напоит, согреет и приласкает.
— Эльфи, но тогда получается, что несчастье — это обычное состояние человека? — поразилась я.
— А вот и нет! — возразила Эльфика. — Счастье — это обычное состояние. А несчастье — временное. Нужно что-то поправить, и опять будет Счастье.
— А если нельзя поправить? Если не получается?
— Разве так бывает? — удивилась Эль. — Если есть твердое намерение и направленное действие, то результаты будут обязательно!
— А если от человека ничего не зависит? Если судьба такая? — не унималась я. — Как говорится, отягощенная карма?
— Карма??? Ну, знаешь ли! — возмущенно всплеснула руками Эльфи. — А с кармой-то кто должен разбираться, Пушкин, что ли? И вообще, запомни раз и навсегда: не Карма над человеком хозяйка, а человек над Кармой!