ГЛАВА 14

Поздним вечером, оставив позади Лялин переулок, по Покровке она выбралась к заснеженным Чистым прудам, потом, обогнув первый и единственный из них, углубилась в кварталы, уже изуродованные точечной застройкой. Настя любила этот до недавнего времени нетронутый уголок старой Москвы и теперь, каждый раз обнаруживая новый зелёный саван то на одном, то на другом запланированном под умерщвление здании, тяжело переживала их казнь, больше самих москвичей.

В другое бы время она с удовольствием побродила по тонким улочкам и уютным дворикам, но желание покончить со всей этой историей, случившейся на её беду и полнившей тревогой грудь вот уже четвёртый день подряд, вело к виновнице этих терзаний — в Кривоколенный.

Насколько был велик соблазн оставить всё, как есть, и дать событиям развиваться самим собой, едва ли поймёт и осознает тот, кто не держал в руках полезной мелочи, сулящей счастье за разменную монету.

Иная бы, прознав о изложенных здесь событиях, покрутила бы пальцем у виска и сочла Настю в лучшем случае неблагодарной к подаркам Судьбы. Но, прав наш народ, свою голову другому не пришьёшь, а другой — и подавно.

Особнячок, у которого Настя оказалась, тоже успели задрапировать вездесущей зелёной фасадной сеткой, стёкла на первом этаже были выбиты, но в окнах второго еще мерцал свет, особенно заметный в сгустившихся сумерках.

При виде здания, в котором и должна была, по мнению Насти, располагаться фирма, у неё зародилось подозрение, что либо перепутала адрес, либо стала жертвой грубого розыгрыша. Но жестянка с номером дома и строения, проглядывающая из-за сетки, развеяла хотя бы первое сомнение.

— До конца, так до конца. Уговор есть уговор…

Перекошенная, коричневатая, в облупившейся и местами осыпавшейся краске дверь, когда она проникла под сетку, поддалась со скрипом. Кривая, как и сам переулок, старая лестница повела наверх. Взбиралась осторожно, ступенька за ступенькой, впиваясь пальцами в деревянные перила, эту лестницу огибающие. Конечно, можно было что-то разобрать и так, но и вероятность навернуться возрастала с каждым мгновением. Тогда полезла за айфоном, чтобы выставить режим подсветки и преодолеть оставшиеся метры. Но гаджет слабо пискнул и на последнем издыхании показал, что заряда осталось лишь на сигнал SOS.

Ещё бы! За два последних дня, и две последние ночи, особенно с воскресенья на понедельник, у неё не нашлось и минуты, чтобы подпитать этого второго лучшего друга всех девушек! И она вернула айфон на прежнее место.

— Сюда, — позвал кто-то, вычерчивая в темноте много выше того места, где она застыла при этих словах, огненный знак чуть ли не церковным трикирием.

«Бабушка, — вдруг припомнила Настя, — Царствие ей небесное, очень дорожила доставшимся в наследство от уже её прабабушки серебряным подсвечником. Как раз похожим, с тремя чашами…»

В девяностые, когда по замыслу новоявленных вельмож разом обесценились все, ещё советские, вклады, а нищенской инженерной зарплаты отца и матери едва хватало на то, чтобы как-то прокормиться и не ходить в лохмотьях, родители за бесценок продали реликвию спекулянтам, похоронив на вырученные деньги ту, которая берегла её всю земную жизнь.

Настя продолжила восхождение на огонь, но уже боком, переступая осторожно, подумывая о ветхости жилища и охватывая обеими ладонями вековые перила, словно бы ветку огромного дерева. Кто-то бесшумный и пушистый коснулся её длинных, поневоле распущенных волос. Но она сочла это дуновением ветерка, на котором свечные огоньки приплясывали, как живые, тускнели, но возгорались вновь, и манили на свет ввысь…

Так она и добралась до самой верхней лестничной площадки, хотя поручилась бы ещё недавно, что особняк двухэтажный.

Огнекудрая хозяйка встречала гостью, держа в руке бабушкин подсвечник, точь-в-точь, хотя за давностью лет Настя могла и ошибиться, детская память избирательна, а сама тогда была маленькой и глупенькой.

— Здравствуйте! — вымолвила Настя, пытаясь рассмотреть высокую хозяйку в длинных вислых сотканных вручную, как она поняла, одеждах получше, но танцующее в свечах пламя мешало этому.

— Ну, здравствуй! Пойдём. Я проведу… — пригласила та и шагнула в боковой коридор, освещая путь далее.

— А чего это у вас электричества нет? — удивилась гостья. — Или тут не склад?

— Со дня на день переезжаю, а здесь всё снова будут ломать. Вот и обесточили, — пояснила хозяйка. — Склад? Не, штучный товар фирма хранит в более надёжном месте. Мало ли!

— А как же вы тогда?

— Не привыкать, живой огонь всегда надёжнее… этого, как ты сказала? Электричества, — отозвалась проводница.

Комнату, в которую они проследовали, освещали десятки, да нет, пожалуй, сотни и тысячи свечей! Одни роняли расплавленный воск на канделябры и отполированный до блеска старинный паркет. Другие просто висели в пустоте, или крепились на невидимых нитях, создавая иллюзию, как в аттракционе Кио. Ни стен, ни окон в той комнате опять же из-за столь хитрого освещения разглядеть Настя не сумела, зато пред ней высилось три кресла, а если правильнее, учитывая позолоту и резьбу, то были не иначе троны.

Хозяйка торжественно опустилась на средний из престолов и взмахнула рукой.

— В ногах правды нет.

По её ли мановению, или сама собой, Настя тоже куда-то села, и ощутила справа и слева поручни или подлокотники.

«Вот это я удачно!» — пронеслось у неё в голове.

— Даже не знаю, как начать, — смутилась Настя и, положив неизменную сумочку на колени, извлекла оттуда сперва визитку, потом и коробочку с помадой. — Но вы и сами, наверное, понимаете. Я по делу.

Только тут она и заметила, что веретено на визитке не стоит на месте, а вертится, как и нить, спадающая с него, словно бы при gif-анимации, подрагивает.

— Ах, да! Полезные мелочи… жизни! И что? Неужели и самого маленького, пусть мимолётного счастья за все последние дни ты так и не обрела? Разве наша сделка была столь бесполезна?

— Вопрос не из лёгких. Я, наверное, не так поняла инструкцию, не вникла в описание… К тому же это, как мне кажется, опытный образец…

Хозяйка улыбнулась и кивнула:

— Или ты просто не сразу прочитала?

— Да, не сразу, — призналась Настя и протянула вперёд, положив на ладонь, фиолетово-сиреневую коробочку. — Но если это возможно, я хотела бы вернуть товар.

— Он не принёс тебе ни радости, ни удовольствия? Разве ты не влюбила в себя, как и обещалось, одноклассников? — продолжала выпытывать та, оглядывая гостью с долей некоего удивления.

— Наверное, принёс. И влюбила. Но только мучаюсь из-за этого сильнее и сильнее, и всякую свободную минуту сомнения в справедливости такой добычи счастья меня гнетут и не дают покоя. В любви, а её бы я сочла счастьем высшим, искренни оба. Либо она, любовь эта, должна быть бескорыстной тайной одного, и неведома другому. Счастье не купишь за грош, ни за какие сумасшедшие деньги, хотя и была на то нелепая надежда.

— Неужто те, кого ты целовала, не отвечали тебе взаимностью? — спросила ещё раз огнекудрая женщина.

— Все отвечали в меру своего понимания любви. Но первого я, как это в старину говаривали, приворожила. Сдуру. От безысходности и ностальгии. Второго — по чистой случайности. А третий — вдруг осознав происходящее, сам поцеловал меня из благородства. И чтобы не чувствовать собственной подлости, мне необходимо вернуть долг и поступить с ним столь же благородно. Пусть у него будет своя судьба! А у меня теперь — своя, другая. Я не знаю, как вы это делаете, но дайте либо противоядие, чтобы он избавился от последствий, либо я просто сойду с ума, переживая о том, как лишила его свободы выбора.

— Так если он ведал, но сам принял поцелуй, разве это не его выбор и не его решение?

— Но я-то целовала, лишь бы отвязался, — возразила девушка.

— А третьего уж не Олегом ли кличут? — хозяйка посмотрела на Настю даже с некоторым интересом.

— Олегом. А вы почему так решили?

— И лобзались, чай, уже потом взахлёб?

— До упоения!.. — припомнила Настя, помолчала, вздохнула, и добавила. — Но почему-то на сердце камень, не по-настоящему всё это, понарошку.

— Хорошо! Мы расторгнем нашу сделку! И пусть каждый выбирает по себе, — вымолвила женщина и поманила гостью.

Та встала и подошла, потупив глаза, словно нашкодившая школьница к матери, а потом протянула хозяйке «полезную мелочь».

Женщина сняла с причудливого в древних узорах пояса кожаный кошель и опустила в него длинные точёные персты. В тот самый миг, когда Настя положила ей на другую ладонь футляр с помадой и свёрнутой вчетверо инструкцией, хозяйка ссыпала гостье в сумочку пригоршню монет.

— И всё! Теперь будет как по-старому? — поднимая ясные очи на хозяйку, спросила Настя.

— У тебя своя судьба, — ответила высокая, покидая золочёный престол. — С неё и спрашивай.

— А те, которых я сама… или не сама, ну, тоже, того…

— И у них — своя.

— Благодарю! И прощайте, — вымолвила девушка в крайнем недоумении.

— До свидания, — то ли поправила, то ли и впрямь распрощалась хозяйка и кивнула ей.

— А можно еще спросить? — осмелела Настя и, не дожидаясь позволения, продолжила. — Всё-таки, откуда вы знаете об Олеге?

— Обещала отцу за ним присматривать. Какая ни есть, а всё же родня.

— Ой! — опешила она от этой новости. — Так кем Волоцкий всё же работает, я никак не пойму?

— Теперь, надеюсь, просто волшебником… — пояснила хозяйка, поправляя обеими руками роскошные огненные волосы, точно прихорашиваясь перед встречей. А затем продолжила с таким видом, точно гостья была в курсе всего. — Хотя, если честно, я не одобряла этой Олежкиной затеи, раздать его ещё школьные поделки ни за грош. И ведь ни одна эта штуковина, ну за редким исключением, так и не принесла ни единому смертному настоящей пользы. Из самых безопасных вещиц, пожалуй, туфельки-скороходы, поскольку, кроме незначительных дорожных происшествий, от них никакого вреда. А последние разработки, так сказать, очки и ещё кое-что, он сам решил на мелочь не разменивать… — рассуждала хозяйка вслух, теряя на глазах Насти облик и даже очертания. — Но всё на этом!

Только сказала, как все свечи разом потухли. И воцарилась кромешная тьма.

— Э-эй! А спуститься-то как? — воскликнула Настя, даже не пытаясь переварить услышанное.

В тот же миг, точно по заказу, столь же внезапно вспыхнуло электричество. Она стояла посреди пустой комнаты с обшарпанными стенами, высокими потолками, лепниной по углам и торцам. Люстра слегка покачивалась, февральский морозец украдкой просачивался в разбитое оконное стекло. Из помещения вон вёл единственный длинный коридор с «лампочками Ильича» по потолку, скрипучими половицами под ногами и плакатами по стенам на тему ударных строек очередной пятилетки…

И по усыпанной пылью и кусками битого кирпича лестнице вниз был всего один пролёт.

— Прямо дом с привидениями, — выдохнула она, оказавшись на улице.

Напротив выхода припарковался хорошо знакомый ей внедорожник. И ещё более — с детских лет — знакомый голос сообщил:

— Хотя я не значился в твоих планах, решил подскочить.

Олег в неизменной кожанке вылез из машины и, уже привычным образом обогнув её, призвал некоего Сезама.

— Ты свободен, Волоцкий, — горько усмехнулась она. — И ты мне ничего не должен. Я аннулировала сделку.

— А вдруг бы кто-то третьим из совершенно идеальных подвернулся? — спросил тот, всем своим видом показывая, что карета подана.

— Ты был третьим. И на этом, как говорится, всё! — вымолвила Настя.

— Я хочу быть единственным и последним. Извини, но у меня иммунитет, выражаясь современным языком. Вещи, созданные правильным магом, нельзя обратить против него самого.

— Что это значит? — вспыхнула она, глядя на улыбающуюся очкастую физиономию Олега.

— Ты явила истинное благородство и отказалась от собственного счастья, чтобы я был свободен в своём выборе, хотя и не нуждался в таком самопожертвовании, соверши его иная.

Да! Я — волшебник, пока самую малость. Любой выбор в настоящем диктует мне цепь последующих неизбежных решений — в грядущем. Но едва ли, получив из рук любимой женщины эту свободу ценою заблуждения, я буду настолько глуп, чтобы ею воспользоваться. И прослыву я последним подлецом, если не приму твоей жертвы и не скажу, что…

Пока Волоцкий говорил, Настя медленно приблизилась к нему, и, оказавшись напротив, прижала к его губам тонкие озябшие пальцы, помешав ненужным словам вырваться наружу. Он завладел этой ладонью и, поцеловав, стал согревать точёные персты Насти жарким дыханием.

Та уронила изрядно потяжелевшую сумочку в снег, не приметив, впрочем, как оттуда выпал и покатился, описывая круги, старинный золотой. Другой рукой Настя сняла с Волоцкого очки, бросила их следом, наугад вдавила каблуком в мёрзлую землю.

— Извини, чисто женское. Не хочу, — прошептала она, — чтобы ты всё время видел меня насквозь

— Договорились, тем более что устаревшая модель, — улыбнулся Олег и, завладев уже обеими её ладонями, спросил. — Надеюсь, ты знаешь, что каждому уважающему себя Волшебнику полагается Хозяйка?

— Это предложение? — Настя уставилась на него во все глаза.

Олег прикрыл веки и кивнул. И тогда она добавила:

— А поехали домой!

15.01.2018

Загрузка...